Текст книги "Пепел на сердце (СИ)"

Автор книги: Игорь Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Ну что, впереди жесть. Предупреждаю тех, кто не любит кровь и серьёзные душевные страдания. Со следующей главы…

========== Глава 10.Пару раз в иконостас. (Иннокентий) ==========

“Психи приватизировали психушку, выгнали врачей и санитаров и наконец-то почувствовали себя здоровыми людьми”. (автор неизвестен)

Рассудок мой засыпал. Странный облезлый кот сознания думал недолго – он просто стал удаляться вместе с последними лучами заката за окнами тимуровой квартиры. День вообще пролетел как в белом шуме. Так бывает в телевизоре. Вроде бы что-то видел, но запомнились больше помехи, от которых пятится понимание того, что же именно ты видел и слышал. Стремительный переезд, какой-то бред про отравление, а потом горячка. Сносящие плотину сомнений прикосновения, и вибрация желания чего-то совершенно для меня нового. А потом желание зачем-то осуществилось. И мне стало страшно.

Больше Тимур ко мне не прикасался… Так, по крайней мере. Я же весь остаток дня прислушивался к своим ощущения, не сильно обращая внимание на то, что делал и говорил санитар. Неужели я всё-таки из этих? И ведь обещал не обманывать себя. Но я и не обманывал. То, что мне с ним уютно и спокойно – разве означает, что я переквалифицировался в гомика? Да ну, на хрен. Я встал с дивана, на котором мы с Тимуром не так уж и давно занимались… Чем? Что же это всё-таки было?

В сумеречном заоконье прошелестела стайка сизарей, среди которых были даже два белых. Словно глаза на рябом лице. Или просто на тёмном от усталости и голода. Совсем как у Серёги в тот день.

Снаружи мир подёрнулся дымкой внезапного дождя, зашумевшего из набежавшей темноты ночных облаков. Как будто стая голубей кружила где-то рядом, даже не намереваясь удаляться. Этот шелест почему-то оказался очень заманчивым. Я оглянулся и посмотрел на спящего Тимура. Он мирно сопел на диване, раскинув руки и бесстыдно оголив ноги, спинав покрывало едва ли не на пол. Вернулся к дивану и уже внимательно уставился на лицо. Гиляров бессовестно дрых. А что ему ещё делать? Он же добился своего. В голове отчётливо прозвучали его слова: «Ты прав, парень. Я гей. И ты мне нравишься». Добился… Прикоснулся вовсе не как санитар, или друг. Нет, он сделал то, чего хотел с самого начала. Хорошо, хоть не поимел по-полной. Будь благословен дорогой телефон с выходом в интернет. Пока Тимур возился на кухне, варганя нечто съедобное из странного набора продуктов, я полазил по некоторым специфическим сайтам. И, чёрт, от того, что я там увидел, стянуло кожу на всём теле в странные болезненные ленты, отозвалось вязким греющим огнём в паху. Почему я не делал этого раньше? Ну вот почему я не лазил по интернету до того, как всё случилось? Нет, вру. Лазил. Но не по таким сайтам. Кто знает, если бы я позволил себе признаться и посмотреть на то, что представлял только в воображении пару раз, а потом запретил себе даже думать… Кто знает. Может быть, Серёга и Матвей не пострадали бы тогда.

А шелест всё кружил и кружил вокруг, заполняя ночной покой воспоминаниями. Пальцы почти наяву ощутили ржавую рифлёную арматуру. Тусклая лампочка под потолком гаража вновь бросила тени под ноги. Вот же он лежит, даже не смотрит. Настолько уверен в себе. Значит, арматура тебя не пугает? Хорошо, я исправлюсь. Точно знаю, где-то здесь есть то, что может достучаться до твоего сердца. Я слепо шарю пустыми руками в каких-то ящиках. Чего-то верстак какой-то гладкий слишком. О, нашёл! Пальцы сжались на том, что я искал. Вот теперь ты оценишь. И будешь меня бояться. Ну что же ты, открой глаза. Посмотри, что у меня есть для тебя, главный мой страх и стыд. Я вернулся к холодному в своей надменности человеку. Ты сделал то, чего я так всегда боялся. И я докажу тебе, что тоже не лыком шит. Белая керамическая полоса…

Порыв ветра приволок в оконное стекло что-то твёрдое. И от стука шелест в моей голове мгновенно стих. Я стоял возле дивана с керамическим кухонным ножом в руке. А почти подо мной спокойно себе сопел Тимур. Что я хотел сделать? Волна ужаса врезалась в глаза, снеся возможность дышать. Только не это… Я что, хотел его зарезать? Дикий страх выбил из руки нож, бросив оружие на ковёр. Да что же я за гниль такая?! Что со мной происходит? Сначала Сергей и неутолимая жажда его унизить так, чтобы кричал и ронял на землю красные слёзы. А теперь и Гиляров.

