355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Рабинер » Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера » Текст книги (страница 29)
Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 04:06

Текст книги "Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера"


Автор книги: Игорь Рабинер


Жанр:

   

Спорт


сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Я ведь и потом мог поехать в НХЛ – в 91-м, 92-м, 93-м. После победного чемпионата мира приезжали из «Квебека», которым мы с Хомутовым были задрафтованы. Но я не хотел.

– Играли бы в НХЛ всей своей армейской тройкой.

– С Валеркой (Каменским. – Прим. И. Р.)? Да, возможно. Но, понимаете, если не было большого желания, то зачем себя заставлять? Не хочу кривить душой и говорить: да, мол, жаль, что не попробовал. Нет, не жаль.

* * *

– Когда вы принимали сборную, будучи тренером со всего лишь двухлетним стажем работы в ЦСКА, отдавали себе отчет, что ставите на карту всю свою карьеру? Сборная многих людей сжигает.

– Даже не думал об этом. И сейчас не думаю. Мне просто хотелось попробовать себя в этой роли. Я верил и сейчас верю в ребят, потому что они талантливы, и для меня они были и остаются лучшими в мире. Возможность сделать что-то совместное и добиться результата была слишком интересной, чтобы я от нее отказался.

Даже когда я пришел в ЦСКА, для меня самым важным было понять, что это мое. Что это меня затягивает, увлекает, что я получаю от этого положительные эмоции и удовольствие. Такое же, как во времена игры в хоккей, когда я был счастлив. Так и потом. Попробовать себя в роли тренера – сначала детского, потом молодежного, наконец «взрослого» – стимулировал интерес: а понравится ли мне это? Мое ли это? Или надо искать что-то другое?

Всякий раз я постепенно входил во вкус и начинал получать удовольствие. Особенно меня всегда привлекали взаимоотношения с людьми. Контакт.

Когда я получил предложение возглавить сборную, все взвесил. Обсуждал эту тему с семьей. Что естественно, потому что работа в национальной команде требовала много времени. Также с помощником Игорем Захаркиным. И в конце концов все вопросы, справлюсь или нет, были подавлены ощущением потенциала сборной. Он перевесил.

А мысли, что эта работа может оказаться бомбой, которая взорвет меня самого… Возьмем работу в ЦСКА. Тоже ведь можно было к этому так подойти – ничего себе, куда забрался! Кто мог подумать: какой-то пацан, гонял шайбу и вдруг стал тренером легендарного круга. От этого тоже может дух перехватить. Если, конечно, заниматься самокопанием и самосжиганием. И со сборной то же самое. Мне кажется, надо меньше обо всем этом думать. А просто делать свое дело.

– Жена сказала: «Бери сборную»?

– Она как-то с энтузиазмом все восприняла. Сразу сказала: «Это какое-то предзнаменование!» У нее сразу возникли параллели – как раз с тем, что я был последним капитаном, с которым сборная выигрывала. Хотя как раз для нее это было тяжело. Потому что означало, что видеться мы будем меньше. Впрочем, тогда еще трудно было до конца представить, что это такое. Неизвестность всегда немножко пугает, но жена была настроена оптимистично.

– В одном из интервью вы сказали, что вместе с Захаркиным тщательно проанализировали, стоит ли брать сборную. В чем этот анализ заключался?

– Во-первых, потенциал команды. Во-вторых, наши собственные возможности, знания и желания. Энергетика, в конце концов.

– Хватит ли сил, думали?

– Нет, с этим все однозначно было. Не старики, молодые ребята, в расцвете сил. Желание работать, энтузиазм – огромные.

– Когда были игроком, запоминали упражнения того же Тихонова, вели ли конспекты?

– Нет, конспектов не вел никогда.

– Но потом что-то вспомнилось, когда сами начали работать?

– В моей жизни было много тренеров. И больше всплыло то, чего делать не нужно.

– И чего?

– Об этом говорить не буду. Скажу только, что я этого и не делаю.

– Во времена СССР считалось, что игрок, которому за 30 – уже ветеран. А сейчас Федоров почти в 40 – один из первейших кандидатов на поездку в Ванкувер. И Зубов на то же претендует…

– Это нормально. В прежнее время многие ушли раньше времени. Михайлов с Петровым, к примеру. А уже из нашего поколения многие доиграли до сорока, причем спокойно. Это во многом зависит от твоего образа жизни, профессионализма. Так что никакого удивления спортивное долголетие названных вами людей у меня не вызывает.

* * *

– Чему вас научили и от чего отучили долгие годы жизни в Швейцарии?

– Научили, точнее, усилили уважение к личности. К тем, с кем ты общаешься. Кто бы перед тобой ни был ты должен видеть в нем человека и уважать его.

Научили строить взаимоотношения. Я работал в Adecсо-компании, занимающейся трудоустройством, был там, можно сказать, ее лицом. Много встречался с разными людьми, в том числе из бизнеса, учился с ними налаживать контакт. Интересно и познавательно.

Научили ценить и уважать момент. Здесь и сейчас. Не откладывать на потом. Потому что «потом» может и не наступить.

От чего отучили? Каких-то вредных привычек у меня и не было. Сложно сказать.

– Годы в России после возвращения сделали вас жестче, злее, холоднее?

– Нет. Думаю, воспитание, которое мы получаем в детстве, формирует основные черты характера. После определенного возраста человеку меняться уже сложно. А играть какую-то роль – это немое. Мне кажется, если ты не естественен – это чувствуется. Плохому комедианту никто не верит.

– Но наша страна такова, что заставляет работать локтями.

– Да, я готов отстаивать свою точку зрения, если убежден, что прав. Но при этом считаю, что диалог в любом случае главенствующая форма общения. Если есть аргументы и доводы, что я не прав, готов выслушать и принять их. Все знать невозможно. Однако если штаб принимает какую-то четкую точку зрения по тому или иному вопросу, буду ее отстаивать, чего бы нам это ни стоило. В том числе локтями.

– В интервью обозревателю «Спорт-Экспресса» Елене Вайцеховской вы рассказывали, что в Швейцарии проходили специальное многоступенчатое тестирование, разработанное для бизнесменов. Оно определяет, способен ли человек быть руководителем и какой стиль управления должен избрать. Зачем вы это тестирование проходили, и что вас к нему подвигло?

– Это было, как раз когда я работал в Adecco, и там была соответствующая программа – с целью узнать человека. Наклонности, черты характера, даже слабину. Мне стало очень интересно. Самопознание – разве это не важно для развития личности? И я прошел тестирование, чтобы понять, в каком направлении смог бы себя реализовать после игровой карьеры. С удовольствием это делал, и думаю, что если бы такие тесты были более доступными, их проходили бы многие люди.

– А как вы вообще в Adecco оказались?

– Это было в 97-м – 98-м году. Подошел к концу контракт с «Готтероном», и они побоялись его продлевать, опасаясь, что травмы плеча не дадут мне играть. Хотя на тот момент я пропустил минимальное количество матчей. И на меня вышла эта фирма. Они увидели во мне человека, который мог бы представлять их интересы, их имидж. Я работал с ними пять лет. Там было немало интересных проектов – и с участием людей из Америки, других стран.

Люди оказались очень порядочные. Там я понял, что означает понятие «джентльменское соглашение». Руку пожал, и уже не нужны никакие бумажки.

– Для Гуса Хиддинка рукопожатие в тысячу раз важнее подписанного контракта.

– Вот и там так же было на протяжении пяти лет. Все совершенно официально оплачивалось, в том числе и социальные условия. Никакого контракта я не подписывал – но как договорились, так до последнего дня и делалось. Образец порядочности, профессионализма и ответственности. Всегда с удовольствием буду говорить об этом очень интересном жизненном опыте, который сблизил меня со многими людьми, дал друзей, с которыми я и сейчас поддерживаю отношения.

– Если бы тот тест показал, что вы не способны быть руководителем, пошли бы в тренеры?

– Попробовал бы в любом случае. Тест – он и есть тест. Это как статистика, которая далеко не всегда говорит обо всем и дает точные рецепты. Самое важное, что показал тест, – у меня коллективный, командный стиль работы. И сейчас в нашей сборной – команда. Хотя решения принимать нужно, и делать это могу только я. Однако мой стиль управления базируется на делегировании полномочий, чтобы дать и тем, кто рядом со мной, возможность реализоваться, понять свою значимость в процессе. А это для людей очень важно.

– Вы не допускаете, что с годами станете гораздо более авторитарным?

– Сомневаюсь. Потому что для меня главное – уважение к человеку. Любой игрок в моих глазах в первую очередь – личность. И уже потом – профессионал, который должен четко выполнять свои обязанности.

– Я беседовал с Третьяком и вот чем поинтересовался. При том, что вы никогда не играли в НХЛ, как, по его мнению, вам удалось так быстро достучаться до энхаэловцев? Он ответил, что в Европе менталитет такой же, как за океаном, особой разницы нет. Согласны?

– И да, и нет. Считаю: если ты уважаешь визави, хочешь его понять, способен принять то, что он другой, и можешь услышать его (мы же не всегда слышим; слушать и слышать – разные вещи!), то не важно, в какой стране ты находишься.

– За пределами России больше людей, которые слышат?

– В России взаимоотношения построены по-другому. Здесь больше той самой авторитарности, о которой вы говорили. У кого-то есть власть – и он ею пользуется, принижая других.

Это на самых разных уровнях происходит. Даже некоторые игроки откровенничают: то, что они позволяют себе здесь, в НХЛ никогда бы не сделали. Потому что там с ними по-другому будут обходиться. Европа и Америка в этом смысле действительно ближе друг к другу по менталитету.

– Европа, на мой взгляд, свободнее.

– Наверное, да. С другой стороны, европейцы тоже не так свободны. Ты от чего-то в любом случае зависишь – к примеру, от банка, потому что всегда живешь в кредит. Правда, они умеют жить в кредит. Умеют считать. Мы этому еще не научились. Или зависишь от начальника: работу-то люди боятся потерять.

Но право голоса у них есть, и они знают, что это – святое, никто у них его не отнимет. Они свободно говорят. Спокойно живут, не боятся высказаться. В том числе потому, что не опасаются за свою старость, за завтрашний день. И изначально уважают друг друга.

У нас же, к сожалению, многие люди считают другого быдлом. А почему? Нередко бывает, что человек неуч. Но по каким-то причинам у него денег на порядок больше, чем у другого, который закончил университет, но из-за возраста или каких-то обстоятельств не может себя обеспечить. И вместо того, чтобы таким людям помогать, первые их еще и унижают.

– К чиновникам, гаишникам российским заново привыкали, видимо, с трудом?

– Я – законопослушный гражданин. Если нарушил правила, и меня наказывают – обязан оплатить штраф. Никогда не буду пользоваться тем, кто я. Мне стыдно. Не люблю.

– Но не станете же вы, если вам скажут: «Вячеслав Аркадьевич, мы за вас болеем, проезжайте!» – заставлять гаишника взять с вас штраф?

– Не стану. Зачем ударяться, называя вещи своими именами, в идиотизм?

– Вы платили здесь штрафы на дорогах?

– Да. И так должно быть. Будь иначе, это было бы разделение общества на привилегированных и остальных.

* * *

– Такие слова в печати, как крикуновское «Ковальчук пропил Вену», для вас абсолютно неприемлемы?

– Нет. Надеюсь, я никогда такого не скажу. Не смогу бросить подобное обвинение в чей-то адрес. Это неправильно и для меня невозможно.

– Почему у нас из раза в раз энхаэловцам сначала (как, допустим, на Кубке мира 1996 года) давалась полная свобода, их отделяли от остальной команды, а потом их же делали козлами отпущения?

