Текст книги "Братья"
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
– Ладно. А можно я куклино платье постираю?
– Постирай. Только воду не проливай на пол.
Двор склада оказался заваленным горелыми железными бочками. Каменные стены сарая без крыши и широкий зияющий проем ворот были черны от копоти. Стена, выходящая к разрушенному дому на улице Коммунаров, сложена из кирпича и даже оштукатурена, но штукатурка обвалилась. На гребне стены торчали железные ржавые прутья. Между ними когда-то была натянута колючая проволока, кое-где она свисала свернувшимися в клубок ржавыми спиралями. Во дворе склада, сквозь пепел, хлам и мостовую пробивалась сочная трава. До сих пор пахло горелой краской.
– Ну… - обронила Злата, когда они обошли двор.
– Баранки гну… - Толик ткнул бочку башмаком. Бочка загудела глухо. - Гляди-ка, не разваливается. - Он поставил ее на попа. Залез и легонько попрыгал. Бочка ворчала, с боков ее осыпалась рыжая окалина. - Держит, - довольно произнес Толик, вытянул руку и замер на мгновение.
– Ты чего?
– Это я - памятник. - Он засмеялся и спрыгнул на землю.
– Нашел время для шуток! - сердито выговорила ему Злата.
– Значит, так. Слушай план. Бочки подкатываем к стене. На две ставим третью. Залезаем и смотрим тот двор. Если там часового нет, опускаем туда лестницу.
– Какую?
– Еще не знаю. Серега бежит к стене, забирается по лестнице, прыгает на бочки и тикает. Вот так!
– За ним же часовой на улице наблюдает!
– Отвлечем.
– Как?
– Еще не знаю.
– А откуда Серега узнает, что надо бежать к лестнице у стены?
– Сообщим в записке.
– В какой еще записке?
– А которую передадим.
– Как?
– Еще не знаю.
Злата посмотрела на приятеля насмешливо.
– Этого не знаешь, того не знаешь!… Не план, а тришкин кафтан.
– Это ж наметка, Крольчиха, общий вид. Теперь продумаем детали. Прежде всего подкатим бочки. Помоги-ка.
Он покатил было бочку, но она загремела на камнях.
– Тише ты!
– Кто же ее знал, что она так загремит, - сконфуженно пробормотал Толик. - Бери за тот край и покатим потихоньку, без грохота.
Они медленно подкатили бочку к стене и поставили ее. Потом подкатили вторую и поставили рядом. Третью пришлось поднимать, она оказалась тяжелой. Потные лица ребят покрылись копотью, словно они печные трубы чистили. Потом Толик влез на бочки, ухватился за край стены, подтянулся.
Двор разбитого дома был пуст. Валялись кирпичи, какие-то гнутые железяки. Из остова дома торчали обгорелые балки. Толик ухватился за железный прут на гребне. Он держался крепко.
Толик опустился на бочку.
– Ну? - тихо спросила Злата.
– Никого. Немцы, наверно, решили, что через стену не переберешься, и часового не поставили. Пошли.
– Куда?
– Домой.
– Как же мы пойдем такие чумазые? Еще подумают что…
– Пускай думают.
Они вышли через сорванные с петель ворота и пошли по улице. Встречные удивленно смотрели на них.
8
Серега Эдисон очень обрадовался, увидев Толика.
Арестантов вели из тюрьмы серединой улиц. Вызвали из камеры, построили во дворе и повели. Вещей велели не брать.
Он шел по знакомым улицам и жадно смотрел по сторонам. Город сник, обветшал, шумный и веселый, он притих, съежился. Людей мало, жмутся к стенам. Смотрят испуганно на маленькую колонну, по бокам которой шагают автоматчики с собаками.
Прошли мимо обветшалого цирка, с той стороны, где служебные ворота. Возле вагончиков бродили немецкие солдаты, слышалась чужая гортанная речь, лаяли собаки.
Серега вспомнил, как они перелезали через ограду еще до войны: он, Ржавый, Злата и Толик-собачник. Смотрели, как репетируют Лужины. Где-то теперь ребята? Может, и в городе никого нет?
Внезапно он ощутил на себе внимательный взгляд. Поднял голову. На него смотрел мужчина с небольшой аккуратной бородкой, в серой толстовке и широковатых брюках. Сразу не узнал. Только потом сообразил, что это директор школы, Хрипак. Бородка подвела. Серега даже обернулся, но автоматчик крикнул:
– Шнеллер, шнеллер!…
Хрипак, значит, не эвакуировался, остался в городе. Работает, верно, у немцев. Или, может, по-старому директорствует? Говорят, немцы открыли начальные школы. Учат ребятишек своей фашистской грамоте, что ли?
Их привели на улицу Коммунаров, к разбитому двухэтажному дому. Он знал этот дом, когда-то приходил к толстой Любке чинить приемник. Верно, прямое попадание, крыши нет, одни покореженные стены. Если Любка была дома…
Колонну остановили на середине улицы. Подошел мужчина. Серая шляпа в темных пятнах от пота на тулье. Плащ, как показалось Сереге, надет прямо на голое тело.
– Значит, так. - Он ткнул пальцем с черным обломанным ногтем в соседей Сереги. - Ты, ты и ты… берите ломы, отковыривайте кирпичи. Да чтобы не колоть! Кирпичи нужны в целом виде. Ты, ты и ты… - Он ткнул в других. - Молоточками будете отбивать известку, цемент и прочую накипь. Чтобы кирпич стал как новенький. Работа на свежем воздухе укрепляет здоровье. Будете стараться - получите курево, а если барышни не курят - отвалю тульских пряников. - Он засмеялся и ткнул одну из девушек в грудь все тем же черным ногтем.
Она отшатнулась.
– Но-но! Не очень-то, - он кашлянул и приосанился. - Кирпичей надо много. Работы всем хватит. - Он посмотрел на долговязого Серегу. - А ты будешь у меня подъемным краном. Кирпичи будешь складывать в штабель. Вот здесь. - Он ткнул пальцем в сторону, где нужно будет складывать кирпичи. - А заодно и контролером ОТК… Чтоб худые кирпичи в дело не шли! Понял? Баланду привезут. Разгуливать туда-сюда некогда. Кому чего не понятно? Всем все понятно. Ко мне обращаться: господин прораб. А ты можешь просто Сеня, - сказал он девушке, которую ткнул пальцем. И снова засмеялся: - Берите инструмент и приступайте. Днем приду - проверю. Ауфвидерзейн, - сказал он автоматчикам и приподнял пятнистую шляпу. Под ней блеснул на солнце цыплячий пух.
Работа была нетяжелой, но нудной. Пыль висела в воздухе, забиралась в нос, в уши, скрипела на зубах. Глаза саднило, они слезились.
И вдруг - Толик… Даже как-то веселее, что ли, стало. И пыль не так лезет в глаза.
Ему уже казалось, что все Великие Вожди здесь, в городе. И непременно что-нибудь придумают, чтобы вызволить из беды.
В беду они попали случайно. Или, вернее, по собственной глупости. Трое суток шли лесом, ориентируясь по компасу строго на запад. Деревни, хутора и даже одинокие лесные домики обходили стороной. На ночь укладывались в лесу. Костры не разжигали. Ели всухомятку. Валя натерла ногу, морщилась на ходу от боли. Серега стащил с нее сапог, осмотрел натертую ногу, обмотал чистой портянкой, а к подошве привязал веревочкой кусок сосновой коры. Так Валя и ковыляла - одна нога в сапоге, другая - в онуче. Зато боли не было.
На четвертый день, на рассвете вышли на лесную дорогу и увидели неподалеку лошадь, запряженную в телегу. На телеге лицом к ним сидела женщина в пестром платке, накинутом на голову.
Она тоже заметила их. Прятаться не было смысла, и они двинулись к телеге. И только потом заметили троих мужчин под кустом на обочине. Один держал почти пустую бутылку, двое других хрупали соленые огурцы. Одеты они были пестро: клетчатая рубаха, старый, выгоревший пиджак, а у третьего - серый немецкий мундир без пуговиц.
Подошли поближе и увидели прислоненную к стволу дерева винтовку. Две другие лежали на земле.
Партизаны? Полицаи?
– Здравствуйте. Хлеб да соль, - поздоровался Серега.
– Едим да свой, - откликнулся один из мужчин постарше, тот, на котором был мундир. - Далеко собрались?
– Отсюда не видать, - в тон ему ответил Серега.
– Оружие имеется?
Молодой в клетчатой рубашке поднялся с места, подхватил винтовку. Он был толстогуб и краснощек, видно, от выпитого. Маленькие голубые глазки-буравчики сверлили Валю.
– Откуда! - сказал Серега. - Это вы с ружьями, а нам они ни к чему. Мы в город идем, на заработки.
– Издалеча? - спросил старший.
Теперь уже двое стояли с винтовками наперевес. И только он все еще сидел, похрустывая соленым огурцом.
– Из Мокрого Урочища, - ответил Серега.
Мужчины переглянулись, и Серега понял, что они впервые слышат такое название.
– Далеконько, - сказал старший.
– Далеконько, - откликнулся Серега. - Сгорела деревня и скотину не успели вывести.
– Немцы сожгли? - насторожился старший.
– Зачем. Немцы к нам и не захаживали. Сама сгорела. Баню сосед затопил, Зосима Иванович, может, слыхали? Кучерявый. Это фамилие у него такое. Затопил баньку, а сам за веником к сватье пошел. А баня возьми да загорись. А лето нонче сухое. Только сунь огню щепоть…
– Та-ак… История… - промолвил старший, и непонятно было, верит он или не верит. - А в котомках что?
– Известно, еда.
– Ну да? - ответил старший в тон и приказал своим: - А ну гляньте.
Клетчатый и тот, что в пиджаке, отобрали у них котомки, стали развязывать.
Вдруг сзади раздался свист и сильный щелчок кнута по крупу лошади.
– Н-но, милая! - крикнула женщина на телеге с каким-то отчаянием. Напуганная лошадь дернулась, словно хотела привстать на дыбы, рванулась и с грохотом поволокла телегу по дороге, поднимая легкую серую пыль.
Старший вскочил на ноги.
– Стой! Стой, партизанская сука! Кому говорю - стой!
Клетчатый выскочил с винтовкой на дорогу. Грохнул выстрел.
– Мазила! - заорал старший.
Клетчатый передернул затвор. В пыль, сверкнув на солнышке, вылетела стреляная гильза. Он поднял винтовку к плечу, но в тот момент, когда нажимал курок, Валя толкнула винтовку снизу. Пуля сбила ветку с березы.
– Ты что?… А?… - Клетчатый оторопел, лицо его и без того красное начало наливаться кровью, засинело. - Ты!…
– Остынь! - гаркнул старший. - Вяжи этих. Хоть каких привезем, от греха подальше.
Только теперь Серега понял, с кем они имеют дело. Полицаи схватили его и связали руки сзади.
– Эту я сам повяжу, - сказал Клетчатый. - Вы идите. Мы догоним.
– Ну-ну, - ухмыльнулся старший и скомандовал: - Топай.
Тот, в старом пиджаке, ткнул прикладом Серегу между лопаток.
– Да за что, братцы! - заорал Серега в отчаянии. - Мы чего? Мы - ничего. Идем себе. Жрать хотите, так берите! Не жалко.
– Топай, топай.
Сергей шел и все оглядывался. Вали не было видно. И тут они услышали выстрел. А потом на дороге показался Клетчатый. Он почти бежал, закидывая винтовку за плечо.
Клетчатый догнал их и хрипло попросил тряпицу, кисть была в крови.
– Не девка - тигра. Шлепнул я ее.
Все произошло так неожиданно, так быстро и непоправимо, что Сереге захотелось завыть!
Версты через три они увидели лошадь с телегой. Женщины не было.
– Ушла, - сказал старший. - Всыпет нам Тарасенка.
– Не ушла, - усмехнулся Клетчатый. - Убита при попытке к бегству.
– Думаешь?
– А чего мне думать. Думалка у начальства. Наше дело - сполнять. Пускай проверяют. Лежит в кустах.
Серегу привезли в большое село. Потом дальше в город. Допрашивали, били…
– Арбайтен, арбайтен! - крикнул автоматчик.
Вскоре после полудня из переулка показалась ленивая лошадь. Она шла медленно, обмахиваясь рыжим хвостом. На телеге с резиновыми шинами восседал старик.
Арестанты прекратили работу, каким-то чутьем поняв, что везут баланду. Есть очень хотелось. Серега вытер слезящиеся от пыли глаза. Да это никак сторож из цирка, хромой. Еще один знакомый!
Лошадь подкатила телегу к разбитому зданию и охотно остановилась. Хвост ее беспрерывно летал вправо-влево.
– Та-ак, - сказал старик, не слезая с телеги. - Тут, что ли, зеки?
– Тут-тут… - произнес кто-то торопливо.
Старик, не обращая внимания на автоматчика, достал из-под доски, на которой он сидел, жестяные миски и ложки. Со дна телеги большой солдатский термос. Открыл крышку. Оттуда пошел такой мясной дух, что автоматчик изумленно поднял брови, а пес стал принюхиваться.
– Подходить по одному. Громко называть свое имя-фамилие, - сказал старик. - Чтобы по два раза не соваться. Знаю я вас!
– Найн, найн, - сказал автоматчик, взял ложку, сунул ее в термос, подхватил что-то густое, понес в рот. - О-о!… Кара-шо-о! - Он схватил миску и сунул ее старику под нос.
– Арестованных объедаешь… Хрен с тобой, жри! - Старик налил автоматчику полную миску.
– Не волнуйтесь, крещеные. Никого не обижу. На всех хватит. Не тюремная баланда. Кулеш! От фрау Копф.
Никто из них не слышал такого имени, но все закивали дружно. Очень хотелось есть.
Арестанты подходили по одному, называли свое имя, и старик наливал им в миски варева до краев, да еще давал по ломтю хлеба. Они садились на груду кирпичей и жадно ели. Они не видели такой пищи давно, наверное, с тех пор, как началась война. Они уже забыли, что бывает такая еда. А в сравнении с тюремной баландой из брюквы!…
– Николаев, Сергей, - назвался Серега. Так он значился в документах.
Старик посмотрел на него внимательно.
– Точно?
– Что ж, я своего имени не знаю?
– А Ефимова среди вас нету?
Серега понял, что старик не зря заставил всех называть свои имена. Тут без Великих Вождей не обошлось.
– А вы сторожем в цирке работали, - сказал он тихо.
– Точно.
– А я Эдисон.
– То ты Николаев, то Эдисон… - пробормотал старик недоверчиво. - Держи. - И сунул ему хлеб, завернутый в бумажку.
Серега отошел в сторону, сел на кирпичи. Бумажку спрятал в карман. Потом передумал, извлек ее оттуда и расстелил на коленях. Положил на нее хлеб. Похлебал из миски. Он так разволновался, не разбирал, что ест. Все его внимание сосредоточилось на автоматчике. Тот доел кулеш, дал облизать миску псу, бросил ее в телегу и отошел к дальнему углу дома. Автоматчик, что стоял там, торопливо пошел к телеге. Хлебать кулеш.
Серега осторожно снял хлеб. В уголке бумаги маленькими буковками было написано:
"Завтра в обед. Как заварится каша. Тикай во двор. На стене веревка. За стеной - бочки. Будем ждать. В. В."
"В. В." - Великие Вожди.
Серега не понимал, что за каша и что за веревка. Ладно, над этим он еще успеет поразмыслить. Сердце его пело. Друзья действуют.
На следующий день, вскоре после полудня на улице Коммунаров случилось происшествие, о котором говорил весь город, кто со смехом, а кто и со злорадством.
Старик привез арестантам баланду, только раздал, как на улице появился мальчишка с серой, прихрамывающей собакой. Собака, увидев служебного пса автоматчика, вырвалась и, волоча за собой поводок, бросилась на него. Они сцепились, рыча, только клочья шерсти полетели. Автоматчик, который держал конец поводка навернутым на запястье, от неожиданности упал и облил себя горячим супом. На помощь ему бежал второй. Собак растащили. Обеим попало. Мальчишка со страху сбежал. Его собака умчалась за ним. Арестанты с удовольствием смотрели на собачью драку и смеялись над автоматчиками.
А когда восстановилось спокойствие, одного арестанта не досчитались.
Автоматчики растерялись. Поскольку они отвечают за количество, а не за качество арестованных, они задержали на улице прохожего и заставили его отбивать из стены кирпичи. А потом отвели в тюрьму. И только там выяснилось, что они возвратили не того.
Город потешался над немцами.
А беглец, умытый и переодетый, сидел в доме Пантелея Романовича. И Толик был тут же, и Серый - виновник переполоха. Только Златы не было. Она ушла на работу.
– Мне в лес надо, Толик. У меня дело в лесу.
– Темнишь? - обиделся Толик.
– Радист я, понимаешь? - сказал неожиданно Серега. - Меня в лесу ждут.
– Врешь!
– Когда я врал? - сказал Серега.
Толик помолчал. Потом сказал решительно:
– Дед, надо его в лес вести.
– Дороги не знаю…
– Как же быть?
– Сидите тут… За Шурой схожу… Если она дома.
– Что за Шура, дедушка? - спросил Серега.
– У тебя свои тайны, у нас - свои… - усмехнулся Пантелей Романович и вышел.
Толик гладил Серого и рассказывал, как у кого сложилась судьба в эту трудную годину. Когда Серега услышал, что Злата работает судомойкой у фрау Копф, а фрау Копф не кто иная, как Гертруда Иоганновна Лужина, он даже рот раскрыл.
– Как же так? А я ее мужа видел. Старший лейтенант, Герой Советского Союза. Вот как тебя.
– А говорили, он убит.
– Кто? Лужин?
Вернулся дед с женщиной в пестром платке.
– Вот этот.
Женщина присмотрелась к Сереге.
– Где-то я тебя видала, кавалер. И он смотрел на нее.
– Вы на телеге сидели. Вас три полицая везли.
– Верно, - удивилась женщина.
– Хлеб да соль, - произнес Серега.
И женщина вспомнила его. Улыбнулась.
– Выручили вы тогда меня, сами того не зная. Висеть бы мне на суку.
– Да сами в беду попали, - сказал Серега.
– Вроде двое вас было.
– Валю застрелил полицай.
– Та-ак… В лес, значит. И издалека идете?
– Из Мокрого Урочища. Сгорела деревня дотла. Баню, вишь, решил истопить сосед, Зосима Иванович Кучерявый. Фамилие у него такое.
Женщина прислонилась к дверному косяку. Спросила неожиданно:
– Кресала, случаем, не имеете?
– Нет, - ответил Серега. - Трут одолжить можем, а кресала нет.
– На что мне трут без кресала, - женщина улыбнулась. - Здравствуй, товарищ. А мы вас уже заждались. Спасибо, Пантелей Романович, что позвали. Только мы здесь не были, разговоры не разговаривали. И ты помалкивай. Толик тебя зовут?
