Текст книги "Япония, японцы и японоведы"

Автор книги: Игорь Латышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 69 страниц)

Японская печать с удовольствием отметила сразу же, что Г. Явлинский стал первым из официальных представителей советского руководства, который признал правомерность японских территориальных притязаний. Его заявление было воспринято японскими политическими обозревателями как отрадное для них свидетельство того, что после августа 1991 года в числе "демократов", пришедших в высшие структуры советского правительства, появились активные сторонники безоговорочных уступок японским территориальным домогательствам.

В том же духе стали ориентировать японскую общественность и московские корреспонденты японских газет. Примером тому могло служить опубликованное в газете "Ёмиури" 7 сентября сообщение из Москвы корреспондента этой газеты Ито Номидзаки. Суть этого сообщения сводилась к тому, что новая обстановка в Советском Союзе привела к устранению от власти "консервативных сил", противодействовавших уступкам Японии в "территориальном вопросе". Это, по мнению автора, создало новую ситуацию, при которой "группировка сторонников возвращения двух островов Японии в лице заместителя министра иностранных дел России Кунадзе стала играть ведущую роль в российских верхах"138.

Подтверждением правдоподобности таких оценок и предположений стал в глазах японцев приезд в Японию делегации Верховного Совета РСФСР во главе с исполнявшим тогда обязанности председателя совета Р. И. Хасбулатовым. Названная делегация прибыла в Японию в середине сентября 1991 года – всего лишь через три недели после прихода к власти противников КПСС и развала прежней политической структуры страны. Одна из целей визита Хасбулатова состояла в том, чтобы разъяснить японцам ситуацию, которая сложилась в Советском Союзе после августовских событий, и побудить их внести коррективы в свои взгляды на Советский Союз и японо-советские отношения. Короче говоря, он давал понять японцам, что впредь им следовало считаться не столько с центральным союзным правительством, сколько с правительством России.

Но была у Хасбулатова и еще одна важная цель, которая стала очевидной после его встреч с премьер-министром Японии Кайфу Тосики и другими видными японскими государственными деятелями и лидерами деловых кругов. Цель эта состояла в том, чтобы заполучить согласие японского правительства на крупные банковские кредиты, призванные помочь пришедшим к власти "демократам" стабилизировать обстановку в Советском Союзе и укрепить позиции Б. Ельцина и его сторонников как внутри России, так и в общесоюзном масштабе. А способом выуживания этих кредитов у Японии должны были стать, как это явствовало из высказываний Хасбулатова и его советников, в числе которых был все тот же вездесущий Кунадзе, недвусмысленные намеки на готовность руководства России изменить позицию, занятую Горбачевым в ходе его апрельских переговоров в Японии, и пойти навстречу японским территориальным требованиям.

Вот почему основной упор во всех беседах российские гости делали на экономические вопросы. Многократно ставился ими при этом вопрос о возможности предоставления Японией России экстренных крупномасштабных правительственных кредитов, размеры которых, как об этом заявил Хасбулатов на пресс-конференции в Токио, должны были "исчисляться не миллионами, а миллиардами долларов"139.

Интересно, и сегодня это отчетливо видно на примере прошедших с тех пор девяти лет, что уже с самых первых дней прихода "демократов" к власти их лидеры направились с протянутой рукой в США, Западную Европу и Японию и стали выклянчивать там финансовые подачки. При этом им было наплевать и на престиж страны, и на то, кто и как будет потом расплачиваться за полученные ими кредиты. Будущие судьбы страны мало интересовали этих временщиков. И это быстро поняли японские государственные и политические деятели. Поэтому в беседах с Хасбулатовым и его спутниками они повели себя довольно бесцеремонно: "если хотите деньги, то отдавайте Японии четыре южных Курильских острова" – вот то ультимативное условие, которое было предъявлено японской стороной российским гостям.

Но полномочиями на сдачу японцам Курил Хасбулатов не располагал. Поэтому его реакция на этот бесцеремонный нажим была уклончивой, но именно уклончивой, а не негативной. В ходе переговоров российские гости давали понять своим японским собеседникам, что новое правительство России было готово вступить в ближайшее время в переговоры с Японией и внести коррективы в прежние взгляды советских дипломатов на пути и сроки решения "территориального вопроса".

Высказывал глава делегации российских парламентариев при встречах с японцами и некоторые "личные" взгляды на территориальный спор двух стран. Так, на пресс-конференции в Токио, на которой в числе трехсот журналистов был и я, Хасбулатов подверг критике бытующие в нашей стране "реакционные, мифические стереотипы прошлого", суть которых сводится-де к тому, что "всякая уступка территории рассматривается как распродажа национальных интересов". В этой же связи он заявил о своем намерении содействовать преодолению подобных "стереотипов" в общественном сознании россиян и культивировать у них справедливое отношение к японскому народу140. В этих заявлениях Хасбулатова отчетливо выявились как пренебрежительное отношение к патриотическим чувствам русских сограждан, так и намек на его сочувственный подход к японским территориальным притязаниям.

Еще более отчетливо этот намек прозвучал в рассуждениях Хасбулатова по поводу того, что новые российские руководители не намерены относиться к Японии как "победитель к побежденному" и что, наоборот, они хотели бы способствовать осуществлению "заветной мечты" японского народа. Упомянута была на пресс-конференции и небезызвестная ельцинская программа "поэтапного решения" территориального спора с Японией, выдвинутая полтора года тому назад. Но сроки реализации этой программы, рассчитанной на 15 лет, могли бы быть, по мнению Хасбулатова, и более короткими141.

Однако, как ни прозрачны были намеки главы делегации Верховного Совета РСФСР на готовность российского руководства идти в дальнейшем навстречу японским территориальным требованиям, руководители японского правительства не оценили их должным образом. Даже такие намеки показались японцам в сложившейся обстановке уже недостаточными. Свидетельством тому стали опубликованные на следующий день передовые статьи токийских газет, в которых подчеркивалось категорическое несогласие с идеей "поэтапного" решения территориального спора двух стран и выдвигались требования "безотлагательного возврата четырех островов". Что же касается тогдашних попыток Хасбулатова выпросить у японской стороны в обмен на расплывчатые территориальные посулы миллиардные субсидии, то японская сторона ответила на это вполне красноречивым молчанием142.

А вообще Хасбулатов произвел и на советских журналистов и на японцев впечатление человека заносчивого, нагловатого и диковатого. На упомянутой выше пресс-конференции он несколько раз напоминал присутствующим о том, что он "профессор" и "привык читать лекции студентам", но эта навязчивая самореклама так и не убедила присутствовавших в том, что они видят перед собой человека высоко образованного и воспитанного. От его манер, мимики, лексикона и даже одежды (пиджака с непомерно длинными рукавами, из-под которых на кисти рук сползала еще более длинная рубашка) веяло не столько европейской цивилизацией, сколько азиатским захолустьем.

Вечером того же дня Хасбулатов пригласил в свой номер гостиницы, где остановилась делегация Верховного Совета, небольшую группу советских журналистов, работавших в Японии. Я, будучи занят передачей очередного материала в Москву, на эту встречу не пошел. Но зато на следующий день мои друзья-журналисты дали мне на прослушивание магнитную запись их беседы с Хасбулатовым и долго с подробностями рассказывали о том, как эта беседа происходила. Встретил их Хасбулатов в своем номере в довольно нетрезвом виде без пиджака и галстука, без ботинок и носок. Полулежа на кровати и шевеля перед ними обнаженными пальцами ног, он хвастливо рассказывал им о своих геройских деяниях во время осады гэкачепистами "Белого дома". Лейтмотивом всех его рассказов были утверждения, будто бы именно его решительность и дальновидность обеспечили "демократам" августовскую победу в борьбе за власть и будто бы его следует отныне рассматривать как "правую руку Ельцина" и "второго человека" в России...

Утрата Горбачевым ведущей роли в государственных делах, ставшая очевидной в итоге августовских событий, и переход к сторонникам Ельцина контроля над внешней политикой страны привели к перетасовкам в кремлевских верхах. В ходе этих перетасовок завершился распад "команды Горбачева" в лице его прежнего ближайшего окружения: А. Яковлева, Э. Шеварднадзе, Е. Примакова, Г. Шахназарова, А. Вольского и других влиятельных наперсников "великого реформатора". Это сразу же сказалось и на поведении тех академических экспертов, которые верой и правдой служили названной команде, занимаясь в научно-исследовательских институтах Академии наук СССР политическими разработками. В таких академических центрах Москвы как ИМЭМО, ИВАН, ИДВ и других начались перебежки ученых мужей в "команду Ельцина".

Выявилась эта тяга к новому начальству и у тех экспертов-японоведов, которые в последние два-три года набили руку на предложениях в пользу "компромиссного решения" территориального спора с Японией. И если в мае-июне 1991 года московские сторонники территориальных уступок Японии вынуждены были на время примолкнуть, то в сентябре они почувствовали, что пришел их "звездный час".

Первыми из этой компании, как и следовало ожидать, оживились два друга – два протеже Примакова: тогдашний заведующий отделом Японии ИВАНа К. Саркисов и ставший к тому времени заместителем министра иностранных дел РСФСР Г. Кунадзе.

Саркисов с явным расчетом на снискание себе популярности в Японии поспешил в те дни известить из Москвы японцев о том, что он по-прежнему стоит заодно с "движением за возвращение северных территорий". Иначе нельзя было истолковать его выступление 21 сентября 1991 года по московскому радио в программе, предназначенной для японских слушателей. И вот какое сообщение агентства "Кёдо Цусин" опубликовали в связи с выступлением Саркисова японские газеты в последующие дни: "Ведущий советский японовед заявил, что группа спорных островов, захваченных Советским Союзом у побережья Хоккайдо, исторически принадлежит Японии, дав понять тем самым, что эти острова являются исконной японской территорией. Об этом сообщило радио Москвы. "Исторически несомненно, что Южные Курилы принадлежат Японии",– заявил Константин Оганесович Саркисов, представитель советского исследовательского Института востоковедения в радиопередаче, записанной на пленку в субботу в Токио агентством "Радио Пресс". Саркисов сказал, что в 1945 году Советы захватили острова в последние дни второй мировой войны, добавив, что этот захват был частью сделки между Соединенными Штатами и кремлевским лидером Иосифом Сталиным"143.

А несколькими днями позднее напомнил о себе японцам и бывший академический коллега Саркисова заместитель министра иностранных дел РСФСР Г. Кунадзе. На сей раз вести о его деяниях долетели в Токио не из Москвы, а из Сахалинской области, куда он отправился для того, чтобы лично ознакомить жителей Курильских островов со своими взглядами на пути решения советско-японского территориального спора. А взгляды его сводились к тому, что новому российскому правительству, взявшему на себя ответственность за дальнейшее развитие отношений с Японией, не следовало придавать большого значения итогам апрельского визита в Японию Горбачева. По мнению Кунадзе, явно расходившемуся с мнением Горбачева (между прочим все еще числившегося президентом СССР), правовой основой отношений России с Японией должно было снова стать зафиксированное в Совместной декларации 1956 года обещание передать Японии по подписании мирного договора двух стран острова Хабомаи и Шикотан. Что же касается ряда позднейших заявлений СССР японскому правительству, в которых упомянутое обещание было взято назад по причине враждебных действий Японии в отношении нашей страны, то новоявленный заместитель министра, присвоивший себе право самочинного толкования документов советской внешней политики, отверг эти заявления как якобы не обладавшие юридической силой. Отсюда вытекал и тот главный вывод, с которым прибыл Кунадзе на Сахалин и Курилы. Сводился этот вывод к тому, что курильчанам (да и всем россиянам) следовало смириться с тем, что в ближайшем будущем острова Хабомаи и Шикотан могут быть переданы Японии. Этого, дескать, требовали соображения "исторической справедливости" и те "обязательства", которые якобы взяла наша страна в 1956 году.

Столь откровенные прояпонские заявления Кунадзе, сделанные в ходе его пребывания в Сахалинской области, тотчас же попали на страницы японских газет и встретили там радостные отклики. Японские комментаторы и политические деятели увидели в этих заявлениях свидетельство намерений нового руководства МИД РСФСР действовать вразрез с той позицией, которую занял Горбачев пять месяцев тому назад. и безотлагательно пойти навстречу территориальным требованиям Японии144.

К началу октября 1991 года в японских политических кругах, как и накануне апрельского визита в Японию Горбачева, вновь воцарилась эйфория. Снова японским политикам и дипломатам стало казаться, что они вот-вот достигнут своей желанной цели, а именно согласия Советского Союза на передачу Японии сначала двух, а затем четырех островов. В печати стал упоминаться даже конкретный срок реализации японских территориальных требований – середина октября 1991 года. При этом имелись в виду дни пребывания в Москве министра иностранных дел Накаямы Таро, визит которого в советскую столицу был согласован еще до августовских событий.

Убеждение в том, что кризисная ситуация, сложившаяся в Советском Союзе осенью 1991 года, позволяла японским поборникам притязаний на Курильские острова реализовать наконец-то свои требования, втемяшилось в головы очень многих влиятельных государственных деятелей Японии. Вот, например, что я прочел в те дни в газете "Джапан таймс": "Японии представился сегодня "наилучший шанс отыграть обратно находящиеся у побережья Хоккайдо острова, контролируемые ныне Советами",– сказал недавно один из высших руководителей либерально-демократической партии Обута Кэйдзо. Выступая на ежегодном симпозиуме ЛДП, он заявил, что сегодня Советский Союз находится в замешательстве, а его руководители уже поняли, что без Японии обойтись нельзя... "Сегодня появился наилучший для нас шанс возвратить острова",сказал Обута, подчеркнув при этом, что апрельский визит в Японию президента СССР Михаила Горбачева стал свидетельством того, что Советский Союз признает, что он не может далее игнорировать Японию. "Мы должны хорошо поработать, чтобы вернуть острова уже в этом году",– сказал он на симпозиуме. Обращаясь к аудитории, достигавшей тысячи человек, Обута заявил собравшимся, что без решения спора о принадлежности островов не может быть и речи о какой-либо "новой фазе в японо-советских отношениях"145.

Такие же настроения обуревали и японского министра иностранных дел Накаяму Таро, готовившегося в те дни к поездке в Москву. Пакет предложений, подготовленных японскими дипломатами для московских переговоров Накаямы, включал в себя, во-первых, требования подтверждения советским правительством действенности того пункта Совместной декларации 1956 года, где говорилось о согласии Советского Союза на передачу Японии после подписания мирного договора островов Хабомаи и Шикотан. Во-вторых, согласно тому же пакету обеим странам надлежало начать подготовку к введению совместного административного контроля над островами Кунашир и Итуруп на время, пока эти острова не перейдут под полный контроль Японии. И, наконец, в-третьих, советская сторона и Япония должны были разработать конкретные условия и график передачи всех четырех островов Японии. Параллельно предполагалось, что японская сторона возьмет на себя разработку юридического статуса тех советских граждан, которые захотели бы остаться на южных Курилах после установления там власти японской администрации146.

Читая подобные сообщения японской прессы, я с болью в сердце чувствовал, как сгущающиеся тучи над русскими Курильскими островами. Ведь подготовленный японскими дипломатами пакет предложений для переговоров Накаямы в Москве предполагал, в сущности, согласие советской стороны на уступку Японии всех четырех южных Курильских островов, два из которых японская сторона собиралась получить сразу, а два других – с некоторой оттяжкой в сроках. Во многих отношениях эти предложения совпадали с проектом "два плюс альфа", разработанным группой наших японоведов во главе с Г. Кунадзе. А это было чревато реальной возможностью закулисного сговора японских дипломатов с нашими дипломатами-японофилами – сговора, который в условиях полнейшей неразберихи в отношениях между общесоюзными и российскими властными структурами мог иметь для нашей страны крайне отрицательные последствия. Реализация японских предложений означала бы на деле нашу капитуляцию в территориальном споре с Японией – капитуляцию ничем не оправданную, противоречащую национальным интересам нашей страны, по сути дела преступную.

Между тем в Токио как среди работников советского посольства, так и среди советских журналистов не чувствовалось ни волнений, ни тревоги в отношении предстоявших в Москве переговоров Накаямы с руководителями Советского Союза и России. В этот ответственный момент советско-японских отношений я чувствовал себя каким-то снайпером-одиночкой, ведущим огонь из своего окопа по противнику без поддержки однополчан, либо ушедших куда-то в кусты, либо спавших, не подозревая об опасности. Слава богу, что в те дни редакция "Правды" в отличие от большинства других газет страны не переметнулась в лагерь "демократов-ельцинистов" и не ушла с позиций защиты национальных интересов страны. Высылая по факсу статьи с критикой в адрес российского МИДа, ставшего на путь уступок японским территориальным домогательствам, я для верности просил телефонных диспетчеров редакции соединять меня с Селезневым, исполнявшим обязанности главного редактора, и объяснял ему в кратких словах необходимость критических оценок того порочного прояпонского курса, который проводился в тот момент руководством МИДа России. И отказа в таких телефонных просьбах от Г. Н. Селезнева я не получал: мои критические статьи не раз появлялись на страницах "Правды", заметно контрастируя по содержанию с приглаженной тассовской информацией и со статьями в "Известиях", в "Труде" и в "Новом времени", написанными в духе тогдашних козыревских установок российского МИД. Так, накануне приезда в Москву японского министра иностранных дел Накаямы 9 октября 1991 г. была опубликована в "Правде" моя статья "Русские – граждане Японии?", в которой я с возмущением сообщал соотечественникам о беспардонном выступлении Накаяма в комиссии по иностранным делам палаты представителей японского парламента. Суть этого выступления сводилась к подчеркиванию решимости Накаямы добиваться на предстоявших в Москве переговорах с руководителями нашей страны безотлагательной передачи Японии Южных Курил и своей уверенности в том, что Москве придется пойти навстречу его требованиям. Распоясавшись беспредельно, Накаяма предался даже рассуждениям о том, что для японского правительства уже наступило время приступить к детальной разработке тех юридических норм, которыми придется руководствоваться русским людям, проживающим на четырех южных Курильских островах, после того как они перейдут... под японское управление (?!). При этом японский министр без стеснения заявил, что части жителей названных островов предстоит-де переселение в иные районы Советского Союза, в то время как другой части японцы "разрешат" остаться. Последним, как явствовало из его разъяснений, японские власти выдадут со временем "разрешения на жительство", хотя в полноправном гражданстве им все-таки будет отказано.

Назвав подобные высказывания японского министра иностранных дел неуместными, а его расчеты на переход южных Курил под контроль Японии иллюзией, я обратил внимание в той же статье на стремление правящих кругов Японии к интенсивному пропагандистскому воздействию на общественное мнение Советского Союза с целью его подготовки к сдаче Южных Курил Японии. Примечательно, что уже тогда, осенью 1991 года, японские эксперты считали "главным препятствием" на пути японских дипломатов к овладению Южными Курилами не МИД России, а общественное мнение Советского Союза категорическое несогласие большинства наших граждан с какими бы то ни было уступками японским территориальным домогательствам. Сообщая об этом читателям "Правды", я рассчитывал укрепить уверенность моих соотечественников-патриотов в их способности воспрепятствовать безответственному и ущербному для нашего отечества сговору с японцами группы руководителей российского МИД в лице А. Козырева, Г. Кунадзе и им подобных чиновников-японофилов.

Единственное, что радовало меня в те же осенние дни 1991 года,– это попадавшая иногда в газетах и на экраны телевидения Японии информация о резко негативной реакции жителей нашего Дальнего Востока на попытки ельцинистов решать возникшие в стране экономические и бюджетные трудности путем безрассудных территориальных уступок. Так, большое удовольствие получил я в один из вечеров, когда по одному из каналов японского телевидения был показан телерепортаж с центральной площади Южно-Курильска, на которой участники массового митинга местных жителей согнали с трибуны и чуть не избили заместителя министра иностранных дел Кунадзе, прибывшего в Сахалин, чтобы морально подготовить население Южных Курил к возможной передаче островов под контроль Японии. Восхищение вызвали тогда у меня принципиальность и твердость сахалинского губернатора Валентина Петровича Федорова, давшего на том же митинге в Южно-Сахалинске решительный отпор Кунадзе и резко осудившего курс министерства иностранных дел России на потакание незаконным территориальным притязаниям Японии к нашей стране.

Именно в те дни в преддверии визита в Москву Накаямы пришла мне в голову мысль безотлагательно установить прямой телефонный контакт с принципиальным сахалинским губернатором и поставить его в известность об истинных целях предстоявшей поездки в Москву японского министра иностранных дел, как и о реальности угрозы запродажи Южных Курил Японии в итоге предстоявших в Москве переговоров. И такой контакт я установил (как выяснилось, телефонная линия между Японией и Сахалином уже действовала). Дозвонившись до южносахалинской приемной Федорова, я назвал себя и попросил секретаря соединить меня с губернатором. Когда Федоров снял трубку, я кратко информировал его о целях поездки Накаямы в Москву и сопроводил свою информацию такими словами: "Судя по прогнозам токийских экспертов, Москва готова уступить японцам Южные Курилы: отпора своим домогательствам Накаяма там не встретит. Поэтому вся надежда на вас. Если вы от имени населения Сахалинской области не направите тотчас же в Москву протесты против уступок Курил Японии и не поднимете всю областную общественность в поддержку этих протестов, то Южные Курилы будут потеряны нашей страной – Козырев и его окружение тайком сдадут острова. Предварительно они уже дали свое согласие японцам на уступку их требованиям. Спасайте Курилы, Валентин Петрович!"

Внял ли тогда сахалинский патриот-губернатор моему тревожному сигналу из Токио? Похоже, что внял. Ибо в последующие дни, когда Накаяма готовился к отъезду в Москву, волна протестов жителей Сахалинской области против запродажи Южных Курил Японии поднялась с новой силой. Тогда же, а именно 12 октября, "Правда" опубликовала мою статью "Уплывут ли Курилы?", в которой содержались следующие тревожные сведения: "Японские средства массовой информации, похоже, и впрямь прониклись в последние дни уверенностью в том, что предстоящий визит в Москву министра иностранных дел Таро Накаямы в отличие от всех предыдущих японо-советских встреч приведет к важным договоренностям, в результате которых будет решен наконец многолетний спор двух стран о принадлежности четырех южных островов Курильской гряды. Причем, как считает подавляющее большинство здешних комментаторов, решено все будет в пользу Японии"147.

Но написано все это было не для того, чтобы мои соотечественники смирились с капитулянтским поведением нашего мидовского руководства, а совсем с иной целью -вызвать у читателей чувства возмущения наглостью японской дипломатии и побудить их к активному противодействию покушению японцев на неотъемлемую часть территории нашей Родины. Об этом свидетельствовала, например, такая фраза названной статьи: "Несколько охлаждает пыл ревностных поборников территориальных притязаний к нашей стране появление в последние дни в здешней (японской.– И. Л.) прессе сообщений о движении протеста против передачи Курильских островов Японии, развернутом жителями этих островов, а точнее властями и населением Сахалинской области"148.

Вполне созвучна моим настроениям была по содержанию и помещенная в том же номере газеты статья владивостокского корреспондента "Правды" Н. Братчикова, в которой сообщалось о приезде в Сахалинскую область и посещении Курильских островов депутатами РСФСР Н. Павловым и С. Бабуриным, об их встречах в местными жителями и о категорическом неприятии курильчанами японских территориальных требований149.

А вскоре, спустя недели две-три, в токийском корпункте "Правды" раздался телефонный звонок. Звонил мне не кто иной, как сахалинский губернатор Валентин Петрович Федоров. И звонил он не из Южно-Сахалинска, а из Токио, точнее, из машины, везшей его с токийского аэродрома Нарита в центр японской столицы – в отель "Ройял", расположенный рядом с парком Хибия. Федоров предложил мне в тот же вечер встретиться с ним в его гостиничном номере, познакомиться и поговорить "по душам". Я охотно принял приглашение и спустя часа два прибыл на встречу с ним не один, а с женой и сыном.

Об этой встрече у меня остались на редкость приятные воспоминания. Сахалинский губернатор Валентин Петрович оказался человеком жизнерадостным, деятельным, легким в общении и, что самое главное, близким мне по своим взглядам и складу ума. Нас сразу же захватила беседа о дальнейших судьбах Курильских островов, и в итоге этой беседы мы оба проявили твердую решимость вести борьбу за целостность территории нашей страны против каких бы то ни было уступок японским территориальным домогательствам.

В последующие дни кратковременного пребывания Федорова в Токио я старался подкрепить его знания истории российско-японских и советско-японских отношений конкретными и полезными для него фактами. Некоторые из них он не преминул тогда же использовать при встречах и спорах с японцами, что очень порадовало меня. Перед отъездом из Токио Федоров предложил мне написать книгу о советско-японском территориальном споре и обещал быстро опубликовать ее на Сахалине. И надо сказать, что такое предложение вполне отвечало моим намерениям. Я же со своей стороны взял у него интервью, которое вскоре было опубликовано в "Правде". Делясь в этом большом интервью своими впечатлениями о встречах с японскими государственными деятелями, Федоров сказал мне следующее:

– Хочу подчеркнуть, что во всех своих беседах с японской стороной о будущем островов я исходил из того, что эти острова наши и останутся нашими. Японцы же нередко воспринимают каждое встречное движение с нашей стороны как сдачу наших позиций. О территориальных уступках и речи быть не может. И если кто-то из наших политиков пошел бы на передачу Японии этих островов, то он совершил бы политическое самоубийство. Это должен понимать каждый, в том числе и Ельцин...

Мы, сахалинцы и курильчане,– продолжал мой собеседник,– сознаем свою ответственность за судьбу этой части российской территории. Россияне смотрят на нас и следят за тем, как мы себя поведем. Мы считаем себя оплотом сопротивления японским посягательствам на Курилы. Тем более что надеяться ни на центральное, ни на российское руководство нам сейчас не приходится. С 1985 года, с момента начала "перестройки", нынешнее советское руководство не отстояло национальные интересы страны ни в одном важном вопросе международных отношений. Теперь же нести ответственность за внешнюю политику придется и российскому правительству. Ведь идет всеобщий распад страны – распад Советского Союза, а теперь и России. На границе с КНР отдан остров Даманский и ряд других островов по Амуру. Дальше, в Беринговом море, была отдана Соединенным Штатам значительная акватория нашей экономической зоны. Похоже, что Курилы – это следующее звено упомянутой мною цепи территориальных уступок. Если мы отдадим Курилы, то все у нас из рук повалится. И поскольку на российское руководство нельзя надеяться, то сейчас отстаивание интересов России пойдет, по-видимому, снизу, через политические партии, через массовые движения, через казачество, через отдельные регионы. Мы, сахалинцы, не ожидали, что нас так активно поддержат в разных концах страны.

Что же касается руководителей российского МИД,– сказал губернатор в заключение,– то я им не верю: ни министру Козыреву, ни его заместителю Кунадзе. Эти люди называют себя демократами. А быть только демократом мало – надо быть одновременно и патриотом. Наши политики и дипломаты стремятся угодить японцам: во-первых, отдать острова, а во-вторых, отдать их как можно скорее. Некоторые надеются, что в результате продажи или передачи этих островов у правительства сразу же появятся деньги. Надеяться на то, что, отдав территорию, самое первейшее наше богатство, мы поправим экономику – глубокое заблуждение. В районе Южных Курил вылавливается рыбы на миллиарды долларов. Если эти острова будут отданы, то в следующем году нам же придется платить японцам миллиард долларов за нашу же курильскую рыбу. А это еще более ухудшит наше экономическое положение150.

Подводя итог высказываниям В.П. Федорова, в той же публикации я писал: "Взгляды губернатора Сахалина вполне отвечают жизненным интересам и настроениям как жителей Курильских островов, так и общественности всей России. В лице В. П. Федорова наши соотечественники имеют не только активного поборника советско-японского добрососедства, но и непреклонного защитника дальневосточных границ нашей Родины, способного твердо противостоять пропагандистскому нажиму тех, кто намерен сегодня торговать русский землей, руководствуясь в этом деле заведомо порочными, сиюминутными экономическими соображениями, и к тому же еще и иллюзорными"151.