Текст книги "Япония, японцы и японоведы"

Автор книги: Игорь Латышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 69 страниц)

Я привел здесь дословно эту длинную газетную статью в надежде на то, что ознакомление с ней позволит читателям-соотечественникам получить общее представление о том, что являл собой японский парламент в конце 80-х начале 90-х годов. Избегая личных суждений и оценок, я написал ее нарочито в информационном стиле – так, чтобы у читателей не сложилось представление о предвзятом отношении газеты "Правда" к японской парламентской практике. В то же время не хотелось мне при этом навевать читателям иллюзии, будто парламентаризм в таких странах как Япония, Англия, Франция или США представлял собой нечто совершенное, достойное восторгов и некритического подражания.

А если говорить откровенно, то я считал тогда и считаю сегодня, что японская парламентская демократия представляла собой тогда и представляет по сей день нечистоплотную политическую кухню, на которой численно преобладают, хозяйничают и верховодят люди, связанные с монополистической олигархией страны и обладающие огромными денежными средствами. Об этом в те годы я многократно писал в своих корреспонденциях с целью рассеять розовые иллюзии моих соотечественников, подпавших под влияние поборников перестройки политической системы нашей страны по образцу и подобию "западной демократии". Примером тому могла служить моя статья "Политик и деньги", опубликованная в "Правде" 15 сентября 1989 года.

"Парламентская политика,– было написано там,– это в Японии дело, требующее колоссальных денежных вкладов и затрат... Известно, что каждый из депутатов японского парламента, помимо твердо установленных сумм, полученных из государственного бюджета, вынужден для ведения своей политической деятельности опираться на финансовую помощь той партии, к которой он принадлежит, а также на помощь поддерживающих его общественных организаций. Если партийные финансы коммунистической и социалистической партий складываются главным образом из членских взносов входящих в эти партии лиц, а также из доходов от издательской и прочей коммерческой деятельности, то у правящей партии основную финансовую базу как партии в целом, так и каждого ее парламентария в отдельности составляют "политические пожертвования" деловых кругов.

В 1988 году либерально-демократическая партия получила от деловых кругов в виде "политических пожертвований" громадные субсидии в сумме 12,5 миллиарда иен. Они составили около 56 процентов всех доходов правящей партии. Именно щедрая финансовая помощь монополий и обеспечивает либерал-демократам возможность ассигновать на борьбу для получения поддержки японских избирателей гораздо больше средств, чем это может сделать кто-либо из их политических противников. Так, согласно официальным данным, лидеры крупнейших фракций ЛДП получили в 1988 году от деловых кругов в общей сложности 6,8 миллиардов иен. Наибольшая сумма (979 миллионов иен) досталась при этом Абэ Синтаро, занимавшему на протяжении минувшего года пост генерального секретаря правящей партии... Получая от монополий грандиозные денежные суммы, лидеры внутрипартийных фракций ЛДП распределяют их затем по своему усмотрению между примыкающими к ним консервативными политиками – членами их фракций, чтобы последние использовали полученные деньги в своих избирательных округах для оплаты расходов, связанных с "обработкой" избирателей. Например, члены фракции Абэ получили в минувшем году от своего босса в общей сложности около 550 миллионов иен. Разумеется, немалая доля денежных кушей, полученных консервативными парламентариями от своих влиятельных боссов, пошли, как это всегда бывало и в прошлом, на их личные расходы и сбережения. Согласно тем же данным, только политики, входящие в руководящую элиту ЛДП, израсходовали в 1988 году на свои кутежи в ресторанах 686 миллионов иен. Не случайно же повсеместная коррупция, разъедающая верхи правящей либерально-демократическо й партии, стала сегодня одним из самых неприглядных явлений политической жизни страны"87.

Никогда проблема коррупции в политических и государственных верхах японского общества не обсуждалась в Японии так широко, обстоятельно и взволнованно, как во второй половине 80-х годов. Если раньше, денежная подпитка политических организаций и отдельных политических деятелей деловыми кругами страны расценивалась японской прессой как дело само собой разумеющееся, естественное, хотя зачастую и сопряженное с нарушениями законов и нравственных норм, то в названные годы в прессе все чаще в таких случаях стало употребляться слово "осёку", что по-японски означает "коррупция". Широкая дискуссия развернулась в средствах массовой информации и в политическом мире страны о нетерпимости дальнейшего подчинения японской политики диктату денежных мешков.

Поводом к развертыванию этой дискуссии послужил разразившийся осенью 1988 года в политическом мире страны бурный скандал, связанный с коммерческой фирмой "Рекруто". Суть этого скандала сводилась к следующему. Летом 1988 года партии парламентской оппозиции и пресса, а позднее и органы прокуратуры заинтересовались странной, явно убыточной продажей компанией "Рекруто" и ее дочерними фирмами большого числа своих акций ряду лиц, занимавших влиятельные государственные и политические посты. Акции были проданы этим лицам не через фондовую биржу, а напрямик, тайком, до регистрации их на бирже, и притом по заведомо заниженной цене, что позволило покупателям тотчас же перепродать их по гораздо более высоким биржевым ценам. В результате этих операций влиятельные лица положили в свои карманы миллионы и десятки миллионов иен. В ходе расследования выяснилось далее, что в списках участников упомянутых спекулятивных операций оказались личные секретари бывшего премьер-министра страны Накасонэ Ясухиро, тогдашнего премьер-министра Такэситы Нобору, генерального секретаря правящей либерально-демократической партии Абэ Синтаро и ряда других видных лидеров либерал-демократов. В тех же списках покупателей акций "Рекруто" оказались имена доверенных лиц министра финансов Миядзавы Киити, генерального секретаря кабинета министров Фудзинами Такао, председателя политического совета правящей партии Ватанабэ Митио и некоторых других фигур столь же крупного калибра. В то же время выяснилось, что за взятки, полученные от фирмы "Рекруто" в виде акций, приобретенных тайком и по заниженной цене, названные выше консервативные боссы оказывали фирме содействие в получении от правительства всевозможных льгот.

Дальнейшее раскручивание скандала прессой, партиями оппозиции и органами прокуратуры привело в декабре 1988 года к выходу в отставку министра финансов кабинета Миядзавы. А в последующие месяцы стало ясно, что не только Миядзава, но и премьер-министр Такэсита и генеральный секретарь ЛДП Абэ нажили на торговле акциями "Рекруто" огромные денежные суммы (первый – 200 миллионов иен, а второй – 100 миллионов иен). Выяснилось также, что закулисные сделки с той же компанией были и у общепризнанного политического лидера ЛДП – бывшего премьер-министра Накасонэ, который в виде расплаты за дешевые акции содействовал незаконным закупкам компанией "Рекруто" американских сверхмощных компьютеров.

Финалом всей этой грязной истории стали весной 1989 года отставка кабинета Такэситы и выход из рядов правящей партии ее самого видного лидера Накасонэ, взявшего на себя "ответственность" за закулисные махинации лидеров этой партии с компанией "Рекруто".

Пришедший на смену кабинету Такэситы в июне 1989 года кабинет во главе с Уно Сосукэ сумел продержаться у власти лишь несколько месяцев. Причиной его отставки стала, правда, не коррупция, а скандальная история иного характера: любовница Уно, недовольная его скупостью и черствостью, предала гласности его внебрачную связь с ней. В результате к осени 1989 года с политической сцены страны как ветром сдуло едва ли не всю руководящую верхушку правящей либерально-демократической партии. И это, естественно, предопределило падение ее политического престижа. На всеобщих выборах в палату советников парламента, состоявшихся летом 1989 года, правящая либерально-демократическая партия впервые за тридцать четыре года своего существования потеряла в этой палате абсолютное большинство голосов. Нерадостными стали для либерал-демократов результаты всеобщих выборов в палату представителей, состоявшиеся в феврале 1990 года. Если на предшествовавших всеобщих выборах 1986 года правящая партия завоевала в нижней палате 300 мест, то на сей раз ей удалось получить лишь 275. Между тем ее главный политический противник в лагере оппозиции – социалистическая партия увеличила свое представительство в той же палате с 85 до 136 человек88. Такой ценой расплатились либерал-демократы за нечистоплотное поведение своих лидеров, за ту коррупцию, которая как никогда прежде высветилась в деятельности их партии и ее лидеров.

На тему о коррупции в правящих кругах Японии мне пришлось написать в 1988-1990 годах десятки статей и заметок. И отнюдь не потому, что мне нравилось копаться в грязном белье японских консервативных политиков. Эта тема, откровенно говоря, мне тогда приелась и претила. Но развитие внутриполитических событий в Японии вынуждало японских и советских журналистов, занимавшихся освещением этих событий, вновь и вновь писать о нечистых на руку государственных деятелях и порочных нравах, укоренившихся в политическом мире Японии.

Тогда мне думалось, что от зла коррупции в таких масштабах, какие оно приняло в Японии, навсегда избавлена моя страна. Каким же близоруким я был! Ибо с первых же шагов реформаторов, пришедших к власти в Москве в 1991 году, на первых же этапах "рыночной экономики", возникшей в результате слома социалистической системы и перехода государственных предприятий и имущества в загребущие руки частных собственников, в моей стране началась столь необузданная вакханалия коррупции, которая намного превзошла по своим масштабам все то, что наблюдалось мною в Японии тремя-четырьмя годами ранее. Японские взяточники типа Такэситы, Накасонэ, Миядзавы на фоне наших хапуг-карьеристов типа А. Чубайса, А. Коха и Б. Березовского стали далее казаться мне не столь уж такими порочными людьми, какими они виделись в конце 80-х – начале 90-х годов. Ведь при всем их ненасытном пристрастии к деньгам они в своей государственной политике все-таки пеклись и о национальных интересах Японии и поступались ими иной раз лишь под сильным давлением США. А для наших олигархов-проходимцев понятия "Родина" вообще не существует.

Как и в предшествующие периоды моей журналистской работы в Японии, меня интересовала и деятельность партий парламентской оппозиции. Речь шла главным образом о коммунистической и социалистической партиях, так как политический вес двух тогдашних партий "среднего пути", Комэйто и Минсято (Партия демократического социализма), занимавшихся прагматическим лавированием между правящей партией и оппозиционными силами, был не столь велик, чтобы о них стоило писать особо.

Что касается Коммунистической партии Японии, то во второй половине 80-х – начале 90-х годов руководству Международного отдела ЦК КПСС стало ясно, что былую дружбу с КПЯ восстановить уже невозможно и что ее руководители, Миямото Кэндзи, Фува Тэцудзо и другие, будут и впредь дистанцироваться от КПСС и занимать постоянно недружественную Советскому Союзу позицию. Возможность маневра в нашей политике по отношению к этой партии была при таких обстоятельствах довольно ограниченной. При тех крайне слабых, по сути дела символических контактах с КПЯ, которые еще сохранялись, нашей стороне не оставалось ничего иного, как поддерживать японских коммунистов в печати лишь тогда, когда их выступления отвечали нашим интересам, и при этом делать вид, будто мы не замечаем их постоянных нападок на КПСС. А эти нападки заметно усилились с тех пор, как в политике Советского Союза стали реализовываться горбачевские идеи "перестройки" и "нового мышления".

Отрицательное отношение руководства КПЯ к горбачевскому "новому мышлению" было вполне объяснимо. Ведь в основу "нового мышления", советники Горбачева типа А. Яковлева, Г. Арбатова или Г. Шахназарова заложили довольно сомнительную идею "примирения" с тем воинственным курсом, который продолжал проводиться Вашингтоном в те годы вопреки всем советско-американским соглашениям об ограничении ядерных и ракетных вооружений, заключенным в итоге встреч Горбачева с президентом США Бушем. С точки зрения руководителей КПЯ, сделавших борьбу против японо-американского "договора безопасности" и военного присутствия США в Японии основой основ своей политики, любые горбачевские помыслы о советско-американском "примирении" выглядели как "наивный оппортунизм", как недальновидный отход с позиций мирового коммунистического движения, основанный на ошибочных оценках и непонимании подлинной агрессивной сущности внешней политики правящих кругов США. И надо сказать, что для таких критических оценок горбачевского "нового мышления" у руководителей КПЯ имелись довольно веские основания. Японским коммунистам, постоянно соприкасавшимся с проблемой американских военных баз на японской территории и наблюдавшим с близкого расстояния ту наглость, с которой Пентагон утверждал свой военный контроль над АТР, была лучше видна недальновидность упований Горбачева и его окружения на примирение и дружбу с США. Конечно же, руководители Международного отдела ЦК КПСС, неизменно лояльные политике всех кремлевских генеральных секретарей, включая и Горбачева, сочли за лучшее не углубляясь в подобные споры с японцами отмалчиваться и делать вид, будто их отказ от полемики с руководством КПЯ продиктован лишь стремлением избежать дальнейшего обострения отношений с японскими коммунистами. Лично меня такое охлаждение отношений КПСС с КПЯ вполне устраивало: редакция "Правды" в отличие от прежних времен не ждала от меня ни интервью с руководителями КПЯ, ни очерков о каких-либо достижениях японских коммунистов. А это избавляло меня от неприятных посещений штаба КПЯ в Ёёги, сотрудники которого, зная настроение своего начальства, не проявляли ко мне ни должного уважения, ни приветливости, как это всегда бывало в прежние времена.

В то же время у руководства КПЯ при всем его неприветливом поведении по отношению к КПСС не было по-прежнему желания идти на полный разрыв связей с Москвой. Подтверждением тому стало, например, осенью 1987 года приглашение к участию в работе XVIII съезда КПЯ в качестве гостей делегации КПСС в составе П. Н. Федосеева и И. И. Коваленко. Правда, спустя два с лишним года в связи с дальнейшим усилением разногласий между КПСС и КПЯ по вопросам, связанным с оценками внутренней и внешней политики Горбачева, на XIX съезде КПЯ, состоявшемся в июле 1990 года, делегация советских коммунистов отсутствовала.

Примечательно, что при всех ограничениях на допуск прессы на съезд КПЯ, советские журналисты там все-таки присутствовали. Пропуска и на XVIII и на XIX съезды были выданы руководством японской компартии не только мне, но и одному из корреспондентов ТАСС (Н. Геронину). Основная причина нашего допуска на эти форумы состояла скорее всего в том, что через публикации в "Правде" и в тассовских вестниках руководство КПЯ рассчитывало напомнить миру о своем существовании и оперативно ознакомить с ходом дискуссий на съездах и с их решениями зарубежную прокоммунистическую общественность, и в частности актив европейских коммунистических партий.

Однако в конце 80-х – начале 90-х годов отношение КПСС к руководителям японской компартии и их политике было уже совсем не то, что в 50-е – 60-е годы, и заниматься распространением через советскую прессу всего того, что они говорили на своих съездах и всех тех решений, которые ими там принимались, не было желания ни на Старой площади, ни в редакции "Правды", ни у меня как представителя этой газеты, призванного информировать Москву о работе съезда. Поэтому в моем сообщении, направленном в редакцию 9 июля 1990 года – в день открытия XIX съезда, преобладали уже не теплые, а прохладные отзывы о деятельности КПЯ и взглядах ее руководства, да и сами размеры сообщения были куда меньшими, чем в былые времена. Вот некоторые фрагменты из моей небольшой статьи, опубликованной в "Правде" на следующий день:

"Сегодня в курортном местечке Атами, расположенном на берегу Тихого океана в ста километрах от Токио, начал работу XIX съезд Коммунистической партии Японии. В работе съезда принимают участие более тысячи делегатов.

КПЯ, насчитывающая в своих рядах почти 500 тысяч членов, играет заметную роль в политической жизни страны. 30 коммунистов избраны депутатами парламента, а число представителей партии в органах местной администрации составляет 3953 человека. На парламентских выборах поддержку КПЯ оказывают обычно около 5 миллионов японских избирателей.

В последнее время в силу ряда объективных и субъективных обстоятельств деятельность КПЯ сталкивается с возросшими трудностями. Об этом говорит потеря ею на двух последних выборах в верхнюю и нижнюю палаты парламента почти половины депутатских мандатов. С одной стороны, эти неудачи связаны с неблагоприятной внешней обстановкой и с усилением, в частности, антикоммунистической пропаганды правящих консервативных кругов. С другой стороны, причины возросших трудностей КПЯ кроются также в ее собственной политической практике. Обращают на себя внимание в этой связи весьма спорные взгляды партийного руководства на международную обстановку и взаимоотношения с зарубежными коммунистическими партиями...

С отчетным докладом ЦК КПЯ на съезде выступил Председатель Президиума ЦК КПЯ Фува Тэцудзо. Значительную часть своего выступления докладчик посвятил изложению взглядов руководства КПЯ на научный социализм как теоретическую основу партийной политики японских коммунистов. При этом им было допущено немало высказываний, бросающих тень на внешнюю политику КПСС и Советского государства. Прибегая к субъективному толкованию истории, докладчик огульно обвинил Советский Союз в проведении "великодержавной" и "гегемонистской" политики и вновь повторил в этой связи те необоснованные территориальные притязания к нашей стране, с которыми, как известно, руководство КПЯ выступает уже не первый год.

Много внимания в докладе было уделено критическому анализу военного сотрудничества Японии с США на основе японо-американского "договора безопасности". При этом была подчеркнута несовместимость этого договора с национальными интересами японского народа, как и с делом упрочения мира в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Ряд разделов доклада посвящен развернутой критике внешней и внутренней политики правящей либерально-демократической партии, а также критике политических курсов некоторых из партий парламентской оппозиции, и в частности Социалистической партии Японии"89.

Ход дальнейших событий показал, что это было последнее сообщение корреспондента газеты "Правда" с последнего съезда КПЯ, на котором представитель этой газеты еще присутствовал. Больше до моего отъезда из Японии в декабре 1991 года съездов КПЯ не проводилось, а еще ранее, как известно, газета "Правда" как орган ЦК КПСС перестала существовать. Да и самой КПСС тоже не стало. А это значит, что приведенная выше статья оказалась по сути дела прощальным словом, сказанным со страниц "Правды" по адресу КПЯ. И было это слово, к сожалению, весьма сухим и холодным.

Да, так оно и было: в 1990 году я с досадой и осуждением относился к атакам японских коммунистов на политику Советского Союза и КПСС, усматривая в их нежелании руководствоваться интернационалистической идеологией и в сползании на националистические позиции некое предательство интересов мирового коммунистического движения. Однако сегодня (я имею в виду 2000 год), когда мировое коммунистическое движение как некое единое целое распалось и ушло в небытие, становится очевидным, что после этого распада выстояли и продолжают существовать, а в ряде случаев даже оставаться у власти лишь те коммунистические партии, которые еще до развала Советского Союза отказались от "пролетарского интернационализма" и без оглядки на Москву стали выступать в роли последовательных поборников национальных интересов своей страны. Так поступили компартии Китая, Вьетнама и КНДР. Так же поступила и компартия Японии. И этот ее переход к последовательной националистической политике, направленной своим острием против всех, кто задевал так или иначе интересы Японии и японцев, будь то США, КНР или Советский Союз (а теперь Россия), позволил КПЯ оставаться на плаву, а в конце 90-х годов даже укрепить по сравнению с прошлым свое положение в парламенте и в органах местного самоуправления.

Конечно, перемены в моих оценках деятельности КПЯ и признание политики руководства этой партии более реалистичной и дальновидной, чем она мне казалась десять лет тому назад, вовсе не означает того, будто я воспылал нежными чувствами к Миямото Кэндзи, Фуве Тэцудзо или Уэде Коитиро. Какая может быть любовь к недругам моей родины?! Но я считаю, что нашим нынешним российским коммунистам, если они действительно намерены стоять на защите национальных интересов русского народа и не забывать о них во имя призрачной "дружбы всех стран и народов", следовало бы позаимствовать во многом не только опыт китайских и вьетнамских коммунистов, но и коммунистов Японии, продолжающих и сегодня, десять лет спустя, находиться в авангарде борьбы против американского военного присутствия на японской земле, за национальную независимость своей страны.

По-иному, в дружественном тональном ключе, информировал я в те годы читателей "Правды" о деятельности самой крупной партии парламентской оппозиции – Социалистической партии Японии.

Это было время заметных успехов японских социалистов в их длительной борьбе с либерал-демократами за голоса японских избирателей. На выборах в палату советников, состоявшихся в июле 1989 года, число депутатов-социалистов в палате возросло с 43 до 67 человек. А в результате выборов в палату представителей в феврале 1990 года социалистическая партия увеличила там свое представительство с 83 до 136 человек. За кандидатов этой партии на последних из названных выборов проголосовали в общей сложности почти 16 миллионов (24,4 процента) японских избирателей90.

Упрочение влияния социалистов в парламенте объяснялось тем, что во второй половине 80-х годов в ряде важных вопросов японской внутренней и внешней политики позиция СПЯ стала отвечать запросам большего, чем прежде, числа избирателей. Так, в частности, партия социалистов сумела поймать в свои паруса массовое возмущение миллионов японцев попытками правительства и правящей либерально-демократической партии навязать населению дополнительные налоговые тяготы сначала в виде "налога с продажи", а затем в виде "потребительского налога". В 1987-1989 годах мне пришлось много раз направлять в Москву сообщения как о массовых антиправительственных демонстрациях противников названных законопроектов, так и о бурных столкновениях по тому же вопросу в стенах парламента. Если либерал-демократы в ходе этих столкновений пытались воспользоваться своим большинством для силового продавливания непопулярных законопроектов через обе палаты парламента, то оппозиционные депутаты – в большинстве своем социалисты – отчаянно противились таким попыткам. Демонстрируя готовность идти на самые крайние меры борьбы с консервативным большинством, депутаты-социалисты не раз прибегали в парламенте к тактике обструкций, и такая тактика получала за пределами парламента довольно широкую общественную поддержу. В сочетании с антиправительственными демонстрациями профсоюзов она принесла социалистам определенные политические дивиденды. В конечном счете правительству либерал-демократов пришлось, по крайней мере временно, отказаться от принятого ими ранее курса на увеличение налоговых тягот населения.

Отвечали настроениям большинства японского населения и выступления социалистов за отказ Японии от военного сотрудничества с США на основе "договора безопасности" и за ликвидацию американских военных баз на Японских островах. Особое внимание уделяло тогда руководство СПЯ всемерной поддержке японского и международного антиядерного движения и требований недопущения завоза в страну американского ядерного оружия.

В этих вопросах политические цели социалистов, по крайней мере внешне, совпадали с лозунгами КПЯ. Однако две главные партии левой оппозиции не проявляли желания к сотрудничеству. И более того – взгляды их лидеров существенно расходились в оценках общего хода международных событий, а также по вопросам японо-советских и японо-китайских отношений. Так, если японские коммунисты предпочитали держать отношения с Москвой в замороженном состоянии и выискивать поводы для обвинений КПСС в действительных и мнимых нарушениях прежних договоренностей и неких "норм" взаимоотношений между компартиями разных стран, то социалисты продолжали, как и в два предыдущих десятилетия, идти на широкие дружественные контакты с нашей страной как на партийном уровне, так и по линии профсоюзных и общественных организаций.

Да что говорить: в 80-х годах по-прежнему все мы, советские люди, работавшие в Японии – и дипломаты, и журналисты. и представители других наших учреждений – видели в японских социалистах своих самых надежных друзей, наиболее близких нам по взглядам и наиболее заинтересованных в развитии советско-японского добрососедства. И в значительной мере такое видение, такое восприятие нами японских социалистов соответствовало реальной действительности. Ведь в то время, во всяком случае в середине 80-х годов, во всех программных документах СПЯ речь шла о переходе Японии к социализму как конечной цели политики этой партии. А потому в социалистическом Советском Союзе большинство членов СПЯ и близких им по взглядам японцев были склонно видеть один из возможных прототипов будущей "социалистической Японии", полагая при этом, что жизнь советского общества еще во многом не отвечает их идеалам и требует дальнейшего совершенствования. И не было в том ничего странного, что именно японские социалисты, а не коммунисты проявляли в те годы наибольшую активность в распространении среди японцев правдивых и добрых сведений о нашей стране, о ее бесспорных достижениях в ряде сфер общественного бытия, включая безвозмездное предоставление миллионам трудовых семей готовых жилых квартир, бесплатное образование и медицинское обслуживание, всеобщее пенсионное обеспечение стариков, отсутствие угрозы массовой безработицы и т.д. и т.п. Любые успехи Советского Союза в хозяйственном и культурном строительстве становились для японских социалистов лишним аргументом, подтверждавшим верность их мировоззрения и политических программ. И хотя их информации о Советском Союзе бывали подчас более благостными, чем реальная наша действительность, все равно такие информации приносили обоюдную пользу и им и нам. Доброжелательное отношение японских социалистов к нашей стране и к ее внешней политике способствовало укреплению советско-японского добрососедства, взаимных симпатий и доверия двух наших народов.

Естественно, что и я в годы своего пребывания в Японии в качестве журналиста питал к социалистам наибольшие симпатии. Общаться с ними мне было всегда гораздо проще, чем с коммунистами. Достаточно сказать, что коммунистам для любых встреч со мной всегда требовалось предварительное согласие их партийного руководства. А у социалистов для общения с любыми советскими людьми никаких предварительных разрешений не требовалось. И объяснялось это отнюдь не только иным по сравнению с коммунистами пониманием членами СПЯ партийной дисциплины, но и просто нормальным, благополучным состоянием отношений двух партий: КПСС и СПЯ. В беседах с японскими социалистами я чувствовал обычно отсутствие напряженности хотя бы уже по причине совпадения во многом моих взглядов с их взглядами по целому ряду ключевых вопросов международных отношений и политики наших стран. Именно у депутатов парламента – социалистов бывало мне легче всего брать обстоятельные и откровенные интервью в тех экстренных случаях, когда развитие событий не допускало промедлений. В числе моих собеседников были в те годы многие видные деятели социалистической партии, и в том числе тогдашняя председатель ЦК СПЯ Дои Такако, ее предшественник на этом посту Исибаси Масаси, генеральный секретарь ЦИК СПЯ Ямагути Цуруо, председатель комитета СПЯ по избирательной политики Ямахана Садао, депутаты парламента Такадзава Торао, Цусима Такакацу, Ивадарэ Сукио и еще многие другие. Их высказывания публиковались затем на страницах "Правды", хотя и не всегда в полном объеме.

Чаще, чем у других, довелось мне в те годы брать интервью у Дои Такако. В отличие от обычных японских женщин, склонных к жеманству и игривым интонациям в беседах с мужчинами, Дои вела себя в своем парламентском рабочем кабинете (обычно там принимала она меня) предельно сухо, по-деловому, излагая свои взгляды так, будто она читала лекцию с университетской кафедры: четко, логично, без отклонений в сторону, без шуток и улыбок. К Советскому Союзу она относилась в то время с большим вниманием. Особо большие надежды возлагались ею на успех реформаторской деятельности М. С. Горбачева. При этом, как это было свойственно тогда японским политикам и прессе, она явно переоценивала как умственные способности этого болтуна, так и его деловые и волевые качества (в то время, правда, и я еще не избавился от таких же иллюзий).

Примечательным в этом отношении было интервью, данное мне Дои в Токио сразу же после ее поездки в Москву, где она с глазу на глаз беседовала с Горбачевым. Многое из сказанного тогда ею могло служить наглядной иллюстрацией искреннего, но крайне наивного стремления японских социалистов – друзей Советского Союза относиться всерьез к тому, о чем говорил в беседах с ними Горбачев, казавшийся тогда очень влиятельным и перспективным государственным деятелем мирового масштаба, хотя на деле он был всего-навсего безответственным пустомелей, целиком зависимым от орудовавших за его спиной кукловодов.

"По возвращении из Москвы,– говорила тогда мне Дои,– я встретилась с премьер-министром Такэситой и рассказала ему о результатах моей поездки в Советский Союз. Я заявила о несогласии с позицией, занимаемой японским правительством в отношении Советского Союза. Ведь даже в США осознают сейчас необходимость перехода от конфронтации к диалогу, к сотрудничеству в налаживании сосуществования государств с различным социальным строем и разной идеологией. В том же направлении пересматриваются отношения Западной Европы с Советским Союзом. Развивается конструктивный советско-китайский диалог. А Япония между тем, как гора, неподвижно стоит на прежних позициях.