Текст книги "Люблю трагический финал"

Автор книги: Ирина Арбенина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

А мать очень быстро спилась. Судьба избавила ее от постепенного позорного угасания опустившейся алкоголички. Она застудилась насмерть, заснув на ледяном порожке своего собственного крыльца.

Маленький Олег спал в это время в доме и ничего не слышал.

Когда мать умерла, восьмилетнего Олега Дубовикова поместили в детдом. Его отца органы опеки разыскать так и не сумели. Говорили, что отец Олега завербовался куда-то на Север… Да так там, на бескрайних заснеженных просторах, и пропал. Исчез!

И все это: развод, смерть, алкоголизм, сиротство – весь этот жизненный крах – из-за того, что одним проклятым ясным солнечным майским днем чья-то смуглая женская рука увела маленькую девочку от дома с зеленой верандой и сиренью.

Похищение людей Олег Дубовиков считал грехом, за который не могло быть прощения. А в Аню Светлову капитан попросту влюбился… И не потому, прельстился ее обликом, который и у более тонких ценителей женской красоты не вызвал бы никаких нареканий. А именно потому, что Ане Светловой было «не все равно».

Светлова, не сдаваясь, искала. И даже не родню, не подругу, так – знакомую. Даже, как выяснилось, не очень ей симпатичную. Искала просто человека. Искала потому, что так нельзя – чтобы человек пропал, и все.

Капитан Дубовиков влюбился потому, что Светлова «ввязалась во все это». Хотя «все это» ее не касалось. Влюбился потому, что он – странный юродивый, непонятный для большинства людей со своим странным фондом – подумал, что встретил «родную душу».

Капитан переживал, когда заметил, что Анне вдруг тоже стало «все равно».

И был совершенно потрясен, когда обнаружил, что Аня подозревает его самого.

Когда потрясение улеглось, он при более холодном рассуждении подумал: а что?!

Преступник не найден. Какие у него, капитана, доказательства, что он «не верблюд»? Ведь он возник на горизонте у Светловой довольно странным образом. А его фонд не только у Ани Светловой вызывал, кстати сказать, чувство здорового недоумения. Мол, «сами потеряли, сами нашли, так, что ли?! Знаем мы эти фонды…»

Да, сначала капитан подумал об Ане и ее подозрениях: вот дурочка! С ума сошла… Я ей сейчас все объясню!

Но это довольно простое на первый взгляд дело – объяснить Ане Светловой, что он, капитан, не преступник, – при ближайшем рассмотрении оказалось не таким уж и простым.

А почему, собственно, нет, не преступник? Например, чего стоит одна только история с его сестрой! Светлову, конечно, не могла не насторожить его неприязнь к цыганкам… Так сказать, ищи корни преступления в детском потрясении и темноте подсознательного.

Как она вытаращилась, когда узнала, что он живет за городом… Как будто там, за чертой Москвы, в области, не обитают вместе с ним еще миллиона два…

Но он, он-то живет совсем недалеко от того места, где убили цыганку. Та же железнодорожная ветка, всего одна-две станции разница… Расстояние, которое при желании легко можно пройти пешком. Сам он об этом совпадении поначалу даже не подумал.

И если преступник не он, тогда кто?

Все эти невеселые размышления капитана совпали с неожиданной смертью Коли Афонина.

А Коля Афонин погиб странной смертью. Его нашли недалеко от его собственного дома, распростертым на земле, лицом вниз. В основании шеи была рана от узкого лезвия.

Так, ничком, мог бы лежать внезапно с быстрого шага споткнувшийся человек… Загадка была в том, что там, где Афонина нашли, споткнуться было не обо что.

Это был довольно узкий проход через стройку, которым пользовались жители нового микрорайона, чтобы выйти из своего двора через неоконченную стройку соседнего дома к благам цивилизации: магазину, поликлинике, автобусной остановке…

Беременная, безостановочно плачущая жена (собственно, уже вдова) Коли Афонина только и смогла объяснить, что ушла, как обычно, в консультацию – это тут рядом! – а когда вернулась, Коли не было… Все не было и не было, хотя он хотел ее встретить. Потом соседка сказала, что будто люди говорят, что на стройке убили мужчину. Она побежала – а это Коля…

– Он куда-нибудь собирался, когда ты уходила к врачу? – допытывался у женщины Дубовиков.

