Текст книги "Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера"

Автор книги: Игорь Рабинер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Хотел бы, кстати, напомнить, что Вячеслав уже как-то комплектовал сборную: набирал тренеров, врачей, массажистов – на Кубке мира в 1996 году. Как мы там сыграли – все знают. Как знают и то, кто после этого соревнования остался виноват в провале – все та же федерация и главный тренер Михайлов.

Вообще, мне кажется, ошибка Стеблина во всей этой истории заключается в следующем: когда Фетисов заявил, что командовать парадом должен он, следовало прекратить переговоры. Энхаэловские порядки, согласно которым генеральный менеджер команды является главным человекам при принятии кадровых решений, для сборной России не подходят.

– Прокомментируйте, пожалуйста, недавние заявления Павла Буре и Алексея Жамнова, которые также выступили в поддержку Фетисова.

– У меня нет к ним претензий – хоккеисты имеют право на собственное мнение. Тем не менее скажу – я очень уважаю Павла как игрока, но истина дороже. И когда он говорит, что готов играть у Михайлова, однако лучше, если главным будет все-таки Фетисов, хочется узнать: почему же в ответ на вопрос, хочет ли он во «Флориде» выходить на лед в одной тройке с братом, Павел отвечает, что, мол, решать должен только тренер? Опять получается, что здесь и там человек ведет себя по-разному. Но ведь важно понять: ты едешь на Олимпиаду, чтобы играть не за Михайлова или Фетисова, а в первую очередь – за свою страну. И должен биться, независимо от того, кто при этом руководит командой. В конечном итоге не кажется ли вам, что это дикость, когда игроки сами выбирают себе тренера?

– Какими были ваши отношения с Фетисовым, когда вы еще играли? Может, причина нынешних проблем кроется в тех временах?

– У нас были профессиональные отношения. Был, правда, один момент, когда я работал вторым тренером ЦСКА при Викторе Тихонове: игроки пятерки, в которой выступал Слава, хотели меня снять. Да, я был требователен к ним, но как второй тренер выполнял при этом волю главного. Объяснились – и я остался работать.

– История с привлечением Фетисова к руководству олимпийской сборной длится уже давно. Почему все это время вы упорно воздерживались от комментариев?

– Мое длительное молчание многие ошибочно приняли за слабость. На самом деле я до последнего верил в то, что разум все-таки восторжествует и вопрос будет решаться цивилизованным путем. Теперь, когда видно, что этого не происходит, настало время внести ясность. Я всегда был независимым человеком и остаюсь им. И не пойду на поводу игрока, какую бы зарплату он ни получал. Кстати, во время Кубка мира я собирался отчислить из сборной шестерых игроков за несоответствие ее требованиям. Воспрепятствовал этому покойный президент ФХР Валентин Сыч.

Юрзинов не раз подчеркивал, что тренером национальной сборной должен быть наставник, работающий в России. Я тоже так считаю. Решение руководства Федерации, судя по всему, станет известно в понедельник. Тогда и я объявлю о своем решении.

Когда решение будет объявлено, Михайлов никаких акций протеста не предпримет. Он останется во главе сборной – вот только не олимпийской, а той, что выступает на чемпионатах мира. И, что любопытно, именно в том сезоне 2002 года команда завоюет единственную российскую медаль на мировых первенствах с 1994 по 2004 годы – серебряную.

Уже через день после выхода в свет интервью Михайлова было официально объявлено: главный тренер олимпийской команды России – Фетисов. В свои 43 года он стал одним из самых молодых тренеров в истории национальной сборной, уступив только Аркадию Чернышеву (дебют состоялся в 39 лет в 1954 году) и Анатолию Тарасову (в 40 лет – в 58-м). И первым специалистом, возглавившим сборную на Олимпиаде без единой минуты опыта в качестве главного тренера профессиональной команды.

Контракт Михайлова оказался бессилен в сопоставлении с чем-то куда более весомым – по крайней мере, в России. Другое дело, что в данном случае решение вопроса «по понятиям» (в данном случае – государственным), скорее всего, было действительно более эффективным, чем по закону.

Как все было обставлено? Тягачев, Стеблин, Фетисов, Михайлов, а также Борис Майоров держали речь перед журналистами в конференц-зале ИТАР-ТАСС. Для начала президент ОКР Тягачев заявил:

– Мы приняли решение относительно руководителя олимпийской сборной России по хоккею. Откладывать было нельзя – мы и так отстаем от основных конкурентов, начавших подготовку к Олимпиаде. Зимние Игры – очень важное событие в спортивной жизни. Не так давно состоялась встреча нынешнего и бывшего президентов Олимпийского комитета с президентом России Владимиром Путиным, в которой также приняли участие Вячеслав Фетисов и Павел Буре. Президент выразил неудовлетворенность результатами нашей сборной в последние годы и пожелал национальной команде как можно успешнее выступить на Олимпиаде-2002.

Главным тренером и генеральным менеджером сборной России на Играх в Солт-Лейк-Сити назначен Вячеслав Фетисов, который сформирует штаб команды. Поскольку хоккеисты, достойные места в составе олимпийской сборной, выступают и в российском чемпионате, в качестве кандидатов на посты тренеров этой команды будут рассматриваться Владимир Юрзинов и Борис Михайлов.

Затем выступил Стеблин:

– В первый раз я предложил Вячеславу Фетисову работать в олимпийской сборной в качестве генерального менеджера год назад. Поскольку сборной нужен человек, знающий Национальную хоккейную лигу и имеющий тренерские навыки. Мы долгое время не могли договориться о полномочиях Фетисова. И вот сейчас ситуация разрешилась.

После этого к журналистам обратился новый главный тренер олимпийской сборной.

– Благодарю за оказанное мне доверие, – сказал Фетисов. – Понимаю, насколько велика ответственность, насколько сложная сейчас ситуация. Но возникла она не по моей вине. Действительно, предложение стать генеральным менеджером сборной мне поступило год назад. Я сказал, чем, на мой взгляд, должен заниматься на этом посту. И стал ждать ответа от федерации. Встречаясь с президентом Путиным, я пообещал ему, что сделаю все возможное для того, чтобы завоевать на Олимпиаде золотые медали.

Затем журналисты получили возможность задать вопросы. Многих интересовало, кто будет готовить сборную к этапам Евротура и чемпионату мира.

– В 1994 году к Олимпийским играм в Норвегии готовилась олимпийская команда под руководством Виктора Тихонова, а к чемпионату мира – сборная Бориса Михайлова, – сказал Стеблин. – Михайлов имеет с федерацией действующий контракт и, естественно, продолжит работу с национальной командой, будет готовить ее к чемпионату мира– 2002. В противоречие с решением хоккейной общественности, выдвигавшей Михайлова на пост главного тренера, мы не вступаем. Но существует реальность: руководство страны дало «добро» Фетисову, для которого это серьезный аванс. Мы не можем не прислушаться к мнению президента России. В этой ситуации ФХР будет способствовать нормальной подготовке как олимпийской сборной, так и той, которая выступит на чемпионате мира.

Фетисов моментально дезавуировал слова Стеблина насчет «достойных хоккеистов из российского чемпионата», сказав: «Сегодня все сильнейшие игроки выступают в НХЛ». Речи о привлечении Михайлова в олимпийский тренерский штаб также не шло: в качестве своих помощников Фетисов увидел Юрзинова и Третьяка. Оба они, принимавшие самое непосредственное участие в серебряном успехе Нагано, предложение молодого главного тренера приняли.

Итак, все точки над i были расставлены, по нашей традиции, меньше чем за полгода до начала Олимпиады.

* * *

Согласие Юрзинова быть вторым тренером удивило многих. Перед стартом турнира в Солт-Лейк-Сити мы побеседовали с творцом серебра Нагано, и в интервью под заголовком «Когда речь о престиже страны, не до личных амбиций» разъяснил суть своей позиции.

– Насколько легко вам далось решение стать вторым тренерам?

– Спокойно и нормально. Во-первых, Вячеслав Фетисов взял на себя очень серьезную ответственность, и это внушает уважение. Во-вторых, работа в Швейцарии не позволяла мне претендовать на какую-либо другую роль. Я прекрасно понимал, что реально участвовать в подготовке сборной практически не смогу, тем более что Олимпиада эта – энхаэловская. А Слава уже три с половиной года работает в НХЛ, приобрел достаточный тренерский опыт и знания. У меня нет никаких амбиций, я за свою жизнь побывал на всех возможных постах. Не хочу говорить громкие слова, но речь идет о престиже нашего хоккея. В такие минуты не до личных притязаний.

Опыт и авторитет Юрзинова, конечно, стали для Фетисова большим подспорьем. Как и его особенный тренерский колорит. Дмитрий Юшкевич, обиднейшим образом не попавший в Солт-Лейк-Сити, но работавший с Юрзиновым много лет в «Динамо» и сборной, спустя годы в нашей беседе с удовольствием вспоминал характерные словечки Владимира Владимировича. Когда другой тренер кричал бы: «Прибавить, ускориться!», Владимир Владимирович восклицал: «Волчьи ноги, волчьи ноги!» Слово «копать» на его языке означало пересиливать себя, работать до изнеможения. «Если тебя в дверь не пускают, в форточку залезь!» – это призыв форвардам лезть на пятачок.

Не знаю, применял ли Юрзинов свои «фишки» в Солт-Лейк-Сити или сознательно отошел на второй план, давая проявить себя главному тренеру. Но факт, что колоссальный победный опыт в тандеме с Тихоновым (где Юрзинов также выступал в роли ассистента), а также самостоятельная работа в Нагано и в европейских странах внесли в команду-2002 очень многое. Несмотря на немолодой возраст, Юрзинов уже не был в чистом виде советским тренером. Лучшее из отечественной школы в нем, конечно же, оставалось, но деятельность в Европе не могла его не изменить. И поэтому Юрзинов, к которому из года в год приезжали готовиться к сезону (и сами платили за каток!) десятки российских и иностранных хоккеистов во главе с Яшиным и Саку Койву, стал дополнительным и очень мощным плюсом для Фетисова. Далеко не каждый на месте тренера-ветерана дал бы добро. Тем большего восхищения заслуживает юрзиновское бескорыстие.

Третьяк же, как и в Нагано, согласился поработать с вратарями. Номером один из которых на сей раз стал не кто иной, как японский «отказник» Николай Хабибулин.

Имена первых восьми российских олимпийцев, в число которых входил и он, стали известны еще… 22 марта 2001 года. То есть почти за 11 месяцев до Игр! Таковым было, на мой взгляд, абсурдное требование организаторов Олимпиады ко всем хоккейным сборным. Выдвинуто оно было по инициативе НХЛ явно в рекламных целях, но насколько же это не по-спортивному – делить команды на «черную» и «белую» кость, настаивая на объявлении восьмерых неприкосновенных бог знает за сколько времени до турнира! Кто мог знать, в какой форме они окажутся к Солт-Лейк-Сити?

Тогда все это говорило о слабости оппонентов НХЛ по олимпийским переговорам. Североамериканская лига, являясь бизнес-структурой, исходила сугубо из своих коммерческих интересов – зачем ей думать об интересах сборных? ИИХФ и национальные федерации, в том числе ФХР, не могли в тот момент выдвигать контрпредложений.

Вернемся, однако, к российской «восьмерке». И в первую очередь к ее вратарю.

Вокруг фигуры Хабибулина разговоров было особенно много. Дело в том, что к моменту объявления восьмерки он два (!) года вообще не играл в хоккей, увязнув в бесплодном контрактном споре с «Финиксом». Два вычеркнутых из карьеры сезона в возрасте расцвета выглядели почти приговором. Буквально перед самым объявлением «неприкосновенных» стало известно о его обмене в слабую на тот момент «Тампу». Кто мог знать, что однажды Хабибулин своей блистательной игрой сделает этот невнятный клуб из Флориды обладателем Кубка Стэнли?