– Об этом я и говорю, когда рассуждаю на тему уважения к личности. Разделения быть не должно. У нас одни законы на всех. Не собираюсь никого критиковать – каждый действует в меру своей порядочности, ума, таланта, интеллекта. Тренеру доверили – и только он вправе создавать атмосферу и стиль взаимоотношений в сборной. Но потом с него, тренера, и спрашивают за результат.

– Психология энхаэловцев чем-то отличается от менталитета игроков, которые выступают в России и никогда не играли за границей?

– Да, в чем-то они становятся другими. В отношении к делу. В знании, как надо себя вести. Они понимают, что, будучи публичными людьми, должны создавать себе имидж и держаться его. Хотя в глубине души остаются такими же российскими ребятами, к которым просто нужно иметь свой подход. И уважать их как личностей. При этом они готовы играть по правилам, которые им ясны.

– Последняя часть этой фразы видится ключевой.

– Да. Важно, чтобы они понимали эти правила. Их нужно объяснить. Всем должно быть ясно, почему мы делаем это, а не то. В HXЛ все ясно. Игрок предоставлен сам себе. Тем не менее хоккеисты живут по определенным правилам, которых строго придерживаются.

То же самое и у нас. Не хочу сказать, что игроки находятся в каких-то рамках, но мы стараемся жить по тем законам, которые для себя установили. Они необходимы для того, чтобы сборная России добивалась результата. Этого результата не может быть без выстроенных взаимоотношений. Еще раз подчеркну: не ущемляющих их прав как личностей. Зато позволяющих реализоваться и раскрыться как спортсменам.

– Возьмем того же Ковальчука. Почему до вас у него ничего в сборной не получалось, да и репутация была не ахти – хотя приезжал он в национальную команду по первому зову?

– Мне сложно говорить о том, как с ним работали другие тренеры. Илкхха – очень талантливый парень. А сейчас он еще и растет как личность. И, мне кажется, с каждым годом будет становиться сильнее и как игрок, и как человек. С любым нужно уметь разговаривать. Уметь его понять и услышать.

– Настроиться на его волну.

– Да. Нередко привожу такое сравнение: мы стараемся чувствовать пульс игроков, быть с командой на одной волне, быть с ними одним организмам. Это очень важно. И тут велика роль моего помощника Игоря Захаркина.

Тут важно иметь чутье. Знания, конечно, тоже – у того же Игоря педагогическое образование. Но и не ослабевающее желание понять другого также необходимо. Это возвращается к тебе в виде отношения игроков к команде.

Мы все – спортсмены. И каждый игрок думает по-своему, смотрит на хоккей собственными глазами. С нашей стороны нет желания навязывать им что-то противоестественное. Зато есть стремление понять, как они видят хоккей, и обозначить, чего хотим мы. Потому что только так можно прийти к общему знаменателю и добиться понимания со стороны игроков.

С тем же Ильей у нас прекрасные взаимоотношения. Я бы назвал их чистыми, откровенными и прямыми, без всякого панибратства, но с уважением друг к другу. И вообще, нам легко с ребятами.

– Не такая большая разница в возрасте и менталитете?

– Может быть. Правда, сейчас к нам уже приходят 18-19-летние. Моему сыну уже 23… Но возраст не важен. Нужно просто быть самим собой. И стараться их понять. Всегда отдавать себе отчет, что они – люди, а не машины. И, как бы ни хотели добиться цели, тоже вправе ошибаться. И у них могут быть какие-то нелепости, дурачества, выходки. Это жизнь! А в реальной жизни невозможно всегда быть правильным и хорошим.

– Третьяк рассказывал мне, что и на вас, и на него оказывалось давление, чтобы не брать Ковальчука на чемпионат мира в Москве. Можете рассказать – с чьей стороны?

– Такого не было. Абсолютно.

– Но ведь была пауза, прежде чем вы пригласили его в сборную.

– Да, пауза была. Илья появился в составе не сразу. Спустя какое-то время я ему позвонил, и контакт произошел моментально. Нам оказалось очень легко общаться. «Все, я еду. Я готов. Я все понимаю», – этими словами закончился тот разговор.

