Текст книги "Сказка про белого бычка"

Автор книги: Игорь Черный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава вторая
ХОЗЯЕВА МИРА

Окрестности города Топрак-Кала, Хорезм, Кушанское царство, 872 а.и.с. [32]32
  Ab Urbe condita (лат.) – «от основания города (Рима)». Традиционное римское летоисчисление, берущее точкой отсчета 753 год до н. э., когда, по преданию, был основан Рим.


[Закрыть] (118 г.)

«Кто ты?» – этот обычный вопрос поверг Романа в минутное замешательство, что в конечном итоге обернулось для парня глубоким нокаутом.

Но все вполне объяснимо.

Услышать в этом забытом богом и людьми районе Узбекистана классическую латынь? Любой бы впал в ступор. Разумеется, если бы понял, на каком именно наречии говорит противник.

Как там у Пушкина: «Латынь из моды вышла ныне».

Градов, в отличие от Онегина, мог не только «эпиграфы разбирать» и «толковать о Ювенале».

В университете латынь им читалась несколько семестров. Преподавал ее очень въедливый и вредный старикашка, профессор Филькин. Настолько древний на вид, что, как шутили студенты, помнил не только Иосифа Виссарионовича Сталина, но, наверняка, и с самими Ромулом и Ремом был знаком. Попробуй у такого не выучи склонения и спряжения, зарежет на экзамене легко и безболезненно. И ведь не докажешь, что для их будущей специальности куда более важны арабский или фарси. «Procul este, profani!»[33]33
  Отойдите прочь, непосвященные (лат.).


[Закрыть] – один ответ.

Потом, уже на старших курсах, трудясь над курсовыми и дипломной работой, Роман не раз с благодарностью вспоминал Симона Марковича, к сожалению, тогда уже покойного. И его любимую фразу: «Я вас научу panis[34]34
  Хлеб (лат.).


[Закрыть]от penisa отличать!». Множество источников было написано римскими авторами. Конечно, имелись переводы, но не всего. Да и вообще в филологической среде читать не первоисточники, а адаптации считалось дурным тоном.

Вот и сейчас Ромке пришлось поднапрячь серое вещество, чтобы вызвать из недр памяти уже давно пылившийся там материал, связанный с лексикой, грамматикой и орфоэпией латинского языка.

Потому как люди, к которым он попал в плен, изъяснялись на наречии Горация и Вергилия. Впрочем, далеко не у всех произношение было блестящим. Большинство парней (женского пола Градов пока не заметил) говорили на классической латыни, но некоторые объяснялись на вульгарном варианте этого наречия. Как понял журналист, эти последние не были соплеменниками первых.

Куда же это его угораздило вляпаться на этот раз?..

Очнувшись, он первым делом осмотрелся.

Понял, что находится в каком-то военном лагере, разбитом неподалеку от городских стен. Судя по всему, люди, размещавшиеся здесь, не были в состоянии войны. Слишком уж беспечно себя вели. Наверное, просто находились на постое.

Лагерь представлял собой квадратную площадку, огороженную со всех сторон невысоким деревянным частоколом из зазубренных бревен, между которых были вплетены ветви деревьев. У ворот над оградой возвышалась наблюдательная вышка метров четырех или пяти в высоту.

На некотором расстоянии от частокола были установлены большие палатки из какого-то материала, в котором питерец заподозрил шкуры животных. Насчитал их что-то около десяти или двенадцати. Два ряда по пять-шесть палаток и одна, чуть меньшего размера, нежели остальные, но изготовленная из более дорогого материала, посредине. Возле нее были воткнуты какие-то шесты с эмблемами и лавровыми венками из блестящего металла. Что было написано на этих эмблемах, молодой человек разобрать не смог. Слишком далеко он от них находился.

Сам Роман размещался в большой клетке из толстых бронзовых прутьев, стоявшей в нескольких метрах от частокола и в отдалении от палаток. Рядом находилась еще пара таких же клеток, в которых содержались либо такие же, как он, бедолаги, либо животные.

Заметив, что молодой человек пришел в себя, к его узилищу подошли четверо мужчин, вооруженных короткими мечами. «Гладиусы», – вспомнилось название оружия. Затем приспел еще один, в котором Градов узнал того самого глазастого парнишку, смутившего его вопросом, заданным на наречии квиритов. В руках юноша держал копье. «Пилум», – припомнил и это наименование. На первый взгляд, предметы вооружения изготовлены достаточно близко к оригинальным, виденным Романом в музеях и на иллюстрациях к книгам.

«Ролевики?» – подумалось.

Собрались на какую-нибудь очередную реконструкцию исторической баталии?

Или киношники прикалываются? Но вроде бы никакой информации о том, что в Узбекистане собрались снимать блокбастер из древнеримской жизни, ему не попадалось ни в прессе, ни в Интернете.

Ладно, по ходу дела разберемся.

Старший из парней, наверное, командир, знаками показал журналисту, чтобы тот выходил из клетки.

– И не балуй! – прикрикнул.

На всякий случай, вдруг пленный не сведущ в латыни, мужчина сделал угрожающе-красноречивый жест гладиусом у своего горла. Дескать, ежели что, зарежу.

Роман пожал плечами и, скрестив руки за спиной, покорно вышел. Решил особо не сопротивляться до выяснения обстоятельств дела. И не демонстрировать пока своих лингвистических познаний.

Его тут же взяли в плотное кольцо. А нахальный курчавый паренек даже кольнул Романа своим копьецом пониже спины.

– Давай, топай, – оскалил белые ровные зубы.

Вот неожиданность. Сказано это было на архаичном… арабском наречии.

Все страннее и страннее…

Привели Градова к еще одной палатке, возле которой находилась сложенная из кирпича небольшая печь с жарко пылавшим огнем.

К ним подошел ражий полуобнаженный детина в кожаном фартуке. Он для чего-то ощупал шею журналиста, поиграл бровями, что-то прикидывая в уме. Потом отлучился в палатку, погремел там какими-то железяками и вышел, держа в руках тяжелую металлическую пластину, согнутую в кольцо.

– Наклони голову, – приказал коротко.

Роман непонимающе развел руками. А сам лихорадочно соображал.

Ничего себе шманцы! Это на него, как на собаку, ошейник надеть удумали?! Что делать? Успокоить ребят и сделать ноги, пока не поздно?

В том, что он легко справится с пятью вооруженными мужчинами и этим кузнецом, Градов не сомневался. Чувствовал себя в прекрасной форме, несмотря на недавнюю контузию.

Но что делать дальше? Как добраться до стойбища Фработака, питерец совершенно не представлял.

Что ж, временно покоримся «грубой физической силе», а там видно будет. Лишь бы клеймить не вздумали.

Поэтому дал поставить себя на колени возле походной наковальни и лишь чуток дернулся, когда кузнец заклепал у него на шее бронзовое «ожерелье».

«Ну, вот ты и в рабство угодил, Роман Валентиныч, – горько усмехнулся про себя. – С чем и поздравляю».

– А как насчет прав человека? – на всякий случай поинтересовался на английском, продолжая надеяться, что вот сейчас откуда-нибудь выскочат режиссер с оператором и все прояснится.

Этого наречия, судя по недоумевающим выражениям лиц мужичков, здесь не понимали. Или делали вид, что не разумеют?

Попробуем арабский, специально для молодежи.

На этот раз «сработало». Носатый юноша удивленно захлопал длинными девчоночьими ресницами и залопотал:

– Ты кто есть?! Откуда? Сирия, Петра, Иудея? Отвечай, когда спрашивать!

Говорил, слегка коверкая слова. Это чтобы до Романа лучше дошло? Как наши разговаривали с пленными немцами на Великой войне.

Или просто арабский паренька был слишком архаичен, как это уже отметил Градов?

– Россия, – ответил, не особо рассчитывая на симпатию со стороны лиц национальности, похожей на кавказскую.

И не ошибся. Вернее, получил все те же удивленные выражения лиц.

– Руссия? – озадачился пацаненок. – Это где такой земля, и какой народ там жить?

– Сарматия, – решил подыграть питерец, вспомнив, как называли римские авторы земли славян. – А живут там склавины.

На этот раз ребята оживились и закивали головами.

– Склавины, – сказал один из «римлян» и, показав на ошейник Романа, добавил: – Рабы с Севера. Далеко-о…

– Сам ты раб! – огрызнулся журналист на родном языке, и его снова, само собой, «не поняли». – А вы-то кто и на кого работаете?

Это уже по-арабски.

Курчавый юноша гордо выпятил не сильно мускулистую грудь и, стукнув себя по ней кулаком, изрек:

– Вторая центурия третьей когорты Двенадцатого легиона Каппадокия!

Ишь, чешет, как по писанному.

– Допустим. А год, по-твоему, сейчас какой?

– Восемьсот семьдесят второй от основания Города! – без запинки, как на уроке истории, оттарабанил юноша сначала на латыни, а потом на ломаном арабском.

Его приятели снова закивали, подтверждая сказанное.

Так, прикинул журналист. Если ему не изменяет память, от прозвучавшей даты надо отнять то ли семьсот пятьдесят два, то ли семьсот пятьдесят три года. Это получается…

Ничего себе! Примерно сто восемнадцатый год от Рождества Христова.

Проверим.

– И правит сейчас император Адриан?

– Какой такой Адриан?! – возмутился носатик. – Ты хотел сказать Траян, склавин? Марк Ульпий Траян!

Значит, сто семнадцатый, или даже раньше.

– Ладно, парни, хватит прикалываться, – скривился Роман. – Надоело уже. Где ваш старший? Кто у вас там: менеджер, режиссер?

Ноль реакции на русскую речь. То же самое на английскую фразу с аналогичным смыслом.

Заигрались, однако.

– Где ваше начальство? Могу я видеть кого-то из старших?

– Центуриона сейчас нет на место, – покачал головой парень, похожий на араба. – Уехать в город. Есть только опцион.

– Ведите хоть к этому вашему… опциону, – потребовал Градов.

Юноша перевел старшему из «римлян» просьбу пленника. Мужчина пожал плечами и кивнул.

– Пойдем. Чего там? Все равно доложиться нужно, что разбойника поймали.

Ага, это он, Ромка, уже разбойником стал. А кто на чужое добро покушался?

Обступив его со всех сторон с оружием на изготовку, журналиста повели к палатке, стоявшей в начале одного из рядов.

– Слышь, склавин, – обратился к питерцу арапчонок, – тебя как зовут?

– Роман, – ответил честно, не видя причин для вранья.

Юноша захихикал, а старший «римлянин» хмыкнул. Чего это они? Нормальное имя. Хотя, конечно, если по латыни, так оно же созвучно имени основателя Вечного Города.

– А меня Садай, – представился курчавый. – Я из Европоса. А откуда ты сирийское наречие знать? Хоть и говорить смешно как-то.

Тараторил, как заведенный. Или соскучился по родной речи? Что, он один здесь такой?

– В универе учил.

– Где? – переспросил юноша.

– В университете. На факультете филологии. Я журналист.

Половина слов оказалась снова не понятой пареньком.

– А как здесь оказался?

– Командировка.

Непонимание.

– Задание.

– Так ты шпион? – дрогнул в руках Садая пилум.

– Я путешественник, – поспешил заверить парня Градов. – Материал для книги собираю.

– Умеешь писать? – поразился араб. – А разве у склавинов есть письменность? Они же совсем дикие…

Журналист хотел ответить дитю пустыни, кто из них на самом деле варвар, но их процессия как раз остановилась перед палаткой, из которой на шум вышел мужчина лет тридцати с небольшим.

Одет он был чуть получше, чем Ромкины конвоиры. Туника красного цвета, перехваченная в талии поясом, к которому был подвешен меч. На плечи наброшен войлочный темно-вишневый плащ с ниспадающими спереди длинными концами, украшенными гирляндами. На ногах были башмаки, в то время как остальные «ролевики» щеголяли в сандалиях. В руках офицер держал таблички и заостренную палочку-стило.

– Salve, Терций! – поприветствовал его старший, сначала ударив себя кулаком в грудь, а потом выбросив руку вперед, как какой-нибудь фашист. – Вот, поймали лазутчика.

Начальство, нахмурившись, вперило в Градова пронзительный взгляд серых очей.

– На кого шпионишь, мразь?

– Он говорит, что путешественник и писатель, – поспешил прогнуться Садай. – Хотя, по-моему, врет. Склавины все дикие и непросвещенные.

– Так он склавин? – удивился Терций. – Что-то не похож. Те все почти сплошь светловолосые, а этот… Больше на иудея смахивает. Или скорее на… дака. А то и на бактрийца.

– Ну, дерется он точно, как бактриец, – подтвердил старший конвоир. – Так нам навалял, что до сих пор кости болят.

– Как это случилось? – поинтересовался опцион (или кто он там был).

«Ом нама Шивайя!» – мысленно вознес молитву Ромка. Наконец дошло до нормального разбирательства.

Старшой начал излагать Терцию свою версию происшедшего. Из нее следовало, что он, Роман, напал на ни в чем не повинных солдат Великого Рима, когда те выбирали жертвенное животное для подарка местным жителям на праздник Митры. Они по-честному заплатили хозяину стада, но этот невесть откуда взявшийся варвар налетел диким львом и попытался отбить у легионеров законное приобретение. Пришлось применить силу.

– Интересно, кто к кому ее применил, – буркнул журналист, которого смутила не столько наглая ложь, сколько само содержание рассказа.

Уж слишком правдоподобно лгал «римлянин» и про покупку, и о празднике.

Разум упорно не хотел сдаваться и признать очевидное. Слишком невероятным оно было.

– Вы его обыскали? – спросил офицер.

– А то, – криво усмехнулся старший. – Не нашли ничего интересного. Разве что вот это.

Он протянул Терцию руку, в которой была зажата цепочка с медальоном-тришулой.

Россиянин схватился за грудь. Амулета, подаренного Усто раксом, не было. Зарычав, он дернулся вперед, но вовремя спохватился.

– Хм, – насупил брови опцион, рассматривая украшение. – Я же говорил, что бактриец. Знак этого их пляшущего бога. Чивас, или как его там?

– Сам ты «Чивас регалс», – передразнил его Роман. – Шива Натараджа, Повелитель Танца.

И тут же прикусил язык. Но было поздно.

– Так ты, варвар, понимаешь латынь? – выпучил глаза Терций.

Все остальные воины, включая и толмача, застыли с отпавшими челюстями. Казалось, заговори пойманный ими белый бык, и то было бы меньше удивления.

– А чего тут такого? – пожал плечами питерец, уже не таясь. – Каждый классически образованный человек должен знать наречие Горация, Овидия и Плутарха.

– Плутарх – это кто? – удивился опцион.

– Ну, был такой историк-биограф, – пояснил неучу Градов.

– А-а, – уважительно протянул офицер. – И ты продолжаешь утверждать… бактриец, что ты не шпион вашего императора. Как его там? Канишкус?

– Канишка, – машинально поправил журналист.

– Пусть так. Когда он месяц назад предлагал нам своих телохранителей, чтобы сопроводить имперского посла до границ своей державы, мы отказались. Выходит, ваш государь таки отрядил соглядатаев. Сколько вас?

«Канишка, имперский посол. Что за хрень?! И какая, однако, складная!»

– Я один, – решил подыграть малахольному ролевику парень.

– Ну да, – внимательно осмотрев его, кивнул Терций. – Таких, как ты, много не надобно. Видели ваше искусство там, в Бактрии.

В его голосе слышалось уважение, смешанное с затаенной завистью.

Опцион, что-то прикинув в голове, решительно отдал тришулу Градову.

– Держи. Ведь мы как-никак союзники.

– Может, ради такого дела, и от ошейника меня освободите? – бросил пробный шар журналист.

– Может быть, может быть, – согласно кивнул офицер. – Пусть это сенатор с центурионом решают.

Глянул на солнце.

– По моим прикидкам, уже пора бы им из Города вернуться. Давненько уже поехали. Сколько там делов-то – вручить правителю белого быка к празднику.

– Быка? – дернулся Роман.

– Ну да, – подтвердил старший, после выяснения личности «шпиона» ставший чуток дружелюбнее. – Того самого, из-за которого у нас спор вышел. И чего это, друг, тебе вздумалось за животину вступиться?

– Ох, Децим, – встрял Садай, – ты что, забыл, что у них, бактрийцев, животные священны? Как и у египтян.

– Да, – подтвердил Градов. – Белый бык – ездовое животное Шивы Натараджи. А сын Повелителя Танцев, слоноголовый Ганеша, ездит на крысе. Бог грома и молнии Индра – на слоне, бог-хранитель Вишну – на гигантской птице…

– Ха! – хихикнул арабчонок. – Ненормальные боги. Нет, чтоб, как все, на лошадях ездить. Или на колесницах…

– Не богохульствуй! – оборвал паренька офицер. – Кто знает, может, в связи с мирным договором с Бактрией наш божественный император издаст эдикт о причислении этих бактрийских богов к государственному культу Империи.

– Ага, – почесал репу Садай и сделал опасливый жест. – Да простят меня боги!

И снова в масть, подумал журналист. Подобная практика была обычным делом для веротерпимого Рима. Оттого в гигантской многонациональной империи практически и не было религиозной розни и войн. Всем богам всех народов находилось место в римском пантеоне. И египетским Осирису с Исидой, и зороастрийскому Митре, и индийскому Шиве, и даже нетерпимому ко всем другим богам иудейскому Яхве. Вот только Христос составил поразительное исключение.

– Ты, кстати, не голоден ли? – озаботился Терций.

– Есть немного, – не стал лукавить питерец.

– Так за чем дело стало? – рявкнул на подчиненных опцион. – Накормить гостя как следует! Разборки на потом отложим.

Походной кухни, привычной для армии нового времени, в лагере не было. Роман надеялся, что хоть в этом-то ролевики сделают себе послабление. Ведь гораздо проще готовить сразу на целую сотню, чем питаться раздельно.

Нет, они и здесь остались верны принципам исторической реконструкции.

Парни привели его в свою палатку. Как оказалось, все они принадлежали к одному и тому же контубернию. Это что-то типа современного отделения, включавшего восемь-девять легионеров. Командиром «отделения» был Децим Юний.

Питались члены одного контуберния вскладчину, что было проще и дешевле, чем находиться на индивидуальном харче. У них было заведено, чтобы каждый день кашеварил следующий солдат. И не надоест, и все по-честному. От кухонной повинности был освобожден лишь Децим. Не годится командиру с горшками возиться.

На средину стола, собранного из грубых досок, был торжественно водружен большой медный котел, в котором что-то побулькивало. Пахло, надо сказать, недурно. Какими-то восточными пряностями и бобовыми. Впрочем, с голодухи Градову даже черствый сухарь манной небесной бы показался.

Сухари тоже нашлись. Их достал из большой кожаной сумки Децим, придирчиво осмотрел, нет ли порченных, и раздал каждому из сослуживцев, а вместе с ними и журналисту.

Россиянин заметил, что когда кусок сухого хлеба лег перед ним, рука старшого дрогнула. Видно, пожалел сухпая.

Понятное дело. По римским традициям легионеры сами себя обеспечивали провизией, а не получали ее в централизованном порядке от государства.

В котелке оказалась каша, приготовленная из местного сорта гороха – нута, или, как его еще называют, «турецкого гороха». Приправленная кореньями, пряными травами и сдобренная кусками копченого сала.

– Извини, брат-бактриец, паштета из соловьиных язычков и фаршированных фиников нет, – шутливо развел руками Децим Юний. – А яйца припасены на праздник.

Ну, все как в Советской Армии, ухмыльнулся про себя Роман, вспомнив традиционные два яйца, выдававшиеся солдатам Бирунийского гарнизона по воскресеньям.

– Приступить к приему пищи! – скомандовал старшой.

Дважды повторять оголодавшим за день солдатам и их гостю не пришлось. Все девять парней дружно заработали ложками и крепкими молодыми зубами.

Горох был сварен правильно. Видно, готовил умелец, знавший, что нут полагается предварительно замочить. И даже избыток чеснока не портил вкус. А без естественного антисептика по такой жаре не годится. И кишечник может прихватить, и цинга приключиться.

Запивали весь этот скудноватый рацион поской – древнеримским безалкогольным напитком, представлявшим собой смесь винного уксуса и воды. Поска и жажду хорошо утоляла, и служила все тем же антисептиком.

Садай как самый молодой и нетерпеливый не придерживался здравой мысли, что во время еды нужно быть глухим и немым, и стал приставать к россиянину с расспросами. Причем предпочитал разговаривать не на латыни, а как повелось между ними с начала знакомства – на арабском. Надо признать, что латынь у арапчонка была ужасной. Даже хуже, чем у давно не имевшего языковой практики Романа.

Отвечая односложными «да» и «нет», Градов больше узнал сам, чем послужил источником информации.

Например, выведал, что «римляне» оказались здесь по воле императора Траяна, возжелавшего во что бы то ни стало установить дипломатические отношения с Кушанским царством (по-здешнему, Бактрией).

Имперский посол, сопровождаемый эскортом из восьмидесяти пяти легионеров Двенадцатого легиона, квартировавшегося в Каппадокии, провел в Бактрии без малого два месяца, подписал пару договоров о «вечном мире» с Римом и теперь возвращался домой.

По пути приходилось останавливаться то здесь, то там, чтобы не обидеть местное население, из кожи вон лезшее, дабы оказать римлянам должный почет и уважение. Так получилось и здесь, у города Топрак-кала (само собой, араб исказил название, но журналист правильно реконструировал его).

Римляне уже на днях собирались покинуть чересчур гостеприимное место, но тут, как назло, у аборигенов подоспел праздник в честь их бога Митры (кстати, чтимого и в самой Империи). Пришлось согласиться поучаствовать в затеваемом отцами Города празднестве. Благо, должно было получиться нескучным. Обещали обильные жертвоприношения, для центурии полезные тем, что наконец их ежедневный рацион пополнится мясом и жиром. Да и гладиаторские бои обещали.

Роман многозначительно кивал, подмигивал, делал важные физиономии, словно он сам был главным затейником всех перечисленных мероприятий. Юный араб смотрел на него с тем же благоговением, с каким какой-нибудь афганский талиб смотрит на шефа из «Аль-Кайды».

Громкий шум, донесшийся снаружи, прервал их мирную трапезу и беседу.

Легионеры, а вслед за ними и Роман вышли из палатки.

– Что случилось? – спросил Децим у однополчан.

– Сенатор ранен! – бросил озабоченный легионер, целеустремленно двигаясь к входу в лагерь.

– Как?! – взъярился старшой. – Кто посмел?

– Какие-то фанатики-колдуны! – послышалось в ответ.

В распахнувшиеся плетеные ворота стремительно влетел всадник, а за ним – носилки, влекомые восемью темнокожими великанами. На них возлежал бледный и худощавый молодой человек лет тридцати с небольшим, одетый в белую тогу с темно-красной окантовкой. Правое плечо мужчины и грудь были залиты кровью.

Следом за ношами бежали два человека в окружении группы парней, облаченных в древнеримские доспехи.

– Убийцы!! – гремело над головами парочки.

Роман присмотрелся к бедолагам, и сердце его учащенно забилось.

Первый из пары злодеев тоже заметил журналиста.

– Оминиске! – заклокотало в горле изувера. – Градов! Порву на куски, сука! Куда ты нас затащил?

«Мишка Гамми» был как всегда в своем репертуаре…