Я съёжился и как был, в одних трусах, выскочил на балкон, в холодную майскую ночь. Всего этого просто не могло быть. Приторной патокой поднялось в груди отвращение к самому себе, к тому, что я мог наделать. Ноги подкосились, роняя на бетонную плиту, тут же хищно впившуюся стылостью в тело. А ведь могу и заболеть… Ну и что? Туда мне и дорога. Сдохнуть, как полагается таким уродам. Странное состояние, в которое я впал, многотонным грузом навалилось, поворачивая мой взгляд вниз. Асфальт где-то там был мягким и таким серым, что захотелось прижаться к его мягкости, вбиться что есть сил, утонуть в этой перине, готовой подарить покой, прогнать царапающий сознание страх.

Я подтянулся за балконные перила и перегнулся через них, чтобы рассмотреть получше. Почему-то плохо видно, хоть и горят во дворе два фонаря. А ведь лететь так близко. Как же он тянет к себе, не замечая чёрного человечка… Я прищурился. Внизу действительно кто-то шлялся. Весь в чёрном, с натянутым на голову капюшоном. Вот он дошёл до подъезда, развернулся и зачем-то двинулся в сторону одной из припаркованных машин. Я с досадой поморщился. Ильиченко, что ли, гуляет? Решил ноги размять? Человек подошёл к чёрной «Хонде», протянул странно-длинную руку и тут же опустил её. Зачем-то пошарил за пазухой. И рука стала нормальной. Совсем как в боевиках. Дождь, улица, машина и человек с пистолетом, на который накручен глушитель. Дикая догадка заставила присесть, словно ажурная решётка балкона могла скрыть меня от этого типа. Хорошо, хоть высота большая. В горле окончательно пересохло. Так это что, там внизу сейчас убили человека? В «Хонде» же должен сидеть коп. Я снова высунулся за балкон, всматриваясь в освещённую ночь двора. Человек в чёрном как раз спокойно вошёл в подъезд.

– Ты чего? – раздалось сзади.

Своё сердце я поймал уже на излёте. И понял, что чудом не сиганул за борт. Сами собой вырвались слова:

– Псих! Я чуть не прыгнул от страха! Чего так подкрадываешься?

Тёплые руки твёрдо обхватили мои плечи и настырно оторвали от балконной решётки. Тимур как-то странно глянул мне в глаза и сказал:

– Что случилось, бес?

– Копа убили, – с абсолютной убеждённостью ответил я, с трудом сглотнув комок в горле. Гиляров мгновенно затащил меня в квартиру и закрыл балконную дверь. Он не стал задавать вопросов, что-то выяснять и сомневаться. Словно видел всё вместе со мной. Только бросил одно слово:

– Одевайся.

А сам подбежал к дивану, шустро натянул джинсы и футболку, валявшиеся на полу. Подобрал оттуда же мобильник и набрал какой-то номер. Приложив телефон к уху, он выразительно посмотрел на меня. Поняв, что так и стою истуканом, я подорвался к своей одежде, сваленной на барной стойке. Влететь в штанины, застегнуть ширинку и напялить футболку было делом пятнадцати секунд. Тимур нервно застыл у окна, продолжая слушать тихие назойливые гудки в трубке телефона. Я же заметил белое пятно керамического ножа возле дивана, вздрогнул и, не долго думая, вернулся к нашему лежбищу и запинал оружие под диван. Тимур явно не заметил моих потуг спрятать следы чего-то, о чём сейчас думать не хотелось. И я облегчённо выдохнул, игнорируя мурашки, проступившие на спине и руках. Гиляров схлопнул свой мобильник-раскладушку и прижал палец к губам, требуя тишины.

