Текст книги "Сказка про белого бычка"

Автор книги: Игорь Черный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Тот вскрикнул, схватился за рану. Из-под его руки обильно потекла кровь. Парень смертельно побледнел и упал на подушки.

Толпа вокруг разразилась испуганными криками, носильщики рванули вперед. За ними поскакал и офицер, на ходу что-то скомандовав пехотинцам.

– Пи…дец! – обреченно выругался Рахимов по-русски, глядя, как со всех сторон на него движутся острые копья и мечи. – Мы сдаемся! Сдаемся! Рафик, бросай оружие!

И сам первым бросил на землю пистолет, покорно поднимая руки вверх…

Глава четвертая
РАЗМИНКА

Окрестности города Топрак-Кала, Хорезм, Кушанское царство, 118 г.

Носилки с раненым поволокли к самой большой палатке лагеря, украшенной султаном из страусовых перьев.

На шум оттуда выскочила симпатичная молоденькая брюнетка лет шестнадцати и, завидев окровавленного парня, тут же заломила руки и стала что-то причитать, Роман разобрал, что вопила девчонка на латыни.

И это окончательно убедило его, что все, происходящее вокруг, увы, не игра. Ну, не станет в такой драматический момент девчонка, какой бы повернутой на ролевке она не была, рыдать на мертвом языке. Это сродни тому, о чем предупреждал Штирлиц радистку Кэт накануне родов: «А ругаться и звать маму ты, девочка, будешь по-русски».

То же, что видимая им картина, – это отнюдь не хорошо прописанный и разыгрываемый актерами эпизод сценария, было ясно. Молодой человек был по-настоящему ранен и нуждался в срочной медицинской помощи. И кто виновники суматохи, тоже ясно. Вон они стоят, окруженные толпой разъяренных легионеров, готовых растерзать преступников на месте.

Всадник в доспехах с какими-то знаками спешился и принялся отдавать четкие команды. По его распоряжению раненого бережно приподняли с паланкина и внесли в шатер. За ним, продолжая всхлипывать, зашла и брюнетка, между делом бросившая на Романа и пленных узбеков пару оценивающих взглядов.

Ох, и глазищи, поежился журналист. Словно огнем обдала.

– Медикуса сюда! – рявкнул офицер. – Терций, ко мне! Взять этих под стражу, заковать по рукам и ногам и наблюдать неусыпно. Головой мне за колдунов отвечаешь!

Опцион тут же бросился выполнять приказ, а Градова заинтересовала формулировка «колдуны». Уж кем-кем, а колдунами Мирза с Рафиком не были. Так, мафиози районного масштаба. Хотя, если брать аферу с фальшивыми рублями, то можно повысить их ранг до «международного». Но не чародеи.

Легионеры скрутили лихую парочку и поволокли к кузнице. Наверное, проделать ту же процедуру, что и с Романом. С поправкой на приказ «по рукам и ногам».

Когда его волокли мимо питерца, Рахимов попытался вырваться и кинуться на врага.

– Градов, сука! Ты что творишь на моей земле?! Да я тебе руки-ноги повыдергиваю и спички вставлю!

– Остынь, – процедил сквозь зубы журналист. – Это не твоя земля.

– А чья, пид…р вонючий?! – продолжал вырываться из цепких рук римских вояк «мишка Гамми». – И где ты этих ряженых набрал? Нелегалы?! А-ну, отпустите, гниды! Больно же!

– Это не твоя земля, Мирза, – спокойно повторил Ромка скорее не для бывшего однокашника, сколько для самого себя, чтобы уяснить позицию. – Мы в Древнем Риме, приятель. Вернее, в Древнем Хорезме…

– Ты че, ё…нулся?! – От удивления сынок хокима даже перестал брыкаться, и его тут же поволокли дальше. – К-какой Р-рим, к-какой Х-хорезм нах?..

– Самый обычный, из учебника истории, – пробормотал ему в спину русский.

– Эй, склавин, или бактриец, кто ты тама есть?! – проорал Садай на своем архаичном арабском. – Тебя центуриона, доминус Марк Сервий звал!

