Текст книги "Страх"

Автор книги: Игорь Христофоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Дрожжин по привычке вскинул голову на пробитый циферблат часов над пультом, резко покраснел, потом посмотрел на свои "Командирские" и понял, что поторопился. До точки залпа, откуда они должны были продемонстрировать Кремлю практической ракетой, что они способны на все, оставалось еще не меньше двадцати минут хода, но внутри клокотала ярость на Бороду, презрительно обозвавшего Дрожжина старпером. Возможно, он и спутал старпома со старпером, но все равно обидно, когда тебя называют словом, флотское жаргонное сокращение которого означает старый пердун.

– Скорость?! – после того, как захлебнулся, стих ревун, спросил Дрожжин механика.

– Скорость – двенадцать узлов! – ответил он и повернул бурое, испитое лицо.

– У вас какое звание? – заметил Дрожжин коричневые, навек пропитавшиеся маслами ободы ногтей у него на пальцах.

Такие метки могли быть только у механиков с дизельных лодок.

– Третьего ранга, – хмуро ответил он.

– Вы служили на дизельных?

– До кап-лея... Потом три года – на атомной...

– Тихий океан?

Почти всех механиков Севера Дрожжин знал в лицо. Даже тех, что служили в Богом забытых гарнизонах типа Гремихи.

– Так точно, – еще более хмуро ответил он и отвернулся к пульту.

– А мы без командира пустим ракету? – поинтересовалась Лариса.

Дрожжин обернулся на голос и снова увидел мерно покачивающиеся алые капли маникюра на пальцах ее левой ноги. Лариса лежала на командирско-гинекологическом кресле с видом порнодивы, готовой раздеться хоть сейчас, хоть перед всеми, и смотрела на него обволакивающим взглядом. В ее глазах, красиво, рельефно очерченных тушью, стоял колдовской туман. Он готов был нырнуть в него, забыв обо всем.

– Что-что? – уже из этого тумана, из первых его хлопьев, забивающих дыхание, спросил Дрожжин.

– Я говорю, у нас без командира старт получится?

– Да... Получится.

Рука сама нырнула в теплый карман брюк. В ладонь иглой кольнули острия ключей. Он достал их на свет. Укололи командирские ключи. Два их узких зубчатых лезвия торчали из ручки, похожей на ученический ластик. Второй ключ, принадлежавший еще недавно командиру ракетной боевой части, бестолковому балаболу Вове, лежал рядом с ним на мокрой ладони и выглядел близнецом командирского. Но Дрожжин-то хорошо знал, что их зубцы не совпадали. Он сжал их в ладони и теперь уже ощутил, что уколол и ключ ракетчика. Он так долго добывал их из спецсейфов, что ключи, казалось, теперь мстили ему за то, что их достали из теплых бронированных ячеек.

– Ты с клофелином не переборщил? – лениво спросила потянувшаяся на кресле Лариса. – Чего-то ни адмирал, ни командир никак не очухаются...

– Еще не время, – недовольно ответил он.

– А у вас комфортно служить, – с удовольствием сообщила

она. – Говорят, сауна есть. И цветник...

Туман пьянил, обволакивал его. Дрожжин отвернулся к пульту управления ракетами. Колдовской гул в ушах ослаб, но запах духов все резал и резал ноздри. Возможно, это и был запах тумана.

Женщина на корабле – к несчастью. Так говорили на флоте еще с парусных времен. Рассказывают, что великий адмирал Ушаков после посещения своего фрегата женами высоких особ сам ходил вдоль борта с кадилом и окуривал ладаном палубу. А когда уже в наши дни, точнее, в дни власти Горбачева, президент СССР приехал на атомную лодку вместе с Раисой Максимовной, команда взбунтовалась и потребовала не пускать ее дальше сходни. Чем там кончилось, Дрожжин не помнил, но Лариса почему-то не вызывала у него такого неприятия. Наверное потому, что на ней был черный комбинезон. А в нем она больше смахивала на парня, чем на женщину.

– Зак уже поставил Кремль на уши, – с вызовом и гордостью произнесла она. – Боже, помоги ему...

– И нам тоже, – самому себе тихо сказал Дрожжин и вогнал

по очереди оба ключа в щели на ракетном пульте.