– А паузу-то вы почему выдержали? Хотели проверить, как Ковальчук на нее отреагирует?

– Нет, никакого искусственного создания ситуации не было. Просто так складывались обстоятельства на тот момент. Мы еще не были уверены в правильности решения врать или не брать. Мой отец, царствие ему небесное, был портной, и он всегда говорил: «У нас, портных, есть правило: семь раз отмерь – один раз отрежь». Я хоть и не портной, всегда стараюсь этому правилу следовать и все тщательно продумывать. Иногда какие-то шаги нужно делать быстро, но все равно продумав. Вот и решение пригласить Ковальчука заняло какое-то время.

– А что вызывало сомнения?

– Состав еще был не до конца определен. Нам не было полностью ясно, как Илью использовать. Это ведь как пазл, который надо составить так, чтобы каждая его часть находилась на своем, необходимом месте. И поначалу мы не могли найти там место для Ильи. Но в конце концов положительное решение было принято. И слава Богу.

– Больших душевных сил вам стоило не спустить на него всех собак в Квебеке, после матч-штрафа в игре со шведами?

– У меня даже мысли такой не было.

– Но ведь он к тому времени не забил ни одного гола, зато по ходу турнира получил два удаления до конца игры!

– Мы видели его желание. Как он «горел», как бился! Если бы человек был равнодушен, бесцветен, мы для себя признали бы: да, ошиблись. Всякое бывает. Но тут-то – море старания и эмоций! Просто у каждого хоккеиста бывают такие моменты, когда не прет. Вера в то, что Илья должен выстрелить, у нас не ослабевала ни на секунду. Это даже могло произойти не в последнем матче Квебека, а на следующем чемпионате мира, куда мы бы его в любом случае пригласили. Но это обязательно бы случилось. Потому что, во-первых, он игрок от Бога, а во-вторых, ему не безразлична сборная.

Ковальчук от хоккея без ума. И обвинять его в каких-то грехах, значит не просто сделать ему больно, а проявить несправедливость. Тем более что та ситуация с удалением для меня очевидна: оно было неправильным. Защищая Морозова, он не снял перчаток, а потому по правилам не заслуживал матч-штрафа и дисквалификации. Мы старались его защитить и ни на секунду даже не задумывались о том, чтобы в чем-то его упрекнуть.

Потом меня стали расспрашивать на эту тему, и я даже удивился вопросам. Ведь для меня было очевидно: это – наш игрок. Ни о каких санкциях не было и речи.

– После двух своих исторических голов Канаде он сказал вам что-то такое, что запало в душу?

– Нет, чего-то особого не было. От того момента все были в такой эйфории, что ни для чего другого, кроме благодарностей друг другу, места просто не осталось. Мы были одним целым, добивались всего вместе и страдали тоже. Но сам факт, что он забил эти голы… для меня это было просто здорово.

– Вы хотели, чтобы именно он забил?

– Да. Илью приходилось много защищать. Мы от игроков не скрываем ничего, и ту же прессу они читают. Он сам тоже переживал. И чтобы хоть как-то отвести удар, мы старались отстаивать его, как могли. И здорово, что так все получилось. Это, видимо, судьба.

– То, что Ковальчук провел фантастический чемпионат мира в Швейцарии и был признан самым ценным его игроком, – логическое продолжение концовки матча с Канадой в Квебеке? Что называется – прорвало?

– Может быть. Но думаю, что он еще будет прибавлять.

– Капитанство в «Атланте» на это влияет?

– Да. Роль капитана – это вообще такой момент, который можно использовать, она способна заставить игрока прогрессировать. Но не для всех. Кого-то, наоборот, это может прибить. Илья, впрочем, к последним не относится.

– У вас были примеры, кого прибивало?

– Да. Но таких примеров немного, потому что мы стараемся подобные вещи просчитывать. Нужно знать характер человека и предполагать, как может сказаться на его игре та или иная наша фраза. А также буква «С» на свитере.

– До Морозова вы же пытались и Сушинского в этой роли использовать.

– Макс по сути своей – капитан, лидер. У него есть этот дух. Инея это придумал – он и до меня был капитаном. Это очевидно. Не использовать его в роли капитана или его ассистента – сложно. Если он не находится в одной из этих ролей, нужно с ним правильно построить диалог, объяснить, почему. А Лешка Морозов – настоящий русский парень. Он на роль капитана подходит как нельзя лучше. Хотя бы в силу своей коммуникабельности.

– Но вы не находите, что он слишком корректный и воспитанный для раздевалки с двумя десятками хоккеистов?

– У него огромный авторитет. Ребята его очень уважают. Это тоже нужно брать в расчет.

– Ковальчука видите в роли будущего капитана сборной – может, через несколько лет?

– Почему нет? Сейчас же он в «Атланте» капитан. И не просто так. Повторяю: он растет как личность. Меняется, мужает. Мне очень приятно с ним общаться как с человеком.

* * *

– Овечкин, Малкин, Ковальчук, Дацюк, другие звезды… В Ванкувере все они захотят много игрового времени, а оно не резиновое. Как будете «разруливать» эту проблему?

– Думаю, ребята все прекрасно понимают. Мы решим этот вопрос. Просто то время, которое будет им отведено, каждый должен использовать по максимуму.

– В Москве-2007 Овечкин был в четвертом звене. И его мама, в прошлом знаменитая баскетболистка и тренер, публично сказала после той бронзы: «Выигрывает команда, проигрывает тренер»…

– Я не отказываюсь от справедливости этой фразы. Так было, есть и будет. Кто ее придумал – не знаю. Можно с ней соглашаться, можно – нет. Но в случае, как мы строим работу, я бы не стал разделять команду на составные части. Мы единая семья. Однако то, что капитан покидает корабль последним, верно. Как и то, что тренер отвечает за результат.

– Готовы признать, что в чем-то с Овечкиным два с половиной года назад ошиблись? Может, тему партнеров по звену до конца не продумали. Или с функциями не разобрались…

– Нет, до сих пор считаю, что все было правильно. Целью молодых партнеров Саши по звену было выполнить черновую работу и доставить ему снаряды. И ведь он бросал. Очень много!

– Что же тогда не пошло?

– А почему у Илюхи в Квебеке до финала никак не выстреливало? У Сашки годом раньше было то же самое. Нельзя же сказать, что из-за пребывания в четвертом звене у Овечкина было мало игрового времени и он не бросал. Просто он был моложе.

– Как-то вы с ним пообщались после московского первенства, объяснились?

– Я не считал себя виновным в чем-то. И сейчас не считаю. Говорить по душам – это значит объяснить человеку, почему ты ошибся. А я не видел своей неправоты, а значит, и необходимости ее признавать.

– То есть разговора не было?

– Нет. У меня и конфликта с ним не было. И недопонимания – тоже. Все было нормально. Потом мы виделись в Москве, пересекались в ресторане. Но там не было никакого выяснения отношений по итогам московского чемпионата мира. В то же время с его стороны, конечно, могло быть какое-то недовольство. Всегда хочется большего, и понять это можно.

И еще один вывод: раз мы не выиграли то первенство, значит, где-то ошибка все-таки произошла. Фактор удачи тоже нельзя списывать. Неопытность на тот момент вратаря Сашки Еременко, нерациональные действия защиты в роковой момент в овертайме… Но это спорт, игра. Обвинять кого-либо в том поражении я никогда не буду.

– Не опасались, что после Москвы могут возникнуть проблемы с приездом Овечкина в Квебек?

– Нет. Совершенно. Потому что конфликта как такового не было. Ведь ребята в основе своей приезжают играть за сборную, а не за тренера. Поэтому не думал, что Сашка может отказаться.

И слава Богу. Он патриот своей страны, и этим надо гордиться. Сколько было упреков в 90-е, что, дескать, энхаэловцы такие-сякие, не приезжают, думают только о деньгах, забыли, кто их растил… Много же было таких разговоров!

– Значительная часть моей книги как раз об этом.

– А мы доказали, что они – истинные патриоты. И были такими! Просто нужно их уважать. Вот скажите: их кто-то прост говорить, что они поедут в Сочи, даже если НХЛ запретит своим игрокам участвовать в Олимпиадах? Этими разговорами ведь можно неприятности себе нажить. Да, у них есть вес, но все равно.

Кстати, это к затронутой нами ранее теме, меняются ли они за океаном. Да. Они начинают понимать, что значит быть свободными людьми. Привыкают к этому и иного положения вещей уже не представляют.

* * *

– Захаркин в одном из интервью признался, что две тройки в Ванкувере, если все будут здоровы, окажутся такими же, как на прошлых чемпионатах мира: «московское» первое звено Ковальчук – Малкин – Фролов и ударное сочетание Квебека Овечкин – Федоров – Семин. Так и есть?

– Это один из вариантов. Почему нет, если эти тройки доказали право на жизнь?

– Отчисление Семина перед Москвой послужило укреплению дисциплины? Это был не индивидуальный, а обще-командный акт?

– На тот момент я даже не думал, что это будет направлено на всю команду. Просто важно установить правила игры, по которым нужно работать. Да, жизнь может складываться по-всякому: возникают какие-то непредвиденные ситуации, но всегда есть возможность выйти на контакт. Ребята знают, что в любой момент могут мне позвонить. И это нужно делать: набери номер – и мы найдем точки соприкосновения.

Тогда же по-другому я поступить не мог. И наверняка это повлияло на команду. При этом мне было больно, потому что речь шла о сильном и талантливом игроке. Кто знает – может, с ним мы выиграли бы в Москве золотые медали?

– Но есть и обратная сторона: может, если бы он не прошел через отчисление в Москве, то не предстал бы таким блестящим хоккеистам год спустя в Квебеке.

– А если бы все развалилось, после Москвы нас бы сняли, и работали со сборной уже другие? И такое, наверное, могло быть!

Конфликта не было и с Семиным. Потому что мы разговаривали, и откровенно. Он уникальный игрок и классный парень, просто еще до конца недооцененный в НХЛ.

– Может, хорошо, что вы не в первый же год работы со сборной выиграли золото? Когда победы приходят легко, когда они не выстраданы – и уходят так же.

– Знаю одно: на тот момент мы очень хотели победить. Никогда не думаешь, что надо сейчас проиграть, чтобы выигрывать потом.

– Я слышал, что вы используете специальные продуманные методы для сплочения команды. Перед выходам команды на лед все вместе складывают ладони…

– Есть разные методы и наработки. Они существуют во всем мире. В том числе и это.

– А то, что в Москве на разные матчи первыми на площадку выходили разные звенья – из той же серии?

– Да. Мы стараемся реагировать на команду, и у нас на этот счет есть разные задумки.

– Известно, что Федоров не хотел выходить к вам с Захаркиным, когда вы желали поговорить с ним в Вашингтоне после матча его «Кэпиталз». Не было у вас желания плюнуть и уйти, потому что вы себя, грубо говоря, не на помойке нашли и не хотите унижаться до того, чтобы кого-то упрашивать?

– Нет. Мы прекрасно знали, от чего это шло. И в любом случае должны были поговорить с Сергеем и дождались бы его. В конечном счете мы поняли друг друга. Как нормальные цивилизованные люди, дали возможность человеку сделать все свои дела, никуда не спешили. Приехали, чтобы посидеть, поговорить. И сколько бы ему ни нужно было времени для необходимых для профессионала вещей, к примеру массаж, мы без проблем подождали бы и час, и два. Потому что профессиональное отношение человека к себе нельзя не уважать.

– А в чем было дело?

