Текст книги "Такие как мы (СИ)"

Автор книги: Илья Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Но на месте мы не сидели.

На свет появилась копьеметалка, и несколько коротких копий типа дротиков. Оперенья я делать не стал. Перья попугаев не очень подходили, а других птиц, кроме тех, что летали на запредельной для нас высоте, мы не видели. Но и этого оказалось вполне серьёзным подспорьем, как для добычи мяса, так и для сокращения поголовья зубастых и когтистых. Даже белохвостые львы прочувствовали на своей шкуре, мощь человеческого оружия, и теперь ненужный им мех сохнет на специальных распорках на хозпятачке.

Найти гнутый сук была не проблема, этого добра было навалом. Осталось придать ему нужный вид, и новые, более подходящие качества. Опалив иголки, обстрогал деревянное изделие и, проточив в нём желобок и упор для дротика, запихнул в обжиговую печь в фазе малых температур, буквально на пятнадцать минут.

Когда будущая копьеметалка, стала слегка коричневой и начала играть на солнце матовыми бликами, будто её покрыли лаком, закинул её в ведро с кипящей водой. Распарив, ставшую твёрдой, древесину, придал ей слегка дугообразную форму, почти как у ассиметричного лука.

– Вот, это другое дело. Не то, что гнутые палки у дикарей Австралии, – взяв в руки получившийся инструмент, я упёр его одним концом в землю, а на другой надавил всем весом. Копьеметалка согнулась пополам, но стоило мне ослабить давление, чуть не откинула меня назад. Теперь к силе броска копьеметателя, добавлялось пружинное действие самой копьеметалки.

Дротики мы с Немо делали вместе. На древки пошла всё та же многострадальная ирга. Обрезать кончики у ножей, для изготовления наконечников, я не решился, хотя такое и предусматривал в самом начале. Немо, как самый опытный Данила-мастер, сделал наконечники из камня, а я обработал их на шлифовальном круге, придав им гладкий и блестящий вид, сделав их более острыми. Для тренировок мы использовали простые каменные наконечники, изготовленные без всяких изысков. В конце, при активном участии Евы, сделали – джид, колчан для дротиков, с пятью гнёздами.

Немо был влюблён. В копьеметалку, в дротики, в меня…. Тьфу, тьфу, тьфу! За что мне такая напасть? Я тоже влюблён, но с правильной ориентацией. В кого не скажу, потом, как-нибудь, проболтаюсь.

Немо, освоил копьеметалку, быстрее, чем я ожидал. Результат, как я уже говорил сушиться на распорках и собирает всех окрестных мух. Щёлочи, для нормальной выделки шкур нет. Возиться с навозом, у меня нет желания.

Но как бы там ни было, а проблему хищников, это усовершенствование, до конца не решило. И мы на полном серьёзе обдумывали возможность расширения наших владений, за счёт переноса южной части забора на пятьдесят метров дальше.

Но этим планам, не суждено было сбыться.

Сначала пришла пора собирать созревший урожай яблок, потом картошки и других корнеплодов, а потом….

Потом случилась небольшая заварушка, или первая аурумская замятня.

***

– Немо, подбрось дровишек, – Немо загромыхал заслонкой, и на меня пыхнуло жаром обжиговой печи, подбросил несколько штук кругляшей, и снова закрыл топку. И снова, предночная прохлада, невзирая на одетую дублёнку, забралась мне за шиворот. Да, по ночам, уже пахнет осенью.

В последнее время, на ночное дежурство, мы ходим вдвоём. Поодиночке, ходить ночью в степь стало опасно. Ну, ничего, перенесём забор, тогда будет проще.

Солнце последний раз разлило багровый красный цвет по линии горизонта, и тёмно-синее небо озарилось серебряной амальгамой звёзд. И в тот же миг, дикий рёв, разнёсся над степью. Вслед за ним раздался второй и третий, и уже через минуту вся степь была оглушена множеством голосов, слившихся в единую какофонию ужаса.

– Проклятые львы, покоя не дают, – я вскочил на ноги, подхватив копьё, и прикрывшись щитом, стал вглядываться в серебряно-сумеречную степь. – Немо, по очереди, с интервалом два метра, к забору. Бегом. – Сначала прикрывал отход Немо я, потом он ждал, когда я сдвинусь на два метра ему за спину, потом ждал я…. До ворот мы добрались быстро.

– Закрывай, – крикнул я, вбегая последним на огороженную территорию.

– Сволочи, – рычал я в бешенстве, – если они не уйдут через четыре часа, то нам придётся начинать обжиг новой партии блоков. Эти придётся выбрасывать.

Но ни через час, не через три вой и рёв не прекратились, а становились всё ближе и громче. В степи что-то происходило. Что-то не понятное и страшное. Мы с Немо, приросли к маленьким лесенкам, которые сплела Ева, вглядываясь в подсвеченную звёздами степь.

– Бегают заразы!

Не далеко от забора промелькнула большая тёмная тень с белой полосой вдоль спины, и с белым воланом на поднятом вверх хвосте. Белохвостый лев, собственной персоной, тусуется около нашей защиты.

Немо вскинул копьеметалку с наложенным на неё дротиком.

– Отставить, Немо. Он мимо идёт. Ему сейчас почему-то не до нас.

Белохвостый лев, даже не повёл в нашу сторону мордой, как бывало раньше, а повернулся к нам задницей, и исчез в высокой траве.

– Ничего не пойму, – удивился я, когда через пятнадцать минут, увидел пятящуюся тройку львов. – Их кто-то сюда отжимает. Это кого же к нам нелёгкая занесла, если львы начали ходить задницей вперёд?

Львы остановились недалеко от плетёного забора и, выстроившись клином, рванули обратно. Через минуту львиное рычание слилось с душераздирающим визгом, и не менее грозными рыками.

– Люди, – немногословно прокомментировал Немо.

– Думаешь?

Немо утвердительно мотнул головой, и снова наложил дротик на копьеметалку. Дурак я, моё благородие! Почему себе не сделал ещё один экземпляр этого чудесного оружия?

Я поправил на себе всё снаряжение, и крепче вцепился вверх забора. Колени дрожат. С лестницы не скатиться бы.

А шум, тем временем приближался всё ближе и ближе. Пока не появились очертания небольшого тёмного пятна. Пятно постоянно меняло свои очертания, то сжималось, то раздавалось вширь, и снова сжималось. И с каждым разом, с каждым рыком, и визгом оно становилось меньше.

– Не дойдут, – заорал я от бессилия. – Их же жрут.

– Степь, – спокойно прокомментировал Немо, не отрывая взгляда от происходящего. Хорошо, что сейчас ночь, днём это зрелище было бы не для слабонервных.

Дошли!

Восемь человек упёрлись спинами в забор и с обречённостью загнанного зверя, оскалив тёмные рты, издали дикий вой. Три человека, с длинными дубинами, прикрывая собой пятерых, вышли вперёд. И с глухим рыком начали вертеться волчками, между защищаемыми и нападавшими.

– Немо, вали крайнего справа, – крикнул я, спрыгивая с приставной лестницы, и побежал к воротам. – Дай им возможность подойти к воротам.

Открыв засов, я поднял щит к глазам и, выставив копьё вперёд, вышел наружу.

В трёх метрах от меня, вертелся белохвостый лев, стараясь дотянуться до торчащего из хребта дротика. Немо попал, но дротик вошёл не глубоко. Рана была не смертельной, но доставляла льву неудобство.

– Врёшь, не возьмёшь, – я взял короткий разбег, и со всей силы вонзил четырёхгранное жало льву в бок. Злость придала мне силы, и если бы не насаженный топор, играющий роль перекладины, проткнул бы льва насквозь. Теперь упереться сильнее в землю, выдернуть копьё из агонизирующего тела, и смахнуть в сторону летящего в прыжке товарища убиенного. Топор влип где-то за ухом льва… здоров чертяка. Он, сшиб меня с ног, но повис на воткнувшееся в землю копьё.

В сторону его.

– Эй, там, – крикнул я прижавшимся к забору дикарям. – Бегом, сюда.

Дикари меня не поняли и, похоже, приняли за очередного врага, не заметив, что с правого фланга, львов нет, а есть только их трупы.

– Немо, переведи. Быстро.

Откуда столько львов? Их не убывало, а становилось всё больше. Теперь, пока исчезающий вид хомо сапиенс, не примет правильного решения, надо не дать львам проникнуть внутрь, через открытые ворота. Я отошёл чуть назад, прикрывая спину забором.

– На, – щит врезался в морду очередного желающего отведать человеченки, льва. Точнее, наоборот, это он врезался в щит, так не вовремя оказавшегося на его пути.

Копьё на землю, и топором снизу, под брюхо. Шаг вперёд и влево, щит вниз, ноги прикрыть, и отточенной кромкой по лапам. Топором сверху.

– На… сука! – удар с разворота. Принять выпад когтистой лапы на щит. В сторону её. Топором сверху вниз и слева направо. – На….

А далее цензурных слов нет.

– Немо… – Заорал я, чувствуя, что меня стали зажимать, – давай родненький, я тебе потом наконечники из железа сделаю.

Колун в руку. Топор остался где-то там. Не до поисков сейчас.

Принял тушу на щит. Сволочь. Щит уткнулся в грудь льва, а лапы обхватили меня с двух сторон, и рванули обратно…. Плечи обожгло болью. Когти распороли дублёнку вместе с моей драгоценной тушкой.

– Сука, на…. – я наотмашь врезал колуном по довольной морде. – Козлы, бегом сюда.

На этот раз кучка дикарей, начала что-то соображать, и двинулась в мою сторону. В сторону ворот.

Немо не жалел дротиков…. Их всего было пять штук. Одного льва он всё же достал. Но их всё равно было много.

Вечность, это миг. А когда тебя убивают, вообще превращается в ничто. На этот раз вечность повернулась ко мне задом, с белым воланом на хвосте.

– Да кто ж так делает родимый, – я откатился назад, чувствуя как онемевают руки, и подхватил лежащее копьё.

Щит за спину. Копьё взял двумя руками, и ударил по подставленной заднице сверху вниз, нанося рубящий удар топором.

Визг резанул меня по ушам, и черная кошка развернулась на месте, вырвав копьё из рук.

Всё! Приплыл. Щит за спиной, и достать я его не успеваю, и руки слушаются всё хуже и хуже.

Развернувшийся лев прыгнуть не смог. Задние лапы подкосились, и он приник задницей к земле. Похоже, я перебил ему позвоночник. Он не боец, и я тоже.

Из-за спины, покалеченного льва показалась очень большая туша, очередного человекоядного.

Нож! Где нож?

Руки отказались слушаться и остались висеть плетьми. Ноги, тоже не торопились нести меня от смертельной опасности, а начали подкашиваться где-то в коленях. И чертовски захотелось спать. Пошло оно всё к чёрту, я спать хочу. Надо прилечь, и вздремнуть чуть-чуть…. А лев? А что лев? Отосплюсь, и займусь….

Что-то промелькнуло мимо меня, и воткнулось в тёмную тушу льва, пробив его насквозь.

Вот и ладушки, а я спать….

Кто-то схватил меня сзади и потащил к открытым воротам… Спасибо Немо, я твой должник.

И тут меня разобрал смех. Немо стоял на приставной лестнице и крыл, русским матом нападавших и спасающихся. И Немо же тащил меня в ворота. Ха-ха-ха…. Вот умора, дикарь раздвоился, что бы спасти своего вождя. Ха-ха-ха….

Смеялся я не долго. Во-первых, очень хотелось спать, а во-вторых у меня перед носом колыхнулась большая женская грудь.

– Ева, блин, ты, что здесь делаешь?

Ева с серьёзным лицом посмотрела на меня, потом положила на траву, и исчезла из поля зрения. Вместе с ней исчезло и всё остальное. Я отключился.

***

Очнулся я от жуткой горечи у меня во рту. Кто-то упорно вливал в меня какую-то гадость. Разлепив плохо слушающиеся веки, я увидел Верку, поддерживающую мою голову, и Еву, тыкающую мне в губы пиалку с каким-то настоем.

– Отставить поить капитана, – пошутил я, но меня никто не услышал. Губы даже не шевельнулись. То ли свело судорогой от горечи, то ли по другой причине.

Первая заметила мои открытые глаза Ева, и усилила напор.

– На, – сказала она певучим голосом, – пить.

Надо же, она ещё и поёт. Не знал. И я опять погрузился во тьму.

Очнулся я в темноте. В комнате было темно, только серебристый свет звёзд освещал комнату. Напротив моего дивана, на стуле сидела небольшая фигурка, склонив голову на бок. Надя спала. Я прислушался. Только мерное тиканье часов, и сопение спящей девочки нарушало тишину.

– Надя, – прошептала я. Надя очнулась, соскочила со стула, и подбежав ко мне, поцеловала в лоб. Как ребёнка, ей богу.

– Что случилось?

– Тебя львы подрали, – прошептала в ответ девушка и, развернувшись, застучала босым пятками по ступенькам.

Через минуту, в комнату с включёнными «светлячками», забрались Вера с Евой. С деловым видом они откинули одеяло, и стали меня ощупывать.

Мне стало не по себе. Я был гол. А в комнате находились две посторонние дамы. И шаловливые ручки этих дам, лазили по всему моему телу и что-то с ним делали.

– Брысь.

– Молчите, больной. Вам нельзя разговаривать, – прошептала Верка и чмокнула меня в губы.

Вот так всегда, чуть что, и сразу больной.

Сил, чтобы поднять голову и осмотреться, хватило секунды на две, но то что увидел, меня успокоило. Смущаться не было причин. Моя тушка была замотана бинтами, как египетская мумия. Ева, склонившись над моим телом, занималась сменой повязок, аккуратно сматывая бинты в марлевые валики. Видать Вера надоумила, или обыкновенная дикарская сметливость, привела к тому же результату.

Да уж, похоже, здорово мне досталось. Ева, что-то сделала с моим плечом, и тело прострелила боль. Я отключился опять.

Неделя пролетела как с куста. Бинты с меня сняли, оставив замотанными только плечи. Я начал вставать, и делать первые шаги. Голова кружилась, но колени больше не подгибались. Всё это время, меня держали на голодном пайке, не в смысле еды, а информационном. На любой вопрос, что происходит, одни отвечали всё хорошо, львы ушли, раны твои, мол, заживают. Другая, самая старшая, причмокивала языком, как дружественные народы Азии, не хватало только услышать – якши.

И вот я добрался до окна, и отодвинул занавеску. Руки почему-то слушались меня не очень, в пальцах покалывало и чувствовалось какое-то онемение.

Надо перенести яблони. Срубить! Из-за их крон ни черта не видно огороженного плетнем участка. Но и то, что видно, навевало тоску. На вспаханном поле, с которого недавно убрали картошку, и раздумывали сажать ещё раз или не сажать, осел небольшой табор из грязных и оборванных дикарей. Дикари переходили с места на место, и кучковались около разожжённого костра. Костёр горел, в непосредственной близости от плетёного забора. Очуметь! Охренели б…и!

– Надька, – заорал я дурниной. Голос прорезался моментально. – Бегом сюда.

По лестнице зашуршали голые пятки. Ни как не могу приручить их ходить дома в тапочках, и не таскать сюда, на босых ногах, грязь.

Растрёпанная голова показалась в двери, и выжидательно замерла на пороге. Тело осталось на ступеньках.

– Это, что? – я показал в окно на горящий костёр.

Надька вошла в комнату полностью и посмотрела туда, куда я показал пальцем.

– Еду готовят, – спокойно прокомментировала происходящее девушка.

– Потушить.

Надя замялась, потупив глаза в пол.

– Я не могу…

Понятно, появился кто-то шибко крутой, и маленькую девочку решили бортануть. Ну, ну. Посмотрим, кого нелёгкая принесла.

– Зови сюда всех.

Лёгкая улыбка промелькнула на лице Нади, и она, развернувшись на пятках, собралась исчезнуть из комнаты.

– Этих, не зови, только своих, – крикнул я вдогонку и, добравшись до своей койки, принял горизонтальное положение.

Пришли только дамы, Немо, сбежал на охоту с каким-то Омумом.

– Что здесь твориться? – задал я самый главный вопрос.

– Всё хорошо, – поспешила меня уверить Верка, – всё как обычно.

Я посмотрел на окно, выходящее на Яузу.

– Ты это называешь – хорошо? Почему, не покрашены… тьфу, не помыты? Почему огонь около забора горит? Вы чем занимаетесь? Кто сейчас на дежурстве у печи?

Девушки молчали. Ответов они не находили, и всё чаще стали переглядываться между собой, стараясь не встречаться со мной взглядами.

Первой решилась Надя.

– Их много. Мы не можем.

– Много значит. Ну, ну. А кто здесь хозяин?

– Ты, – встрепенулись три девицы.

Тьфу, на них. Дурами были, дурами и остались.

– Доспех сюда волоките…

И опять тишина.

– Не понял? Надя, я слушаю.

– Они его взяли.

– Кто они?

– Немо и Омум. Они сказали, что тебе это больше не пригодится.

– Кто сказал? Немо или этот… как его…?

– Омум.

– Понятно.

Всё встало на свои места. Пришло «большинство», и решило подмять под себя меньшинство. И на то, что вы спасли их шкуры, сэр, им глубоко начхать. Право сильного диктует здесь совсем другие законы, а не те к которым вы привыкли.

– Почему вы не сними?

– Есть плёх… – проговорила Ева, и посмотрела на меня жалобными глазами. – Лазить на…, – она раздвинула ноги, бесстыже выставив напоказ женскую достопримеча-тельность, окружённую ссадинами и сплошным синяком.

– И меня тоже, – наклонила низко голову Надя.

У меня зашевелились волосы, а на глаза упала розовая пелена. Первобытный вой вырвался из меня наружу. Я выл, выворачивая от натуги голосовые связки, до полного исступления. Где-то далеко в степи, мне ответил одинокий саблезубый волк, и его одинокую песню подхватили степные псы. Девушки в испуге отшатнулись от меня, и шарахнулись в разные стороны.

– Одежду мою тоже себе забрали? – просипел я сорванным голосом.

– Нет. Омуму не понравилась.

– А Немо?

– Немо боится Омума. И Изыра тоже боится.

– Изыр? Это ещё кто?

– Друг Омума.

– И где он?

– У костра сидит, вещи разбирает.

– Какие вещи?

– Твои.

Я посмотрел на Еву.

– Это он тебя трогал?

Ева ещё плохо понимала русский язык, поэтому за неё ответила Надя.

– Нет, он Еву не трогал. Это Омум сделал.

– А тебя?

Надя промолчала. Что ж, и без слов всё понятно.

– Помогите одеться, пойду знакомиться с вашим Изыром.

Меня одели быстро. Даже слишком.

– А теперь все вниз, и меня с собой захватите.

Вот он, заветный ящичек, с полным комплектом тупых ножей. Режущие кромки тупые, а кончики, очень даже острые. Я твёрдо решил, что на МОЕЙ земле насильникам не бывать. И мне плевать, на местные законы. Здесь я закон. И я хозяин. И всё будет, по-моему.

– Где же он? – я лихорадочно перебирал трясущимися руками кухонные ножи. – А вот ты где завалялся.

Длинный нож, из нержавеющей стали, с тёмно-коричневой деревянной рукояткой, с просверленной в самом конце дыркой, предназначенной для кухонных крючков, сверкнул хромированным боком у меня в руках.

Теперь надо найти кусок верёвки.

– Вера, в твоей комнате, в комоде, моток верёвки лежит. Тащи его сюда.

Так, замечательно. Отрезав от мотка кусок капронового шнура сантиметров в двадцать, я протянул его в дырку на рукоятке ножа и, связав петлю, натянул её на руку. Чтобы нож не выскользнул из ещё слабой руки, особенно когда она запачкается кровью.

Надю с Верой я оставил в доме. Незачем им смотреть на то, что я собрался учинить со спасёнными товарищами.

– Это кто? – спросил я Еву, увидев шагающего вразвалочку на кривых ногах нам на встречу, засранца, держащего в руке тяжёлый дрын.

– Изыр, – прошептала Ева, и спряталась мне за спину.

Что ж, на ловца и зверь бежит.

Дикарь, заметив нас, улыбнулся сквозь грязную и плешивую бородку, поправил засаленную и подгнившую набедренную шкуру, перевязанную плетённым из травы ремешком, на котором висел мой колун, и нож подаренный мной Немо.

Подойдя ближе, похожий на бомжа гад, выставил вперёд дрын и, уперев его мне в грудь надавил, отталкивая меня назад. Я ему, понимаешь, не интересен. Его привлекала сексуальная Ева, с чисто вымытым телом и пышной копной чёрных коротких волос, не скрывающих больших миндалевидных глаз.

Сказать бы ему пару горячих, но… Говорить я не собирался. Потому что болтовня, в таком деле признак слабости. А с насильниками и захватчиками вообще разговоры противопоказаны.

Встряхнув правой рукой, я перехватил нож из обратного хвата в прямой, одновременно развернулся к дикарю боком, пропуская давящий дрын мимо себя.

Дрын скользнул по груди оставляя на ней царапину, и дикарь спеша сохранить равновесие сделал пару шагов вперёд, налетев на нож. Жидкая шерсть растущая на груди, не очень надёжная защита от холодной стали. Нож чиркнул по девятому ребру, и вошёл в волосатую, грязную грудь, снизу вверх, проткнув сердце.

Дикарь не сообразив, что произошло, размахнулся дубиной и медленно завалился назад, съезжая с пятнадцати сантиметрового клинка.

Вытерев нож о набедренную повязку трупа, я снял с него колун, и протянул Еве. – Держи ты, я не удержу.

Ева взяла колун в руку, покачала, примеряясь к весу, и сморщила носик. Тяжеловат он для неё. Но ей им не махать. Он нужен для представительности, и обозначения власти. Моей власти!

– Пошли, потом уберём эту падаль.

Перешагнув через труп, я подошёл к калитке и, набрав в грудь воздуха вышел к дикарям, сосредоточено ворошащими костёр.

– Ба… – вырвалось у меня в начале выдоха. – Бы, – добавилось в конце выдоха.

Пять штук дам, у двоих на руках были грудные дети, сидели кружком и что-то выкатывали из огня палочками. Я принюхался. Пахло печёной картошкой и жареным мясом. Уроды, ведут себя как хозяева, я что-то не помню, чтобы ко мне кто-то подходил и спрашивал разрешения. Взбесила меня не только украденная картошка, но и куча барахла вытащенная из моего сарая, в том числе и лопаты.

– Ах, суки…

Женщины между тем, не обращая на меня внимания, откатывали крупные картофелины и куски мяса в сторону, хватали жаркое помельче и, обжигаясь, запихивали себе в рот.

Ясно. Лучшие куски для подонков, а себе, что похуже…

– Встать, – гаркнул я.

Женщины вздрогнули от неожиданности и, посмотрев в мою сторону, продолжили заниматься своим делом. Катать угли из огня, и жрать.

– Подержи ка, – сняв с руки нож, я протянул его Еве, и вытащил из брюк ремень. Со снятым ремнём штаны повисли на бёдрах, и ходить стало неудобно. Да, особо и не пришлось.

Попеременно меняя непослушные руки, я загнал всю кодлу в угол около ворот и отделал по первое число. Шипение и вой прекратились на пятой минуте потехи, и перешли в жалобные всхлипывания.

– Что, суки дранные, хозяевами себя почувствовали? – я бил с остервенением, но с умом. Молодым мамашам, досталось исключительно ниже спины, а остальным без разбора, куда бог пошлёт.

– Ева, зови девчонок, а я пока с этими тварями потолкую.

И толковал ещё полчаса, пока Ева не привела Верку с Надей. Однако не торопилась, сводила моими руками свои счёты. Осуждать её не за что.

– Аурумцы, слушайте мою команду, и переведите её тем, кто не понимает. А кто не захочет понять, разрешаю втолковать любым способом. Ваша задача, не таскать, а следить за тем, что бы каждая из этих драных кошек не отлынивала от работы. Всё, переводите.

– Костёр затушить. Всё что нажарили собрать, и в общий котёл. Верка, проследи. Каждый кусок, с моего разрешения. Потом, вынесите труп, и скиньте в реку. Все вещи, вернуть в сарай, Надя это на тебе. Проследи чтобы ничего не пропало. Закончите с этим, будем решать, что делать дальше. Выполнять. Отставить. Где ещё один?

– Кто? – сделала брови домиком удивлённая Надя. Её удивление разделила и Верка. Одна Ева осталась безучастной, как к моей речи, так и к последнему вопросу.

– Их было восемь, – я показал пальцами названную цифру, для закрепления материала. – А сейчас их семь. Пять здесь. Один на дорожке у нас валяется. Второй с Немо, где-то бегает. Где ещё один?

Вера поняла, и махнула рукой в сторону забора.

– Там.

– Где, там?

– Львы забрали.

Наверное, хороший человек был. Это он прикрывал группу с левого фланга, когда она двигалась к воротам. Прикрыл, и остался там. Да будут ему желудки белохвостых львов пухом, а потом и земля.

– Хорошо, приступайте, – я отпустил девчонок и, отойдя в сторону, стал смотреть, как шустро мои помощницы наводят порядок.

Девчонки перевели мои приказы быстро, и без лишних слов, под прикрытием Евы, стоящей среди кутерьмы с колуном на плече, пошли раздавать оплеухи.

Сволочи. Дикари сожгли приставные лесенки, с которых мы наблюдали за степью, и местами распустили на дрова верх стены. Удавлю гадов.

А работа тем временем спорилась. Пять женщин, раскидали огонь и залили головешки водой…. А дети где?

Ага, вот, лежат на вспаханной земле. Шкуры, суки, пожалели, так и положили голышом. Кобылы.

– Ева, – я поманил пальцем надзирающую за работами женщину. – Одну мамашу сюда приведи, пускай за мальцами посмотрит, – для понятливости плохо понимающей русскую речь Еве я показал пальцем, на детей и на одну из женщин. Ева всё равно ничего не поняла.

– Надя, – я оторвал девушку от серьёзного дела, раздавания пинков направо и налево. – Одну мамашу тащи сюда. Пускай за мальцами следит. И переведи, если ещё раз положит на землю, я её в ней закопаю.

Надя ускорилась, и через минуту, выпихнула пред мои очи молодую девицу.

Я присмотрелся. Тьфу, непотребство. Эта мамаша, была едва ли старше Надьки. А может и моложе.

– Это точно мать? Ты уверена?

Надя кивнула, и приступила к своим обязанностям.

Молодая мамаша подхватила одного малыша, забыв о другом, и сев голой задницей на землю подтянула его к груди.

Вот дрянь. Не уразумела доводов разума, уразумеет по-другому. Ремень я из рук ещё не выпустил. Несмотря на то, что русский язык она вообще не понимает, до неё дошло, что от неё хотят достаточно быстро. Пока воспитывал молодую мамашу, разглядел детишек.

Ну, почему мне так не везёт. Тоже девки. Да где же пацаны-то? У меня не хватает мужских рук, ни сейчас, ни в перспективе. Мне, что, их самому штамповать? Нет, это не выход, это чертовски долгий процесс. Вынашивание, потом воспитание до возраста самостоятельного принятия решений. В местных условиях это лет четырнадцать. Но лучше лет до шестнадцати подождать.

Я осмотрел копошащихся около забора дикарок. Фу! Эти товарки были грязнее, чем Верка с Надькой, когда я увидел их в первый раз. Ева, в этом ряду оборванцев, выглядела куда более чистоплотной. Наверное, в разных родах, разные обычаи.

Почесав затылок, задумался. Отмыть их конечно можно, но во что одеть? У меня запасных шмоток нет. Всё, что есть с трудом хватает, на своих. Не плести же им сарафаны из ивовых прутьев….

Всегда догадывался, что большинство идей рождаются на противоположных аналогиях. Сарафан не сплести, а почему нельзя сплести хороший и прочный доспех? Ну, это потом, а сейчас о дамах.

Крапивы мы наготовили и насушили много, забив одну из кладовых погреба под крышу. Но переработка, и производства нити это долгий процесс. А ещё не понятно как ткать ткань. Устройство ткацкого станка мне не известно. Значит, это пока отложим. Нужны шкуры. Будем осваивать кожевенное производство. Если будет кому, эти кожи добывать.

Эх, всего три пацана, и двое не дееспособных. А может всего двое…. На счёт Немо у меня смутные сомнения.

– Ева, – окрикнул я девушку, угрожающе покачивающую колуном, перед носом одной из спасённых, а теперь ещё и выдранной. И откуда силы взялись?

Ева вздрогнула и, опустив колун, отошла от дикарок, не поворачиваясь к ним спиной.

– Ева, где Лёлик и Болик?

Русский язык Еве пока не доступен, но имена своих спиногрызов, она узнала.

– Погреб быть.

– Почему?

Ева вопроса не поняла, пришлось отрывать от дела Верку собирающую жареную картошку в ведро, и куски мяса в небольшой тазик.

– Вер, что Лёлик с Боликом делают в погребе?

Вера подцепила с земли кусок мяса маленьким прутиком и, обнюхав его, отбросила в сторону, скривив уморительную рожицу.

– Тухлое, – прокомментировала она и вопросительно посмотрела на меня. Времена меняются, люди меняются и,… красиво жить не запретишь! Не прошло и двух месяцев, как Верка перестала считать деликатесом тухлую рыбу. – Ты, что-то хотел?

– Почему Лёлик с Боликом в погребе?

– Прячутся.

– От кого?

Верка поискала глазами кого-то среди женщин, и ткнула прутиком в сторону той, которую только что запугивала Ева.

Я внимательно посмотрел, на дикарку…. И ничего не понял. Молодая девка, лет двадцати, как и все аборигенки, в меру грязная, лохматая и вонючая. Страшна конечно, но не настолько, что бы прятаться от неё в погребе.

– Объясни.

Верка вздохнула и, подобрав с земли печёный картофель, отправила его в ведро.

– Она подруга Омума.

Вот так всегда. Сказала, что считала нужным, и отвернулась, об остальном сам догадывайся. Да уж, со своими аурумцами я готов идти в разведку, никогда ничего лишнего не взболтнут. И не лишнего тоже.

– И что?

– Он на Болика… – Верка задумалась, подыскивая слова не родного ей языка, – глаз положил.

Тьфу, надо же. Другая планета, инопланетяне кругом, а болезни одни и те же. И здесь гомосятина торжествует.

– Ему что, своих скво не хватает?

– Кто такие «скво»? – Не поняла Верка.

Я показал на Еву, пришлых женщин, и саму Верку.

– Синоним слова женщина.

Верка поняла, и сильно удивилась.

– Своих женщин не едят. Едят чужих.

Час от часу не легче. Бедный Болик. И какая мразь этот Омум.

– А она здесь причём?

– Она гонялась за Боликом, только Ева не дала.

Блииин, и что с ней делать? Омум подписал себе смертный приговор, когда поднял руку на аурумца, и на своих спасителей. С ним всё ясно. А с этой?

По-хорошему, её надо на глазах всех остальных, отправить к праотцам, и в наказание, и в назидание. Но кто это будет делать? Штатных палачей у меня нет, а доверить столь «ответственное» дело своим девчонкам, или тому же Немо, я не могу. Ни к чему это. У них «крыша» и так на мелких гвоздиках держится, а от такого она быстро сползёт, и опустится ниже плинтуса. Нет, это не вариант.

– И что, в погребе их не нашли?

– Крапива жгёт?

– Причём тут крапива?

– Мы их в крапиве прячем.

– Так она же сухая?

– Мы с Надькой, пока Ева гоняла эту, туда свежей набросали. Эти не догадались, что под жгучей крапивой, может кто-то прятаться. Они эту крапиву, почему-то побаиваются.

Ну, это понятно. Я бы тоже боялся растения доселе не виданного, от которого появляются ожоги, и очень неприятные ощущения.

– Ева, выпускай своих близнецов. Нечего им там прятаться, простудятся. Верка, переведи.

А женщину, я отпустил к подругам. Потом с ней разберусь, но сначала познакомлюсь с Омумом, и с Немо, есть большое желание потолковать по душам. Предатель.

***

Дневное марево пошло на спад, и колыхающаяся в жарком воздухе подсохшая трава, от усталости перестала раскачивать пушистыми кисточками. На смену жаре, напасти номер один, постепенно приходила напасть номер два – гнус. Местные насекомые, в отличие от земных коллег, не имеют кровожадного характера, за редким исключением, но имеют непревзойдённую настырность лезть в нос, рот, уши… ну и в остальные дырочки и мелкие щёлочки.

После тяжёлых трудов по наведению порядка, я изволил отдыхать под раскидистыми кронами каштанов, и слушать убаюкивающий голос Евы, рассказывающей о своей жизни. Из этого рассказа я не понял ничего, но голосок молодой женщины, был мелодичным и услаждал слух. Научиться говорить нормально, буду учить её петь. Пора приобщать местное общество к высокой культуре. Надю, научу рисовать, а из Веры, уже сейчас получается неплохой кулинар. Немо пока не задействован в общественной жизни, значит приобщим его к спорту. Будем делать из него легкоатлета. Марафонца, например. Нам, его ноги ой как нужны будут в ближайшее время…. Если не придётся отправить его вслед за Изыром и Омумом. Но, не хотелось бы. Привык я к нему, хороший, в сущности, парень, и тараканов у него в голове умеренно…. И мужиков не хватает. Я один, с этим гаремом не разберусь. Без мужиков, начнутся бабьи свары, от которых приходилось, порой, убегать в прошлой жизни. А здесь куда бежать?