_17

Ревун заставил Тулаева вздрогнуть. Сразу после появления этого истошного волчьего воя внутри лодки происходило что-нибудь плохое. Сердце замолотило в тревожный барабан и заставило Тулаева отшатнуться от трапа, хотя он после пары минут раздумий все-таки решил подняться этажом выше.

Палец сам нажал на металлический язычок предохранителя. Пистолет, вскинув к люку дуло-ухо, казалось, вслушивался в рев, за которым вполне могли замаскироваться шаги. Но страшный зверь, рождавший звук, умер, а ничего не произошло.

И от этого Тулаев ощутил себя еще более обреченным. Как будто зверь оттянул казнь, наверняка зная, что пленнику трюма от нее не спастись.

– Бугае-ец! – позвал далекий голос.

Неужели зверь научился говорить по-человечески?

– Бугае-ец, тебя Борода на связь вызывает!

Зверь помолчал и загрохотал пудовыми каблучищами. Он явно спускался с этажа офицерских кают этажом ниже.

Тулаев с сожалением посмотрел на валяющуюся у ног Бугайца проволоку. Сделать второй раз электрический стул из трапа он уже не успевал.

– Бугае-ец! – уже громче, пробулькивающим горлом проорал зверь. – Вот козел!

– Я тут, брата-ан, – прикрыв ладонью рот, голосом-стоном ответил Тулаев. – Я но-огу сломал...

– Ты где?

Кирпичи били и били над головой. Зверь будто бы месил глину своими огромными ножищами. Наверно, ноги у него были самой развитой частью тела. Глазам эта роль не досталась.

Каблучищи выбивали над головой Тулаева чечетку, но к люку не приближались.

– Ты где... твою мать?..

– Я внизу-у, – согревая ладонь дыханием, повторно

простонал Тулаев.

– Где внизу?

Шаги замерли. Возможно, на время ноги все-таки решили уступить свою лидерскую роль глазам.

– А-а!.. Внизу! – обрадовался зверь.

В полумрак трюма, где после снятия проволоки Тулаев так и не включил свет, осторожно стали спускаться американские десантные ботинки. Их размер – не больше сорок второго – плохо соответствовал хриплому, пробулькивающему голосу хозяина. А когда показалась коленка с углом торчащей от нее черной тканью комбеза, по длине голени Тулаев сразу определил рост – не больше метра семидесяти пяти. Зверь оказался меньше и щуплее, чем можно было предположить. Связь между ним и ревуном, страшным истошным ревуном, мгновенно исчезла. Остались лишь сумрачный трюм, Тулаев и парень его же роста и комплекции.

– В этой темнотище не только ногу можно сломать, но и кое-что поценнее, – предположил нырнувший уже по плечи в трюм парень.

Самое ценное, оказавшись точно между ступеньками трапа, заставило Тулаева бросить вперед кулак. Он с яростью вмялся во что-то мягкое.

– У-у! – взвыл парень.

Такой неподдельной грусти и боли не было еще ни в одной песне на нашей эстраде. Вой парня мог стать хитом века и выжать слезу у кого угодно. Но только не у Тулаева. Он не услышал звука. Наверное, потому, что не хотел слышать. Любой звук демаскировал его. А сейчас он меньше всего хотел этого.

Схватившись за скользкий поручень трапа, Тулаев бросил себя во вращение, вылетел к спине парня и с замаха ударил ногой по почкам, но парень именно в этот момент все-таки решил не только петь, но и скорчиться, и удар пришелся по бедрам. Лоб парня вмялся в стальной брус ступеньки, и он сразу перестал выть, словно какому-то слушателю это надоело, и он отключил пластинку.

Черное тело, превратившись в тряпичную куклу, сползло по трапу вниз. Тулаев вскинул голову к свету, не нашел в нем ничего опасного, но все-таки оттащил парня в угол. Влажными матросскими носками он связал ему руки и ноги, вытянул из кобуры еще одну "Ческу збройовку" с полной обоймой и уже хотел новому пленнику вбить в рот кляп из последнего оставшегося на палубе синего матросского носка с дыркой на пятке, но что-то остановило его.

Лицом его недавний соперник совсем не походил на зверя. Он не походил даже на Бугайца, у которого в жестких складках у губ и глаз явно читалось зековское прошлое. А может, и не читалось, но только парень не ощущался дитем зоны. Такие, скорее, бывают отличниками и передовиками. Он даже был красив. Хотя, говорят, все маньяки как правило довольно красивы. За приятной личиной часто дремлет зверь, но Тулаев уже перестал бояться зверя. Без ревуна он был совсем не страшен.

