Текст книги "Караджале"

Автор книги: Илья Константиновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

ПСИХОЛОГИЯ МАРИОНЕТКИ

Для Караджале писать – значит анатомировать своих героев, проникнуть в самые затененные извилины сердца и мозга. Догадки, прозрения и открытия Караджале вырастают до уровня общеобязательных психологических законов.

К чему может привести человека привычка не удивляться самым абсурдным и неразумным вещам? Она приводит не только к безропотному принятию несправедливой действительности, но и к душевному уродству – участвуя в недостойной игре, человек готов возмущаться нарушением ее правил, забывая о том, что он же и является их первой жертвой.

Вот рассказ «Триумф таланта» о двух молодых людях Ница Гицеску и Гица Ницеску, готовящихся занять свое место в жизни, в которой все заранее предопределено. Они когда-то были школьными товарищами, а теперь встретились вновь накануне конкурса на занятие вакантной должности переписчика в одном министерстве. Ница Гицеску обладает редким по красоте почерком и уже много раз участвовал в таких конкурсах, но ничего не добился, вакантные места всегда занимали те, у кого была протекция. Гица Ницеску обладает очень скверным почерком, тем не менее он намерен пойти на конкурс, так как у него есть рекомендательное письмо к самому министру. Ница Гицеску, наученный своим горьким опытом, решается отказаться от участия в конкурсе, тем более что у него появилась перспектива получить другую службу. И он сообщает о своем решении Гице Ницеску и даже предлагает ему свою помощь: за небольшую плату он готов явиться на конкурс и подписать свою пробу именем своего товарища. А Гица Ницеску подпишет работу именем Ница Гицеску. Таким образом, результат экзамена будет окончательно предрешен. Но произошло нечто неожиданное. На экзамен явилось только два кандидата. Ознакомившись с пробами, председатель комиссии сообщил, что победителем является Ница Гицеску. Услыхав это сообщение, Ница возмущается:

– Позвольте, господин директор…это, вероятно, ошибка!..Не может этого быть, господин директор! Вы ошиблись. Посмотрите на работы!

Ница Гицеску знает, что у его приятеля было рекомендательное письмо, кроме того, он за него написал работу, следовательно, тут «двойная ошибка». Удивленный председатель комиссии, услыхав многозначительное «посмотрите работы!», извлекает из кармана конверт, хорошо знакомый Гице Ницеску, это именно то письмо, которое он привез министру. Внимательно перечитав его, председатель говорит с улыбкой:

– А знаете, вы правы!.. Я действительно напутал… Победителем конкурса является господин Гица Ницеску.

– Вот это правильно! – удовлетворенно сказал Ница Гицеску».

Человек, который много раз был жертвой нечестной игры, «удовлетворен», когда выясняется, что игра продолжается по тем же нечестным правилам.

Отсюда до превращения человека в марионетку, в безвольную куклу – только один шаг. В обществе, в котором все предопределено заранее, многие поступки превращаются в ритуал, лишенный истинного содержания. Люди куда-то спешат, что-то делают, суетятся, но при ближайшем рассмотрении выясняется, что все их движения бесцельны.

Вот герой рассказа «Петиция». Он приходит рано утром в какое-то учреждение: у него есть «дело», требующее разрешения.

– Какое дело? – спрашивает служащий, сидящий у окошка.

– Какое дело? Ах да! Я подал заявление… Хочузнать, где оно. Сообщите мне номер.

– А разве вам не сказали регистрационный номер, когда вы его подали?

– Нет.

– А почему вы не спросили?

– Не я подавал заявление.

– А кто?

– Я передал его с одним человеком.

– Когда? Какого числа?

– Месяца два назад…

– Вы не знаете приблизительно, какого числа?

– Откуда мне знать?

– Как это откуда? Как ваша фамилия?

– Нае Ионеску.

– О чем вы просили в заявлении?

– Я? Я ничего не просил.

– Как так ничего?

– Это не мое прошение.

– А чье же?

– Одного приятеля.

– Какого приятеля?

– Некто Гица Василеску.

– А что он просил?

– Он? Он ничего не просил.

– Как так ничего не просил?

– Он ничего не просил; это не его заявление.

– А чье же?

– Его тетки…» и т. д. и т. п.

Караджале подчеркивает не только тупость и ограниченность персонажа, но и абсурдность его действий. Он делает то, чему его научили. Он подражает. Он принял на себя служебную роль просителя и приходит в учреждение по «делу», которого фактически не существует. Он не только смешон, он еще и абсурден. В ритуальном, абсурдном мире, где средствозаменяет цель,жизнь течет по рутине, по схеме, из которой выветрилось содержание.

МИТИКА

Один из персонажей «Моментов» вошел в румынскую литературу как собирательный тип. Его зовут Митика.Это довольно распространенное в Румынии имя. Среди героев «Моментов» встречаются и другие, весьма схожие имена: Лаке, Маке, Саке, Таке. Всех их объединяют черты, характерные для Митики. Этот караджалевский персонаж был причиной рождения и нового слова: митичизм.

Чем характерен Митика?

Он разглагольствует по любому поводу в одинаковом стиле.

«– Дела плохи, мон шер! очень плохи! это достойно сожаления и вместе с тем смешно… И разреши тебе сказать, что это печально не только для нас, родителей, ведь нам все-таки больно подвергать опасности дитя уже с самого нежного возраста… Но в конце концов родитель может родить еще одного ребенка, так что я говорю не из эгоизма… Но это печально, понимаешь, для страны в целом, когда ты находишься в зависимости от каприза кормилицы! Представь себесуществование младенца – наша дочка, Сисилика, например, подвергается опасности именно из-за этого; потому что врач утверждает, будто мы ее недостаточно оберегали, что молоко испорчено, оно не годится для ребенка, поскольку в нем еще не образовались желудочные соки. Понимаешь?»

А вот рассуждение Митики о состоянии общественных дел:

«– Должен тебе четко сказать: мне очень жаль, понимаешь, но дела плохи! очень и очень плохи! Докатиться до того, чтобы увидеть свою собственную страну в таком печальном положении, которое никто не смог бы предвидеть…»

Начав говорить, Митика уже не может остановиться. Другие тоже не могут его остановить:

«– де когда случается такое, понимаешь, когда в своей собственной стране человек не чувствует себя в безопасности…

– Счет! – кричит Маке, ударяя по столу.

– Когда каждый убийца, понимаешь, оплаченный преступной рукой, может прийти и под предлогом политики в твоей собственной стране, когда ты, понимаешь, совершенно спокоен, и у тебя чистая совесть, ты выполнил свой долг и ни в чем не виноват, понимаешь…

– Счет! Счет! – кричит Маке, все сильнее стуча по столу.

– Погоди, мон шер!

– Уже поздно, Лаке!

– Погоди минутку… Когда каждый, понимаешь, может явиться и…

– Счет!!!»

Митика готов рассуждать о патриотизме и общественных делах с кем угодно и когда угодно. Если поблизости нет знакомых, Митика вступает в спор с любым незнакомцем. Митика, считающий себя в оппозиции к правительству, кричит в кафе:

«– Когда приходит к власти, понимаешь, бандитское правительство, потому что некому его остановить и мы все молчим, и я, и вы, и они все… (Показывает на сидящих за соседними столиками.)Молчим, как трусы, у которых нет ничего святого!»

Митика, защищающий правительство, разглагольствует в том же духе:

«– Вы, интеллигентные люди, виноваты, потому что вы равнодушны. Вот если бы мы вышли все вместе, вы, и я, и вот они (показывает на сидящих за соседними столиками)вышли бы, как сознательные граждане и тоже устроили бы манифестацию…»

Караджалевский Митика все время воображает, что он принимает участие в политической жизни. На самом деле он не действует, а только разглагольствует, не критикует, а сплетничает, не излагает свои собственные убеждения, а лишь повторяет стереотипные фразы, вычитанные в газете или услышанные в кафе.

Даже шутки Митики в высшей степени характерны. Митика любит шутить и обожает «розыгрыши». Эта любовь вызвана и его безотчетным стремлением как-то нарушить монотонность своего существования и изменить хотя бы на несколько мгновений механический курс событий, которые от него никак не зависят.

Вот типичные «шутки» Митики:

– Извозчик! Свободен?

– Да, барин!..

– В таком случае… поезжай домой! Или:

– У тебя есть деньги, Митика?

– Я не ношу с собой металла – боюсь молнии… Или:

В пивной «Гамбринус»:

Уходя, Митика говорит мальчику, который его обслуживал:

– Послушай, парень, кажется, я потерял монету; если найдешь, вернешь мне ее вечером; а если нет – возьми ее себе на чай.

Митика настолько типичная и знакомая всем фигура, что некоторые критики поспешили объявить его «национальным» типом и «митичизм» – своего рода «национальной философией», отражающей пороки, свойственные румынам. Даже такой крупный критик, как Георге Калинеску, усмотрел в караджалевском Митике специфичный балканский тип.

Караджале не был бы большим писателем, если бы его Митика не отразил и специфические черты румынскоймелкой буржуазии, ее психологию, ее темперамент, ее стиль. Но караджалевекий Митика в понимании самого автора занимает вполне определенное социальное положение в обществе. Ни в одном из караджалевских рассказов не встречается Митика-рабочий, или Митика-крестьянин. То, что критики называют «митичизм», – социальное явление, окрашенное в национальный колорит. Когда Караджале переходит к описанию другой социальной среды, тон повествования разительно меняется, мир приобретает другие очертания и другую окраску. Митика исчезает.

Читая подряд короткие рассказы Караджале и поддавшись обаянию его юмора, кажется иногда, что читаешь о смешных и несерьезных происшествиях, случающихся в некоем безмятежном и, в сущности, счастливом мире. В среде, в которой живет Митика, не бывает подлинных Драм, героев не беспокоят не только «вечные», но и попросту серьезные проблемы бытия. Жизнь Митики, по выражению одного критика, «течет, как жалованье», которое он получает за свой далеко не изнурительный труд. В каких драматических коллизий, никаких бурь и серьезных переживаний. В сущности, легкая и счастливая жизнь.

Так ли это?

Да, это так, если считать, что жизнь марионетки, которую дергают за веревочки из-за кулис, «счастливая жизнь». Мир Митики безоблачный, если принять за хорошую погоду мертвую зыбь. Жизнь Митики спокойна, если полагать, что спокойствие равносильно бесчувствию. Ми-тика – философ, если философия равноценна бездумью. Митика – темпераментный спорщик, если «переливание из пустого в порожнее» можно считать спором. Митика живет деятельно, если простую растрату энергии, присущую каждому живому существу, можно признать за человеческую жизнь.

ОТ ФАРСА К ТРАГЕДИИ

«Моменты» в высшей степени смешная книга, а караджалевский Митика явно комический тип. По крайней мере так восприняли его читатели. Но почему же в первом ее разделе Караджале поместил несколько рассказов, которые никак нельзя назвать юмористическими? Этих рассказов – четыре. Они называются: «В харчевне Мэнжоалы», «Два лотерейных билета», «Кануца – человек с вывертом» и «В усадьбе».

Начнем с рассказа «Два лотерейных билета». Хотя он и не был опубликован в газете, как остальные «Моменты», он принадлежит к той же серии. Внешне это, несомненно, комический рассказ. Когда его читают с эстрады, он всегда вызывает хохот публики. Но, в сущности, «Два лотерейных билета» – драма.

Лефтер Попеску – типичный караджалевский герой – мелкий чиновник, ничтожный винтик в бюрократическом механизме, который заглотал его как будто навсегда. Но Лефтер Попеску, ведущий никчемную, монотонную жизнь, не примирился. Он все еще мечтает об иной жизни и другом положении в обществе. Мечты его принимают форму, присущую психологии его класса: Лефтер надеется на чудо, на неожиданный и крутой поворот, который вынесет его на поверхность жизненного потока. Иными словами, мечты его беспочвенны. Лефтер это чувствует, но так как ему ничего не остается, он продолжает питаться иллюзиями. Существует один шанс на миллион, что именно он окажется обладателем лотерейного билета, на который падет главный выигрыш. К тому же Лефтер считает себя невезучим человеком. И все же он покупает два билета. И чудо свершилось – на два билета, приобретенные Лефтером, пали два самых больших выигрыша – по пятьдесят тысяч лей на каждый билет.

Но тут же выясняется, что Лефтер не знает, куда девались билеты. Он поднимает весь дом на поиски, пока не вспоминает, что билеты лежали в кармане старой жилетки. Жена Лефтера успела обменять жилетку на тарелки у цыганки, торгующей старьем. Этот удар приводит Лефтера в исступление.

«– Где тарелки? Я хочу их видеть! Принеси тарелки! – резко приказывает Лефтер. Супруга, не говоря ни слова, подчиняется приказу: приносит тарелки и ставит их на стол. Красивые тарелки, с двойным ободком. Лефтер берет одну и пробует на звук – это фарфор.

– Браво! У тебя хороший вкус! – говорит он, сардонически ухмыляясь.

И – пак! – швыряет тарелку на пол… она разлетается на куски! Потом – паф! – вторую.

– Лефтер!

– Вот таков я, мадам! Когда мне вздумается, я разбиваю тарелки стоимостью в десять тысяч франков каждая! Разбиваю их на куски, мадам, разбиваю, черт бы их разбил!

И снова – пак! паф! – пока ни одной не осталось. А супруга отряхивается после каждой, как будто кто-то хлещет ее бичом».

После этого Лефтер отправляется на поиски цыганки, с которой был произведен обмен жилетки на тарелки.

Наконец, новый шок: билеты найдены! Лефтер внешне как будто успокаивается, на самом деле он уже не контролирует свои действия. Придя на службу, он ведет себя агрессивно и немедленно подает ироническое заявление о своей отставке.

Однако впереди его ждет самый страшный удар. Когда Лефтер приходит в банк получить свой выигрыш, выясняется, что номера его билетов действительно соответствуют выигрышам, но только… наоборот.

«– …Вот что, уважаемый: вы ошиблись… И вот откуда проистекает ошибка – у вас… это очень странно… как же это случилось!.. Вот чертовщина!.. У вас один номер как раз тот, который выиграл по второму выигрышу и…»

– Что… и?

– …и наоборот!»

Тут Лефтер взрывается. В сознании человека, всю жизнь дожидавшегося счастливого случая, не умещается простой факт ошибки. После стольких волнений и резких переходов от надежды к отчаянию он не может понять, что чудо не свершилось, что была только иллюзия.

«– Наоборот! Не может быть! Это невозможно! Наоборот! Это шарлатанство, понимаете! Я покажу, как заниматься подлостями, издеваться над людьми! Это же эксплуатация, вы, как вампиры, не знаете удержу, загоняете в пот каждого честного человека, который слепо верит вашим штучкам, вашим еврейским биржевым трюкам… а мы, дураки, терпим, и вместо того, чтобы прийти когда-нибудь и проучить вас… и взбунтоваться… Так и знайте: дураки! дураки! дураки!»

Лефтер Попеску, наконец, взбунтовался. Но его протест жалок, как и он сам. Жизнь такая же лотерея, как и та, что так жестоко посмеялась над его надеждами. Все обман, все абсурдно, все ничтожно. Лефтер Попеску не стал трагическим персонажем.

«И он начал стонать, и бить себя руками по лицу и кулаками по голове, и прыгать, и поднимать такой шум, что банкир был вынужден просить о помощи, чтобы избавиться от беспокойного господина Лефтера».

Обладателя двух лотерейных билетов, на которые пали выигрыши «наоборот», отвозят в сумасшедший дом. II хотя читатель не может удержаться от смеха, в истории Лефтера Попеску трагический элемент, несомненно, преобладает над комическим.

То же самое можно сказать о другом рассказе «Кану-ца – человек с вывертом». Кануца торопится на белый свет и рождается, не дождавшись акушерки. Во время крещения священник роняет его в купель. В школе Кануца терпит насмешки своих сверстников, потом побои своего первого хозяина. Став взрослым, Кануца снова подвергается всяким напастям, возмущается, негодует, пытается протестовать против несправедливости, но делает это по-своему, «с вывертом». Так, например, он подает на развод с женой не потому, что она ему изменила, а из-за пережаренного карпа; потом он прощает ее, увидав, что она мучается зубной болью. Даже смерть приходит к Кануцв не так, как к другим людям. Но он не успокаивается и после смерти – его находят в гробу перевернувшимся…

Почему Кануца человек «с вывертом»?

Потому что он ведет себя не так, «как все». Он голосует всегда за оппозицию и немедленно покидает оппозиционную партию, как только она приходит к власти. Он знает, что она тут же откажется от своей программы. Он искренне огорчается из-за того, что друг, который ему многим обязан, ведет себя по-хамски. И он готов простить жену, как только видит, что она страдает. Другими словами, Кануца не подчиняется общепринятым правилам своего общества.

С точки зрения обывателя, Кануца ненормальный человек. Он отказывается «играть» так, как все, хотя это и приводит его к постоянным проигрышам.

С точки зрения автора Кануца не только благороден и честен. Этот человек «с вывертом» – единственный нормальный человек в несправедливом, алогичном мире. Поэтому ему ничего не остается, кроме поражения и смерти. А его протесты кажутся окружающим марионеткам всего лишь вывертами.

Уж не самого ли себя имел в виду Караджале, когда писал этот рассказ? Ведь писатель тоже пользовался репутацией «человека с вывертом» и сознательно ее поддерживал. Жизнь общества неразумна и несправедлива. Исправить это невозможно. Что остается делать человеку с душой и талантом? Постичь правду и выразить ее с горькой улыбкой. Хотя от этого человек не становится счастливее. Что тоже очень хорошо знал Караджале.

«В харчевне Мэнжоалы» и «В усадьбе» принадлежат к другому типу рассказов. В них Караджале становится фантастом. Он изображает совершенно новую, как будто даже сверхъестественную, магическую атмосферу.

Но ведь Караджале был великим рационалистом. Он много раз и по разному поводу высмеивал мистицизм и суеверия. Откуда же взялась фантастическая струя в его творчестве?

В сущности, дело сводится и в этих рассказах к тонкой иронии, мастерству и обаянию писательского таланта.

Харчевня Мэнжоалы стоит на перекрестке уединенных Дорог. Она как бы самим расположением предназначена для таинственных происшествий. Тем более что корчма-ряса Мэнжоала очень хороша собой, богата и независима. Такая женщина, естественно, вызывает интерес у шутников. И конечно, о ней создаются легенды. Одни думают, что Мэнжоала нашла клад. Другие уверены, что она умеет колдовать. Особенно молодые люди, попадающие в корчму, очень быстро ощущают на себе «колдовство» красивой хозяйки.

Герой рассказа Фавика, попав в эту корчму, забывает о том, что он едет к своей невесте. Охваченный раскаянием, он решается наконец ехать дальше, несмотря на то, что уже наступила ночь и разыгралась метель. И конечно же, Фаника не находит дороги и вскоре возвращается в корчму, где хозяйка ждет его, как будто она знала заранее, что он вернется.

Если бы будущий тесть молодого человека – полковник Иордаке не принял решительные меры, Фаника застрял бы в корчме надолго. Иордаке побеждает «чары» Мэнжоалы простейшим способом – приказывает своим людям изловить молодого человека, связать его и отвезти в монастырь. Сорок дней поста и молитв отрезвили юношу.

Обо всем этом Фаника и его тесть вспоминают много лет спустя и спорят – Иордаке уверяет, что Мэнжоала зналась с нечистой силой, что козленок, которого Фаника встретил в пути, когда заблудился, и кот корчмарясы «это одно и то же».

«– Это и был черт, можешь мне поверить.

– Может быть, – сказал я, – но в таком случае выходит, что черт ведет тебя и к добру…

– Сначала к добру, чтобы приручить, а потом уж знает он, куда тебя везти…

– А откуда это вам известно?

– Ну, это уже не твое дело, – ответил старик». Рассказ написан с улыбкой и с большим мастерством.

Уютная харчевня, где в комнатах пахнет яблоками и айвой, таинственная атмосфера ночи, когда Фаника заблудился и вернулся к теплому очагу красавицы Мэнжоалы, пронзительная тоска по давно прошедшему времени – все это передано с большой силой. Рассказывая о далекой романтической истории своей юности, герой как бы заново ее переживает. Нет, тут дело не в фантастике и магии, о которых писали критики, а в писательском мастерстве автора.

В рассказе «В усадьбе» таинственное происшествие тоже происходит в корчме. Но вместо чар красивой корчмарясы здесь действует другое искушение – карточная игра. Юноша, посланный с большой суммой денег в город, проигрывает их в корчме. И естественно, ищет объяснения случившемуся не в своей слабости. Ему кажется, что его «попутала нечистая сила». В этот раз, в образе купца со странной внешностью, который повстречался юноше в пути и «завел» его в корчму. И снова великолепно переданная атмосфера наивности и тоски по давно ушедшему времени.

Итак, естественным образом приходит Караджале к фантастике и драме. В абсурдном мире Митики мало места для бурных происшествий. Но в самой абсурдности этого мира заключена драма. Караджале смеется, но не может скрыть своей муки. И «Моменты» заставляют читателя не только смеяться, но и трепетать. Автор ощущает жизнь своих героев не только как смешную карусель, не только как сюжет, но и как обвинение. Мир Митики представляется ему и фарсом и трагедией. Разве жизнь самого Караджале не была лучшим доказательством этому?