Так мы простояли минуты две. В моих ушах появился ожидаемый тонкий звон. Но стоило ему начать сверлить тишину, как входная дверь чуть слышно стукнула, словно с той стороны её немного подтолкнули. Тимур посмотрел на меня сузившимися глазами и без слов схватил за руку. Я уже хотел возмутиться, как он протащил меня по ламинату (благо – бесшумно, оба босиком были) и поставил в угол, буквально! Спрятал за простенок, отделявший зал-студию от прихожей. Сам же встал рядом, старательно срастаясь со стеной. В коридоре снова что-то зашуршало и по моим босым ногам потянуло сквозняком. Бля… Да это же тот тип! Я почувствовал, как медленно начинаю сползать на пол. Гиляров жёстко припечатал меня левой рукой к стене, даже не оглянувшись. А потом сорвался с места.

Дальше всё произошло как-то очень быстро. На пол с глухим звуком упала какая-то хрень, кто-то захрипел, раздался глухой звук единственного удара, и Тимур заволок в зал того, кто проник в квартиру. Глянув на меня, так и застывшего в углу, приказал:

– Включи свет.

И принялся что-то делать с бессознательным телом непрошенного гостя. Я отмер и нашарил возле себя выключатель одной из настенных ламп, которых в квартире Гилярова было штук пять по всему периметру жилья. И только в белом свете бра понял, что именно делал Тимур. Гость теперь был спеленат, что младенец. Руки связаны за спиной полуснятой толстовкой, а ноги Гиляров связал ему вообще диким способом. Такого я даже в кино не видел. Санитар просто стянул с мужика штаны до середины бёдер и завязал штанины узлом под ступнями. Я стал рассматривать пришельца. Модельно стриженые тёмно-русые волосы, вполне славянская морда с носом-уточкой. Встретишь где, ну никогда не подумаешь, что… Мой взгляд упал на предмет, который упал на пол, когда Тимур напал на визитёра. Это был чёрного цвета пистолет с глушителем. Мысли скакнули к тому, что я увидел с балкона. Похоже, Петька Ильиченко больше не будет улыбаться в этой жизни… Тимур вдруг подошёл ко мне и довольно-таки ощутимо хлопнул по заднице со словами:

– Шевелись давай, мелкий.

Словно что-то взорвалось в голове, наполняя глаза белым светом. Я только и успел, что поймать безмерно удивлённый взгляд Гилярова.

– Шевелись давай, мелкий! Он ждать не любит!

Смачная оплеуха звоном отдалась в голове пятилетнего мальчика. Ребёнок не издал ни звука, лишь ещё сильнее полились из глаз щедрые слёзы. Женский голос презрительно добавил:

– Иди давай. Ты себя плохо вёл. И должен принять наказание.

Она с силой толкнула мальчика вперёд, в комнату с весёлыми обоями. На стенах плясали какие-то гномы, но через пелену слёз ребёнок их не видел. Он вдруг развернулся, бросился к женщине и упал, схватившись за её колени с криком:

– Не-е-ет!!!

И новая затрещина выбила из него сознание.

Я очнулся, уже в который раз, в объятиях Тимура. Санитар обеспокоенно тормошил моё несчастное тело, приговаривая:

– Да что с тобой, Кешка? Очнись! Маленький!

От странного нереального ужаса, вспыхнувшего в груди, я заорал, дико дёрнулся и вывалился из кольца его рук. Откатился в сторону, озираясь и пытаясь понять, что вообще происходит. Гиляров расслабился и выдохнул:

– Фух, ну ты меня и напугал. Всё хорошо, Кеш. Успокойся.

Он поднялся с колен и деловито отряхнул джинсы, словно смог в идеально чистой квартире собрать на себя мусор. Сухо треснуло стекло в окне и голова Тимура дёрнулась, а мою кожу опалили какие-то горячие капли. Гиляров охнул, схватился за левую щёку и шлёпнулся обратно на пол. Его глаза пару раз моргнули, после чего он на четвереньках ломанулся к выключателю, оставив на ламинате развезённую кровь. И квартира снова погрузилась в ночь. Через несколько секунд Тимур подал голос из рассеивающейся темноты:

– Уходим. Похоже, снайпер где-то сидит.

