Текст книги "Такие как мы (СИ)"

Автор книги: Илья Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Левый глаз начал закрываться. Правый ещё сопротивлялся сну, когда ко мне подбежал Болик, дежуривший на крыше сарая. Её я приспособил под временный наблюдательный пункт, пока не сплели смотровую башню.

– Немо идти…. – пропищал едва не съеденный близнец и, шмыгнув носом, испуганно добавил, – Омум идти.

Ну, если «Омум идти», то мне пора выдвигаться ему на встречу. Неприятное, не очень желанное, но необходимое событие надвигалось на меня гигантским катапиллером, с непредсказуемыми последствиями.

К этой встрече я приготовился заранее, и тратить драгоценные минуты на лихорадочные сборы не пришлось. Было лишь одно сожаление – мой щит, экспроприированный у меня недоделком по имени Омум. Впрочем, мало иметь, надо уметь пользоваться. А откуда у дикаря, никогда не державшего в руках средств пассивной защиты, такой опыт?

Встречали пришедшую «братву» всем миром.

Ничего не подозревающий Омум, шел впереди с закинутым за спину щитом, неся на правом плече один конец моего копья, а другой конец лежал у Немо, на левом плече. На трёх метровой оглобле копья болталась убиенная агиска средних размеров. Охотники пыхтели, и сильно прогибались под тяжёлой тушей.

Ну, настоящий, блин, придурок этот Омум. Я расслабился.

– Так, девочки все по местам, а ты, топай сюда, – я подтолкнул к воротам скво Омума, и поднёс к её горлу нож. – Надя, переводи.

– Дёрнешься, убью. Скажешь лишнее, убью. Сделаешь, не то, что говорят – убью.

Человек всегда любил бравировать перед собой, другими людьми, природой, надевая на себя царский венец. Даже сходя в могилу по причине беспросветной тупости, бравирует умом и сообразительностью. Такова природа, этого вида, и особенно ярко она выражена в представителях сильной её половины.

Охотнички, не бросили свою добычу, как было бы правильнее, а выпрямив спины, будто несут килограмм ваты, бравурной походкой подошли вплотную к закрытым воротам.

Сквозь щёлку, меж переплетённых прутьев, я рассмотрел будущего покойника.

Не высокий, как все аборигены, под метр шестьдесят, не очень коренастый, можно сказать поджарый, густо заросший шерстью гоминид. Ноги согнуты, как будто их обладатель болел в детстве рахитом. Выпуклый лоб, с густыми бровями на выпуклых надбровных дугах. Омум мало походил на красавца Немо, и даже на своего товарища, плывущего сейчас где-то по Яузе. Наверное, другая национальность, или раса.

Кстати о расах. Многие писатели, не знаю с чей подачи, усиленно путают понятия раса и вид. Представители разных рас, отличаются друг от друга только внешним видом.

А представители разных видов, генетически. Например, шимпанзе это один вид, а орангутанг другой. В частности – человек разумный разумный (Homo sapiens sapiens), это один вид, а человек разумный неандерталец (Homo sapiens neanderthalensis) совсем другой вид. И они отличались не только внешне, но и по количеству хромосом. И между ними, НИКОГДА не могло быть общего потомства. Хотелось бы, что бы писатели, особенно специализирующиеся на фэнтэзи, определились – эльфы, гномы, орки, гоблины, тролли, и др., это разные виды, или расы?

Омум вытащил из-за широкого, кожаного, моего, ремня, мой топор, и начал колотить в мою плетёнку. Звук получился, так себе, шелестящий и еле слышный. Но Омуму, похоже, было всё равно, он наслаждался самим фактом владения «божественным» оружием.

– Ваш выход мадам, – я сильнее нажал клинком на сонную артерию.

– Омум? – спросила дикарка, под нашу с Надей диктовку.

– Да, женщина. Ты зачем спрашиваешь? Ты так ждёшь своего вождя, что не смотришь в степь, ожидая меня?

– Омум, я смотрела в степь, и ожидала тебя.

– Тогда отодвинь деревянную шкуру, и впусти меня.

– Я не могу отодвинуть деревянную шкуру, я боюсь.

Бравурно-радостное лицо Омума поскучнело, и бисеринки пота на висках сменились, ручейками.

– Чего тебе боятся женщина?

– Львов, мой вождь.

– Ты дура, женщина. Если я стою здесь перед тобой, с хорошей добычей, значит львов здесь, нет. Открывай женщина, и не испытывай моего терпения.

Скво, с нашей подсказки замолчала, делая вид, что раздумывает.

– Омум, я открою деревянную шкуру, только ты подойди поближе и я открою тебе маленькую щёлочку, что бы кроме тебя никто больше не проскочил.

Омум, ухмыльнулся, убрал топор за пояс, вцепился обеими руками в конец копья и подойдя поближе к воротам стал ждать.

Ну, теперь мой выход.

Отодвинув в сторону, сделавшую своё дело скво, и сдвинув в сторону тяжёлый засов, я разбежался и, со всей силы ударил плечом в воротину. Лёгкое сопротивление, сопровождающееся хрустом трущихся друг о друга прутьев, исчезло почти мгновенно, и я по инерции вылетел наружу.

Жаль, руки плохо слушаются. Иначе, всё быстро закончилось бы. Колун, штука тяжёлая, и надёжная. Но, увы.

– Всем лежать, работает ОМОН! – заорал я сорванным голосом, и ударил тяжёлым ботинком по печени, валяющегося под тушкой агиски, Омума. – Немо, носом в траву. Быстро.

Немо, спорить не стал, и быстро прилёг отдохнуть. Впрочем, обнюхивать землю он не стал, а стал с интересом наблюдать процесс отбивания отбивных. А процедура между тем затягивалась. Живучий гад, этот Омум. Несмотря на непрекращающиеся удары, он вывернулся из-под агиски, и встал на ноги.

Почки, печень… туфта всё это. Туда ещё нужно попасть. Ноги надо сначала ломать, а потом задумываться о чём-то более благородном.

Теперь, главное не дать ему дотянуться до топора. Копьё сейчас занято.

Не знаю я каратэ. Кун-фу, в моей юности, тоже осталось за бортом …. Дзюдо, самбо, бокс… знаю только из кинофильмов. Зато в детстве приходилось часто драться, и ногами тоже.

Что ж, начнём сначала.

Сначала ломаем ногу. Здесь главное улыбаться. Противник расслабляется, принимая вас за круглого идиота, и начинает делать ошибки. А вы улыбаетесь, и смотрите противнику в глаза, дезориентируя его, делая свои движения непредсказуемыми.

Омум расслабился и сделал шаг в мою сторону. Поверил, наивный.

Подшаг вперёд, разворот на левой ноге чуть влево, удар правой ногой под колено, и упор на него же. А теперь весь вес на ударную ногу.

Хрусь.

Бедный Омум, упал сердешный. Ой, а как ему больно. Кричит, ажно уши закладывает. А теперь в челюсть, пока доступна сия часть тела, пускай полежит, помолчит, подумает о вечном. А я тем временем займусь всем остальным – почки, печень…

– Немо, – окликнул я копошащегося в траве перебежчика, – кто твой вождь?

Немо, приподнял голову и, посмотрев на хлюпающего от «удовольствия» Омума, нерешительно покачал головой.

– Чего молчишь, убогий?

– Жду.

– Чего ты ждёшь? – нанося удар по крутящемуся на моём щите Омуму, зло поинтересовался я.

– Кто станет вождём, – более уверенно ответил Немо.

– Верка, – крикнул я, выколачивая лёгкие из страдальца. – Кто твой вождь? Давай быстрее, у меня ноги болят.

Верка выглянула из ворот, оценил картину степной жизни с тремя персонажами, и решительно подойдя ко мне, плюнула Омуму в морду.

– Ты, – ответила она и, покачивая бедрами, скрылась в воротах, не глядя на своего мужчину.

– Немо, когда ты будешь прислушиваться к своей женщине? В её маленькой головке мудрости больше, чем во всём тебе.

– Она женщина, – как-то не уверено пролепетал Немо, – а я охотник.

Быстро его обработал забиваемый мной Омум. Недели не прошло, и Немо опять начал возвращаться в первоначальное состояние дикости. Молодой ещё, не уверенный в себе и быстро поддаётся чужому влиянию. Своё мнение, у Немо, не развито и, находится в зачаточном состоянии, и если рядом появляется сильная личность….

Устал, пора заканчивать. Кухонный нож, универсальное средство, пригодное для нарезания хлеба, колбасы, чистки картошки, и устранения неугодных личностей. Я вытащил из-за пояса нож, и протянул его Немо.

– Добей.

Немо встал на ноги, отряхнул с колен прилипшие травинки, поправил джид с дротиками и, подхватив с земли копьеметалку, подошёл к нам, проигнорировав протянутый ему нож.

– Не могу. Это дело вождя. Если я его убью, я должен убить и тебя.

– Почему? – удивился я рассуждению Немо.

– Чтобы стать вождём. Только вождь может убить вождя.

– Так, молодой человек, отойди подальше, – я стал быстро отпихивать Немо, пока его не понесло на подвиги. Вдруг возжелает власти, и воспользуется моим, почти, беспомощным состоянием, и отплатит злейшим за предобрейшее. – Давай, давай, тебя Верка заждалась.

Немо отодвинулся, от вставшего на одно колено, харкающего кровью Омума и, не поворачиваясь к нам спиной, направился к открытым воротам, из которых на наше трио, смотрело десять пар глаз.

– Что же мне с тобой делать? – добить Омума, было необходимо. Только так можно утвердить свою власть в этом дикарском обществе. Таковы местные правила. Но, ноги не поднимались. Не только из-за усталости, но и из жалости.

Только не жалеть. Жалость это роскошь богов, а я не они. И этот гадёныш меня не пожалел бы, если бы мы поменялись метами.

Зря отвлекался. Омум начал стягивать со спины мой щит. Додумался, блин, на мою голову.

Но привести щит в боевое положение, Омум, не успел. Я к этому отношения никакого не имею. Мимо бедра пролетела серая вращающаяся тень, и с противным хрустом вошла избитому дикарю в голову, снося несчастного с ног. Пять килограмм калёной стали, поставили точку в моих сомнениях, оставив лишь одни вопросы.

– Кто это сделал? – я не мог предположить, что это могли сделать хрупкие руки Евы. Я глубоко заблуждался. Это сделала она. Злость, ярость, страх, что Омум останется жив и убьёт её детей, придали ей сил. Ева стояла в воротах, с удивлённым видом баюкая правую руку.

– Эх, Ева, Ева, зачем ты это сделала? – я подошёл к молодой женщине, и нежно обнял её, стараясь не задеть повреждённую руку. Ева всхлипнула и ткнулась носом мне в плечо, вытирая об него сопли.

– Я убить.

Поцеловав Еву в лоб, я отодвинул её, и осторожно взял руку на посмотреть. Ничего страшного, небольшое растяжение связок, неприятно конечно, но до свадьбы заживёт. Приложим холодный компрессик, стянем бинтом, походит пару неделек с рукой на перевязи, и будет как новенькая.

– Вер, хватай Еву… ну, не в буквальном смысле. Веди её в дом, найди в аптечке тюбик финалгона, смажь, и замотай эластичным бинтом. Руку на перевязь, вот так, – я показал, как должна быть расположена рука пострадавшей. – Всё, идите. И детей тоже забирайте. Нечего им здесь делать.

Отдав Верке распоряжение, я посмотрел в лица замерших женщин, и одного молодого парня. Одни смотрели на меня в ожидании, другие… впрочем, тоже чего-то ждали.

Я растерялся. Став полноправным хозяином этого небольшого кусочка земли, я взвалил на себя не только право карать и миловать, но и большую ответственность за жизнь, и судьбу проживающих со мной людей. Вся теория, выдвинутая мной ранее, об организации буфера безопасности, полетела к чёрту. Какая ещё безопасность? На плечи лёг груз проблем, под которым можно с успехом похоронить, не только душевное и физическое здоровье, но и жизнь.

– И куда вас теперь девать в таком количестве? – этот вопрос я адресовал пятерым «новеньким», стоящих особняком под охраной Нади. Новенькие не ответили, а лишь растеряно смотрели на меня, и у всех на лицах читался лишь один вопрос – что с нами будет?

Загружу их пока работой. И им понятнее, и мне спокойнее. На сегодня никаких крайних мер, типа – помывка в бане, предпринимать не буду. Пускай успокоятся сначала. На их головы, и так свалилось много неприятностей, не буду усугублять.

– Немо, тащи из сарая тележку… рядом посмотри, эти сволочи, всё оттуда выволокли. Надь, организуй барышень, и выкиньте труп в Яузу, потом помогите Немо. Надо погрузить добычу, разделать её и…, – что надо делать дальше с этой горой мяса я не знал, – … и всё остальное. С Веркой посоветуйся, она лучше знает. И со шкурой осторожнее, у меня на неё большие планы.

Работа закипела. Надя знала, что делать, и без лишних слов навела порядок во вверенном ей хозяйстве.

А я тем временем, подхватив молодую маму с двумя детьми, пошёл перераспределять жилые места. В шатре я расположил её на одной кровати, и подхватив не хитрый скарб Евы, пошёл в дом.

Вера пристраивала забинтованную руку пострадавшей в свёрнутую жгутом мамину косынку.

– Ева, с сего дня перебираешься в дом. Будешь жить с детьми на веранде, там теперь места много. – Я немного подумал, и добавил, – если хочешь, можешь перебраться на второй этаж, мы с Надей потеснимся.

Ева, морщась от боли, хлопала глазами, не очень понимая, что я от неё хочу.

– Вер, переведи, а. И займитесь, наконец, с ней языком, разговаривать же невозможно.

Вера, закончив с рукой Евы, посмотрела на меня, и стала загибать пальцы.

– Врачевание – Вера, готовить еду – Вера, Немо, глупый мальчишка, тоже на мне. Алекс, ты очень многого хочешь от маленькой девочки. Наде скажи… – на последней фразе, Вера запнулась. До неё дошло, что у Нади сейчас не менее напряжённая работа. Управляться с пятью взрослыми женщинами, трое из которых старше Нади лет на десять, не очень просто. Дамы такого возраста не привычны, выслушивать команды от младших, а наоборот.

– Хорошо Алекс, я постараюсь, но и Надька пусть тоже помогает.

Ева подпрыгивала на стуле от нетерпения, выслушивая наш диалог. Глазки загорелись, щёчки зарделись, и посматривают через моё плечо в сторону веранды. А может и лестницы, она как раз на веранде находиться.

– Ладно, Вер, пойду я, покажу Еве её новое место жительства…

– Ты её в доме хочешь поселить?

– Хочу. Двух мамаш с детьми в шатре разместить надо.

– Зачем они тебе? – удивилась Вера.

– Так надо Вер. И давай не будем обсуждать это, я устал.

– Хорошо, – Вера покорно склонила голову и вышла на улицу.

Ева, выбрала второй этаж. Зря я это предложил. Вместе с Евой переберутся и её близнецы…. Вот это будет шухер! Но, сделанного не воротишь, а вождь, то есть я, должен отвечать за свои слова. Иначе грош мне цена. Сам буду держаться этого принципа, и других к этому приучать буду. Особенно Немо.

***

Проснулся утром разбитым и не выспавшимся.

Легли мы поздно. Поначалу ворочали мебель, где я по состоянию здоровья, только «водил рукой», а Ева, давала советы. Немо с Верой, а позже и присоединившаяся Надя, сбивались с ног, таскали с место на место стол, диваны, стулья, коробки с бумагой и оргтехникой и никак не могли угодить мне или молодой маме.

Потом задали перцу близнецы. Пришлось брать ремень. Но на этом приключения не закончились. С соседнего дивана, где спала Надя, послышались всхлипы.

– Ты, что, Надюшь? Что случилось? Кто тебя обидел?

Надя повернулась ко мне и, вытерев рукой слёзы, снова разревелась.

– Ты не хочешь быть моим мужчиной. Ты выбрал Еву.

Упс! Началось.

– Ну, что ты, моя девочка. Я выбрал тебя первой. Ты моя самая любимая женщина. Честно, честно.

– Зачем тогда поселил её здесь?

Вопрос сложный, но ответ на него предельно простой. Я люблю обеих. Но…. Надя ещё ребёнок, а Ева, уже взрослая женщина. Как объяснить это маленькой девочке, у которой в роду-племени, не было такого понятия, как педофилия? Сослаться на её возраст? Не поможет. Местные аборигены пользовали девочек сразу, как только у них начинала идти кровь.

Достаточно вспомнить, двух спасённых, молодых мамаш. Сколько им лет, если перевести на земные мерки? Тринадцать? Двенадцать? А может одиннадцать? А Наде? Выяснить возраст пока не удаётся. Эта ветка гоминид ещё не придумала календаря, и не занималась такой ерундой как отслеживанием годового цикла местного светила. Издревле, ещё от обезьян повелось, местные жители живут одним днём. Зачем думать о том, до чего не доживёшь?

Нет, не поняла бы меня Надя.

И лечь с ней в постель как муж я не могу. Воспитание не позволяет, и этические нормы моего мира перенеслись вместе со мной.

– Слава богу, не все, – перед глазами встал зарезанный мной Изыр, и забитый насмерть Омум. Никаких угрызений совести я не испытывал. Была бы возможность их воскресить, я бы сделал это с удовольствием, что бы ещё раз отправить к праотцам.

Заповедь «Не убий», для этого мира, это роспись в слабости, и в собственном смертном приговоре. К тому же, она не отвечает моим диктаторским потребностям. Мне больше импонирует более прагматичный подход – воздать по делам. А, что? Практично и справедливо. Если ты хороший человек, то мы к тебе со всей душой. Дадим и кров, и защиту, и дело по душе подберём. Если же ты гнида, и держишь камень за пазухой, не обессудь, получишь тяжёлым по голове, и будешь выброшен в реку. Третьего не дано. Тюрьмы я строить не собираюсь.

Так вот, и Изыр и Омум, не считали, что сделал что-то неправильно, для них это было обыденностью. И оставь я их в живых, они сделали бы это снова и снова. Они бы насиловали, грабили и убивали, доказывая своё право, силой. И остановить их могла только сила. Грубая, яростная, кровавая, которая решила их судьбу раз и на всегда.

От этих мыслей стало муторно на душе. Я не защитил своих женщин, ни одну, ни вторую, а банально подставил мальчишеской выходкой, и внушённой в старом мире «любовью к ближнему». После чего валялся в отключке, несколько дней.

Подвинув Надю к стенке, я лёг рядом, и плохо слушающимися руками прижал её к груди.

– Спи, моя самая распрекрасная женщина, – я поцеловал её в лоб, и уткнулся носом в её волоса, пахнущие каким-то настоем из местных трав. Это девушки во главе с Евой, стали придумывать заменители кончившемуся шампуню. Мылились эти «шампуни» плохо, зато пахли приятно.

Пригревшись, Надя уснула, а я нет. Сон под тарахтение отбойного молотка, не шёл. Это захрапела Ева. Не так сильно как мой отец, но спать всё равно мешала.

Может выселить её на веранду? Нет. Дал слово – крепись, а не дал – держись.

Сколько же сейчас время? Наручные и настенные часы, я давно перестал переводить, и отмеряю время, исключительно по солнечным часам, если погода позволяет. А погода, последние дни стоит солнечная и жаркая. А по утрам, всё чаще выпадает роса, и становиться прохладно. Климат, здесь, по моим наблюдениям континентальный. Не резко, как в Сахаре или в Средней Азии, а как в российском Поволжье, но более тёплый. Впрочем, какая здесь бывает зима мне не известно. Термометров у аборигенов не имеется, и узнать какие здесь бывают температуры, не представляется возможным. Надо ставить службу метеонаблюдений. Но это потом.

А сейчас на носу дела более насущные, и приземлённые.

Молодые мамы, расположенные в шатре, кормили детей, подставляя им тощие груди. Молока у них, было не много, сказывался ранний возраст материнства, и постоянное недоедание. Груднички были худыми, и каждый раз капризничали, умывая чумазые рожицы слезами, когда молодые мамы отрывали их от груди, кривясь от боли.

Я засмотрелся. Картина под названием – страдающие девы Марии. «Кормящие», оставил за скобками. Это самоистязание никак не походило на пасторальную сцену с изображением кормящей мамы и ребёнка.

Вот и имена нарисовались для страдалиц. Одну я назвал именем богородицы на русский манер, Машей, а вторую для созвучия – Дашей. Красиво, и по местным меркам изыскано.

С именами здесь какой-то напряг. Имена есть только у мужчин, а женщинам почему-то не положено. Мужские имена, тоже образчик далеко не изящной словесности. Например, «девичье» имя Немо – Пыр, что в переводе на русский, означает, нечто вроде «пердуна». Почему его так назвали, Немо не сознаётся. Он не очень любит отзываться на своё старое имя, и с большой охотой откликается на новое. А с Лёликом и Боликом, я немного напортачил. Им ещё рано иметь собственные имена, как непрошедшим обряд посвящение в охотники. Но меня этот факт нисколечко не тронул. Только голову пришлось поломать, представляя отчества будущих детей близнецов. Боликов или Лёликовна? Не звучит. Ладно, исполниться по четырнадцать лет, дам новые имена. Не будут портить жизнь их детям, идиотскими прозвищами. А ещё фамилии придумать надо. По роду занятий. Например, Плетнёвы. От слова «плести». В Еве, прорезается знатная мастерица, даст бог и мальчишки многому от неё научатся, а может и по своей стезе пойдут. Кто знает, как жизнь повернёт.

Да, и окружу себя русскими людьми, говорящими на моём языке, носящие, привычными для меня именами и фамилиями…. И если получится, начиная с маленьких детишек, буду прививать наш менталитет.

Из бани раздался шум. Вчера там разместили трёх женщин, и для надёжности заперли. Сейчас там, творился бедлам.

Дойдя до вздрагивающей деревянной двери, я отодвинул щеколду и, отойдя чуть в сторонку, открыл дверь. Вдруг, какая ни будь бяка случится.

Как в воду глядел.

Вслед за открываемой дверью, из предбанника выкатился грязный комок, и растянулся на щебёнке у моих ног. Из тёмного проёма, высунулась рука, схватилась за дверную ручку, и дверь перед моим носом, захлопнулась.

– Во, блин, – челюсть закрылась не сразу, а лишь когда выкатившаяся из бани девица начала шевелиться. – И чего здесь происходит?

Помогать даме, подняться на ноги я не стал. Мыла нет. Руки потом не отмою.

Обойдя сидящую на коленях скво, я открыл дверь, и тут же получил в лоб. Однако! На ногах устоял, но от звёздочек, что заплясали в глазах, можно было прикуривать, если бы было что.

Ну, ничего, я отмстю, и мстя будет страшна.

– Оах, – расслышал я удивлённый возглас, и две тёмные тени дружно и с энтузиазмом начали забиваться под лавку, активно отталкивая друг, друга локтями.

– Отставить ломать мебель, – я подошёл к торчащим из-под скамейки голым задницам, и отвесил по каждой пинка. Не сильно, но убедительно. Однако, мстя была сладка!

Сзади послышались шаги, шлепок, вскрик, хруст щебёнки, и в двери появились две растрёпанные головы с недовольными лицами – Евы и Нади. Помощницы объявились.

– Вас-то мне и надо, – я ехидно улыбнулся, придумывая кучу напастей на головы моих дам. – Значится так, барышни. Я смотрю, вы ещё не умывались, вот и хорошо. Сейчас мы устраним эту незадачу, методом совместного приёма водных процедур.

Чего сказал, сам не понял, а глаза девушек расширились до предела. Ладно, буду проще.

– Ева, Немо и Веру, сюда, – я показал пальцем куда надо доставить поименованных личностей.

– Надя, вытолкать засранок из бани, вычистить здесь всё, и привести в порядок. Не засранок, а баню. Засра…. Тьфу, скво, чуть позже.

– Ева, я долго ждать буду?

Ева развернулась, и направилась к дому, пускающему солнечные зайчики, оцинкованной крышей, на всю степь.

– Так, товарищи бойцы, – запахнув плотнее халат, и поправив на ногах тапочки, я заложил руки за спину, и прошёлся вдоль выстроенных на садовой дорожке аурумцев, и двух кучек дикарок. – Назначаю на сегодня банно-прачечный день. В задачу вверенного мне подразделения, – я показал на старожилов Аурума пальцем, чтобы поняли о ком идёт речь, – входит, первое – натопить баню, второе – отмыть в ней своего вождя, себя и прибывшее пополнение, – я опять показал пальцем, но уже на немытых скво. – Третье. Вера, после помывки возьмёшь себе в помощь одну из скво, и приготовишь завтрак на всех. Отставить. Приготовь обед, тоже на всех. На этих двоих, – я показал на мам с детьми, – двойную пайку, особенно мяса. Немо, не морщись. Так надо. Надя, и Ева, на вас занавески в доме. Снять, обмерить каждую скво, и прикрыть им всё выступающее и отсутствующее. У меня под диваном найдёте старое шерстяное одеяло, разрежьте его на две равные части, приложите к ним четыре куска занавесок таких же размеров, и отложите в сторону, и ещё штук восемь лоскутков, размеры я потом покажу. Будут вопросы, задавайте. Так, Немо, теперь с тобой. На тебе сразу две задачи, поддерживать жар в бане, и порядок среди вот этих вот, – я опять показал пальцем на дикарок, – назначаю тебя над ними, временно старшим.

– Так, молодёжь, – я посмотрел на Лёлика с Боликом, – вам будет особо ответственное задание, сейчас тётя Вера научит вас пользоваться ножами. Вера, два ведра картошки перед мальцами поставь.

Посерьёзневшие, после упоминания ножей, лица мальчишек, приобрели вид спелого помидора, и выражали обиду до гробовой доски.

– Бойцы, что нужно сказать командиру, когда он отдал вам приказ?

«Бойцы» поняли из моей речи только глаголы. Я вздохнул и, подтолкнул их к Верке.

– А я буду смотреть за всеми вами, и давать дельные советы. Всё, разойдись. Вера, а ты останься.

Девушка остановилась, и вопросительно посмотрела на меня.

– Вер, у нас есть, какая ни будь еда?

Вера улыбнулась.

– Есть рыба печёная с картошкой, есть жареное мясо, могу подогреть. И ещё, если хочешь, могу нарезать огурцов с помидорами.

– Хорошо. Накрой по-тихому стол на три персоны. – Вера удивилась, но спорить не стала, лишь кивнув головой в знак согласия, собралась уходить.

– Постой. Не надо накрывать. И греть тоже не надо. Сложи всё это в тазик, и поставь на веранде, я потом заберу.

Отделив двух мамаш с детьми от остальных скво, я отвёл их в шатёр. И приступил к " дружескому обмену». Менял детей на еду. Мне надо было их осмотреть, но мамаши были готовы броситься в драку, не желая отдавать малышню.

Я не врач, но кое-какие познания, у меня есть. Герои в моих рассказах были людьми разных профессий. Был среди них и фельдшер. Помню, как сидел сутками в интернете, чтобы главный герой выглядел более убедительно, в смысле профессиональных навыков. С тех пор кое-что сохранилось в памяти.

Худые, но здоровые дети. Чуть бледные, сухая и потрескавшаяся кожа, при нажатии не сразу пропадают следы от пальцев, отчётливо видны вены. Обыкновенная нехватка витаминов. Но это мы поправим. Будем кормить мамаш как на убой, и добавим в рацион больше растительной пищи, и мальцам через молоко перепадёт. Но начнём мы с гигиены. Мне эпидемий ещё не хватает.

Эх, гигиена, ты моя гигиена. Где ж тебя взять? Мыла нет. Один оставшийся брусок хозяйственного мыла, я выдаю своим домочадцам, только по праздникам. Это не решение проблемы.

Всё, с завтрашнего дня займусь этим вопросом плотнее. И девушкам с шампунем помогу. Нет, это они мне помогут, сделать самопальное мыло ароматным. В шампунях я ничего не понимаю, но могу попробовать сделать немного жидкого мыла, если найду растительные жиры.

Первым мыли детей. Пригодилась моё детское корытце. Парить мы их, естественно, не стали. Навели тёплой воды, и со вздохом сожаления, я развязал целлофановый пакет с последним обмылком.

Мыл детей я сам. Утопят ещё, нехристи. Пеленал тоже сам, здесь этого не умеют. Два маленьких кулька, мамашкам не отдал, сначала отправил их в баню. Нечего прикасаться к подрастающему поколению грязными руками. У меня на это поколение, уж очень большие планы.

Верка с Евой, ассистирующие мне в этом деле, смотрели на меня большими глазами. Мало того, что мужчина, да ещё и вождь, лично занимается детьми, так ещё и чужими. Ева даже всплакнула, когда взяла на руки первый кулёк, и всмотрелась в розовую мордочку причмокивающей беззубым ртом девчушки. Лёлик с Боликом, были её не единственными детьми, но единственными кто выжил. Вера, молчала до конца дня, и о чём-то думала.

День прошёл в заботах и тревогах, но успешно. Дикарок отдраили, подстригли, приодели, накормили, и до следующего дня я объявил отдых. Завтра начинаются тяжёлые будни, и когда они закончатся, никому не известно.

***

Наступление завтрашнего дня, началось с драки. В бане опять кого-то били.

– Чтоб они сдохли. Спать не дают!

И не только спать. Не успела Надя, вывести первые ноты «Сонной сонаты» Моцарта, а близнецы подпеть ей на два голоса, как у меня в постели появилась Ева.

Неожиданно как-то, и непривычно. Никогда ещё у меня такого не было, чтобы инициатива исходила от женщины. Но приятно.

Ой, что будет, если Надя проснётся?

Так, вот о бане.

Грохот сопровождался визгами и громким ором.

Выпихнув Еву из постели, я влез в тапочки и в чём мать родила, заорал на весь дом:

– Рота подъём. На выход, шагом марш.

Только на Наде была одета мини-юбочка, все остальные вылетели из дома в том же, что и я. Надо будет, потом Вере с Немо мозги пропесочить…. Или не стоит? Пускай плодятся и размножаются. А, что я скажу Наде, если у Веры живот, поползёт на нос? Ладно, потом разберусь, а сейчас в баню, там кого-то убивают.

В этот раз, баню мы не закрыли, и картинка предстала перед нашими глазами сразу, как только мы подсветили фонарями предбанник. Одна шустрая скво, гоняла двух других скво по бане, прикладываясь к их тощим задницам и костлявым спинам, деревянным чурбаком. Похоже, Немо, забыл его, когда топил баню.

Комок голых тел перекатывался в тёмном пространстве бани с места на место, и верещал на всю степь.

– Разогнать, – скомандовал я, и отошёл в сторону, пропуская вперёд Немо с Верой. Через пару секунд из двери вылетел чурбак, и пролетел в противной близости около моего уха. Еще через несколько секунд, вылетела скво показывавшая своим «подругам», где раки зимуют. Её перехватила Ева и, не говоря ни слова врезав ей под дых, уложила носом в щебень. Через минуту, запыхавшиеся аурумцы, выволокли из бани остальных нарушительниц спокойствия.

– Надя, принеси пожалуйста стул, устал я что-то.

– И так, леди… или лучше ляди? Я слушаю вас, – я посмотрел на своих девушек, и подмигнул Вере, у неё с переводом дела обстоят лучше.

Ляди молчали, хмуро смотря исподлобья на свою товарку с разбитым носом.

– Немо помоги им, что-то языки у них плохо ворочаются.

Две звонкие оплеухи развязали языки в мгновения ока. Болтать начали все, и сразу, перебивая друг друга. Вера в растерянности хлопала глазами и, не знала, с чего ей начать перевод.

– Молчать! – я поднял руку, останавливая словесный понос, обливший меня с ног до головы, и кивнул головой той, что слева.

– Рассказывай.

Вера ещё прислушивалась к скороговорке рассказчицы, обдумывая как ей лучше перевести, а я уже уловил дважды знакомое имя – Омум. Не иначе жёнушка неоплаканного покойника, бучу отчебучила. Я присмотрелся к женщине лишившейся полтора десятка килограмм грязи, стоящей передо мной в мини юбочке из моей занавески, и в маленьком не затянутым снизу, топике. Грудь на выпуск, однако!

И не узнать, то страшное чучело, от которого Болик с Лёликом, прятались в погребе.

Лет двадцать два – двадцать три, ладная фигурка…. Почти полная копия Евы. Бёдра, только поуже, но не на много. И её подруги, такие же.

Они все здесь такие, когда помытые! Как будто из одного инкубатора вылезли.

Так вот, эта роскошная женщина, по которой плачет тюрьма, из-за нездоровых наклонностей к каннибализму, лишившись своего мужчины, и статуса жены вождя, решила назначить вождём себя.

– Немо, это что, шутка?

Немо отрицательно покачал головой.

– Может. Если в роде не осталось мужчин.

Ох, не зря на Земле ходят легенды об амазонках, наверное, у них такие же порядки были.

Всё правильно, у любого стада должен быть пастух, даже если стадо на двух ногах.

Так и здесь.

Мол, от племени остались только мы, а новый вождь в род принимать не хочет, значит, мы должны выбрать вождя из самих себя, или пригласить со стороны.