Тулаев надавил пальцем на точку пробуждения на шее. Захрипевшим горлом парень хватанул воздух, почмокал, будто проверял его на вкус, и медленно открыл глаза. Пистолет в руке Тулаева тут же всплыл к ним.

Смешно сведя глаза у переносицы, парень посмотрел на черную дыру ствола и спросил у нее:

– Ты чего, Буг... гаец?

Только по этому вопросу Тулаев понял, что парень или плохо знает Бугайца, или не знает вовсе. Значит, он был не из матросов-контрактников.

– Если ты издашь хоть один громкий звук, я продырявлю тебе

башку, – шепотом рассказал о его возможной судьбе Тулаев.

– Ты меня хорошо понял?

– Д-да, – потрясенно ответил он и сжал ноги в коленях.

Самое ценное, наверное, опять остро напомнило о себе.

– Сколько вас? – еще чуть ближе придвинув пистолет, спросил Тулаев.

Черные глаза парня вот-вот должны были нырнуть под переносицу.

– Кого? – опять спросил он у безмолвного зрачка ствола.

– Вас, группы захвата?

– Две...двенадцать.

– Врешь, – прохрипел Тулаев, хотя парню поверил.

– Нет-нет, я не вру, – быстро облизнув губы, ответил он. – Нас ровно двенадцать. Плюс восемнадцать спецов...

– Кто это?

– Ну, моряки... Они везут нас, значит...

"Тридцать, – холодно сложил в голове Тулаев. Врагов было ровно столько, сколько патронов в обеих обоймах. – А еще трое оставшихся контрактников. И Дрожжин. Явно Дрожжин. И минус Бугаец и этот пацан. И плюс какие-нибудь предатели. На любой войне всегда есть предатели. Иначе это не война, а кинокомедия".

– Кто такой Борода? – оборвал свои мысли Тулаев.

– Бо... Это... это командир группы...

Парень ответил через силу. Даже в таком положении он, кажется, больше боялся Бороды, чем странного человека с пистолетом, одетого к тому же в их униформу.

– Он – бывший десантник? – почему-то решил Тулаев.

– Нет... Он из наемников.

– В каком смысле?

– Он в Чечне воевал... На той стороне...

Глаза парня, так долго раздавливавшие переносицу, наконец-то вернулись на свои места. Он впервые посмотрел на лицо Тулаева и с вызовом произнес:

– А ты не Бугаец. Ты...

– Какова цель вашей группы?

– Ты меня кастрировал, гад, – упорно не разжимал он коленок.

Кажется, в парне начинал просыпаться спецназовец. Или зверь. Тулаев по себе знал, что если он работал не как снайпер, не в одиночку, а шел на задание в группе, то он уже себя переставал ощущать. Что-то мощное, фантомное обволакивало их всех, и группа, сплавившись в единый организм, делала совсем не то, что сделал бы он в одиночку. Наверное, этот красивый парень с волоокими глазами артиста-любовника уже испытал подобное чувство, когда высаживался на борт лодки. Возможно, с ним он и спускался в трюм, выполняя приказ Бороды. В забытьи и при первых минутах разговора он забыл о нем и только теперь вспомнил о дурманящем чувстве группы. Как будто оно дымкой отлетело от него, посмотрело на его испуганные глаза и, решив вернуть парню уверенность, снова втекло в его уши.

– Санька, ты где застрял? – сквозь гул механизмов долетел голос с офицерской палубы.

– Молчать! – хриплым шепотом скомандовал Тулаев и прижал ствол ко лбу парня.

– Са-анька!.. Твою мать!..

– Сколько их наверху? – спросил Тулаев.

– Ты идиот, – смело ответил парень. – Тебя все равно убьют.

– Только после тебя, – огрызнулся он.

– Ско-ок, иди сюда! – неожиданно заорал пленник и червем стал извиваться под Тулаевым. – Тут...

Пальцы левой руки обхватили мягкое, подергивающее кадыком горло пленника, стали душить его. Правой руке упорно мешал пистолет, а бросить его, хотя бы на время, Тулаев почему-то не мог. Парень хрипел, бился снизу коленями по голеням обеих ног Тулаева и вот-вот должен был выскользнуть из-под пресса.

