Текст книги "Сказка про белого бычка"

Автор книги: Игорь Черный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

И еще одно увидел журналист, осмотрев трупы.

Этих людей убили… из огнестрельного оружия. Откуда оно здесь взялось? Хотя понятно, в руки жрецов попали пушки узбеков. Интересно, как неграмотные хорезмийцы научились так лихо обращаться с пистолетами и так метко стрелять?

– Это те самые люди, что напали на вас? – тигриные глаза старца не отлипали от лица Романа.

– Они, – засвидетельствовал питерец.

– Хорошо. Значит, рука Ахура-Мазды совершила справедливую месть. Вы удовлетворены? – обратился мобедан мобед к легионеру.

– Я доложу послу, – пообещал Садай.

– И ладно. Не стану вас задерживать, дети мои. К тому же мне пора к малеку, доложить его величеству о результатах вашего осмотра.

Молодые люди, испытывая большое облегчение от того, что их «не стали задерживать», поспешили откланяться.

Когда Садай уже покинул помещение, а Роман замешкался на выходе, Вазамар окликнул его.

– Постой, юноша.

Подойдя вплотную к русскому, святейший протянул ему руку.

– Вот, возьми в награду от меня.

В руке жреца была зажата увесистая золотая цепь с зороастрийским амулетом фраваши, представлявшим собой крылатый солнечный диск с возвышающейся над ним фигурой Ахура-Мазды. Точно такой же знак, только величиной почти в две ладони, висел на груди у самого мобедана мобед.

– Позволь, я сам одену тебе его, – попросил старец.

Молодой человек замялся.

– Спасибо, святейший. Однако я уже ношу на груди священный амулет, подаренный мне моим учителем…

Он вытащил из-под туники серебряную тришулу Спитамена-ака.

При виде её у старика затряслись губы. Протянутая рука с цепью безвольно опустилась.

– Ну, как знаешь, – сухо выдавил из себя Вазамар. – Ступай… бактриец.

По выражению желтых старческих глаз журналист понял, что нажил себе смертельного врага.

– …Эх, дурак ты, Ромул. Такой кусок золота не взять, – возмущался Садай по дороге к базару. – Дедушка от всей душа подарок тебе сделать, а ты… тьфу.

– Ты не понимаешь, я просто не мог этого сделать, – замялся Роман. – У меня уже есть амулет, тришула. Подарок моего учителя, который очень много для меня значит. Это что-то вроде веры, тайной истины. Принять дар от Вазамара означало бы предать самого себя, все то, чего я достиг и к чему стремлюсь.

– Тебя же никто не заставлять носить этот амулет. Мы могли бы его продавать и выручить столько ауреусов… – Юноша закатил глаза, что-то прикидывая. – Ух, я даже подсчитать не мочь! Можно было б гулять целый неделя, нет, месяц! А то и того дольше. Может, вернемся, а?

– Прекрати, если бы я взял ожерелье, это бы значило, что склоняюсь перед мобеданом мобед и признаю его могущество. Я не собираюсь преклоняться перед этим стариком, хотя и отлично понимаю, что, отвергнув его подарок, стал его врагом. Но в любом случае, поступить по-другому я не мог, просто не имел права. Так что тема закрыта.

С этими разговорами парни и не заметили, как дошли до базара.

Градов помнил о просьбе врачевателя купить барашка для гаруспиций, а также о том, что обещал коммилитос устроить пирушку.

– Пойдем-ка, разведаем, что почем.

– Оу, я любить базар, очень любить, – заулыбался араб. – Только смотри, без меня ничего не покупай, а то ушлый продавцы могут подсунуть гадкий товар.

Так, сначала бараны. Потом можно прикупить немного вина для товарищей, а еще зелени, сыру да лепешек на закусь.

Зуль-Карнайн, отчаянно жестикулируя, уже вовсю разговаривал с одним из торговцев.

– Да что ты говоришь! – возмущался он, щупая за бок упитанного барашка. – Это ведь сплошные кожа да кости. Больше двух денариев я тебе не дать.

Лицо щуплого мужичка, очевидно хозяина животины, удивленно вытянулось.

– Ты чего, парень, он же верных шесть серебрушек стоит. Посмотри, жирный какой. Самое оно, шашлык отличный выйдет, это я тебе обещаю.

