Текст книги "За Тридевять Земель"

Автор книги: Игорь Скарбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Туземцы‑кускоквигмюты сказывали русским землепроходцам о «белых людях, похожих на россиян», что живут на Аляске в «деревянных и каменных домах, покрытых тонкой медью, и крышки сии блестят весьма ярко в солнечные дни»; и что до тех белых людей «надобно идти лето и зиму, перегон к ним речками, и во многих местах байдарки переносят волоком, и показали идти на восток». Не было старцу Назарию ведомо и о карте ученого чукчи Николая Даур‑кина, составленной в Анадыре в 1754 году, где была помечена река Хеврен (Хеуверен) и сказано было, что «то есть река глубокая, и по ей лес есть стоячий, который ухвата два‑три и четыре, а именно березняк, сосняк и кедр, пихт, ельник, еще ж есть лес, подобно кость, толстой, а на нем листья широкия». На правом берегу, неподалеку от устья реки, показана крепостца и семь вооруженных людей, а под изображением подпись: «Люди живут, носят платье соболье, лисье и рысье, разговор с чукчами не сходен, а торг у них имеется на правом острову, противу Чукоцкой землицы». Не знал игумен и о карте Ивана Кобелева, начертанной в 1779 году. «Хутор Верен, где живут люди российские», был показан и на карте, приложенной к книге Г. И. Шелихова – о его «странствовании в 1783 году из Охотска по Восточному океану к американским берегам».

На поиски легендарного поселения новгородских ушкуйников и реки Хеу‑верен были отправлены экспедиции: П. Корсаковского (1818–1819), В. Хром‑ченко и А. Этолина (1821), А. Авинова (1821). Снаряжались они Российско‑Американской компанией на средства, полученные радениями государственного канцлера, графа Николая Петровича Румянцева. Главный правитель РАК Матвей Иванович Муравьев писал графу: «Почти баснословное предание о жительстве русских в самых северных пределах Америки и в недавнем еще времени повторенные некоторыми из наших колоний, посланными для опознания земель сего материка, обратили внимание вашего сиятельства... Сколь ни мало заслуживают вероятия сии рассказы, но нельзя вовсе йе уважать или по крайней мере должно доказать их несправедливость».

К поселениям новгородцев на Аляске проявляли интерес и иностранные исследователи. Английский мореход А. Маккензи сообщал в 1789 году о полученных им от индейцев озера Атабаска сведениях о «белых людях, прибывших с Запада и теперь живущих в Америке». По свидетельству американского морехода О'Кейна, капитаны европейских кораблей, посетивших Аляску в конце XVIII столетия, рассказывали, что они «видели у туземцев бухты Бобровой русскую одежду, подбитую лисьим мехом, и цветные лоскутья». О встречах с «белыми и белокурыми индейцами» рассказывали и испанские мореходы, о чем есть упоминание на рукописной «Генеральной географической карте... собранной с разных описаниев в Иркутске, 1797 года».

В 1939 году в «Путеводителе по Аляске» М. Колби сообщалось об обнаружении на Кенайском полуострове, близ селения Касилова, древнего поселения, «возраст которого определялся по крайней мере тремя столетиями». Тогда было обнаружено три десятка домов, «сложенных из морской гальки, прибрежного песка, кирпичей, бревен и дерна; в центре каждого дома имелся очаг».

Впервые об Америке узнали россияне из древнего манускрипта «Инока Максима Грека сказания отчасти недоуменных неких речений в слове Григория Богослова», написанного около 1530 года в Иосифо‑Волоколамском монастыре, где приглашенный в Московию великим князем Василием III для перевода церковных книг инок сидел в заточении за участие в боярском сговоре. Следом появился в Московии манускрипт «О Молукицких остовех и иных многих дивных, их‑же новейшее плавание кастелланов, рекше гишпанских...», то есть о плавании Магеллана. Во многом содействовал развитию этих знаний тогдашний русский посол в Италии, писатель и переводчик Дмитрий Герасимов. Из краковской «Хроники всего света» (1554) М. Вельского узнали россияне о походах Америго Веспуччи: «Амъерикус прозван именем от великого острова Амъерика. А тот остров можно прозвать за четвертую часть света: а пошел тот остров от Амъерикус Веспуцыа». Вскоре на картах мира появляется загадочный Анианский пролив, которым «можно пройти» к берегам Америки, к Индии...