Его белеющие впотьмах глаза уставились на меня взглядом старухи Шапокляк, увидевшей на горизонте крокодила и странное лопоухое существо. Наконец, он вздохнул, приложил левую ладонь к щеке, закрывая глубокую царапину. Я пребывал в каком-то оцепенении. В голове всё ещё плясали гномики на обоях. А мысли скакали блошиным цирком. Снайпер… Какой, на хрен, снайпер? Тимур с сожалением глянул в сторону визитёра, продолжавшего пребывать в отключке:

– Поспрашивать бы тебя, кто ты такой? И кто тебя послал? И почему?

Похоже, всё это было сказано для проформы. Тимур на карачках убрался из зала в прихожую, а оттуда позвал меня:

– Давай сюда, бес! Пора валить с этого праздника жизни. А то ещё кто заглянет на огонёк.

Я последовал его примеру. Через пять минут мы, обутые и одетые, вывалились из квартиры. Санитар захлопнул дверь, перехватил в руке кожаную сумку, в каких обычно носят документы и всякое такое, дико поозирался и скомандовал:

– Бегом! На улицу! К машине!

И мы понеслись вниз, прыгая через ступеньки не хуже сайгаков. Мне казалось, что какое-то странное течение подхватило и тащит куда-то, где я потеряюсь. Хлопнула дверь подъезда, и я почувствовал, что не ощущаю ног. Всё тело тряслось, от пальцев рук до ступней. Пришлось опуститься на крыльцо. А Тимур, не оборачиваясь, уже подбегал к своей «королле». Хлопнула дверца машины, взрыкнул мотор, и авто с визгом сорвалось с места. Уже через несколько секунд меня затащили в салон и буквально уронили на заднее сиденье. Снова хлопнула дверь, потом вторая. Машина поехала, набирая скорость. Когда мы спустя десять минут выехали на большой проспект, о чём сказали регулярно мелькающие в глазах огни придорожных фонарей, Тимур глухим голосом сказал:

– Похоже, мы влипли, бес. Так что не кипишуй и слушай дядю Тимура. Будем разбираться, чем и кому ты так насолил своим возвращением в мир живых и занудных. Ты там как?

Я напрягся, собираясь от души выматериться, как в славные дворовые времена. И с нарастающей паникой понял, что не могу сказать ни слова. Из горла вырвалось лишь какое-то мычание. Обеспокоенный не на шутку голос Тимура громко отразился от стёкол, перекрыв шум мотора:

– Эй, бес? Отвечай! Кешка?!

========== Глава 11. И волкам бывает любопытно. (Тень) ==========

“В “психушке” пациент пытался утопиться в ванне. Дpугой вовpемя вытащил его.

Вpач говоpит спасителю:

– Ваш поступок говоpит о том, что вы здоpовы. Завтpа я вас выпишу домой. К сожалению, спасенный вами паpень все-таки покончил с собой – он повесился.

– Вы ошибаетесь, доктор, – улыбаясь, говорит больной. Hе было самоубийства – пpосто я этого паpня повесил просушиться”. (анекдот)

Два голубя сидели на бортике плоской крыши девятиэтажки, нахохлившись своей обидой на весь мир. Я проводил взглядом несколько птиц, сорвавшихся с вентиляционной надстройки. Начавшийся дождь совершенно не смущал. Лишь заставил вытянуть на бинокле пластиковый козырёк, чтобы капли не попадали на антибликовое покрытие стёкол.

Наблюдал я за квартирой объектов уже больше часа. Ничего особо интересного. Действовать пока было не с чего. В письме с подтверждением перевода денег на мой счёт особым пунктом стояло условие – убрать надо исполнителя, нанятого конкурентами. Какой забавный малыш открыл глаза первого мая. Столько желающих разобраться с этим Иннокентием Семибратовым. Мне даже захотелось встретиться с мальчиком в реальности, а не только через оптику. За эти дни было немыслимо много возможностей «погасить» цель, было бы задание. Но чужой исполнитель висел над заказом той самой птицей, что дошкрябалась-таки до середины Днепра. И одна из моих задач сегодня – не дать ему пересечь эту реку до конца.

Шевеление в тёмной квартире на седьмом этаже высотки заставило меня слиться с гудроном крыши и прилипнуть к окулярам бинокля. А он ничего так. Худенький, бледный. И чего его вынесло на балкон в одних труселях? Холодно же. Я усмехнулся своему непостоянству. Надо же, заботливый какой. Ай, ай, ай, как бы не простудился парень, которого вот-вот могут отправить на тот свет. Что самое странное, с первого же взгляда на фотографию Иннокентия я понял, что он мне кого-то неуловимо напоминает. Но, сколько ни силился вспомнить, не получалось.

Я подался вперёд, прищурив глаза. Чего это он надумал? Какого хрена свесился с балкона? Что-то с этим пацаном не так. Он что, решил испортить мне задачу? И тут объект пружиной сжался за балконной решёткой. Я мгновенно перевёл бинокль на двор. Отлично, похоже, всё решится сегодня. Какой-то человек в чёрном неторопливо вошёл в подъезд. А в тёмной «хонде» вместо привычного уже сопения копа тихо играла музыка на каком-то радиоканале. Как грубо играет этот парень. Зачем копа «погасил»? Они же теперь весь город до последнего атома в кишке у самого блудливого кота прошерстят. Наши силовики ленивы только с простыми смертными. Если же трогают кого-то из их цеха, а тем более, гасят, они звереют.

Я перевёл взгляд на квартиру. Шустрые ребята, однако. Пару раз мелькнули тени, едва различимые в темноте, и всё стихло. Приготовились, значит. Кто же такой этот санитар и боксёр по совместительству? Что может связывать типичное городское серое быдло с таким человеком, как резидент «охранителей» Ли Хон? Или тут быдлом и не пахнет? Жаль, не получилось поставить прослушку на его телефон.

Минуты тянулись противно медленно. Никогда не любил сидеть в засаде. Выматывает до предела. Хорошо, хоть научился впадать в полусон-полуявь. Но не на этот раз. Очень уж всё стремительно понеслось, выписывая загогулины не хуже самописца на полиграфе*. Я чуть не вздрогнул, когда в квартире загорелся свет. Оба объекта были как на ладони. И разглядывали что-то на полу. Санитар присел, исчезая из зоны видимости. А бледный пацан пристально пялился на то, что происходило вне моего поля зрения.

Крадущиеся шаги позади меня взъерошили нервы болезненной тёркой. Это ещё что такое? Медленно поворачиваю голову, стараясь не потревожить ни птиц, ни чернильную тень, в которой расположился. Видеть меня никто не мог, но грубое движение вполне могло выдать с потрохами. Так, так, и кто же это тут у нас?

А возле парапета крыши уже расположился какой-то парень лет двадцати пяти, тоже облачённый во всё чёрное. Вот это я понимаю, конфликт интересов. У меня в груди даже затеплело – настолько было странно и приятно всё происходящее. Между тем парень деловито расстегнул длинный тёмный кофр, извлёк из него ни много, ни мало – армейскую снайперку с оптикой длиной почти в полствола. Ни хрена себе танки по полю тангуют! Снайпер поставил своё оружие, замотанное в какие-то тряпки, на длинные сошки, твёрдо умостился на одно колено и приник к окуляру.

Я не стал долго выбирать варианты. Исполнитель здесь, надо брать. Пусть этот парень – и не тот исполнитель, о котором меня предупредили. Тем интереснее. Правая рука змеёй скользнула от бинокля к поясу, пальцы ухватили дугу метательного ножа. Снайпер молниеносно развернулся, смазав глухой шорох выстрела. И поймал лезвие под правую ключицу. Дремавшие голуби в панике сорвались в небо, дёрнув от пугающего шевеления, до которого буквально крылом подать. До чего же эти «профи» предсказуемы. Довольная улыбка скользнула по моим губам. Стрелок дёрнулся, как от разряда тока, всхлипнул и растянулся на гудроне парализованной тряпкой. Ничего мгновенно смертельного я задеть ножом не мог – метать ножи моя страсть, так что ещё полчаса он поживёт, пусть и «тушкой». Так, всего лишь некий нервный узел поразил – вот и готов подопытный к непродолжительной беседе.

Я вернулся к наблюдению. И застал последний акт сегодняшнего действия. Мои объекты вывалились на улицу. Санитар бегом кинулся к белой машине, а парень просто рухнул на площадке. Ясен пень, откуда у него могут быть силы? Прошло всего-то меньше недели, как он вышел из коматоза. Взвизгнули покрышки, авто очутилось возле подъезда, парня запихали в салон. И «королла» испарилась со двора. Пусть их, найти не сложно. Вот уж на тачку-то маячок поставить не стало проблемой. Итак, диспозиция какая? Я на крыше соседнего дома с полутрупиком под боком, объекты пока ушли от опасности, парень в чёрном зашёл к ним в квартиру и не вышел. Значит, что? Да замечательно всё, просто великолепно!

Я поднялся на ноги и подошёл к снайперу. «Гасить» его сразу даже мысли не было. Присел рядом с ним на корточки и осмотрел. В лице стрелка явно прослеживались черты прибалта. Надменность и лёд, иначе не скажешь. Его мутные от боли серые глаза смотрели на меня, не моргая. Я спросил, чувствуя, что капли усилившегося дождя протоптали, наконец, дорожку под мою куртку:

– Кто послал?

Прибалт ничего не ответил, лишь губы едва заметно поджались. Я тронул пальцами левой руки дуговую рукоять ножа, торчащую над грудью. Сжал и чуть-чуть повернул. Глаза снайпера расширились, зубы стукнули и заскрежетали, в уголке губ проступила пена. Но по-прежнему ни звука! А ведь действительно мне «профи» попался, не иначе. Я снова спросил:

– Кто тебя послал?

И вот теперь он почему-то ответил. Я даже не ожидал, думал, придётся ещё пару раз причинить боль. Но, видать, парню хватило и одного раза. Отложив услышанную информацию в дальний уголок памяти, я взял его ладонями за голову и тихо проговорил:

– Ты очень храбрый парень. И поэтому я не оставлю тебя здесь помирать целых полчаса. Храбрость – такая редкая вещь в нашем мире. Спи спокойно.

Глаза прибалта сомкнулись, словно благодаря. На лице не дрогнул ни один мускул. Резкое движение моих рук, сухой выстрел кости. И стрелок обмяк, теперь уже навсегда. Я же выдернул из его тела нож, поднялся с корточек и вернулся на своё место, собрать вещи. Бинокль был дорогой, такими не разбрасываются.

Спуститься с крыши, пересечь двор и подняться до двери нужной мне квартиры в соседнем доме, было делом десяти минут. Я на пару мгновений застыл в полной тишине, прислушиваясь. Раз второго киллера не было на лестничных маршах, то он должен быть внутри. Живой или мёртвый. Если последнее – тем лучше. Если же первое, то боксёр идиот. И мне надо будет добить исполнителя. Универсальный набор ключей с электронной начинкой вновь не подвёл. Уже третий смог оживить замок и провернуть механизм. Металлическая дверь открылась, и я вошёл в жилище санитара. А поганенькая у него тут планировка. Терпеть не могу студии. Слишком просторно, потеряться можно. Практически посреди зала лежал интересующий меня тип. Спеленали его конкретно, даже профессионально. Ещё бы ремень на штанах затянули – вообще никуда не денется. И, судя по всему, санитар – всё-таки идиот, каких поискать. Дыхание исполнителя я услышал вполне отчётливо. Ну и ладно. Для того я сюда и пришёл – лечить чужой кретинизм.

Я осмотрелся. Взгляд наткнулся на воронёного «тотошку» с глушителем. Хм, совсем как у моего Андрюхи. Тот тоже любит идти на заказ с ТТ-33. Ну вот и всё, хоть часть проблем на сегодня решим. И вперёд, за парочкой. Я потянулся до хруста во всём теле. Лёжка на крыше даром не прошла – кое-где тело застыло и теперь требовало разминки. Я подобрал пистолет и посмотрел на затвор. Однако! Патрон в стволе! И не выстрелил при падении. Значит, парень неплохо дружит с оружейной механикой, ухаживает за своими стволами. Совсем как Андрей. Я подошёл к исполнителю и с кривой усмешкой поводил стволом «тотошки», выбирая место на теле, куда вогнать первую пулю. Не люблю киллеров. Хм, какие симпатичные на парне трусы – бледненькие, с ягодками. Да ещё и родимое пятно на внутренней стороне бедра, совсем рядом с…

Словно ушат холодной ледяной крошки опрокинули на голову и плечи. Нет! Этого не может быть! Только не он! Почти не чувствуя ног от того, что чуть не натворил беды, я опустился на пол рядом с напрягшимся парнем. Исполнитель открыл глаза и уставился на меня большими глазами. Я судорожно вздохнул, сдёрнул с головы вязаную маску и бережно прикоснулся пальцами к щеке самого дорогого мне в этом мире человека, которого не видел уже чёрт знает сколько лет. Исполнитель побледнел, как сметана при виде кота. По сухим губам раскрывшегося в изумлении рта быстро пробежал кончик языка. И он выдохнул:

– Федька?

Словно тёплый ветерок пробежался по пеплу на моём сердце. Я лишь кивнул в ответ. Русоволосый крепыш зло прищурился, сел и задумчиво так спросил:

– А ты не должен быть в коме, вампир?

Последний горящий мост рухнул где-то в другой вселенной. Больше никаких тайн не будет. Или мне придётся его убить, или… Мои губы впились в его, сминая гневное сопротивление. Горячее дыхание смешалось с моим. И мы сновь стали единым целым, как восемнадцать лет назад. До того страшного дня.

========== Глава 12. Не всё то слово, что звучит. (Тимур) ==========

С сегодняшнего дня я выкладываю главы сразу, как написал. То есть – ошибки неизбежны) Плотно бетить не охота. И как-то всё понеслось само. В этой главе НЦа не была запланирована. Но, блин…

“Психушка, по палате со свихнувшимися математиками бегает мужик и орет:

“Ща всех продифференцирую!!!”. Все, значит, от него шарахаются, а один сидит так спокойно и ноль внимания. Hу, буйный к нему подбегает и орет опять:

– Ща тебя продифференцирую!!!

– А мне пофигу…

– А я тебя два раза продифференцирую!

– А мне пофигу…

–???

– А я «е» в степени «икс»”. (анекдот)

Вот уж напасть! Мой Кешка – просто кладезь странных проблем. Мы сидели на кухне у Баринцева, куда смотались из моей квартиры, и слушали пространные объяснения главврача городской «дурки». Что-то про психосоматику, детские травматические впечатления и прочую лабуду. Я же просто смотрел на совершенно осунувшегося беса, вяло пытавшегося хлебать зелёный чай. И бесконечно переживал. Этому мальчишке приходится очень не сладко. А я только и могу, что подначивать да лапать, словно нет никаких проблем. Анатольевич заметил мой взгляд, замолчал и тронул за плечо. Я вскинул брови, безмолвно спрашивая. Егор встал и сказал, обращаясь к парню:

– Ты пока пей чай, а мы с Тимуром поговорим в зале.

Кешка равнодушно кивнул, продолжая смотреть куда-то в пространство. Егор же неожиданно больно схватил меня за руку и выволок из кухни. Протащил по коридору и втолкнул в зал. Последовавший ощутимый хлопок ладонью по лбу ввёл меня в прострацию. Я уставился на седого врача, моргая и пытаясь хоть что-то сказать. Взгляд бешеных глаз Баринцева буквально втоптал все слова в глотку. Егор прошипел:

– Ты что творишь, придурок?

– Отстань! – я отжал врача от себя и скрестил руки на груди, хмуро вперившись взглядом в его переносицу. – Я ничего не могу с собой поделать. Не могу не смотреть… Конечно, ему сейчас не до меня, не до всех этих любовей-шморковей… Но это выше моих сил.

Баринцев ошалело тряхнул головой. Пальцы его правой руки впились мне в волосы, а губы почти соприкоснулись с моими. Он тихо сказал:

– Идиот! Ему ведь именно это и надо сейчас. Ему плохо, одиноко. Родители хрен знает где, сам он хрен знает где, хрен знает с кем. И единственный человек, которого он считает близким сейчас, лишь сидит в сторонке и моргает. Хочешь, чтобы он совсем в себя провалился? Эта немота – не просто так на него свалилась. Слишком много всего произошло. И весь мой опыт подсказывает, что кроется в парне что-то с детства.

Я непонимающе уставился Егору в глаза. А он продолжил:

– Такая немота возникает обычно на почве травмированной детской психики, понимаешь? Придурок! Ты ему нужен! Здесь и сейчас. Иди и залапай его до умопомрачения! Чтобы забыл обо всём на свете!

Выпалив всё это, Анатольевич потащил меня обратно на кухню, там буквально швырнул на табурет, растрепал волосы на голове опешившего Кешки и сказал:

– Всё, я на дежурство! Хозяйничайте, дети мои .

И сбежал с кухни, через пару минут хлопнула входная дверь. Какое дежурство? Я дёрнулся в слабой попытке догнать, но тут же расслабился. Какого чёрта! Я ведь уже признался себе, что люблю этого пацана. Люблю до судорог в животе. Другое дело, как он всё это воспринимает. И без того чёрт ногу сломит, что у него в голове происходит. Этот белый нож возле дивана до сих пор будоражит сознание. Пусть Кешка думает, что успел его спрятать. Но я-то видел. И это видение – бледное лезвие на тёмном ковре в ночной квартире, – наполняло сердце болью. Острой и жалящей болью за мальчишку, в жизни которого случилось что-то страшное, и не один раз, судя по всему. Я вскочил, роняя табурет, схватил парня под руки, вздёргивая на ноги, и крепко прижал к себе. Секунды тишины, последовавшие за этим, слились в моём сознании с деревянным телом парня. А в душе распахнулось что-то настолько родное, обволакивающее, такое, чего я никогда в жизни не ощущал. И это нельзя было выразить словами. В голове билось понимание того, что больше всего на свете этому девятнадцатилетнему пацану сейчас нужно ощущение контроля, ощущение того, что он хоть как-то управляет своей жизнью и происходящим вокруг. Не глядя, что и как, я просто смахнул со стола на пол все чашки, блюдце с печеньем и сахарницу. Кешка резко отмер под грохот и звон и судорожно ухватился за меня руками. Он, словно проснувшись, крутанул головой, озираясь, и уставился мне в глаза. Я уселся на стол, притянул его к себе, обхватил ногами и уткнулся носом в нос. Его взгляд горел, расплёскивая оранжевую похоть, скрытую пеплом страха. Даже какого-то ужаса от того, что его сейчас опять сгребут, потащат безвольной куклой по волнам происходящего, не давая ни единого шанса противостоять, отдавая тому, что его безмерно пугало. И я прошептал:

– Поцелуй меня.

Кешкины глаза распахнулись ещё больше, хотя куда уже? А потом в них родилось понимание, всё ещё присыпанное страхом обмануться. Его губы, такие упрямые и безумно вкусные, прикоснулись к моим, пустив по коже всего тела армию муравьёв. Мне же было очень странно. Давно я не позволял себе быть ведомым. Настолько давно, что и я, и Егор уже и думать забыли о моей мрачной юности и его хамской наглости. А теперь я снова вспоминал, каково это – больше брать, чем давать. И чёрт их всех томатом по башке закидай! Я забыл, насколько это ПО-ДРУГОМУ.

Кешкины пальцы почти больно зарылись в мои волосы, вырвав стон прямо ему в губы. Его кожа под моими ладонями мелко-мелко встопорщилась мурашками. А потом язык властно проник в мой рот, заглушив новый стон. Наглец второй рукой проник под мою футболку и с силой обхватил за поясницу, прижимаясь ещё ближе. Отцепившись от его шеи, я дрожащими пальцами нашарил в заднем кармане джинсов квадратик из фольги, хрен знает сколько недель ждавший своего часа. Вытащив, бросил на стол рядом с собой. Бес, похоже, увидел, что я делаю, и немного сжался, теряясь в происходящем. Я оторвался от него, уткнулся лицом в ключицу и прошептал:

– Всё в твоих руках, бес. Люблю тебя.

Он вздрогнул и по-хозяйски сильно обнял. Похоже, объяснения не будут нужны. И мы снова поцеловались, глубоко, тяжко и исступлённо. Мир вокруг стал терять свои очертания. Я почувствовал каждую жилку в теле. Ощутил, как дрожащий огонь пополз по внутренностям, подкрадываясь к сердцу. Какой же он нежный мальчишка, ранимый и растерянный. Кешка нервно потянул мою футболку вверх, пытаясь стянуть. Я поднял руки, отдаваясь тому, что он делал. Синяя тряпка полетела куда-то на пол, а парень принялся лихорадочно осыпать моё лицо короткими клюющими прикосновениями горячих губ. Я даже растерялся немного, но тут же прогнал от себя попытку осмыслить происходящее. И порыв как-то научить, помочь. Нет, пусть сам, только сам. Здесь и сейчас. Потом, когда-нибудь, я покажу тебе, бес, как можно…