Текст книги "Братья"

Автор книги: Илья Туричин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Лужина?… Позвольте… - Женщина сняла очки, глаза стали маленькими и беспомощными. Она потерла переносицу. - Позвольте… - Очки водрузились на место, глаза увеличились и потемнели. - Лужина? - Теперь женщина смотрела удивленно. – Да. – А вы разве… Вас выпустили? По нашим сведениям, вы были арестованы в начале войны органами, - сказала женщина неприязненно и поджала губы. - Вас выпустили? Гертруда Иоганновна растерялась. Что ответить? Говорить правду нельзя. Не время. Она уже пожалела, что пришла сюда. – Как видите… Я хочу узнавать, нет ли у вас каких-нибудь известий о моем муже, артисте Лужине Иване. – Отдел кадров частным лицам сведений не дает, - решительно произнесла женщина за столом. Гертруде Иоганновне показалось, что за стеклами очков сверкнула молния. – Простите… - Она повернулась и вышла. Как обидно! Как тягостно! Лица встречных в коридоре расплывались. Она кусала губу, сдерживая слезы. Не помнила, как дошла до гостиницы. В вестибюле второпях она наткнулась на какого-то генерала. – Простите… Генерал схватил ее за руку, сказал сердито: – И не подумаю. Бегают тут как оглашенные. Генералов толкают! – "Дядя Вася"! Господи! - воскликнула Гертруда Иоганновна, сложила ладошки и прижала их к подбородку. Наверное, у нее был очень смешной вид, потому что генерал-майор в новенькой форме с орденами на мундире не выдержал роли строгого генерала и рассмеялся. – Ну как? - спросил он, бросив взгляд по сторонам, не слышит ли кто этого глупого вопроса. – Ошень!… – А сапоги, скажу тебе по секрету, жмут маленько. Куда? - спросил "Дядя Вася", заметив, что Гертруда Иоганновна хочет уйти. - Сейчас машина будет. А вот и Алексей Павлович. Тот тоже был в форме. На золотых погонах два просвета и две большие звездочки. – А я в таком виде… - Гертруда Иоганновна прижала руки к груди, словно хотела прикрыться ими. – Вид самый нормальный, - сказал "дядя Вася". В вестибюль вошел молодой военный, что встречал их на аэродроме, козырнул: – Машина у подъезда, товарищ генерал-майор. – Едем. В небольшом зале на клубных стульях, сбитых в ряды планками, сидели мужчины и женщины, военные и штатские. Они прибыли из фашистских тылов в столицу, в Центральный штаб партизанского движения, чтобы решить неотложные вопросы, скоординировать с армией свою борьбу в тылу, посоветоваться. В зале стоял шумок. Потом он стих. Все встали, потому что в зал вошел Маршал Советского Союза, которого вся страна знала в лицо. – Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик поручил мне, дорогие товарищи партизаны и партизанки, вручить вам боевые награды, ордена и медали за ваш самоотверженный героизм, с которым вы бьете фашистов, как говорят у нас на Руси, в хвост и гриву! Что я с большим удовольствием и сделаю, дорогие мои соратники. Потом вызывали к длинному столу, покрытому красной бархатной скатертью, партизан и партизанок и вручали им награды. Вместе со всеми Гертруда Иоганновна хлопала в ладоши и счастливо улыбалась. Она не знала этих людей, но они были такими же, как те, что уходили на задания в ее лесу, в ее бригаде. Ну точно такими же, только очень взволнованными. – Лужина Гертруда Иоганновна. Она не сразу сообразила, что вызывают ее, и повернула лицо к сидящему рядом Алексею Павловичу. Тот улыбнулся: – Ну что же вы!… Она встала, одернула гимнастерку и пошла к столу. А люди кругом смотрели на нее и хлопали ей. Они не знали Гертруду Иоганновну, но она была такой же, как они и их товарищи. И Гертруда Иоганновна чувствовала это. Она остановилась у стола перед Маршалом. А Маршал смотрел на нее и улыбался. Потом сказал: – Наслышан, наслышан… Рад познакомиться. – Награждается орденом Красной Звезды, - раздалось рядом. Маршал протянул ей красную книжечку и маленькую коробочку. Они легли на ее ладонь. Надо сказать то же, что говорили все, но она забыла, что надо сказать. – Вторым орденом Красной Звезды, - прозвучало рядом. - И медалью "Партизану Отечественной войны первой степени". И еще две коробочки легли на первую. Она подхватила их обеими ладонями, чтобы не уронить. – Спасибо, товарищ маршал, большое спасибо… Я… Я всегда… - Она повернулась лицом к сидевшим и хлопающим людям. Увидела улыбающегося Алексея Павловича и "дядю Васю" и еще много-много светлых родных лиц. На мгновение ей показалось, что она видит Флича, и Федоровича, и клоуна Мимозу, и своих мальчишек. И Злату… Всех. Она набрала в легкие воздуха и сказала отчетливо и громко, чтобы все они слышали, все: – Служу Советскому Союзу! 4 – Не надо забывать, что именно мы, немцы, дали самостоятельность словакам. Гости - патер, генерал и толстый с бегающими глазами - согласно кивнули. Вопреки привычке есть молча, доктор Доппель все время говорил. Павел прислушивался, присматривался, пытаясь понять, о чем речь. Но суть ускользала. Продолжался разговор, начатый в кабинете, а начала Павел не слышал. Когда ушел садовник, он пробрался под окно кабинета. Но окно оказалось закрытым. – Вы недооцениваете коммунистов, - продолжал доктор. - Да-да, не усмехайтесь, господин пастор, коммунисты не придут к вам исповедоваться. У них - свой бог, классовая борьба. – Мы уничтожили классы! - воскликнул толстый. - У нас в Словакии нет классов. Мы - единый словацкий народ! Единый! И мы не позволим ни коммунистам, ни социал-демократам, никому разрушить наше единство. Мы, словаки, строим свое национальное государство. Общенациональное! – Ваше стремление мы понимаем, и фюрер поддерживает его. Но вы недальновидны. Вы сейчас подобны глухарю на току. Тот тоже поет и в это время слышит только сам себя. А между тем мы имеем сведения, что коммунисты, социал-демократы и другие, как вы изволили выразиться, ищут общий язык. Если они найдут его, вам придется туго. – У нас армия, - важно произнес генерал. – Среди солдат есть те же коммунисты, социал-демократы и прочие. – Святая церковь направит свою паству, - сказал патер, молитвенно сложив ладони. – Не сомневаюсь, - наклонил голову Доппель. - И все же в Словакии неспокойно. – Вы имеете в виду партизан? - сморщил нос толстый. - Кучки уголовников. Ждут обоз пожирнее, чтобы ограбить. Сидят в горах, жрать нечего. Или перемрут с голоду или сами придут, с поднятыми руками. В Словакии это не пройдет. Словакия не Россия. Доппель покосился на Павла. Павел неторопливо резал мясо, глядя в тарелку. – Я имею в виду коммунистов… – Коммунисты у нас вот… - Толстый сложил пальцы решеткой и сквозь них посмотрел на всех по очереди плутовским взглядом. - Вот. Вместе с вашим Марксом, - и он хихикнул, довольный тем, что уязвил Доппеля. – Маркс был евреем, - отпарировал Доппель. – Тем более. У нас в Словакии этой проблемы нет! – Святая церковь не допустит, - патер снова сложил молитвенно ладони. – Армия выполнит свой долг, - произнес генерал. Доктор Доппель нахмурился. – Все это прекрасно, господа. Но должен предупредить вас: пока на свободе хоть один коммунист - нельзя успокаиваться. А если сюда, - дай господь, придут русские - Словацкому государству конец. Вспомните, коммунисты всегда были против словацкой самостоятельности. Вот почему вы должны, господа, вы обязаны помочь нам, немцам, разгромить русских. Это в ваших интересах, господа. "Придут русские, придут, - злорадно подумал Павел. - Вы еще повертитесь, господа!" Матильде было скучно. Все это - политика! Политика ее не интересовала. Она бросала на генерала долгие взгляды. Поймав их, генерал начинал перекладывать с места на место вилку и нож или вертеть в пальцах хрустальную рюмку. Павла это отвлекало. Он не все улавливал в разговоре за столом, но одно понял: в самые ближайшие дни штурмовики и полиция пройдут "с частым бреднем". Что это такое "с частым бреднем"? Немцы передали словакам какие-то списки. Поскольку словацкие тюрьмы переполнены, они готовы, в порядке дружеской помощи, предоставить словакам места в своих лагерях. Словаки, в свою очередь, должны увеличить поставки Германии. Даже если для этого придется подтянуть собственные ремешки. Доктор так и сказал. Это в общих интересах. Когда гости распрощались и уехали, Доппель, провожавший их, вернулся в столовую. – Спасибо, Анна, - поцеловал он руку жены. - Все было прекрасно! - И добавил: - Как мельчают люди! Утром садовник косил между деревьев траву. Павел поздоровался. Постоял рядом. Спросил, как бы между прочим: – Скажите, пан Соколик, что такое "частым бреднем"? – Просим?… - Старик явно не понял. – Ну, бредень… сетка такая… – Сиеть?… О!… Хитать рыбы!… Ловить… – Ловить… Да… Вчера они говорили, что полиция и штурмовики пойдут "с частым бреднем". Я понял. Они будут ловить рыбу. По спискам. – Рыбы?… - Старик пожал плечами. - Что есть "спискам"? – Немцы передали им списки… Списки… - Павел вытянул левую ладонь и стал на ней писать воображаемым карандашом. Лицо Соколика напряглось, морщины сбежались у глаз. – Имя. Фамилия, - сказал Павел. - Соколик Ондрей. – Понял, - старик кивнул. - Мено а приезвиско. Я есть Соколик Ондрей. Мено а приезвиско. – Вот. Список. - Павел снова стал писать на ладони, повторяя: - Мено а приезвиско, мено а приезвиско… - И добавил шепотом: - Коммунистов. Морщины от глаз разбежались по щекам. – Похопил [9] … - Садовник посмотрел на Павла внимательно. Взгляд острый, испытующий. Павлу он показался вдруг потеплевшим. - Понял… Часты сиеть… Хитать рыбы… Спасибо, приятель… Павел повторил: – Список. Мено а приезвиско… – Спасибо. Ты скуточны [10] русский. Спасибо. Мой внук - Янко. Просишь меня. Деда Ондрей. Павел понял, кивнул. – Список. Регистер, - старик задумчиво подвигал губами, словно жевал что-то. - Рыбы будут уйти. От часты сиеть. Несколько дней садовник не появлялся. Павел не знал, что и подумать. И ребята не появлялись. Матильда валялась в гамаке с книгой в руках. Вокруг нее вилась оса. Матильда отгоняла ее рукой, и гамак при каждом движении вздрагивал под ее крупным телом. "Сеть для рыбы. Частый бредень", - подумал Павел. Сходить бы в городок, разыскать садовника. Он не знает даже, где тот живет. В какой стороне - у гор, у заводика, у шоссе? – Графиня, вас не утомила война с осой? – Я ее боюсь. – А она тебя боится… Давай вылезай из гамака, пройдемся. Оса уселась на Матильдину ногу, и Матильда так сильно хлопнула ее со страху книжкой, что вскрикнула сама. – Теперь синяк будет. – Хуже… - мрачно сказал Павел. - Сейчас налетят ее подруги. И от тебя останется половина. И в самом деле рядом зажужжала оса. – Ой! Павел взял Матильду за руку и потянул из гамака. – Вставай, вставай, пока цела… – Спасибо, маркиз, вы спасли мне жизнь! Я этого никогда не забуду. – Пройдемся? Матильда развела толстыми руками, разом показывая на деревья, кусты, цветы. – Где? – По городу, - предложил Павел. Глазки Матильды вспыхнули светлыми огоньками. – Верно? – Ну, я ж тебя приглашаю. Она сделала глубокий реверанс. – Благодарю, маркиз. – Только если ты будешь заглядываться на встречных мужчин, я накостыляю тебе по шее. Ах, как он знал эту толстуху! Она оглядела себя. – Подожди. Я только переоденусь. – И спросись у муттерхен. – У нее сегодня мигрень. Матильда побежала в дом и вскоре появилась в воздушном бежевом платье, которое необыкновенно толстило ее. – Как я гляжусь? – Великолепно! - воскликнул Павел. - Как облако дыма из большой трубы! – Из тебя никогда не выйдет настоящего светского кавалера, - вздохнула Матильда. - Идем! – Ворота заперты. – Я велела Гансу отпереть. Из дверей дома вышел заспанный Ганс. Посмотрел на парочку и усмехнулся. – Ненадолго, молодые люди. Вернетесь - позвоните. – А чего там делать долго? - проворчал Павел, делая вид, что идет безо всякой охоты, из-за Матильды. Они вышли за ворота. Улочка, посыпанная плоскими камешками, сбегала вниз и была пуста. Ни души. Полдень. Кому охота вылезать на жару? – Возьми меня под руку, - попросила Матильда. – Ну да!… Ты, как печка. – Но я могу упасть! – На землю, не на небо, - засмеялся Павел. Они двинулись вниз. Позади раздался непонятный грохот. Оба обернулись. И Павел увидел знакомую троицу, по-лошадиному топая, ребята сбегали сверху, придерживая маленькую тележку на четырех колесиках с деревянными бортами. Тележка была доверху набита хворостом. А железные обода колес гремели на камнях. Павел обрадовался, но виду не подал, следил, как они приближаются. Матильда заткнула уши. – Т-р-р-р… - крикнул внук Соколика, когда они поравнялись с Павлом и Матильдой. Тележку остановили. Все трое уставились на Матильду. – Матильда, ты имеешь успех у туземцев, - сказал Павел. - Теперь они будут рассказывать, что видели неземную красоту. - И добавил по-словацки: - Добры день. Матильда снисходительно улыбалась. Этот, в солдатской шапке, если его отмыть и переодеть - парень хоть куда! – Добры день, - ответил Янко. – Як дедушка Ондрей? Здоров ли? - спросил Павел. Янко кивнул. – Дедко одишнел до дедины. Павел не понял. – До дедины, - пояснил Янко, прогудел паровозом и, согнув руки в локтях, задвигал ими, подражая паровозу. Спутники его засмеялись. – Понял… Уехал. – До дедины, - повторил Янко и посмотрел на Матильду. Матильда состроила ему глазки. Янко снял пилотку. – До виденья, пани. - Он что-то сказал товарищам, и тележка загремела дальше. – На каком языке ты с ними говорил? - спросила Матильда. – Сам не знаю, - ответил Павел. - Идем. - "Дедина, дедина… Вероятно, где жили деды… Может, деревня - дедина?" Тележка быстро удалялась и свернула на боковую улицу. Павел остановился на перекрестке. Ребят в боковой улице уже не было. "Живут где-то здесь", - подумал Павел. Через центр городка проходило асфальтовое шоссе. По нему двигалась колонна грузовиков. Над ними висел синий вонючий дым. По обеим сторонам шоссе тянулись одноэтажные и двухэтажные дома за зелеными палисадниками, отгороженными от шоссе высокими вязами и липами. Тень от деревьев лежала на панели причудливыми кружевами и не давала прохлады. Внезапно дома отодвигались, образуя площадь. Здесь были ресторан, магазин, в витрине которого была выставлена обувь, кофточки, висело духовое ружье на фоне пестрой материи. Дальше какие-то маленькие лавочки, кафе. И в самом конце - бензоколонка. Матильда хотела зайти в магазин, но поперек открытой двери стояла палка. Обед. – Какой убогий городок! - поморщилась Матильда. - Хочу в Берлин. – Соскучилась по бомбежкам? - ехидно спросил Павел. – Там хоть люди, - сказала Матильда. – Везде люди. В боковой улочке над всеми домами возвышался костел, а за ним - кладбище, огороженное невысокой стеной с сохранившейся кое-где штукатуркой. – Зайдем, - предложил Павел. – Это же кладбище! Павел двинулся к открытым воротам. Матильда побрела следом. Кладбище уступами взбиралось на холм. У могильных памятников кое-где стояли черные квадратные фонарики. Среди богатых мраморных надгробий попадались убогие холмики, обложенные дерном, с деревянными или железными крестами. Даже в смерти люди не были равны. Возле одного холмика стоял вырезанный из жести, распятый на кресте Иисус, у ног его лежали привядшие букетики цветов. – Пойдем, Пауль, - тихо сказала Матильда. Надписи, надписи… На словацком, на немецком… Латынь… И вдруг: "Рабъ Божий Михаил Ивановъ Костылевъ. Мир праху твоему". По-русски. Надпись стерта, плита покосилась. Кто он, этот Михаил Иванов Костылев? Павел пожалел, что нет у него в руках цветов. Он бы положил их на могилу неизвестного Костылева. – Русский, - сказал Павел и вздохнул. – А рядом - немец, - произнесла Матильда. – Вот именно. В одной земле. Они двинулись к воротам. Павел думал о матери и брате. Почему нет писем? Может быть, они погибли? Ведь война ж! И папа погиб? И остался он один-одинешенек на свете? Похоронят, как этого Костылева на чужбине. "Раб божий Павел Иванов Лужин. Мир праху твоему". Ужасно, как кладбище действует! Он покосился на Матильду. Матильда смотрела куда-то вбок, щуря от солнца глаза. Павел взглянул туда же. Неподалеку возле могилы стояли двое солдат, тихо переговариваясь. К ним шел старик. Павел узнал Соколика. На нем был черный пиджак, в руках кепка и цветы. Соколик поравнялся с солдатами, сказал им что-то, почти не останавливаясь, и пошел дальше. Как же так? Ведь Янко сказал, что дед уехал в какую-то дедину? Солдаты направились вниз к воротам. Павел пригляделся. Не может быть! Но эта прямая спина, гордая посадка головы. Гауптман фон Ленц. Монокля нет. И форма… Обмотки на ногах. Грубые башмаки. Гауптман - и вдруг рядовой словацкой армии. Солдаты исчезли за воротами. Фон Ленц это был или не он? Просто похожий? – День добры, - сказал Соколик, подходя и утирая рукавом вспотевший лоб. - Чи панство спацирует? – Хей… День добры, пан Соколик. Вы не уехали на дедину? Я видел Янека. – Ано. Я уехал на дедину. – Мне знаком один из тех солдат. Соколик покосился на Матильду. – Непознам тых вояков. До виденья. – До виденья, пан Соколик. Старик пошел к воротам.