– Иду, – отозвался журналист и строевым шагом направился к начальству.

Не доходя двух шагов, остановился, вскинул руку в древнеримском приветствии и возгласил:

– Аве Цезарь!

Офицер скептически глянул на него и хмыкнул.

– Ну-ну. Кто такой?

Роман прилежно повторил легенду, придуманную для него Терцием, Децимом и Садаем. Дескать, так и так, сами мы не местные, из Бактрии пробираемся по поручению великого царя Кушан Канишки. Велел великий государь за посольством приглядывать, оберегая новых союзников от всяческих неприятностей, пока гости находятся на территории Кушанской империи. И если что, упредить его, государя, через надежных людей.

– И много вас тут? – Скептицизм во взгляде старого вояки не исчезал.

– Я один был послан, доминус.

– Складно лепишь по-латыни-то, парень, – похвалил центурион. – Складно, да не ладно. Думаешь, я поверю, что тебя одного отправили приглядывать за без малого сотней здоровых и вооруженных мужиков? Не поверю. И никто из них не поверит.

Он ткнул пальцем в своих топчущихся неподалеку подчиненных.

– Я верно говорю, солдаты?

Те недружно ответили.

– Правильно.

– Вот! Значит, ты кто?

Палец Марка Сервия уперся в Романову грудь.

– Значит, ты шпион. Ищейка. Верно я говорю? А не заодно ли ты с этими колдунами, которые покушались на жизнь достойного сенатора Квинта Тинея Руфа?

– Никак нет, – по-военному четко рапортовал Градов. – Вы же сами видели, доминус, как они хотели наброситься на меня.

– Тоже верно, – согласился офицер, хитро щурясь. – Если б не это, сидел бы уже с ними на одной цепи. И все-таки, что ты делал в расположении гарнизона солдат великой Римской империи?

– Говорю же, присматривал.

– Чтобы нас никто не обидел? – оскалился центурион гниловатыми зубами.

– Так точно!

– Один? – опять уточнил вояка.

– Как есть один.

– Ты меня за идиота держишь? – спокойно осведомился Марк, хотя в голосе его уже прорезались металлические нотки угрозы.

Тут вмешался языкатый Садай.

– Осмелюсь доложить, доминус, этот склавин… бактриец… В общем, этот парень здорово дерется. Нас четверых так отделал, что…

– Как, отделал?! – рявкнул центурион.

Мальчуган понял, что сболтнул лишнего.

– Нет, ну, мы просто не ожидали нападения. И потому он смог кое-что сделать. Но мы быстро опомнились и сами ему накостыляли…

Роман кашлянул. Юноша бросил на него затравленный взгляд и густо покраснел.

– Понятненько, – процедил сквозь зубы офицер. – Жиром позарастали, бездельники! Одного вонючего пастуха вчетвером отделать не могли?! Да я вас! Да вы у меня!..

– Извините, доминус, – вступился за арапчонка Роман. – Они бы и вдесятером со мной не справились в рукопашном бою, если бы не застали меня врасплох. Можете проверить.

– Как это? – отпала челюсть у центуриона. – Ты понимаешь, парень, под чем подписываешься?

Журналист кивнул.

– Ну, смотри у меня! Как только сенатор поправится, проведем испытание. А сейчас мне не до того. Присматривайте за ним! – велел офицер Садаю и его приятелям, а сам подался в шатер, куда унесли раненого.

Одна мысль не давала журналисту покоя. С тех самых пор, как Марк Сервий назвал имя пострадавшего.

– Как, говоришь, зовут вашего посла? – спросил он у арапчонка.

– Я говорить? – опешил юноша.

– Ну, ты или не ты, не важно. Зовут его как?

– Квинтус Тинеус Руфус! – четко отбарабанил Садай.

Приплыли, почесал затылок Роман.

Вот не думал, что в этом захолустье доведется встретиться с кем-то из реальных исторических лиц.

Тиней Руф, или как его звали в Талмуде, Турнус Руфус, то есть Тиран Руф. Человек, ставший в 130 году нашей эры пропретором Иудеи и за два года своего правления наделавший столько глупостей, что местные жители не выдержали издевательств и подняли восстание, во главе которого стал Симон Бар-Кохба.

Из сенаторского шатра вышел центурион. Его хмурый вид не сулил ничего хорошего.

– Эскулап говорит, что надо руку резать, – сообщил Марк Сервий. – Но сенатор может не вынести операции. Помрет от болевого шока.

И что теперь, подумалось Градову.

Руф умрет, не станет иудейским наместником, не прикажет перепахать Храмовую Гору с руинами еврейской святыни. Следовательно, не будет никакого мятежа Бар-Кохбы, и история Земли пойдет совсем по другому пути.

Налицо тот самый хроноклазм, о котором писали фантасты, начиная с Рея Брэдбери.

Да фиг с ним, с искажением хода истории. Главное, что он сам, Роман Градов, уже не сможет вернуться в собственное время. А это слишком.

Надо что-то делать.

– Кстати, а кто та девица, которая рыдала над сенатором? – осведомился он у юного араба. – Жена, наложница?

– Да что ты! – замахал руками парнишка, и на лице его заиграла мечтательная улыбка, столь свойственная юношам, когда они думают о прекрасном поле. – Валерия Руфина его дочка.

– Дочь? – удивился питерец. – А сколько же лет сенатору?

– Тридцать или мало больше.

– Раненько же он стал папой, – покачал головой Ромка.

– Она приемный. Посол лет десять назад жениться на матрона из знатный род, старшей он сам. Жена потом умер. Сенатор очень заботится о дочка. Любит ее.

– Еще бы, – хмыкнул журналист. – Как не любить такую красавицу?

– Ты что хотел сказать?! – вскинулся молодым петушком Садай.

– Тише, тише! – призвал к порядку забияку. – Вон, центурион на нас смотрит.

Тем временем к Сервию присоединился медикус – толстый дядька с растрепанными длинными волосами, обрамляющими приличную плешь. Тоже отнюдь не радостный на вид.

– Сенатор потерял много крови, – крякнул «военврач». – Боюсь, даже операция не поможет.

Роман сделал пару шагов вперед.

– Позвольте мне осмотреть пациента.

Две пары глаз, в которых удивление смешивалось с презрением к наглому пленнику, уставились на молодого человека.

– Зачем? – коротко бросил центурион.

– Ты что-то смыслишь во врачебном искусстве? – усомнился медик.

– Мне приходилось сталкиваться с такого рода ранениями, – пояснил Градов.

– Где? – офицер был по-спартански лаконичен.

– Да какая разница? – перебил его врачеватель. – Тут надо человека спасать! Пойдем, поглядишь. А вдруг…

Сопровождаемые подозрительно рассматривающим Ромку Марком Сервием, члены «консилиума» прошли в палатку.

Навстречу им кинулась все та же брюнетка. Лицо ее было залито слезами.

– Вы его спасете? – схватила она за руку медикуса. – Делайте же что-нибудь!

– Делаем все, что в наших силах, – буркнул тот и, обращаясь к журналисту, ткнул пальцем в ложе, на котором распростерся смертельно бледный Тиней Руф. – Смотри, парень.

Молодой человек уловил умоляющий взгляд поразительных глаз красотки. Ради такого чуда стоило постараться. Ну, и ради спасения Истории, разумеется, тоже.

Подойдя к ложу, принялся осматривать пациента. Прерывистое дыхание, горячий лоб, пересохшие губы. Похоже, у больного сильный жар. Оценил мастерство наложенных жгутов, остановивших кровотечение. Потом перешел к самой ране.

В принципе, ничего страшного там не было. Пуля прошла навылет, сквозь мягкие ткани, не задев кости. Главная проблема состояла в кровопотере и возможности заражения, которое потенциально перетечет в гангрену.

Будь под рукой дезинфицирующие материалы и пара ампул с вакцинами от столбняка и каким-нибудь антибиотиком, проблем бы не было. Но все дело в том, что подобные медикаменты появятся почти через две тысячи лет. А здесь же даже элементарных йода и зеленки нет.

Насколько он помнил, главным средством практически от всех болезней у римлян была… капуста. Её натирали и затем прикладывали к ранам и нарывам. Вот и сейчас на столике у ложа валялось пару капустных листов, а в бронзовой ступке находилась кашица из того же растения, готовая для примочек.

Изучение искусства боя шиваната невозможно вне связи с его медициной. Хотя бы для того, чтобы знать, куда ударить и какие последствия вызовет этот удар, воин должен знать медицину на примитивном уровне. Медицина шиваната, берущая, как и само боевое искусство, свое начало в Индии, является уникальным сплавом классической китайской, тибетской и индийской медицин.

Если бой и философия шиванат преподавались изначально всем ученикам, то медицина делилась на два уровня. Самый простой, базовый, давался всем без исключения. Второй, продвинутый, – только Посвященным.

Первый уровень медицины включает в себя учение о распорядке дня, рациональном питании, полезных и вредных продуктах, сексе, правилах хождения в баню, употреблении табака и алкоголя. Посвященные же помимо всего этого учили также заболевания, их причины и профилактику, приготовление лекарств, настоев, мазей, лечебные травы, массаж, акупунктуру и акупрессуру, кровопускание, лечебную гимнастику, хирургию, приготовление ядов и противоядий, гипноз, искусство «смертельного касания» и искусство реанимации.

Романа Спитамен-ака готовил по программе Посвященных, хоть официально еще и не удостоил ученика столь высокого ранга (дескать, молод еще, пусть поучится, житейской мудрости наберется). Но это были пустые формальности. Главное, что Градов получал сокровенные знания.

Вот и сейчас ему необходимо было собраться и сосредоточиться, чтобы процесс реанимации больного дал нужные результаты.

– Ом! – зазвучали в шатре звуки древней мантры, настраивая душу и разум на слияние с Небесным Танцором. – Ом нама Шивайя!

Руки подняты высоко, к небу, скрытому материей палатки, и все равно такому огромному и бескрайне-бездонному. Готовые принять часть энергии, разлитой в Природе. Одна ладонь отделена от другой расстоянием не более половины ступни. Это чтобы получилась живая свеча. Ноги попирают твердь, стопы выбивают медленный ритм.

– Ом нама Шивайя! Ом! Ом! Ом!..

Окружающее растворяется в пестрой круговерти цветовых пятен. Уже не видно ни прекрасноокой брюнетки, ни удивленно хлопающего глазами центуриона, наполовину вынувшего из ножен свой гладиус, ни врачевателя, заинтересованно наблюдающего за манипуляциями новоявленного «коллеги».

Ни распростертого на ложе смерти римского патриция.

На его месте сплошное черное пятно, по которому бегают разноцветные искорки. Больше всего синих и алых, но есть и угрожающе-фиолетового оттенка. Эти последние сосредоточены в одном месте. Там, где у больного рана.

Между ладоней становится жарко. Словно держишь раскаленный уголь. Да, точно, уголек и есть. Надо побыстрее прижечь сенаторскую язву, чтоб не дать болезни распространиться по всему телу.

Такое же жжение разливается и по груди. Это пылает тришула.

Градов делает шаг к ложу, затем еще один.

И вдруг видит, что у изголовья черного пятна прямо из ткани палатки проступает большое овальное пятно темно-синего цвета. Через несколько мгновений оно принимает вид прекрасного лица, обрамленного густыми черными локонами. Два глаза закрыты, губы сжаты в страдальческой гримасе. Зато третий, расположенный в центре высокого лба глаз широко распахнут и горит тем же обжигающим пламенем, что и Романовы руки и грудь.

Нужно поскорее избавиться от жжения в ладонях. Молодой человек протягивает руки вперед и опускает уголь прямо в скопление фиолетовых искр. От соприкосновения золотистого шарика и лиловых звездочек происходит громкий хлопок, рвущий барабанные перепонки. И одновременно яркая вспышка слепит глаза.

На секунду журналист теряет зрение и едва не падает с ног от жуткого головокружения. Однако ясность ума и взора почти тотчас же возвращается к нему.

Он видит, что все темное пятно, представляющее собой тело сенатора, теперь усыпано только алыми и синими искорками. Да и вообще-то само оно постепенно светлеет, имея уже не мрачно-угольный окрас, а скорее светло-коричневый, вроде кофе с молоком.

Но самое главное, что прекрасный лик, склоненный над ложем, теряет скорбное выражение и тоже меняет цвет с темно-синего на золотисто-бронзовый. Глаз на лбу закрывается, а остальные два, наоборот, открываются. Не до конца, а в виде хитроватого прищура. И так же лукаво вздернуты уголки чувственного рта Плясуна.

Тришула быстро остывает, и когда становится совсем холодной, то исчезает и лицо на стене палатки.

Роман тяжело выдохнул. Подобные занятия отнимают слишком много энергии, ведь совсем не шутка – из воздуха сформировать поток абсолютной энергии и влить ее в живую материю.

Парень поднял глаза на пациента.

На еще минуту назад бледном лице умирающего человека заиграл еле заметный румянец. Градов взял сенатора за запястье и прощупал пульс.

«Слегка учащенный, – отметил он про себя, – но это ничего, так и должно быть с тем, кто еще миг назад стоял на грани между жизнью и смертью».

– Пустите меня к нему! Отец! – раздалось из-за спины Романа.

Валерия Руфина, расталкивая мужчин, протиснулась к ложу.

– Что с ним, он будет жить? – Девушка подняла свои ясно-голубые глаза на питерца.

Растрепанные смоляные волосы длиною до средины спины раскинулись по ее хрупким плечам. Тонкие прямые брови изогнулись дугой над ее волшебными очами, выдавая волнение.

«А она не так уж и юна, как показалось, – подумал парень, – наверно, ей что-то около двадцати».

– Ответь же, что с папой? – дрожащим голосом обратилась она к Градову, покусывая соленые от слез губы.

– Все в порядке, опасность миновала, – поспешил успокоить барышню целитель. – Сейчас ему важнее всего покой и здоровый сон…

– Ненавижу Восток! – вдруг отчетливо произнес сенатор.

Все присутствующие, как по команде, повернулись к нему.

– Что, достойнейший? – переспросил Марк Сервий.

Но патриций уже снова мирно посапывал, погруженный в объятия Морфея.

– Ты настоящий бог, чужеземец, – осмотрев посла, склонил перед Романом голову медикус, и в его голосе не было ни тени издевки.

– Да что там, – отмахнулся журналист. – Теперь главное сохранить положительную динамику. Больной ослабел от кровопотери.

– Ну, анемию мы давно научились лечить, – похвастался врач. – Кстати, я до сих пор не имею чести знать твоего имени, коллега.

Молодой человек назвался.

– Роман? – подивился эскулап. – Это ведь значит «римский»? А что такое «Градов»?

– Ну, это от слова «город». На латыни будет Урбино.

– Ромул Урбино? – покатал центурион на языке прозвище пленника. – Неплохо.

– А меня зовут Соран, Соран из Эфеса, – заметив, как дернулись брови собеседника, справился. – Тебе знакомо это название?

– Еще бы! У вас там стоит одно из семи чудес света – храм Артемиды.

– Рад, что слава о нашей святыне докатилась почти до окраины Ойкумены, – поклонился Соран. – Так вот, об анемии. Её успешно лечат чесноком. Можно сделать комбинацию с мясом черепахи. Эти рептилии здесь встречаются на каждом шагу.

– Согласен, – кивнул питерец. – Но я бы добавил еще несколько компонентов. Прежде всего, корень женьшеня и зеленый чай.

– Что? – не понял лекарь.

– Женьшень и чай – травы, применяемые в медицине китайцами. Цинами, – поправил на римский манер.

– Где же их тут взять? – обеспокоилась Валерия. – До Цина так далеко…

– Необходимые травы можно раздобыть у моего друга-пастуха. Если меня отвезут в то место, где я был захвачен…

– Э-те-те, – передразнил парня центурион. – Отвезти. Чтоб ты сбежал, да? Нашел дураков!

– Дядя Марк! – взмолилась Валерия.

– Ишь, дядя, – проворчал Сервий, но не строго, а больше для порядка. – Знаю, что дядя. Но порядок есть порядок! Ты хочешь, чтобы этот ценный раб сбежал? А кто станет присматривать за твоим папашей? И так после смерти твоей матери, а моей сестры, вожусь с вами обоими, будто с детьми малыми. А он как-никак патриций и сенатор, да и ты в девках что-то засиделась…

Брюнетка вспыхнула и стала нервно покусывать губы. Было видно, что сейчас может разразиться буря в пустыне.

– Пусть кто-нибудь из солдат съездит, – предложил Роман. – Хотя бы тот же Садай. Он знает место. Я передам на словах Фработаку, так зовут моего друга, что именно нам требуется…

– А если его не окажется дома?

– Ну, тогда опишу, что и где взять.

Однако в душе молодой человек надеялся, что пастух все-таки окажется дома. Надо же ему как-то подать весточку, чтобы выручал гостя из будущего.

– Идет, – буркнул офицер.

Роман вышел из палатки. Он понимал, что затратил на лечение слишком много сил и их необходимо срочно восстановить.

Главное, найти правильное место, такое, где сливаются энергетические потоки, способные пополнить недостаток в организме. Парень закрыл глаза и глубоко вдохнул. Вот оно, чуть правее от жилища.

Сделав пару десятков шагов, внезапно увидел лица своих старых знакомых, разъяренно взирающие на него сквозь прутья металлических клеток.

Градов усмехнулся.

– Чего ржешь, кутак? – завопил «мишка Гамми». – Как ты нас сюда затащил, мразь?

Главное, не обращать ни на что внимания, абстрагироваться от окружающего мира. Сейчас важно лишь выполнить тандаву, легендарный танец Натараджи, развивающий тело и разум.

Роман сбросил рубаху, распрямил плечи и раскинул руки в стороны, сделав глубокий вдох.

– Ом нама Шивайя!

– Ты глянь, Рафик, этот ублюдок плясать собрался! Ишачий сын, мать твою!

– Ом, ом, ом, – между тем повторял Плясун.

Запрокинул назад голову, подпрыгнул. Да так, чтобы пятки достали до ягодиц. Приземлился на корточки.

Еще один вдох.

Все должно быть ритмично и слаженно, как учил Спитамен-ака.

Затем снова прыжок, только теперь колени касаются груди. Мягкое приземление на обе ноги.

Первый блок окончен, дело осталось за малым.

– Ах, ты ж гад! Тандаву он удумал тут нам показывать, – разгадал намерения Градова Рахимов. – Бабенку повеселить решил, гнида позорная.

Танцор на мгновение отвлекся, не поняв замечания «товарища». Но, оглянувшись назад, заметил еще одного наблюдателя.

Валерия Руфина, гордо раскинув плечи, стояла чуть позади клетки с Рафиком. Сразу видно, благородная патрицианка – вон какой у нее прямой стан. Девушка без капли стеснения смотрела на пасы почти обнаженного пленника.

Не важно, сейчас для него никого не существует. Только танец и бесконечная сила, которая уже медленно пульсирует в кончиках пальцев и плавно течет к плечам.

– Ом нама Шивайя! – повторил Ромка.

Следующий блок.

Кари – ритмичная походка, образующаяся движением нижних конечностей до талии. Ни один шаг не должен происходить под влиянием минутного импульса или случая, все должно быть тщательно продуманно.

Легкий прыжок, левая нога, согнутая в колене, тянется к поднятой под углом девяносто градусов правой руке. Теперь то же самое, только в другую сторону. Еще раз, при этом немного увеличивая скорость танца.

Тепло идет дальше, распространяясь от плеч к шее, наполняя грудь силой. Сердце начинает биться чаще, входя в особый ритм, сливаясь с ритмом танца.

Теперь руки. Расслабленная левая рука качается, будто повторяя движения слоновьего хобота, – это Дола. В то же время правая вытягивается в сторону подобно ленте, развевающейся на ветру, – Ламба.

Глубокий вдох на полную грудь. Сила медленно перетекает из верхней части тела в бедра, разливается по ногам.

Градов опустил голову.

– Что, интересно? – усмехнулся парень, переведя взгляд на Руфину.

– Есть немного, – уклончиво ответила девушка, – а что это за танец?

– Это не танец, это искусство.

– Вот же позер долбанный, ты и этой мозги запудрить решил, верблюжий кизяк? – вмешался Мирза. – Мало тебе Бахор было?

– Я бы на твоем месте был потише, дружище, ты без меня здесь не сможешь, сам ведь уже, наверное, понял, – заметил журналист.

– Где это «здесь»? – вмешался нукер. – Что это за место, Роман-ака?

– Я те дам – «ака», – рванулся к телохранителю Рахимов, забыв об оковах. – Ты кого так посмел назвать?!

– Остынь, Мирза, – осадил его питерец. – Не время сейчас ерепениться. Надо думать, как из этой задницы выбираться.

Девушка с интересом наблюдала за перебранкой мужчин, ничегошеньки не понимая. Рядом с ней нарисовался и вездесущий Садай, который тоже тайком наблюдал за завораживающим танцем «бактрийца».

– Что за жопа-то? – чуть остыл Рахимов. – Где мы?

– Если не узнал, то мы в Топрак-кале, брат. Помнишь нашу экскурсию в детстве?

– К-как-кая т-так-кая Т-топрак-к-кала, шайтан тебя побери?! Эт-тот город совсем не п-похож на наши раз-звалины!

– Это потому, что его только-только построили. Мы в Древнем Хорезме, Мирза. Сейчас примерно сто семнадцатый или сто восемнадцатый год.

– На какой язык они говорить? – полюбопытствовал арапчонок.

Заслышав знакомую речь, Мирза и Рафик оживились. Авось, не все так плохо, как врет этот русский.

– Салам алейкум, брат! – энергично поприветствовал юношу Рахимов на арабском. – Ля иллах иль Аллах, ва Мухаммат расул Аллах![39]39
  Нет бога, кроме Аллаха и Мухаммед пророк его! (араб.).


[Закрыть] Как тебя зовут, парень?

– Садай Зуль-Карнайн.

– Не тот ли самый, который установил преграду между Яджуджем и Маджуджем?[40]40
  В библейской традиции Гог и Магог – варварские племена.


[Закрыть] – хихикнул начитанный в Священном писании сынок хокима, намекая на эпизод из восемнадцатой суры Корана.

– Не понимать тебя, – пожал плечами красавчик.

– Ты же мусульманин? – справился Рафик.

– Парни, какой он там к Иблису мусульманин?! – вмешался Роман. – До хиджры[41]41
  Хиджра – бегство пророка Мухаммеда из Мекки в Медину от преследований язычников, произошедшая в 622 г. С этого времени ведется мусульманское летоисчисление.


[Закрыть] еще целых пятьсот лет! Он даже не араб в полном смысле этого слова. Вы лучше скажите, где все это время прятались?

– Какое такое время?

– Ну, вы когда в городе объявились?

Мирза с Рафиком переглянулись.

– Да сегодня утром.

– Как? – не понял Градов. – А в туннель когда вошли?

– Вчера и зашли, – ответил Рахимов. – Когда за тобой, кутаком ослиным, погнались. А что? Как ты сам тут успел так быстро освоиться?

– Быстро? – удивился журналист. – Я здесь живу уже без малого месяц…

Узбеки онемели от неожиданности, силясь понять, шутит русский или нет.

– Домина! – появился на площадке Соран Эфесский. – Тебя отец зовет.

– Он очнулся? – радостно встрепенулась Валерия Руфина.

– Да, – подтвердил толстяк и, приметив араба, нахмурился. – А ты что здесь прохлаждаешься? Тебя опцион по всему лагерю ищет!..

Парня как ветром сдуло. За ним подались девушка с эскулапом.