Пока строились всевозможные догадки и предположения, как проникнуть в Вест‑Индию «через Анианский пролив», землепроходцы российские пробивали себе путь на Восток.

В 1639–1642 годах казак Иван Москвитин разведал берег Охотского моря. Следом, по Амуру, двинулся письменный голова Василий Поярков (1643–1646). В 1647 году с Колымы на Анадырь посуху отправился Михаил Стадухин. В 1648 году из Якутска «для плавания в обход Чукотского Носа» на семи кочах под кожаными парусами вышла экспедиция Семена Дежнева и казака Федота Алексеева...

Европа напряженно следила за открытиями и исследованиями на Востоке. В Рим, к папскому двору, регулярно поступали сведения «о северо‑востоке Московии и смежных странах». Собирали их путешествовавшие по Сибири ученые‑иезуиты Филипп Авриль и Жан‑Франсуа Жербильон. В 1652 году шведский дипломат Иоганн де Родригес доносил королеве Христине о предстоящей экспедиции русских в американские земли, будто бы «открытые якутским воеводою Дмитрием Францбековым». О подвигах российских землепроходцев и чореходов писал знаменитый ученый‑серб Юрий Крижанич: «Ленские и нерчинские сборщики ясака прошли всю Сибирь до океана; у морского края Сибири они видели плавучие льды, но на вопрос, есть ли какой‑либо материк между Ледовитым и Восточными морями, землепроходцы отвечали отрицательно».

В 1667 году на русской карте Сибири Петра Годунова впервые появляется название «Камчатка». В 1694 году монах Чудова монастыря Корион Истомин написал и поднес царевичу Алексею «Книгу Град Царства Небесного», содержащую первые стихи об Америке:

Америка, часть четверга, Новоземля взнань отперта. Волнохищна Америка, Людми в нравах в царствах дика.

Тысяцми лет бысть незнанна,

Морем зело отлиянна...

Шел пятый год правления Петра Великого. Знаменитый немецкий ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц посоветовал тогда царю вновь «исследовать берега северо‑восточной Азии, чтобы узнать, соединяется ли Азия с Америкой или же они разделены проливом...». Любимец Петра, славный шкипер Федор Сой‑монов убеждал царя, что Камчатка находится неподалеку от Америки и что «остров Калифорния уповательно не в дальнем расстоянии найтится может». В 1697–1699 годах Камчатка исследуется приказчиком Анадырского острога, пятидесятником Владимиром Атласовым. Камчатский Ермак открывает и северные Курильские острова. Наконец, в 1700 году на карте якутского воеводы Дорофея Траурнихта впервые появляется Аляска. В 1706 году мореход Михаил Наседкин проходит до мыса Лопатки и удеждается, что «за проливом видна земля». В 1711 году Данила Анцыферов вместе с Иваном Козыревским «ходили с Большой реки на Камчатке до мыса Лопатки, а отсюда на малых судах и байдарках на первый Курильский остров, или Шумшу».

На Камчатке и Чукотке русские землепроходцы то и дело встречали выходцев с противоположной Большой Земли. Снаряжая в 1725 году Первую Камчатскую Правительственную экспедицию, Петр I указал генерал‑адмиралу Федору Матвеевичу Апраксину: «На сей морской карте проложенный путь, называемый Аниан, проложен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, что такое обретение возможно. Оградя Отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу через искусства и науки. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских? Потому надобно искать, где оная земля сошлась с Америкой, и чтоб доехать до какого города Европейских владений, или ежели увидеть какой корабль Европейской, проведать от него какой он кюст называется и взять на письме, а самим побывать на берегу, и взять подлинную ведомость, и, поставя на карту, приезжать сюды». Через год якутский казачий голова Афанасий Шестаков доставил в Санкт‑Петербург карту, на которой один из тех пропавших – известных или, может быть, многочисленных безвестных – мореходов‑землепроходцев российских четко обозначил «Берег Большой Земли».