Садай хитро прищурился, ткнув пальцем в скотину.

– Какой-то он больной у тебя на вид, – подмигнул он питерцу. – Глаза мутные, шерсть весь в колтунах, копытца облезлые. Ну, точно чумной, ты только глянь, Ромул.

Понятное дело, что никаких признаков той или иной болезни рогатый на самом деле не имел, поэтому Градов решил не участвовать в маленькой игре товарища, только хмыкнув себе под нос.

– Какая чума, упаси пресветлый Ахура-Мазда! – вытаращив глаза, испугался мужичок. – Думай, что говоришь, уважаемый. У меня самые лучшие бараны на весь Хорезм. Еще никто не жаловался. Всего пять серебряных монет! Замечательная цена! Только для тебя. С утра по восемь продавал, клянусь Анахитой!

– Э нет, так дело не пойдет. Три денария даю. За больной-то скотина.

Воспользовавшись тем, что торговец на мгновенье отвернулся, чтобы показать товар другим покупателям, Садай незаметно пнул животное по ноге, отчего последнее издало истошный вопль, подогнув ушибленную конечность.

– Слышите, люди добрый, он еще и кашлять! – завопил хитрый араб. – Да еще и хромой! А вот этот вот негодяй, – указал он на продавца, – хотеть сбить с честный гражданин полтора ауреуса за негодный скотина.

Собравшаяся вокруг толпа издала неодобрительный гул.

– Друг, друг, перестань кричать! – схватил за локоть красавчика торгаш. – Я ж говорю, ауреус, всего четыре серебряных монеты за такого роскошного барана, только клиентов не распугивай.

Зуль-Карнайн довольно улыбнулся, но вопить не перестал:

– Бегите все отсюда, тут чумной скотина! Баран-убийца! – разрывался паренек. – Даю полтора ауреуса за двух баранов и ни слова больше, – добавил он тихонько, так, чтоб услышали только Роман с продавцом.

– Это же грабеж, сжалься над честным человеком!

– Чума идти на славный город и начаться с этот баран! – гнул свое во всю глотку мошенник.

– Хорошо, по рукам. Два барана за шесть серебряных, – сдался торгаш. – Только, пожалуйста, не приходите ко мне больше.

Довольный удачной сделкой Садай потянулся к кошелю, но не тут-то было. Пояс, к которому обычно он привязывал кисет с монетами, был пустым. Увлекшийся торгами арапчонок не заметил, как проворный мальчонка аккуратно срезал мешочек.

Зато Роман не зевал.

Градов подался вперед, пытаясь поймать сорванца, но тот уже летел вперед, ловко перепрыгивая через невысокие прилавки.

«Экий ловкий, точно маленькая обезьянка, – отметил плясун. – Но ничего, мы тоже не лыком шиты».

Перескочив через лоток с рыбой, преграждавший путь, псевдобактриец побежал вслед за воришкой. В отличие от худенького паренька, который с легкостью перемещался по людному базару, широкоплечий питерец преодолевал препятствия с трудом, то и дело опрокидывая гору товара очередного «частного предпринимателя».

Лысая голова мелкого грабителя мелькнула где-то слева, и Роман тут же метнулся за ним.

Полная дама, предлагавшая покупателям спелые арбузы, встала поперек дороги.

– Купи арбуз, соколик, сочный, спелый, сахарный…

Взлетевший в воздух арбуз, задетый ногой догонявшего, смачно приземлился прямо на голову женщины.

– Ковры, великолепные ковры ручной работы! – слишком поздно донеслось до парня, поскольку он уже въехал боком в стопку паласов, свалив их на землю.

– Ах ты, мерзавец! Раздери тебя Ангро-Майнью, ты мне весь товар выпачкал! – закричал вслед уже улепетывающему Градову пострадавший продавец.

В надежде остановить нарушителя спокойствия раздосадованный мужчина бросил ему в спину небольшой коврик.

– Спасибо! – крикнул брюнет, перехватывая его на лету.

«То, что надо», – усмехнулся Роман. На ходу развернув «подарок» торговца, он выбросил его вперед прямо на вынырнувшего из-за угла мальчишку.

– Попался!

Тут и запыхавшийся Садай подоспел. Ухватил несовершеннолетнего грабителя за оттопыренное ухо, и ну трепать.

– Чтоб тебе, Хубалово отродье, пусто было! Да я тебя, Баалов хвост, в порошок стирать! Эй, стража, сюда!

– Дяденька, не надо стражи! – заныл малец. – Меня в узилище бросят, потом руку отрубят за воровство. Я больше не буду.

Ромка же по зареванным глазам видел, что врет. Обязательно будет еще промышлять воровством чужих кошельков. Тоже мне, Кирпич нашелся. Щипач недоделанный.

– Отпусти его, Садай, – велел. – Видишь, у него уже все ухо распухло.

– А пусть не воровать в другой раз, – упрямо продолжал воспитательный процесс новоявленный Макаренко.

– Я сказал, брось! – нахмурился Градов, беря воришку за руку.

Тот подергался, намереваясь сделать ноги, но понял, что не на того нарвался, и успокоился.

– Зачем воровал? – заглянул ему в глаза русский.

Пацаненок шмыгнул носом. Он был тощий, жалкий и оборванный. На вид имел не больше одиннадцати-двенадцати лет.

Не выдержал прямого взгляда, потупился.

– Есть хочется.

Понятно. Все они поют одну и ту же песню.

– Пойдем, накормим.

Купил парню лепешку с куском мяса, сыром и зеленью. Хорезмийский гамбургер или, точнее, шаурма.

– Лопай.

Мальчуган впился зубами в угощение, заурчав, как голодный щенок.

Араб тоже размяк. Приобрел налетчику-неудачнику кусок дыни и пару персиков на закуску. Отошли к городскому водоему и присели на краешек.

– Тебя как звать-то? – поинтересовался питерец.

– Питанак, – чавкая, сообщил пацаненок.

– И как ты докатился до жизни такой? – подождав, пока малец разделается с «основным блюдом», продолжал расспросы Роман.

Что-что, а допытываться он умел. Не зря же выбрал для себя стезю журналиста.

Обливаясь фруктовым соком, пацан поведал, что поллуны назад к ним в дом явились стражники мобедан мобеда и стали допытываться, где хозяин дома. Мать Питанака отвечала, что муж пасет стада в горах и наведывается домой раз или два в месяц. Но что-то его уже давненько не было.

Подлые караганы не отстали, а их старший, его звали, кажется, Хварзбанаком, стал приставать к матери, угрожая насилием. Женщина дала ему пощечину, а он оттолкнул её. Мать упала и ударилась головой о лавку. И больше не шевелилась, а из головы потекла кровь. Караганы испугались и убрались вон. На крики Питанака явились соседи и, осмотрев бедную женщину, увидели, что ей уже не поможешь.

Кто-то дал знать обо всем случившемся отцу, и он явился с пастбища. Тут-то его караганы и схватили и увели в темные подвалы Вазамара, поглоти его Ангро-Майнью.

Соседи помогли похоронить маму, и с тех пор парень бедствует. Денег в доме не оказалось. Отец не успел снабдить сына средствами. Еда тоже скоро кончилась…

– Постой, – забрезжило что-то в голове Романа. – А как зовут твоего отца?

– Фработаком, – шмыгнул носом мальчик.

Так вот куда запропастился его хозяин. А он голову ломал, что с ним да как…

– Слушай, малой, – погладил пацана по лысой головенке питерец. – Твой отец был моим другом. Хочешь, пойдем с нами? У нас тебе будет сытно и спокойно.

Зуль-Карнайн возмущенно фыркнул. Еще чего, привечать каждого малолетнего бездомного воришку. У них не приют, а военный лагерь.

– Его отец – мой друг, – пояснил Роман Садаю на арабском. – И даже больше. Я здесь без него что слепой. Мне очень, понимаешь, очень надо встретиться с этим пастухом.

– Моя понимать, – кивнул юноша. – Но что сказать центурион?

– Думаю, мы его вместе уболтаем, – подмигнул Градов. – Так что, орел, идешь с нами?

Паренек отрицательно покачал головой.

– Тут у меня дом, – совсем по-взрослому сказал он. – Надо за хозяйством приглядывать, пока отец не вернется. Да и вестей от него ждать надо. Он сам так велел.

– Как?! – не поверил журналист. – Ты хочешь сказать, что твоему отцу удалось подать тебе весть? Из узилищ Вазамара?!

– Ну да, – подтвердил мальчик. – Он передал, чтобы я ждал дома. Скоро, де, встретимся. После праздника. Он будет участвовать в состязаниях… По закону, победителю даруют жизнь и свободу.

– Вот оно что… – задумчиво протянул журналист.

Интересными должны быть эти соревнования, раз верховный жрец хочет столкнуть в них лучшего бойца царства с пришельцами из будущего.

– На-ка, – не обращая внимания на горестные стоны араба, Роман высыпал на ладонь большую часть полученного от Тутухаса золота и протянул пацану. – Я должен твоему папке за бычка. Не успел расплатиться.

Маленькие ладошки, дрожа, приняли желтые кругляши.

– Спасибо, дяденька! Благослови тебя Ахура-Мазда и Божественный Танцор!

– И тебя храни, парень, божественная сила! До скорой встречи!..

Распрощавшись с Питанаком, парни вернулись на базар.

Мясник, уже воссылавший молитвы Ахура-Мазде за благополучное избавление от разорения, при виде беспокойных покупателей скис и, кажется, даже немного позеленел.

Полный же энергии Садай, для которого рынок и торговля, как и для каждого араба, были вторым после войны утешением жизни, не ограничился простым завершением сделки. С особым тщанием он стал осматривать барана, предназначаемого для жертвоприношения. Не заостренный ли у того хвост, и не черного ль он цвета, не разрезано ли у круторогого ухо и тому подобное.

Несчастный торговец уже и сам был рад приплатить, лишь бы чужаки поскорее закончили. Вокруг снова стала собираться толпа, привлеченная священнодействиями темнокудрого красавчика. А тот, похоже, упивался своей небывалой популярностью.

Роман дивился такой придирчивости арапчонка. Какая разница, какова скотинка на вид. Все равно в расход пускать. Лишь бы пожирнее был, чтоб шашлык и котлеты вкусными вышли. Но, оказывается, внешний вид жертвенного животного имел большое значение. «Порченную», имеющую внешние изъяны жертву бог может не принять.

Поведение жертвы также имело значение. Если она спокойно ждала смертельного удара, значит, небожитель ее принимает. Если, напротив, её приходилось силой тащить к алтарю, то это означало, что божество отказывается от жертвы. Если же она вырывалась, то нужно было ее немедленно убрать.

Вообще-то троице богов – покровителей воинской доблести и охранителей римского государства – Юпитеру, Марсу и Квирину, которым и предназначался баран, положено было приносить в жертву вола или, на худой конец, белого быка. Но в походе такие ритуальные тонкости редко соблюдались, благо, Соран был в первую очередь медикусом, а уж затем жрецом. Но по части внешнего вида и поведения жертвенного животного врачеватель был непреклонен.

– Слушай! – пришла в голову араба блестящая мысль. – А давай-ка мы его напоим.

– Это как? – не понял журналист. – Водой? Тогда почему только этого? Давай обоих.

– Нет, – раздраженно отмахнулся юноша. – Я не о вода. Вином напоим. Чтоб вел себя хорошо.

Он лукаво подмигнул старшему товарищу.

– Я так иногда делать, когда жертва важный. Она ведь для тебя важный?

– Несомненно, – подтвердил Градов, озабоченный судьбой узбеков.

– Хе-хе, – потер руки Садай. – Тогда поить.

Они подошли к винным рядам.

– Какое берем? – спросил русский. – Белое, красное?

– Я больше красный любить, – заявил Зуль-Карнайн. – Но белый дешевле. Берем два бурдюк. Себе – с красный, богам – с белый вино.

– А боги не обидятся? – усмехнулся меркантильности приятеля Градов.

– Так это ж не мой боги, – развел руками юный прохвост. – Моя свои иметь. Скажем Соран, что красное было не подходящий для возлияний.

– Это еще почему?

Садай охотно пояснил, что по закону, приписываемому еще царю Нуме Помпилию, при возлияниях нужно было употреблять вино от не подрезанной виноградной лозы. Вино же от подрезанной лозы если и допускалось, то должно было быть непременно натуральным, то есть хорошо выбродившим, не переваренным, не испорченным ударом молнии, не смешанным с водой. При этом нужно было еще удостовериться, не повесился ли кто-нибудь в том винограднике, откуда брали виноград, не оскверняла ли его раненая нога и прочая, и прочая.

– Мы сказать, что красный вино от подрезанный лоза, а другой на весь базар не был. Только этот белый и подходил.

– Ну, если так… – почесал в затылке Роман.

Он был поражен всеми этими ритуальными заморочками. Вот, выходит, как тяжело было угодить древнеримским богам и богиням.

Араб и к выбору вина подошел не просто так, а с фантазией. Для начала он обошел с глиняной кружкой всех торговцев, заставив тех дать ему «по глотку-другому» своего товара для «дегустации». Нечего и говорить, что эти «пару глотков» оказывались чуть ли не полной до краев кружкой.

Если бы Садай по-братски не делился добычей с Романом, а местное вино было бы не сухим, а крепленым, быть бы парню в стельку пьяным. Но Градов зорко следил за товарищем, не давая ему увлечься дегустационным процессом. Глоток – и все.

Сам лишь мочил губы в напитке чисто из познавательного интереса. Любопытно ведь, что пили в Древнем Хорезме. Здешнее спиртное ему не понравилось. Слишком кислое и очень разбавленное водой, почти до безалкогольного состояния.

Остатки вина из дегустационной кружки без лишних разговоров выливались (вернее, заливались) в горло ошалевшего от подобного обращения барана. Тот поначалу сопротивлялся, отчаянно мотал головой, рыл копытами, отрыгивал пойло и все норовил поддеть озорников завитыми тяжелыми рогами. Потом, видимо, вошел во вкус и уже добровольно разевал рот, подставляя его под алую или белую струйку.

После пяти или шести кружек Зуль-Карнайн решил, что пора завязывать с угощением барана.

– А то печень плохой быть, – растолковал напарнику. – Соран подумать, что боги гневаться.

Не забыв прикупить зелени, овечьего сыра и лепешек, они погнали свою скотинку в лагерь. Трезвый барашек вяло трусил по дороге, стараясь найти какой-нибудь листочек для пропитания. Зато поддатый вел себя энергично и агрессивно. Все пытался забодать или укусить сородича. Потом принялся «распевать» лихие песни на своем бараньем языке. Зуль-Карнайн его еле угомонил.

Надо ли говорить, что жертвоприношение прошло на высшем уровне.

Соран, одевший для такого случая новую тогу, покрыл голову свободным куском одеяния. Вздев руки высоко к небу, он обратился к могущественным богам: Юпитеру, Марсу и Квирину, моля их принять подношение и явить свою волю.

Потом мигнул Садаю, исполнявшему сегодня при нем роль камилла – мальчика, помогающего при жертвоприношении, чтоб тот гнал барана.

Животное прошествовало к месту казни важно и с достоинством, словно не на заклание, а для восшествия на Царский трон. Потоптавшись на месте, оно что-то проблеяло и закивало головой, как будто артист после выступления.

Окропив барана люстральной[57]57
  Вода для жертвоприношений, в которую предварительно погружали горящие факелы.


[Закрыть] водой, врачеватель взял в одну руку жертвенный нож, а в другую – сосуд для жертвенной крови.

Взмах опытной руки хирурга, и теплая струя темной крови полилась в чашу.

Валерия Руфина отвернулась. Ей едва не сделалось дурно.

Хвала богам, твердое плечо бактрийца подвернулось. Девушка оперлась о него, чувствуя лопатками мускулистое тело мужчины.

О, Венера, сжалься над своей дочерью!

Девушка чувствовала, что теряет голову. Сон она уже давно потеряла.

Еще пару взмахов жертвенного ножа. На заботливо подставленный арабом поднос выпал парующий кусок темного мяса – печень, по которой следовало прочесть волю великих богов.

Соран незамедлительно приступил к гаруспиции, пока печень еще жила своей жизнью в отрыве от тела. Он внимательно осмотрел все линии, начертанные на органе природой и богами. При этом произносил положенные формулы, призванные облегчить гадание.

Юный камилл тоже сунул длинный нос в блюдо, но как не присматривался к бараньему ливеру, ничегошеньки там не разобрал. Только увидел, что печень явно расширена. Не иначе, сказался принятый круторогим алкоголь.

Хвала Баалу, Митре, Артемиде-Натайе, Атаргатису, Зевсу Кюриосу и Хубалу, что фламин не досмотрел. А то не миновать бы им с Ромулом взбучки.

– Боги изрекли свою волю! – наконец-то оторвавшись от созерцания бараньей требухи, торжественно возгласил Соран из Эфеса, обращаясь к послу и всем присутствовавшим.

При этом лицо врачевателя было встревоженным и озабоченным.

– Люди, покушавшиеся на жизнь и здоровье посла Квинта Тинея Руфа, не являются ни демонами, ни колдунами…

Три человека вздохнули с видимым облегчением. Сами подозреваемые, находившиеся здесь же и по такому случаю вновь закованные в кандалы (арабчонок перевел узбекам слова гаруспиции), а также их современник.

– …Однако, – продолжал врач, исполнявший роль фламина, – пребывание их в нашем мире грозит великими бедами и потрясениями. Поэтому лучше всего будет предать их смерти немедленно и не сходя с этого места…

Проконсул одобряюще кивнул. Север и еще несколько темнокожих охранников посла с готовностью обнажили мечи, ожидая приказа.

– Но можно и подождать несколько дней до игр, – закончил Соран Эфесский. – Все равно преступникам предстоит умереть на арене. Так отчего же не развлечься? Боги не возражают…

– Быть посему! – утвердил волю богов Квинт Тиней Руф.

Суровый приговор нимало не испортил «мишке Гамми» ни настроения, ни аппетита.

Все в руках Аллаха и в воле его, здраво рассуждал Мирза, ободряя чуть приунывшего Рафика. Совсем не обязательно, что во время «гладиаторских боев» (так он окрестил предстоявшие состязания) им выпадет печальный жребий. Не исключено, что они станут победителями. Тогда, по местному закону, их могут освободить (разумеется, журналист рассказал узбекам об этой традиции). Поэтому надо тренироваться. А пока есть возможность, то следует пить, есть и веселиться. Как писал любимый Спитаменом-ака Омар Хайям:

 
То, что судьба тебе решила дать,
Нельзя не увеличить, ни отнять.
Заботься не о том, чем не владеешь,
А от того, что есть, свободным стать.
 

«Обреченным на смерть» позволили принять участие в дружеской пирушке четвертого контуберния второй центурии третьей когорты Двенадцатого легиона Каппадокия. Тем более что устраивал ее везунчик Ромул Урбино, известный двум жителям славного города Бируни как Роман Градов.

Рафик взялся куховарить. По всем правилам замариновал шашлык, используя для этого пожертвованное Садаем вино и душистые травы. Пока мясо напитывалось соками, нукер поставил в казане томиться жирный бешбармак.

– Нет, право слово, как же хорошо жить! – промурлыкал Рахимов с такой миной, словно только сегодня ему открылась эта удивительная истина.

Подняв кубок с плещущимся там красным хорезмийским вином, Мирза предложил тост.

– Давайте выпьем, друзья, за то, чтоб жизнь каждого из нас была долгой и счастливой!

Под одобрительный гул легионеров он осушил сосуд и тут же закусил ароматным шашлычком, который ему первому с пылу с жару поднес верный телохранитель. Вертела с жареным мясом пошли по кругу. Потом и бешбармак подоспел.

– Между первой и второй перерывчик небольшой! – потер руки Рахимов. – Ходжа, наливайте, не жалейте вина! Один раз живем!

И, не удержавшись, таки процитировал рубай Хайяма, отчего-то целый вечер приходившие ему на ум:

 
В колыбели – младенец, покойник – в гробу:
Вот и всё, что известно про нашу судьбу.
Выпей чашу до дна и не спрашивай много:
Господин не откроет секрета рабу.
 

Что-то его на одну тему клонит, подумал журналист, а вслух сказал:

– Мирза! Побойся Аллаха. Пророк ведь запретил правоверным пить вино. А ты еще и праведников соблазняешь.

Мигнул в сторону разом насторожившегося Зуль-Карнайна, с сомнением поглядевшего на сжимаемый им в руках бурдюк с вином.

– Ай, брат, – философски рассудил Мирза. – Ты же сам говорил, что до хиджры еще целых пятьсот лет. Пророк еще не родился. Отчего бы не повеселиться напоследок? Наливайте, ходжа…

 
Вино запрещено, но есть четыре «но»:
Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино.
При соблюдении сих четырех условий
Всем здравомыслящим вино разрешено.