Текст книги "Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

ˮПока на тебя встает, ты молода,ˮ − но оценить её мудрость может только та, чья пора – осень.

Колин метко кинув виноградиной в Лисэль, попал в низ живота. Показал веточку, с болтающимися двумя виноградинами.

− Тут еще осталось!

– Иди ко мне! – голос Лисэль просел от нахлынувших желаний. Острых и необузданных.

− Просишь или настаиваешь?

− Требую!

− Тогда иду.

Отложив общипанную гроздь, Колин еще раз плеснулся и поднялся из ушата.

− Господи, малыш!

Унгриец демонстративно оглядел свое мужское естество.

− Мне оскорбиться?

− Это же… это… это… Ужас!

ˮТолько и всего? Показать изъеденное сколопендрами брюхо?ˮ − поразился Колин реакции Лисэль.

Камер-юнгфер не сводила глаз с россыпи мелких шрамов на груди и животе унгрийца. Вчера ей было не до разглядываний любовника.

− Мой наставник применял своеобразный способ прививать знания. Не очень приятно, но весьма результативно. Я даже его не проклял.

− Он тебя наказывал? Куда смотрела родня? – преисполнилась Лисэль великого негодования и великой нежности.

− Наказывал? Вовсе нет. Поощрял, не делая того, что делал с огромным удовольствием. А родня? Разве у матери есть право вмешиваться в судьбу взрослого сына? А отец? Он на войне большую часть своей жизни. Маркграф Поллак никогда ни принимал и не понимал соплей…. Подай обсушить воду.

− Но это безумие! − Лисэль немного морщась и кривясь, поднялась с постели, принести банную ткань. Она так и не отвела взгляда от шрамов.

− Клянусь, матушка не причастна. Святая женщина.

Колин помочился, журча в ушат.

− Что ты делаешь? – рассмеялась камер-юнгфер, подавая лен.

− Помечаю территорию!

Лисэль в порыве уткнулась во влажный торс, жадно вдыхая запах желанного мужчины. До головокружения, до сладких спазм, до истечения соков. Задыхаясь от нахлынувших эмоций, потянулась поцеловать Колина.

ˮОн мой!ˮ − падала в бездну своих чувств камер-юнгфер, забыв все предостережения и обеты, прошлые ошибки и обиды. Она простила сильному полу измены, обман и унижения, ради одного из них. Нет, она не строила планов – у нее их не имелось, не загадывала на завтра – что ей завтра, она хочет жить и любить сегодня, сейчас, в эти мгновения. Единственно в чем непоколебима − владеть унгрийцем. Без остатка.

ˮВсем и полностью. До последней капли! ˮ − и ей опять сделалось весело. Про каплю − замечательно!

Можно десятки раз наблюдать человека запутавшегося в любовных тенетах, можно дать бедняге сотни предостережений не попасться в западню и тысячи советов избежать напасти. Но не один из них – ни один! не подойдет для самого советчика, остеречься сладкого плена.

Лисэль вдруг отшатнулась, ожгла Колина пронизывающим взглядом и тут же не утерпела, расхохоталась.

− Ты мерзкий мерзавец.

− Даже так? С чего вдруг? И в таком качестве?

− А ты не догадываешься?

− Подозреваю, но не уверен.

− Не смей! Не смей больше дотрагиваться до Сати!

− Не сметь?

− Не смей!

− Как скажешь. Не смею.

ˮА грудь у нее и вправду не очень,ˮ − подумалось Колину, глядя на негодующую и смеющуюся камер-юнгфер. Безо всяких угрызений совести отметил. − ˮНо каштаны по всему мне обеспечены.ˮ

То, что для тебя никто не сделает, сделает женщина обреченная любить. Нет ничего опасней, когда обреченность эту она возвысит до жертвенности.

ˮМы все приговорены любить и ненавидеть,ˮ − посочувствовал унгриец ничего не подозревающей Лисэль. Но если камер-юнгфер в чем и испытывала потребность в данный момент, то это вряд ли сочувствие.

В,Отплясывающую Ведьмуˮ Колин припозднился. Прогулка немного освежила и настроила заниматься делами.

ˮЗаниматься ими в постели с эсм Кирх гораздо приятней,ˮ − съязвил он за попытку отлынить.

В снятом номере кровать, хороший стол, застеленный чистой тканью, зажженный семисвечник и два табурета. Ридус унгрийца заждался. Сильно нервничал, боялся и с радостью бы удрал, но отчего-то, уже взявшись за дверную ручку, раз за разом уход откладывал. Мотался от окна к двери, от стены к стене, садился, вставал и не находил себе ни места, ни покоя.

Колин резким жестом пригласил нервничающего Ридуса расположиться напротив. Обошелся без всяких приветствий.

− В игре, в любой игре на интерес, важно все. Мелочей нет. И быть не может. То, что минуту назад казалось незначительным и второстепенным, спустя мгновение окажется жизненно необходимым.

Ридус повинуясь знаку, подал новенькую колоду карт.

− Вступая в игру, − продолжал говорить Колин, − можешь быть не знаком со своими противниками. Так даже лучше. Они о тебе тоже без понятия. Можешь путаться в правилах. Не смертельно. Выучишь. Большинство игр схожи. Особых затруднений не должно возникнуть. Без чего не обойтись − без знаний самих карт. Само собой, лицевой стороны, что, в общем-то, естественно и несложно. Семерки, шестерки, чаши, розы, мечи. И обратной. Здесь как с человеком, обратная много важней. Только кажется, карты в колоде одинаковы. А на самом деле? Тут пятнышко от краски. На этой поплыл рисунок. Здесь бледно – непрокрас. Рубашка смещена. Волосовина попалась, оставила тонкую полоску. Неровно обрезан край. Теперь сопоставим, − Колин перетасовал колоду. – Смотри. Вот человек, − карта легла на стол. – И вот человек, − вторая рядом. − Похожи? Похожи, но разные. Один Король Чаш, − Колин перевернул карту, верно назвав, весˮ. – Второй шестерка роз, − снова правильно назвал унгриец. – Все как в жизни. И чем лучше определишь кто есть кто, тем легче тебе завязать нужную дружбу, − быстрые движения перетасовать колоду, − с одними, − Колин выложил ряд картинок. – И избегать других, − нижний ряд одна мелюзга, не старше семерок.

Новая тасовка. Не магические пасы, а скоростное короткое, хлопаньеˮ уверенных рук.

− Валет Чаш, − глядя на рубашку назвал Колин. Показал карту игровому. Ридус, походивший на зачарованного змеёй кролика, кивнул.

− Дама Роз.

− Верно.

− Шестерка Мечей.

− Угадал…

− Не угадал. Гадать не следует. Гадают гадалки влюбленным девицам, юнцам замученным воздержанием, вдовам, желающим нового мужа. К особо удачливым и пронырливым, обращаются короли и канцлеры. Не от большого ума, надо отметить. А тот, кто живет с игры, должен знать точно. Потому, прежде чем играть, или, в редком случае, уже играя, установи соответствие лицевой и обратной стороны всякой карты в колоде. Начинай, − поторопил Колин и вбил в столешницу баллок. Пояснил зачем. – Для остроты восприятия.

Ридус мучился и потел, запоминая масть, вес и рисунок рубашки. Попервоначалу много ошибался. Почти всегда. Но за усидчивость и настойчивость был вознагражден. Успех пусть и скромный, подзадоривал, настраивал продолжать. Жадная мысль забегала вперед, маня за собой чудесной сказкой. Кому волшебный горшочек варить золото, кому четыре заветных масти, вытягивать нобли из чужих карманов.

− Пробуем, − Колин забрал и перетасовал колоду, кинул карту.

− Девятка…, − не очень уверено произнес Ридус. − Девятка чаш.

Вскрыл. Она! Следующая.

− Туз Мечей, − поколебавшись, назвал игровой.

Еще. Не по порядку.

− Дама Роз, − окреп голос Ридуса.

− Мимо.

Потребовалось дополнительных полтора часа, отложить в памяти едва ли четверть колоды. Ридус взмок, рубаху выжимай! Хотел пить, но он о том и заикнуться боялся.

− Одновременно с запоминанием, держи в уме какие карты вышли, а какие остались и могут сыграть против или за тебя, − давал наставления Колин. − Обязательно обращай внимание на руки противников. И вообще за поведением за столом и вокруг стола. Например, − унгриец взяв раздачу, подровнял, стукнув боком о стол. − Может означать у меня два козыря. А вот так, − сровнял по торцу, − Два туза. Как договорятся. Потому за игроками следи в оба глаза. Почесывание, шмыганье, переглядывание. Все. В игре неважного не бывает. Если не хочешь оказаться без гроша.

Колин продемонстрировал Ридусу несколько трюков с условными сигналами. Некоторые игровой знал. Но его, некоторыеˮ песчинка в безбрежной пустыне!

− Теперь раздача, − объявил унгриец начало нового этапа обучения.

У Ридуса глаза полезли на лоб. Колин творил с колодой невообразимое непотребство. Показал десяток способов, честныхˮ тасовок, после которых соперники гарантировано останутся без штанов. Свободно раздавал себе тузов, королей, любую масть, любой порядок. Поделился некоторыми способами, правильноˮ сдвигать. Ридус познакомился с таким количеством жульничества, что не выдержал и в сердцах брякнул.

− Это бесчестно! – простосердечно негодовал он, задохнувшись от возмущения и собственной беспомощности перед наглейшим плутовством.

− Разве? – недоумевал Колин взыгравшей щепетильности Ридуса.

− А что же еще? Чистейший мухлеж!

− Не страдай морализаторством. Игра есть игра. На деньги особенно. Кстати, дверь закрыта?

Ридус оглянулся. Привстал увидеть задвижку.

− Закрыта. Сами заперли, когда вошли.

− Да? Ну, хорошо. Давай проверим, еще раз усвоение уроков. Это можно убрать? – спросил Колин великовозрастного ученика о торчащем в столешнице баллоке.

− Сделайте милость, − с облегчение вздохнул Ридус. Вид оружия его беспокоил. Напоминал о незавидной судьбе Воробья с сотоварищами.

Раздача шести карт. Игровой не прочитал ни одной.

− Это вроде валет…. А это…. Это кажется… десятка чаш…. А это…. Кажется… кажется туз мечей.

− А кажется тебе потому что…, − Колин шлепнул на стол вторую колоду. – Пока ты лупился на дверь, я её поменял. Твоя ошибка, ты притащил дешевую колоду за три штивера. Такие берут все. Я тоже. Потраться на такую, − рядом легли дорогие карты с двух сторон покрытые лаком. – Подвох удался бы, лишь знай я заранее о купленной тобой колоде.

Игровой готов возмущаться. Но чему? Собственной промашке?

− Всего не предвидишь, − последовало не утешительное заключение от Колина. − Но азы понимать надо. Могут купить колоду при тебе, но набьют крап и занесут её торговцу загодя. Или отправят слугу, купить новую. А он, получив на лапу, притащит, уже известную твоему противнику. Деньги. Деньги, мой друг, заставляют человека искать способы зарабатывать их легче и вернее. И если ты высокочувствительный идеалист − не играй. Даже на щелбаны.

− Я так не смогу, − близкий к отчаянию Ридус, обхватил голову.

− Сможешь. Как только первый раз облапошишь жирный кошель, не полагаясь на удачу, а опираясь на выпестованное и отточенное умение. Сможешь. Будешь стараться мочь еще и еще. Это как с хорошей женщиной. Одного раза всегда недостаточно. Но тут главное не повторить неосмотрительности в Большой Лодке. Кстати, некоторые, не вызвать подозрения, играют на один карман, − унгриец ехидно улыбнулся. Ридус едва не взвыл. − Бьют банк на двоих. Не бросается в глаза.

Игровой был подавлен. Оказывается, он фактически ничего не знал об искусстве играть и не проигрывать. Так, самые вершки. Верхушки верхушек!

− Попробуй в кости.

Колин извлек припасенный набор игральных костей, тряхнул в стаканчике и кинул. Шесть-шесть. Собрал и подал Ридусу.

− Твой ход.

Кинул Ридус. Два-пять.

− А теперь я.

Шесть-шесть.

Один-три.

Шесть-шесть.

Пять-три.

Шесть-шесть.

− Как это? – обалдело смотрел Ридус на кубики, исправно выдававшие выигрыш противнику.

− Просто. Играй не двумя, а четырьмя костями, − Колин показал игровому две запасные кости, зажатые складками на ладони. – Дело, лишь вовремя подменить, подавая кости для броска на обычные, и когда бросаешь сам, на собственные. Еще бывают кости крапленые. Их подпиливают по нужным граням, тогда необходимые числа выпадают чаще. Иногда в кости сверлят отверстие и заливают свинец. Играют костями числа, которых продублированы. Или делают грани выпуклыми или вогнутыми. Но даже если нет возможности играть подготовленными, при достаточной тренировке спокойно выбросишь больше противника.− Колин отложил стаканчик. – Кости можно подкручивать, бросать парой, либо заставить скользить. Верная рука нужна не только метателю дротиков и мечнику.

Игровой отчаялся окончательно. Он полное ничтожество. А мнил-то, мнил…

− Ходить тоже не сразу учатся… Но учатся, − снизошел Колин приободрить Ридуса. − Так что дерзай. Время у тебя есть.

− А потом что? – игровой уныло смотрел в стол.

− Потом долги возвращать. О процентах с них, я промолчу.

− Процентах? – всполошился Ридус.

− А ты как думал? Я не Ренфрю, но сотая часть в день.

− Но это тридцать процентов в месяц! У братцев и то не больше двадцати!

− Тогда поторопись. Пока пальчики все на месте. И голова.

Выгорели свечи. Весь запас. Сопевший Ридус никак не мог расстаться с колодой. Кости это не его.

Еще утром игровой считал себя неудачником, которому фатально не повезло. Теперь, пересмотрев причину невзгод, сошелся на мнении, он простой дурак. Самонадеянный дурень, попавший в такое дупло, что и не выбраться скоро.

Пожертвовав еще несколько часов на обучение, Колин оставил Ридуса наедине со своими думами и терзаниями. Поражения надо уметь пережить. Надо хотеть пережить. Главное, не ошибаться в истинных причинах краха. И начинать искать не в абстрактном где-то, а конкретно в себе родимом.

К ночи, на улице разыгралась непогода. Ветер задувал редкие фонари, скрипел вывесками, гремел жестяными карнизами, выл в водостоках, пробрасывал снежок и ледяную крупку. В двух кварталах от Хирлофа, у перекрестка Зольной и Мельникова Камня, Колина окликнули. Человек кутался в плащ. Он не боялся быть узнанным, промерз до сердца.

− Торопишься спать? – гнались и не могли угнаться за унгрийцем. – Не рановато ли? Для барона?

− Предложи более стоящее? – узнал Колин говорившего с ним.

− Предложу.

7. День Святого Руффина (7 октября.)

,….Хочешь заставить петуха танцевать, поставь его на раскаленный противень.ˮ

Оплот серебристо-черных произвел на унгрийца двойственное впечатление. Толщ камня, задранная ввысь. Узкие звериные зрачки стрельчатых бойниц. Тяжеленные галереи, подъемные мостики, раскачивающиеся на цепях подвесные переходы, балконы с раздвижными ставнями, эркеры, машикули, подковы арок, подошвы пилонов, ребра контрфорсов. Есть где встретить и переждать лихолетье. Лишенное праздных излишеств, ненужной броскости, нефункциональных конструкций, грубое зодчество подчинено войне и создано во имя войны, и таковым останется, сколько не переделывай и не переиначивай.

Суровую картину портили люди. За въездной герсой маловразумительная, необъяснимая, иррациональная суета засидевшегося вольного кочевья. И не беда бы. Так ведь не съедут. Не отправятся в чужедальние дали проливать свою и чужую кровь во славу оружия и предков. Не оплачут на тризнах доблестных и не восхвалят на пирах великих. Откуда им взяться, среди слизней, обжившихся в стенах-ракушки.

Повсюду ненужный цвет…. Яркие стяги, вымпелы с острыми фестонами, полотнища с девизами. В окно башенки, смятой простыней, вывешен гонфалон. Ветер треплет вышитые серебром и золотом гербы. Плотные ткани беспомощно хлопают, подобно увечным птицам, не способным больше встать на крыло.

Запредельная насыщенность звуками…. Получив пинка, возмущенно скулит собачонка. Хрипят и давятся рыком некормленые хауленды. Топотят и фыркают лошади. Визжит хряк от неумелого удара под лопатку, попасть в сердце. Гремит наковальня. Булькает вода, исходит белым паром, приняв раскаленный металл.

Въедливая и прилипчивая вязкость запахов…. Кислотность помоев и нечистот. Затхлость подвалов. Вонь конской мочи и паленой щетины, с примесями прокисшего, дымного и чадного.

Толчея и возня…. Мелькают плащи, шапероны, старомодные гамбезоны, двуцветные джеркины, вышарканные упелянды и конечно, серебристо-черные пурпуэны. Что-то волочат, таскают, переносят, разгружают, кричат, ругаются, смеются…. Ни к месту, ни ко времени, бестолково и безостановочно.

− Всегда так? – обратился унгриец к на удивление молчаливому Эсташу. Нужно же любопытствовать. Должно же хоть что-то заинтересовать в логове баловней и фаворитов.

Кавалькада в составе Колина, Трэлла, Бово, Юссена и Лестора − один в сопровождении четырех − пересекала замковый двор, объезжая повозки и расталкивая нерасторопных пеших.

− Как так? – скуден на слово Эсташ. Вилас сегодня воздержан в разговоре и предпочитает молчать. Распитый с утра кувшин гарганеги к словоохотливости не побудил.

− Как на базаре.

− Терпимо, − соглашается и не соглашается Эсташ с унгрийцем.

− Это еще что! – подлез Лестор. Вечный жених полный контраст с Трэллом. Не заткнется. − На Витта яблоку негде упасть.

Мощенный отвилок к башне. Им мимо. Жилище инфанта – позднее порождение нерадивых рук и голов. Сплюснуто, ужато. Не гранит, а крупный кирпич. Волны швов и трещин под самую крышу. Цветная побелка смыта дождями, горгульи карнизов жалки и унылы. Розовый куст под окнами спальни, не прижился и топорщится голым бодыльем. Распоряжаться деньгами, а, следовательно, и людьми, Даан явно не умел.

Длинная крытая коновязь, под вековой коробленой дранкой. Обмелевшая поилка замусорена сенной трухой и очистками. В конце спуск в одну широкую ступень-плиту.

− Не лучший патрон, − продолжает Колин разговор о Краке. О чем же еще говорить, с виласами в их примечательном доме.

− Нас утраивает, − мучается отвечать Трэлл. − Святой покровительствует всем пешим и конным воинам.

− И виласам? – наблюдает унгриец дрыхнувшего выпивоху в серебристо-черном. Серебра от грязи почти и не видно.

Ответа не дождался. Не расслышали издевки? Или пока простили?

− Сюда, − показал Эсташ направление к площадке.

– Здесь обычно отрабатываем фехтинг, или попросту болтаемся, − старается, растолковывает Лестор. − Или нас гоняет аппелс.

− Или мы его, − решился поучаствовать в разговоре Юссен, до этого упорно изображавший немого истукана.

,Здесьˮ − квадрат низкого заборчика, с врытым в середине столбом. Влажный от растаявшего снега песок сорен битыми черепками, конским навозом, давнишними и свежими огрызками, птичьими мелкими костями и яичной скорлупой. Двое мечников самозабвенно лупят друг дружку увесистыми колбенами*. Постижение мастерства дается туго. Колбен не детская погремушка, долго не намашешь.

ˮУ чулочников получалось живее,ˮ − сравнил Колин с состязанием в, Рыбыреˮ. Странное чувство вторичности не покидало унгрийца от самого въезда. Подобное видено и сейчас повторяется в худшем своем варианте.

Быстро притомившись, фехтовальщики взяли роздых, вытереть пот, поговорить, проверить насадку гард, надежность рукоятей, убрать острые отщипы.

− Кордегардия, − указал Эсташ на пристройку из бурых неровных гранитных блоков.

Как и во всех кордегардиях мира в ней бардак и битком народу играть в карты. Резались самозабвенно и шумно, под горячее одобрение зевак, поставив на кон последний грош, крестильную цепь и нательную рубаху.

За кордегардией, под мрачной аркой, спуск в полуподвал.

− Карцер? Хлеб, вода и крысы.

− Без крыс.

− Без крыс? – не верится Колину. − Чего бы тогда не сидеть!

ˮБудто сидел!ˮ – злая морщина сложилась в углах губ Юссена. Вилас в несчетный раз совладал не выплеснуть неудовольствие званным гостем. Унгриец для него не извлеченная заноза. Терпи не терпи, дальше только хуже.

− Компания исключается, − острит неугомонный Лестор. − Одиночка все-таки.

Площадка спешиться, передать повод в услужливые руки прислуги.

− Не кормить и не поить, − предупредил Колин. Конюх растерянно глянул на кого-то за его спиной.

ˮИ лошадку не пожалеют!ˮ − восхитился унгриец уровнем своей не популярности у виласов и устрожил попечителя жеребцов.

− Голову оторву!

Из замковой трапезной гудение голосов. Плотность посетителей за столами явно свидетельствовала, выход в Круг не очень-то занимательная забава, жертвовать временем и доброй компанией.

− Сюда, − торопил Эсташ продолжить движение и не отвлекаться.

Нагромождение арок. За ними поворот. Нырок в сумрак и сырость. Проход в темноте, почти на ощупь. Лестница ввинтилась в узость башенного пространства. Клацнули решетки, пропуская дальше, в тесноту низких сводов.

− Не наступайте на пятки, − бросил Колин идущему за ним Лестору. Вилас в роли буфера между ним и Юссеном. Последний сильно в дурном расположении.

− В Круге уже начали.

− Вам же не в Круг.

ˮНе альбиноса ли подсунут?ˮ − заподозрил Колин серебристо-черных. Такая продуманность сделала бы честь любому прожженному интригану. Но рассчитывать на изобретательность умов Крака не приходиться. Хоть и говорят, месть блюдо холодное, но изысканность приготовления доступно не всякому.

− Арсенал.

Хранилище брони и булата под приглядом огромного ржавого замка, толстенного слоя пыли и эха, рассеченного на солнечные дольки узких оконных щелей.

Десяток шагов к свету и пространству. Свисту, крикам и хлопкам.

Амфитеатр. На ядовито-желтом смерзшемся в комки песке двое. Вертлявый вилас, сверкая серебром, что рыба чешуей, под общее одобрение, измывался над противником. Неповоротливый мечник в крови с головы до колен. Удар баклером стесал кожу со скулы, лоскутом свесившуюся до плеча.

Зрители, не наберется и двух десятков, разбросаны группками. Свободного места вдоволь. И трем сотням тесниться не придется. Эсташ, отвечая на приветствия, повел, расположиться ближе к ограждению ристалища.

− Шестая пара, − подсказали опоздавшим.

− Кто выходил? – любопытно послушать Лестору.

− Кастор, Морфи, Ллойд, Макдейл, − прозвучали имена поединщиков.

− Криди, − упомянули отдельно с наигранным восхищением.

− Ничего нового?

− А ты ждал, его прирежут?

− Не теряю надежд когда-нибудь засвидетельствовать его отбытие в лучший мир.

− Он скоро жениться, – подтрунивали виласы над незадачливым товарищем. – На своей смуглянке ошке.

− Они известные ведьмы! – предвидит Лестор незавидную участь Криди пасть не от меча, так от колдовских чар.

Колина привлек зарешеченный балкон, над входом в Круг. Откупленные Дааном, те, что остались, уныло наблюдают бой, в ожидании жребия сойтись с серебристо-черными. Скрасить время, им выставили небольшой бочонок с черпаком. Частили, подходить приложиться. Пили долго, с оттяжкой, запомнить вкус. Доведется ли еще попробовать.

ˮНе палкой же выгонят?ˮ − гадал Колин о своем участии в схватке. − ˮДолжен быть верный способ взяться мне за меч. И не когда вздумаю, а когда им потребуется.ˮ

Потенциальный противник, в Яме его не было совершенно точно, такой экземпляр не прозеваешь, скромно посиживал в углу. К бочонку не бегал. Лет сорок – сорок пять. Жилист, что лось по голодной весне, но не заморен. Определенно опытен. Для таких, единственный способ убедить себя жить дальше, когда кажется не зачем, не для кого и не для чего – бой! Неравный. Трудный. Изматывающий. Переселить, перемочь, рвать вены и нервы, захлебываться криком и кровью, но оказаться победителем.

− Вина? – подсунул Лестор унгрийцу алабастр с годельо.

− Откажусь, − не принял предложения Колин, будучи уверен, предложат и не раз. Он бы предложил. − Святой Витт довольствовался водой и ложкой меда, а дожил до ста пятидесяти лет.

ˮЗаговорщики! – пристыдил унгриец виласов. − Могли бы предложить выпить за короля. Благополучие королевского дома. За Святую Веру. От чего не принято отказываться. И не пойла, а ниббиолы.ˮ Последний аргумент наиболее весом.

− Рассчитываешь пережить аскета?

− В нынешнее время? Если только за печкой сидючи.

− Тогда выбирай, не сидеть, − передали унгрийцу список, не спрашивая, собирается он в Круг или же удовольствуется зрительским местом. Не вычеркнуты четверо.

– На этого обрати внимание, − ткнул пальцем в строку Лестор. – Финч.

− Девку прищучил или убил кого? – загадывал Колин повод схватиться с выкупным.

− Двух юнцов. Они решили, три месяца фехтинга хватит за глаза вести себя вызывающе.

− Поделом.

− Так-то оно так. Но благородство крови Финча оставляет желать лучшего.

− Он простолюдин?

− Самый что ни на есть.

Попытку виласов воззвать к кастовой неприязни неплоха, но слабо мотивирована. У юнцов кредо жить устремленными к славе и погибнуть в лавровом венке. Другое дело хрупкие и беззащитные. Дети, девицы, старики.

Мечник в Круге позволил себя зарезать. Избегался, вымотался, обессилил. Встал вкопанным, по-бараньи обреченно посмотрел куда-то в небо, подставив глотку перепилить.

Свист, жиденькие хлопки, нелестные отзывы.

Следующий повторил судьбу товарища по несчастью. Среди боя опустил руки и получил от виласа прямой удар в сердце. Немного крови. Больше возни, убрать покойника. Зрители не выказали ни малейшего одобрения легкой победе.

Перерыв в схватках, развлечь честную публику. Растянутому меж двух столбов насильнику, черный мастифф выел пах. Под душераздирающий визг и вой, рвал, отжевывал, выкусывал, давился глотать теплую человеческую плоть. Засунув морду в прогрызенный низ брюха, вытянул сизые внутренности. Чавкал и трепал.

В очередном поединке неожиданность. Противник серебристо-черного отказался брать оружие. Не испугался, но противился выступать на потеху жрущим и пьющим зрителям. Его неумно зарезали. Потом последовала хорошая скоростная сшибка колено в колено. Не будь на виласе защитного доспеха, неизвестно выжил бы, а так…. выиграл. С натяжкой заслужено.

− У баваров практикуется ритуал драться стоя на перевернутой бочке, − просветил Колин приятелей, обсуждавших успех сослуживца.

− Довелось посмотреть или поучаствовать? – допытывается Лестор, говоривший сегодня за всех. Его обязанность вести и поддерживать разговор. Он справлялся. Как умел.

− Угадал оба раза! – смешны унгрийцу старания виласа. В иных обстоятельствах подумал бы, в друзья хочет. Близкие, близкие.

Отдал Колин и должное выдержке Юссена.

ˮКак он меня терпит?ˮ

В Круг вытолкнули, танцующего мальчикаˮ. Вышвырнули. Он хныкал, ныл, ползал на коленях и стучал в калитку выпустить его. Должно ли так принимать свою кончину, извиваясь червем во прахе? Вовсе не смерти следует бояться. Прожитой жизни. Смерть лишь итог. И негоже быть ему жалким.

Меча несчастный избежал. От удавки не отвертелся. Захлестнули шею и удавили под одобрительную ругань зрителей.

В Круге вторая накладка. Здоровяк, которому Колин не дал и шанса, неожиданно выиграл. Копьем он владел худо, но применил за пастуший шест. Крепкий тычковый удар подтоком усадил виласа на задницу и завалил на спину. Побежденный выдувал носом кровавые сопли и хрипы. Бугай опасливо осмотрелся. На трибунах настоящее оживление.

− Сто штиверов за следующего!

Ему следовало отказаться. Прослыть трусом, вытерпеть свист и плевки, перемочь позорные прозвища – а их непременно дадут, но не принимать нового боя. Прежний уговор выполнил. Одолела жадность. Или взыграло ретивое? Крепче схватился за копье. Махнул – согласен!

Второй противник оказался сноровистей. Здоровяк прозевал удар, выплеснул содержимое брюха себе под ноги, жалобно взвыл и нырнул вперед. Трепыхающееся в агонии тело, набросив петлю на ногу, выволокли прочь. Растянувшиеся кишки собрали на грабли. Зрители скупо поаплодировали.

Слуга пробежался, заровнять и засыпать следы крови перед новой потехой.

ˮЯ тут до ночи проторчу,ˮ − жалко Колину времени.

Слепое правосудие. Преступника разложили на доске, а палачу завязали глаза и, отогнав на десяток шагов, закружили. С трех подсказок куда идти, палач должен отыскать жертву и исполнить приговор. Зрители ржали и всячески сбивали вершителя закона. В результате голова приговоренного осталась на шее. Удар пришелся ниже лопаток, разъяв тело практически пополам.

− Кирк аф Энклуд! – вызвал герольд, не вставая с места, следующего участника поединка.

− Давай боров! – подзадорили виласа. Выглядел боец и вправду, разожравшимся и неповоротливым.

Пока зрители восхищались умением разжиревшего увальня и отпускали соленые шуточки в адрес его противника, Колин доискивался ответов на два вопроса. Как и когда? С кем разобрались. Финч. Хотя при желании можно и переиграть. Назвать второго из списка. Но более чем вероятно выпустят жилистого. Другое дело его, Колина аф Поллака, за здорово живешь, в Круг не вытолкнуть. Либо нагло спровоцируют и, не сможет отказаться. Либо уломают поддержать славу отменного фехтовальщика. Либо попросит Даан. На правах хозяина. Все три варианта вполне реальны и осуществимы. Но с оглядкой. Не ранее появления среди зрителей инфанта в сопровождении Исси. В чем нестыковка? Отсутствует гарантия, что Финч справится с возложенной на него задачей. Потому должно быть еще что-то, перетянуть чашу весов в пользу хозяина Крака. Алабастр с вином подходит. Но мало. Нужен кто-то подстраховаться. И вполне допустимо этот кто-то − Исси.

Способен ли план Даана помешать его собственному, Колин не рассматривал. Неспособен. По простой причине, они встречно направлены. И то, что одна (именно одна) сторона от своей затеи вздумает отказаться, нестолкновения не гарантирует. Гарантии как раз за Колином. Не на дураков же он притащился пялиться?

ˮИнтересно, Бово посвящен в секрет? Спросить?ˮ − чуть повернулся унгриец к виласу.

ˮЯ тебя предупреждал,ˮ − сдвинулись брови фаталиста.

ˮПрипоминаю,ˮ − не отказывается Колин и продолжает размышлять. Когда? Вот вопрос, на который необходим четкий и быстрый ответ.

Энклуд прошелся вдоль ограды, разминая плечи, вращая меч то в левой, то в правой руке. Сталь, отливая сизым, злобно подвывала.

− Отменный мечник, − отрекомендовал Лестор толстяка. Сегодня виласа не заткнуть. − Иногда оппонирует инфанту.

ˮНе прибьют, так заговорят,ˮ − раздражается Колин чрезмерными стараниями говоруна.

− Я думал поединки с наследником прерогатива тальгарца.

− С Исси тягаться − время тратить. В столице ему равных не сыскать, − осилил Эсташ длинную для него на сегодня речь.

− У достойного противника всегда найдется чему поучиться, − не согласен Колин с бесполезностью поражений. Обидно – да, но не бесполезно. − Хитрый финт, поставленный удар. Так я перенял Поцелуй Иуды.

− Иуды? Назвать удар в честь предателя?

− Удар-то хорош.

− Разве Иуда когда-нибудь брался за меч? Дрожал над казной. Не зря же сговорили за деньги.

− Некоторые полагают, был сикарием. Убийцей. Чему я склонен верить.

− Ты просто кладезь знаний и умений, барон. Удар Жарнака, Круг Тибо, теперь Поцелуй Иуды. Где нахватался? – терял Юссен свою великую выдержку сносить унгрийца. Терпение щекастого подходило к неизбежному концу.

− Добавь плумаду Прокруста.

− Добавил, − вцепился Юссен в свой фальшион. – Но признаюсь половину из названных, никогда не слышал.

− Спасибо старшим товарищам. Чему-нибудь да научат.

− Некоторые платят фехтмейстеру, − вновь отметился вымученной фразой Эсташ.

− Не принципиально, – не видит Колин повода спорить о способе освоить науку легко и красиво убивать себе подобных.

С ним и не спорят. Победа над мэтром Жюдо и учениками, весомый аргумент в пользу унгрийца.

− Только честно, что за гений ставил тебе руку? – назойливо вьется Лестор.

− Бывший рипьер какого-то там ордена, − похвалился Колин. Почему бы и нет? Бесславно почившие Гарай и Эйгер отличное прикрытие. Мертвые не выдадут, чего не сказать о живых.