Текст книги "Плацдарм [трилогия]"

Автор книги: Игорь Недозор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Сигнал от Сентябрьского не грянул для генерала громом с ясного неба, а был скорее вестью приятной и ожидаемой. Жаль, не совсем вовремя. Готовилась большая военно-наступательная операция против сил магической Конгрегации, и каждая секунда была на счету.

Впрочем, не было бы счастья, да несчастье помогло. Эта внезапная эпидемия, приключившаяся в войсках, дала Тихомирову возможность вырваться на пару дней в возрождающийся к мирной жизни Сарнагар.

Дело того стоило. Наконец в его руках появился козырь, способный прихлопнуть отыгравшую свое карту Мезенцева.

Неслучайно, ой неслучайно он тогда обратил внимание на странную глыбу из царских сокровищниц. И дал поручение полковнику Сентябрьскому первым делом возобновить работы на руднике в северных отрогах гор Летящего Льва.

Теперь надо проинспектировать прииск, проверить что к чему. И ловко составленный рапорт, поданный в нужные руки и в нужное время, потянет старого кагэбэшника на дно, а его, Тихомирова, увлечет птицей в небо.

Потайные входы, выходы, коридоры, занавеси, лабиринты помещений и лестниц… Да, дворец был всем дворцам дворец.

После победы над империей Сарнагарасахал Мезенцев так и не принял его предложения перевести сюда, в Сарнагар, основной гарнизон и командование ОГВ.

По-прежнему территорией без малого шесть миллионов квадратных километров управляли (вернее пытались руководить) из крошечного городка на краю контролируемой зоны. И по-прежнему именно там, вдалеке от главных дорог и населенных земель, стояла основная масса войск.

Весь гарнизон Сарнагара составил один мотострелковый батальон неполного состава, одна комендантская рота, сотни три вспомогательных войск из южных городов и тысяча степняков. Больше эта старая сволочь не дала. И это при том, что северная армия империи так и не признала капитуляции и, не пожелав сложить оружия, ушла в земли Конгрегации, заключив с магами временный союз. В любую минуту вся мощь армады могла обрушиться на плохо защищенную и потерявшую часть фортификационных сооружений столицу.

А еще настроения аборигенов.

Не то чтобы бывшая столица была открыто враждебна землянам или еще что-то. Слава богу, с хозяевами железных машин и смертоносного оружия ссориться никто не желал.

Но с немалым удивлением Тихомиров обнаружил, что и особой благодарности за сокрушение власти жрецов и освобождение от тирании горожане к ним не питают. Да, с пришельцами смирились – как смирились бы с любой властью, которая не убивала бы их почем зря и не отбирала бы последнее. Но не более.

Сентябрьский поручил особому отделу прояснить ситуацию. И вот что выяснилось.

Во-первых, люди в столице жили не то чтобы шикарно, но намного лучше, чем в остальном Сарнагарасахале. Даже жертвоприношения детей не так тяготили горожан. Они были не часты, от силы раз-другой за историю одной отдельно взятой семьи: больше детишек умирало от болезней. Тем более здесь всегда можно было не очень дорого купить младенца у бедняков, да и расплатиться им с Неназываемым. Жалко, что ли, чужое отродье? Кроме того, в Сарнагаре проживало немало богачей (по сути, добрая половина состоятельных людей империи), вокруг которых кормилось тоже немало народу. И надо сказать, неплохо кормилось.

Помимо материальных были и причины, так сказать, духовного свойства. Как сказал кто-то из ученых – «кризис мировоззрения». Если на окраинах, в селениях и даже в иных городах после падения веры в Неназываемого возродились древние полузабытые верования (никто в Сарнагарасахале верить в иных богов не запрещал, но поклоняться и ставить храмы можно было только одному). И вот уже люди потянулись в капища Великой Черной Матери и Хырлика-Громовержца. И иных небожителей. Высочайших, как тут говорят. Распространился культ предков и культ Истинного Пути – странная вера, что-то среднее между даосизмом и социализмом.

Иное дело – столица. Здесь прежние религии выкорчевывались особенно старательно и жестоко, и когда великий бог тьмы на поверку оказался пустышкой, заменить его оказалось некем и нечем.

Правда, до некоторой степени этот вакуум заполняла культура пришельцев. Во всяком случае, все три уцелевших главных храма, превращенные в кинозалы, были всегда заполнены до отказа, и Сентябрьский уже подумывал, что надо бы начать брать плату – хотя бы по медному грошу с человека. Узнав о его планах, Тихомиров строго-настрого запретил самоуправствовать и перекрывать горожанам путь к самому важному из искусств. Он-то хорошо помнил, сколь высоко ценились в древности зрелища и насколько важное место занимали они во внутренней политике империй прошлого.

Что интересно, в кабаках и на площадях Сарнагара начали устраиваться представления по мотивам этих фильмов, и видевшие их офицеры чуть не падали с ног от хохота, рассказывая, как забавно преломила фантазия доморощенных Шекспиров образы киногероев и сюжеты.

Впрочем, были и куда менее забавные развлечения.

Например, стали жутко популярны турниры кулачных боев. Почти в каждом квартале, на каждой улице возникли свои записные драчуны, свои местные идолы и даже настоящие команды, причем вроде бы из мирных обывателей.

Надо сказать, начальник особого отдела обеспокоился этим, вспомнив, что похожие организации в Китае, все эти школы кун-фу (вроде бы эту борьбу изобрел сам Конфуций) частенько были источниками разнообразных смут.

Судя по слухам и сведениям, приносимым агентурой, в Сарнагаре тайно проходили и настоящие гладиаторские бои, после которых трупы поверженных, как говорили, скармливали свиньям. Трудно сказать, то ли местные сами додумались до подобного, то ли, возможно, набрались от пришельцев – как это случилось с карточной игрой и рулеткой.

Проблемы этим не исчерпывались.

С помощью местных жителей земляне кое-как наладили работу больших дворцовых мастерских, но пока что торговля их продукцией шла ни шатко ни валко. Генерал подозревал, что управляющие из купеческих приказчиков каким-то образом, несмотря на заведенную строгую отчетность, ухитрялись класть изрядную долю прибыли себе в карман.

Ремесленные цеха то сбивали цены друг у друга, то, наоборот, договаривались и задирали стоимость своей продукции свыше всякой меры. Доходило чуть ли не до драк. Затем они, дружно сговорившись, ополчились на купцов, прислав в комендатуру депутацию и потребовав запретить ввоз в город товаров, которые могут составить им конкуренцию.

Чтобы справиться с растущей безработицей, желающим горожанам раздали земли вокруг города, но хозяйствовали они так себе.

Одним словом, ропот, что при Сыне Бездны было лучше, не умолкал. Сентябрьский уже несколько раз посылал запросы в Центр, чтобы ему с Большой земли прислали какого-нибудь немолодого литовца или латыша, который разбирался бы в этой торгово-купеческой хрени; на худой конец, какого-нибудь из крупных жуликов, осужденных по экономическим статьям.

Да, кто-то разбиравшийся в таких делах был весьма нелишним. Вот, например, местный совет как-то пожаловался ему, что из-за остановки старых императорских рудников в Сейдале, рабы с которых были освобождены, нарастает нехватка железа.

Сентябрьский принял их беду близко к сердцу. И чтобы помочь новым подданным, лично распорядился собрать весь железный хлам, скопившийся в частях, а заодно попросил Тихомирова похлопотать перед Москвой о присылке некоторого количества металлолома. Просьбу коменданта уважили, и в итоге набралось около тысячи тонн столь ценимого здесь металла. Все это было безвозмездно роздано сельским и городским кузнецам. Вскоре выяснилось, что львиная доля дара была распродана ушлыми ковалями и деревенскими старостами иноземным купцам – и отнюдь не дешево.

Пошаливали и уголовники.

Комендатура провела несколько облав в самых подозрительных районах, после которых несколько сотен темных личностей были отправлены в распоряжение пресловутого 13-го управления КГБ СССР. С уголовным элементом церемониться не стали и тут же сослали во вновь открытый рудник в северных отрогах гор Летящего Льва. Согласно соответствующему рапорту генерал-майора Тихомирова. Зачем оно понадобилось герою Сарнагара, гэбэшники разбираться не стали. Надо, значит, надо.

Чекистов заинтересовало другое.

Некоторые разбойники на допросах сообщили, что в криминальной среде ходят упорные слухи о людях, называющих себя «Детьми Шеонакаллу Поверженного, Но Непобежденного». Они будто бы тайно приходили к вожакам местного преступного мира и вели туманные разговоры на тему, что великий бог еще вернется, восстав в мощи своей, и тогда ужо покажет и пришельцам, и тем, кто слишком усердно им прислуживает.

Эти сведения вызвали какую-то нездоровую радость в среде «особняков». Мол, вот он, вселенский заговор против нового порядка.

Радость была настолько явной, что генерал заподозрил, а не распущены ли слухи эти самими компетентными органами, чтобы набить себе цену?

Да, кто бы мог подумать, что управлять средневековой страной так тяжело? Впрочем, еще Суворов говорил, что тяжело в учении – легко в бою.

– Товарищ генерал-майор, – отрапортовал Сентябрьский, – к инспекционной поездке на рудник все готово.

– Чекисты на хвост не сядут? – поинтересовался Тихомиров.

– Да им не до того, – отмахнулся комендант. – Весь пыл на раскрытие заговора уходит. Пересажали уже уйму народа, а результат, нужно сказать, нулевой.

– Чем бы дитя ни тешилось… – усмехнулся полководец, выходя из кабинета.

Напоследок он не удержался и игриво щелкнул по прелестному носику нарисованной купальщицы.

Великая Степь. В ста пятидесяти километрах к северо-востоку от Октябрьска

Установленный срок прошел, но грузовик отчего-то не прибыл. Пришлось снова заночевать в распадке, где Артем установил две палатки.

Дарика задумчиво сидела у прогоревшего костерка, ловя тепло. Отсветы углей плескались на ее бронзово-смуглом лице. Время от времени она отворачивалась от огня и глядела в небо, на звезды. Затем вдруг посмотрела на него. Взгляд был прямой и в то же время нежный, какой-то беззащитный.

Серегин не мог оторвать от нее глаз. Прежде он даже не думал о том, что такие женщины могут существовать.

Она не была красавицей, однако в ней было нечто необъяснимо привлекательное.

Магички из ковена Братства Грайи творили подлинные чудеса.

Не успели появиться в городе эти похожие на католических монашек дамы, как эпидемия пошла на спад. И, что интересно, если поглядеть со стороны, то ни к какому чародейству и волшебству они, кажется, и не прибегали. Так, походят себе чинненько между лазаретных коек, позаглядывают в лица мающихся, пульс им пощупают, лоб кому оботрут от болезненного пота, поохают, повздыхают…

И уже к вечеру половину палаты выписывать надобно. Здоровы бойцы, как быки. Хоть в плуг запрягай да землю на них паши. А оставшаяся половина к следующему утру на ногах стоит. Этих чародейки какими-то отварами пользовали. Стаканчик днем, стаканчик вечером, на сон грядущий, да полстаканчика утречком, натощак. Вот и все лечение.

Военврач Симонян, как ни подкатывался к главной магичке, кормчей Аге Кос, никак не мог получить рецепта волшебного эликсира. Предводительница ковена Братство Грайи просто игнорировала коллегу. Даже словом не подарила, как будто воды в рот набрала.

– У нее обет молчания, – пояснила Дарика, быстро нашедшая общий язык с гордячками из Конгрегации. – Обычно они дают его, когда выполняют очередной подвигво имя своей веры. Как, например, сейчас.

– Так-таки и подвиг, – усомнился медик, искоса поглядывая, с какой легкостью «монашки» справляются с тем, против чего земная медицина была бессильна.

– Именно, – подтвердила степнячка. – Сестры говорят, что мы имеем дело с намеренно наведенной порчей. Здесь волшебство, причем очень сильное.

– Ну в этом я не разбираюсь, – развел руками Симонян. – В наших институтах такого не проходят.

Ашот Мартунович знал, что и на его родине есть люди, которые лечат нетрадиционными способами. Практик до мозга костей, он не очень-то верил в действенность подобных методов, хотя, если верить слухам, некоторым такое «лечение» помогало. Поговаривали, что сам покойный генсек в последние годы жизни обращался к народным целителям. Будто бы его пользовали каким-то биополем. Всплывало имя Джуны Давиташвили и еще нескольких других людей.

Когда о подобном слышишь, то верится с трудом. Но если сам становишься свидетелем необычных явлений, тут уж даже если ты отъявленный скептик, приходится верить глазам своим. Хотя, конечно, бывают ловкачи, умеющие отвести взгляд, обвести вокруг пальца, подсунув иллюзию. Например, земляки военврача, отец и сын Акопяны. Настоящие армяне, молодцы! Ловкость рук – и никакого мошенничества.

Однако то, что проделывали «монашки», на иллюзию не походило. И это заставляло Симоняна о многом задуматься и многое пересмотреть. Вплоть до того, что, плюнув на свою кандидатскую степень и доцентское звание, он бы согласился на пару месяцев стать скромным учеником самой молодой из этих знахарок. Нутром чуял, что смог бы за такое короткое время собрать материала на докторскую и пару-тройку монографий.

Так не возьмут же, мерзавки.

Они, похоже, совсем не женщины. Никакой реакции на противоположный пол. Снуют туда-сюда, звенят склянками, шуршат травами. И когда только отдыхают, когда едят, наконец?! Хорошо бы пригласить какую-нибудь на знатный ужин с долмой, шашлыком, настоящим армянским коньяком. Слово за слово, рюмка за рюмкой – глядишь, дело и сладилось бы.

Пробовал. Дохлый номер.

Дарика же чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Наконец она находилась при деле, была кому-то нужна. С ней считались, советовались, как с ровней, прислушивались к ее мнению.

Сестры сами, казалось, знавшие все на свете, с интересом внимали рассказам девушки о свойствах тех или иных степных трав и растений. Кое-что для них стало новостью, и они сделали пометки в своих книгах. А кормчая Ага Кос даже выразила Дарике признательность от имени ковена. Разумеется, знаками, потому как обет молчания есть обет молчания. Пока не завершится трудное дело, нельзя нарушать законы, установленные Высочайшими.

Она видела, как воспринимает Ар-тем ее контакты с грайитками. Настороженно, будто опасаясь, как бы магички не обидели его ученицу. А чего переживать-то, спрашивается? Словно Дарика девчонка-несмышленыш, только-только приставленная к знахарке-травнице для обучения ремеслу. Не она ль до прибытия в Тхан-Такх чародеек выходила десятка два недужных, доказав свое право именоваться врачевательницей?

Но вообще Дарике нравилось внимание, которое все чаще и больше стал выказывать ей молодой сотник. Парень так и норовил проводить с ней все свободное от службы время. Когда же под вечер приходилось расставаться, на лице его отражалась такая откровенная досада, что девушка чуть не хлопала в ладоши от радости.

И ничего же не предпринимала для того, чтобы приманить Ар-тема. Хотя могла бы, имелись в ее сумке нужные для такого дела травы да коренья. Но предпочла положиться на Судьбу и Священную Луну.

Правильно сделала. Как провозвещено ей было, так и вышло.

Спустя неделю после появления грайиток в городе эпидемия почти ушла. Оставалось лишь с полсотни чужинских воинов да около двух сотен степняков, которым не помогали обычные средства.

Магички, посовещавшись, сокрушенно поведали, что тут нужен особый состав, изготовить который они не в состоянии, поскольку под рукой нет нескольких важных компонентов.

– Каких? – поинтересовалась Дарика нетерпеливо, за что получила осуждающий взгляд от Аора Мак Арса – негоже младшей ученице вперед наставников с вопросами соваться.

Оказалось, нужен корень драконьего языка, цветы заткни-пасти и трава трезубец Шеонакаллу.

– Ничего себе! – по-мужски присвистнула Алтен, заслышав перечень зелий. – Положим, заткни-пасть еще можно найти об эту пору. Но драконий язык? Я уже о трезубце не говорю. По-моему, он уже лет пять как не появлялся на рынке. Пора эту траву в Черную книгу заносить.

– Точно, – поддержал коллегу Аор. – Трезубец Шеонакаллу если и попадается, то доставляется контрабандой и идет на вес золота.

– А как он выглядит? – снова полюбопытствовала степнячка, не обращая внимания на хмурящегося мага.

Это он только с виду такой суровый, а на самом деле очень добрый и мягкий человек. Всегда готов поделиться знаниями, помочь советом.

Кормчая Ага Кос безмолвно подала девушке книгу с картинками. Читать на этом языке Дарика не могла, но рисунки были выполнены столь искусно, что никаких комментариев не требовалось.

– Да это же куриная лапа! – всплеснула руками юная кочевница. – В Степи она мне попадалась. И этот корешок тоже. Он по-нашему зовется… э-э-э…

Глянув на присутствующих мужчин, особенно на Артема, она покраснела. Называть такое вслух ей не хотелось. Уж больно неприлично.

Может ли она раздобыть нужные зелья, знаками спросила кормчая Братства Грайи.

– Конечно, – с готовностью подтвердила Дарика. – Вот только путь неблизок. Тысячи две полетов стрелы, а то и все три.

– Это ж сколько по-нашему? – попытался прикинуть Макеев.

– Ну километров сто пятьдесят-двести, – перевел Артем.

– Так за чем дело стало? – пожал плечами майор. – Берите грузовик – и вперед.

– Но там, может, пару дней повозиться придется, – молвила степнячка. – Пока нужное отыщется.

– Ничего, – заявил комроты. – Больные потерпят?

Ага Кос кивнула.

– Вот и славно. Мы тебе напарника дадим, чтоб не скучно и не страшно было. А потом машина придет и заберет вас с сырьем. Ты что думаешь, Артем? Кстати, не желаешь сам на экскурсию прокатиться?

Хитро покосился на парня, не сомневаясь в его ответе.

Стояла глубокая тишина, которая бывает только в степи или пустыне. Где-то очень далеко прокричала какая-то птица.

Небо было густо-черным, как бархат, и звезды казались бриллиантовыми крошками. Затем вершина ближайшей сопки засветилась красноватым отблеском. Артем инстинктивно потянулся к автомату, но тут же догадался, что это всходит молодая луна. Он нервно усмехнулся.

«Вот так и пошли все разговоры о нечистой силе».

Потом поймал себя на том, что другой рукой держится за амулет на поясе. И вновь усмехнулся про себя.

Вскоре над сопкой поднялся узкий серпик месяца с выгнутыми кверху рожками.

Терпко пахло степными травами.

И рядом была та, которая занимала почти все его мысли.

Кожаная безрукавка на голое тело, скрепленная лишь одной фибулой на груди (и на какой груди!). Волосы, заплетенные в девчоночьи косички. А как позванивали подвески, вплетенные в эти коски, когда она встряхивала головой! Даже эти звуки, вроде самые обычные, казались ему такими приятными. И даже кривая сабля и пистолет, висевшие на поясе, не портили облика юной степнячки.

Воистину дочь этого мира.

– Ты не мерзнешь, Дарика? – спросил Артем, поежившись.

– А разве холодно? – совершенно искренне удивилась она и чуть слышно рассмеялась, блеснув великолепными зубами.

От нее пахло мятой, той самой духовитой и крепкой мятой, что растет на берегах степных рек.

За то короткое время, пока он общался с Дарикой, Серегин окончательно уверился, что перед ним замечательная во всех отношениях девушка. Его влекло к ней с неведомой силой, и временами младший лейтенант даже задумывался, а не влюбился ли он?

Неужели и в самом деле? Но ведь парень и сказать ей об этом не осмелится. Хотя бы потому, что совершенно не представляет, как это сделать.

Все решилось само собой.

Этой ночью она просто пробралась в его палатку, приподняла покрывало и легла рядом. А потом принялась снимать с себя одежду.

Мир, полный кипучих страстей, никчемных и значительных событий, отступил, отдалился, растворяясь в мареве забвения. Куда-то подевался и ветер, несущий пробирающую до костей сырость, поутих плеск талой воды, стремящейся к реке. Зато неожиданно мощным стал волнующий свежий запах земли с тонким оттенком радости и совсем еще молодой травы.

Артем лишь глупо спросил:

– Почему я?

Ответом была ее рука, раздвинувшая складки его одежды… Он откликнулся, положив свою руку чуть ниже ее пупка, задержался там некоторое время и начал бережно поглаживать нежный вздрагивающий живот от щекочущей курчавой поросли до двух восхитительно упругих яблочек.

Маленькие сильные ладони степнячки с неожиданной силой вцепились в его плечи, дыхание ее стало шумным и прерывистым. Парень подумал, что должен бы решительно отстраниться, вскочить. Но не было сил…

Утром прибыл долгожданный грузовик (хотя Серегин даже пожалел об этом – не могли задержаться еще на денек, что ли?).

…Дарика крутилась перед огромным зеркалом, которое занимало половину стены в ее комнате. Первый раз видела зеркало такого огромного размера и такой чистоты – все же чужинцы не знают цены своим умениям. Еще больше девушка удивилась бы, узнав, что зеркало это валялось в загашнике клуба в/ч № 312341 и попало сюда случайно – как возможный подарок какому-нибудь дикарскому царьку.

Она волновалась – ведь ей предстояло вступить в законный брак.

И она не знала, как себя вести.

Единственным выходом из данного противоречия была мысль – просто надеть самую лучшую и изящную одежду, какую только можно найти.

А что может отыскать девушка без рода, без племени в совершенно незнакомом городе?

Спасибо, Алтен выручила, ради такого случая разворошив собственный гардероб. Кое-что прислала и Ага Кос – в благодарность за сотрудничество.

Свободно лежащие волосы кочевницы (замужней женщине не пристали девчоночьи косички) украсила ажурная золотая диадема с изумрудами, хорошо смотревшимися на старом белом золоте – подарок кормчей. Ювелиры Конгрегации всегда славились своим мастерством, а грайитки – умением разбираться не только в травах, но и в драгоценностях.

Ушки украсили серьги с теми же камнями. На шее красовалось широкое наборное ожерелье.

Платье белоснежного шелка ниспадало почти до полу. При этом живот она оставила голым, ибо именно такова была мода в империи Эуденоскаррианд.

На ногах красовались легкие сандалии, пряжки которых были выкованы из золотых монет.

Дарика повертелась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, и неожиданно рассмеялась – она вдруг подумала о том, что, выглядит не хуже любой принцессы.

О том, что они поженятся, Артем сказал ей сразу после того, как они прибыли в Октябрьск и, сдав «добычу» магичкам, отправились в казармы отдыхать.

А потом к ней зачем-то пришел местный старший писарь и спросил, как звали ее отца?

– Не знаю, – ответила девушка просто. – В том отряде, где служила моя мать, был десяток отважных воинов, с которыми она делила ложе. Так что лишь Священной Луне да Вечному Небу о том ведомо.

Писарь как-то странно на нее посмотрел и исчез, ни слова не говоря.

Она даже чуть испугалась, кто знает, а вдруг чужинские обычаи запрещают Артему жениться на девушке, у которой нет известного отца.

Но слава богине, все позади и скоро уже…

Вошел Артем.

На нем было парадное одеяние офицера – весьма красивого сине-зеленого цвета. Девушка такие видела лишь на картинках.

Сопровождали его двое друзей и сардар Мак-кев.

– Вот так всегда, – с напускной строгостью обратился он к молодым людям. – Отпускаешь воина в увольнение, а он оттуда с боевой подругой норовит вернуться. Как жить теперь станете?

Девушка непонимающе хлопала ресницами. Чем они разгневали сардара? Задание ведь выполнили, зелья привезли. Чего ж еще?

И тут заметила, что командир улыбается во все тридцать два зуба.

– Тут только одно можно сделать и сказать. Итак, уважаемые товарищи Дарика Тенгриевна Серегина и Артемий Петрович Серегин, поздравляю вас с законным браком. Совет да любовь, как говорится. – Протянул ей какую-то коричневую картонку. – А это от командования! Так сказать, в подарок первой интернациональной семье! – В руку Дарики лег ключ. – Живите долго и счастливо. И не вздумайте это дело зажать! Завтра же ждите гостей на свадьбу и на новоселье!

Проводил парочку до их нового места жительства (однокомнатной квартирки с небольшой кухонькой, где стояла буржуйка) и откланялся.

– Теперь я член твоего клана! – самодовольно произнесла Дарика, вертя в руках выписанное в штабе свидетельство о браке. – Ты не представляешь, как я об этом мечтала! Я теперь не одна – у меня снова есть свой клан. А главное – твой сардар дал мне второе имя. В честь бога Неба.

Артем усмехнулся про себя.

Просто офицер комендатуры не знал, как выйти из положения, и дал его возлюбленной отчество от имени того самого бога, которого она упомянула в разговоре. Тай-Тенгри – Вечное Небо.

И вдруг со щемящей нежностью подумал, что эта сильная, красивая и такая наивная в чем-то молодая женщина верит в него, главу своего клана, больше, чем во всех богов обоих миров.

Северные отроги гор Летящего Льва.

Рудничный поселок 13-го управления КГБ СССР

Сутар Хмор с достоинством прихлебнул вина из фляги, вытер усы, неторопливо закрыл сосуд и столь же неторопливо повесил его на пояс.

Начальство предписывало выпивать не меньше фляги красного вина в день (это же надо – начальство заставляет пить вино!), правда, оговаривая, что делать это надо не на службе, а после нее. Но поскольку хозяева почти не заглядывают сюда, отчего бы не воспользоваться возможностью? Зачем это нужно, чужинцы не уточняли. Надобно, и все!

Опорожнив флягу наполовину, он вновь глянул вниз, в карьер, где копошились закованные в цепи люди в выгоревшем рванье.

Его подопечные.

Там внизу под прицелом пу-ле-метов,расставленных вдоль обрыва, вперемешку с клеймеными каторжниками – матерыми убийцами и грабителями – работали бывшие жрецы-резники, бывшие сотники и тысячники, бывшие чиновники и храмовые стражники, бывшие благородные мужи, бывшие…

Одним словом, бывшие люди.

Выломанный из скал черный камень – ломкий, со смолистым отблеском, залегавший в скалах тонкими пластами и прожилками, складывали в короба и на запряженных ослами повозках отвозили к стене котлована. А потом огромная лебедка подтягивала груз вверх на стальных тросах.

Там работающие в кандалах грузчики опорожняли короба в огромные железные ящики – на каждый пошло металла столько, что хватило бы на полный доспех и оружие для сотни гвардейцев. Эти ящики ставили на самобегающие повозки пришельцев и увозили куда-то по горной дороге.

В общем, обычный быт каторжного рудника, разве что эти механизмы – грохочущие и дымящие… А в остальном привычное дело.

Старший надсмотрщик Сутар Хмор был вполне доволен своей жизнью. Конечно, он по-прежнему побаивался этих воинов с их страшным и непонятным оружием, самоходными повозками и всем прочим. Но он уже успел понять две вещи.

Во-первых, чужинцы такие же люди, как он.

Во-вторых, он, бывший рудничный надсмотрщик Сутар Хмор, им нужен, ибо без него и его сослуживцев этот рудник не будет работать.

А рудник для пришельцев почему-то очень важен, просто необходим.

Хотя на их языке надсмотрщик выучил от силы десяток слов, но по выражению лиц начальства, когда оно говорило с приезжавшими сюда военными высокого ранга, и по напряженным гримасам сардаров, догадывался об этом.

Вообще зачем чужинцам этот смолистый черный камень, слухи среди надсмотрщиков и охраны ходили самые разные. Одни говорили, что с его помощью зайды могут превратить в железо любой камень: поэтому, мол, у них так много стали. Другие утверждали, что именно из него делается та зловонная жидкость, которой они кормят свои машины. Третьи намекали, что он нужен для какого-то жуткого колдовства. Спросить напрямую у хозяев никто не отваживался – даже переводчики, ближе всего сошедшиеся с ними.

К слову, чужаков на руднике было немного. Человек десять мужчин уже в годах – горных мастеров и механиков, обслуживавших огромные лебедки и повозки, полсотни солдат, пара офицеров, лекарь и поставленный над всем этим немолодой человек, носивший забавную шляпу и узкий кусок материи на шее – управляющий копями.

Теперь он с улыбкой вспоминал те первые дни…

О том, что Сарнагарасахала больше нет, а Не Имеющий Имени сокрушен, на их прииске, добывавшем железную руду, узнали через пол-луны после падения столицы.

В первые дни они в отчаянии думали бежать, бросив все на произвол судьбы, но у них почти не было лошадей, а уходить пешком значило обречь себя, жен и детей на плен немирных горцев или, того страшнее, на мучительную смерть от рук освободившихся каторжников.

Ведь не перебьешь же все пять тысяч рабов?

А на третий день, когда уже начали волноваться каторжники (до них каким-то образом дошли слухи обо всем происшедшем), к ним на рудник явились и сами пришельцы, о которых последний месяц только и было разговоров.

Они приехали на десятке самоходных боевых повозок из стали, и с ними был отряд степняков и наемников с южной границы.

Освободили должников и недоимщиков (а заодно и богохульников!), даже обычных воров. Оставили в кандалах только душегубов с разбойниками, да еще насильников и прочих осужденных за подобные дела.

А потом сардар пришельцев собрал надсмотрщиков и сообщил им, что они все, разумеется, кто пожелает, будут приняты на службу к новым властителям. Хмор согласился – ему нужно было кормить семью, а ничего другого, кроме как стеречь преступников, он не умел.

Их всех перевезли сюда на самобеглых повозках (о Неназываемый!), одели в одинаковую серую одежду с алыми накладками на плечах. Погонами, как называли тряпичные прямоугольники, пришитые на плечи. При этом на погонах иногда имелись полоски – у кого-то три, у кого-то две, у кого-то одна, а у самых младших – ни одной. Сам Хмор получил одну широкую продольную полоску, что означало ранг самого старшего из солдат.

Всем им выдали жалованье вперед – на его долю пришлось три золотых.

И объяснили, что тут будет новый рудник.

Из деревьев, срубленных на склонах, команды из освобожденных рабов воздвигли первые бараки, обнесенные стальной проволокой с колючками, на вышках поставили чужинские метатели… И уже через две недели они приняли под свой надзор первых рабов – тех самых каторжников с железных шахт – и первые удары кирки потревожили горные пласты в этом забытом богами месте.

Таким образом, Сутара Хмора пришельцы не только не обидели, но даже повысили в должности. Более того, жалованье, которое начали ему платить, было чуть ли не в пять раз больше, чем он получал на железных копях в Сейдале.

Работа его мало отличалась от той, к которой он привык. Правда, порядки на руднике были не такие, как прежде. Никого не запарывали насмерть, не вешали, а самое большее – сажали в карцер на воду и хлеб. (Что отчасти разумно – какая польза от трупа?) У стражи отобрали сабли и плети – прежнее оружие надсмотрщиков. Да и вообще, находиться среди каторжников с оружием было запрещено, и Сутар не мог не признать, что и в этом есть резон.

Зато всем выдали чудесные дубинки – целых двух видов. Одни – раздвигающиеся, из вложенных друг в друга тонких металлических трубок, с шариком на конце, которые можно было, сложив, легко сунуть за пояс. Другие, сделанные из непонятного черного материала, легкие, как будто деревянные, и в то же время гибкие. Ударишь такой каторжное рыло поперек хребта – будь хоть самый крепкий, взвоет от боли, как степной волк. А ни ребра, как от деревяшки, не сломаются, ни кожа, как от кнута, не лопнет. Отдышался и вновь кайлом машет по-прежнему! Просто загляденье, что за дубинки!