Попытки россиян проникнуть на Большую Землю продолжались.

В 1728–1730 годах состоялось плавание А. Мельникова к Берингову проливу и Чукотскому Носу, где он безуспешно уговаривал чукчей перевезти его на другую сторону пролива на собаках по льду. Наконец, осенью 1730 года к берегам Аляски отправился «Святой Гавриил», бот подштурмана Ивана Федорова и геодезиста Михаила Гвоздева, с лоцманом Кондратием Мошковым. Описав острова Диомида и Кинга, они после жестоких бурь в конце августа 1732 года первыми из россиян достигли берегов Северной Америки, южнее мыса Принца Уэльского, окончательно установив, что это «не остров, а земля великая», и впервые в истории положили на карту пролив, разделяющий берега Азии и Америки. Теперь эта дата считается датой открытия Америки с Запада.

Нельзя не сказать о замечательных плаваниях и открытиях в водах Великого океана мореходов Витуса Беринга и Алексея Чирикова. В 1728 году Первая Камчатская экспедиция Беринга – Чирикова прошла проливом из Тихого в Северный Ледовитый океан на пакетботе «Святой Гавриил» и, установив, что Азия «не сошлась» с Америкой, попутно открыла острова Святого Лаврентия. В 1733 году Чириков писал в Адмиралтейств‑коллегию: «Америка не весьма далече от Чукотского восточного угла, лежащего в 64 градусах... А можно достовериться и освидетельствовать о Америке и не доходя к Зуйду до гишпанского владения».

В 1740 году был основан Петропавловск‑Камчатский, а летом следующего года отсюда на Восток уже отправились пакетботы Второй Камчатской экспедиции: «Святой Петр» и «Святой Павел». Согласно инструкции Адмиралтейств‑коллегий им предстояло отыскать легендарную «Землю Гамы» и обследовать новооткрытые берега. Не обнаружив мифической «Гамы» и потеряв друг друга во время первого же шторма, пакетботы достигли Американского Континента в разных пунктах. При возвращении корабль Беринга «Святой Петр» попал в очередной шторм и был выброшен на берег безлюдного каменистого островка, на котором 8 декабря 1741 года умер и сам капитан‑командор. Оставшийся в живых экипаж соорудил из обломков судна небольшой парусный бот и в августе следующего года вернулся на родную землю.

Трагически сложилась судьба и части экспедиции Чирикова. Пройдя на северо‑восток, капитан «Святого Павла» решил сделать первую высадку на берег для «надлежащего о земле разведывания» под 58° северной широты, где мореходы видели «огнища и след человеческий и лисиц бегающих». Сначала на берег высадился штурман Авраам Дементьев с десятью моряками. Неделю ждали их возвращения – безрезультатно. На выручку отправилась другая партия во главе с боцманом Сидором Савельевым, но и они как в воду канули. Не было шлюпок, кончалась пресная вода – Чирикову ничего не оставалось, как спешно возвращаться... Спустя некоторое время «Святой Павел» бросил якорь в Петропавловской гавани. Повествуя о российских открытиях в Великом океане, капитан‑командор Алексей Ильич Чириков писал в Адмиралтейств‑коллегию: «Открылось на малой части земноводного глобуса много земель и островов, о которых до упомянутого времени не было известно...»

Значение исторических плаваний Беринга – Чирикова трудно переоценить – Камчатские экспедиции практически ликвидировали «белые пятна» на картах северо‑западных берегов Нового Света. Определяя границы Аляскинской епархии 1799 года, глава православной миссии архимандрит Иоасаф писал: «А промысел Компаниею производится до острова Ситхи, на коем гора Ешом от англичан именуемая, торговля и описание берегов на северо‑восток и восток простерты, до того самого места, где приставал прежних экспедиций в 742‑м году российский мореходец Чириков и оставил квартирмейстера Дементьева с двенадцатью человеками...»

