Текст книги "Сказка про белого бычка"

Автор книги: Игорь Черный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава десятая
MORITURI SALUTANT[58]58
  Обреченные на смерть приветствуют тебя (лат.).


[Закрыть]

Ристалище близ города Топрак-Кала, Хорезм, Кушанское царство, 118 г.

Словно сам Митра заказал погодку к своему празднику у творца Ахура-Мазды.

День выдался нежаркий и безветренный. В самый раз для священных состязаний.

С утречка пораньше посол с дочерью и малой свитой, куда, как всегда вошли офицерский состав центурии, толмач Зуль-Карнайн и медикус Соран Эфесский, посетили торжественное богослужение в главном городском храме. Валерия, само собой, упросила отца (не без содействия Марка Сервия) взять с собой в город и пленного бактрийца.

Службу проводил лично мобедан мобед Вазамар. На ней присутствовали малек Артав, придворная знать и лучшие люди города. Все, кому не хватило места в помещении, толпились снаружи. Причем те, которым посчастливилось хоть краешком глаза наблюдать за Ясной,[59]59
  Зороастрийская литургия.


[Закрыть] передавали по цепочке остальным, какое именно священнодействие сейчас совершается в храме.

Роману уже приходилось бывать на богослужениях зороастрийцев во время поездок в Иран и Азербайджан. В Питере тоже имелась достаточно большая община огнепоклонников. Но здесь – дело иное. Все-таки современные ему ритуалы – не более чем реконструкция.

В зороастрийском богослужении фигурируют три жертвенных предмета: хаома (сок растения эфедр, обладающего стимулирующими, возбуждающими свойствами), драунах и мйазда. Стебли хаомы растираются камнями, смешиваются с соком других растений и с молоком. Получаемая смесь носит название (очень древнее) заорта. Драунах («доля») представляет собой пресную лепешку, а под термином мйазда скрывается какая-то пища, возможно, и мясо (у современных иранцев – фрукты).

Ритуалы совершаются в храме перед огнем. Главный жрец носит имя заотар, другие – хаванана (растирающий хаому), фрабэрэтар (подносчик культовых предметов), атравахши (следящий за огнем). Необходимый культовый предмет – барсман. Первоначально это была подстилка, на которую якобы садились боги, слетающиеся на возлияния. Впоследствии он превратился просто в пучок ветвей (в строго определенном количестве), а современные персы заменили ветви металлическими прутьями. Как во время богослужения, так и в различных случаях жизни читаются молитвы.

Вообще-то смотреть на священный огонь иноверцам не полагалось. Но по специальному повелению царя римляне были допущены на церемонию, поскольку Митра являлся и их богом, причисленным к официальному пантеону империи.

Перед церемонией жрецы, одетые в белые одежды, с белыми тюрбанами на головах и такого же цвета повязками на лице, закрывающими нос и рот, прошли очищение. И заотар (естественно, им стал Вазамар), руководящий действом, и помогающий ему атравахши совершили омовение, приведя в порядок ногти и почистив зубы, чтобы тела их были полностью свободны от скверны. Чистой водой из специального колодца очистили и священные сосуды, и шесть каменных плит на полу, предназначенных для сосуда с огнем, сандаловых палочек и благовоний, сосудов с водой и жреческих орудий. Это ритуальные чаши, нож, ситечко из волос священного белого быка, жертвенный хлеб, свежее молоко, хаома, гранатовые ветви, ступка с пестиком, две подставки махруи в форме месяца с ветками для приготовления священного пучка – барсмана. Сам мобедан мобед восседал на еще одной плите, покрытой ковром.

Сначала прошла церемония предварительных ритуалов, парагны. Для начала приготовили барсман. Когда-то он состоял из травы. Нынче же – из веток тамариска или граната. В ходе Ясны используют двадцать три прута, в других службах – от трех до тридцати пяти. Вазамар облил прутья водой, что символизировало первоначальный дождь, посланный миру Ахура-Маздой, напитавший влагой растения. Освящая составляющие барсмана, верховный жрец четырежды окунул его в священный сосуд. Затем он связал прутья в пучок полоской из листьев финиковой пальмы и обрезал концы полоски. Все это сопровождалось чтением молитв.

Для службы также был приготовлен священный хлеб драунах. Он имел круглую форму (форму Земли) и девять насечек, которые символизировали три важнейших принципа зороастризма: «благая мысль, благое слово, благое дело». Во время проведения полосок на хлебе эти слова Вазамар повторил трижды. Кстати, драунах имел право печь только тот, кто принадлежит к жреческому роду. В хлеб добавляется коровий жир или масло.

Необходимое для жертвоприношения молоко получили от белой козы, жившей при храме, приведя ее для дойки прямо в храм.

Потом началась Ясна. Само это слово означает «поклонение», «почитание», а также «жертвоприношение». В ходе торжественного богослужения воспроизводится древний миф о трех жертвах, принесенных в начале времен, – растения, животного и человека. Согласно проповеди Заратуштры растения, Первобык и Первочеловек были уничтожены Ангро-Майнью. Говорили, что первоначально и хаома была божеством, которое убили другие боги и сделали из него напиток, преодолевающий смерть. Таким образом, в Ясне предпринимается символический акт творения и воскрешения мира, что помогает поддерживать мир в порядке и целостности.

Землю символизировало небольшое очищенное место на каменном полу в храме – пави, оно окружено предохранительными выдолбленными в камне бороздками. Небесную твердь – каменная ступка. В ней каменным пестом растирают стебли хаомы. В специальном сосуде – ритуально очищенная вода.

Собственно богослужение состояло из ритуального пития хаомы, вкушения драунаха и чтения семидесяти двух глав авестийской Ясны. Одновременно жрецы-помощники заотара подкармливали огонь сандаловыми палочками.

Закончилась служба обрядовым «поцелуем мира» между жрецами и перевязыванием пояса кушти. Кушти – отличительный знак, который носит каждый зороастриец, трижды повязан поверх нижней белой рубашки – судра – в ворот которой зашит маленький кармашек. Он напоминает верующему о том, что человек всю жизнь должен наполнять его благими мыслями, словами и делами.

Римляне, особенно военные, еле дождались окончания ритуала, затянувшегося с рассвета почти до полудня. Распрощавшись с хорезмийцами, они заехали в лагерь, где сенатор заставил Сорана провести дополнительную службу, посвященную на этот раз военной троице отеческих богов. Правда, ради такого случая Руф позволил провести все по сокращенной форме и без особых церемоний, ограничившись возлиянием и предложением Юпитеру, Марсу и Квирину жертвенных пирогов, приготовленных загодя.

Затем отряд, расширившийся за счет участников соревнований и зрителей (в их число вошло две трети личного состава центурии), выдвинулся по направлению к Нижнему дворцу, около которого и находилось ристалище.

Оно, как отметил Градов, имело достаточно внушительные для данной местности и культуры размеры. По форме представляло собой прямоугольник со сторонами примерно метров сто пятьдесят на тридцать. Со всех сторон площадку, посыпанную песком и огороженную невысоким, в рост человека плетнем, окаймляла глинобитная стена высотой метров пять или шесть.

– Колизей! – пошутил Марк Сервий.

Роман, видевший пару раз цирк императора Веспасиана собственными глазами, готов был согласиться с центурионом. Вот только скамеек, уходящих вверх амфитеатром, здесь не было. Стена была не наклонной, а отвесной. Деревянные скамьи располагались прямо под ней в один или два ряда, прикрытые сверху навесами.

«Царская ложа», а проще говоря деревянный помост, прикрытый парчовым балдахином, находилась по центру одной из длинных сторон прямоугольника. На ней располагалась пара десятков кресел, в которых разместились сливки местного общества. Разумеется, сам царь, царица, верховный жрец, Тутухас и еще пара людей, среди которых журналист отметил парочку уже знакомых лиц, встречавшихся ему в лагере и дворце. Охраняли высоких особ царские стражники вперемешку с черными гвардейцами мобедана мобед.

Разумеется, в ложу пригласили и Квинта Руфа с Валерией. К ним пристроился вездесущий Зуль-Карнайн на правах переводчика. Остальные римляне разместились на скамьях, расположенных поблизости.

Градовская команда уселась отдельно, как соревнующиеся. Им специально выделили несколько скамей, где можно было переодеться, сделать массаж и тому подобное. Царь даже любезно предложил гостям услуги своих личных массажистов, но тренер римлян отказался.

– Можно начинать, великий царь? – обратился к малеку Артаву его первый советник.

Повелитель важно кивнул головой.

С тем же вопросом Тутухас обратился и к верховному жрецу.

Мобедан мобед, как всегда сменивший белые ритуальные одеяния на свой любимый «кардинальский» (как его окрестил журналист) халат, встал со своего места и принялся читать положенные по такому случаю мантры.

Начал с главной зороастрийской молитвы «Ахуна Вайрья»:

– Как избран Владыка, так должен быть избран и страж от Истины-Аши. От владыки даются дары Благой мысли, а дары деяний мира должны принадлежать Мазде, и власть – Ахуре, которая даст пастыря бедным.

Согласно священным писаниям зороастризма, Ахура-Мазда произнес эту мантру при создании мира. Она может отогнать все силы тьмы.

Потом была произнесена «Аша Вахишта» (Похвала святости). Эта мантра Огня и Света приносит при ее чтении человеку мир, покой, благодать, божественное просветление.

 
Истина – это высшее благо,
Это добро, добро для того,
Чья Истина равна Высшей Истине.
 

Затем последовала третья главная молитва маздаяснийской веры «Йенгхе Хатам»:

– Того из сущих почитаем мы, и всех тех, женского рода и мужского, кому поклоняться Ахура-Мазда признал благим для истины.

Наконец завершилось моление «Хем на Маздой» (На Премудрого уповаем) мантрой против демонических сил, мантрой-экзорцизмом:

 
– Кто, о Мазда, мне хранителем будет,
Если лживый учинит мне обиду,
Кто поддержит твой Огонь с Boxy Мано,
Чьи деянья – помощь Аше, Ахура?
Этим знаньем укрепи мою веру!
Кто, победный, защитит твоим словом
Очевидным? В двух мирах дай мне стража.
Пусть же Сраоша с Мыслью Доброй приходит
К тем, о Мазда, к кому ты пожелаешь.
Кто, победный, защитит твоим словом
Очевидным? В двух мирах дай мне стража.
Пусть же Сраоша с Мыслью Доброй приходит
К тем, о Мазда, к кому ты пожелаешь.
Пусть защитят нас от врага Мазда и Спэнта Армайти!
Сгинь, дьяволица Друдж; сгинь, дэвовское отродье;
Сгинь, дэвовское семя; сгинь, дэвовское создание!
Прочь, Друдж; сгинь, прочь, Друдж; убирайся прочь,
Друдж; сгинь на севере и никогда не приноси смерть
В телесный мир Аши!
И поклонение той, что Армайти, и процветание!
 

Благословив всех присутствовавших, святейший величественно уселся в кресло. Состязания начались.

По плану, сообщенному гостям Тутухасом, игры должны были проходить в таком порядке.

Сначала шли дружеские поединки между римлянами и хозяевами, не предполагавшие кровавого исхода. Затем шли бои насмерть между преступниками, пожелавшими попытать счастья и таким образом вернуть себе свободу, а некоторым и жизнь. Завершаться действо будет схватками между людьми (все теми же злодеями, хотя никому другому участие также не заказано) и священными животными – гепардами и быками.

Все ясно, прикинул Роман. Значит, узбеки будут выступать во втором, а то и третьем отделениях «маралезонского балета». Тогда же на арене может появиться и его друг Фработак.

Но об этом после. А пока надо было дать последние напутствия коммилитос.

Журналист придирчиво осмотрел каждого из членов своей команды. Наибольшие сомнения вызывал у него Садай.

Мальчишка за последние дни вообще отбился от рук. Развесив уши, внимал богословским беседам Мирзы и Рафика вместо того, чтобы усиленно тренироваться.

Роман и так и этак увещевал братьев-узбеков, чтоб не пудрили парню мозги своим панисламизмом. Не время и не место. Но Рахимов и его верный нукер точно удила закусили. Почувствовав на своих затылках дыхание смерти, они стали какими-то сверхнабожными. Все их речи так или иначе сводились к поминанию Аллаха, милостивого милосердного, и к цитированию Корана.

Раздобыв где-то некое подобие ковриков для молитвы, morituri даже стали намазы совершать. Ну, не пятикратно, как положено, но раза два-три в день точно. Ориентир на Мекку с Каабой им «указал» «святой ходжа», неопределенно махнув рукой в одну из сторон света.

Сам Зуль-Карнайн еще, видимо, не созрел для принятия единобожия. Пристраиваясь рядом с вероучителями, он молился все тем же Баалу, Митре, Артемиде-Натайе, Атаргатису, Зевсу Кюриосу и Хубалу. Однако кое-какие процессы начали происходить в его уме. Все чаще взор его обращался к ночному небу, где таинственно желтел полумесяц. Да и против зеленого знамени Пророка он ничего не имел. А что, зеленый цвет – радостный, это цвет жизни.

Отчего-то Градов не удивился, когда заметил на левой руке юноши, вернувшегося на время из царской ложи, ленту изумрудного цвета.

– Домина Валерия на счастье повязала! – похвастался араб со счастливой улыбкой.

Питерец хмыкнул. Взревновал, что ли?

– Как, парни, настроение? – осведомился у своих подопечных.

Легионеры ответили ему сосредоточенными физиономиями. Переживали, не иначе. Не хотелось ударить в грязь лицом перед всем честным народом.

– Bo! – показал большой палец Зуль-Карнайн. – Кстати, Ромул. Тут от местных поступил интересный предложение…

Оказывается, Тутухас сказал, что первый поединок можно было бы провести верхом… на верблюдах. Два всадника сшибаются на середине арены и ведут бой на плетках и затупленных дротиках.

– Я бы не прочь! – засверкал белоснежными зубами красавчик.

Еще бы! Арабы рождались верхом на «кораблях пустыни».

В предложении царского советника содержалась скрытая ловушка. Но он же не знал, что среди римских легионеров есть те, кто знаком с повадками верблюдов. Ну, может, глядя на Садая, и догадывался. Однако не думал, что послов толмач может участвовать в состязаниях.

– Ты уверен? – с сомнением поинтересовался Градов, читавший, что поединки на верблюдах были не очень эффективными из-за медлительности и неразумности этих животных.

– Клянусь Хубалом! – стукнул себя кулаком в грудь юноша.

– Ну, дерзай…

– И помни о розгах! – на свой лад напутствовал подчиненного Децим Юний.

Араб скривился и чуть не показал командиру контуберния язык.

– Мы бы хотели помочь ходже, – ни с того ни с сего вызвался Мирза.. – Осмотреть животное там, еще чего. Ну, типа оруженосцев.

При этом его физиономия источала столько лукавства, что питерец заподозрил неладное.

– Вы имели дело с верблюдами? – скептически поглядел он на узбеков.

– А как же, – подтвердил «мишка Гамми». – Отец пару лет назад завел в своем имении пяток верблюдов. Специально из Афганистана выписал. Для боев. Такие злобные. В клочки противников рвут. Ни разу не проигрывали.

Подмигнул Садаю.

Роман хмыкнул. Слышал он о подобных забавах, но не одобрял их, равно как и собачьих боев. Что собаки, что верблюды – друзья человека, домашние животные, неутомимые помощники. Обращаться с ними подобным образом – сущее свинство. Иное дело коррида. Там хоть человек против быка. Да и то, если вдуматься, обыкновенная бойня.

Зуль-Карнайн не имел ничего против дружеской помощи.

На ристалище появилось двое животных, ведомых под уздцы хорезмийцем, облаченным в воинские доспехи. В свободной руке воина были зажаты две пики с затупленными концами и нагайки.

Он подвел верблюдов к месту, где расположились легионеры, и предложил Садаю выбрать себе «скакуна».

– Все по-честному, – похвалил хозяев юноша. – Молодцы.

Подойдя вместе с узбеками к кораблям пустыни, араб стал придирчиво рассматривать обоих животных.

Первый был бактриан – двугорбый верблюд темно-бурого цвета, вероятно, местный уроженец. Довольно крупный для этой породы. Достигал высоты в горбе двух с лишним метров. Горбы толстые, лохматые. Длинные волосы свисали с шеи, напоминая бороду. Видно было, что животное приспособлено к песчаным бурям, от которых его защищали кустистые брови, двойной ряд ресниц и заросшие шерстью уши.

Отчего-то двугорбый не понравился Зуль-Карнайну. Не потому ли, что губы верблюда были плотно сжаты, будто он презирал осматривавших его людишек?

Второе животное было одногорбым дромадером. Он был чуть помельче своего сородича, едва достигая в холке двух метров. Окрас имел песочно-серый. И вообще был настоящим красавцем. Длинная изогнутая шея, узкая грудь, гладкая шерсть, лишь слегка кучерявящаяся на шее, плечах и в области горба.

Но, как заметил парень, слишком уж печальный вид имело животное. На длинных миндалевидных глазах даже слезы выступили.

– Не быть с него прок, – тяжело вздохнул носатик. – Плакса какой-то, не боевой.

– Э, не скажите, почтенный ходжа, – покачал головой Мирза, ощупывая верблюду ноги и шею. – Всякое бывает. По-моему, так небо посылает нам знак. Ваш это верблюд. Вытрите-ка ему слезы.

– Зачем? – удивился красавчик.

– А вот послушайте. Однажды Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, отдыхал в саду одного из жителей Медины…

– Медина? Это где?

– Да рядом же с Меккой, – удивился Рафик.

– Ну, Ясриб, – назвал старое имя города Рахимов.

– Не знать, – покачал головой парень.

– Не важно, – махнул рукой рассказчик. – И в это время мимо сада прошел верблюд. Когда он увидел Пророка, у него потекли слезы. Пророк подошел к нему и вытер слезы, и верблюд успокоился. Затем Пророк, мир ему, спросил: «Кто хозяин этого верблюда?». Подошел один юноша и сказал: «Он мой». Пророк сказал этому молодому человеку: «Бойся Господа и относись хорошо к животному, которое дал тебе Аллах! Оно пожаловалось мне, что ты заставляешь его работать сверх его возможностей и плохо его кормишь». Затем он купил у юноши этого верблюда, и тот служил Пророку, мир ему, многие годы.

– И какова мораль? – заинтересовался Градов, даже не сделав бывшему однокашнику замечания, что тот снова занимался религиозной пропагандой, читая хадис.

– Если человек утешит животное, оно и служить будет ему верой и правдой.

– Ну-у… – колебался Садай, почесывая рукой затылок.

– Берите, берите, не сомневайтесь, – заверил Рахимов. – Мы и оседлать поможем.

Двое рабов как раз принесли тяжелые боевые седла. Без стремян, которые еще не были изобретены.

Рафик с Мирзой переглянулись. А не ускорить ли военно-технический прогресс? Всего-то дела приспособить к седлу пару веревочных петель.

Разгадав их намерения, Роман показал узбекам кулак. Те сдались.

Между тем Зуль-Карнайн подошел к верблюду и, не найдя под рукой ничего иного, утер животному глаза своей зеленой орифламмой. Дромадер сначала насторожился, а потом, оттопырив толстую нижнюю губу, обнажил крупные желтоватые зубы, словно улыбаясь.

Журналист испугался, что сейчас повторится знаменитая сцена из «Джентльменов удачи», когда собрат их корабля пустыни залепил физиономию Косого изрядной порцией слюны.

Но нет. Вслед за зубами показался розовый шершавый язык и ласково прошелся по смущенно-испуганному лицу араба.

Наблюдавшая за всем этим из ложи Валерия от восторга захлопала в ладоши. Вазамар нахмурился, а Марк Сервий удовлетворенно кивнул.

– Есть контакт! – одобрительно крякнул Мирза. – Полдела сделано.

Противник Садая, ражий кряжистый детина, соглашаясь с выбором соперника, стал седлать доставшегося ему бактриана. Тот оказался весьма норовистым типом. Ни в какую не хотел седлаться. Угрожающе щерил зубы и злобно фыркал. Хорезмийцу пришли на помощь рабы, принесшие сбрую. Лишь с их помощью кое-как удалось справиться с разбушевавшимся животным.

Легионер исподлобья глядел, как его ездовая скотинка покорно дала себя оседлать, нимало не стесняясь унизительного положения.

Правильно ли он сделал выбор? Время покажет.

А пока осмотрел оружие.

Плеть самая обычная. Кожаная, без всяких ухищрений, вроде вплетенных камней или кусочков металла. Но не наездничья, а боевая. Длинная.

Да и дротик без сюрпризов. Почти один в один римский пилум, к которому уже приноровилась рука за время службы.

Тем временем узбеки закончили снаряжать «скакуна». Воровато оглянувшись по сторонам, Рафик достал что-то из кармана и сунул верблюду в морду. Животное сначала дернулось, а потом с охотой слизнуло угощение с ладони нукера.

– Эй, – окликнул телохранителя питерец, – ты чего там ему дал?

– Крошки хлеба, однако, – невинно заморгал глазами узбек.

– Не переживай, брат, все будет хорошо, – захихикал Мирза.

Отчего-то Градов ему не поверил.

– Да, вот еще что, – спохватился сын хокима. – Хорошо бы почтенному ходже какие-никакие поножи соорудить.

– Это еще зачем? – удивился питерец, озадаченно посмотрев на обнаженные мускулистые ноги римского пехотинца.

– Всякое бывать, – согласился Зуль-Карнайн. – Верблюд иногда кусаться.

Он кивнул на своего противника, одетого в плотные кожаные штаны с вывернутым наружу мехом.

Да, кивнул Роман, соперники должны быть в равных условиях. Но где разжиться одеждой прямо посреди соревнований? Оно б заранее годилось подумать, да кто ж знал, что подвернется этакая напасть.

Пошел спросить совета у центуриона. И тут, спасибо ему, Тутухас выручил. Велел одному из царских стражников срочно раздобыть необходимую гостям амуницию.

Облачив Садая в косматые штаны, узбеки что-то там еще поманипулировали с мехом, потом заставили молодого человека повязать зеленую ленту на конец дротика и, наконец, остались довольны.

– Да поможет вам Аллах, святой ходжа! – напутствовал парня «мишка Гамми».

– Аллах акбар! – выкрикнул, вскинув кулак вверх, Рафик.

Умостившиеся в седлах поединщики направили своих верблюдов в противоположные концы ристалища.

Молодой араб ощутил, как его четвероногий приятель отчего-то стал на ходу взбрыкивать. Как будто наливался невесть откуда взявшейся энергией, которую ему надобно было тут же выпустить.

Ты смотри, а он еще сомневался. Правы оказались эти странные люди, знакомые Ромула. Не зря же о них ходит молва, что они колдуны. И даже гадание по бараньей печени и вердикт гаруспика не убедили большую часть легионеров в противном. Тем более Садая, знавшего, что ливер этого барана определенно мог дать и неправильное пророчество. Чародеи, они чародеи и есть.

Плакса, как Зуль-Карнайн назвал про себя своего скакуна, буквально не мог устоять на месте. Его длинная шея по-змеиному изгибалась то влево, то вправо. С толстых губ слетали непонятные звуки. Юноша готов был поклясться, что дромадер… пел. Да еще и пританцовывал при этом, припадая то на одну, то на другую ногу. Оно, конечно, славно, но вот Садаевой заднице, отвыкшей за время службы от верховой езды, было некомфортно.

Наконец прозвучал сигнал трубы, объявляющий о начале поединка.

– Га-та! – взвизгнул его противник, ударив верблюда ногами в бока.

Араб выбросил вверх свое копьецо и помахал в воздухе изумрудным вымпелом, показывая домине Валерии, что её подарок с ним и ведет его в бой.

– Аллах акбар! – ни с того ни с сего вырвался из его глотки боевой клич, подслушанный им у старшего годами колдуна.

– Аллах акбар! – послышалось со зрительской трибуны, где разместились римляне.

Удалой призыв магическим образом подействовал на Плаксу. Ему не пришлось и пяток в бока давать. Сам рванул с места, будто оводом укушенный.

Садай трясся и ерзал в седле, невольно щелкая зубами. А сам присматривался и примерялся к противнику.

Бактриан продолжал упрямиться. Он ни за что не хотел бежать навстречу собрату, все норовя отвернуть в сторону. И таким образом подставлял под удары противника самые уязвимые места своего седока. Хорезмиец пытался совладать с норовистым животным, дергая за узду и направляя его по прямой. Получалось плохо.

Тогда наездник, не долго думая, треснул космача дротиком по морде.

Верблюд негодующе взревел и стал на месте, как вкопанный. Причем, развернувшись боком к надвигающемуся сопернику.

– Хой, хой! – встревожился хорезмиец, осыпая четвероногого ударами плетки и проклятиями.

Однако бактриан ни на локоть не сдвинулся с места.

Неловким положением хорезмийца не преминул воспользоваться Зуль-Карнайн.

Выставив вперед дротик, он на полном бегу ударил им в левый бок наездника и промчался дальше. Задержать Плаксу в его неудержимом стремлении вперед было так же трудно, как и подвигнуть Двугорбого на какое-либо движение.

Только когда дромадер достиг плетня, отгораживавшего ристалище от зрительских скамей, он затормозил, встреченный громкими воплями восторга. Величественно оглядев зевак, верблюд грациозно раскланялся перед ними (Садай, не желая отставать от скакуна, победно потряс своим копьецом с зеленой лентой) и повернул назад.

К разочарованию арапчонка, соперник сумел выдержать его удар и удержаться в седле. Но лицо его перекосилось от боли.

Плакса снова бросился в атаку. Однако и хорезмиец таки справился с бактрианом и развернул его мордой к нападающему, хоть и не смог понудить к бегу. Поэтому следующая атака красавчика переросла в обмен ударами.

Араб угодил в правое плечо соперника, а тот едва не достал обнаженное горло легионера. Слава богам, Плакса дернулся, и удар пришелся в левую щеку, благо прикрытую височной пластиной. И все равно в ушах зазвенело, а глаза на пару мгновений заволокло красной пеленой. Если бы хорезмийцу удалось повторить удар, то не исключено, что тут бы поединок и кончился. Снова выручил умница-дромадер, умчавшийся в другой конец ристалища.

Во время верблюжьей скачки Садай немного пришел в себя. Как бы почувствовав его состояние, Плакса, развернувшись, не стал тут же рваться в противоположную сторону, а подался медленно, танцующей походкой.

Зато хорезмиец вынудил своего верблюда бежать вперед. Зажав дротик под правой рукой, он нацелил его прямо в грудь носатика. И надвигался быстро и неумолимо.

Зрители на скамьях заволновались. Особенно переживали за своего протеже узбеки.

– Давайте, ходжа! – вопил Мирза. – Уходите с линии удара!

– Аллах акбар! – неистовствовал Рафик.

Сын пустынь улыбнулся. И продолжал, все так же медленно труся, двигаться навстречу решительному удару.

– Не подведи, миленький, – ласково шептал он Плаксе.

Верблюд прядал ушами, насвистывая свою странную песенку.

Когда двух седоков разделял уже всего какой-то верблюжий корпус, Садай дернул узду, и дромадер лихо принял право, выводя наездника из-под удара. Одновременно легионер сделал резкий взмах и послал свой дротик прямо в лицо хорезмийца. Тот от неожиданности дернулся, дротик римлянина пролетел мимо, задев шлем и сбив с него перьевой султан.

Зуль-Карнайн же пустил в ход плетку. Взмах, и длинный хвост кнута оплелся вокруг копьеца соперника. Бактриан промчался мимо, унося хорезмийца вперед.

Резкий рывок, и дротик оказался вырванным из рук седока Двугорбого. А сам всадник зашатался в седле, потеряв равновесие.

Плакса, повинуясь твердой и умелой руке юноши, развернулся на месте и погнался за бактрианом. Догнав его, он неожиданно ощерил зубы и вцепился сородичу в ухо. Двугорбый сначала не понял, в чем дело, а потом заревел от обиды и присел на задние ноги.

Зуль-Карнайн же обрушил град ударов на голову опешившего хорезмийца.

Щелк, щелк! – извивалась змея кнута, охаживая противника по ушам, щекам и глазам.

Щелк, щелк! – клацали зубы Плаксы, кусающего то Двугорбого, то его седока.

И не ясно было, кто больше досаждал хорезмийцу. То ли хлещущий его кнутом легионер, то ли кусающий за ноги и руки верблюд.

Наконец, не выдержав издевательств, бактриан вскочил на все четыре ноги и стал стряхивать с себя всадника, мешающего ему разделаться с обидчиком. После двух или трех резких его движений хорезмиец вылетел из седла и, напоследок огретый по голове ногой собственного скакуна, затих на песке.

Не желая, чтобы поединок закончился кровавым исходом, Садай направил Плаксу подальше от того места, где лежал поверженный соперник.

Зрители оценили благородство юноши, разразившись приветственными криками. Громче всех вопили, конечно, Роман, коммилитос и узбеки. Но и среди сидящих в царской ложе нашлись такие, кто не жалел глоток. Особенно усердствовали Марк Сервий, Валерия и… Тутухас. Сенатор остался по-патрициански невозмутимым. Его солдат продемонстрировал отменную выучку, и не больше того.

Разъяренный Двугорбый преследовал победителей, продолжая бросаться на дромадера и сидящего на нем человека. Похоже, человек вызывал у животного даже больший гнев, чем сородич. Потому как он норовил укусить парня то за голову, то за ноги. Зуль-Карнайн возблагодарил небо, подсказавшее колдунам мысль раздобыть штаны. Иначе остаться ему изуродованным.

Плакса подбежал к барьеру и вдруг сел на землю. Повернув к юноше голову, лизнул его в нос. Потом ласково схватил губами за плечо и стал тянуть вниз. Арапчонок понял, что верблюд хочет, чтобы он спешился.

Выпрыгнув из седла, Садай быстренько перелез через ограду, оставляя поле боя двум животным.

С другой стороны поля к хорезмийцу подбежали двое царских стражников и поволокли его прочь с ристалища.

Легионер добрался до своих, которые тут же принялись поздравлять его с блестящей победой. Но Зуль-Карнайну было не до их приветствий. Он напряженно глядел на поле, где продолжался бой его Плаксы с Двугорбым. Казалось, без победы дромадера его собственный триумф будет неполным.

– Не переживайте, ходжа, – хлопнул его по-дружески по плечу Мирза. – Готов поставить свой пис… э-э… свои кандалы против двух денариев, что наш победит.

– Святая правда! – подтвердил нукер.

Колдуны словно на печень жертвенного барана глядели. Не успел Садай прийти в себя и отдышаться, как Плакса погнал Двугорбого с ристалища, поддавая ему под зад ногами и кусая за хвост. В конце концов, этот самый соперничий хвост оказался в его зубах.

Смотрители за животными еле поймали перепуганного бактриана и повели прочь, а дромадер гордо прошагал к тому месту, где стоял у плетня его новый друг, и положил ему в протянутые руки добытый в бою трофей. Затем так же гордо удалился с поля.

– Ну, ты даешь! – восхитился Роман, тормоша молодого человека. – Цирк Дурова, да и только!

– Почему это я суровый?[60]60
  Durus – суровый (лат.).


[Закрыть] – не понял довольный араб.

– А, не обращай внимания, триумфатор!

– Я хотеть подарить это домина Валерия, – помахал верблюжьим хвостом Зуль-Карнайн. – Можно?

– Дело твое, – пожал плечами журналист, на лицо которого набежала тень.

– Я сейчас! – засиял, как новенький ауреус, паренек и помчался в царскую ложу.

Роман, нахмурившись, проводил его взглядом и обернулся к коммилитос.

– Ну, ребята, ваш выход!..

Под рев труб и приветствия восторженных зевак на поле появился небольшой отряд хорошо вооруженных и экипированных хорезмийцев.

Выбор оружия особо не оговаривался. Как гости, так и хозяева могли пускать в ход все, что им вздумается: мечи, дротики, трезубцы и тому подобное. С тем лишь условием, что все эти средства отнятия человеческой жизни должны быть затуплены, чтоб, сохрани боги, не убить и не сильно искалечить условного противника.