Текст книги "Япония, японцы и японоведы"

Автор книги: Игорь Латышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 69 страниц)

Спустя полтора месяца после этих событий я побывал на острове Окинава, где военное командование США создало в послевоенные годы самую крупную из своих военных баз, находившихся на японской территории. В годы своего первого длительного пребывания в Японии в качестве журналиста я не имел возможности бывать на этом южном японском острове, так как в то время этот остров и прилегающие к нему мелкие острова были в административном отношении отторгнуты от Японии и находились под управлением американского военного командования, не пускавшего на остров не только советских, но и многих других японских и иностранных журналистов. Однако в 1972 году Окинава был возвращен в соответствии с заключенным тогда японо-американским соглашением под юрисдикцию Японии, что открыло мне и другим советским корреспондентам столь же свободный доступ на этот остров, как и в другие районы Японии. В июне 1975 года вместе с корреспондентом "Известий" В. Кассисом и корреспондентом "Труда" М. Абдрахмановым мы отправились самолетом на этот дальний остров.

Два с половиной часа полета отделяли Токио от главного города Окинавы – Нахи. После задымленных каменных дебрей японской столицы этот самый южный остров Японии выглядел из иллюминатора самолета особенно красочно: чистое небо, лазурное море, жемчужные нити прибоя у берегов, пальмы и банановые заросли вдоль песчаных пляжей, окаймленных коралловыми рифами и гранитными скалами. Однако с земли после выезда за ворота аэродрома остров производил уже другое, не столь отрадное впечатление.

Первое, что бросилось нам в глаза на дороге,– это нескончаемые заборы из колючей проволоки, протянувшиеся вдоль автострады, ведшей от аэродрома к городу Наха. То и дело виднелись на этих заборах стереотипные надписи: "Военная база вооруженных сил США. Вход на территорию базы посторонним лицам запрещен. Территория базы охраняется собаками". Несмотря на то, что формально остров перешел под японский контроль, присутствие американцев на Окинаве продолжало ощущаться тогда на каждом шагу. В большинстве машин, встречавшихся нам на дорогах, сидели американские военные. Американские стандарты преобладали и в планировке улиц, и в архитектуре домов в центральных городских кварталах. На английском языке была написана большая часть уличных вывесок и рекламных панно.

Встретивший нас в аэропорту и сопровождавший в поездках по острову представитель одного из местных профсоюзов сообщил нам, что по данным на март 1975 года на Окинаве насчитывалось 63 военных базы США, на которых дислоцировались 39 тысяч морских пехотинцев, летчиков и моряков. Это составляло около двух третей от общего числа американских офицеров и солдат, находившихся в те годы на японской территории. Под окинавскими американскими военными базами и сооружениями было занято тогда согласно японской статистике 257 квадратных километров или 11,5 процента территории острова.

Цифры эти не раскрывали, однако, до конца действительной роли баз в жизни острова. Ведь вся его северная половина представляла собой необжитые холмы и горы, покрытые джунглями. Базы же сконцентрировались на издавна заселенных и наиболее удобных для хозяйственной деятельности равнинных частях островной территории. Сооружая их, американские военные власти отняли у местного населения большую часть посевных площадей, пастбищ, парков и других жизненно важных земельных угодий. Жители городка Кадэна потеряли, например, до 80 процентов принадлежавших им окрестных земель, жители другого городка, Ёмитан,– около 65 процентов, жители городка Гинодза – свыше 50 процентов49.

Строительство баз подорвало основы прежней жизни окинавцев и вынудило большинство из них расстаться со своими профессиональными занятиями. Значительной части местного населения (его общая численность составляла в те годы около 1 миллиона человек) пришлось волей-неволей искать средства к существованию в сфере обслуживания новоявленных хозяев острова – военного персонала США, а также членов семей американских военнослужащих. Десятки тысяч окинавцев стали использоваться в послевоенные годы в качестве подсобных рабочих военных баз, десятки тысяч других стали обслуживать американцев в авторемонтных мастерских, на бензоколонках, в пошивочных ателье, в лавках, парикмахерских, закусочных и ночных барах. Возвращение острова под контроль Японии, осуществленное в 1972 году, не внесло существенных перемен в его хозяйственную и социальную жизнь. Остров продолжал и в 70-х годах оставаться главной военной базой США у берегов Азии, и это налагало специфический оттенок на весь ритм жизни его коренного японского населения. Не было у жителей острова ощущения мира и собственной безопасности. Не чувствовали они себя по-прежнему хозяевами своей судьбы.

Наши встречи и беседы с окинавцами позволили лучше понять причины их антиамериканских настроений и частых конфликтов местного населения с персоналом американских военных баз. В районе поселка Кисэмбару, находящегося вблизи от военной базы Кэмп Хансэн, мы проехали вдоль стрельбища – заросших кустарником холмов, где незадолго до того неоднократно разыгрывались острые схватки между местными жителями и американскими военными властями. Окинавцы в ходе этих схваток решительно воспрепятствовали попыткам американцев проводить на этом полигоне учебные артиллерийские стрельбы. Трижды сотни японских крестьян из местных поселков вторгались на территорию стрельбища и устраивали сидячие забастовки на холмах – там, где должны были рваться американские снаряды. В помощь американцам на место происшествия прибывали в те дни на вертолетах отряды японской полиции, чтобы разогнать участников сидячих забастовок. Но выбить противников стрельб с полигона им так и не удалось...

Движение против военных баз, за превращение Окинавы в остров мира и спокойствия было в те дни самым широким и массовым движением жителей острова. И не случайно контроль над администрацией префектуры, а также над городской администрацией Нахи и других городков и поселков острова, находился тогда в руках противников американцев, выступавших за ликвидацию американского "договора безопасности" и удаление из Японии военных баз США. В беседе с нами тогдашний губернатор префектуры Окинава Яра Тёбэ сказал: "Наша цель состоит в том, чтобы добиваться создания условий для здорового развития жизни населения префектуры. Важнейшее среди этих условий превращение Окинавы в остров мира. Окинавцы, понесшие тяжелые жертвы в годы минувшей войны, не желают повторения пережитых ими ужасов, они против дальнейшего использования острова в военных целях. Вот почему наша главная задача состоит в том, чтобы устранить с территории префектуры военные базы США, причиняющие населению всевозможные неприятности, наносящие сильнейший ущерб экономическому развитию острова и разрушающие его природные богатства. Ликвидацию баз на острове нельзя, естественно, осуществлять без слома всей системы американо-японского военного сотрудничества, основанного на "договоре безопасности"50.

Негативное отношение японцев к бессрочному присутствию на территории их страны американских вооруженных сил проявлялось в 70-х годах не только на Окинаве, но и в других районах Японии. В 1976 году, например, японская печать много писала о событиях в районе американской военно-воздушной базы Ёкота, где жители окрестных поселков возбудили судебное дело против американского командования в связи с беспрестанными полетами военных самолетов США над их домами. В Ёкосукэ, главной военно-морской базе американцев на Японских островах, в те годы неоднократно проводились митинги, пикеты и демонстрации японского населения с требованиями недопущения заходов на эту базу подводных лодок и военных кораблей с ядерным оружием на борту.

Хотя общенациональные выступления японцев против военных баз США и японо-американского "договора безопасности" не обрели в 70-х годах такого размаха, как в 1960 году, тем не менее время от времени они и тогда принимали подчас довольно массовый характер. Примером тому могли служить марши противников "договора безопасности", проведенные организациями сторонников мира в июне-июле 1976 года в преддверии очередной международной антиядерной конференции. Участники этих маршей, отправившись в путь по шоссейным дорогам, ведущим в Хиросиму из разных районов страны, в течение нескольких недель проводили на пути своего движения собрания и митинги местного населения, призывая японцев не прекращать борьбу за удаление из страны военных баз США.

Приблизительно в таком же боевом настроении массовые митинги и демонстрации под лозунгом "Долой американские военные базы!" прошли в 23 из 47 префектур 21 октября 1977 года. В Токио тогда в антиамериканском митинге приняли участие около 36 тысяч представителей различных общественных организаций51.