Вторая Камчатская экспедиция проложила российским землепроходцам и мореходам путь на Восток. С того времени и до конца XVIII столетия у берегов Аляски и Алеутских островов побывало более восьмидесяти изыскательских и промысловых судов. Первой отплыла из Петропавловска‑Камчатского экспедиция тобольского крестьянина Емельяна Басова. Следом мореходы Михаил Неводчиков, Андреян Толстых и передовщик Яков Чупров открывают группу Ближних и Андреяновских островов; Санников на шитике «Святой Иоанн» отправляется к Командорским, а Наквасин на «Святом Петре» к Алеутским островам; Трапезников на судне «Борис и Глеб» открывает остров Атка... В 1758 году яренский посадский Степан Глотов вместе с казаком Пономаревым и тоть‑мичами Петром Шишкиным и Холодиловым выходит на боте «Иулиан» для «изыскания новых островов и народов». Через год судно подходит к острову Умнак. Окрестив сына местного алеутского тойона и назвав его Иваном, Глотов отправляется дальше и открывает почти все острова из группы Лисьих. Продвигаясь на северо‑восток, мореходы добираются до Кадьяка.

Плавают к берегам Аляски экспедиции И. Студенцова (открывшего остров Кыска), Г. Пушкарева, купца Бечевина... В 1762 году алеуты осадили и разгромили первую русскую крепостцу, выстроенную на Уналашке мореходом Петром Дружининым. Несколько позже мореход И. Коровин и передовщик И. Соловьев на судах «Троица» и «Святые Апостолы Петр и Павел», лейтенант флота И. Синдт (открывший остров Святого Матфея) на галиоте «Святой Павел» уточняют карты новооткрытых земель. Устюжский купец Василий Шилов представляет в Адмиралтейств‑коллегию опись Алеутской гряды от острова Беринга до острова Амля. По личному указанию императрицы Екатерины II к северо‑западным берегам Нового Света на галиоте «Святая Екатерина» и гукоре «Святой Павел» отправляется экспедиция капитан‑лейтенанта Петра Креницына и лейтенанта Михаила Левашова. В течение года мореходы завершили открытие Большой Алеутской Дуги...

Интерес государства Российского к Северной Америке не ослабевал. Мореход П. Зайков на боте «Святой Владимир» проводит опись острова Медный, Правительственная экспедиция И. Биллингса – Г. Сарычева на судне «Слава России» составляет описи и карты северо‑западных берегов Аляски, исследует прилегающие к ней острова... Летом 1791 года казачий сотник Иван Кобеле в на семнадцати чукотских байдарах, во главе с «лучшим пешим мужиком» Опреем, пересекает Берингов пролив и достигает Аляски. Тогда же, производя опись берегов полуострова в Бристольском заливе, участники экспедиции Д. Бочарова–Г. Измайлова (галиот «Три Святителя») впервые посуху пересекают Аляску в кратчайшем ее расстоянии – с севера на юг – и выходят на берег против острова Кадьяк, на котором семью годами ранее рыльский купец и мореход Григорий Шелихов основал постоянное русское поселение...

Колумбы Роусские, презрев угрюмый рок,

Меж льдами новый путь отворят на восток,

И наша досигнет в Америку держава...–

пел славу отважным российским землепроходцам и мореходам, зверобоям и ученым великий Михайло Ломоносов. ...Славу тем, кто вдали от России неутомимо прокладывал пути на Восток, открывая неведомые доселе другим европейским державам земли и свершая свой великий подвиг во имя Отечества, вписал незабываемые страницы в Историю Великих Географических Открытий.

Открытие землепроходцами и мореходами российскими Аляски и Алеутских островов явилось как бы само собой разумеющимся продолжением начавшейся еще в XVI веке колонизации и заселения Сибирского края. Прослышав про несметные богатства Нового Света, вслед за первооткрывателями потянулись туда промышленные – звероловы и охотники на пушного и морского зверя. Следом за ними – купцы и торговцы, скупавшие у промышленных, алеутов и индейцев пушнину, менявшие на нее муку и соль, порох и свинец, сахар и чай, мануфактуру и табак... Богатеющие купцы объединялись в торгово‑промышленные компании. Только со времени открытий Беринга–Чирикова и до основания Российско‑Американской компании подвизались в Русской Америке до пяти десятков подобных компаний, артелей. Различные купеческие компании не только враждовали между собой, но и втягивали в свои беспрестанные распри чукчей и эскимосов, алеутов и индейцев, пока не была в 1781 году основана Американская Северо‑Восточная, Северная и Курильская компания, объединившая две самые крупные торгово‑промышленные артели: Г. И. Шелихова и И. И. Голикова.

По ходатайству сибирского генерал‑губернатора И. В. Якоби летом 1787 года Компанией «при секретном наставлении» были получены первые десять «Знаков Медных» да пятнадцать «Гербов Российских», которые надлежало выставлять «без потеряния времени» на твердых «обысканных землях Восточной Америки, называемой Алякса». Цель – очевидна. Ее просто и ясно определил Григорий Шелихов: «Дабы других наций подданныя не могли входить в пользы, Отечеству нашему принадлежащия». Через семнадцать лет названная Компания объединилась с Иркутской компанией купца Николая Мыльникова в Соединенную Американскую компанию, а еще через год – 8 июля 1799 года – на ее основе оформилась знаменитая Российско‑Американская компания. Согласно дарованным Высочайшим Манифестом Привилегиям Российско‑Американской компании «дозволялось пользоваться всеми промыслами и заведениями по берегу Америки, також на островах Курильских, Алеутских и других, по Северо‑Восточному океану лежащих». Со временем Компания получила право‑привилегию нанимать к себе на службу офицеров военно‑морского флота России, срок прохождения коей засчитывался им как военный. Первыми морскими офицерами, поступившими на службу РАК, были лейтенант Николай Хвостов и мичман Гаврила Давыдов. До этого кораблями Компании управляли лишь шкиперы‑самоучки. В конце июля 1803 года из Кронштадта в первое кругосветное плавание вышел шлюп Российско‑Американской компании «Нева» под командованием И. Ф. Крузенштерна. Всего же до 1841 года – года продажи крепости Росс – Российско‑Американская компания снарядила тринадцать кругосветных экспедиций. Под ее флагом плавали такие прославленные мореходы, как М. П. Лазарев, П. С. Нахимов, В. М. Головнин, И. Ф. Крузенштерн, Ф. П. Литке, Ф. П. Врангель, Л. А. Гагемейстер, Ю. Ф. Лисянский, О. Е. Коцебу...

Долгие годы минули со дня основания первой крепостцы Петра Дружинина во время зимовки на реке Убиенной. Ко времени, нами описываемому, десятки российских поселений‑крепостей, редутов, одиночек, миссий Русской церкви были разбросаны по всему северо‑западному берегу Чаемой Земли Американской и прилегающим к ней островам. Резиденцию главного правителя Русской Америки давно уже перенесли с Кадьяка на остров Баранова‑Ситху, в Ново‑Архангельск. В далекой Калифорнии основана была Колония Росс, а в ней: крепость‑форт с церковью православной, порт Румянцева, ранни Хлебникова, Костромитинова, Черных... а разных заведений и пажитей – не счесть! Множество славных имен могли бы мы назвать, вспоминая о тех, кто закладывал основы Владений Российских на Матерой Земле Американской... Но прежде всего воспомянем имена Писсаро Росского – Александра Андреевича Баранова и верного его помощника, основателя Колонии Росс, Ивана Александровича Кускова...

IV

Долгий путь. Визит старого Эфраима. Орден Восстановления. Опальный мичман. Еремей Ветка рассказывает о себе

Нежданно‑негаданно на другой день, к ночи, с отдаленных гор пришла гроза. На небосклоне то и дело сверкали зубчатые молнии. Оглушительные громовые раскаты гулко разносились по округе. Хлестал проливной дождь. Кинжальные водяные струи без всякого сострадания били по измученным, истомленным лицам путников. К утру дождь перестал, но тучи продолжали все так же низко висеть над омытой землею. Похолодало. В сыром лесу царило угрюмое безмолвие. Над близким, начавшим уже обозначаться Якутатским заливом расстилалась серая мгла.

Погода шла с гнилого угла. Осень кончилась, зима не начиналась...

За валообразными нагромождениями моренных каменных глыб и скоплениями ледниковых обломков показался небольшой, обтянутый шкурами, куполообразный вигвам. Рядом, отступив сажен на сто, высились гигантские туи. Здесь же протекал довольно глубокий ручей с устроенным по‑индейски заколом для рыбной ловли. Подле шалаша стояла каменная ступа с толченым мясом, сдобренным квашеными кореньями и нерпичьим жиром. На особом настиле лежали почерневшие ребра лахтаков. Внутри жилища было пусто, хотя по стенам висело довольно много копченой рыбы: сушеные гольцы, сиги, горбуши, а в огне запекалось изысканное лакомство индейской кухни – бобровый хвост. Ждать приглашения к трапезе было некогда...

Плотно закусив и отдохнув, путники совсем уже было собрались уходить, когда на пороге показались наконец хозяева: двое мужчин и женщина. Церемония взаимных вежливых приветствий длилась недолго и тут же сменилась церемонией прощания. Лешек, сунув руку в походную котомку, достал из нее бисеру и несколько корольков, чему индейцы, надо сказать, были весьма обрадованы. Памятуя о безусловно нелегкой предстоящей дороге, гости решили более не задерживаться. Поблагодарив краснокожих обитателей хижины за гостеприимство и отведав по настоянию последние напиток из жира выкидного кита, наши герои тронулись в дальнейший путь.

Продираясь сквозь густые кедровые заросли, минуя водопады и стремнины, перебираясь через бурелом и дурные болота, проваливаясь в вертепы, к ночи не успели пройти и десяти верст. По ходу попадалось множество звериных следов: волчьи, лисьи, заячьи... В пожухлом ковре побуревших мхов мелькнуло извивающееся тело змеи‑медянки, сорвался со скалы одинокий, отставший от улетевших к югу собратьев, нетопырь. Протопала подпрыгивающая вереница коротколапых бобров, спустились к водопою грациозные олени‑карибу. Что и говорить, славные угодья имела Аляска. Какой только дичи не водилось в лесах, рыбы – в реках и озерах.

...Порывистый северный ветер дул все чаще, небо окончательно заволокло. Тяготы пути усугубились нехваткой провианта. В те дни, когда ружье Лешека по различного рода причинам бездействовало, приходилось взбодрять свои силы лишь последними болотными ягодами: темными мякотными плодами шик‑ши, клюквой да морошкой. Изредка по берегам помутневших ручьев находили выкидную рыбу, называемую туземцами чинтагноя, что означает – «под рылом рот».

Расстояние до Якутатской крепости представлялось весьма смутным и относительным. На счисления туземных жителей, отмеряющих путь числом ночлегов или привалов, сходственные с нашими «гаком» да «рукой подать», полагаться было более чем сомнительно. Ибо известно, что индеец, рассказывая о своем пути, ничего не пропустит: места, на котором курил трубку или пил воду, видел какого‑либо зверя или птицу. При каждом подобном «происшествии» туземец загибает палец, ведя таким образом счет отдыхам и остановкам. Надобно обладать известной решимостью, дабы, считая загнутые пальцы краснокожего, брать на себя смелость утверждать при этом положительно, что десять становьев составляют десять дней перехода.

Иноки российские во главе с Лешеком Мавром миновали вытянутый полуверстовой разлог и поднялись на невысокий каменистый берег, начисто лишенный, если не принимать в расчет несколько чахлых кустов тальника, какой бы то ни было растительности. Посему в целях подыскания хоть сколько‑нибудь приличного ночлега снова пришлось повернуть к лесу. В конце концов расположились на краю подковообразной ровной долины с мягко закругленными склонами, подле небольшой заводи.

За полночь высветлилось. В усыпанном крупными звездами небе повис рыжий месяц. Увешанные мхами ситхинские ели вплотную подступали к крохотному лагерю. В лесу было тихо и покойно, и все бы ничего, кабы не зловредные насекомые, изводившие всех скитальцев этого Дикого Пустынного Края. Не проронить ни слова о комарах и москитах значило бы умолчать об ощутительнейшей муке, которую несчастным героям нашим довелось испытать во время нелегкого своего похода. Никакие тяготы и лишения пути не идут в сравнение с мучениями, испытываемыми от этих богомерзких созданий; мучениями, к которым привыкаешь как к необходимому злу, ибо не имеешь ни средств, ни воли от него освободиться.

Проклятая мошкара исчезла лишь при первых заморозках. Долгая полярная зима с бесконечно длинными ночами, короткими тусклыми днями и трескучими морозами пришла как‑то неожиданно и сразу. По утру выпал снег, и мрачный край первозданной дикости оказался весь под легким белым саваном. Снег лежал не только в узких ущельях и по каменистым склонам дальних Скалистых гор, рваными цепями устремленных на север, но и покрывал таинственный молчаливый бор, пустынную, окруженную со всех сторон отвесным иссеченным временем и непогодой гранитом бухту в Якутатском заливе, которую и огибал теперь наш невеликий отряд. Одни только клокочущие, порожистые реки с пенистыми, стремительными водопадами свободны были от снежного покрова.

Зима на сей раз выдалась вьюжной и необычайно суровой. Вот уже несколько суток стоял жуткий холод. Озера покрылись толстым слоем льда. Куда ни глянь, кругом белым‑бело. Свирепый ветер, сдувающий снежную пыль со скальных нагромождений, лишь изредка обнажал кое‑где их верхушки.

Измученным путникам, прокладывающим себе дорогу на юго‑восток, от мыса Святого Ильи к крепости Якутат, через беспрестанные снеговые заносы, день ото дня приходилось все тяжелее. Каждый думал о своем. В едва теплящемся, готовом вот‑вот окончательно угаснуть сознании Риммы то и дело проносились жуткие картины, иллюстрирующие, хотя и далеко не полно, впечатления минувших дней и ночей...

...Вот он вместе со своими спутниками обмазывает лицо и потемневшие от ягодного сока руки липкой глиной, пытаясь таким образом хоть как‑то защитить себя в бесконечных сражениях с армадами крылатых тварей... Вот он просыпается и с ужасом взирает на сомкнувшиеся вокруг костра ощеренные, брызжущие слюной голодные волчьи пасти, мерцающие холодными огнями колючие глаза, внимает страшному вою стаи, отступившей прочь лишь после того, как порция свинца уложила на месте громадного вожака‑альбиноса... А вот он уже вместе с изможденными своими товарищами увязает в глубоком снегу, с великим трудом выбирается из него и, вырубая ножом приступки для ног, медленно, шаг за шагом, продвигается по склону высокой ледяной скалы, неожиданно поскальзывается, теряет равновесие и стремительно катится по обледеневшему сорокосаженному водопаду вниз...

Трудно сказать, на которые по счету сутки с начала своего пути оказались наши герои в узком глухом ущелье. Именно здесь, как нельзя более кстати, суждено им было набрести на полуразрушенную, набитую снегом пустую хибару с обвалившимся вовнутрь потолком. Сколько могли, расчистили и подлатали строеньице. Из найденного в углу лачуги хлама: подгнивших деревяшек, прутьев, кусков ровдуг и обрывков лафтачных ремней – умелец Лешек тут же принялся сочинять для Риммы лапки‑снегоступы, кои вышли у него на удивление вполне приличного вида. Однако к вечеру, когда непогода вновь разыгралась не на шутку, послушника окончательно свалил жар; он бредил и метался в тревожном сне.

