Текст книги "История религий. Том 1"
Автор книги: Иосиф Крывелев
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)
Для обоснования этой претензии папы использовали не только богословско-вероисповедную аргументацию, но и фальшивые исторические документы.
Еще в середине VIII в., при папе Стефане II, была изготовлена подложная грамота, в которой содержалось обращение императора Константина I (Великого) к папе Сильвестру I21. Основав Константинополь и перенеся туда в начале IV в. свою резиденцию, император в благодарность за духовное наставление и за исцеление от проказы якобы подарил римской епископской кафедре всю Италию и прилегающие к ней острова. В соответствии с этой грамотой папы должны были считаться светскими государями, власть которых распространяется фактически чуть ли не на всю Западную Римскую империю. Подложность Константинова дара была в XV в. неоспоримо доказана Лоренцо Валлой, но до того времени эта фальшивка находилась на вооружении папства и пускалась в ход всякий раз, когда это было выгодно. Наряду с ней в ходу была еще одна – сборник Лжеисидоровых декреталий.
Приписанное знаменитому писателю VI в. Исидору Севильскому составление сборника 90 декреталий различных древних пап на самом деле относится к периоду около середины IX в.22 Основная идея декреталий заключалась в утверждении полной зависимости всех местных епископов от папской власти. Ни один епископ, в какой бы стране ни находилась его кафедра, не может быть смещен без согласия папы. Таким образом, все духовенство выводилось из-под власти королей и князей местных государств.
Подложность декреталий была установлена лишь в XVI в., а до того времени они принимались всерьез и лежали в основе церковного права католицизма.
В своей борьбе за мировое господство папский Рим сталкивался не только с противодействием светской власти, но и с тем обстоятельством, что половина христианского мира находилась под юрисдикцией Византийской патриархии. Здесь также шла непрестанная борьба, в которой обе стороны, возглавляемые смиреннейшими служителями распятого Христа, применяли все меры дипломатической игры и военного разбоя, экономического давления и военно-политического шпионажа, клевету и грозные анафемы. Столетия напряженной борьбы завершились наконец окончательным расколом.
РАЗДЕЛЕНИЕ ЦЕРКВЕЙ
Одна из статей Никео-Цареградского символа веры провозглашает веру «во единую, святую, соборную и апостольскую церковь». Однако уже в те времена, когда принимался Символ, эта единая церковь раздиралась непрестанными раздорами и разделениями. Скоро выяснилась основная линия, по которой единство в силу складывавшихся исторических условий неминуемо должно было лопнуть, – противоречие между Константинопольской и Римской церквами. В своих официальных документах каждая из церквей именовала себя вселенской. Однако при любом удобном случае папы заявляли протест против того, чтобы на это звание претендовали патриархи.
В середине IX в. произошел конфликт между папством и патриархией, положивший начало расколу. Он связан с именами патриарха Фотия, с одной стороны, и папы Николая I – с другой.
В 857 г. император Михаил III низложил патриарха Игнатия и возвел на патриарший престол угодного ему Фотия 23. Папа Николай счел это поводом для вмешательства и для укрепления своего верховенства над восточной церковью. Он потребовал восстановления Игнатия, а заодно воспользовался случаем для того, чтобы предъявить ряд территориальных претензий: хорошо бы, мол, если бы христолюбивый император отдал престолу св. Петра собственно Иллирию, Эпир, Македонию, Фессалию, Ахаию, Мизию, Дакию, Дарданию, еще вернул бы ему патримонии калабрийскую и сицилийскую – все это было отнято у пап в свое время нечестивым иконоборцем Львом III Исавром 24.
Император не пожелал потворствовать папским территориальным и иным притязаниям. Папа пришел в ярость, признал Константинопольский собор 861 г., избравший Фотия патриархом, разбойничьим и созвал в Риме новый Собор (863), на основе решений которого объявил Фотия низложенным, а Игнатия – истинным патриархом 25. Конечно, никаких изменений в реальном положении того и другого это не произвело, а конфликтная ситуация обострилась еще спором о том, в чью юрисдикцию должна быть отдана только что крещенная Болгария.
Вопрос, разумеется, касался все того же пресловутого «динария св. Петра»: два крупных и хищных феодала грызлись из-за доходов, которые можно извлекать из завоеванной «духовным» способом территории. Была, однако, найдена вполне благовидная и благочестивая религиозная оболочка для взаимного предъявления претензий.
Так как в то время Риму удалось более прочно укорениться в Болгарии, чем Константинополю, то словесные протесты выпали на долю Фотия. Он обратился к другим восточным патриархам с письмом, в котором приглашал их на Собор в Константинополь для суда над папой. Главная беда, оказывается, не в том, что Рим присваивает доходы от болгарской епархии, а в том, что он сеет среди новохристиан вероисповедные и культовые ереси, в частности распространяет Символ веры с дополнительным словом filioque (и сына), которого там раньше не было и которого не должно быть. Именно данное слово придает тексту тот смысл, что Дух святой исходит не только от бога-Отца, но и от бога-Сына, а это уже ересь! Римские священники учат болгар поститься в субботу, есть молоко и сыр во все дни великого поста, кроме последней недели его, и другим возмутительным деяниям, увлекающим болгарских христиан в бездну нечестия. Исходя из таких «страшных» обвинений, нужно было осудить и предать анафеме папу Николая I и всех, кто его поддерживает. Это и было сделано на церковном Соборе в Константинополе летом 867 г.26
Фотию не пришлось воспользоваться плодами Константинопольского собора – помешали серьезные события в политической жизни Византии.
После очередной серии убийств императоров место на троне занял Василий Македонянин. На следующий же день он низложил Фотия и восстановил на патриаршем престоле Игнатия. Таким способом он становился в позу борца за попранную справедливость, поскольку с патриаршего престола устранялся человек, который в свое время появился на нем как креатура не пользовавшегося популярностью императора Михаила III; с другой стороны, Василий стремился устранением анафематствованного Римом Фотия обеспечить себе поддержку папского престола. Оставалось провести это через Собор, что не представляло особых трудностей. В конце 869 г. в Константинополе был открыт новый Собор, который под председательством набожного убийцы Василия I утвердил низложение Фотия и восстановление Игнатия. Свергнутый патриарх был анафематствован в таких «изысканных» выражениях: «Фотию придворному и узурпатору анафема! Фотию мирскому и площадному анафема! Фотию неофиту и тирану анафема! Схизматику и осужденному анафема! Прелюбодею и отцеубийце анафема! Изобретателю лжей и сплетателю новых догматов анафема! Фотию новому Максиму Цинику, новому Диоскору, новому Иуде анафема!»27 Прелюбодеем Фотий именовался на том основании, что посягнул на невесту Христову – церковь, а отцеубийцей – за то, что выступил против своего духовного отца Игнатия. Чтобы придать анафеме против Фотия особую убедительность, соборные отцы подписали ее текст евхаристической «кровью», т. е. освященным вином причастия 28.
Вскоре, однако, Рим опять стал проявлять признаки недовольства. Он собирался сразу после того, как восторжествовал «духовно», немедленно начать переводить эту победу на язык динария. Опять были предъявлены требования относительно Болгарии, а когда патриарх Игнатий, поддерживаемый императором, не выразил желания подчиниться в этом вопросе, папа стал бомбардировать Константинополь угрозами и приказами. «Уже дважды, – пишет папа Иоанн VIII патриарху в одном из посланий, – я письмами увещевал тебя, чтобы ты довольствовался Константинопольским диоцезом, который дан тебе в силу авторитета Римской кафедры… и пределов этого диоцеза не должна переступать твоя нога». Дальше следует ультиматум: в течение 30 дней убрать из Болгарии всех греческих клириков, чтобы «ни одного епископа, ни одного духовного, посвященного тобою или тебе подчиненными епископами, не оставалось уже в стране Болгарской» 29. Невыполнение ультиматума грозило лишением евхаристии, низложением с престола и лишением прав священства. Назревал новый конфликт. Но вскоре умер Игнатий, и на патриаршем престоле вновь оказался не кто иной, как многажды анафематствованный, отождествленный с Иудой и с Сатаной Фотий.
За истекший период император Василий I успел укрепиться на троне, никто уже не ставил под сомнение его права, в международных отношениях он также чувствовал себя прочно. С папством заигрывать нужды не было. По своим личным качествам для новой линии подходил энергичный и образованный Фотий. Как и раньше, никаких «канонических» или религиозных соображений искать здесь не приходится.
Такой же политикой руководствовался и папа Иоанн VIII, когда, получив послания Фотия и императора Василия I с извещением о том, что Фотий возведен в патриархи и очередной Собор должен утвердить данное назначение, он немедленно согласился с этим и направил на Собор своих легатов с наказом безоговорочно присоединиться к его решениям. В своем ответе императору папа писал: «Достопочтеннейшего Фотия мы признаем в патриаршем достоинстве и объявляем ему наше общение с ним». Больше того, он предлагал свою помощь в подавлении всякого сопротивления кандидатуре Фотия: «Те, кто не захочет вступить в общение с Фотием, должны быть два или три раза увещеваемы, если же и после того пребудут упорными, в таком случае чрез папских легатов на Соборе они лишены будут общения, пока не возвратятся к своему патриарху» 30. Тем не менее тут же поднимался вопрос о Болгарии; по сути дела ее присоединение к Риму рассматривалось как цена, которую Фотий должен заплатить за патриаршую кафедру.
Но почему папа так решительно сменил вехи в отношении Фотия? К этому его обязывало тяжелое военно-политическое положение из-за нападений сарацин, усугублявшееся тем, что с Запада, раздираемого феодальными междоусобиями, ждать помощи не приходилось. Папа решил, что в сложившейся обстановке лучше сохранить мир с византийским императором.
Вскоре он понял, что его обошли. Восстановление Фотия не принесло папству никаких выгод, наоборот, восточная церковь укрепилась в своей независимости и авторитетности, а Болгарию отдавать и не собиралась. Тогда Фотий опять оказался прелюбодеем и исчадием ада. При огромном стечении народа в церкви св. Петра, подняв над головой Евангелие, папа в 881 г. снова анафематствовал Фотия 31.
В середине XI в. возник кризис, который привел к окончательному расколу христианских церквей. Все началось с послания патриарха Михаила Керулария, адресованного греческому епископу Иоанну Транийскому, занимавшему кафедру в Южной Италии. В своем послании патриарх говорил об «отступлениях» западной церкви от догматической и культовой ортодоксии, призывая епископа к бдительности в отношении того, как бы эта зловредная теория и практика не нашла распространения и в греческой епархии, расположенной поблизости от сферы господства Римской церкви 32. И опять дело было не в вероисповедных расхождениях, а в более ощутимых земных факторах.
К этому времени папству в союзе с норманнами и немцами удалось добиться некоторых успехов в борьбе за вытеснение греков из Южной Италии. Папа Лев IX назначил в Сицилию своего архиепископа, что грозило патриархии опасностью потери целой епархии. Михаил Керуларий перешел в наступление. Помимо указанного послания он распорядился, чтобы в латинских церквах Константинополя было введено богослужение по греческому образцу. В ответ на это папа Лев IX отправил патриарху грозное послание, означавшее, что Рим принял вызов Константинополя.
Основным предметом обличения латинской ереси было в послании Михаила Керулария практиковавшееся в западной церкви причащение не квасным хлебом, а пресным. В ответном послании папа не вдавался в богословско-литургическую полемику, он перевел вопрос в другую плоскость: кто смеет учить римского первосвященника чину причащения или чему-либо другому? «Никто не может отрицать, что как крюком (cardo) управляется вся дверь, так Петром и его преемниками определяется порядок и устройство всей церкви. И как крюк водит и отводит дверь, сам оставаясь неподвижным, так и Петр и его преемники имеют право свободно произносить суд о всякой церкви, и никто отнюдь не должен возмущать или колебать их состояния; ибо высшая кафедра ни от кого не судится…» 33 Риму должны подчиняться все остальные христианские церкви, он единственный полновластный хозяин и распорядитель во всем мировом христианстве. В подкрепление своей претензии папа приводит цитату из пресловутой грамоты Константинова дара: «…определяем, чтобы кафедра Петра имела главенство над четырьмя кафедрами – Александрийскою, Антиохийскою, Иерусалимскою и Константинопольскою (на последнем месте! – И. К) и также над всеми церквами во вселенной; первосвященник этой Римской кафедры во все времена должен считаться выше и славнее всех священников всего мира и в отношении к вопросам богослужения и веры суд его да господствует над всеми» 34. Константинопольская же церковь всегда была преисполнена ересями, так что не ей поучать преемников апостола Петра.
Перечисляя ереси и нестроения, имевшие место в истории патриархата, папа соединяет действительность с вымыслом, а в том, что относится к действительности, не прочь отнести за счет патриархии грехи самой папской церкви, мнимые или действительные. Так, Лев IX упрекает патриархию в том, что в истории был скандальный случай, когда престол занимала женщина. Известна легенда о том, что на папском престоле одно время сидела «папесса Иоанна»; по всей видимости, она представляет собой личность мифическую 35. Папа же Лев IX воспользовался этой легендой и переадресовал ее своему противнику.
Упреки, увещевания, предостережения перемежались в папском послании с угрозами, причем приходилось довольствоваться лишь теми из них, которые связаны с религиозными карами, ибо более реальными средствами воздействия в отношении Византии Рим не располагал. Внушительно звучала такая перспектива: «Если вы не образумитесь, то будете на том хвосте дракона (апокалипсического), которым этот дракон третью часть звезд небесных отторг и поверг на землю» 36. Но ни эти, ни другие угрозы не оказали на патриарха никакого действия.
Тогда папа прислал в Константинополь своих легатов во главе с кардиналом Гумбертом. Патриарх Михаил отказался вступать с ними в переговоры по существу папских обвинений. Легаты явились в церковь, где при большом стечении народа в присутствии патриарха возложили на алтарь папскую буллу, в которой содержалось отлучение от церкви патриарха и всех его приверженцев. Булла содержала обвинение руководства восточной церкви во всех мыслимых ересях: здесь и симонианство, и какое-то неведомое валезианство, и арианство, и донатизм, и николаитство, и северианство, и манихейство, и назорейство. «…Властию святой и нераздельной троицы и апостольской кафедры всех св. отцев, бывших на седьми вселенских соборах, произносим анафему на Михаила и его сообщников… Михаилу и сообщникам его, пребывающим в вышеуказанных заблуждениях и продерзостях, – анафема маранафа вместе с симонианами, валезианами… и со всеми еретиками, купно же с диаволом и аггелами его. Аминь, аминь, аминь» 37.
Михаилу Керуларию, который именовался в булле «неправо называемым патриархом», не оставалось ничего другого, как ответить тем же в адрес папских легатов и церкви, стоявшей за ними. Был созван Собор, в решении которого легаты характеризовались как «нечестивые люди», которые «пришли из тьмы запада в царство благочестия… как гром, или буря, или глад, или, лучше, как дикие кабаны, чтобы низвергнуть истину»38.
На Соборе папские легаты были преданы анафеме вместе с теми, кто их послал.
Так в 1054 г. произошел раскол, который остается в силе до сих пор. Правда, более чем через 900 лет, в 1965 г., римский папа Павел VI и Константинопольский патриарх Афинагор I сняли взаимные анафемы с обеих церквей. Но соединения церквей не произошло, не предвидится оно и в ближайшем будущем: слишком сильны те мирские интересы, которые стоят за разногласиями по догматическим и культовым вопросам.
КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ (39)
Крестовые походы составили эпоху не только и даже не столько в истории религии, сколько в общегражданской истории. Будучи формально религиозными войнами, целью которых считалось овладение главной святыней христианства – «гробом господним», на самом деле они являлись грандиозными военно-колониальными экспедициями. Тем не менее общеидеологическое обоснование этого движения было дано церковью, и периодически, когда, казалось, его идея исчезала, она вновь подхватывалась руководителями христианства, что приводило к новому оживлению движения. Несомненно, что и в истории религии крестовые походы сыграли значительную роль.
Экономический подтекст крестовых походов был сформулирован в знаменитой речи папы Урбана II (1080–1099) в 1096 г., после окончания заседаний Клермонского собора, которой и началась история этих походов.
Папа констатировал, что европейская земля не в состоянии прокормить ее обитателей. Это было положение относительного перенаселения, вызывавшего сильнейшее обеднение прежде всего крестьянства, а также ряда слоев дворянства и рыцарства. Церковь усмотрела реальную возможность исправления положения за счет внешних военных авантюр, которые могли бы принести новые земли, миллионы новых подданных и крепостных. Она заботилась о сохранении социального равновесия в том обществе, которое она «духовно», и не только духовно, возглавляла, об интересах прежде всего господствующего класса. Но, само собой разумеется, она имела в виду и собственные интересы, ибо затеянное предприятие сулило ей огромные выгоды.
В речи Урбана II после окончания заседаний Клермонского собора сформулирована и религиозная аргументация необходимости походов. В ее основе лежит положение о недопустимости того, чтобы гробом господним и вообще святыми местами владел «народ персидского царства, народ проклятый, чужеземный, далекий от Бога, отродье, сердце и ум которого не верит в Господа…» 40.
В сознании людей земные мотивы – стремление к наживе – не только сочетались, но до неотделимости объединялись с религиозными, «небесными», взаимно усиливая и интенсифицируя друг друга. Захват и грабеж освящался той высокой религиозной целью, ради которой они предприняты; это оправдывало самые алчные стремления, самую разнузданную, хищническую практику. С другой стороны, та же практика и связанная с нею «теория» усиливали религиозность, особенно до тех пор, пока практика была успешной.
На Клермонском соборе было принято решение о том, чтобы 15 августа 1096 г. всему воинству христову выступить в поход за завоевание гроба господня.
Можно представить себе идиллическую картину движения христианских рыцарей по христианским же странам, вызывающего энтузиазм и поддержку со стороны населения этих стран: ведь христово воинство шло на битву с неверными для освобождения гроба господня! Все, однако, было совсем не так. Продвижение шло аналогично тому, как это происходило бы на вражеской территории: население, оказывая отпор творившимся крестоносцами грабежам и насилиям, нападало на отдельные их отряды, восставало в городах, захватывавшихся крестоносцами по ходу их движения, а христово воинство расправлялось с христианами не менее свирепо, чем в дальнейшем оно это делало в отношении нехристей-мусульман. Так, войско Раймунда Тулузского в Далмации систематически применяло к непокорному местному населению испытанные методы выкалывания глаз и отрубания рук и ног. Религиозно-христианские цели движения отнюдь не способствовали единству христиан, поскольку на первом плане была добыча.
К весне 1097 г. крестоносные ополчения оказались в Малой Азии. Вначале движение шло достаточно быстро; были захвачены такие пункты, как Тарс и Эдесса, которые тут же были разграблены. И здесь обнаружилось, что религиозное единство христиан представляет собой нечто эфемерное. Христианское армянское население Эдессы восстало против завоевателей и обратилось за помощью к мусульманам-сельджукам. Потопив восстание в крови, крестоносцы двинулись дальше.
Серьезным препятствием на пути дальнейшего продвижения к Иерусалиму было то, что у ряда вождей движения, которые уже награбили достаточно военной добычи, желание продолжать поход остывало. Поэтому к Иерусалиму подошла небольшая армия в составе около 12 тыс. человек. После длительной осады город в июле 1099 г. был взят штурмом. Хронисты описывают то страшное кровопролитие, которое учинило христово воинство 41.
Во всех новых христианских государствах порядки были организованы в соответствии с социально-экономическими и политическими принципами феодализма, сложившегося к тому времени в Западной Европе. Та часть туземного населения, которая уцелела в период военных действий, попала в крепостную зависимость.
Святой престол получил от первого крестового похода и громадные экономические выгоды. Участвовавшим в походе крестьянам и рыцарям рекомендовалось отдавать свое имущество на попечение церкви, что многие и делали. Церковь получила, таким образом, огромное количество новых земель и замков. Обогатилась она и за счет завоеванных территорий. К ней отошли владения прежних восточных патриархов Иерусалимского и Антиохийского, а также другие земли, которые раньше находились в руках «неверных», возросли доходы и от десятины и от других повинностей, за счет которых жила и богатела церковь.
Одним из способов организации церковных сил в условиях христианского Иерусалима было учреждение духовно-рыцарских орденов тамплиеров и госпитальеров. Фактически это были армии, сплоченные железной внутренней дисциплиной, подчиненные лишь папе и наделенные им особыми полномочиями. Первоначальная цель, ради которой были организованы ордена, – защита гроба господня и помощь паломникам – вскоре забылась, и они превратились в мощную военно-политическую силу, которой побаивалось даже папство. Идея духовнорыцарских орденов имела большую будущность; по их образцу были впоследствии организованы аналогичные ордена в Европе, перед которыми папство ставило особые задачи.
Сил крестоносцев оказывалось, однако, недостаточно для отражения сопротивления мусульманского мира.
Одно за другим падали их государства и княжества. В 1187 г. египетский султан Салах-ад-Дин отвоевал у крестоносцев Иерусалим со всей «святой землей». В дальнейшем был организован еще ряд крестовых походов, но все они закончились полным поражением. Гроб господень остался во владении неверных.
Одна страница эпопеи крестовых походов выглядит почти фантастично, но в ней рельефно сказалась важнейшая характерная черта всего этого исторического явления – соединение граничащего с психозом религиозного фанатизма и грубой, бесчеловечно-жестокой корыстности. Мы имеем в виду крестовый поход детей 42.
Эта невероятная история произошла около 1212–1213 гг. Она была подготовлена распространившейся в Европе идеей, по которой гроб господень может быть освобожден только безгрешными детскими руками. Началась пропаганда крестового похода детей, в которой участвовали не только религиозные фанатики, но и мошенники, дельцы, привлеченные перспективой наживы. На дорогах Германии и Франции появились толпы мальчиков и девочек в возрасте 12 лет и старше, бредущих на юг. Германские «крестоносцы» добрались до Генуи, французские – до Марселя. Большинство детей, пришедших в Геную, погибло от голода и болезней, остальные разбрелись в разные стороны или устремились назад на родину. Судьба марсельского отряда была еще более трагичной. Купцы-авантюристы Феррей и Порк согласились «ради спасения своих душ» перевезти детей-крестоносцев в Африку и отплыли с ними на семи кораблях. Шторм потопил два судна вместе со всеми его пассажирами, остальных благочестивые предприниматели высадили в Александрии, где и продали в рабство. Так закончилась еще одна, может быть самая жуткая, страница истории человеческих страданий, связанная с почти двухсотлетней эпопеей крестовых походов 43.
Особое место в истории крестовых походов занимает четвертый (1204). Его своеобразие и даже некоторая курьезность заключались в том, что в результате этого похода была «освобождена» не Палестина, а христианская Византия. Клубок алчных, хищнических группировок, принимавших участие в этом необычном даже для средневековья историческом эпизоде, объединил вместе папу Иннокентия III, венецианского дожа Дандоло, германских императоров Гогенштауфенов, крупных феодальных властителей Западной Европы. У каждого из них отсутствовали какие-либо моральные принципы, каждый был в сущности врагом остальных и стремился извлечь максимальные выгоды для себя независимо от того, как это сказывается на интересах других и конечно же на успехе самой цели крестовых походов – завоевания Иерусалима и всей Палестины.
В апреле 1204 г. западные рыцари-христиане захватили Константинополь и предали его страшному опустошению. Набожные победители захватили столько «золота, серебра, драгоценных камней, золотых и серебряных сосудов, шелковых одежд, мехов и всего, что есть прекрасного в этом мире» (слова хрониста Виллардуэна), сколько никогда еще никому не удавалось, по уверениям того же Виллардуэна, со дня сотворения мира. Участники этой операции помимо общего грабежа занимались еще и специальным: бегали по церквам и монастырям Константинополя, хватая всюду реликвии и мощи, которые на родине могли потом составить источник интенсивного обогащения. Возможность нажиться за счет единоверцев оказалась не менее приемлемой, чем та же возможность в отношении неверных, богопротивных мусульман.
Основанная на месте Византии католическая Латинская империя оказалась недолговечной. В 1261 г. она перестала существовать, и Константинополь снова стал столицей Византии.
Не имела успеха попытка пап использовать создавшееся положение для «унии», для присоединения восточной церкви. Ставившиеся ими патриархи были не в состоянии навязать грекам капитуляцию в вероисповедных и культовых вопросах. Папы применяли все меры воздействия – от публичных диспутов между римскими и византийскими богословами до заключения в тюрьму, пыток и казней в отношении тех, кто, по мнению католических миссионеров, препятствовал успеху их пропаганды. В итоге папству пришлось пойти на компромисс и на Латеранском соборе 1215 г. вынести решение, которым легализовались особенности культовой практики восточной церкви 44. А после восстановления Византийской империи патриархия опять обрела независимость от Рима и прежнюю полную зависимость от императоров.
Последствия крестовых походов были весьма многообразны, они не укладываются в рамки истории религий. Это движение, религиозное по форме, оказало существенное влияние на ход исторического, и прежде всего экономического, развития. Были проложены новые пути международного общения, установлены связи с народами Востока от Византии до Сирии и Египта, расширился кругозор населения Европы. При желании можно сделать заключение о прогрессивности даже самой идеи крестовых походов, приведшей к таким последствиям. Но это заключение было бы субъективным и поверхностным. Сама религиозная идея, приведшая в попытках своего осуществления к неожиданным результатам, не имеющим отношения к религии, не может быть отождествляема с этими результатами, тем более что ее претворение в жизнь было связано с побочными факторами, не связанными с религией.
В каждом значительном явлении истории религии светские и религиозные обстоятельства так перемешиваются и сплетаются, что невозможно разделить их самих и то влияние, которое они оказывают на ход исторического развития. Поэтому нет оснований относить все последствия крестовых походов лишь на счет той религиозной идеи, которая формально лежала в их основе.