– Атмосферу нагнетал один из журналистов, работающий в Северной Америке. Когда человеку чуть ли не после каждого матча задают каверзные вопросы про сборную, а у него в это время масса других проблем, естественно, это создает нервозность. Все разговоры о национальной команде приобретают в связи с этим какой-то негативный оттенок, вызывают реакцию отторжения.

Когда Сергей все-таки пришел, мы уже разговаривали с остальными ребятами из «Вашингтона». И поначалу чувствовалось, что есть с его стороны какой-то напряг. Но когда он понял, что мы нормальные, адекватные люди, уважающие его и других ребят, все изменилось. Он задал профессиональные вопросы и получил такие же профессиональные ответы. В конце той беседы мы обнялись!

Вот что значит прямое и откровенное общение. Можно долго таить в себе какой-то негатив, и он будет расти, как снежный ком. Потом, когда назад все будет уже не вернуть, начнешь вспоминать, с чего все началось – и не вспомнишь. Потому что не было ничего серьезного! А вот если сразу сесть и поговорить, расставить все точки над i, задать нужные вопросы, всю напряженность можно мигом снять!

– В 90-м году Федоров, как и за год до того Могильный, убежал в Штаты, Тогда это был гораздо более серьезный шаг, чем, допустим, в случае с побегом Малкина из Магнитогорска в Питтсбург. Последний сделал это в условиях открытой страны, а Федоров не мог не понимать, что пути назад нет. Как думаете – такой серьезный поступок наложил отпечаток на его характер?

– Для того, чтобы делать такие выводы, нужно знать человека глубже. Но – наверное. С другой стороны, мы видели, как он менялся буквально на глазах. К концу турнира в Квебеке мы увидели того Сережку, который был в ту эпоху. Улыбчивого, открытого, относящегося к людям с доверием.

– В начале чемпионата мира было не так?

– Сложнее. Все новое, человек в сборной давно не был. Как себя вести, как занять свою нишу в коллективе? А всего-то и нужно, что быть натуральным. Таким, какой ты есть. Все это мы в итоге и увидели. Думаю, он тоже почувствовал искреннее отношение к себе, и ответил взаимностью.

– Что заставило вас выпустить Федорова с Ковальчуком в решающий момент овертайма с Канадой?

– Не знаю. Но это решение пришло ко мне сразу, моментально. Для меня оно было очевидным.

* * *

– Верно ли представление, что в вашем тандеме с Захаркиным он делает упор на тактику, а вы – на психологию?

– Нет. Думаю, что мы оба занимаемся и тем, и другим. Не нужно разграничивать наши функции. Мы много разговариваем, дискутируем, в какой-то степени спорим. Но всегда находим единое решение. У нас много схожего в менталитете.

– В какой момент вы поняли, что именно с этим человеком будете работать в связке?

– Мы познакомились еще в 86-м году, когда Игорь пришел в научную бригаду к Тихонову в ЦСКА, а я там играл. Много с ним беседовали, было очень интересно, проводили много времени вместе. По возрасту он был близок к нам.

В 93-м он был в штабе уже у Михайлова, и мы вспоминали былые годы. Была симпатия, человеческий контакт. Возникло желание поработать вместе. Он рассказал, что живет и работает в Швеции, мы обменялись телефонами. И договорились, что когда я закончу играть, то найдем друг друга, чтобы, может, трудиться совместно. Потом регулярно созванивались.

А в 2004 году, когда я принял ЦСКА, он как раз был в Москве в отпуске. Мы играли товарищеский матч, на который Игорь зашел. Я ему сразу сказал: «Готов?» Он тут же ответил: «Да».

– Вас можно назвать близкими друзьями?

– Да.

– А с игроками способны дружить?

– Дружба – вещь непростая. С теми, с кем работаешь, такое предположить сложно. Мы можем быть приятелями, но перерасти в дружбу это вряд ли способно. Да и ребята чувствуют не то чтобы субординацию, но хотя бы какую-то дистанцию. Да и мы должны ее держать, хотя за рамки хоккея это не выходит. В ресторане посидеть, поужинать? Пожалуйста! Но дружить – вряд ли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю