Текст книги "Сказка про белого бычка"

Автор книги: Игорь Черный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава пятая
ДЕВИЧЬИ ГРЕЗЫ

Окрестности города Топрак-Кала, Хорезм, Кушанское царство, 118 г.

Своего настоящего отца Валерия не помнила.

Неоднократный консул, легат Британии, разгромивший в 76 году мятежное племя силуров,[42]42
  Кельтское племя, занимавшее в эпоху железного века земли в современном южном Уэльсе.


[Закрыть] смотритель городского водопровода Рима, в последние годы ставший жрецом-авгуром,[43]43
  Члены почетной римской жреческой коллегии, выполнявшие официальные государственные гадания.


[Закрыть] Секст Юлий Фронтин скончался в конце 103 года, через три года после появления на свет дочери.

Потом, уже подросши, девушка слышала, как рабыни шептались, что будто она не была родной Фронтину по крови. Дескать, Секст Юлий женился на матери Валерии, Сервии Присцилле, происходившей из знатного, но бедного римского рода, уже будучи дряхлым стариком семидесяти лет.

Понятное дело, что молодой матроне необходимо было не только положение в обществе и консуловы деньги, но и телесные утехи, чего старый патриций, больше интересовавшийся своими научными исследованиями, чем прекрасным полом, ей уже дать не мог. Поэтому и смотрел на шашни супруги с молодыми аристократами сквозь пальцы. А с некоторыми из жениных ухажеров даже сошелся довольно близко. Как, например, с Квинтом Тинеем Руфом, которого ценил за острый ум и за ту почтительность, с какой молодой человек выслушивал нудные лекции консула об устройстве водопроводов или о хитростях военной стратегии и тактики.

Что юный Руф усвоил знания по поводу осады крепостей, можно было убедиться, проследив за его успехами как в карьере, так и в личной жизни.

Добряк Фронтин не преминул представить способного патриция недавно ставшему императором Марку Ульпию Нерве Траяну. Такой же провинциал, как и сам консул, Траян искал поддержки в кругах старой римской знати, а потому приветил юношу. Сначала по протекции старого служаки, а потом, увидев в нем способности к дипломатии, и сам стал продвигать его на этом поприще.

Особенно отличился молодой человек во время войны с даками.[44]44
  Группа фракийских племен, проживавшая на территории современной Румынии.


[Закрыть] Там Квинт Тиней был ранен, причем перевязали его бинтами, изготовленными по приказу Траяна из собственных одежд императора.

Отправленный на поправку в Рим, он зачастил в дом своего благодетеля. Интересная бледность, дополнявшая прекрасную и благородную наружность, героический ореол, окружавший юношу, привлекли к нему сердце истосковавшейся по настоящей любви Сервии Присциллы. Молодые люди стали любовниками. Причем постепенно Руф устранил всех остальных соперников и безраздельно занял место в сердце хозяйки дома Фронтина.

Рабыни, прислуживавшие в доме, частенько слышали, как днем, когда старенький авгур исполнял свои обязанности на Палатине, из покоев госпожи доносились её крики, похожие на рычание молодой тигрицы. Потом они стали примечать, что стан госпожи Присциллы как-то подозрительно округлился.

То же самое увидел и сам Секст Юлий и страшно обрадовался скорому рождению единственного наследника. Когда на свет появилась девочка, как и положено по закону, отец вынес ее на порог дома, поднял высоко на руках и показал всем, представляя городу Валерию Фронтину.

Понял ли благородный муж, кто истинный виновник прибавления его семьи, осталось неизвестным. По крайней мере когда после его смерти вскрыли завещание, то все свое имущество консул отписал Сервии Присцилле и ее ребенку. При этом особо оговорив, что желал бы, чтобы опекуном дитяти до совершеннолетия был его лучший друг Квинт Тиней Руф.

Никто не удивился, когда после положенного по закону траура двадцатидвухлетний патриций женился на двадцатисемилетней матроне и удочерил ее малолетнюю дочь Валерию, дав ей свое имя.

Шептали, правда, всякое. Кто говорил, что юноша позарился на богатое приданое вдовушки и то положение, которое занимала её фамилия при императорском дворе. Кто слышал, что брат невесты, легионер Марк Сервий, немного тронувшийся во время войны с даками, пообещал парню отрезать ему причинное место, если он не сочетается законным браком с его сестрицей.

Так это или иначе, однако Квинт и Присцилла прожили в счастливом браке почти десять лет.

Возможно, супружество их было столь безоблачным потому, что отца семейства подолгу не было дома. Неугомонный император Траян взял молодого дипломата с собой на Восток, где проводил активную завоевательную кампанию. Руф участвовал и в аннексии Набатейского царства, и в войне против Парфии. Когда же повелитель начал наступление на северо-западную Месопотамию, из Рима пришло печальное известие о тяжелой болезни Сервии Присциллы.

Успев еще проститься с супругой перед смертью и похоронив её со всеми почестями, молодой проконсул не смог расстаться с уже повзрослевшей дочерью, бросив девочку на попечение сплетниц-рабынь (дядя, дослужившийся до чина центуриона, тоже находился в это время на Востоке, в Каппадокии), и взял её с собой.

Заняв Вавилон, Селевкию и Мезенское царство, Траян дошел до Персидского залива. Здесь, в портовом городе Хараксе, увидев плывущий в Индию корабль, император воздал хвалу Александру Македонскому и воскликнул: «Если бы я был молодым, то вне сомнений отправился бы в Индию». Потом взглянул на свиту и, заметив среди прочих Квинта Тинея, сказал ему: «Ты молод, Руф. Так кому же, как не тебе, ехать в Индию!».

И, не долго думая, отправил патриция с посольством в Бактрию, дав ему для охраны центурию, командиром которой был Марк Сервий. Дядя настоял, чтобы племянницу взяли с собой. Во-первых, под присмотром будет, потому как не оставлять же невинную девицу среди диких варваров, а во-вторых, свет увидит, край Ойкумены, понимаешь ли. Отец не возражал.

Путешествие их продолжалось почти два года.

Много дивного увидела Валерия Руфина за это время.

Причудливые, не похожие ни на прочие города Востока, ни на тем более Рим, селения бактрийцев (или, как они сами себя называли, кушан). Их богато украшенные росписями и скульптурами (надо сказать, порой довольно неприличными) храмы, великолепные дворцы знати и царя. Чудные животные, среди которых самыми замечательными ей показались мудрые, хотя и неповоротливые великаны-слоны, а также вертлявые забияки-обезьяны. Странные многорукие, многоголовые и многоглазые кушанские боги…

И конечно, люди.

Бактрийцы поразили юную римлянку не только своим внешним видом, но и разнообразными познаниями. Их женщины и мужчины были красивы, пусть и не той красотой, каноны которой сложились в римском обществе. Высокие, темноволосые, с выразительными глазами. Наверное, чуть полноваты. Однако ж, только состоятельные. Бедняки были до безобразия худыми. Такой худобы у самого последнего римского раба не увидишь.

Зато какие штуки они могли вытворять!

Зажигательные танцы, где каждый жест что-то означал и вызывал прилив жгучего неосознанного желания.

А эти их йоги и факиры, умевшие изогнуться, словно завязывая свое тело в узел. Владевшие непостижимым искусством ходить босиком по горящим углям или битому стеклу и лежать на подстилке, утыканной острыми гвоздями. Заставлявшие жутких ядовитых змей плясать под свою дудку…

Вот и этот удивительный парень был, наверняка, из их породы.

Еще в первый раз взглянув на него, Валерия почувствовала какой-то непонятный толчок в груди. Словно обожгло сердце жарким пламенем.

Потом лечение отца. Было что-то странное в движениях и взгляде молодого человека. Римлянка готова была поклясться, что, когда он протянул руки к ране сенатора, из них выскочил сгусток пламени, прижегший рану и заставивший её почти моментально затянуться. А на лбу Романа, или это ей только почудилось, на пару неуловимых мгновений проступил… третий глаз. Точь-в-точь как у кушанских богов.

И затем, во время своего танца, он снова напомнил ей одного из необычных небожителей Бактрии. Того самого, которого изображали танцующим.

Ух, эта пляска!..

Валерия и представить не могла, как возбуждающе может действовать на женское естество вид танцующего обнаженного мужчины.

Ей не раз, как хозяйке дома, приходилось принимать участие в пиршествах, устраивавшихся отцом для гостей. Обилие голых тел не смущало её. Видела она и то, чем обычно завершались эти оргии, хотя Руф оберегал целомудрие дочери и отсылал её еще до того, как гости начинали терять человеческий облик, превращаясь от вина и разожженной им похоти в диких зверей. Но ни разу не испытывала она ничего подобного.

На миг потеряла способность здраво соображать и почти уже сорвалась с места, чтобы вцепиться в это сильное, несказанно красивое тело, будто вышедшее из-под резца искусного ваятеля. Что бы она стала делать с ним, Валерия не знала, но… тут пляска закончилась, и девушка застыла, так и не сделав рокового шага.

С того дня она не находила себе места. И только забота о здоровье отца отвлекала её от мыслей об удивительном варваре.

Но это днем…

А ночью кошмар продолжался. Ей грезилось это смуглое танцующее тело, с которым она проделывала такое, о чем приличной незамужней девушке не то что говорить, но и думать не полагалось. О чем писал срамник Овидий в своей «Науке любви».

Занятно, что варвар, как оказалось, хорошо знал эту поэму. И не только её.

Он подолгу мог пересказывать сюжеты различных произведений греческой и римской литературы. Разбирался в вопросах живописи, скульптуры и архитектуры. Еще и побывал во многих местах. Но о своих путешествиях почему-то распространялся неохотно, чего-то явно не договаривая.

Ну и пусть. Валерия уже привыкла к тому, что у мужчин бывают важные тайны. Взять хотя бы её отца. Вот уж точно Двуликий Янус. Наверное, в его голове сосредоточены все тайны мировой политики Империи.

Сенатор, благодаря совместным усилиям Сорана Эфесского и пленного бактрийца, заметно шел на поправку. Уже на третий день он так окреп, что даже велел, чтобы его на носилках вынесли из палатки подышать свежим воздухом.

Марк Сервий, видя такое дело, решил развлечь начальника и родственника диковинным зрелищем.

– Ты что-то говорил о поединке против десятерых моих воинов? – напомнил он Роману.

Если бы бактриец отказался, центурион не стал бы настаивать. Уж больно пригодился парень. Буквально вытащил посла с того света.

По-хорошему, с него бы годилось снять рабский ошейник, но…

Ладно, сам ведь напросился на единоборство с римлянами. На всякий случай офицер предупредил своих парней, чтоб не усердствовали в избиении варвара. Так, поучили малость уму-разуму, но без членовредительства. Бактриец еще может пригодиться.

– Говорил, – подтвердил глупец.

– И как, готов?

– Конечно, – улыбнулся молокосос, щеря идеальные белые зубы.

– Не бойся, я отобрал самых слабых, – ободрил его ветеран.

– Достойнейший, – поклонился центурион консулу. – Вот этот варвар утверждает, что может выстоять против десятерых наших легионеров. Без оружия против невооруженных. Как, позволишь ли доказать ему свою удаль?

Руф, отхлебнув из кубка странного отвара под названием «чай», посмотрел, прищурившись, на своего спасителя. Ничего похожего на благодарность он к дикарю не испытывал. Тот выполнил долг перед великим Римом, и не больше. Как должен это делать любой носящий рабский ошейник по отношению к своему господину.

– Дозволяю! – кивнул милостиво и, услышав тревожный вскрик дочери, вздел брови. – Ты чего, дорогая?

– Нет, нет, ничего, – поспешно молвила девушка, метнув косой взгляд на варвара.

Взор этот был замечен сенатором и, надо сказать, весьма ему не понравился. Не хватало еще, чтобы девочка потеряла голову от этого самца, надо отдать ему должное, весьма породистого. Нет, надо быстрее отвезти ее в Рим и подыскать хорошую партию.

Десяток крепких мужчин. Пожалуй, даже слишком крепких для «самых слабых бойцов», как выразился центурион. Видать, специально отобрали.

– Хотите посмеяться над глупым варваром? – с улыбкой не то сказал, не то подумал Градов. – Так посмеемся вместе.

Легионеры стаскивали рельефные нагрудники и оставались в коротких рубахах и туниках. Каждый был обут в широкие сандалии на мягкой подошве. Журналист, наоборот, разулся.

– Здесь не борьба, – ухмыльнулся центурион. – Будешь драться босой?

– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил питерец.

Настоящий варвар.

Когда широкоплечие римляне построились в шеренгу, Роману стало не по себе.

Легкая неуверенность прокатилась по затылку, застучало в груди. Дыхание участилось, и парень с трудом удержал себя, чтобы не сделать успокаивающую гимнастику. Проклятые инстинкты!

Вышел на расчищенное для поединка пространство. Несколькими движениями размял затекшие от длительного стояния плечи. Взмахнул руками и глубоко вдохнул.

Римляне приблизились строем. Совсем как в пошлом анекдоте: «…и дружным строем отправились на…»

От глупого воспоминания стало очень весело. Журналист разулыбался в полный рот.

Легионеры непонимающе переглянулись. Мало того, что нашелся дурак, голыми руками собравшийся уложить десятерых. Так еще ухмыляется. Тут явно Бахус замешан.

– Ну что, начинаем? – спросил центурион.

Он обращался к Роману, и на лице офицера была написана готовность отменить поединок. Видно было, что жалеет глупого юнца.

Ну нет, решил Градов, демонстративно кивая головой. Раз захотели представления – тогда устроим.

– Вперед! – скомандовал командир легионеров, убираясь из круга.

Он понимал, что сейчас начнется заварушка и лучше держаться подальше.

– Дайте я сперва попробую, – тяжелым басом попросил самый здоровый римлянин.

Он почти на полголовы превышал любого присутствующего. В том числе и Ромку.

Остальные легионеры не возражали. Без сомнений, здоровяк пользовался немалым авторитетом.

Противник вышел вперед, поигрывая мышцами. Туника на груди затрещала, жалуясь на нелегкую судьбу.

Роман подступил на шаг и остановился. Больше никто не двинулся с места. Все с интересом наблюдали за разыгрывающимся зрелищем.

– Порвет он варвара, – сказал кто-то из толпы легионеров и добавил святотатственное: – Клянусь сосками Венеры – порвет!

– А ну, цыц! – рявкнул Марк Сервий.

И в тот же момент здоровяк накинулся на журналиста.

Еще до начала поединка Градов правильно оценил соперника. Слишком большой и сильный, чтобы двигаться быстро. Такая махина не станет уклоняться от ударов, а попытается подмять соперника под себя. Задавит весом.

Как и ожидал Роман, боец без ложных выпадов просто шагнул вперед и раскинул руки. В глазах так и читалось: дай только обнять тебя маленько – мигом ребра затрещат.

Вместо того чтобы уклониться, питерец и сам стремительно шагнул вперед. Никаких отступлений.

Раскрытая ладонь ударила здоровяка в солнечное сплетение. Пальцы левой руки будто невзначай скользнули по бедру противника.

Толпа издала дружный вздох.

Все случилось невероятно быстро. Никто даже не заметил движения Романа. Но результат увидел каждый.

Гигант удивленно распахнул глаза, мгновенно краснея от нехватки воздуха (удар под грудь всегда отличался особым цинизмом). Правая нога римлянина подкосилась, и сам он рухнул на землю.

У нескольких легионеров отвалились челюсти.

– Я думал, будет что-то интересное, – скучным тоном протянул сенатор, обращаясь к командиру римлян. – Твои солдаты пьяные?

Центурион сглотнул.

Его ответ потонул в обиженном рыке поверженного бойца.

Здоровяк поднялся с пыли и яростно массировал увеченную ногу.

Надо отдать ему должное – не стал сквернословить или сыпать угрозами. Размахнулся и ударил Градова в ухо. Вернее, попытался ударить.

Рука легионера скользнула по согнутому локтю Романа. Журналист продолжил ее движение, слегка пригибаясь и разворачиваясь вокруг своей оси. Свободная рука питерца описала длинную дугу и врезалась римлянину в затылок.

Громила запрокинул голову и издал что-то вроде: «ка-а-а».

Следующее мгновение он уже валялся на земле. Хлесткий удар в основание черепа – страшная штука.

– Неинтересно, – сенатор махнул рукой в подтверждение реплики. – Если варвар похвалялся, что одолеет десяток бойцов, почему они нападают поодиночке?

– Вперед!

Не успел еще затихнуть голос центуриона, римляне бросились в атаку.

Роман скользнул в сторону, уходя из-под направленного удара сразу троих. Основная масса нападавших пролетела мимо. Целью Градова стали те трое, кто двигался медленнее.

Для удобства подсчета журналист условно пометил каждого легионера порядковым номером. Первый – с большими ушами. Второй – носатый со шрамом над левой бровью. Третьему недостает передних зубов. И так далее.

Кулак одного из противников почти коснулся щеки. Русский приблизился к легионеру почти вплотную и поднял согнутую руку, заключая локоть бойца в замок.

Тычок головой в переносицу. Ногой – в лодыжку, и завершающий удар плечом в скулу.

«Ушастый» противник покатился под ноги бегущих товарищей.

Второй легионер отлично работал ногами, но ему изрядно мешал беззубый сослуживец.

Градов блокировал выпад коленом и слегка развернул Второго налево. Тот с удивлением увидел перед собой кулак приятеля.

Тресь!

– Ах ты… – успел закричать Второй.

И тут же обмяк – Роман двумя указательными пальцами ударил его в шею. Точки на гортани и яремной вене – замечательные мишени.

Пока Третий еще отдергивал сразившую однополчанина длань, журналист поднырнул под нее и провел подсечку. Римлянин не упал, но отклонился в сторону, размахивая руками для балансировки.

Ромка распрямился и треснул бойца под кадык. Тот захлебнулся и схватился за горло. Удар кулаком в висок оборвал его мучения.

Если бы Градов бил на полную силу – не обошлось бы без переломов и сотрясений мозга. Но парень не собирался обзаводиться новыми врагами. Благо, хватало тех, кто сидел в здешней клетке для рабов.

Потому Пятый легионер свалился на Четвертого, и оба они схлопотали коленями в ухо. Свалить сразу двоих – зрелищное представление. Роману пришлось поднапрячься и подпрыгнуть, обеими ногами грохнув обнявшихся противников в спины.

Оставшиеся римляне благоразумно держались на дистанции. Они своими глазами видели, как обычный в общем-то парень уделал шестерых, да-да, – шестерых профессиональных солдат, учитывая постанывающего громилу.

– Стена, – вдруг шепнул кто-то из них. – Посмотрим, как он теперь попляшет.

С такой манерой боя Градову еще не приходилось встречаться. Римляне прославились во все века и миры как лучшая дисциплинированная армия. В одиночку каждый легионер был обычным солдатом. Но объединенные силы нескольких воинов превращались в смертельную угрозу для любого врага.

Солдаты тесно прижались друг к другу плечами. Двое на полшага вышли вперед, образуя условную дугу. Изогнутая фаланга.

Весьма эффектно. Не надо разворачивать линию, бегая туда-сюда. Фланги прикрыты, центр наступает.

Вот только драться голыми руками римлян в строю не учили. Сжимая гладиусы или ксифосы, легионеры мигом бы разделались с Романом. Кулаками же сражаться несподручно.

Чеканя шаг, маленькая, но грозная фаланга двинулась вперед.

– Люблю такое! – донеслось со стороны сенатора. – Красота! Подлинное величие Рима!

Что-то гордо ответил центурион. В очередной раз охнула Валерия.

Этот вздох (или всхлип) девушки и решил все дело. Надо было показаться во всей красе.

Роман приготовился отразить удар. Он понимал, что противники будут поддерживать друг друга, и пока один станет блокировать выпады Градова, другие атакуют.

Глубокий вдох, пока хватало сил. Воздух наполнил легкие кислородом, взбурлила и до того разгоряченная кровь. Резкий выдох, чтобы ничего не осталось. Еще раз, и еще.

В ушах зашумело, перед глазами поплыли яркие пятна. Реакция ускорилась, движения журналиста стали резкими и очень быстрыми.

Он прыгнул вперед, нанося стремительный удар. Пятка с неприятным плотским гулом треснула левого крайнего в грудь.

Фаланга пошатнулась. Ближайший товарищ подхватил скрючившегося римлянина за плечи. И тут же получил локтем в надбровную дугу. Брызнула кровь.

После прыжка довольно тяжело рассчитать следующий удар. Но Роман порадовался, что не попал легионеру в глаз. Могли возникнуть неприятные последствия.

Добавил первому, еще не оправившемуся от потери дыхания бойцу. Хлесткий удар ладонью в шею. Резкий поворот, уход в тыл фаланги. Обеими руками схватил противников за шеи и стукнул их голова об голову.

Отряд поредел ровно наполовину. Оставшимся бойцам не осталось ничего лучшего, как разъединиться и попытаться затиснуть Романа в клещи.

Градов сделал несколько шагов вперед, минуя бойцов. Развернулся, хватая ближайшего за ухо, и двинул его локтем в ключицу. Противник выгнулся, ощерившись гримасой боли. И свалился спиной назад, угостившись пяткой с разворота.

– Останется только один, – тяжело дыша, пошутил Роман.

Римлянин не понял юмора двадцать первого столетия.

Он схватил Градова за плечи и ударил коленом. Но его нога вдруг наткнулась на бедро Романа.

Парень подцепил легионера за пятку и резко дернул ее наверх. Если бы еще ушел влево и приподнялся – не миновать врагу растяжки или перелома. А так только хрустнула лодыжка.

Римлянин замер в странной позе: с согнутой ногой, почти прижатой к ягодице, и откинувшись назад. Роман небрежно отклонил его плечом еще пониже. И завершил поединок эффектным хлопком раскрытой ладони по гортани противника.

– Поверить не могу, – хмуро выдавил центурион, глядя на своих побитых подчиненных.

– Я же говорил! – с торжеством воскликнул Садай и полез обниматься с победителем.

Надо сказать, что и побежденные повели себя по-мужски. А что, всё было по-честному. Поэтому, отряхнув с туник пыль, они также подошли к варвару, и кто обменялся с ним рукопожатием, а кто попросту легонько ткнул парня кулаком в плечо или бок, показывая, что зла не держит.

Квинт Тиней Руф был уязвлен, казалось, даже больше, чем его родственник. Откинувшись на подушки, он лежал, смертельно бледный, дыша так, словно ему не хватало воздуха. Заметив состояние высокого пациента, Соран принялся хлопотать вокруг него, быстренько сварганив компресс и поднося укрепляющее питье.

Медикусу помогала и Валерия, хотя больше всего ей хотелось сейчас оказаться на месте Садая, чтобы осмотреть, цел ли герой, нет ли у него каких ран и ушибов. Но следовало соблюдать приличия.

Отдышавшись, сенатор жестом подозвал к себе Марка Сервия и стал вполголоса что-то втолковывать ему.

О чем говорили родственники, девушка не разобрала. Видно было только, что центуриону не очень нравилось слышимое. Он пару раз энергично потряс головой, возражая послу. Но патриций настаивал, и в конце концов ветеран сдался.

Подойдя к Роману, он, не глядя ему в глаза, произнес:

– Тут это… Посол требует, чтобы ты выступил против еще одного бойца. Последний поединок…

– Так нечестно, доминус! – возмутился Садай. – Он же выиграл. Один против десяти.

– Рот закрой, щенок! – рявкнул офицер. – Давно розог не пробовал?

И неожиданно с виноватой заботой поинтересовался у пленника:

– Ты как, выдержишь, а?

Градов понимающе улыбнулся. Разумеется, он устал. Но не настолько, чтобы подводить этого, в общем, неплохого дядьку, вынужденного терпеть капризы спесивого аристократа.

– Постараюсь. А что за боец?

Центурион вздохнул.

– Это один из личных охранников проконсула…

Садай присвистнул. Негров-великанов, служивших носильщиками и одновременно телохранителями Руфа, среди легионеров никто не любил. Уж больно те кичились своим положением.

Еще бы, кормили, поили, одевали их не в пример простым римским солдатам. Мясо и вино у них не переводилось. И жалованье получали тройное. Преторианцы, понимаешь! Выделенные самим императором для охраны драгоценной особы посла.

– Ладно, пусть будет телохранитель, – пожал плечами журналист.

А что ему еще оставалось.

По знаку проконсула вперед выступил темнокожий богатырь гигантского роста.

При виде этого звероподобного чудища Валерия ойкнула. Вся восьмерка отцовских носильщиков отличалась физической силой и статью, но даже среди них Север выделялся. Это была поистине глыба, сплетенная из тугих клубков мышц.

Вот он каменной статуей замер напротив варвара, одетый лишь в набедренную повязку. Солнечные блики забегали по натертой маслом антрацитовой коже Севера. С легким презрением рассматривал он стоявшего перед ним пленника, словно тот был некоей букашкой, мешавшей полуденному отдыху великана.

Роман, оценивающе глядел на противника. В принципе, ничего особенного. Гора костей и мяса. Наверняка, привык массой брать, сразу сшибая соперника с ног. Где же у него слабые точки?

Ага, приметил русский, вот они. Пресс слабоват, подкачать бы не мешало и не жрать после шести вечера. И там, на шее парочку.

– Начинайте! – нетерпеливо махнул платком сенатор, которому не терпелось, чтобы с этим бактрийским наглецом поскорее было покончено.

Будто повинуясь его приказу, Градов сорвался с места.

На самом деле он применил обычную тактику шиваната, создававшегося как учение о нападении, а не обороне.

Великан опешил. Он не ожидал, что эта мелочь пузатая решится на атаку. Полагал, что самая лучшая тактика для варвара в этом бою – постараться как можно дольше уклоняться от прямого контакта с ним, Севером. Ладно, кроха, сам напросился.

Валерия увидела, как гигант, раскинув в стороны руки-бревна, пошел на бактрийца. Так движется неумолимая гигантская волна, сметающая все на своем пути. Девушке приходилось видеть такие в царстве кушан, на берегу великого океана.

То, что произошло потом, было поразительным не только для девичьих глаз, но и для взоров видавших виды вояк, с любопытством наблюдавших за поединком.

Варвар маленькой, но злобной собачонкой кинулся прямо на грудь Северу и провел серию молниеносных ударов-тычков. Сначала ткнул левой рукой в правое предплечье гиганта, затем клюнул правой в левое, а потом той же правой, как гладиусом, сделал выпад в живот, в область селезенки.

Север выпучил глаза, открыл рот, вывалив наружу язык, и согнулся пополам. Было видно, что он испытывает жуткую боль.

Зрители, за исключением сенатора, одобрительно загалдели. Валерия даже хлопнула пару раз в ладоши.

– Север! – гневно крикнул проконсул. – Север!

К чести гиганта, он довольно быстро собрался с силами и снова пошел в атаку. Громадный кулак взлетел над курчавой головой молодого человека, готовый размозжить её. Но не успел опуститься, перехваченный быстрым движением соперника. Пальцы варвара легонько прошлись по запястью негра, будто нащупывая пульс, а пальцы левой ноги впечатались в правое колено телохранителя. Тот охнул и осел на песок под издевательские улюлюканья легионеров.

Взревев диким зверем от боли и унижения, Север подхватился на ноги, но было видно, что его правая нога и левая рука плохо повинуются ему.

И тогда в его руке блеснул короткий клинок. Откуда он его взял, никто не успел заметить. Может, из складок набедренной повязки извлек. Или кто из его товарищей незаметно подбросил…

Центурион собрался было вмешаться в поединок, пошедший не по правилам, но был резко остановлен сенатором.

– Ты неправ, дружище, – осуждающе покачал головой Роман, глядя в налитые кровью глаза негра. – Ты очень неправ.

Невысоко подпрыгнув на месте, он провел серию ударов ногами, поразив второе колено, а затем и пах гиганта. Одновременно «пощупал пульс» на правой руке противника, отчего та сразу повисла плетью.

Нож упал на землю.

Ребром левой ладони Градов ударил по кадыку Севера, а его правая рука вонзилась в левый бок великана, прямо под ребра.

Телохранитель вытянулся во весь рост и медленно, как срубленное дерево, завалился на спину.

Журналист, смахнув со лба пот, повернулся лицом к сенатору, не выходя из боевой стойки.

– Кто-то еще желает? – осведомился, переводя дыхание.

Двое носильщиков по знаку проконсула кинулись к своему поверженному приятелю. К ним поспешно присоединился и Соран Эфесский.

– Мертв? – слабо справился Руф.

– Хвала богам, нет, – отрицательно затряс головой эскулап. – Пару ребер сломано, а так все в порядке.

– В порядке, – передразнил его посол и зло сплюнул.

– Ну, варвар… – обратился он к Роману, но договорить не успел, потому что на площадке появился дозорный с вестью о том, что к лагерю приближается процессия местных.

– Что им нужно? – пожал плечами проконсул. – Вроде, недавно виделись.

– Впустить? – поинтересовался Марк Сервий, одним глазом кося на племянницу, которая под шумок пробралась к бактрийцу и принялась обтирать его своим платком, что-то горячо нашептывая парню на ухо.

Патриций кивнул. Осложнять отношения с варварами не входило в их планы. Слишком уж мало было римлян. А до ближайших имперских провинций, ой, как далеко.