Так, Борис Майоров сразу же после объявления «списка восьми» говорил:

– Для меня есть только одна спорная фигура – Хабибулин. Пару лет назад такие слова прозвучали бы кощунственно, я и сам видел много прекрасных игр с участием этого вратаря. Но для спорта высших достижений два потерянных года – огромный срок. И прежде чем включать Хабибулина в состав, я бы дождался нового сезона и убедился в том, что Николай восстановил былые навыки.

В таланте воспитанника екатеринбургского хоккея, а затем голкипера ЦСКА за океаном убедились в сезоне – 95/96, когда Хабибулин первым среди российских стражей ворот стал основным вратарем клуба HXЛ – «Виннипег Джетс». На следующий год «Реактивщики» переехали из канадского города в американский Финикс и превратились в «Койотов», что вызвало у Николая ностальгическое замечание: «Моя популярность осталась в Виннипеге». Это, однако, не помешало ему стать звездой клуба из Аризоны.

Из нашего тогдашнего с ним разговора запомнился забавный момент. День, когда Хабибулин первый раз отстоял «на ноль», начался с того, что он… проспал раскатку. Приехал во дворец лишь к ее окончанию и был оштрафован на 250 долларов. А вечером «Ванкувер» не смог забросить ему ни одной шайбы. На следующий день к Хабибулину подошли лидеры команды – Кейт Ткачук и Джереми Реник: «Ник, мы все штрафы будем за тебя платить, только спи в день игры подольше»…

Популярность Хабибулина в хоккейной Америке росла как на дрожжах: одно лишь прозвище Булинская стена (по аналогии с Берлинской) говорит о многом. В Финиксе начали выпускать специальные майки с рисунком: кирпичная стена, несколько уткнувшихся в нее шайб, хабибулинский номер, эмблема «Койотов» и надпись: «Шайба останавливается здесь».

Но одновременно с ростом американской популярности Хабибулина начали стремительно падать его российские «акции». Началось это с Кубка мира-96.

– Сыграл там неудачно, – признал Хабибулин в нашем разговоре накануне Солт-Лейк-Сити. – Может, потому что турнир проходил в сентябре, когда у нас обычно только начинается тренинг-кемп. А потому я был далек от оптимальной формы.

Продолжилось осенью 97-го, когда Хабибулин объявил об отказе ехать в Нагано. Масла в огонь подлила история, произошедшая в Оттаве. О ней я уже вспоминал в предыдущей главе. После матча с «Финиксом» у дверей гостевой раздевалки дежурили Юрзинов и Стеблин, приехавшие в надежде все-таки уговорить строптивого вратаря поехать на Игры. Хабибулина они не дождались. Узнав о приходе гостей, он вышел через заднюю дверь и уехал домой.

– Дело в том, что они звонили мне несколько раз, и я твердо сказал, что не еду, – рассказал мне позже Хабибулин. – Моя позиция была ясна, я не юлил, а потому лишний раз на эту тему разговаривать не захотел.

Тем не менее выйти к людям, которые специально прилетели по его душу, и сказать «нет» голкипер мог. История эта авторитета ему явно не прибавила. В России, которая не имела других основных вратарей НХЛ (Шталенков и Трефилов были в своих клубах вторыми), отказ Хабибулина, да еще и в такой вызывающей форме, был воспринят, мягко говоря, нервно. Каких только ярлыков ему тогда на родине ни навесили!

Но, как я уже рассказывал, наш разговор с Николаем в канун Нагано, на Матче всех звезд в Ванкувере показал, что не все так просто. «Может, немного жалею», – сказал тогда Хабибулин. Четыре года спустя он подтвердил мне: об отказе от Олимпиады-98 действительно жалел.

– После тех Игр чувствовал, что зря отказался. Но жизнь заставляет извлекать уроки из любых ситуаций, и в Солт-Лейк-Сити я решил поехать давно. Еще до того, как меня включили в так называемую восьмерку неприкосновенных. И к тому моменту, когда раздался звонок с приглашением в команду, я уже внутренне был готов сказать «да». И в Минске, куда мы с женой летом приезжаем к ее родственникам, много людей хотели видеть меня на Олимпиаде. Там ведь не только за своих, но и за Россию болеют…

И все же: неужели у Хабибулина не было обиды за Альбервилль, когда ему, третьему вратарю, не вручили золотую олимпийскую медаль? Если и была, то таилась в глубине души: никогда Николай в открытую о ней не заявлял. Вот что, например, он сказал мне во время нашего первого разговора весной 97-го:

– Было 23 медали на 23 игрока, а для тренеров они почему-то предусмотрены не были. В итоге те 22, кто был заявлен на финальную игру, получили по медали, а 23-я досталась Виктору Васильевичу Тихонову. Но я особо не расстроился – все равно ни в одном матче даже на скамейке не сидел, ничего для этой победы не сделал и какой-то большой радости от нее не испытывал. Такой уж у меня характер: чтобы чувствовать себя частью команды, мне надо быть на льду. И золото молодежного чемпионата мира в том же году доставило мне куда больше эмоций.

Тем не менее тема возвращения Хабибулину золотой медали всплыла еще перед Нагано. Но Стеблин, пообещавший обратиться с этой целью через президента ИИХФ Рене Фазе– ля к президенту МОК Хуану Антонио Самаранчу, так этого и не сделал. Зато Фетисов, возглавив сборную и тоже пообещав Хабибулину вернуть медаль, действительно начал бомбардировать ведомство Фазеля звонками и факсами.

Фетисов своего добился. За день до стартового матча россиян в Солт-Лейк-Сити в тренировочной раздевалке сборной России на стадионе Е Center президент ИИХФ вместе с главой ОКР Тягачевым в обстановке строгой секретности (дабы не превращать это в шумную пиар-акцию и не отвлекать вратаря от олимпийской работы), без телекамер и диктофонов, вручили наконец Хабибулину специально изготовленную золотую медаль. На следующий день Фетисов скажет:

– Я очень рад за Николая. Надо было видеть его глаза, чтобы понять, что он чувствовал в этот момент. Спустя десять лет справедливость восторжествовала. Знаете, что он сказал после этой небольшой церемонии? «Куда бы ее ненадежнее спрятать – не хочу потерять эту золотую медаль во второй раз».

За эти усилия Фетисову и сборной России воздастся сторицей. Но не будем забегать вперед…

* * *

В восьмерку игроков, заявленных российской командой почти за год до Солт-Лейк-Сити, помимо Хабибулина вошли защитники Сергей Гончар, Дарюс Каспарайтис, Олег Твердовский и Дмитрий Юшкевич, а также форварды Павел Буре, Алексей Ковалев и Алексей Яшин.

Характерна реакция на это событие Ковалева:

– Конечно, приятно оказаться в числе восьми, но я прекрасно понимаю, что во всем этом есть элемент рекламы, поэтому быть слишком серьезным в данном вопросе не хочу.

Были ли другие кандидатуры? Стеблин называл Виктора Козлова и Сергея Самсонова. По словам тогда еще возглавлявшего сборную Михайлова, Сергей Федоров подтвердил, что на Игры поедет (правда, сам форвард позже скажет, что решил отправиться в Солт-Лейк-Сити только из-за Фетисова), но в восьмерку попросил его не включать. Сергей Зубов же отказался участвовать во второй Олимпиаде кряду. «Я – игрок возрастной, надо давать дорогу молодым», – сказал он Михайлову.

Особенно интересно восстанавливать в памяти этот факт теперь, когда блестящий защитник, перед сезоном – 2009/10 перешедший из «Далласа» в питерский СКА, является кандидатом на поездку в Ванкувер. При том, что теперь ему не 31, а 39…

Еще двумя хоккеистами, отказавшимися ехать в Солт-Лейк-Сити, стали Александр Могильный и Алексей Житник. Парадокс заключался в том, что Могильный в тот момент играл и забивал в том самом «Нью-Джерси», одним из тренеров которого являлся Фетисов. Когда только зашла речь о том, чтобы он стал главным тренером сборной, Вячеслав Александрович по поводу Могильного не был настроен пессимистично:

– Насколько мне известно, на эту тему с Сашей никто не разговаривал, – говорил он в интервью «Спорт-Экспрессу». – За время, проведенное в «Нью-Джерси», он сильно изменился. Сам сейчас не верит, что год назад собирался вообще заканчивать с хоккеем. Стал биться до последнего – что было для него совсем нехарактерно. И по мере продвижения в плей-офф я видел, что он раскрывается все больше и больше. Считаю, надо было по крайней мере попытаться убедить его в том, что он нужен сборной.

– Так ведь принято считать, что Могильный в гораздо большей степени американец, нежели русский.

– Какой он американец! Абсолютно русский человек, родители живут в России, жена – москвичка, дети говорят по-русски. Другое дело – как убеждать.

Убедить Могильного не смог, однако, даже Фетисов.

Один человек из восьмерки избранных на Олимпиаде сыграть не смог. И это стало для него настоящей драмой.

До Солт-Лейк-Сити-2002 оставалась неделя. Дмитрий Юшкевич давно уже не мучился неизвестностью, едет или нет – в списке «неприкасаемых» он оказался одним из первых. Но к Играм решил подготовиться особо – позвонил личному тренеру по физподготовке и сказал: «Лоурен, давай плюнем на три оставшихся матча в НХЛ и сделаем такой план нагрузок, чтобы я вышел на пик формы к Олимпиаде. Она намного важнее этих поединков».

А потом была игра с «Миннесотой». Когда хоккеист разминался и крутил велотренажер, у него вдруг стала каменеть икроножная мышца. Во время игры он чувствовал – с каждым новым движением в организме все меньше кислорода, нога устает непривычно сильно. Матч он довел до конца и о травме думать забыл. Но клубные врачи предложили на всякий случай наутро сделать ультразвук.

После процедуры игрок понял: происходит что-то странное. Собрался целый консилиум, который постановил: «У тебя в ноге тромб. Откуда он появился – неизвестно. Но придется пропустить шесть недель». Едва хоккеист успел одеться и осознать, что третьей Олимпиады у него не будет, как услышал уточнение доктора: «Извини, Юски. Не шесть недель. Шесть месяцев. И вообще – это опасно. Очень опасно».

Юшкевич не поверил своим ушам. Но это было правдой. Первым ему позвонил, чтобы выразить сочувствие, Касатонов (характерное совпадение: именно Касатонов первым позвонил и Андрею Николишину, когда у того в канун Игр-98 умер отец). Позже раздался звонок от Юрзинова. Помню, как уже на Олимпиаде многоопытный помощник Фетисова рассказывал мне о том разговоре – и вспоминал, что Дмитрий не выдержал и расплакался. Сам защитник этот факт подтвердил.

– На всю жизнь запомню ситуацию с Димой Юшкевичем, – говорил Юрзинов. – Мы с ним разговаривали перед роковым матчем, и он был в прекрасном настроении. Видно было, как этот опытнейший защитник, которого я знаю много лет, настроился на Олимпиаду. Не случайно Слава хотел сделать его одним из заместителей капитана команды. И вдруг сутра этот звонок… Я слышал его голос – Дима был просто убит.

Олимпиада-2002 для него закончилась, не начавшись. Появился страх, что закончится и карьера.

…Прошел месяц с момента объявления диагноза. Юшкевич принимал лекарства, разжижающие кровь, ему говорили, что тромб уже не может оторваться и стать опасным для жизни. Потихоньку хоккеист начал играть в теннис, поднимать штангу, даже встал на коньки – естественно, без силового контакта. И во вполне бодром настроении явился на повторное обследование.

Тем большим стал для него шок. Тромб не исчез. Наоборот – увеличился. Вдвое. Оказалось, что доза выписанных лекарств не соответствовала его росту и весу…

– Не стану скрывать, что после этого у меня случился нервный срыв, – говорил он мне через несколько лет. – Загулял, нарушал режим… Помню, когда узнал, что тромб вырос, сел в баре, отключил телефон – и вышел оттуда ровно через сутки. Мне было страшно. Я боялся, что с хоккеем закончено. А без хоккея представить себя не мог. Это был жуткий стресс.

Привели Юшкевича в себя… восточные единоборства. «Они дисциплинируют», – поясняет защитник. Он давно ими интересовался, а тут попросил людей в профсоюзе игроков НХЛ, чтобы нашли ему тренера в Торонто. Сначала попробовал йогу – не понравилось. Остановился на таэквондо. Со временем и тромб сошел на нет. Мужественный парень вернулся в хоккей. Но чего ему это стоило…

Заменил Юшкевича в составе другой ветеран – Кравчук. Отличный защитник, он тем не менее в своем «Калгари» играл средне. Перед началом Игр я спросил Фетисова:

– Почему ваш выбор пал именно на Кравчука?

– Главным критерием стал его опыт. Все-таки возникла экстренная ситуация, когда нужно было найти достойную замену ведущему защитнику сборной, который является одним из лидеров в своем амплуа не только в клубе, но и во всей лиге. Кравчука все знают, он много раз выступал за сборную и в «Калгари» сейчас играет на своем уровне.

– Насколько верна информация, что по этому вопросу ваши мнения с Юрзиновым разделились: вы якобы настаивали на кандидатуре Кравчука, он – на кандидатуре Александра Хаванова?

– Спросите об этом Юрзинова. Лично я не знаю, откуда могла появиться такая информация.

– Говорят еще, что у Кравчука возникли семейные проблемы, которые едва не помешали ему поехать в Солт-Лейк-Сити?

– Да, у него болели дочь и серьезно – жена. Задержка с объявлением об участии Кравчука в Олимпиаде произошла именно по этой причине. Игорь попросил время, чтобы определиться. Потом перезвонил с сообщением, что врачи его обнадежили, и потому он может поехать на Олимпиаду. И еще поблагодарил за доверие…

Потеря Юшкевича окажется не единственной. Но об этом – позже.

* * *

14 ноября во время визита Владимира Путина в США российский президент нашел время встретиться с Фетисовым и обсудить проблемы олимпийской хоккейной сборной, а также поужинать с ним и братьями Буре. Путин всячески давал понять, что в своей идеологии собирается сделать на спорт особую ставку.

Фетисов свои впечатления от встречи прокомментировал в «Спорт-Экспрессе» так:

– После трех дней торжеств в Торонто, где меня приняли в Зал хоккейной славы, я срочно вылетел в Вашингтон. Был очень удивлен, что у Владимира Путина в ходе его визита в США нашлось «окно» для обсуждения проблем подготовки сборной России к Олимпиаде. Причем он принял не только меня, но и президента ОКР Леонида Тягачева, а также братьев Буре. Я отчитался перед президентом, а он, в свою очередь, взял решение ряда вопросов под свой личный контроль. Кроме того, Путин сказал, что ситуация в российском хоккее, который еще 10–20 лет назад был безусловно лучшим в мире, его беспокоит.

Времена меняются: еще несколькими годами раньше вероятность альянса Фетисова и Буре-старшего была бы близка к нулю. Вот фрагмент из моего интервью с всегда сверхдипломатичной Русской Ракетой в феврале 1997 года, во время Матча всех звезд НХЛ в Сан-Хосе. До Нагано оставался год…

– Во время подготовки к Кубку мира Вячеслав Фетисов в интервью «Спорт-Экспрессу» причислил вас к оппозиции основной группе игроков. Как прокомментируете?

– Я ни в какие оппозиции не вхожу и никаких писем не пишу. Я считаю, что мое депо – играть в хоккей. А петиции в Федерацию, в ООН, в Олимпийский комитет – мне это совершенно не интересно.

– Но почему Фетисовым были названы именно вы?

– Не знаю, это лучше спросить у него самого.

– Могильный и Федоров выражали сомнения в том, что они будут участвовать в Олимпиаде в Нагано. А вы?

– Однозначно – да. Для меня Олимпиада – это что-то особенное. Мой отец участвовал в трех Играх, мечтал выиграть золото – увы, не получилось. Благодаря ему у меня появилась мечта поехать на Олимпиаду, почувствовать ее атмосферу, дух Олимпийской деревни, с которым, по словам отца, ничто не может сравниться. Если я буду здоров и меня пригласят в команду, я с удовольствием поеду в Нагано.

Напомню, что в Кубке мира Буре не участвовал, получив буквально накануне турнира травму. С учетом отношений, которые сложились у него с Фетисовым, по сути ту команду и формировавшим, а также многими его союзниками, подобный исход казался предопределенным откуда-то свыше. И, может, это было только к лучшему, поскольку у Буре не накопился груз отрицательных эмоций от слова «сборная», который мог бы помешать ему стать героем нации в Нагано.

А теперь, когда в глазах Путина культовыми фигурами России были и Фетисов, и Буре, и он свел их на одном ужине (Буре-младший в данном случае можно считать, да не обидится Валерий, «гарниром» на этом пиршестве), шансов на то, чтобы пойти в разные стороны, у них уже не было.

Правда, Фетисов не сделал Буре капитаном, отдав повязку Ларионову. Это вызвало разноречивую реакцию в России, хорошо помнившей о Нагано. Но когда я перед началом Олимпиады задал Фетисову вопрос на эту тему, то услышал:

– Мне приятно, что игроки заботятся друг о друге. Взять хотя бы Павла Буре, позвонившего, как только стало известно, что Игорь Ларионов дал согласие поехать в Солт-Лейк-Сити. На прошлой Олимпиаде Павел был достойным капитаном, лидером, который в самые трудные моменты вел команду за собой. Но тут он сам сказал мне, что капитаном должен быть Игорь. То, что Буре думает не о себе, а о команде, очень меня порадовало. Звезд много в каждой из сборных, и преимущество получит тот, кому удастся первым объединить их одной целью, создать наилучшую атмосферу.

Что же касается Буре, то он всегда был притягательной фигурой для хозяев высоких политических кабинетов в России. Даже в те времена, когда большинство энхаэловцев предпочитало на родину вообще не приезжать, он не только делал это регулярно, но и встречался с сильными мира того. Свидетельством тому – отрывок из уже упомянутого нашего интервью с Русской Ракетой в феврале 97-го во время Матча всех звезд:

– Говорят, вы преподнесли недавно заново выпущенные часы марки «Павел Буре» кому-то из высших руководителей России?

– Премьер-министру Виктору Черномырдину. Приходил к нему в кабинет в Белом доме, и у нас состоялась часовая беседа.

– О чем говорили – о часах или о хоккее?

– Идеей с часами он весьма заинтересовался. Но не в этом суть. Он расспрашивал меня обо всем: о хоккее, о жизни в Штатах. Я волновался, когда шел к нему – премьер-министр все-таки. Его тогда только что вновь назначили председателем правительства, и я сразу же поздравил его с этим. А он: «Да ладно, ты садись, рассказывай, как дела». Своими искренностью, человечностью он так меня к себе расположил, что через пять минут от скованности не осталось и следа, и мы разговаривали, вот как сейчас с вами. Не было никакого официоза, была просто беседа с приятным человеком – неважно, в какой он должности. О том, с кем я говорил, я вспомнил только в момент, когда вышел за дверь, посмотрел на нее и увидел надпись: «Премьер-министр Российской Федерации».

– А с Борисам Ельциным когда-нибудь доводилось встречаться?

– Однажды на теннисном «Кубке Кремля». Шел какой-то матч, президент пригласил меня к себе на трибуну, и мы обменялись двумя-тремя словами. Такой длительной и задушевной беседы, как с Черномырдиным, не было.

Ельцин, как мы знаем, был без ума от тенниса. Его преемник предпочитал горные лыжи и дзюдо, но видел колоссальный идеологический потенциал в самых популярных видах спорта – футболе и хоккее. По сути, все было придумано еще задолго до Путина: одним из главных доказательств преимущества советского образа жизни многие десятилетия служила «Большая Красная Машина» – великолепная сборная СССР по хоккею.