Текст книги "Люди города Ура"

Автор книги: Игорь Дьяконов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

IV

Итак, земледельческие культы, имевшие изложенное выше мифологическое обоснование, выражались, как всякий культ, в виде обрядов.

Обряд может быть и повседневным (например, богослужение). Однако «наивно-материалистическое» мировоззрение древних шумеров и аккадцев делало повседневные богослужебные обряды с современной точки зрения приземленными и скучными.

Твердым убеждением месопотамцев конца III – начала II тысячелетия до н. э. было, что боги создали людей, чтобы они их обслуживали и избавили от труда. [564]564
  Тюменев А. И. Предназначение людей по мифам древнего Двуречья. – ВДИ. 1948, № 4, с. 14–23; Oppenheim A. L. Ancient Mesopotamia. Chicago – London, 1964, с. 183–187.


[Закрыть]Поэтому богослужение было в собственном смысле обслуживанием бога; а так как бог мыслился отличным от человека только по своей мощи и потенциально большей способности вредить (что было едва ли не важнее, чем его способность оказывать милость), то и услуги ему должны были оказываться такие, как самому могущественному земляку и соплеменнику – вождю ли, военачальнику ли, царю ли и т. п. Это значит, что бога надо было кормить (за занавеской; неизбежные «объедки» шли на стол царю и жрецам) и при этом настолько обильнее, чем человека, насколько бог был могущественнее, надо было его одевать, умывать, укладывать спать и будить (если он не обладал способностью вечного бдения), устраивать ему торжественные выезды в гости к другим богам и т. д.

Все это делалось вполне наивно-натуралистически, но имелся еще и особый аспект взаимоотношений людей с божеством. Все-таки было очевидно, что статуи и символы богов, водруженные в храмах, – это не совсем то же, что сами боги, обитающие где-то в мировых просторах. Поэтому нужно было периодически производить обряды, которые заставляли бы бога вселиться в свой идол; о них мы знаем мало (это были наиболее тщательно сокрытые таинства), но, по-видимому, многочисленные жрецы, связанные с обрядами «очищения», и в частности жрецы-«помазатели» (шум. gudá, аккад. pašišum), имели к этому прямое отношение.

Далее, если любая сила воздействовать на людей (ко вреду ли, ко благу ли) отождествлялась как сила живого действователя (а так оно, видимо, и было), то «живыми» были не только сами боги, но и их атрибуты – топоры, палицы, жезлы, троны, на которых они восседали, двери, ведущие к их жилищам. И им нужно было приносить жертвы (мукой, помазанием и т. п.).

Не менее важной частью повседневного богослужения, чем прямое обслуживание божества, было вознесение ему хвалы. Поскольку земные владыки, безусловно, любили лесть, постольку небесные, очевидно, должны были любить ее во столько же раз больше, во сколько они были могущественнее земных. Играли музыканты, а отдельные певчие, поддержанные хорами или даже всеми молящимися, целыми днями распевали непрерывную однообразную славу божеству, часто в виде перечислений-литаний с одинаковым зачином каждой строки.

Конечно, уместно было исполнять и эпические песнопения о деяниях того или иного бога; с этим могли связываться обряды, показывающие бога в той или иной героической или трагической ситуации в соответствии с его мифом. Но это уже относилось скорее к праздничному богослужению.

Однако эта книга не задумана как изложение основ шумеровавилонской религии (или местных религий и культов); к тому же и наши знания о них весьма отрывочны. Мы захотели войти в дом жрицы-энтум богини Нингали как одной из людей Ура, причем самого уважаемого и значительного лица во всем городе. Для этого нам требуется узнать, кто она была и в чем заключались ее функции и обязанности; других служителей божеств придется оставить в стороне, вместе с соответствующими обрядами и мифами, и сосредоточиться только на культах плодородия.

Тем не менее, рисуя картину мифологически-ритуальной жизни жрицы-энтум и всего, что с этой картиной связано, мы не допускаем большого искажения общей картины религии города Ура, ибо насколько важное место именно тот тип культа, в котором выступала энтум бога Нанны, занимал в религиозной и хозяйственной жизни Нижней Месопотамии конца III – начала II тысячелетия до н. э., видно из рассмотрения календаря общегосударственных праздников (см. ниже). Именно в праздниках концентрируются все важнейшие ритуальные действия и отражаются наиболее полно ассоциативные ряды, лежащие в их основе.

Не следует, однако, думать, что существует некая прямая временная зависимость между тем или иным природным явлением или производственным процессом и посвященными их стимуляции обрядами, в частности праздничными. Во-первых, причинно-следственная связь между обрядом и природным явлением не обязательно сознательно воспроизводится, во-вторых, для празднеств более подходит время, сравнительно свободное от производственных работ, и, в-третьих, при наличии одновременно культов множества разных, в том числе и земледельческих, божеств естественно происходит, с одной стороны, слияние первоначально разнородных культов и празднеств, а с другой – распределение последних по разным календарным датам. В. Я. Пропп специально предупреждал о том, что аграрные праздники следует рассматривать в целом, а не пытаться понять их по отдельности, как они распределены по временам года, ибо эти праздники составляют некую систему, обусловленную единым мироощущением на протяжении всего года. [565]565
  Пропп В. Я. Русские аграрные праздники. Л., 1963.


[Закрыть]

Но желая выяснить, какое место вообще занимали сельскохозяйственные праздники в календаре (что необходимо для нашей цели), полезно представить себе, в чем именно заключались основные сельскохозяйственные процессы. И в этом нам тоже поможет анализ календаря.

Культовым календарем Вавилонии занимался Б. Ландсбергер еще в период до Первой мировой войны. [566]566
  Landsberger В. Das kultische Kalender der Babylonier und Assyrer. – Leipziger Semitistische Studien. VI. 1–2. Lpz., 1915.


[Закрыть]Работа его осталась незавершенной. Фактическая информация и уровень ее доступной словарной и реальной интерпретации были тогда очень далеки от современных возможностей. Учитывая работу Ландсбергера, мы должны будем самостоятельно разобраться в картине, которую рисуют нам древнемесопотамские источники. Правда, тексты старовавилонского времени дают мало прямых известий о праздниках. Записей обрядов и порядка богослужения, за немногими исключениями, тогда еще не было – были только записи некоторыхнаиболее важных литургических текстов, но без указания на время и порядок их исполнения. Лучше мы осведомлены о праздниках более раннего периода, поскольку в III тысячелетии до н. э. в различных городах-государствах Нижней Месопотамии по названиям праздников нередко именовали месяцы, а календарь непосредственно отражен в многочисленных хозяйственных документах. К старовавилонской поре прежние разнообразные системы месяцев вышли из употребления и был введен единый (ниппурский) календарь, по которому уже гораздо труднее заключить о справлявшихся обрядах и праздниках.

С названием праздников были связаны далеко не все названия месяцев; многие из них непосредственно выдают сельскохозяйственное происхождение месопотамского года. Сельскохозяйственный год соответствует круговороту Земли вокруг Солнца, т. е. солнечномугоду, однако в историческое время повсюду в стране официально принимался культовый лунныйгод из 12 месяцев, состоявших поочередно из 30 и 29 дней. Расхождение между лунным и солнечным годом регулировалось вставкой время от времени високосных месяцев (примерно раз в три года).

Для понимания событий сельскохозяйственного года в Нижней Месопотамии нужно учесть два обстоятельства:

1) Сдвиг лунного года относительно солнечно-сельскохозяйственного вследствие несоблюдения вставки високосных месяцев в нужное время. Так, например, месяц жатвы (še-gur ₁₀-ku[d]) в конце III – начале II тысячелетия до н. э. обычно падал на февраль – март, в то время как жатва на самом деле не начиналась ранее конца марта – апреля. В той мере, в какой праздники были увязаны с лунными месяцами, также и они сдвигались относительно сельскохозяйственного года, несмотря на свое именно сельскохозяйственное происхождение.

2) Вероятный сдвиг сезона разлива, а соответственно всех сезонов сельскохозяйственных работ, обусловленный изменением климата земли в течение длительных сроков. Так, в настоящее время Тигр может начать разливаться в феврале, Евфрат – в марте – апреле, высшая точка разлива падает на май – начало июня, спад – на июль – август. Между тем «месяцем сева» (šu-numun-a) в древней Месопотамии назывался не август – сентябрь (сейчас это – самое раннее время сева) и даже не июль – август, что можно было бы, как и в случае месяца жатвы, отнести за счет сдвига календаря, а июнь– июль. Вероятно, это следует отнести за счет более раннего окончания (а может быть, и начала) разлива в III–II тысячелетиях до н. э. (которые совпали с длительным периодом потепления климата Земли).

Все это мешает точно увязать праздники с сельскохозяйственными работами, но, как уже было указано, прямая связь, в общем, и не обязательна. Все же попытаемся по крайней мере наметить распределениепраздников по сельскохозяйственным сезонам.

I. Год в старовавилонский период начинался с разлива Евфрата, приблизительно совпадавшего с весенним равноденствием (март – апрель, аккад. nisānu[m]). [567]567
  Название происходит от шум. nesag, ne-sag, обозначения жертвы путем возлияния.


[Закрыть]Разлив этот приходил «не ко времени», так как на полях подоспевала жатва. [568]568
  Даже две: после основного и после не каждый год удававшегося раннего посева на основе особо раннего разлива (главным образом на некоторых участках Тигра, где он тек в невысоких берегах).


[Закрыть]Поэтому воду нельзя было допустить до полей, а надо было срочно, через систему отводных каналов, согнать в водохранилища. Тем временем шла торопливая уборка урожая ячменя. Этот месяц в Ниппурском календаре назывался «Месяц установления окраинных (?) часовен» (bará[g]-za[g]-gar-a). [569]569
  Bará(g) означает «постамент для статуи или другой святыни под балдахином» – перевод «часовня», конечно, условен. Не значит ли это, что во время полевых работ устанавливались «по краям» полей временные часовни? Шумеро-аккадские словари передают по-аккадски шум. (e)-za(g)– gar-(r)a, букв, «(дом), поставленный с краю», самым общим образом как ašertu– «святилище».


[Закрыть]С него в Уре начиналась первая треть года (каждая из них называлась «похвала (Нингали)» – elūnu[m], elūlu[m]), [570]570
  Орфографически é– lu-nu(-um), что указывает на более древнее произношение * halūnum, * halūlumот корня * hll– «хвалить».


[Закрыть]а также начиналось первое полугодие, обозначавшееся как «жара» (шум. é-me-eš, аккад. umšu[m], ummatu[m]) или «жатва» (шум. sibir, аккад. ebūru[m]). В этом же полугодии поминались умершие. Функционально это полугодие соответствовало нашей зиме, так как было полугодием мертвой растительности. На месяц bará[g]-za[g]-gar-a в Лагаше и других городах падал праздник «Принесения (первого) ячменя баранам» (ezen še udu-šè íl-(l)a) – лугов в Нижней Месопотамии практически не было; в заболоченных тростниковых зарослях пасся главным образом крупный рогатый скот, а мелкий мог пастись в степи – или, вернее, в полупустыне, – только пока она не высыхала, а затем откармливался зерном. В этом же месяце был праздник «Съедения непорочного козленка» (máš-ku[g]-kú, maš-du ₇-kú).

II. В следующем месяце (апрель – май, аккад. aiiāru[m]) продолжалась уборка хлеба. На стихийно затопленных участках, с которых была отведена вода, начиналась сложная работа по подготовке «целинной» земли путем специальной пахоты. Такие участки не годились сразу для посева. С обычных же полей в этом и следующем месяце урожай сваливали в амбары (še-guru ₇-a im-úr-(r)a) и затем свозили на пристани и сдавали в казну (se kar-(r)a gal-(l)a). Этот месяц в Ниппурском календаре назывался gu[d]-si-sá «Месяц приведения в порядок волов». А. Салонен [571]571
  Salonen A. Agricultura Mesopotamica. Helsinki, 1968, s. v.


[Закрыть]думает о приготовлении к сельскохозяйственным работам, но до посева было еще далеко; возможно, речь идет о кастрировании молодых бычков. В ряде городов в этом месяце справлялись поминки по родичам – праздник «Принятия пищи с родичами (=предками)», ezen šes-da kú. В конце месяца начинались сильные северо-западные ветры из пустыни, и жара и сухость воздуха быстро увеличивались.

III. В мае – июне (аккад. simānu[m]) разлив достигал высшей точки, доходя до 3 м выше ординара; объем воды в реках увеличивался в 10 раз но сравнению с минимумом. Однако воду, как мы уже говорили, пытались не допустить до полей. Урожай был убран, и те, кто брал зерно в долг, расплачивались с ростовщиком. Как всюду на древнем Ближнем Востоке, при жатве колосья срезали высоко, и солома оставалась стоять высоким жнивьем ( šulpu[m]); конечно, среди него было немало осыпавшегося во время жатвы зерна, и по полям кишели птицы. Поэтому это был «Месяц птицеловства», и тогда же справлялся «Праздник поедания птицы искупления» (ezen u ₅-bi ^mušenkú). Велись садовые работы (поспевали огурцы, тыква). Одновременно из мокрой глины лепили кирпичи, почему этот месяц и назывался «Месяцем кирпича» (sig ₄-a) или «Месяцем укладывания кирпича в форму» (sig ₄ù-šub-(b)a gal-(l)a – таково название в г. Умме, но там оно относилось к несколько более раннему месяцу). В Уре в этом месяце происходил «великий плач о жребии бога Нанны» (ír-gu-la ^gišru ^dNanna), а в Лагаше справлялся праздник богини Лисин, вероятно в это время разыскивавшей своего утонувшего сына. [572]572
  Миф о богине Лисин (старое ошибочное чтение Негун) вкратце рассказан по еще не изданному тексту Британского музея С. Н. Крамером, см.: Sumerian Literature and the British Museum. – PAPS, 124, 4. Philadelphia, 1980, c. 296. Сын Лисин, по-видимому, утонул во время половодья; тело его принесли ей, но «Отец (Энки) научил глубь вод» и, «раскрыв водную бездну», опрокинул лодку Лисин бурей, и тело сына было унесено вниз по реке; вероятно, миф кончался превращением утонувшего сына в хлеба на орошенных полях.


[Закрыть]

IV. В июне – июле (аккад. du'ūzu[m]) разлив идет на спад, а в более раннюю эпоху, видимо, и вовсе прекращался. На «целинных» влажных землях шла вторичная обработка земли мотыгой. На орошенных полях к этому времени появлялся естественный травяной покров, который можно было запахивать в землю как удобрение. [573]573
  Можно было бы также скармливать траву скоту и при этом получать некоторое количество навоза на удобрение. Но в текстах нет указаний на то, что когда-либо на полях использовался навоз; к тому же стадо в основном состояло из овец, дающих удобрение малоценное.


[Закрыть]Начинались предварительные полевые работы: сначала земля глубоко перепахивалась одним плугом ( maiiārī mahāsu) несколько раз, затем боронилась ( šakāku), разбивались комья земли ( šebēru), подготавливались борозды, а затем поле еще раз пропахивалось ( erēšu) плугом-сажалкой, причем семена вносились в землю; после этого землю разравнивали и орошали в первый раз (всего поле орошалось 3–5 раз). Хотя этот месяц и назывался «Месяцем сева» (šu-numun-a; его аккадское название du'uzu– по-видимому, народное произношение имени бога Думузи-Таммуза), но основную культуру – ячмень на самом деле не сеяли. Перечисленные работы занимали все время по сентябрь. Только в Лагаше – вероятно, как дань какой-то старине – в этот месяц справлялся и « Праздник сева» (ezen šu-numun-a); в Уре же справлялись «Поминки Ниназу» (ki-sìg ^dNin-a-zu). Ниназу – хтонический бог, по ниппурской легенде зачатый в Преисподней божествами Энлилем и Нинлилью. Очевидно, это был праздник из цикла поминовений усопших.

Поскольку к этому времени хлеб бывает полностью убран в закрома и его удобно похищать, постольку этот месяц был месяцем военного похода, обычно совершавшегося ежегодно.

V. В июле – августе (аккад. abu[m]) от разлива не оставалось и следа; жара достигала днем 45–50°, а ночью падала не ниже 30–35° и держалась на этом уровне около двух месяцев. Непрерывно дул жаркий, сухой ветер с северо-запада, по нескольку раз в месяц доходя до бури. Начиналась уборка фиников, продолжались полевые работы перед посевом. В средневавилонском (?) месяцеслове об этом месяце сказано, что «Огонь спускается с неба и равняется с Солнцем». Это, может быть, означает не просто пылающую жару в воздухе, но и обрядовое зажигание огней (жгли солому или тростник?). Поэтому этот месяц (если правильно наше чтение клинописных знаков) назывался «Месяцем устроения всех огней» (izi-izi-gar). [574]574
  Или с месяцем выставления жаровен, ne-ne-gar. Существовал бог ^dIzi-gar и предмет KI.NE (= kinūnu), перед которыми приносили клятву или присягу. Izi-gar – это не только просто огонь (костер), но и специально светильник, факел или очаг. Ср. ne и gene _x(KI.NE) – «светильник, жаровня».


[Закрыть]В Уре на него падает конец второй трети года « elūnu[m]или elūlu[m]богини Нингаль»; в этот же месяц «Плач в святилище (доме) юного» (ìr-èš-bànda – имеется ли в виду Думузи или другой бог, неясно) и «Праздник бога Ниназу» (ezen ^dNin-a-zu; если в прошлом месяце справлялись его «поминки», то теперь, возможно, его воскресение (?). В Лагаше справляли «Праздник съедения солода» (ezen-bulug-kú).

VI. В августе – сентябре (аккад. elūlu[m], ulūlu) начинался сев ячменя ( še'u[m] harpu[m]), если он уже не был начат раньше. Продолжалась уборка фиников. Жара все еще держалась за +40°, во всяком случае до середины месяца; погода была ветреная. Лишь к концу месяца температура слегка уменьшалась. Этот месяц был гранью между первым (летним, шум. é-me-eš, аккад. umšu[m], ummatu[m]) и вторым (зимним, шум. en-te-en, аккад. kussu[m]) полугодием. На грани двух полугодий справляли один из двух праздников á-ki-ti (позднее это означало «Новый год» и отождествлялось с zag-mu(-k) «Краем года»). Специально в Уре этот праздник назывался á-ki-ti šu-numun-a ^dNanna – «Акити посева Нанны»; на этот же месяц здесь падали также «Праздник ладьи (Нанны?)» [575]575
  «Ладья Нанны», – видимо, лунный серп при новолунии, с которого и начинался месяц лунного года, а в данном случае и все полугодие. Кроме того, видимо, существовала и ритуальная настоящая ладья Нанны.


[Закрыть](ezen má-[…]) и праздник sinūru, а также «Великий плач» (ír-gu-la), но порядок этих праздников неясен, как и их значение. Месяц этот назывался месяцем «Службы богини Инаны» (kin– ^dInana), по-видимому, потому, что в это время в Уруке начинался – вероятно, по мере некоторого спада жары – великий цикл обрядов и праздников, связанных со свадьбой богини Иннин-Инаны и ее супруга, пастуха Думузи. На этой важной для всей культуры древней Месопотамии легенде мы остановимся ниже.

VII. В сентябре – октябре (аккад. tašrītu[m]) продолжается сев; финики свозят на склады, кто занял финики, расплачивается с кредитором. По месяцеслову в этом месяце «открывается дом водной бездны»; посевы орошаются запасенной в водохранилищах водой, к концу месяца случается и дождь. В этот месяц в г. Умме справлялся праздник богини Лисин, может быть связанный с нахождением ее сына, а в Уре и в большинстве других городов – праздник обожествленного царя Шульги, отождествленного с Думузи. Быть может, этот праздник был связан со смертью Думузи или его воскресением. В этот или смежные месяцы телятся коровы, вторично ягнятся овцы.

В Ниппуре название месяца du ₇-ku[g]; это название обиталища богов, где определяются судьбы людей и мира.

VIII. В октябре – ноябре (аккад. arahsamna) погода сравнительно прохладная, испарение воды уменьшается, в Верхней Месопотамии случаются дожди; поэтому происходит малое повышение воды в реках и каналах. Начинается поздний сев ячменя ( še'u[m] uppulu[m]). Месяцеслов говорит о «Новогодии (á-ki-ti) пахоты: лопата и плуг выходят на работу»; по-шумерски этот месяц называется «Месяц открытия плуга» (apin-du ₈-a).

В отличие от более ранней эпохи, с конца III тысячелетия до н. э. именно поздние посевы стали главными. В Уре справлялся праздник ezen šu-eš-(š)a, значение которого неясно, в Лагаше первой половины III тысячелетия – праздник случки крупного скота, который в дальнейшем справлялся позже. Наиболее бедные люди начинают брать взаймы хлеб.

IX. В ноябре поздний сев и другие полевые работы заканчивались, и в декабре начинался отдых полей (аккад. месяц kislīmu[m]); месяцеслов говорит: «бог Шамаш устанавливает свободу и отдых земли». Ниппурское название месяца не поддается переводу (kan-kan-éd), но в некоторых календарях он назывался mu-šu-duh, т. е. «Открытием» или «Освобождением года» (или «сезона полевых работ»). Начинался естественный рост трав в степи (с этим, вероятно, связано название этого месяца в Умме: kúr-ú-е, в которое входит слово ú – «трава», но точное значение всего выражения неизвестно). Кончалась еще одна треть года, и справлялся « elūnu[m]( elūlu[m]) богини Нингаль и […]». [576]576
  Возможно, «и Кабты». ^d Kabta– прозвище какого-то бога, возможно Сина, т. е. Нанны.


[Закрыть]В этом месяце справлялся «Великий праздник» (ezen-mah). В Лагаше первой половины III тысячелетия до н. э. справлялся «Праздник съедения (последнего) хлеба (старого урожая)» – поскольку в старые времена урожай, видимо, начинался раньше, чем впоследствии. К концу месяца начиналось относительное похолодание вместе с юго-восточным ветром с моря.

X. В декабре – январе (аккад. tebētu– «потопление»?) продолжался отдых земли и рост трав. В Уре справлялся «Праздник Неба» (или «бога Ана», ezen an-(n)a, в Умме – запоздалый праздник Думузи, [577]577
  Видимо, в то время как в других городах праздник царя заменил праздник Думузи, в Умме после введения «царского» праздника обряды Думузи сохранили отдельно, но перенесли на другое время. В таком варианте это был праздник чисто пастушеский, совпадающий с «Праздником случки тельцов» в соседнем Лагаше. Ср. культовое песнопение о том, как Думузи и его сестра (?) наблюдают за случкой, СТ XV (1902), табл. 28–29; Kramer S. N. The Sacred Marriage Rite. Bloomington-London, 1959, c. 103. Случка в Месопотамии может успешно происходить только в прохладное время года.


[Закрыть]в Лагаше – «Праздник случки тельцов» (так, видимо, следует перевести ezen amar-a-a-si). В Ниппуре этот месяц назывался ab-é[d] или ab-(b)a-éd-(d)a; что это значит – неясно, может быть, «выход (рыбаков) в море?». Иногда в этом и следующем месяце бывают периоды сравнительно жаркие (около 30°) в связи с южными и юго-западными ветрами из пустыни. Именно этому ветру, по легенде, «сломал крылья» Адапа, сын бога Эйи, «рыбак города Эреду». В целом же погода сравнительно прохладная. Запасы хлеба подходят к концу. В этом и следующем месяцах займы хлеба становятся частыми.

XI. В январе – феврале (аккад. šabātu(m)– «побиение»?) поднимаются хлеба. В Ниппуре месяц называется zíz-a (если чтение правильное – «Месяц эммера, или полбы», но можно читать знаки и иначе). Названия урских праздников этого месяца не вполне ясны: ezen ^dMe-ki-gál – «Праздник божества Мекпнгаль»; затем ír-túg-ki-rin-(n)a – «плач о (или „в“) цветной (?) – ki-rin-(n)a) одежде». В этом месяце иногда наступал сверхранний разлив каналов, соединявших обе великие реки Месопотамии, по-видимому связанный с подъемом воды в р. Тигре; пользуясь им, в старовавилонское время (но не позже) сеяли особый скороспелый вид «пестрого» ячменя ( šegunû, Hordeum rectum nigrum), который поспевал за 80 дней, т. е. в апреле.

XII. В феврале – марте (аккад. addaru[m]), по свидетельству названия месяца («Месяц жатвы» – še-gur ₁₀-kud) и литературных источников (например, месяцеслова: «наполняются тока равнины, на нивах не ленятся серпы» – maškanāt sēri umalla ina ugāri nigallu ul išēt), начинается уборка урожая, хотя, по документальным и современным данным, жатва должна начинаться позже. Однако в Лагаше XXIII–XXII вв. на этот месяц падала не только жатва, но даже и «Праздник принесения (первого) ячменя (баранам)». В Уре – второй праздник á-ki-ti, в данном случае á-ki-ti še-gur ₁₀-kud ^dNanna x-kú ù ú-sag ^dNin-gal kaskal Eredug ^ki-(g)a – «Новогодние жатвы бога Нанны, съедения снопа (?), ранней травы Нингаль и путешествия (статуй богов) в Эреду». [578]578
  Эреду (ныне городище Абу-Шахрайн) было, как уже упоминалось выше, древнейшим местом почитания бога водной Бездны Энки (аккад. Эйа); в старовавилонское время из-за заиливания лагуны город стал фактически необитаем, и культы Эреду, как уже было сказано в предыдущей главе, были перенесены на окраину Ура. Царь НурАдад сделал попытку восстановить храм в самом Эреду, и, как полагает Шарпэн, часть жрецов бога Энки-Эйи (но не все) вернулась туда из Ура.
  Доходила ли священная процессия до действительного Эреду или только до нового храма Эйи на окраине Ура, вряд ли можно установить.


[Закрыть]Месяц был ветреный, для Ирака – холодный (утром 12°, среди дня – до 26°). Бывали даже заморозки с инеем.

Мы уже упоминали, что нижнемесопотамский год делился на два полугодия (иногда каждое из них само называлось «годом», может быть, со значением «сезон». Для выравнивания лунного календаря по сельскохозяйственному году время от времени, как мы уже знаем, вставлялись високосные месяцы – но всегда именно в конце полугодий, после месяца elūlu=kin ^dInana и после месяца addaru= še-gur ₁₀-kud. Мы упоминали также, что эти полугодия назывались «жарой» (é-me-eš, umšu[m], ummātu[m]) и «холодом» (en-te-en, kussu[m]). «Лето» и «Зима» были олицетворены в виде божеств; в поэтическом споре Эмеша и Энтена, дошедшем до нас, Эмешу (Лету) ставится в заслугу то, что он приносит урожай, расширяет скотьи загоны, строит дома и храмы – и мы узнаем события месяцев bará[g]-za(g)-gar-a (I), gu(d)-si-sá (II) и sig ₄-a (III); на это же полугодие падали месяцы поминок, вплоть до izi-izi-gar (V). Энтену же (Зиме) ставится в заслугу то, что он дает овцам, козам и коровам рожать, диким зверям – резвиться в цветущей степи, птицам – вить гнезда, финиковым пальмам и лозам – расти, травам, а затем и посевам – всходить; мы узнаем события месяцев dul-ku[g] (VII), kan-kan-é[d] (IX) и ab-é[d] (X).