Но, увы, движение японских патриотов и поборников мира за отмену "договора безопасности" против американских военных баз не принесло в 70-х годах ощутимых результатов. Несколько сократив число своих военных баз на японской территории, военное командование США при поддержке японского правительства продолжало проводить курс на сохранение своего военного присутствия у берегов Азии, и прежде всего на Японских островах. И хотя мы, советские журналисты, направляли в Москву много сообщений о деятельности и заявлениях японских противников военных баз США, навряд ли кто-либо из нас допускал в те годы возможность ухода американских вооруженных сил из Японии. Слишком прочно, всерьез и надолго окапался Пентагон в Стране восходящего солнца.

Кстати сказать, не все советские японоведы оценивали тогда одинаково постоянное присутствие вооруженных сил США в Японии. Среди мидовских чиновников, а также и в академических кругах Москвы, высказывались иногда в те годы мнения, что еще неизвестно, было бы лучше для Советского Союза, если бы вдруг вооруженные силы США покинули Японию. Ведь в этом случае, как утверждали сторонники такого мнения, Япония приступила бы к ускоренному наращиванию своей военной мощи, и эта мощь с учетом громадного экономического потенциала Японии могла бы вскоре изменить баланс сил, сложившийся в Азии и на Тихом океане не в нашу пользу. А это означало, что в будущем Советскому Союзу пришлось бы тогда противостоять на Дальнем Востоке не только военной машине США, но и еще одной своенравной и непредсказуемой вооруженной силе в лице японской армии с ее самурайскими амбициями. Мне, однако, такие гипотетические домыслы казались слишком отвлеченными, умозрительными и оторванными от реальной действительности. В выводе вооруженных сил Пентагона из Японии не были объективно заинтересованы ни тогда, ни в обозримой перспективе не только американские, но и японские правящие круги, видевшие в военном присутствии США на территории их страны надежную гарантию как от военной угрозы извне, так и от угрозы со стороны внутренних оппозиционных сил. Пребывание вооруженных сил США на японской территории позволяло японскому правительству ограничивать в какой-то мере рост своих бюджетных военных расходов, отчисляя из государственного бюджета большие средства на содействие экономическому и научно-техническому развитию страны. И тем, кто в те годы следил за ходом событий внутри Японии, было вполне ясно, что позитивное отношение японских правящих кругов к военному союзу с США не могло измениться до тех пор, пока власть находилась в руках консервативных политиков, тесно связанных с монополистической олигархией и бюрократической элитой страны. Власть же эта в 70-х годах была более стабильной и прочной, чем в первые послевоенные годы.

Но сказанное выше отнюдь не означало, что в правящих кругах Японии отсутствовало стремление к постоянному наращиванию боевой мощи японских "сил самообороны". Сколько бы ни осуждали оппозиционные партии в лице социалистов и коммунистов курс правительства на увеличение бюджетных ассигнований на военные нужды, сколько бы ни противились ему в ходе парламентских дебатов и за стенами парламента на массовых митингах и демонстрациях, бюджетные военные расходы Японии в абсолютном выражении продолжали расти год от года, а соответственно продолжала возрастать боеспособность японских "сил самообороны", на вооружение которых поступали все новые и новые виды современного оружия, включая самолеты, надводные корабли, подводные лодки, танки и т.п.

Откровенными инициаторами наращивания боевой мощи "сил самообороны" выступали в 70-х годах как лидеры правящей либерально-демократической партии, так и японские генералы, возглавлявшие вооруженные силы страны. В те годы в моих статьях, публиковавшихся на страницах "Правды", не раз обращалось внимание на воинственные настроения этих кругов. Так, в январе 1978 года я информировал читателей газеты о выступлении одного из министров японского правительства – начальника Управления национальной обороны и в то же время видного деятеля правящей либерально-демократической партии Канэмару Син перед офицерами и солдатами авиадесантной бригады "сил самообороны". Осуждая людей, считавших, что "силам самообороны" не следовало вызывать ощущение угрозы в соседних странах, Канэмару заявил, что Япония была бы неспособна защищать себя, если бы ее вооруженные силы не представляли опасности для "врагов". Весь пафос его выступления сводился к тому, что Япония должна была приступить к запугиванию своей военной мощью потенциальных "врагов" из близлежащих стран. Этим "врагам", по словам Канэмару, надлежало привить "ощущение опасности" со стороны японских "сил самообороны"52. Развивая идею о необходимости дальнейшего вооружения Японии наступательными видами оружия, ближайший помощник Канэмару, начальник Совета объединенных штабов "сил самообороны" генерал Курису Хирооми, выступил тогда же со статьей в военном журнале "Винг", в котором было написано следующее:

"Опыт истории учит, что в любой войне только наступление вело к победе. Эффективный отпор любой атаке противника невозможен одними оборонительными средствами. Оружие, которое не обладает способностью вызывать у противника боязнь ударов по его базам и тылам, должно быть признано поэтому неэффективным с точки зрения предотвращения вторжения". В той же статье Курису высказался вообще против какого-либо разделения оружия на "наступательное" и "оборонительное".

Еще дальше пошел в своих высказываниях начальник оборонного департамента Управления национальной обороны Ито Кэйити. В своем выступлении в парламенте он попытался доказать, будто бы по конституции японским "силам самообороны" не возбранялось владеть некоторыми видами тактического ядерного оружия53.

Естественно, что подобные высказывания японских государственных деятелей и генералов не могли не настораживать миролюбивую общественность как в Японии, так и за ее пределами. Довольно тревожные отклики получили они в нашей печати.

Состоялся тогда в этой связи обмен мнений и в советском посольстве в Японии, участие в котором приняли посол Д. С. Полянский, некоторые дипломаты, включая военных атташе, и кое-кто из журналистов. В ходе этого обмена мнениями выявились разные точки зрения в отношении того, сколь реальную угрозу возврата Японии к милитаризму создавало постепенное увеличение ее военных расходов. Некоторые считали эту угрозу серьезной, некоторые были склонны не придавать ей большого значения. К первым склонялся и посол, судя по его отдельным репликам. Что касается меня, то, как помнится, в своем выступлении на этом совещании я обратил внимание на тот факт, что курс японского правительства на ограничение бюджетных военных расходов в пределах одного процента от валового национального продукта страны не следовало расценивать как проявление особого миролюбия, ибо в абсолютных цифрах ежегодный рост бюджетных расходов был весьма значительным по той причине, что размеры валового национального продукта Японии непрерывно увеличивались. Но в то же время в моем выступлении проводилась мысль о том, что нам не следовало и преувеличивать боеспособность "сил самообороны", тем самым запугивая самих себя: ведь на вооружении этих "сил" не было тогда ни ядерного оружия, ни межконтинентальных ракет, ни авианосцев, ни бомбардировщиков дальнего радиуса действий.

Но, отмечая сравнительную малочисленность японских "сил самообороны" и отсутствие на их вооружении наступательных видов оружия, не следовало ни тогда, ни в последующие годы рассматривать эти "силы" как некую обособленную и самодостаточную военную организацию. Да, японская армия как таковая сама по себе в то время не представляла собой реальной угрозы для соседних с Японией стран. Но беда была в том, что уже тогда шло сращивание японских "сил самообороны" с вооруженными силами США, дислоцированными на Японских островах и в акватории Тихого океана. В сущности, уже в те дни эти "силы" представляли собой не что иное, как часть громадной военной машины Пентагона, призванной держать под контролем Соединенных Штатов весь Тихий океан и все подступы к Азиатскому континенту. Очевидным свидетельством тому стала со второй половины 70-х годов деятельность так называемого Американо-японского консультативного комитета, занимавшегося, несмотря на свое ни о чем не говорящее название, вполне конкретными вопросами, а именно обсуждением и решением вопросов, связанных с военным сотрудничеством двух стран на основе "договора безопасности" и координацией действий вооруженных сил США с японскими "силами самообороны" как в обычных, так и в чрезвычайных ситуациях. В подкомитете по координации вопросов обороны, созданном в 1976 году в рамках названного выше комитета, велась разработка конкретных планов совместных операций вооруженных сил обеих стран в случае возникновения войны в данном регионе. Цель разработчиков этих планов состояла в том, чтобы активизировать японские "силы самообороны", подчинить их в еще большей, чем прежде, степени военно-оперативным планам Пентагона и увеличить, таким образом, роль Японии как главного военного союзника США на Дальнем Востоке54.

Подобные факты говорили не только о тесной военной привязке японских "сил самообороны" к вооруженным силам США, но и о том, что в 70-е годы привязка эта стала еще более прочной и еще более открытой, чем в предыдущие два десятилетия. Объяснялось это, судя по высказываниям самих членов Американо-японского консультативного комитета, теми "новыми требованиями", которые предъявлялись "новой обстановкой на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии", сложившейся в результате военного поражения американских вооруженных сил во Вьетнаме.

Вторая половина 70-х годов была отмечена усилением внимания японских руководителей к вопросам военного характера. Повышенный интерес к этим вопросам проявился тогда не только в военных, но и деловых кругах. В пользу увеличения производства оружия и отмены ограничений на его вывоз за рубеж в марте 1978 года выступили такие видные деятели делового мира Японии как президент Федерации экономических организаций Токо Тосио и президент Японской торгово-промышленной палаты Нагано Сигэо. Тогда же неожиданно для всех сенсационное заявление сделал в парламенте и премьер-министр Японии Фукуда Такэо. Суть его сводилась к тому, что обладание Японией ядерным оружием "возможно" и что это не противоречит, якобы, конституции страны. Правда, это заявление премьер-министра сопровождалось оговоркой, что обладать таким оружием Япония не намерена55.

Все эти заявления были сделаны на фоне появившихся в японских средствах массовой информации измышлений по поводу "военной угрозы Японии", якобы исходившей от соседней страны – Советского Союза. Если до того времени даже японские военные круги избегали открыто называть Советский Союз потенциальным военным противником Японии, то в апреле 1978 года в выступлениях этих кругов произошли заметные перемены. Отвечая в парламенте на запрос одного из депутатов оппозиции, начальник оборонного департамента Управления национальной обороны Ито Кэйити без обиняков заявил, что "главный упор в развитии военной мощи Японии делается с прицелом на Советский Союз". Тем самым впервые представитель японского правительства официально информировал депутатов парламента и общественность страны о том, что военная доктрина японских вооруженных сил исходит из того, что Советский Союз – это главный потенциальный противник Японии56. Антисоветская направленность военной политики Японии подтвердилась и в ходе визита в Европу и в США начальника Управления национальной обороны Канэмару Син. Состоявшийся летом 1978 года визит Канэмару в Брюсель, в штаб-квартиру НАТО, стал первой открытой заявкой японского правительства на сотрудничество с натовскими военачальниками. А на переговорах в Вашингтоне руководители японских "сил самообороны" заверили Пентагон в готовности правящих кругов своей страны идти на дальнейшее расширение военных приготовлений Японии, а также на увеличение ее "доли" в расходах на содержание вооруженных сил США на японской территории. Американская же сторона подтвердила готовность поставлять и далее для японских "сил самообороны" новейшую военную технику.

Курс на упрочение военного сотрудничества Японии с США на основе "договора безопасности" проводило и правительство Охира Масаёси. Во время своего визита в США в мае 1979 года Охира подчеркивал в своих заявлениях важность военного присутствия США в Восточной Азии и выражал готовность идти навстречу призывам американского президента Картера к дальнейшему "качественному улучшению" японской военной мощи57.

Сообщая в своих корреспонденциях о сдвигах в политике правящих кругов Японии в сторону эскалации ее открыто антисоветских военных приготовлений, я не мог, разумеется, оставлять эти сдвиги без комментариев. Подчас мои комментарии были весьма резкими по форме. Но, кстати сказать, не только я и мои коллеги, советские журналисты, высказывались в таком духе. Столь же резкими были в то время и отзывы оппозиционных правительству парламентских партий и массовых организаций японских сторонников мира. Осуждая курс на дальнейшее привязывание Японии к военной машине Пентагона, представители японской миролюбивой общественности не раз прибегали в те годы к массовым митингам и уличным демонстрациям, призванным воспрепятствовать руководству правящей либерально-демократической партии, а также японским владельцам военных предприятий и генералам "сил самообороны" столкнуть страну на путь гонки вооружений. Наглядным свидетельством отпора японской миролюбивой общественности военной политике правящих кругов стал митинг жителей японской столицы, состоявшийся в парке Мэйдзи 1 октября 1978 года. Десять тысяч участников этого митинга гулом одобрения встречали речи ораторов, выражавших тревогу по поводу увеличения влияния военных кругов на государственные дела и политику страны. Одобрен был ими, в частности, призыв председателя секретариата ЦК КПЯ Фувы Тэцудзо к объединению всех японских национально-демократических сил с целью отпора поборникам милитаризации страны и срыва попыток реакции идти навстречу безответственным помыслам Пентагона и японских генералов, возглавлявших "силы самообороны"58.

Отмечался в моих статьях и заметках того периода и новый фактор, появившийся в политике правящих кругов Японии после 1978 года. Речь шла о подписании японо-китайского Договора о мире и дружбе, предусматривавшего в одной из статей совместное противодействие обеих стран "гегемонизму" третьей страны, под которой по заявлениям китайской стороны подразумевался Советский Союз. Именно с тех пор впервые стали налаживаться контакты военных руководителей Японии и Китая (о них свидетельствовал тогда визит в Токио заместителя министра обороны КНР Су Юэя, который встречался там с начальником Управления национальной обороны Японии Ямаситой) В ходе этих контактов одной из тем переговоров стало обсуждение некой "военной угрозы", якобы созданной для обеих стран советскими вооруженными силами. Естественно, что такие развороты в японской военной политике не могли не вызывать нервозной реакции в Советском Союзе, чье руководство в то время высказывало опасение (хотя эти опасения и не оправдались в дальнейшем), как бы не сложился на Дальнем Востоке тройственный альянс США, Японии и КНР, направленный своим острием против СССР.

Но наши оценки ситуации того периода были, однако, не всегда точными и адекватными реальности. Сегодня при ретроспективном взгляде на военную политику Японии, проводившуюся в 70-х годах в тесном сотрудничестве с Соединенными Штатами на основе японо-американского "договора безопасности", можно сказать, что эта политика была не столь последовательной, не столь решительной и не столь опасной для нашей страны, как это иногда казалось и мне, и тем, кто работал со мной в Японии в те годы. Слишком много противоречивых факторов оказывало влияние на японскую политику, причем некоторые из этих факторов вынуждали инициаторов усиления японских военных приготовлений притормаживать подчас реализацию своих намерений и ограничиваться лишь декларациями о намерениях.

Но, с другой стороны, пропускать мимо ушей такие декларации мы, советские журналисты в Японии, разумеется, не могли. Свою обязанность мы видели в том, чтобы извещать о них нашу общественность. Правда, подобные сообщения вызывали у некоторых из наших соотечественников преувеличенные опасения по поводу возрождения "японского милитаризма". У некоторых же, наоборот, они порождали скептицизм и стойкое недоверие ко всему тому, что писалось в газетах по поводу военных приготовлений Японии. В общем, сообщения о военных планах правящих кругов Японии и США, направленных на упрочение их военного сотрудничества, воспринимались большинством читателей "Правды", да и других советских газет, как нечто само собой разумеющееся, ибо неприязнь к "японским самураям" прочно вошла в сознание нашего народа еще со времен русско-японской войны. Нередко по этой причине укоренившаяся вражда к Японии как к "милитаристской стране" побуждала многих советских людей скептически относиться к нашим сообщениям, в которых речь шла о деятельности в Японии сторонников добрососедства с нашей страной.

А между тем реальная японская действительность, как слоеный пирог, представляла собой в те годы сложное и противоречивое сочетание враждебных и дружественных настроений японского населения в отношении нашей страны. В такой ситуации и мне, да и другим советским журналистам при выборе тем очередных корреспонденций приходилось всегда решать вопрос, на какую из этих двух противоречивых тенденций в политической и духовной жизни Японии обращать большее внимание сегодня, а на какую завтра или спустя несколько дней. Многоликая Япония позволяла нам – людям, писавшим о ней изо дня в день,– варьировать не только темы, но и тональность своих статей, выдерживая их в зависимости от содержания то в суровых осуждающих тонах, то в светлой и подчас в хвалебной словесной гамме.

Отъезд в Москву на прежнюю работу

в Институт востоковедения АН СССР

(весна 1979 года)

Мое вторичное долговременное пребывание в Японии в качестве собственного корреспондента "Правды" завершилось в июне 1979 года.

Вопрос о сроках окончания моей журналистской работы был решен еще весной – в дни, когда по случайному стечению обстоятельств в Токио почти одновременно приезжали новый директор Института востоковедения АН СССР Е. М. Примаков и главный редактор "Правды" В. Г. Афанасьев.

Еще до приезда Примакова в Японию я получил от него с оказией неофициальное письмецо, в котором он, называя меня, как и прежде, по имени (так же тогда называл его и я), в дружеском тоне предлагал мне завершить по возможности скорее работу в "Правде" и вернуться в возглавленный им институт на прежнюю должность заведующего отделом Японии. В принципе такое предложение отвечало моим намерениям, так как за пять лет, прошедших со времени моего ухода из института в "Правду", я уже пополнил свой запас свежих впечатлений о японской современности. Да к тому же и мои семейные дела настоятельно требовали скорейшего возвращения в Москву.

По приезде Примакова в Японию (это было в конце апреля – начале мая) он еще раз подтвердил свое желание видеть меня как можно скорее в институте в качестве заведующего отделом Японии, а я еще раз подтвердил свою готовность по возможности скорее прервать работу в "Правде".

Почти одновременное пребывание в Японии наряду с Примаковым главного редактора "Правды" В. Г. Афанасьева облегчило мне предстоявший так или иначе разговор с ним о моем намерении прервать работу в "Правде" и перейти снова в Институт востоковедения АН СССР. Идя мне навстречу, Виктор Григорьевич после некоторых раздумий (редакция в то время не имела еще кандидата на замещение моей должности) внял моей просьбе и разрешил мне вернуться в Москву, не дожидаясь передачи мною имущества корпункта сменщику. Материальную ответственность за сохранность корпункта согласился взять на себя до приезда нового корреспондента "Правды" мой друг – зав. отделением ТАСС в Японии Виктор Зацепин. В результате в первой декаде июня я распрощался с послом Дмитрием Степановичем, со своими друзьями в посольстве и среди журналистов, а также с сотрудниками корпункта японцами Накагавой и Накадзавой и с приятным сознанием благополучно завершенной работы вернулся в Москву на прежнюю работу заведующим отделом Японии Института востоковедения АН СССР.

Часть V

ВТОРИЧНЫЙ ВОЗВРАТ

К СОВЕТСКОМУ ЯПОНОВЕДЕНИЮ

(1979-1986)

Глава 1

НАУЧНО-ОРГАНИЗАЦИОННАЯ РАБОТА

СРЕДИ ЯПОНОВЕДОВ

В ИНСТИТУТЕ И ЗА ЕГО ПРЕДЕЛАМИ

О работе отдела Японии

и дирекции института

в первой половине 80-х годов

Летом 1979 года я вновь приступил к работе в Институте востоковедения АН СССР. Приказ директора о моем назначении заведующим отделом Японии одновременно возлагал на меня и обязанности заведующего сектором истории и современных проблем Японии. Еще один сектор отдела – сектор экономики Японии – возглавил в соответствии с тем же приказом Вадим Алексеевич Попов.

В то время институт уже сменил адрес: из особняка в Армянском переулке его перевели на улицу Жданова (нынешнюю Рождественку). Инициаторами этого переезда была влиятельная армянская диаспора, давно мечтавшая разместить в особняке, построенном в прошлом веке на средства купцов-армян братьев Лазаревых, представительство Армении, а также Дом армянской культуры. Проявив упорство и оперативность, армяне разыскали в центре города жилой трехэтажный дом, выделили средства на переселение его жильцов, а также на ремонт помещений этого дома, и в конце концов заполучили согласие Гафурова на переселение туда института. К сожалению, новый дом, хотя и превосходил по площади старый, оказался, как вскоре выяснилось, очень ветхим. В последующие годы хозяйственным руководителям института пришлось его постоянно ремонтировать, чтобы уберечь помещения от обвалов потолков, протечек в трубах и осыпания штукатурки на фасаде и в коридорах.