– Нет.

– Ты же сказала: он хотел тебя встретить?

– Да, да! – закивала женщина, часто прикладывая скомканный мокрый платок к распухшему от слез лицу. – Он никуда не собирался, он только хотел меня встретить.

– Он что, часто тебя встречал?

– Всегда… всегда, когда был дома… Говорил, мне сидеть там ждать тебя неудобно… Я подойду к семи. В это время заканчивается прием у нашего врача. Я специально к концу приема всегда ходила…

– И часто ты туда ходила?

– Два раза в неделю. В понедельник и пятницу.

– Понятно… – Дубовиков вздохнул.

Капитан уже знал, что милиция, как только узнала, каким образом Коля зарабатывал деньги на жизнь – охранник в борделе! – развела руками… Ничего, мол, не поделаешь – категория риска! Вряд ли мы что-нибудь сможем выяснить.

Что делать… Полиция всего мира разводит в таких случаях руками: «Проститутка? А что вы хотели?! Чтобы она прожила долго и спокойно? Тогда ей надо было работать в школьной канцелярии!»

Коля Афонин тоже попал в категорию людей, чьей гибели не особенно удивляются, а в обстоятельства смерти стараются не слишком вникать. Категория риска. Пока будешь заниматься одной смертью, на очереди уже две следующих, подобных…

В этом стремлении «не слишком вникать» – желание правоохранительных органов вполне совпадало с желанием Колиных работодателей. В фирме «Алина» совсем не хотели, чтобы милиция интересовалась подробностями Колиной профессиональной деятельности. Что было бы неизбежно, начни милиционеры по-настоящему раскручивать дело.

Хотя зацепиться было за что…

Уже одна только периодичность Колиных походов за женой в консультацию наводила на мысли… Причем возвращались они всегда аккуратненько, в обход стройки, длинной дорогой, по тротуарчику. Все-таки жена-то беременная.

А вот когда Афоня шел один, он дорогу всегда срезал – торопился через стройку. И тот, кто его убил, это знал. Значит, следил, и долго.

Там вообще, на этой стройке, всегда было малолюдно и для опасливого человека – некомфортно… Так что ходили этой дорогой, особенно если ближе к вечеру, только бесстрашные торопыги и уверенные в себе «качки», вроде Афони.

Словом… кому-то, пока неизвестному, достаточно было внимательно понаблюдать, разузнать Колины привычки, его обычные маршруты…

Ибо справиться с таким тренированным здоровяком, как Афоня, в рукопашной мало кому удалось бы. А вот когда он, дербалызнувшись со всего маху, лежит беспомощно на земле… А кто-то уже стоит наготове неподалеку с ножом в руке.

Именно неподалеку – в узком проходе между стопами бетонных плит, там, где нашли убитого Афоню, – Дубовиков, внимательно порыскав, и нашел обрывок лески.

Ловушка.

Теперь реконструировать ситуацию было не так уж сложно.

Сумерки, около семи вечера. Привычный путь – человек торопится, идет быстро, задумавшись, что называется, на автопилоте, не глядя по сторонам.

Торопится, очень торопится… Размашистый шаг и невидимая в сумерках натянутая поперек дороги нить.

Афоня летит со всего маху – лицом вниз… А кто-то, притаившийся сбоку, сзади, за бетонными плитами, прыгает, наваливается на упавшего – и наносит молниеносный удар!

Один-единственный! Точный и смертельный. Не то чтобы там в ярости колол и многократно – в гневе! – резал… Один удар в основание шеи…

Заколол Колю, как бычка породистого… Кровь фонтаном, видно, вверх брызнула… Даже на бетонных плитах рядом остались потеки.

Как убегал-то злодей?! Ведь сам был, верно, весь в крови. А совсем рядом, только выйди со стройки, уже многолюдно, фонари… Не переодевался же он здесь потом, после нападения?!

Может, что-то приготовил, какую-то одежду? И надел потом сверху? Классический, известный еще со времен Джека-Потрошителя вариант… Как раз для тех, кто работает «на воздухе, с людьми» и с большой кровью: режет, кромсает…

Например, у злодея было наготове пальто. Или длинный плащ. Сначала он его снял. Потом, когда сделал свое дело, вытер лицо, руки, надел плащ поверх окровавленной одежды… У крови, правда, специфический запах. Ну да в нашем метрополитене чем только не пахнет. Люди-то ездят разные. А если на машине, то и вовсе: дошел в этом своем плаще до машины… Ну, ГАИ случайно остановит – они же под плащ не заглядывают.

Одним ударом такого парня!

Дубовиков грустно усмехнулся…

И вот ведь! При столь богатом выборе современного оружия, доступного практически любому желающему – некоторые особо продвинутые товарищи уже и ЦРУ опережают в применении новейших разработок, – какой-то допотопный нож! Как из музея или театральной постановки. Практически кинжал… Чудик какой-то. Не иначе.

Люди называют одно и то же – одним и тем же…

Вечером того же дня, после осмотра места происшествия, листая афонинскую записную книжку с цифрами и пометками (очевидно, Коля отмечал какие-то важные, касающиеся клиентов «Алины» детали) – книжку передала капитану Колина жена, Дубовиков остановился именно на этом слове: «Чудик».

Да, на слове «Чудик», написанном, как имя или прозвище, с заглавной буквы.

Точнее, это слово остановило капитана… Задело, привлекло внимание, потому что он только что произносил его сам.

Возможно, и Афоня так кого-то для себя обозначил…

Чудик… Слово, написанное Колиной рукой.

Коля Афонин относился к тому сорту отцов, которые считают: уж если заводить ребенка, так «чтобы у него все было по-другому. Не как у нас с матерью!»

Ребенка, собственно говоря, еще не было. Но Коля уже все распланировал. Школа, высшее престижное образование, бакалавриат, и все такое.

А поскольку все пункты этого плана означали только одно: деньги, деньги и еще раз деньги, то Коля с учетом возможной девальвации (доллара, конечно) скрупулезно посчитал, сколько именно денег для воспитания такого дорогого и любимого ребенка потребуется. Вплоть до его, будущего ребенка, совершеннолетия и полной взрослой самостоятельности.

Поэтому, когда Колиной жене во время обследования на японском аппарате УЗИ показали в ее собственном животике тройню, Коля просел… Просто провалился, как старый, прогнивший снег. Не доверять японцам было нельзя – и стало быть, все, что Коля сосчитал, теперь следовало умножить на три…

Ах, если бы он не строил этих грандиозных наполеоновских воспитательных планов… А так, по-простому, как многие, как привыкли… Ну, родится, ну, вырастет… в тесноте да не в обиде…

Но нет! Согласиться на такое означало для Коли отказаться от мечты. Одной из самых важных в жизни человека. Ведь дети, увы, последняя возможность сделать то, что не удалось самому. Именно поэтому Коля Афонин не хотел детей, которые будут расти, «как трава», он хотел удачливых, образованных, благополучных.

Поэтому он и умножил высчитанную им сумму на три. И выпал в осадок.

Именно в таком состоянии и пребывал Коля Афонин, растерявшийся отец будущих тройняшек, бывший милиционер, а ныне сотрудник безопасности фирмы «Алина» («Все дешево, абонемент, досуг в Центре и так далее»), когда к нему обратился за информацией его бывший однокашник капитан Дубовиков.

Надо сказать, что человек, которым интересовался капитан, Афоню насторожил с первого же контакта, сразу, как он только начал расследование исчезновения ценного кадра – проститутки Федоровой.

Дело в том, что, работая в «Алине», Коля привык распознавать чудиков. И сразу почувствовал, что клиент «немного того». А может, и не немного… Но эта же работа в «Алине» сделала Колю в некотором роде философом. Так, например, он пришел постепенно к выводу, что миру людей нужно все.

Вся полнота человеческого разнообразия! Для чего-то нужны этому миру и продажные женщины, и извращенцы тоже отчего-то нужны… А раз так, то полностью избавиться ни от одной из этих человеческих разновидностей невозможно, а можно лишь немного влиять на пропорции.

Афоня понимал, что изменить этот порядок нельзя. И даже стремиться к этому не стоит, потому что – утопия.

А вот деньги, которые предлагал ему Чудик, – очень большие деньги – были для растерявшегося отца тройняшек так кстати.

Тем более что и долг свой профессиональный Коля вроде бы и не слишком при этом нарушал. Так, в частности, Чудик поклялся ему, что не подступится больше к девушкам «Алины». Ни к одной. Ни-ни.

Так что получалось, что у Коли будут деньги, а от «Алины» все равно не убудет.

Да, так именно Чудик и сказал Коле Афонину: «Можете не беспокоиться, куртизанки меня больше не интересуют».

Эту фразу трудно было забыть, поскольку редко кто из клиентов «Алины» называл так тамошних дам.

«Возможно, это означало, – подумал тонкий знаток отклонений человеческой психики Коля Афонин, – что на очереди у Чудика какой-то другой пункт».

Но это уже не должно было интересовать Колю Афонина.

Это было уже за пределами его должностных обязанностей.

В общем и целом Коля свою задачу выполнил: Чудика опасного от «Алины» отвадил, деньги заработал… А что эта… как ее… Джульетта, кажется…

Так кто они такие, «Алина» и Коля Афонин, чтобы править правосудие?!

Деньги и дети – вот что самое важное для человека – Афоня нисколько не сомневался в этом постулате.

Поэтому, когда его старый приятель Олежек Дубовиков спросил его о клиентах «Алины»: не засветился ли кто-нибудь из них в связи с исчезновением Федоровой? Нет ли смысла поподробнее разработать? – Коля ответил как на духу: «Все – чистые. Не волнуйся. Сам проверил».

Дружба дружбой, а дети – это дети… Ведь не будет же Олежек заботиться об образовании и пропитании афонинских малюток, правда?! Какой ни друг, а ведь не будет!

У Афони, может быть, впервые в жизни было ощущение, что он берет грязные деньги. Притом почти в буквальном смысле: на одной из купюр, когда пересчитывал, он заметил какие-то подозрительные пятна.

Не то чтобы раньше ему приходилось иметь дело исключительно с чистыми, ничем не запятнанными доходами. Уж те деньги, что он получал в «Алине», явно никак нельзя было назвать чистыми. Но эти, полученные от Чудика, эти – очевидно! – были уж слишком грязны.

Но угрызения совести на то и существуют, чтобы их успешно заглушать. Есть немало эффективных способов, убедительных аргументов, достоверных примеров. Поговорил сам с собою по душам, убедил – и спи спокойно.

И вообще, какие-либо сомнения на данном этапе Колиной жизни были бы слишком большой роскошью… Как будущий отец, как чадолюбивый ответственный человек, он просто не мог позволить себе такой роскоши. У его будущих сыновей должно быть все, что входит в понятие «счастливое детство». Иначе зачем вообще дети? Несчастных на белом свете и так перебор…

И Коля соврал.

И был при этом глубоко не прав. Очередная человеческая попытка отгородиться от зла в надежде, что оно будет смирно гулять где-то на стороне, среди других – чур, чур, только не меня! – в очередной раз закончилась плачевно…

И еще не родившиеся тройняшки Афонины остались, увы, без своего папы Коли.

Аня нерешительно набрала номер телефона родителей Гали Вик. У них – любопытно – несмотря на то, что Подмосковье, был московский номер…

Трубку долго не снимали. Наконец Аня услышала голос Галиной матери.

– Здравствуйте! Надежда Николаевна, это из фонда, – робко представилась Светлова.

– Здравствуйте.

У всех убитых горем матерей какие-то одинаково похожие друг на друга – Аня вспомнила Елену Давыдовну – шелестящие, едва слышные голоса…

– Мы, собственно, хотели узнать… Вам не нужна какая-нибудь помощь?

– Нет, нам ничего не нужно.

– Извините. О Гале по-прежнему ничего не известно?

– Но почему же… Известно. – Голос Надежды Николаевны перестал быть похожим на шелест и едва слышным. Голос стал почти что яростным: – Известно, что этот мир населен зверьем.

– Надежда Николаевна…

– Да, ее нашли, мою Галю, нашли.

Светлова замерла. Вот она, полоса находок! Впрочем, эта-то находка объяснима… Галя исчезла прошлой осенью. Еще ранней осенью. Лес был почти зеленым, с пышной еще листвой, трава – густой, высокой, непроглядной. Потом был снег… Сейчас, когда сошел снег и в лесу прибавилось гуляющих…

– Вы хотите узнать, что с ней сделали?! – резко спросила Надежда Николаевна.

Светлова молчала.

Наконец она тихо произнесла:

– Да.

– Эти изверги знали, что она слепая… И издевались над ее слепотой…

– Почему вы думаете, что изверги… – начала неуклюже Аня. – То есть, я хочу сказать, почему вы думаете, что это был не один… Не один изверг, а…

Но трубку уже положили.

«Потому!» – сама себе ответила Светлова. Уже ведь было сказано этой женщиной: по доброй воле Галина ни с кем бы не пошла. Значит, нужна была сила, чтобы ее заставить.

Галя – полная большая девушка… Как бы один человек, даже очень сильный, мог ее уволочь из этого ее райского сада?!

А если все-таки это был один человек?

Если один, то… Если она пошла сама, то она должна была доверять этому человеку, как отцу родному.

Впрочем, слово «человек» здесь было, конечно, неуместно. Подробности, которые несколько позже узнала Светлова от более хладнокровного, чем мать, отца Гали Вик, были ужасны…

И могли даже постороннего человека ввергнуть в настоящую депрессию…

Когда узнаешь род человеческий с такой стороны, трудно сохранять оптимистичный взгляд на жизнь!

То, что с Галиной Вик сделали, напоминало варварскую хирургическую операцию. Некто – помесь врача-офтальмолога и шамана-садиста – совершил дикий обряд.

Обряд прозрения.

Понятно, что человек в здравом уме сделать такое не мог.

Светлова опять повторила собственную фразу: «Пошла добровольно, потому что доверяла, как отцу родному»…

А что? Да то… Пожалуй, она тоже уже сходит с ума.

Аня припомнила отца Галины Вик… Сутуловатый сумрачный человек, скорее всего давно помешанный на слепоте дочери. Когда речь идет о таких немногословных замкнутых людях, всегда можно предположить, что внутри их кипят страсти…

Внешнее смирение перед несправедливостью судьбы, а в глубине души – страстная, ничем не искоренимая надежда. Он, конечно, мечтал, надеялся, хотел, чтобы Галина прозрела, стала как все!

И вот однажды – почему не предположить и такое? – все вылилось в буйство, во вспышку безумия, кратковременное помешательство, в эту дикую операцию.

Хирургическое вмешательство!

Они же, родители Гали, признались Ане, что всю жизнь, несмотря на отговоры хирургов, убеждавших родителей, что операция в данном случае бессмысленна, искали волшебника, который все-таки прооперирует дочь и сделает ее зрячей.

Да, хорошее объяснение, ничего не скажешь…

Но ведь чудес не бывает…

Да и как не заподозрить родного отца, ведь девушка исчезла из собственного сада?

Правда, каким образом тогда отец Вик мог быть связан с убийством цыганки?

То-то и оно. Если спокойно, то Галин отец всего-навсего глубоко несчастный и совершенно нормальный человек. Насколько вообще все мы нормальны.

«Доверяла, как отцу родному…» Так еще доверяют – после отца – мужу, любимому…

Да, и раскрытая книга… «В тот день они уж больше не читали». Как Паоло и Франческа… Возможно. Скорее это был возлюбленный, чем отец.

Родители могли и не знать о романе. А что ей еще было делать, сидя изо дня в день в этом саду, как не влюбиться?!

В общем, как бы там ни было, итоги так себе… Теперь уже три мертвых девушки мучили Анину совесть. Может быть, они и не были связаны друг с другом. Но узнала об остальных Аня, начав разыскивать Джульетту. Все началось с нее.

Джульетта, цыганка, Галя Вик.

Вот чем закончилась авантюра. Уже трое мертвых не дают Светловой покоя.

Светловой вдруг стало так страшно… Не за себя, нет. Люди исчезают, гибнут… Жизнь человеческая такая хрупкая, а счастье – тем более.

Господи, что они со Стариковым наделали… Как она могла допустить это расставание!

А ведь они были счастливы – совершенно, абсолютно счастливы друг с другом… еще совсем недавно… А вдруг? Вдруг сейчас… Вдруг и Пети уже нет в живых?

Анна торопилась, забыв об элементарной осторожности, гнала что было сил. Она ехала к Старикову… Она, кажется, не видела его лет сто. И сначала у нее было чувство, что она едет навестить кого-то, с кем была знакома, связана в прежней жизни. Или, скажем, покойника… Второе даже точнее – ведь она так старательно пыталась похоронить даже воспоминания о своей любви… Готова была убить себя, как только ловила на том, что думает о нем, представляет… И ей казалось, что попытка удалась, что похороны любви прошли достаточно успешно. Однако теперь, когда Анна гнала по городу и у нее был глюк, что она увидит Петю настоящим покойником, сердце сжималось от тревоги и нежности, как будто и не было позади этих нескольких дней, когда она была уже убеждена, что забыла, выкинула его из своей жизни навсегда.

Дважды она чуть не попала в аварию. Наконец ее остановил гаишник… Сначала он подозрительно принюхивался, пытаясь уловить запах алкоголя. Но ничего, кроме хороших духов, с разочарованием не обнаружил.

– Вроде не пьяная, а так гоните… – удивился он. – Проверить вас, что ли, через компьютер… Может, машину угнали?.. Чего это вы такое на дороге вытворяете?

– Проверьте… – устало согласилась Анна.

Пока он щелкал клавишами, Светлова немного успокоилась.

– Ладно уж… – пробурчал гаишник. – Оштрафую вот… и поезжайте… и чтоб больше ни-ни… Расстроились – сидите дома… Нечего на дорогах аварийные ситуации создавать!

Анна послушно кивнула.

И откуда в организации с таким нечеловеческим названием, как ГИБДД, – такие душевные люди?! А вот ведь есть – факт налицо.

Немного успокоившаяся Светлова отправилась дальше.

Знакомый дом, подъезд… По лестнице, не дождавшись лифта, она почти бежала… Отодвинула открывшую ей дверь бледную, постаревшую – что-то случилось! – свою свекровь Стеллу Леонидовну…

Ворвалась в комнату…

Петр, весь с головы до пят в черном, лежал на диване, запрокинув худой бледный подбородок.

– Проклятье!

Анна сломя голову бросилась к нему, чтобы обнять похолодевшее родное лицо.

– Ты что, с ума спятила?!

«Покойник» подскочил на диване как ошпаренный:

– Щекотно же!

Анна ошеломленно уставилась на затянутого в черное супруга:

– Живой?!

– Нет… удачно прикидываюсь…

– А это что? – Анна испуганно дотронулась до черного наряда.

– Что, что… Ну, гидрокостюм!

– Гидрокостюм?

– А что, незаметно?

– При чем тут гидрокостюм? – Анна недоверчиво и пытливо смотрела ему в глаза.

– О, господи… Ну собирался я, упаковывался, решил проверить гидрокостюм: нет ли дырок? Надел. Пока натягивал, устал – решил покурить. Прилег на диван, покурил… погасил сигарету. Лежу, задумался… Тут ты врываешься…

– И все? – Анна недоверчиво дотронулась до его руки. – И ничего не случилось?! И ты живой?

– Ну, Светлова. Ты когда-нибудь видела, чтобы хоронили в гидрокостюме? Видела?

– Не видела… – Анна медленно покачала головой.

– И не увидишь… Пока я… – Он притянул ее к себе и поцеловал. – Пока я жив!

– Погоди! – Анна резко отодвинулась. – Раз ты жив, это существенно все меняет.

– Ну здрасьте… Значит, для того, чтобы ты меня поцеловала, я должен лежать в гробу?

– Погоди… Прежде чем целоваться, нужно кое-что завершить… Кое-какие дела…

– Надеюсь, что важные, если из-за них ты откладываешь…

– Важные, важные… – успокоила его Анна.

– Надеюсь, что очень важные, потому что если они и вправду кое-какие, то я могу и обидеться.

– Важней не бывает. Жизненно важные дела, – подчеркнула последнее слово Анна.

А про себя она подумала, что не собирается больше переживать то, что пережила сейчас, увидев его «мертвым»… Она больше не собирается волноваться за его жизнь и ждать, что его убьют…

Пора выяснить кто?

Впрочем, прежде, чем перейти к решающей стадии расследования, у нее были и вопросы к Старикову.

– А кстати… Куда это ты собирался? Зачем тебе нужен гидрокостюм?

– Почему в прошедшем времени – «собирался»? Я собственно и продолжаю… Сборы не отменяются.

– То есть?

– Видишь ли, когда мне стало ясно, что я больше тебя не увижу…

Дверь отворилась, и на пороге возникла несколько смущенная Стелла Леонидовна.

– Анна, милая, хоть вы отговорите. Ну зачем нам эта «Счастливая птичка»?

– Какая еще счастливая птичка? – Анна с некоторой опаской уставилась на мать и сына. Подозрение, что после таких глобальных происшествий вполне может «поехать крыша», не казалось ей таким уж безосновательным.

– «Счастливая птичка» – это «Lucky bird»… Яхта. Она стоит в бухте Эль-Кантауи, – пробурчал неохотно Стариков.

– Давай я все объясню, – предложила Стелла Леонидовна, – а то бедная девочка решила, что мы сошли с ума… Хотя в том, что касается тебя и этой «Птички», так оно и есть… Анна, когда он решил, что его брак и его любовь, – Стелла Леонидовна почти торжественно и со значением посмотрела на Анну (как представитель иного поколения Анина свекровь бывала иногда романтична и высокопарна), – окончились провалом, он решил, что здесь ему больше делать нечего.

– Здесь, в Москве?

– Здесь, на земле… тьфу, то есть на суше… Он решил в будущем купить яхту. А пока вот собирается ехать за границу выяснять, как получают сертификат на право вождения… А там два года учиться еще надо…

– Ну, а что… – Стариков, как ни в чем не бывало, пожал плечами. – Знаешь, сколько так народу живет… В смысле, что живут прямо на яхте… Яхта и есть дом. Сдаешь экзамен на право перехода – и плывешь из одного порта в другой, из северного в южный… Там греешься зиму на солнышке, потом плывешь в другой порт… Можно взять богатых пассажиров и подзаработать. Вот я и собирался в будущем дальше так жить.

– Богатых пассажиров… – Стелла Леонидовна только качала головой. – Ну сущий ребенок.

– Неужели ты мог бы уплыть без меня?! – возмутилась Светлова. – Мне-то там найдется место?

– Ну вот, и эта туда же! – всплеснула руками Стелла Леонидовна. – Я-то думала, Аня, вы отговорите его от этой затеи…

Но ее уже не слушали.

Они смотрели друг на друга.

– Понимаешь, Аня, – очень серьезно сказал Стариков, – ты была не права… Ты ошибалась. И глобально. Мне, конечно, невероятно худо без тебя… И любовь, разумеется, очень важная вещь. Но, как это ни грустно, приходится констатировать: не единственно важная на свете. Жизнь состоит и из других не менее важных вещей. Любовь всего лишь одна из них… И когда это понимаешь – можно жить дальше, даже и после столь глобального крушения.

– А может, ты пока никуда не отправишься и мы просто поплывем домой? – осторожно спросила Анна.

Стариков только кратко кивнул:

– Вообще-то насчет яхты я собирался ехать узнавать в будущем – когда отпуск дадут… Гидрокостюм пока просто так примерял… Хотя уезжать мне и вправду надо. Только в командировку обычную – на три дня в Швецию.

– Когда?

– Завтра.

– Ну, ночь еще есть…

И с магом, и с его любовными фокусами, с его возникающими из ничего цветами и волшебными улыбками было покончено. Покончено раз и навсегда.

Хватит надежд на ясновидение, на озарение, рассуждала сама с собой, весьма строго оценивая свои недавние поступки, Светлова. У человечества, очевидно, два пути познания: один – озарение, другой – логика. Первый она попробовала, да, видно, у нее на него биосиленок не хватает. Теперь придется попробовать второй – просто поработать, повкалывать… например, подробно и очень тщательно расспросить всех, кто…

И она начала по второму кругу.

Вот она пришла тогда в ресторан… Может быть, это был верный путь… А она схватилась тогда за эту Алену Севаго… Напридумывала себе пластических превращений, оказалась в итоге в тупике, ретировалась. И ведь не сделала самого главного из того, что должна была там сделать, самого элементарного.

Теперь, должным образом оценив все это, Аня положила Джулину фотографию в сумочку и решительно ее защелкнула.

– О боже, это опять вы… – парень-официант обреченно смотрел на Светлову, как кролик на удава, даже не пытаясь ускользнуть. Понятно было, что для него Аня Светлова уже проходит по категории чего-то неизбежного, например, стихийного бедствия, как-то: дождя, града, наводнения, а возможно даже, и землетрясения…

– Вы ее здесь когда-нибудь видели? – Аня достала из сумочки фотографию Джульетты.

– Нет.

– Точно?

– Мне кровью расписаться?! Или можно только соусом?

– Верю.

– Спасибо хоть на том. – Парень обиженно хмыкнул. – У нас, знаете, вообще-то не обсчитывают… С такими клиентами, как в «Молотке», это опасно для здоровья.

Попрощавшись с «самым честным официантом в мире», Светлова покинула «Молоток».

Все-таки бандиты немало сделали для исправления нравов, работая с массами… Как быстро, откуда ни возьмись, появились в нашей жизни предупредительные, избавившиеся резко от совковой наглости и переставшие воспитывать постояльцев горничные в гостиницах (непонятно им теперь, на кого нарвешься!); вежливые администраторы всех мастей, прекратившие руководить вращением земли; аккуратные водители на дорогах, честные официанты!

Мельком поразмышляв на эту забавную, но, в общем, не слишком веселую тему, Аня вернулась к «своим баранам».

Каждая известная ей зацепка была кончиком нити – и все эти нити другим своим концом сходились в какой-то точке. Ане казалось, что это ресторан «Молоток»…

Уж раз погибшая Джульетта сама написала это название на зеркале…

Оказалось, это не так.

Сходиться где-то эти нити, конечно, сходились. Но явно не здесь.

Почему же некое внутреннее чувство, именуемое интуицией, упорно тянуло Светлову, как ни старалась она стать приверженцем и апологетом сухого логического рассуждения и анализа, сюда и словно невидимой стрелкой указывало это направление?

Ведь здесь Джульетта даже никогда не была.

Хотя и написала на зеркале «17 Мол».

Просто она сюда не дошла?

Или некое внутреннее чувство, именуемое интуицией, – ну что ты с ними поделаешь?! – упорно Светлову обманывало…

Аня вышла из ресторана «Молоток» и остановилась в раздумьях под аркой.

Перед ней висел репертуар. Репертуар оперного театра «Делос».

«Кармен».

«Травиата».

«Аида».

«Иоланта».

«Пиковая дама».

Некоторое время она стояла перед щитом, задумчиво разглядывая его, а потом потихонечку побрела домой…

– Ну, как Гетеборг? – Аня радостно обняла вернувшегося мужа.

– Спроси что-нибудь полегче… – Петя саркастически хмыкнул. – Я его видел?!

– Но, Петя!..

– Клянусь! С восьми до восьми! Тренинг, деловое общение… Если тебе оплачивают пребывание в отеле, поверь, времени ни на что другое не останется… Ну, правда, ближе к ночи перманентная пирушка – из кабачка в кабачок – с участниками делового общения. Но ведь Гетеборг-то уже в это время – тю-тю, спит… А потом и мы – баю-бай в отель…

– Отель хороший?

– Если компания что-нибудь делает, то это не может не быть на самом высоком уровне. Если продает машину, то это машина, если дарит галстук, то это галстук, если бронируют отель, то это отель… Не то что у некоторых…

И Петя пустился в обычные рассуждения о шведском качестве и семнадцати видах отечественного тоссола, из которых условно пригодны только два. Обратите внимание: условно! То есть все-таки, по большому счету, непригодны.