Наскоро соорудили ему ложе, покрытое шкурой белого волка.

– Жаль мальца. Вживе, а не жилец. Того гляди хизнет...– покачивал головой Епимах.

Лешек был немного оптимистичнее.

– Абсит! Аркус нимиум тэнсус румпитур (Не приведи Господь! Чересчур натянутая тетива лопается). Но будем надеяться на лучшее. Отрок молод, и ему надо жить...

Злой зимний ветер неистово бился за намертво заколоченными ставнями. Горемычным путникам отнюдь не требовалось иметь великую фантазию, дабы в качестве вполне реальной перспективы завтрашнего утра представить себя заживо погребенными в снежной могиле.

Одно только и было утешение, что лачуга (судя по печи – одна из множественных, но оставленных за неудобством российских одиночек на этом печальном берегу) представляла собой буквально дровяной склад не слишком сырого плавника. Высекли огонь, затеплили очаг; в какой‑то бесформенной, потерявшей свое изначальное призвание посудине вскипятили снегу. Немного обогрелись. С пропитанием же было много хуже...

Наступили тревожные сумерки. «Интэр канэм эт люпум» (Пора между собакой и волком (то есть: сумерки)). В печной трубе завывал полуночник. Пленники, стеснившись поближе, прислушивались к шуму бури и шорохам снега на крыше, внимали звучанию отдаленно грохочущего Великого океана. После тщательных поисков в хибаре удалось обнаружить несколько окаменелых рыбин, кои и ели три дня; на четвертый и пятый – крепили силы подошвами от изодранных в клочья торбасов Лешека. Варили их ночь и еще пол‑утра; впрочем, все одно, приходилось попеременно сберегать постоянный огонь; и для света, и для поддержания хоть сколько‑нибудь пригодной для жизни температуры. Поистине, удивления достоин тот факт, что, несмотря на подобные условия существования, юному послушнику удалось за поразительно короткий срок пересилить свою болезнь.

Вынужденное заточение наших героев подходило уже к концу, когда случилось новое неожиданное происшествие...

Огонь в очаге почти догорел, и сквозь широкие щели недужной хибары пробивался странный тускло‑серый свет. Проснувшийся от тихого, неясного шума Римма еще не совсем пришел в себя, как глухой удар, потрясший лачугу до самого основания, заставил всех вскочить на ноги. Следом за ужасающим, леденящим душу рычанием последовал другой удар, за ним – третий... Послышался хруст раздираемой крыши. Скоро сквозь разодранную в щепы кровлю просунулась оскаленная звериная морда. Когтистые лапы размером с добрые вилы уцепились за верхнее бревно сруба. Полуторасаженный в рост аляскинский медведь дико поводил налитыми кровью глазами... Если верить рассказам индейцев, даже свинец рикошетит порой от мощных черепов этих животных, наделенных огромной силой, неукротимой свирепостью и поразительной живучестью. Ходили слухи, что некоторые из подобного рода страшилищ продолжали преспокойно жить, имея с полдюжины пуль в легких и даже тяжелые повреждения сердца. Медлить было нельзя, и Лешек Мавр, схватив свое длинноствольное ружье, совсем уже было изготовился, желая проверить степень правдивости туземных басен, но мохнатый великан неожиданно вдруг отступил... всего‑навсего от запущенной в него Епимахом той самой непонятной посудины, в которой путники разогревали снег для питья. Старый Эфраим, как зовут его местные жители, поклацав зубами, выпустил из своих лапищ чахлую лачугу и, глухо ворча, убрался восвояси.

...Выбравшиеся на волю пилигримы наблюдали с высокого каменистого откоса, как появившееся из‑за Береговых хребтов солнце оторвалось от оснеженных вершин и неспешно направило свои огненные стопы к Западу. Надлежало продолжить путь и нашим героям...