Пистолет с металлическим звоном упал на дно трюма. Правая рука получила долгожданную свободу и, скользнув к шее парня, к камням позвонков, все-таки нашла отключающую точку. Червь, бивший в судорогах соперника, сразу стих. Тулаев разжал пальцы левой руки, посмотрел сквозь полумрак трюма на уснувшее лицо парня, и тот показался ему огромной пластиковой куклой. Одну кнопку нажмешь – включается. Вторую – выключается.

– Санька, ты что, заснул? – до страшного близко спросил кто-то рядом.

Рука Тулаева, лихорадочно ощупывая дно, никак не могла найти пистолет. А второй, о котором он совершенно забыл, висел сзади, в кобуре, и казался всего лишь частью комбинезона.

18

Под топот ботинок в трюм ударил свет карманного фонарика, выхватил слоновью фигуру Бугайца в трусах и тельняшке, скользнул влево, наткнулся на бледную маску парня, дрогнул, молнией мелькнул по вогнутому днищу, по ящикам с вином и снова вернулся к маске.

– Санька, ты чего? – испуганно спросил хозяин фонаря.

Он растянуто, выжидательно шагнул к лежащему напарнику, нагнулся к нему и вдруг увидел, что из-под мышки у того торчит ствол пистолета.

– Са... Са... ты...

Его левая рука медленно поплыла к спине, утяжеленной кобурой пистолета. Он не знал, почему напарник зажал ствол под мышкой, но то, что он зажал именно таким, сонным или даже убитым, уже было зловещим. Как и весь трюм, где лежали сразу двое из группы, и было так тихо, что ощущалось даже шипение, с которым свет фонаря лился по лицу парня.

– Не двигайся, – глухо произнес из-под Саньки Тулаев. – Шевеление смерть.

Это его пистолет смотрел на нового незнакомца, а тот зачарованно, по-кроличьи глядел на него. Возможно, ему показалось, что разговаривал пистолет. Возможно, он сразу и не поверил, что услышал какие-то слова. Он уже успел заметить, что на лодке было слишком много непонятного, а то и странного. Бестелесный голос мог оказаться призраком трюма. Есть же призраки в старинных английских замках. А почему их может не быть на лодке?

– Не двигайся, – чуть громче и чуть упрямее повторил Тулаев.

Лицо гостя было за гранью света. Оно существовало как часть тьмы, и Тулаев упрямо не мог никак представить его. Он словно бы скомандовал тьме. Но способна ли тьма подчиняться?

– Казбе-ек, – жалостно пропел гость.

Это уже напоминало бред. Папиросы "Казбек" уже давно никто в мире не курил, а гора Казбек находилась совсем не в этом трюме.

– Казбе-ек! – вдруг вскинулся парень в крике и задом отпрыгнул к Бугайцу.

Тулаев успел поймать на грани света и тьмы движение, которым гость вырвал что-то из-за спины. Оно осталось там, за гранью, в густой битумной черноте. Свет фонарика упрямо бил и бил в глаза и, когда тьма взбила красную искру, и над Тулаевым тупо, с хыканьем дернулось тело красивого парня, он машинально надавил на спусковой крючок.

– Казбе-е-е...

Свет упал и разбился. Звон осколков фонарика получился очень коротким. Тьма победила. Она тоже с грохотом упала на дно трюма. Но если упала, значит, проиграла?

– Чего?! – закричали сверху два голоса одновременно.

– Казбе-ек, я ногу сломал! – с истеричными нотками парня взвизгнул Тулаев.

Только после голосов сверху он понял, что Казбек – не гора и не папиросы. Казбек – имя.

Парень, под которым он лежал, хрипел и силился что-то сказать. Наверное, он не хотел умирать. Никто не хочет умирать. Особенно когда тебе двадцать пять и у тебя лицо Ален Делона.

– Ти гиде, брат?! – раздался над трапом уже один голос.

– Тут, внизу, – снова прикрыв рот ладонью, прохрипел Тулаев.

– Ти стреляль?

– Я-а...

– Вы кого?

– В моряка одного...

– Свижися с Барадой! – заорал вверх мужик с кавказским акцентом. – Тут чэ-пэ.

Он явно командовал тем или теми, кто остались на офицерской палубе.

– Чего? – басом ответили оттуда, и Тулаев понял, что у него в запасе не больше пяти-семи секунд.

– Бараде, говорью, сообщчи, чито...

Тулаев схватился левой рукой за нижнюю ступеньку трапа, вытащил себя из-под хрипящего парня, лежа на спине увидел прямо над собой, над люком, вытянутое дыней лицо с огненно-рыжей бородой и выстрелил ему точно в срез над нагрудным карманом.

– Ба...

– Чего?!

– Ба...

Бородатый отшатнулся от люка, пьяно качнулся, ударился спиной о переборку каюты и с остекленевшими глазами сполз по ней на палубу, оставляя за собой ярко-красный, такой необычный на белом цвет.

Тулаев, совсем забыв о том, что человеку нужно дышать, чтобы не умереть, взлетел по трапу, бросился к следующему и, наткнувшись взглядом на огромную черную фигуру с "Кедром" под мышкой, заорал:

– На пол! Я сказал, на пол!

Правая лапища гиганта лежала на здоровенной телефонной трубке. Секунда – и он вырвет ее из зажимов, удерживающих трубку на стене, и соединится с отсеком, где находится Борода.

Тулаев выстрелил по пальцам. Черная трещина змеей метнулась по пакетнику под трубкой и тут же лопнула кровью. Или кровь, ударив с пальцев по пакетнику, заставила его треснуть. Но, скорее всего, это произошло одновременно. И так быстро, что гигант не успел вырвать трубку из зажимов.

– У-уй! – сунул он онемевшие пальцы под мышку и удивленно посмотрел на Тулаева.

Лицо – чужое. Униформа – родная. Лицо – минус. Униформа – плюс. За пару секунд в голове гиганта все его чувства не меньше десятка раз качнулись от минуса к плюсу, и только то, что за свою прежнюю жизнь телохранителя парень больше встречался с минусами, чем с плюсами, заставило его на третьей секунде вырвать окровавленные пальцы из-под мышки и бросить их к спусковому крючку "Кедра".

– На пол! – под выстрел все по тем же упрямым пальцам крикнул Тулаев и прыгнул вправо, к пластиковой двери.

Ударил в нее плечом и, с ужасом заметив, что она распахнулась легко, без сопротивления, упал вовнутрь помещения. Вскочил и испугался не меньше, чем от вида гиганта с "Кедром". От стен комнаты, которая оказалась кают-компанией, на него ошарашенно смотрела не меньше чем двумя сотнями глаз синяя толпа. Для нее он был одним из людей в черных комбинезонах. Одним из бандитов.

Проем двери намертво забил своим огромным телом охранник.

Его окровавленные пальцы держали наизготовку "Кедр".

– Э-эх! – крикнул кто-то слева от гиганта и прыгнул на него.

"Кедр", сбитый движением, пустил очередь по стене. Тулаев хотел выстрелить в голову гиганта, но не мог, потому что ее теперь закрывала чья-то синяя спина.

– Су-уки!.. Я-а ва-ас!.. – басом загрохотал охранник, но сразу двое повисли у него на враз умолкнувшем автомате.

Синие клещи из подводницких курток сжали гиганта с двух сторон, повалили его, смяли под собой. Он еще что-то кричал, матюгался, хрипел, но казалось, что кричит, матюгается и хрипит синий барахтающийся курган.

Тулаев опустил руку с пистолетом, и тут же его сбили с ног. Он больно упал на бок, выронил оружие и спасаясь от синей ярости, сгреб за грудки самого верхнего из нападавших.

– Убью, падлюка! Убью! – брызгал он слюной и пытался кулаком попасть по голове Тулаева, но кто-то слева эту же голову старался ухватить за шею, зажать согнутой в локте рукой, и главный противник бил именно по этой руке.

– Я свой! Свой! Свой! Идиоты, я же свой! Я – Тулаев!..

Нет, я – Корнеев!

– Убью, тварь бандитская! Уб-б...

– Вовка, не бей! Это ж психолог из Москвы!

– Уб-б..

– Не бей! Посмотри! У него рожа не бандитская! Он из

Москвы!

– Я – Ком... Кох-х... Корнеев... Из Москвы, – уцепился он за слово, остановившее кулак над ним.

Рука, обхватывавшая горло, обмякла и сползла с него. Лежащий на Тулаеве подводник подался назад и со злостью прохрипел:

– Так он же в их форме!

– Я нейтрализовал трех бандитов, – еле смог произнести Тулаев.

Язык устал сильнее, чем все тело, хотя на руках и ногах мешками сидели подводники.

– Я... снял форму с одного... Я... Тюльки вы, а не подводники, – из последних сил ругнулся он.

– Так это ты! – наконец-то узнал его Вова-ракетчик, верхом сидящий на Тулаеве. – Пол-литр-работник, твою мать!

– Я тебе голову за политработников оторву, – жесткими пальцами сжал плечо Вовы-ракетчика замповосп лодки. – Я тебе сколько раз говорил, чтоб ты язычок укоротил! Я...

– Иди ты!

Резким движением Вова-ракетчик вырвал из крабьих тисков замповоспа плечо, решил сказать еще что-нибудь колкое, но в коридоре яростно, нервно зазвонил телефон. Таких грубых звуков не существовало даже у дверных замков, с которыми раньше сдавали квартиры под заселение советские строители.

– Идиоты, отпустите меня! – криком согнал с себя

подводников Тулаев.

Все, кроме Вовы-ракетчика, безропотно подчинились приказу.

Его же пришлось сбросить с себя как одеяло во сне – ногами.

– Где здоровяк?! Ну, бандит?! – глазами заметался по

кают-компании вскочивший Тулаев.

– Здесь, – отступил в сторону механик.

– Это он его завалил, – со спины сообщил Тулаеву

замповосп.

Как всякий политработник, он преувеличивал. То, что механик

– если первым прыгнувшим на гиганта был все-таки он

повис на охраннике, Тулаев видел, но сбила-то его толпа.

Хотя, если разобраться, именно механик своим отчаянным прыжком спас ему жизнь и большого политработницкого преувеличения не было.

Подняв с палубы пистолет, Тулаев поставил его на предохранитель, сунул в жесткую кобуру и спросил гиганта, не глядя на него:

– В каких отсеках еще есть ваши люди?

– Во всех! – зло прохрипел гигант.

Даже со связанными руками и ногами он выглядел угрожающе. Хотелось уйти и больше не встречать его нигде и никогда.

Даже во сне. Такие гиганты приходят в сны еще более страшными, чем в жизни.

– Ты – из телохранителей? – все-таки подняв на него глаза, спросил Тулаев.

Сплющенный треугольник носа, белая гусеница шрама над левой бровью, вбок, на стену, отведенный взгляд.

– Борода из тебя отбивную сделает, – будто бы стене сказал он. – И рыбам на корм выбросит.

А телефон все звонил и звонил, выматывая душу. Еще немного – и трубка бы лопнула от ярости, разбросав по линолеуму острые куски пластика.

– Я ж сказал, Борода тебе глаз на пятку натянет,

радостно отозвался на звонок гигант. – И моргать заставит.

– Заткните ему пасть, – тихо скомандовал Тулаев. – На всю

лодку воняет. – За мной! – махнул Тулаев механику.

Вдвоем они выбежали из онемевшей кают-компании в коридор, к телефону. Трещина змеей лежала на том же месте на пакетнике цвета слоновой кости. Кровь потемнела и казалась уже не кровью, а браком пластиковой крышки.

– Соедини меня с ним! – приказал Тулаев.

– Есть! – крикнул механик и удивился новому чувству.

Раньше он не любил подчиняться. Если и делал это, то как-то вымученно, через силу. Подчинение после паузы выглядело уже и не подчинением чьей-то команде, а подчинением себе. Теперь же ему жгуче захотелось стать исполнительным. Он даже ощутил что-то похожее на любовь к этому странному человеку, который ну никак не соответствовал привычному образу политработника.

А Тулаев, пока механик выщелкивал из металлических зажимов трубку, попытался вспомнить голос Скока. Хотя вспоминать-то и нечего было. Имя Казбек он дважды произнес с тихими, жалостными нотками, по-бараньи вытягивая "е-е". Возможно, он вообще тянул все гласные, как типичный москвич.

Опустив плечи и запрокинув голову, Тулаев закрыл глаза и попытался повторить его голос:

– Слу-ушаю, Борода-а...

– Ты почему молчал?! Кто у вас стрелял?! Я же запретил стрельбу! Вы все приборы перебьете, уроды!

– Они-и взбу-унтовались. При-ишлось да-ать о-очередь на-ад го-олова-ами.

– Ты чего поешь? Что у тебя с голосом?

– Сорва-ал... Когда-а ора-ал на ни-их...

– Усмирили?

– Ага-а...

– Не ага, а так точно! Трупы есть?

– Два-а ра-аненых, – придумал Тулаев.

А может, и не придумал. Лежали же на дне трюма два террориста.

– Где Бугаец?.. Гад, что ж у них так связь шуршит? Хреновые у вас на лодке телефоны, – сказал он кому-то рядом. – Так где Бугаец?

– На-апился в трю-уме.

– Что? Совсем на ногах не стоит?

– В отру-убе.

– Позови Казбека!

В воздухе запахло провалом. Если неточный голос Скока можно было списать на плохую лодочную связь, то "Казбека" Борода вполне мог проверить вопросом, заданным на чеченском. Они явно воевали в одном отряде, явно стали кровными братьями, и Казбека главарь знал и лучше, и глубже, чем остальных в группе.

– Е-есть... Ка-азбек вни-изу... Бу-угайца выта-аскивает вместе с Са-ашкой...

– Быстрее позови! Ты что, приказов не понимаешь?

Понятливый механик подхватил трубку, протянутую Тулаевым, и с яростью вогнал ее в зажимы. Ему очень хотелось выполнить еще один приказ странного москвича. И он его дождался.

– Возьми человек восемь и спустись в трюм. Там трое. Бугаец

и два бандита. Бандиты ранены. Палубой выше – убитый. Всех

сюда, в кают-компанию... Стой!

Механик, уже крикнувший ближайшим слушателям странного разговора "За мной!" и уже по грудь нырнувший в люк, замер и схватился забинтованной рукой за поручень.

– Там – ход в корму? – показал Тулаев вниз.

– Нет, этажом выше. Там люк в дизель-генераторный отсек.

– А пули туда, в тот отсек, не попали, когда он из "Кедра" стрелял?

– Нет. Пули пробили переборку с камбузом.

– Ладно... В общем, задрайте люк в корму наглухо.

– Есть!

– А другой люк? Который ведет в центральный пост?

– Это мое хозяйство! – расталкивая синие робы, как ледокол льдины, в коридор выбрался Вова-ракетчик.

У него было красное лицо, будто он и вправду остудил его о холодные льдины.

– Мы можем туда попасть? – резко спросил его Тулаев.

– Только после отбоя тревоги.

– Почему?

– А по тревоге все подводники изнутри свои отсеки задраивают.

– Какие это подводники? – показал сквозь приоткрытую дверь на гиганта Тулаев. – Это уголовники.

– Нет, у них есть подводники. Я сам видел, как они наши места занимали в центральном посту. И в реакторном – они.

– А ваши кто-нибудь к ним... того... перебежали?

– А что им делать оставалось? – зло спросил

Вова-ракетчик. – Их пообещали убить, если не согласятся.

– Сколько?

– Пятерых я точно знаю. Три – в реакторном. Два – в турбинном. И кажется, еще пару человек на какие-то посты посадили. Это надо по людям проверить. Здесь же все остальные.

– Проверь, – скомандовал Тулаев. – Значит, говоришь, люки по тревоге задраивают изнутри?

– Так точно.

– Значит, и в тот... как его... дизельный... отсек

задраено? – посмотрел на спину последнего сбегающего по

трапу подводника.

– По идее – да. Но среди этих лопухов не было матросов, – ответил Вова-ракетчик.

Он старательно забывал в себе поездного

попутчика-политработника и по частям заменял его москвичом в

черном комбинезоне. Хуже всего заменялось лицо. И тут, и там

оно было одним и тем же. И потому Вова-ракетчик,

разговаривая, старался не смотреть на него.

– А там твой отсек? – показал Тулаев на люк с красными

буквами "О" и "З" над ним.

– Да. Мой. Родные железяки.

– А мы по связи можем на них выйти? Ну, на тех, кто внутри отсеков?

– Можем.

Он красиво, даже пижонисто вырвал все ту же трубку с пакетника, набрал трехзначный номер и протянул ее Тулаеву. Тот плотно сжал соты микторона мокрой ладонью, посмотрел на молчаливых зрителей, над которыми по квадратным фальшивым окнам на переборке кают-компании чернели точки пулевых пробоин, отвернулся от них и долго слушал пустые гудки. Ракетный отсек молчал с упорством осла, отказывающегося идти туда, куда нужно его хозяину. А Тулаеву очень хотелось попасть именно в ракетный отсек.

– Там никого нет, – предположил Вова-ракетчик. – Дай я сам проверю!

– Стой!

– Да это ж секудна!

– А вдруг кто-то есть?

– У них не так много людей, как кажется. Просто они мощно

вооружены.

Из люка на линолеум палубы с металлическим звяканьем легли два пистолета, "Кедр" и "лифчик" с магазинами к нему. Бородатая голова механика и его узкие плечики торчали над срезом люка, точно бюст героя. К голове всплыла перебинтованная кисть и сразу испортила классическую композицию.

– Кавказец, ну... который Казбек, – мертв, – устало доложил механик. Бугаец – жив. Но кляп мы не вынули.

– Правильно. Ему полезно подышать озоном, – вспомнил сырые матросские носки Тулаев.

– А те два тяжело ранены. Доктор колдует над ними.

Тулаев императором стоял в полукольце свиты из синих подводницких курток. Свита ждала указаний. И наверно, не только потому, что он был похож на императора, а и оттого, что на лодке ничего не делается просто так, из желания, а только по команде.

– Проверьте, закрыт ли люк, – не приказал, а попросил он.

– Иди, посмотри, мичман, – конкретизировал кто-то за него команду, и Тулаев невольно обернулся на тихий голос.

Посмотрел, и у него все сжалось внутри. С разбитого в тыкву, в большую опухшую тыкву лица на него смотрел особист. Он и узнал-то его только по глазам. По бегающим, чисто особистским глазам.

– Открыто, – радостно сообщили от люка.

– Так может быть? – настороженно спросил Тулаев Вову-ракетчика, хозяина отсека.

Вместо него снизу, из люка, ответил механик:

– Они одного бойца посылали в центральный пост за списками экипажа, то есть нас. Он, кажется, как раз и нес вахту на два ракетных отсека сразу. Наверно, уходя люк не задраил. Он же не подводник.

– Посмотреть, чего внутри? – предложил Вова-ракетчик.

– Не нужно! – оборвал его Тулаев. – Мы можем ошибаться. А если есть еще один боец? Или два? А если там – засада?

– Смотрите – котяра! – громко объявил кто-то из подводников. – Это не бандитский?

– Это мой, – нашел глазами Прошку Тулаев. – Ты где прятался, поросенок?

Кот удивленно косил единственным глазом на странную одежду на хозяине. В черном комбинезоне он смахивал на огромного бородатого человека, который полчаса назад ворвался в каюту, где спал Прошка. При его появлении кот, калачом лежавший на столе, вскочил на лапы, выгнул спину и зашипел. Бородатый захохотал, сбил его коротким уродливым стволом автомата на палубу и перещелкнул затвором. "Нам запретили внутри лодки стрелять," – напомнил бородатому человек в таком же черном комбинезоне. Наверное, это спасло Прошку. Бородач плюнул на кота, забившегося в угол, и, громко ступая железными каблучищами, вышел из каюты. Прошка долго стирал вязкую вонючую слюну с мордочки. Ему очень хотелось найти Тулаева и пожаловаться ему, потеревшись о ногу, но хозяин куда-то пропал, а выходить из каюты и опять натыкаться на жуткого бородача не хотелось.

– Ну, чего ты хочешь? – сел на корточки Тулаев и погладил серую мордашку кота. – Проголодался, что ли?

Прошка больше не хотел тереться о комбинезон. Он пах чем-то чужим и неприятным. Скользнув взглядом но ногам подводников, кот заметил приоткрытый лаз в стене. Оттуда донесся еле уловимый шуршащий звук. В душе кота на одной нудной струне заныло что-то охотничье, азартное, и он, беззвучно ступая на подушечки, внутри которых замерли в ожидании когти, заскользил к люку.

– Ты куда? – удивился Тулаев.

Кот мягко вспрыгнул на срез люка и нырнул в черноту.

– Как разведчик, – сказал механик.

– А после этого ракетного отсека есть еще один ракетный, – глухим голосом пояснил Вова-ракетчик. – Центральный пост уже за ним.

За спинами подводников в истошном реве зашелся телефон. Тулаев вздрогнул, будто от трубки до него долетел не звук, а пуля, и тут же услышал радостный крик: