Текст книги "Япония, японцы и японоведы"

Автор книги: Игорь Латышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 69 страниц)

Во-первых, потому, что японская экономика на 70-80 процентов зависит от внешнего мира, от других стран, откуда она получает всю нефть, большую часть промышленного сырья и половину продовольствия. Стоит только прервать на неделю-другую транспортные и прочие связи Японии с внешним миром, и ее экономика потерпит полный крах, а жизнь населения окажется под угрозой. Во-вторых, несмотря на все усилия, Японии не удалось до сих пор сплотить вокруг себя хотя бы близлежащие страны Азии. Ее роль в ООН и других международных организациях и по сей день остается достаточно скромной. И наконец, в-третьих, о какой великой державе и тем более сверхдержаве можно говорить всерьез, если Япония вот уже полвека находится под каблуком другой державы, Соединенных Штатов, располагающей на японской территории военно-воздушными и военно-морскими базами, на которых постоянно пребывают американские вооруженные силы. Взяв Японию под свой ядерный зонтик и накрепко привязав японские "силы самообороны" к военной машине Пентагона, Соединенные Штаты тем самым установили свой постоянный контроль над японской внешней политикой. Так о какой же сверхдержаве может идти речь при наличии экономической зависимости Японии от внешнего мира, да еще в сочетании с ее военной зависимостью от другой страны – США?

Все это говорит о том, что некоторые наши японоведы в своих восторженных оценках перспектив развития Японии явно заблуждаются под влиянием то ли японской пропаганды, то ли былых писаний американских футурологов, от которых те сегодня сами же отказались. Сомневаюсь поэтому, что статьи таких авторов способны принести пользу нашей научной общественности. В основу японоведческих исследований должна быть положена реальная действительность, а не слащавые прояпонские домыслы"177.

Но за стремлением отдельных московских японоведов к воспеванию взахлеб реальных и иллюзорных достижений Японии и ее мнимого всемогущества крылись не только ошибочные оценки действительности, но и соображения иного порядка, а именно холуйское желание понравиться японцам и получить побольше долларов от Японского фонда, оплачивавшего их писания. Не случайно же и книга "Японский феномен" и подобные ей слащавые публикации субсидировались Японским фондом с оплатой их авторам валютных гонораров. Это позволило распорядителям фонда из МИД Японии взять на короткий поводок некоторую часть российских японоведов и обратить их деятельность на потребу своим интересам, своим политическим целям.

Наихудшую роль среди таких японофилов стали играть те исследователи, которые в угоду японцам и при их финансовой поддержке взялись за преднамеренное искажение истории советско-японских отношений, черня при этом без зазрения совести ранее изданные труды советских исследователей старшего поколения. Во второй половине 90-х годов как грибы после дождя появились в России изданные за счет Японского фонда легковесные публикации, в которых огульно пересматривались оценки роли Японии в развязывании второй мировой войны и характеристики японских государственных деятелей, виновных в совершении военных преступлений. Заведомая предвзятость подобных публикаций проявилась в стремлении их авторов снять с Японии ответственность за нападение на Китай и военные провокации против СССР, за вступление в Тройственный военный союз с нацистской Германией и фашистской Италией, за развязывание войны на Дальнем Востоке и в бассейне Тихого океана, за гибель в этой войне многих миллионов жителей сопредельных стран. В сущности, подобные писания преследовали своей целью реабилитацию преступлений, совершенных японскими правящими кругами накануне и в годы второй мировой войны. И не случайно основным объектом критики их авторов стали материалы Токийского процесса по делу главных японских военных преступников, проведенного в рамках Международного военного трибунала для Дальнего Востока – трибунала, документы которого, как и решения Нюрнбергского международного процесса над главными немецкими военными преступниками, были совместно подготовлены и утверждены большой группой военных юристов, историков и знатоков международного права, включая специалистов из США, Советского Союза, Англии и других стран мира.

Особое рвение в попытках защиты и реабилитации японских военных преступников проявил в 90-е годы научный сотрудник Института Дальнего Востока, а затем Института мировой экономики и международных отношений РАН Б. Н. Славинский. В своей книге "Ялтинская конференция и проблема "северных территорий", вышедшей в свет в 1996 году, он попытался представить дело так, будто акты агрессии, предпринимавшиеся Японией против Кореи, Китая, Советского Союза и МНР в 30-х – 40-х годах, были не более чем выдумками советской пропаганды, которая якобы ввела в заблуждение судей токийского трибунала. "В советской прессе, а затем и в научных публикациях,– писал Славинский,– доказывалось, что Япония – агрессивное государство, которое всю войну только и делало, что готовилось напасть на Советский Союз... Массовая кампания дезинформации в отношении Японии началась с Токийского процесса над главными японскими военными преступниками, для которого по специальному заданию ЦК ВКП(б) министерство иностранных дел СССР, Генеральный штаб пограничных войск, КГБ, Прокуратура СССР, а также различные научно-исследовательские институты подготовили многие десятки справок, документов и карт, в которых искажались цифры, подтасовывались факты, фальсифицировалась история советско-японских отношений"178. (Обращаю внимание, что все эти обвинения в адрес советских государственных ведомств и научных учреждений были брошены Славинским голословно, без единого подтверждающего их факта.– И. Л.)

И вот еще одна выдержка из той же книги: "Конечно, Токийский процесс был судом победителей над побежденными. Поэтому первые могли себе позволить выдвигать против японцев любую компрометирующую информацию. Основное обвинение с советской стороны заключалось в том, что Япония постоянно нарушала Пакт о нейтралитете, в частности снабжала Германию секретной информацией о советском военном потенциале... Так как в СССР было очень мало специалистов со знанием японского языка, то все эти материалы стали документальной основой для издания учебников истории для школ, высших учебных заведений, а также разного рода публикаций о Японии. В них вырисовывается зловещий образ японского самурая, готового в любую минуту схватиться за меч"179.

Столь же ревностное стремление очернить и труды советских историков и решения Токийского трибунала проявил и другой гражданин России – Василий Молодяков (кстати сказать, сын упоминавшейся выше Молодяковой Э. В.), находившийся в середине 90-х годов в докторантуре Токийского университета. В своей книге "Подсудимые и победители (заметки и размышления историка о Токийском процессе)", вышедшей в свет летом 1996 года, он писал: "Я не могу согласиться со многими высказываниями и оценками Б. Н. Славинского, но то, что он пишет о Токийском процессе и его материалах, на мой взгляд, совершенно справедливо"180.

Не утруждая себя конкретным анализом исторических фактов, Молодяков голословно ополчился на все опубликованные ранее в нашей стране книги о Международном военном трибунале для Дальнего Востока, как якобы порочные с точки зрения "объективности, исторической достоверности и... добросовестности их авторов". Сколь развязен был в отношении своих соотечественников тогдашний стажер Токийского университета, можно было судить по его оскорбительным для наших историков и юристов обвинениям всех их в "тенденциозном подборе приводимых ими фактов и документов". При этом он не постеснялся бездоказательно заявлять, что "показания многих свидетелей обвинения на процессе не заслуживают... доверия и что многие документы были предоставлены Трибуналу в неполном и искаженном виде"181.

Не скрыл Молодяков и цели публикации на русском языке своей книжонки: она сводилась к тому, чтобы заронить в сознание наших соотечественников мысль о том, будто в развязывании войны на Дальнем Востоке и Тихом океане были виновны не правящие круги Японии, а какие-то другие силы, включая Советский Союз, который в противовес Японии клеймился автором как "агрессор". Вот, например, что вещал российским читателям из своего токийского далека Молодяков по поводу вступления Советского Союза в войну с Японией на стороне Соединенных Штатов, Англии, Китая и других стран, подвергшихся японскому нападению: "Какими бы "союзническими обязательствами" Советский Союз не руководствовался, по отношению к Японии он совершил акт агрессии, реально не спровоцированный никакими японскими действиями аналогичного масштаба или значения. Пора заявить об этом со всей ответственностью"182.

Более наглой апологетики преступной политики японских милитаристов накануне и в годы второй мировой войны, чем в книжках Славинского и Молодякова, мне не встречалось не только в нашей, но и в американской и западноевропейской японоведческой литературе. Выход в свет этих антисоветских, антироссийских книг, написанных не японцами, а нашими соотечественниками – предателями своей родины, свидетельствовал о том, сколь далеко зашла деградация японоведческой науки нашей страны в черные дни ельцинского правления. При чтении этих книг я испытал и возмущение, и презрение, и ненависть к их авторам и в то же время неодолимую потребность осудить их мерзкие клеветнические выпады против взрастившего их советского государства. В этом порыве и была написана мною статья "Правомерны ли попытки реабилитации военных преступников?", опубликованная в майском номере журнала "Азия и Африка сегодня" за 1997 год183. В ней было высказано все то, что я думаю об этих японских агентах влияния и в то же время были изложены факты и аргументы, показывавшие несостоятельность и лживость их попыток оправдания преступлений японских милитаристов.

Отвергая кощунственные обвинения Советского Союза в "агрессии" против Японии, якобы совершенной в августе 1945 года, я перечислил в названной статье все предшествовавшие вступлению Советского Союза в войну с Японией бесчисленные акты японской агрессии в отношении соседних стран Дальнего Востока и Тихоокеанского региона. "Уже это разбойничье поведение Японии,резюмировал я далее,– нагло поправшей элементарные нормы международного права, давало любой миролюбивой стране правовые основания для пресечения подобного разбоя – те же самые правовые основания, которые разрешают прохожим прийти на улице на помощь слабым людям, избиваемым распоясавшимся хулиганом"184. Показывая клеветнический характер бредней названных авторов о советской "агрессии" в отношении Японии, я писал:

"Ведь советские вооруженные силы громили японскую Квантунскую армию не на Японских островах, а на территориях Китая и Кореи, незаконно захваченных японскими оккупантами. Это те территории, население которых силой оружия было превращено в подневольных рабов японских оккупантов. Именно там вела японская военщина тайную широкомасштабную подготовку к бактериологической войне, предотвращенной лишь благодаря вступлению в Маньчжурию советских вооруженных сил. Все это говорило о том, что, начав военные действия против Японии и разгромив Квантунскую армию, Красная армия выполнила благородную роль освободительницы народов Китая и Кореи из-под ярма японской оккупации. Между прочим, советская авиация (в отличие от американской) не произвела за время войны с Японией ни одного бомбового удара по японской территории, не убила на Японских островах ни одного мирного жителя...

Но, пожалуй, самым наглядным свидетельством исторической правомерности вступления Советского Союза в войну с Японией стала единодушная поддержка этого шага Кремля народами всех соседних с Японией стран, всех государств антифашистской коалиции. Приветственные телеграммы в связи со вступлением Советского Союза в войну с Японией направили тогда в Москву правительства США, Англии, Китая и многих других стран. Забывая об этом, авторы названных книжек смотрят на события полувековой давности сквозь призму современных взглядов японских правящих кругов, пытающихся сегодня пересматривать – не без молчаливого согласия США – довоенную и военную историю Японии и истолковывать ее в выгодном для себя свете"185.

Позорным явлением в отечественном японоведении стали в период пребывания ельцинистов у власти публикации воспоминаний японских военных преступников, осужденных или признанных таковыми Токийским международным трибуналом за активное участие в развязывании агрессивных войн в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Так, при поддержке посольства Японии в Москве были опубликованы на русском языке мемуары одного из главных военных преступников – бывшего министра иностранных дел милитаристской Японии Того Сигэнори. Редактором этих мемуаров, изданных, естественно, на средства всемогущего Японского фонда, стал один из видных московских японоведов В. Б. Рамзес, а предисловие к ней написал все тот же неутомимый японский подголосок Б. Н. Славинский. Да какое предисловие! Злобным клеветническим нападкам были подвергнуты в нем советские юристы – участники Токийского трибунала. А почему? Да потому, что они посмели присоединить свои голоса к другим (американским, австралийским и западноевропейским) обвинителям на названном судебном процессе, признавшими Того одним из главных военных преступников и осудившими его на длительное тюремное заключение.

Попытки создания вокруг имен японских военных преступников ореола бескорыстных борцов-романтиков за счастье Японии и чуть ли не великомучеников были предприняты и в ежегоднике "Япония", в редколлегии которого в 90-х годах ведущая роль стала принадлежать ельцинистам-"демократам". Об этом говорила опубликованная в номере этого ежегодника за 1994-1995 годы статья "Геостратегия "меланхолического принца" (проекты и свершения Фумимаро Коноэ)"186. В этой статье восхвалялся как самоотверженный патриот и "романтик-пассионарий" бывший премьер-министр Японии Коноэ Фумимаро – тот самый Коноэ, который начал в 1937 году открытую агрессивную войну в Китае. Тот же Коноэ в дальнейшем, следуя примеру германских нацистов, возглавил "движение" за разгон всех политических партий страны, а затем создал профашистскую Ассоциацию помощи трону, ставшую центром по мобилизации населения на подготовку к войне за передел мира в союзе с гитлеровской Германией и фашистской Италией. Ведь общеизвестно, что этот кумир японских фашистов был самым оголтелым поборником завоевания сопредельных стран с целью включения их в "Великоазиатскую сферу совместного процветания". Именно он способствовал более всех приходу к власти военного диктатора генерала Тодзио Хидэки, рекомендованного им императору в качестве своего преемника на посту премьер-министра страны накануне вступления Японии в войну на Тихом океане. Вот уж порадовала редакция ежегодника "Япония" своих друзей и опекунов в японском посольстве! Публикация в ежегоднике такой статьи означала по сути дела полный отказ его нынешней редакции от тех идейных позиций и политических взглядов, для освещения которых когда-то, в 1972 году, мы, инициативная группа советских японоведов, создали этот ежегодник. Тогда наша цель заключалась в объективном освещении прошлого и настоящего Японии с учетом наших национальных интересов, но отнюдь не в нападках на внешнюю политику Советского Союза и оправдании преступных деяний японских милитаристов.

Кстати сказать, по иронии судьбы "демократы"-японофилы, взявшие в годы ельцинского правления под свой контроль редколлегию ежегодника "Япония", не преминули запустить камень и в меня – человека, бывшего одним из инициаторов этого издания и затем ставшего главным редактором его первого номера. Под этим камнем я имею в виду напечатанную в номере ежегодника за 1997-1998 годы статью бывшего сотрудника отдела Японии ИВАН С. И. Вербицкого.

Дернул же меня черт когда-то привлечь эту бездарную в научном отношении личность к себе в помощники в качестве ответственного секретаря ежегодника! Потом я не раз ругал себя за подобное легкомыслие, ибо в дальнейшем Вербицкий показал себя в корне чуждым мне по духу человеком. Чем дальше, тем явственнее высвечивались его слепое преклонение перед американским образом жизни и скрытая ненависть к советскому государству, России и КПСС, хотя он и оставался членом партии до того момента, пока не сбежал вдруг в США. Там средством для заработков стали для него публикации злобных антисоветских статей, в которых затрагивались подчас и вопросы советско-японских отношений.

Ну а в той статье, которая появилась в названном выше номере ежегодника "Япония", ярость Вербицкого вызвали между прочим мои выступления в печати с критикой прояпонского курса, проводившегося в те годы ельцинистами. Издавна затаив на меня обиды за мои прежние критические отзывы о его вихлявых и халтурных в профессиональном отношении писаниях, этот эмигрант-отщепенец попытался в своей статье демонизировать мою роль в японоведении и наклеить на мои книги самые одиозные с его точки зрения ярлыки. "Написанные И. Латышевым книги "Покушение на Курилы" и "Кто и как продает Россию" (М.: 1994),– утверждалось в названной статье,– стали своего рода катехизисами наиболее шовинистических и ультрапатриотических кругов России"187.

Как я понял тогда, эти бранные выпады соответствовали не только взглядам автора статьи, но и членов редколлегии ежегодника. Но меня их хула нисколько не смутила. Я воспринял ее как похвалу моим публикациям. "Значит,– подумал я,– достал я этих проводников американского и японского влияния! Значит, и впрямь напугалась эта публика, как бы мои книги, названные в статье "катехизисами", не получили одобрительного отклика у российской общественности!"

Но хватит писать о тех людях, которые в черные годы ельцинской власти превратились фактически в идейных прислужников Японии и США. Иначе у читателей может сложиться превратное впечатление, будто не единицы, а чуть ли не все российские японоведы отказались от объективного изучения японской действительности и ее оценок с учетом национальных интересов России. В действительности же из долларового корыта Японского фонда кормилось не так-то уж много моих коллег по профессии. И более того – значительная часть даже тех, кому случайно перепали некоторые из подачек названного фонда, не пошли ради этого на сделки со своей научной совестью.

Среди знакомых мне лично японоведов старшего поколения не поддались моральному давлению ельцинистов и не стали в угоду политической конъюнктуре менять в своих статьях и книгах прежние оценки прошлого и настоящего Японии такие именитые знатоки японской истории, экономики и политической жизни как Кутаков Л. Н., Тихвинский С. Л., Коваленко И. И., Поспелов Б. В., Попов В. А., Хлынов В. Н., Полевой Б. П., Иванов М. И. и ряд других ученых. Примером объективного освещения самых острых проблем японской внешней политики стала в середине 90-х годов книга С. Л. Тихвинского "Россия и Япония: обречены на добрососедство". Наибольшее политическое звучание получили в этой содержательной книге новые сведения о японо-советских переговорах 1955-1956 годов, завершившихся, как известно, подписанием 19 октября 1956 года в Москве Декларации о нормализации советско-японских отношений. Будучи непосредственным участником этих переговоров, Сергей Леонидович Тихвинский впервые в нашей японоведческой литературе показал на конкретных фактах политическую безмозглость неожиданного и грубого вмешательства Хрущева в ход упомянутых переговоров, обернувшихся из-за этого вмешательства ничем не обоснованным ослаблением позиции Советского Союза в только что начавшемся территориальном споре с Японией. В освещении итогов переговоров Тихвинский смело пошел наперекор предательскому стремлению мидовских ельцинистов в лице А. Козырева и его помощников-японофилов истолковывать сумасбродство Хрущева как некий разумный компромиссный шаг к "справедливому" решению территориального спора двух стран. И уже только по этой причине его книга стала ценным вкладом в правдивое и своевременное ознакомление нашей общественности с подлинной историей советско-японских отношений. Неудачно, правда, был выбран автором заголовок этой книги. Слова о том, что обе страны "обречены на добрососедство", не отвечают, на мой взгляд, существующим реалиям. В них желаемое было принято за действительное. Весь ход развития отношений наших стран свидетельствует, к сожалению, об обратном: обречены оказались обе страны на длительные и бесплодные территориальные споры.

Немало неподкупных, солидных исследователей-патриотов оказалось в 90-е годы и среди моих коллег-японоведов "среднего поколения" в возрасте от 40 до 60 лет, чьи взгляды на Японию сложились еще при советской власти. В их числе хотелось бы упомянуть таких близких мне по убеждениям людей как Кошкин А. А., Зимонин В. П. и Крупянко М. И., при общении с которыми не раз я обнаруживал совпадения в критических оценках не только японской, но и российской действительности. Отрадно было мне тогда убеждаться в том, что эти люди не прогнулись морально под давлением тех, кто захватил административное верховенство в японоведческих центрах Москвы.

О стремлении ряда японоведов к открытым высказываниям в печати и на научных форумах своего нежелания огульно восхвалять Японию свидетельствовали их публикации. В числе таких публикаций находилась, к примеру, книга Михаила Ивановича Крупянко "Япония 90-х в поисках модели отношений с новой Россией"188.

Более того, заметно утратили прежний восторженный тон в оценках достижений Японии в сфере экономики, науки и техники даже некоторые публикации в последних выпусках ежегодника "Япония", издаваемого теперь на средства Японского фонда. Трезвый анализ плачевного состояния японской экономики, погрузившейся в 90-х годах в трясину небывало затяжной депрессии, появился, например, в выпуске ежегодника за 1998-1999 годы в статье И. П. Лебедевой (см. с. 101-120). Вполне объективную характеристику современного уровня развития японской науки и техники, выгодно отличающуюся от того, что писалось в прежних статьях-панегириках на ту же тему, дал в статье в том же номере ежегодника авторитетный знаток данной проблемы Ю. Д. Денисов (см. с. 121-134). Не сомневаюсь, что подобные статьи не очень-то порадовали спонсоров ежегодника из Японского фонда. Но увы! Современная японская экономическая действительность такова, что "богатым дядюшкам" из Страны восходящего солнца приходится волей-неволей заглатывать те горькие пилюли, которые стали все чаще попадать даже на страницы оплачиваемых ими изданий.

Конечно, по-прежнему противятся японские спонсоры, как и их друзья отечественные японофилы, публикации на страницах ежегодника полемических статей, содержащих критику проамериканской внешней политики Японии и осуждение незаконных японских притязаний на российские территории. Не случайно, например, ни разу не были опубликованы в последние годы в названном ежегоднике яркие полемические статьи А. А. Кошкина, В. К. Зиланова, Ю. А. Плотникова и других японоведов-патриотов, посвящены критическому освещению японской внешней политики военных и послевоенных лет. Эти статьи появлялись в целом ряде московских журналов и газет, но только не на страницах ежегодника "Япония", предпочитающего оставаться рупором японского посольства. Ну что же: ущерб от такого освещения японской внешней политики, и в частности российско-японского территориального спора, несут прежде всего не японоведы-патриоты, а сами японофилы-ельцинисты, теряющие постепенно доверие российских читателей.

Нельзя не упомянуть в этой же связи и о тех отечественных японоведах, которые пришли к пониманию необходимости критического, негативного восприятия деструктивных ельцинских реформ и коварного содействия этим реформам правящих кругов Японии не сразу, а после мучительных поисков истины. Один из них – доктор исторических наук Рафик Алиев (псевдоним О. Арин), бывший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН, в конце 80-х – начале 90-х годов склонялся поначалу к поддержке японских территориальных притязаний к нашей стране. Однако потом, проведя несколько лет в эмиграции и соприкоснувшись поближе с политологами Западного мира, он убедился в их предвзятом отношении к нашей стране и круто изменил свои взгляды. По возвращении в Россию Алиев открыто стал на сторону патриотов, выступавших против власти ельцинистов и прислужников этой власти японоведов-"демократов", готовых за подачки Японского фонда угодливо поддакивать посягательствам Японии на Южные Курилы189. Книги Алиева, изданные им частным образом в России в конце 90-х годов, содержат много свежих взглядов на роль Японии в системе международных отношений на Дальнем Востоке и в то же время открывают глаза читателям на экспансионистский характер и двуличие японской внешней политики, пронизанной антироссийским духом.

Идеологическое и личностное противостояние, возникшее в 90-х годах в российском японоведении, между "японофилами", с одной стороны, и "русофилами" – с другой, сопровождалось, естественно, появлением и "срединного течения" в среде отечественных знатоков Японии. Отличительными особенностями содержания публикаций этой группы моих коллег стало их внешне "нейтральное" отношение к территориальному спору двух стран, за которым крылось в большинстве случаев стремление не вступать в дискуссии ни с той ни с другой стороной и отделываться в своих статьях и книгах половинчатыми, аморфными или двусмысленными формулировками во всех случаях, когда речь шла о советско-японском территориальном споре. Такую уклончивую позицию предпочитали занимать прежде всего авторы тех публикаций, издание которых было оплачено Японским фондом. Не давая собственных оценок японским территориальным домогательствам к нашей стране, эти авторы избегали таким путем обид своих знакомых из японского посольства и распорядителей Японского фонда, субсидировавшего публикацию их опусов.

Такая тенденция к уклонению от четкого определения своего отношения к территориальному спору двух стран выявилась в статьях и книгах даже тех японоведов, которых навряд ли можно было упрекнуть в слишком больших симпатиях к японцам. Прослеживалось нежелание осуждать японскую сторону за незаконные притязания на Курильские острова даже в солидных научных публикациях моего давнишнего друга ныне покойного Д. В. Петрова190. В еще большей мере стремление не портить отношения с Японским фондом проявилось и в монографии В. О. Кистанова191, защищавшейся автором в качестве докторской диссертации.

Обидно, но отрицательное воздействие оказал Японский фонд и на содержание самой крупной по объему совместной публикации московских историков-японоведов – "Истории Японии", вышедшей в свет в двух томах в конце 1998 года192.

В целом выход в свет всеобъемлющего труда по истории Японии с древнейших времен и до последних дней современности стал, на мой взгляд, большим и долгожданным событием в российском японоведении. Отечественные японоведы – авторы двух названных томов заполнили тот вакуум, который образовался на книжном рынке и в библиотеках страны спустя двенадцать лет после выхода в свет "Истории Японии", написанной в советские времена на основе марксистской методологии тремя весьма компетентными специалистами-японоведами: Ю. Д. Кузнецовым, Г. Б. Навлицкой и И. М. Сырицыным. При этом более подробное и обстоятельное освещение получили в двухтомнике многие события японской истории, ранее не отмеченные нашими исследователями. В этом отношении ценность этой публикации не вызвала у меня сомнений, хотя ее авторы и редактор (А. Е. Жуков), видимо по причине спешки с ее изданием, отказались от ссылок на источники (даже в цитатах), от списков использованной литературы и выявления своего отношения к трудам предшественников, что может дать повод придирчивым читателям воспринимать этот двухтомник скорее как компиляцию, а не как полноценное исследование. Но не в этом я увидел самый досадный недостаток этого большого и несомненно солидного труда. Увы, ложками дегтя в бочке меда стали в двухтомнике те его разделы, где освещаются российско-японские и советско-японские отношения. А освещаются они так, будто их писали не русские авторы, а японцы, ибо в оценках всех событий и фактов, связанных с территориальным спором двух стран, превалируют японские взгляды на этот спор. В тех скупых авторских комментариях, которые имеются в тексте, не очень внятно, но настойчиво проводится, в частности, идея необходимости решения "территориального вопроса" на путях "компромисса", а иначе говоря – на путях односторонних и ничем не обоснованных уступок нашей страны японским территориальным домогательствам. Игнорируя аргументы российских патриотов – защитников Курил, авторы "Истории Японии" в ряде мест ограничиваются воспроизведением лишь аргументов японской стороны. История русско-японских отношений излагается в книге так, будто не было в нашей стране таких компетентных исследователей истории этих отношений как Э. Я. Файнберг, Л. Н. Кутаков, Б. П. Полевой, И. А. Сенченко и ряда других ученых.

В чем же причина этого странного на первый взгляд упорства авторов "Истории Японии" в навязывании российским читателям японских взглядов на территориальный спор двух стран? Ответ на этот вопрос лежит на поверхности – он дан издателями двухтомника уже на титульном листе. Ибо согласно титульному листу двухтомник издан, как там сказано, "при поддержке Японского фонда". А распорядителями этого фонда являются, как уже об этом писалось выше, чиновники МИД Японии. Всеобъемлющая "История Японии", подготовленная в годы ельцинского правления нашими японоведами на деньги Японского фонда, оказалась, к сожалению, при всех ее достоинствах товаром с вредными червоточинами: с ее страниц, посвященных острейшим проблемам российско-японских отношений, веет антирусским, японским душком. И душок этот начнет еще сильнее сказываться на репутации книги после ухода Ельцина из Кремля – ухода, за которым неминуемо грядет всеобщее и громогласное осуждение и политиками, и журналистами, и научными работниками всей политики ельцинистов, и в том числе их порочного курса на потакание японским территориальным домогательствам. Жаль, что редактор этой большой и долгожданной книги не сумел воспротивиться давлению наших японофилов и спонсоров из Японского фонда, стремящихся поставить под сомнение законность нахождения Южных Курил в составе России.