Текст книги "Бычки в томате"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Прекратите городить чепуху! Они хотят, чтобы я им все точно переводила! – разозлилась Алиция. – Что мне им сказать? Что фиг с маслом от нас получат?

Я, разумеется, вмешалась, хотя вовсе не имела такого намерения. Идиотская у меня натура – раз возникла проблема, значит, надо обязательно встрять.

– Я тебя сейчас удивлю пуще Мажены. Скажи им для разнообразия правду. Во-первых, насколько нам известно, Юлия любила его больше жизни…

– А почему с нее начинать?

– А как правило, первым подозреваемым является супруг, неважно, какого пола. Так что дай им это для затравки. Во-вторых, пусть свяжутся с польскими полицейскими. Мы-то ему никакие не друзья, так, сборная команда, а прислали Буцких Ханя со Збышеком, которые их знают гораздо лучше. Хане и Збышеку это никак не повредит, ведь их здесь не было…

– Погоди-ка, как ни странно, разумные вещи иногда говоришь, дай я им переведу…

Я воспользовалась передышкой, чтобы быстренько выяснить у Стефана, сдавать ли его полиции как их близкого знакомого?

– Близкого, не близкого, а в лицо я их знаю, факт.

– Магда, а ты?

– Тоже в лицо. Ну и слышала, конечно, от тетки. В остальном я лично собираюсь наврать им с три короба. Правде все равно не поверят.

– Ну, дальше что? – поторапливала меня Алиция.

– Погоди, забыла, на чем остановилась. Ах, да! Четверо из нас никогда их в жизни раньше не видели: ты, я, Мажена, Эльжбета и Олаф. Стефан и Магда с ними в Польше пересекались, но по касательной. Случайное знакомство, не более. А Юлия у нас после автокатастрофы выздоравливает. Точка. Ничего лучшего не придумаю.

– И так достаточно, – похвалил меня Стефан.

Алиция перевела все сказанное выше на датский и с чувством выполненного долга откинулась на спинку кресла. Спутник господина аспиранта проявил неожиданные лингвистические способности, свободно оперируя английским и шведским, что обрадовало только Олафа, который понадеялся, что наконец-то будет в курсе событий. Вышло не совсем так, ибо, кроме Олафа, общаться с милыми представителями власти никто не рвался. Попытавшись выудить еще хоть что-нибудь из Стефана и Магды, господа полицейские удалились не солоно хлебавши, если не считать адреса и прочих данных Хани и Збышека.

А нам все никак не удавалось вернуться к вопросу алиби.

На Мажену мы свалили задачу обеда-ужина, против чего она совсем не возражала, заявив, что это не требует умственной работы, зато позволяет привести в порядок свои взгляды на проблемы жизни и знания на тему смерти. Прозвучало это странно, но, если вдуматься, смысл был.

Жутко мешала Юлия. Пришла на ужин, что не позволило нам продолжить оргию с шампанским. Сидела она недолго, ела мало и сочла необходимым извиниться:

– Прошу прощения, если я веду себя глупо. Мне надо свыкнуться с тем, что стало, а это нелегко. Лучше делать это в одиночестве, тем более что я только всех стесняю. Я понимаю… И позвольте мне… Пока дело не выяснится…

Никто и не возражал, все выразили полнейшее понимание. Она удалилась в свою комнату, взяв с собой чай и минералку, но постоянно возвращалась за какими-то мелочами. Казалось, ей хочется что-то сказать или услышать, но как только она появлялась, все замолкали. Наконец она ушла надолго, но тут явился Мариан с собственным комментарием:

– Выходит, вдова здесь будет жить, пока не повяжут убийцу, который труп пиявкам скормил?

Поскольку присутствие недоумка сводило задушевные разговоры на нет, пришлось вернуться к вопросу алиби. Оказалось, что практически все мы в этот самый интересный момент эпопеи торчали дома, кроме Мариана, который теоретически отправился перебрасывать компост и таким образом исчез из нашего поля зрения до конца дня, а потом появился одновременно с Юлией. Никто его у компоста не стреножил, он мог преспокойно помчаться к озеру, грохнуть панголина и быстренько вернуться. А физически он уж точно был не слабее «супруги» покойного. Мотив – тоже не проблема. Мотив лежит, можно сказать, на поверхности:

– Вацлав лопал так интенсивно, что Мариан не выдержал, бедный. Чпокнул конкурента по темени, и концы в воду, – изложила Мажена свою версию.

До Мариана поначалу даже не дошло, в чем его обвиняют.

– Ты что столько времени с компостом возился? – насела я на троглодита.

Тот взглянул на меня с опаской и начал заикаться:

– Ну, я… Того… Компост перебрасывал…

– Полдня пару лопат?

– Ну, да… Там у вас это, ягоды были…

– Те, что были, и даже соседские, хромой лось в минуту бы смолотил. Что ты делал? На озеро мотался?

– Там живая изгородь, колючая, – разволновался Мариан. – А лось мордой ест!

– Да ты что? А не задницей?

– У него шкура толстая. Знаете, какие там шипы? Как гвозди, до кости продирают.

– Значит, пытался-таки перелезть через живую изгородь?

Алиция, которая уже собиралась меня отругать за издевательство над малолетними, прикусила язык. Ясно было, что обжора нарушил границу соседских владений и, очень даже вероятно, чего-нибудь там сломал, что в благопристойной Дании считается чем-то недопустимым и достойным всяческого порицания, вплоть до высшей меры…

– Я тебе категорически заявляю, что сообщу в полицию о твоем отсутствии, – произнесла она таким прокурорским тоном, что нам с Маженой и не снился. – С ними будешь объясняться. Уходи.

– Я… Может… Я отдыхал…

– Уходи.

– Лучше беги к сестре и собери, что надо для тюряги: зубную щетку, запасные трусы и пижаму, – все так же доброжелательно посоветовала ему Мажена.

Мариан обалдел настолько, что послушался и исчез. Так нам удалось от него избавиться.

Остались почти все невиновные, но снова нам поперек дороги стало это «почти». При первых поисках пропавшего панголина потерялся сначала Мариан, а потом Стефан. Каждый при желании мог поднапрячься и успеть. Оба укладывались в норматив, определенный судебной медициной. Полностью отпадали только Мажена и Олаф, ну и, разумеется, те, кто оставался дома Эльжбета Алиция и я. Плюс Магда которая приехала уже после…

– Ничего подобного, – горячо возразила Магда. – Лучше я сразу вам признаюсь. Я приплыла в Мальмё вообще раньше и совсем в Швеции не задерживалась, даже успела кое-что купить в Копенгагене, в последний момент, когда уже закрывали, и сюда приехала пораньше, но сначала пошла перекусить. В пивную в центре Биркерёд. Глупо было бы с голодным блеском в глазах являться в чужой дом с криком: «Вот она я, кормите!» А уж если кого и убивать… Может, такая мысль и была… То не глупого павиана Вацлава, а эту его суку! Хотя я только теперь узнала, что это она!

Пока мы переваривали столь оригинальное заявление, естественно, зазвонил телефон.

Взяла трубку Алиция. О чем шла речь, мы опять узнали после окончания разговора.

– Аспирант Гравсен спрашивал, где покойный последний раз принимал пищу, – сообщила нам хозяйка. – Я ответила, что, вероятно, у озера вместе с Юлией. А он уперся, что результаты экспертизы странные – часть еды нормальная, остальное непонятно что. Понятия не имею, что он имел в виду, и гадать не хочу!

– Чего там гадать, норвежская молодежь его чем-то угостила, пусть их и спросят, – пренебрежительно заметила Мажена.

– Гравсен просто хотел удостовериться, что точно не у меня и что я точно не знаю. Не нравится мне эта норвежская молодежь…

И она принялась названивать по телефону, стараясь заловить Ханю со Збышеком. Нельзя сказать, что вечер получился упоительным.

Утро тоже не задалось с самого начала.

* * *

За завтраком Алиции даже некому было задать свой любимый вопрос про яйцо. Каждый перекусил чем-то на скорую руку и смылся. Насколько мне удалось сориентироваться, сама хозяйка отправилась со Стефаном за покупками, так как продовольственная ситуация в ее доме выглядела все более нетипично и перестала ее удовлетворять. Магды с Маженой вообще не было, они вместе отправились поздней ночью в Копенгаген после раздраженного заявления Магды, что ей хотелось бы наконец-то рассказать все раз и навсегда без опасения быть подслушанной, а у Мажены хата была свободна. Эльжбета с Олафом уехали последними, поскольку хотели увидеть вроде Драгёр, по моим подсчетам, часа на три-четыре. Я осталась в доме одна, если не считать еще проснувшейся Юлии.

Какая вожжа мне под хвост попала, сказать не берусь, но я ни с того ни с сего отправилась исправлять компостные недоделки проклятого Мариана. Лопата и вилы лежали на своем месте. Работы с переброской тонюсенького слоя земли из одной емкости в другую было столько, что я готова была всерьез начать подозревать Мариана в преступных деяниях, если бы не его медлительность. Ромео пришлось бы долго дожидаться, пока Мариан соизволит прочухаться и вдарить его по голове. Так и задеревенеть недолго. Да и слетать галопом к озеру и назад, это тоже не в Мариановом духе. Но припугнуть его все равно не мешало…

В порядке эксперимента я попробовала две последние лопаты перенести с места на место в темпе, как мне казалось, Мариана. Номер не прошел. Кучка земли на легкой лопате, транспортируемая по сантиметру в пару секунд, становилась тяжеленной до невозможности, честное слово! Мне приходилось отдыхать каждые десять минут. Жуть!

Меня так это завело, что я решила просеять землю из последнего контейнера и наверняка сделала бы как минимум половину работы, если бы нашла сито. Я точно знала, что оно где-то у Алиции было. Вот только где? В сараюшке рядом? Ничего подобного. В сараюшке были дрова… На кой черт ей дрова, если камин не работает? Еще я нашла два поломанных стула, довоенный котел для кипячения белья, множество мешков с землей, множество разных луковиц и засушенных насмерть растений, цветочные горшки, корытца и емкости, потрепанную соломенную шляпу с большими полями, короче, все, что угодно, кроме сита.

Может, где-то еще поискать? Посмотрела, нет ничего. Может, с другой стороны, в зарослях, в кустах, в крапиве? Я пошла на другую сторону и принялась осторожно шарить в кустах, сторонясь крапивы, пока вся злость у меня не прошла, равно как и желание работать. Вытерев пот, я решила отдохнуть, повернула к дому…

Я стояла в единственном месте, откуда видно было и вход в ателье, и ведущую к нему дорожку. Вид мало напоминал альпийскую панораму: узенькая тропинка вилась между кустами, упираясь в клумбу, а дальше дорожка сворачивала и шла вверх, к террасе. С той стороны сад просматривался плохо, а меня и вовсе увидеть было невозможно, так как заслоняли кусты и густые ветки. И тут меня оторопь взяла.

Из ателье на дорожку вышла Юлия. Она наверняка успела убедиться, что дом пуст, так как чувствовала себя совершенно свободно. Убитая горем вдова сладко потянулась, выполнила несколько энергичных наклонов и приседаний, а затем вдруг совершила нечто, что во времена моей молодости называлось «пройтись колесом» и что я тоже проделывала в шестнадцать лет на балтийском пляже. До конца дорожки у нее получились три раза, и точно так же в три оборота она вернулась назад, к двери. Затем последовали мостик и стойка на руках, которая у меня никогда не получалась. Проделав еще несколько гимнастических упражнений в виде всяких махов и наклонов, она закончила разминку быстрой пробежкой туда и назад по дорожке, а затем спокойно направилась к террасе.

Я впала в ступор от изумления, а потом, когда вышла из этого состояния, слегка встревожилась. Вот тебе и инвалидка, покалеченная в страшной аварии! Какого же рожна она прикидывалась?!

Мне вдруг стало не по себе, и меньше всего хотелось, чтобы она меня заметила. То, что я была свидетелем ее гимнастических выкрутасов, должно было остаться тайной! Права была Эльжбета: это здоровая баба, которая из каких-то своих соображений притворяется недолеченной калекой… Что-то тут не срастается. Разве так должна выглядеть убитая горем и безумно любящая женщина?

Юлия заглянула с террасы в салон и вошла внутрь. Этим она облегчила мою задачу. Я сразу прошмыгнула под орешник, аж до белого столика со стульями, и тут чуть было на нее не напоролась. Она вышла через главный вход, выглянула на улицу, затем вернулась бегом домой, демонстрируя отличную физическую форму, и через минуту показалась опять с чемоданом и набитой спортивной сумкой, неся их без малейшего усилия. Вышла за калитку и исчезла из виду.

Я прислушалась, не хлопнет ли багажник или дверца автомобиля, но ничего похожего не услышала. Тогда я заволновалась, может, она закрыла ее бесшумно, ведь не потащилась же она на вокзал пешком или выбросила свое имущество в мусорный бак? Постой-ка… Свое? А вдруг Юлия избавляется от какого-то компромата, оставшегося после незабвенного панголина? А вдруг она уже возвращается и застанет меня врасплох?

Я проскочила на задний двор и спряталась в каморку. Или подсобку, это помещение мы как только не называли. Во всяком случае, я могла тут сидеть до морковкина заговенья, особо не шуметь и делать вид, будто что-то разыскиваю. Вот только обзор отсюда был никудышный: было видно одно дерево, кусок живой изгороди, вот и вся панорама.

Что до шума, то я тут ни при чем. Просто в спешке задела какую-то палку, та наклонилась и спихнула с крюка французский ключ, который шлепнулся прямиком в ведерко, служившее в свое время почтовым ящиком, и все это вместе рухнуло на бетонный пол. Вот тебе и режим молчания!

Я принялась собирать это громыхавшее барахло, и тут в дверях появилась Юлия.

– Что случилось? – с беспокойством спросила она.

Мне удалось скрыть свое возмущение и злость от неожиданного открытия, замаскировав их под истерику из-за садово-огородных неполадок.

– Ничего особенного. Ну и теснотища здесь! Пропади оно пропадом, это сито!

– Никого нет?

– Что? А, никого. Разъехались, кто куда, я тут одна на хозяйстве. – И будучи уверена, что следующего вопроса она не задаст, быстро добавила: – Черт бы побрал этого паршивого Мариана. Собралась землю просеять, которую он испаскудил, да вот сито куда-то подевалось, никак не найду!

После земляных работ и развлечения в подсобке я была грязная, как не знаю кто, поэтому следующая моя фраза не должна была вызвать подозрений.

– Пойду умоюсь. А? Может, вы хотите позавтракать? На кухне кофе в термосе…

– Спасибо, я справлюсь.

Вот уж в этом я никак не сомневалась, хотя она опять начала передвигаться с явным трудом. Но обслуживать ее – дудки! Кажется, мне еще никогда в жизни не доводилось мыться так долго и тщательно. В ванной я и дождалась возвращения Алиции и Стефана.

Вскоре после них приехали и Мажена с Магдой, Магда – мстительно ожесточенная и непримиримо настроенная, Мажена жутко возбужденная. Юлия, как назло, перестала уединяться, поэтому нормально поговорить не представлялось возможным. Хотя с докладом о состоянии ее здоровья я и так собиралась подождать до возвращения Эльжбеты, но ужасно хотелось знать, что так наших дев взбудоражило. Не иначе как Магда поделилась с Маженой причиной своего преображения над пепельницами. Но делать было нечего, пришлось терпеть. Единственное, что мне удалось провернуть, так это оттащить Алицию ненадолго в сторонку, бормоча какую-то белиберду о французском ключе и сите. Хозяйка пошла за мной.

– Что с ней будем делать, когда приедет господин Мульдгорд? – задала я вопрос в лоб. – При ней говорить?

– Какой ключ? – в своей любимой манере – вопросом на вопрос – ответила подруга.

– Французский. Гидравлический. Вот этот.

– А что он тут делает?

– Лежит. Поет. Книжку читает. Какого черта ты вешаешь такую железяку под потолком? Ведь так и убить недолю!

Алиция взглянула вверх и прикинула расстояние от пола до потолка.

– Здесь ведь низко, авось не убьет, разве что на ногу свалится. Понятия не имею, откуда он здесь, я его не вешала. Думаешь, она здесь зависнет аж до приезда Мульгорда?

– Боюсь, что да. Что станем делать?

Алиция вышла из каморки, тут же забыв про ключ.

– Не знаю. Наверное, ничего. Это его проблема или ее. Ничего не поделаешь, услышит пару неприятных вещей. Что тут придумаешь?

– Как-то это не по-людски, но ты, пожалуй, права…

– Я всегда права. Есть хочешь?

Эльжбета с Олафом вернулись, как мы и предполагали, в четвертом часу, аккурат на кавеоти. Юлия вышла к столу. У меня сложилось впечатление, что она хочет от нас что-то узнать. Собственно говоря, узнать все, но характер не позволяет ей расспрашивать. Опасается, что по ее вопросам мы слишком много о ней узнаем? А она хочет любой ценой этого избежать? Что за странная черта характера? От скрытности это у нее или от стеснительности? Бывает, конечно, у людей такая несовместимость с окружающими, но тут явный перебор…

А во мне, как назло, пробудились все отрицательные черты, переданные по женской линии: упрямство, строптивость, дух противоречия, общая зловредность и что там еще я получила в наследство. Все хорошее, доставшееся мне от мужских предков, я придушила под столом Алиции и решила молчать, пусть эта Юлия хоть треснет!

И замолчала. Вера в искренность ее отчаяния по панголину у меня улетучилась, а вот понять, что она в него так вцепилась, я никак не могла. Погруженная в свои мысли, я только через некоторое время заметила, что некоторые из присутствующих последовали моему примеру, то есть тоже замолчали. Беседовали трое: Олаф, Эльжбета и Стефан, нормально, как приличные люди, но по-шведски.

В эту деликатную ситуацию как нельзя более тактично вклинилась Мажена.

– Полиция вам вчера сообщила подробности вскрытия? – спросила она открытым текстом.

За кофе с песочными французскими пирожными вопрос прозвучал очень элегантно. Но Юлию не так-то легко было пронять. Она даже не вздрогнула, даже не изменилась в лице:

– Нет.

Исчерпывающий ответ.

– А когда сообщат? Сказали?

Ошибка. Последнего слова добавлять не следовало. Облегчила этим жизнь Юлии.

– Нет.

– Жаль. Хоть какая-то информация пригодилась бы. Может, у пана Вацлава были враги?

Матерь божья, что эти девицы друг другу наболтали?! Мажена – золотое сердце, добрейшая душа, а брызжет ядом, что твой василиск! Похоже, здорово ее переклинило. Нет, придется, видно, бегать к ящику с компостом попарно, чтобы делиться новостями с глазу на глаз, ничего лучше не придумаешь.

Те трое, что по-шведски шпрехали, тоже примолкли. Мать моя женщина, а вдруг это я свинья бесчувственная, а она действительно мучается и страдает, только характер у нее такой идиотский, детство было тяжелое?.. Так это благодаря тяжелому детству она запросто шесть раз по саду колесом прошлась?

И тут телефон снова оказал Алиции услугу и зазвонил.

Насколько я ее знаю, а мы, как ни крути, не один год вместе работали, она с трудом сдерживалась. Приятная улыбка радушной хозяйки застыла на лице, как безжизненная маска. Сидела она тоже молча, но я отлично понимала, что это своего рода защитная реакция. На самом же деле она думает о чем-то своем… Телефонный звонок всех нас встряхнул.

По первым словам я догадалась, что на проводе Ханя. Алиция сняла трубку в салоне, а не в своей комнате, что было ошибкой. Ну что ж, я и так веду себя по-свински, можно продолжать в том же духе. Поднявшись с места, я прошествовала по направлению к комнате хозяйки, по дороге многозначительно посмотрела на нее и показала глазами, куда иду. Алиция меня поняла и даже кивнула. Переносная трубка нашлась сразу.

– Я правда ничего не знала, – ныла Ханя, расстроенная до невозможности. – Полицейские у нас сегодня были. Збышек поехал с ними. Он не подозреваемый, нет, но его выспрашивали, кто с ним не ладил… Я понятия ни о чем не имела, ее тетка, страшная женщина, такие вещи говорила… Может, я и дура, но я ей верила, будто он такой замечательный, а ей так хотелось что-нибудь важное для него сделать… Ему же ни разу не приходилось на Запад выезжать, самое большое Болгария, Крым, и все… Вот она… Я думала… Ты меня прости, пожалуйста…

– Ничего страшного, – сухо произнесла Алиция. – Ерунда.

Я нашла нужную кнопку и нажала. Ну, будь, что будет, рискну.

– Ханя, – подключилась я, – там что-то серьезное было? Какая-то гадость? Он кому-то свинью подложил?

– Иоаннка, ах, как хорошо, что ты там! Я уж не знаю, как у Алиции прощения просить! Это все потому, что нас не было, он какую-то доверенность использовал и что-то там за кого-то подписал, с творчеством связанное. Это пожилой человек, а внук его вроде грозился, что его убьет, так как юридически там не подкопаешься, и он, похоже, в Данию поехал…

В салоне все слышали, что говорит Алиция, а меня – нет.

– А как фамилия того внука? Ты знаешь?

– Поддерживаю, – сказала Алиция, значит, одобряла.

– Господи, да не знаю, это по женской линии, но зовут Арнольд, такое уж имя дали, очень энергичный мальчик…

– Погоди. А не Юзеф?

– Какой Юзеф?

– Племянник некоего Станковича.

Ханя растерялась:

– Мы знаем Станковича, прекрасный писатель, у него инфаркт был, но уже выздоравливает. Ни о каком Юзефе я не слышала, хоть, может, у него и есть племянник…

– Зато слышала о Арнольде, у которого есть дед. Сколько ему лет? Не деду, а внуку? Со скандинавской молодежью мог контачить?

– Ах, да, конечно. У них постоянные молодежные обмены, то по спортивной линии, то по учебной. И языки знает!

– Сделай нам приятное, разузнай, пожалуйста, как его фамилия, этого писательского внука! Значит, дед – писатель?

– Да, и его много переводят…

– Это уже второй, – едко заметила Алиция.

– Третий, – поправила я. – Пусть Збышек найдет фамилию этого Арнольда. Окажете Алиции услугу…

К счастью, через стенку Алиция не могла убить меня взглядом, даже если бы мои замечания ей не понравились. Ханя страшно обрадовалась, что есть шанс хоть как-то загладить свою вину. Совместными усилиями мы завершили разговор. Я вышла из комнаты подруги и столкнулась с ней на пороге салона.

– Неплохо придумано, – соизволила похвалить меня Алиция. – Я же говорила, что не нравится мне эта молодежная экскурсия.

Мне сразу полегчало. А затем и всем остальным, ибо прибыл сотрудник аспиранта Гравсена и забрал Юлию, чьи показания о последнем приеме пищи покойным оказались необходимы следствию. Позарез!

* * *

Господин Мульдгорд, с которым мы познакомились несколько лет тому назад в связи с убийственными происшествиями в доме Алиции, продолжал совершенствовать свое знание польского языка, пользуясь каждым удобным случаем. Однажды ему даже удалось провести долгий уикенд, то есть целых четыре дня, в Польше. Правда, в Свиноустье, где шведы, норвежцы, датчане и немцы численно превосходили поляков раз в двадцать, так как у них тоже были выходные.

С самого начала высокий гость подчеркнул, что находится у Алиции исключительно частным образом. Просто навещает старых друзей и заводит новых. В доказательство чего согласился участвовать в неком подобии скромного ужина, тем самым сразу дав нам понять, что пан Вацлав умер не от яда. Дополнительное удовольствие доставил нам тот факт, что в момент прибытия долгожданного гостя нежелательные персоны отсутствовали.

Продемонстрировав смешанные чувства, искреннюю радость по случаю встречи с давними знакомыми, Алицией, Эльжбетой и мной, а также огорчение в связи с печальным поводом данной встречи, он охотно отдал должное индюшкам, оставшимся со вчерашнего дня, а также с радостью приветствовал шампанское, за которым Стефан сгонял в мастерскую. Пробка выстрелила в потолок, и Алиция засияла от счастья при мысли об опустевшей морозилке. Тут же сам собой возник тост, прозвучавший одновременно на всех известных нам языках: «За здоровье покойного», после чего гость прочно водворился за нашим столом.

Господин Мульдгорд считался в своем ведомстве крупнейшим специалистом по Польше, ибо, во-первых, почти владел польским языком благодаря бабушке-польке, которая в детстве читала внуку полученную в приданое ветхую польскую Библию позапрошлого века. А во-вторых, благодаря блестяще раскрытому уголовному делу, к расследованию которого мы с Алицией и большой группой поляков имели некоторое отношение. Гость не упустил случая попрактиковаться в польском языке, однако так щедро уснащал свою речь древленизмами, что понять его можно было только с большим трудом и далеко не сразу. На неподготовленных слушателей его оригинальный стиль производил сногсшибательное впечатление, хотя я отметила и явное движение в сторону разговорного языка.

– Обретен в волнах орудий смертоубийства, – заявил он спокойным, я бы даже сказала, светским тоном… – Камень бысть. Зауряден. Велик, яко плод. Оранж. Велик оранж.

Он осмотрелся и, не найдя в салоне подходящего камня, указал на высушенную тыкву, служившую емкостью для ручек, карандашей и прочих мелких палочек.

– Бить в морда! – торжественно произнес Олаф, которому показалось, что он услышал знакомое польское слово.

– В зад глава, – поправил его господин Мульдгорд. – Морда у нас спереди.

Просто одно удовольствие было слушать, как эти иностранцы объясняются друг с другом по-польски. Еще пара-тройка убийств, и, глядишь, польский станет языком международного общения.

– Такое большое, как это? – недоверчиво спросила Мажена, уставившись на тыкву.

– Такое большое, но не совершен. Почти не так по равности. Не… регу…ра…ляр.

– Ну, тогда по всему видно, что пришил его здоровенный детина с лапищами, что твоя горилла! Такое обычному человеку в руке не удержать!

Мы все невольно посмотрели на руки Стефана, который и сам принялся их с подозрением разглядывать. Нет, до гориллы, слава богу, ему было пока еще далеко.

– Нет. – Герр Мульдгорд был категорически не согласен с этой версией. – Орудий был не одинок. Одеян в сетка.

– Что за сетка?

– Вельми велик… В магазин стяжать плоды земные в сетка. Такожде спорт, футбол, теннис, дитя, резвясь, играя.

– Такие сетки, такие? – Мажена оставила в покое тыкву и, сорвавшись с места, притащила из кухни кило замечательного лука в элегантной сеточке.

Господин Мульдгорд довольно кивнул в знак подтверждения.

– Такие. Но весьма длинный. И мало гибкий. Твердый.

Теперь, наконец, дошло даже до тугодумов. Горилла не понадобилась, достаточно было проявить немного смекалки: пан Вацлав получил по голове изящно упакованным в сетку камнем, который тут же отправился на дно озера – и концы в воду. Предварительно его, конечно, из сетки извлекли. Камень, разумеется, а не пана Вацлава…

Герр Мульдгорд, словно по бумаге, читал наши мысли:

– Кидок весьма далече парить. Един, затем два, сетка вкупе с камень. Трудно сепарировать, камень кривой вид. Надо скоро метать, купно в озеро падать. Гладь спокойна, не река,

– Но дно-то, наверное, заилено, раз пиявки развелись в таких количествах? – предположил Стефан.

Тут я могла поделиться опытом:

– Ил только у самого берега, там, где тростник растет, а дальше дно чистое. Можешь мне поверить, я в таких местах много раз купалась, а с пиявками ни за что бы не полезла.

– А как же ты входила? С трамплина прыгала?

– Трамплина там не было, места дикие. На надувном матрасе. Главное – от берега оттолкнуться и дальше как на санках, вся гадость позади остается.

Господин Мульдгорд явно был со мной согласен, так как все время одобрительно качал головой.

– Отнюдь не наша есть, – печально добавил он.

Казалось, между нами возникло полное взаимопонимание, но тут он нас поставил в тупик.

– Что не наша? – спросила Магда.

– Глаголемая сетка.

– А чья?

– Экспертиза проводима. Возможно, сетка обретена от чужда фирма, торговля, политик, из зона коммунизма. – Герр Мульдгорд смущенно замолчал, полагая, что мы можем оскорбиться за весь соцлагерь, но, убедившись в обратном, продолжил: – Демокративные страны. Там экспорт-импорт из одна фирма. Данмарк таковых не иметь. Не так точно.

– Мне политика по барабану, – буркнула Алиция.

– Из чего следует, что сетка была социалистического происхождения, – уточнил Стефан и взглянул на меня: – Кто-то из Польши привез?

– Это не я! Нечего с больной головы на здоровую валить! А вообще-то мог кто угодно. Или один привез, а другой взял…

– Ага! – вспомнила Алиция. – А что с той молодежной экскурсией? Говорят, они подрались, потом их допрашивали? И что?

Господин Мульдгорд не собирался держать нас в неведении. Он пошарил в кармане, извлек записную книжку, заглянул в бокал и допил шампанское, что подвигло Стефана смотаться в ателье за последней бутылкой. Магда вопросительно посмотрела на Алицию и помчалась в кухню варить кофе. Термос для кофе стал для нас спасательным кругом, благодаря ему можно было какое-то время посидеть спокойно за столом, но и он не был безразмерным.

Наш вежливый гость терпеливо пережидал всю эту суету, листая свои записи. Затем информировал нас, что тургруппа состояла из двадцати норвежцев и шведов, а также немца и поляка. В сумме двадцать два человека, средний возраст – двадцать один год. Все – студенты разных вузов. И зачитал фамилии, после чего вопросительно взглянул на нас. Прежде всего на Алицию.

В списке фигурировал некто Арнольд Келлер, по национальности поляк.

– Арнольд! – не удержалась Алиция. – Дядька. Нет, племянник… То есть внук…

Черт побери! Я молчала, не зная, что сказать. Но и подкладывать парню свинью не собиралась. Герр Мульдгорд тоже молчал, с любопытством разглядывая нашу компанию.

– И что этот Арнольд? – после долгого молчания подозрительно спросила Мажена.

В руках Стефана хлопнуло шампанское. Алиция тем временем сумела взять себя в руки.

– Ничего. А кстати, что этот Арнольд рассказал?

– Он учинить уход за одна молодой дама, свенск, – снисходительно улыбнулся господин Мульдгорд. – Отнюдь не обусторонне хотеть. Убиенный приставать к группа, юницы обхватать, дама Арнольд также. Иной любитель, норвеген, сердит на Арнольд, на пострадалец такожде. На Арнольда более оного. Две дамы и убиваемый уходят в другой путь, Арнольд хотел делать зло, за ними хвост, однако иной любитель делает протест, группа в раскол. Велика побоище, два конкуренты и помогатели бить себе лицо, травмы с обе сторон, медицина необходима. Пока из Биструп долго ждать амбуланс, две дамы навесело вернулся. Поесть, группа в комплект. Приход темноты наступать.

Мы затаив дыхание выслушали оригинальный пересказ показаний Арнольда, внука писателя из Польши. Группа в комплекте, то бишь в полном составе, подтвердила каждое его слово, даже конкурирующий ухажер, а ведь каждого из них допрашивали отдельно. «Скорая» из Биструпа представила в письменном виде отчет об оказании помощи двум молодым людям в синяках и ссадинах, изрядно отметеленным в драке, но без тяжких телесных повреждений, а также еще нескольким молодым людям с менее заметными повреждениями, которые, судя по всему, были на подхвате. Место их ночного пребывания нас уже не интересовало.

– Ну, значит, Арнольд отпадает, – констатировала Алиция. – Не буду отрицать, мне сразу легче стало, а то опять мы были бы виноваты. Интересно, кто же там остается…

Герр Мульдгорд с осуждением покачал головой: