Текст книги "Пепел на сердце (СИ)"

Автор книги: Игорь Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Кешка встретил меня затравленным взглядом. Трупа в палате уже не было. Успели отправить в городской морг? Ну и чёрт с ним. Обидно только, крокодила Гену теперь некому прикрывать от конкурентов. Чёрт, в глазах как-то поплыло. Не будет больше Максим Иванович гонять рептилий по стенам и делиться планами на «после выписки». На душе стало тоскливо. Тряхнув головой, я взял себя в руки и сказал, глядя на беса:

– Мы переезжаем в другую палату, пацан. Двухместный номер со всеми удобствами в виде меня и полицейской охраны.

Щуплый Кешка показался мне деревянной статуей, когда пересаживал его на соседнюю кровать. Он был чудовищно напряжён, и это мне не понравилось. Скатав матрац вместе с постельными принадлежностями, я взвалил «рулон» на плечо и ещё раз глянул на парня:

– Сейчас вернусь и пойдём. Не скучай, бес. А то хвост отсохнет.

Иннокентий вскинулся, гневно раздув ноздри, но промолчал. Я же потащил ношу в «двадцать вторую». Потом вернулся, бесцеремонно отобрал у Кешки покрывало и поставил парня на ноги со словами:

– Ходить тебе теперь надо всегда. Так что давай, ножками, ножками, убогий мой.

– Достал, – процедил парень и неуклюже поковылял к выходу из палаты. Через пару шагов его повело, и Кешке ничего не оставалось, как опять вцепиться в разнесчастного меня. Правда, судя по тому, как во мне тут же проснулся внутренний жар, от его «хваталок» я становился вовсе даже не разнесчастным. Скорее, наоборот. Я тут же подхватил моего хилого красавца, и мы пошли на новое место жительства. В новой палате, где я уже успел раскидать его постель на одной из кроватей, той, что подальше от двери, оставалось только приземлить на скриплую койку парня и спросить:

– Что случилось, Кеша?

Семибратов немного отмер, испуганно посмотрел на меня и вжался спиной в стену. Я присел на корточки, взял его холодные ладони в свои и тихо повторил вопрос. Кешка побледнел ещё больше, вырвал руки и отвернулся. Но тут же пробормотал в никуда:

– Всё нормально.

– Ты уверен? – я встал и упёрся ладонями в стену, оцепив кешкины плечи.

Он затравленно уставился на меня и очень неуверенно кивнул, после чего громко сглотнул и сказал:

– Всё в порядке, Тимур.

– А по-моему, нет, солнце, – прошептал я уже ему в левое ухо, которое тут же зарделось. – Ты просто что-то от меня скрываешь. Но ты ведь расскажешь мне, пусть и не сейчас?

Семибратов стремительно упёрся руками мне в грудь и, что было сил, толкнул. Я такого отпора не ожидал, поэтому буквально отлетел на метр. Но спортивные навыки не дали позорно приземлиться на пятую точку. А Кешка злобно прохрипел:

– Не приближайся ко мне…

Он явно хотел что-то добавить, но заметным усилием воли удержался. Да что такое происходит? Обязательно докопаюсь, но, блин, не сейчас. Надо ещё кучу дел сделать. Я резко развернулся, гася в себе лёгкую детскую обиду. Делаешь тут для него, стараешься… Ну точно, дитё малое. Я усмехнулся давно забытым чувствам. Всё-таки Кешкина близость действует на меня не лучшим образом. Так и нытиком могу стать. А вот хрен тебе, бес ты мой бледнолицый. Ничего, мы ещё поговорим о том, что происходит. Какая муха посмела укусить моего «спящего красавца»? Поймаю, крылья обломаю. А пока… В этот момент в палату заглянул Егоров, окинул взглядом помещение, кивнул каким-то своим комитетским мыслям и сказал:

– Ильиченко уже здесь.

Степан Валерьевич исчез из двери, пропуская к нам невысокого парня лет двадцати пяти, одетого в серые джинсы, цветастую рубаху а-ля «китайские гавайи» и красные кроссовки. На голове его искрился русый ёжик модельной причёски. Хитрые серо-зелёные глаза так же оценили обстановку, и чуть вытянутое лицо расплылось в довольной гримасе. Помощник следователя пристально осмотрел Семибратова и сказал:

– Очень, я бы сказал, приятно, но не в такой ситуации. Я Пётр. Вы, я так понимаю, Иннокентий Семибратов?

– Да, это я, – растерянно промямлил бес, чуть порозовел и мгновенно укутался в простыню. Я одобрительно хмыкнул, вызвав ещё один настороженно-сердитый кешкин взгляд в свой адрес. Ильиченко тут же уставился на меня и сказал:

– А вы Гиляров Тимур Олегович? Насколько я понимаю, мне и вас пасти надо?

– Вроде того, я в палате присмотрю за Кешкой, а уж вы за нами обоими приглядите, – усмехнулся я в ответ.

– Я смотрю, вы человек подготовленный, – скептически хмыкнул Пётр, – Ладно, будем работать. Мне тут уже притащили нечто стулоподобное.

Ильиченко тоже покинул палату. Я же хмуро посмотрел на Кешку, шагнул к нему и проговорил, глядя в широко распахнутые глаза:

– Если я тебя чем-то обидел, прости, бес.

– Не называй меня так! – взорвался криком парень, распластался на кровати лицом к стене и накрылся простынёй с головой.

И всё-таки надо будет разобраться, чего это с ним. Что вообще происходит? Тяжёлый вздох непроизвольно вырвался из груди. Делать нечего, надо идти. Я вышел в коридор, где переглянулся с Ильиченко, уютно вжившегося в обшарпанное кресло, притащенное из кладовки Толиком. Рядом на табуретке валялась газета. Мы синхронно пожали плечами, и я уже через пару минут был на улице. Свинцовое небо мелко моросило, поливая клумбы больничной территории и битые жизнью асфальтовые дорожки. Правая рука нашарила в кармане халата сотовый. В адресной книге у меня полный бардак. Но память услужливо подсказала, с какой буквы начать поиск. Давно я этот номер не набирал. Как-то всё повода не было. Три гудка в трубке и знакомый голос буднично, словно не было трёх лет холодного разрыва, прозвучал в телефоне:

– Привет, Шерхан. Давно не общались. Решил вспомнить старого друга?

– Да, Ли Хон, это я. Дело есть.

– Говори.

– Нужна твоя помощь.

– Во что ты снова влип, Шерхан?

– Не телефонный разговор.

– Хорошо, я предупрежу бойцов. Ты знаешь, куда идти. В любое время.

Короткие гудки словно срезонировали с биением моего сердца. Господи, до сих пор его боюсь… Но ради Кешки я теперь готов на что угодно. Даже на то, чтобы реанимировать старую боль.

Через пару-тройку часов ещё выложу.

========== Глава 7.Сивая кобыла и её бред. (Иннокентий) ==========

“На приеме у психиатра:

–Когда у вас впервые появилась мысль, что вы – самолет ЯК-40?

–Еще когда я был в чертежах ОКБ Яковлева”.(анекдот)

Что-то во мне умерло этим утром. Очень уж всё крепко сложилось в голове. Да и до сих пор звоночек дребезжит. Этот парень действовал на меня почти магически. То мне хотелось крепко обнять его и прижаться всем телом, чтобы снова почувствовать эти странные мурашки. То рвались наружу слова, где-то обидные, где-то даже злые. Но ведь этому гаду хоть бы что! Как слону дробинка. Опять улыбнётся и назовёт «бесом». А иногда пальцы сжимались в кулаки, и сложно было удержаться от того, чтобы не врезать Тимуру что есть сил. Я лежал на кровати в новой палате и думал, думал, думал. Одновременно хотелось плакать и бить. Колотить по этому наглому лицу. Прям, весь такой хороший. Убийца. Ну почему мне так «везёт», а? Снова захотелось почувствовать тёплое тело за спиной, крепкие руки на плечах, шёпот в шею… Блядь! Неужели всё-таки он? Больше ведь некому. Не может быть, чтобы это был он. Но я же своими глазами видел ночью силуэт в халате. Только у Тимура и Анатолия есть доступ в палаты. А по габаритам ночной гость на Толика не тянул вообще никак. Я съёжился, подтянув коленки под самый подбородок. Днём всё было вроде бы нормально. Ну, если не принимать во внимание труп с утра. Дядьку, спавшего на моём месте, кто-то банально зарезал. И ведь ни звука же не раздалось! Как так может быть?

Больше не дам ему к себе прикасаться. Сегодня уже получилось. Я откровенно отшивал Гилярова весь день, внутренне содрогаясь от мысли, что эти руки тронут меня. Но, господи, мне этого хотелось. До чёртиков в глазах. А ведь ещё два года назад шлялся по улицам, шкулял бабло у малолеток, а там и пивко с водярой. И мы с приятелями всегда обсуждали, как это круто – быть таким спортивным, сильным, способным убить, постоять за «понятия». Какой отстой… Я даже застонал сквозь зубы. Не хочу больше, не надо. Помню серёгины глаза. Он так на меня смотрел… К жабьей матери всё это! Да что ж всё так сложно?

Дверь палаты скрипнула. Хоть и отбой уже давно был, а Гиляров всё носился по этажу, улаживая какие-то проблемы пациентов. С каким довольным видом он сказал мне, когда принёс ужин:

– Мы с тобой вдвоём в палате будем ночевать. Только я приду поздно. Дела, сам понимаешь.

И что я должен был сделать? Покраснеть и мило похлопать глазками? Обрадоваться и завилять задницей? Ах, мечты сбываются? Трахнутый Газпром с его сбычей мечт! Мне же чуть плохо не стало от мысли, что буду с этим… Вдвоём, в одной палате. Разбежавшись, долбануться в столб! Если попробует снова распустить руки и что-то промямлить в ухо, точно двину по яйцам. Чтоб знал своё место.

Половицы заскрипели, показывая траекторию движения Тимура по комнате. Только бы не подошёл, только бы не подошёл… Проскрежетала кровать. И меня охватило дикое облегчение. Не подошёл. Но уже через минуту я почувствовал себя неуютно. Почему не подошёл? Он же столько раз это делал. И постоянно говорил, что положил на меня… э-э-э-э, глаз, скажем так. Что, уже всё? Любовь прошла, завяли помидоры? Я прислушался к своим ощущениям. Мамочка моя, я же веду себя как девчонка в период течки. Ипа-а-ать… Точно, именно что! Накатило странное чувство. Я понял, что готов сам прийти к нему, лечь рядом и откровенно распустить руки. Трогать смугловатую кожу, под которой спрятаны такие крепкие мышцы. Прикоснуться, наконец, к этому спортивному животу, который так явственно чувствовался каждый раз, когда он помогал мне передвигаться на всё ещё непослушных ногах. Интересно, а какие у него губы? На вид твёрдые, всегда поджатые. А на ощупь? Блядь, о чём я думаю? Совсем уже крыша едет…Он же убийца.

Опять какие-то шорохи. Вот не буду смотреть, и не надейся. Так, одним глазом. Я медленно развернулся, старательно прикидываясь ветошью под простынёй. Ой, лучше бы этого не делал. Тимур стоял в лунном свете, падающем из окна, и потягивался. Да ещё с голым торсом, да ещё и вполоборота… Я попал. Какое тело! Широкие тренированные плечи, рельефная грудь, в меру накачанный пресс, не поражающий кубиками, но такой… Такой… Ёптить! Я мужественно закрыл глаза. На целую секунду. И снова открыл. И ведь ни грамма шерсти на этом теле. Ну ни волоска. Какой, к чёрту, кавказец? Или бреется? Если последнее, то ему памятник надо ставить. В полный рост. И тут мои мысли пискнули и попрятались. Этот гад начал снимать джинсы. Меня бросило в жар, потом в холод. В животе плеснуло теплом, тягучим камнем рухнувшим куда-то ниже. Ну, почему он не в семейниках?! Он издевается! В этих тёмных боксёрах всё же отлично видно, ну или вообразимо. А у меня же не бедная фантазия. Тимур, словно специально, медленно избавился от штанов. И ещё раз потянулся. Он что, знает, что я на него смотрю?! Ой, блядь… И я с тихим стоном зарыл лицо в подушку, пытаясь совладать с мелкой дрожью, охватившей всё тело. И самое главное – мои ёрзанья безапелляционно показали мне, что орган ниже пояса едва не дымится. Осознав происходящее, я облизал пересохшие губы. Хотел? Получи! У тебя стоит на мужика, парень. Да ещё как стоит. Ни с одной девкой такого не было. Дыхание сбилось во что-то рваное и неравномерное. Снова скрипнула панцирная сетка соседней кровати. Похоже, Гиляров забрался в постель. И можно немного расслабиться. Напряжение постепенно начало отступать, но я так и не рискнул ещё раз посмотреть на Тимура. И так всё на грани. Ещё опозорюсь, стыда потом не оберёшься. Бельё же менять надо будет. А кто этим займётся? Правильно, Тимур, моя штатная сиделка и стебалка. А по совместительству – убивец. При одной мысли об этом весь жар куда-то сгинул. Даже мороз по коже продрал. И тут Тимур подал голос:

– Чего вошкаешься? Давно спать пора.

Ну всё, толстый сибирский пушной зверь таки высунулся из-под кровати. Он точно знал, что я не сплю. Вот же извращенец. «Кто бы говорил», – тут же подал голос внутренний бес. Я даже дыхание затаил, надеясь, что всё-таки удастся сделать вид спящего. А я чё, я ничё, другие вон чё, и то ничё, а я, как чё, так сразу вон чё…

– Харэ притворяться, бес, – снова подал голос Тимур. – А то я не знаю, как ты за мной подглядывал. Нравлюсь?

– Придурок, – не смог не ответить я.

– Я рад, что тебе понравилось, – в голосе Гилярова забулькал смех, но потом он стал серьёзным:

– Следак сказал что-то про твои семейные тайны. Ты знаешь, о чём он? Типа покушение было ожидаемое. И ещё будут, наверное. Потому и охрану поставил.

И о чём это он? Я недоумённо приподнялся на локтях и уставился на санитара. Тот лежал лицом ко мне, подперев голову рукой. И как-то странно смотрел. Словно чертил на моей тушке мясницкую разметку. Я поёжился и пробормотал:

– Не знаю, о чём ты.

– Просто всё очень странно. Только ты вышел из своего коматоза, как тут же тебя попытались зарезать. Жаль, конечно, крокодильщика, классный был дядька. Но пришли-то за тобой. Там должен был спать ты.

От этих слов мороз прошёл по коже. А ведь верно. И копы на это намекали, когда допрашивали. А следователь потом вообще задавал странные вопросы про родителей. Типа, что было необычного, то да сё. Словно я эти полтора года не в нирване был, а жил нормальной жизнью уличного шпанюка. Я счёл нужным ответить:

– В провидцы не записывался. Откуда мне знать, что там да как изменилось за это время. Раньше ничего такого не было и в помине. Папа – предприниматель, у него пара хозяйственных лавочек. А мама – в соцзащите заместитель директора филиала. Вечно у них времени на меня не было. Уйди, не мешай, займись своими делами и всё такое. А сейчас прям танцы вокруг меня. Словно я новогодняя ёлка, а они на утреннике. Ещё, небось, подарка от меня ждут. Благодарностей.

– Ну ты и бука, бес. А своей головой подумать? – в голосе Тимура мелькнуло что-то, вызвавшее оторопь, – Вот все вы такие, пацаны, да и девки. Только требовать можете, а чтобы самим что-то сделать, помочь родителям, которые вкалывают на ваши шмотки, крутые телефоны и прочую лабуду… Так хрен дождёшься. А потом ещё и в обиды впадаете. Ах, не дали, ах, не поняли, ах, обидели. А за что вам всё это давать? За красивые глаза и постоянный вынос мозга?

– О, понеслась, – огрызнулся я, понимая, что Гиляров по сути прав.

– Да нет, скорее тормознулась, – вздохнул Тимур, – Чего-то меня понесло не в ту степь. Учить тебя – только портить, красавец мой «спящий». И вот за что я в тебя такой влюблённый?

У меня перехватило дыхание. Что он сказал? Да ну на хрен… Шутка, конечно же, шутка. Я облегчённо выдохнул, а потом ответил:

– Не твой! Не был и не буду.

– Мечтай, мечтай, – хохотнул Тимур, – Куда ты денешься? А то я не знаю, как ты замираешь от моих касаний.

И тут меня закусило. Чего он себе навоображал? Аж в груди потяжелело. Я подорвался с кровати и в ярости прошипел:

– А если нет, то что? Прирежешь меня, как Макса?

Гиляров вскочил с кровати, в два шага оказался возле меня, и его пальцы капканами сдавили мои плечи. Он прорычал, вбивая в меня тяжёлый взгляд:

– Что ты сказал?

И, хотя в груди у меня мгновенно возник ледяной ёж страха, губы сами выдали новую фразу, вгоняя гвоздь в крышку моего гроба:

– Что слышал! Я всё видел! Это ты заходил в палату ночью!

– Ты что несёшь? – из глаз Гилярова исчез холод, но взамен ничего не появилось. И это напугало меня ещё больше. Санитар бесстрастно спросил:

– Копам рассказал, что видел?

– Нет! – прошипел я и дёрнулся, чувствуя, что руки сейчас буквально отвалятся, – Отпусти, больно!

Тимур разжал пальцы, вернулся к своей кровати и ровным таким голосом, словно читал заученный текст, сказал:

– Зря не рассказал.

– И что? – меня несло в большие проблемы, но удержаться никак не мог, слова сами рвались наружу. – Такого доброго и хорошего сдать? Лапочку милого с ножиком в злые лапы полиции отправить?

– Да хотя бы и так, – ответил Тимур и уселся на кровать. Голос у него был ровный-ровный, словно отглаженная скатерть в доме умалишённой хозяйки. Гиляров тяжело повёл плечами и сказал:

– Как заговорил. Обвиняешь, весь такой правильный. С чего ты взял, что это был я? Лицо видел? Или свечку держал? А может, помогал? Ты же у нас специалист по истязаниям. Знаешь, что, кому и как сделать. Талант.

Меня словно ошпарило. Это был удар под дых. Стало невыносимо горько во рту. Где-то в голове появился звон, даже скорее – писк, похожий на комариный.

Мы с Ромиком нашли какую-то старую верёвку и крепко обмотали Белову ноги и руки. Причём локти Облом посоветовал свести за спиной – для надёжности. Гомосек застонал и что-то пробормотал разбитыми губами. А потом в полный голос добавил:

– Суки! Тронете Митьку, вам не жить!

Облом заржал от удовольствия, потом сказал:

– Это мы ещё посмотрим, кому тут не жить, пидарочек. Это мы ещё посмотрим.

Он закурил последнюю сигарету из пачки, смял картонную коробочку и швырнул в ведро у дверей гаража:

– Это мы ещё посмотрим. Надо бы тебе рот залепить, чтобы не орал. Куцый, скотч есть?

Ромик с готовностью извлёк из ящика обшарпанного верстака бобину прозрачной ленты. Облом деловито оторвал кусок широкого липкого скотча и присел возле Белова. Тот волком зыркнул из-под бровей. И Димка с воплем отлетел почти на два метра – Серый впечатал ему связанными ногами прямо в лицо. Облом взревел:

– Убью, паскуда!

Но Куцый схватил Облома руками в замок, заорав:

– Стой, блядь! Не сейчас и не здесь! Нахуй мне тут решать кого-то! Совсем охуел?!

Я же взял в руку кусок арматуры, стоявшей в углу гаража, подошёл к Белову и сказал:

– Ещё раз дёрнешься, и я тебе эту хрень в жопу вставлю. Так, что из глотки вылезет. Понял?

Не надо… Только не снова… Судорогой скрутило всё тело. Меня затрясло. Какие-то бессвязные слова ринулись с губ в ночь. Какая же я мразь… Прости, Серенький. Господи, простите меня. Больше никогда. Как хочется спать. Но эта проклятая тряска… Можно, я посплю? Ну, пожалуйста. Не надо меня так швырять из стороны в сторону. Тимур? А ему опять чего надо? Ещё не всё сказал? Какой ты всё-таки гад… Милый монстр. Что у тебя с глазами? И зачем так трясти? Что ты сказал?

– Кешка, не надо! Прости меня! Мальчик мой, прости мой дурной язык!

За что ты просишь прощения? Ведь всё правда… Я тварь, каких поискать. Не трогай меня, испачкаешься. Конечно, ты не мог сделать что-то плохое. А я мог, и сделал. Не трогай меня.

В голове словно повернули выключатель. Отпустило так же внезапно, как и навалилось. А Тимур продолжал держать меня, крепко прижав к себе, и раскачивался. Это было до безобразия уютно. И правильно. Но я не достоин тебя, Гиляров. Ещё минуточку, и всё. Да, всего пару секунд. Раз, два, три. Я вырвался из его рук и прошептал, глядя в темноту палаты:

– Не трогай меня.

Тимур каменно отшатнулся, словно тараном сдвинули. Правильно, не пачкайся, санитар.

– Такую тварь, как я, нельзя жалеть.

Гиляров словно опомнился, сгрёб меня к себе и зашептал на ухо горячим ветром:

– Не смей так говорить. Ещё раз услышу, побью на хрен!

Огромное стадо разнокалиберных мурашек побежало по телу, внутри всё стало мягким как пух и невесомо-тёплым. Тимур пошевелился и разжал руки. Похоже, собрался к себе в постель. И я судорожно вывернулся, чтобы вцепиться руками в него, такого своего и такого, как оказалось, ранимого. Проник руками под мышками, сцепил пальцы на спине и буквально прилип к обнажённой груди. Плевать, что сам в одних трусах, на всё плевать. Не отпущу никуда. Я без него не смогу проснуться. Понимание этого само сорвало с языка нужные слова:

– Не уходи. Не бросай.

– Тише, мой хороший. Не уйду. Ты мой бес, – в его голосе даже какая-то растерянность. – Я не отдам тебя никаким кошмарам, малыш. Давай-ка спать ложиться. Всё будет хорошо.

Мы рухнули на постель. Выпустить его из кольца рук было выше моих сил. Я лежал практически на нём и чувствовал тепло. Тимур натянул на нас простыню, и уже под ней его ладони шершаво скользнули по моей спине, вызвав невольный стон. Он осторожно потрепал меня по волосам и прошептал:

– Я здесь, ничего не бойся. Всё будет хорошо. Вот увидишь.

Так я и уснул, лёжа щекой на его груди, под размеренное дыхание и стук сердца, разгоняющий даже самые сильные страхи. Вот только какого чёрта одна из его рук успела перекочевать на мою задницу? Вот же гад извращенский. Ну и ладно. Тебе можно. Здесь и сейчас – тебе можно всё.

========== Глава 8.Весенние визиты. (Тимур) ==========

“Ухо, горло, нос… Какой врач? Это места, куда я буду бить”. (автор неизвестен)

Допровоцировался, ёшкин помидор… Так хотелось узнать, чего это Кешка начал ругаться и шарахаться, что получил по полной программе. У парня опять был приступ. Я вздохнул, переживая остатки злости на самого себя. Хорошо хоть в этот раз новых царапин на лице не появилось. Надеюсь, та была разовым явлением.

На ринге снова рухнуло тело. Мощный мужик под два метра ростом, затянутый в кожу, просто забавлялся с китайчонком, рискнувшим встать с ним в пару. Но, похоже, этот азиат сделан из резины. Вот, опять встал, всё нипочём. Тоже тактика – измотать вусмерть. Я оторвал взгляд от действа на ринге закрытого спортклуба «Гладиатор» и глянул на большие часы, висевшие над входом в VIP – зону. Ли Хон опаздывал. Хотя, чего я кипешую? Мы же о времени не договаривались. Секретутка на входе пообещала позвонить шефу, едва завидела меня на горизонте. Помнят меня тут. Ещё бы – столько бабок наварили на моих боях. Но уже три года я носа сюда не совал. Знал, что целее буду. В последний раз Ли так меня отделал, что пришлось два месяца отлёживаться. Чемпион, одно слово. Он меня, конечно, навещал, но из чувства самосохранения пришлось расставить все точки над «ё». Я очень ему был благодарен за то, что он всё понял и не стал устраивать сцен. Но, чёрт, владелец клуба был бесподобен, как на ринге, так и в постели. И расставаться с ним было больно, но необходимо. Спать с человеком, который внушает страх, я не мог. Только прикоснёшься, а в глазах – свет софитов, пот напополам с кровью и кулак, перемотанный специальной лентой. Ожидание, что он вот-вот в тебя врежется, выбивая остатки сознания, в тот момент оказалось сильнее. Ли Хон говорил, что любит… И избил на ринге до полусмерти. Надменный козёл. Где осталась та любовь? В пятнах крови на цветном покрытии ринга? В хрусте костей?

Я поморщился, отгоняя дурноту. Вот уж любовь – всем любовям разлюбовь. И вот теперь я снова стою возле знакомого квадрата, огороженного канатами. Жду Ли, а в ушах снова звенит гонг, что-то кричат обезумевшие люди с глазами навыкате. Оттягиваются, болезные. Дают выход животным страстям. Их хлебом не корми, дай поглазеть на кровь. Хорошо хоть, сейчас тренировка. Потому и китайчонок скачет ванькой-встанькой, и здоровяк так добродушен, что чем-то похож на плюшевого мишку, хоть и стриженного под ноль. Всё утро ко мне подкатывали старые знакомцы и новые нахалы, мечтающие познакомиться. А я нервничал всё больше и больше. Оставить Кешку одного так надолго не рассчитывал. Но куда деваться? Ли Хон – единственный из моих старых связей, кто способен реально помочь в сложившейся ситуации. Не делом, так советом.

– Ты всё-таки пришёл, свет моих очей! – раздался за спиной знакомый бархатный голос. Я развернулся и увидел перед собой азиата чуть ниже меня ростом, худого и, блин, да, красивого. Всё такой же. Разве что на правой щеке добавилась маленькая татуировка в виде красной акулы, кусающей себя за хвост. Это могло означать только одно – в системе «охранителей» Хон поднялся ещё выше. Да уж, новая китайская мафия, ставшей костью в горле у Триады, процветает. И Ли в ней теперь не последний человек. Акула всего лишь означала, что в ведении Ли Хона теперь несколько клубов нелегальных боёв в нескольких странах (не меньше трёх). Я не удержался от реплики:

– Смотрю, растёшь, лохматый.

Китаец улыбнулся и провёл правой ладонью по своей коротко-стриженой голове. Чёрный ёжик смешно растопорщился. Ли покивал каким-то своим мыслям, после чего сказал:

– Не без этого, Шерхан. Я так понимаю, разговор серьёзный будет. Иди за мной.

Он развернулся и буквально поплыл в сторону двери, на которой светилась табло «Не входить!», ни секунды не сомневаясь, что я пойду следом. В своём сером костюме Ли напоминал выпускника школы. Тонкий, ладный, неопределённо молодой, как все азиаты, пока резко не постареют. В его кабинете я пристроился в мягком кресле напротив директорского стола. Хон невозмутимо качнулся на ногах, с пятки на носок, и спросил:

– Тебе коньяк или виски?

– Ты же знаешь, английский самогон не употребляю, – усмехнулся я.

– Ну хоть что-то в жизни не меняется, – довольно проворчал китаец, прошёл до стены из лакированной ели и открыл потайную дверцу бара. Пока он священнодействовал с напитками, я продолжал разглядывать своего бывшего. Всё та же грация змеи, пальцы берут горлышко бутылки в знакомый замок, способный сломать руку или вызвать всплеск огня в постели, когда прикасается к напряжённому мужскому орудию. Я сглотнул, снова ощутив волну тихой паники. Никуда моя фобия не делась, как оказалось.

Вручив мне пузатый бокал с коньяком, Ли расслаблено уселся на край своего стола, пригубил из хрустального стакана янтарный виски и спросил:

– Так и будешь молчать? Или ты сюда не совсем по делу?

Я напрягся, пытаясь взять себя в руки. А китаец усмехнулся:

– Расслабься, Шерхан. Чтобы ты не думал, я не кусаю… друзей.

Горькая улыбка скользнула по моим губам. Старая любовь не ржавеет. Но в нашей паре любил только я один, на самом деле. Единственная всепоглощающая страсть Ли Хона была, есть и будет – его Дело. И его бои, в которых он умеет только побеждать, даже если для этого надо сломать противника буквально, а если надо – то и во всех других смыслах. Я всё-таки вовремя исчез с горизонта его интересов. Ли поджал губы, заметив мои колебания, и сказал:

– Говори.

Ситуацию с Кешкой я обрисовал быстро. Рассказывать, в общем-то, было особо нечего. Выслушав меня, Ли покивал, пристально глянул на меня и спросил:

– Чего именно ты хочешь? Так-то ситуация мне понятна, солнце.

– Пробей по своим каналам, что происходит. И кто за этим стоит, – попросил я и пригубил коньяк.

– А что мне за это будет? – резонно поинтересовался китаец Ли Хон, а по паспорту Евгений Ким, обрусевший кореец.

Этого вопроса я ждал, но предлагать ничего не стал. Только спросил в ответ:

– А чего ты хочешь?

Ли соскочил со стола, с громким стуком поставил стакан и в один миг оказался рядом со мной. Ещё секунда, и он уже сидел у меня на коленях, а его губы соприкоснулись с моими. От его напора и такого знакомого вкуса в голове что-то поплыло. Руки сами притянули Хона ещё ближе. Господи, какой же ты сладкий, Ли… Вспышка софитов в голове и далёкий звон гонга мгновенно отрезвили меня. Хон разочарованно выдохнул мне в рот, отлип и явственно нехотя слез с моих колен. Он грустно улыбнулся:

– Прости, солнце. Я очень сожалею, что тогда всё так получилось. Но ты меня знаешь, Шерхан. Это было выше моих сил. Я должен был победить.

Я бережно взял его правую ладонь в свои и секунду держал, после чего отпустил со словами:

– Не жалей. Никогда ни о чём не жалей. Значит, так было надо. И знаешь…

Ли снова подался ко мне. В его карих глазах загорелся огонёк любопытства, того жгучего, способного затянуть его в любую авантюру, того страстного, за которое я всё ещё испытывал к нему нежность. Самоуверенно осклабившись, я выдал:

– Кажется, я влюбился. Впервые за три года.

– Ух ты! – Хон даже присел передо мной на корточки и заглянул в глаза. – Познакомь меня с тем, кто смог вернуть тебе любование облаками в небе.

– Да вы поэт, батенька, – ответил я привычной дежурной фразой, так смешившей когда-то моего азиата. – Этот мальчишка, Семибратов… Я не просто так прошу твоей помощи. И хочу не просто позаботиться о каком-то пацане. Понимаешь меня?

Ли Хон довольно улыбнулся, а потом сказал:

– Пойми и ты. Я бизнесмен. Помогу тебе в любом случае, Шерхан. Но!

Он назидательно погрозил мне пальцем:

– Если ты сделаешь то, о чём я попрошу, я просто землю буду рыть, но докопаюсь до всего.

– И чего ты хочешь? – сказал я, чувствуя, что повторяюсь.

– Выйди на ринг.

Всё внутри меня закаменело. Чему удивляться и возмущаться? Я знал, что так будет. И знал свой ответ:

– Один раз, Ли. Только один раз.

– Это будет бой моей мечты, – прошептал Хон, снова приблизившись ко мне на расстояние поцелуя. Я с удивлением понял, что Женька Ким, гроза городских улиц, мальчишка, с которым мы не раз дрались в славные школьные годы, несгибаемый и беспощадный, стоит передо мной на коленях. А он вдруг с лёгкой улыбкой снова коснулся своими губами моих, отшатнулся и прошептал:

– Спасибо, Шерханчик. Люблю тебя.

– Сгинь, нечисть! – притворно замахал руками я. Ли проворно вскочил на ноги, победно задрал руки так, что костюм задрался чуть ли не до подмышек, и заголосил как индеец. Отдав дань эмоциям, охватившим его, Ли вновь превратился в степенного бизнесмена. Церемонно добрался до своего кресла за массивным столом и уже ровным голосом сказал:

– Значит, мы договорились. Я направлю своих ребят поработать над твоим вопросом, Шерхан. Первые результаты, думаю, будут уже сегодня вечером. Я позвоню. Когда и где будет бой, я также скажу вечером. А теперь…

«Охранитель», вгонявший в дрожь матёрых урок одним своим присутствием в городе, поднял на меня взгляд, в глубине которого плескалось удовольствие. В этом был весь он. Добьётся, чего хочет, и сияет, как медный пятак. Ли чуть склонил голову:

– А теперь дай мне поработать.

Это послужило сигналом. Я залпом допил коньяк, встал с кресла и бодро вышел из кабинета. Значит, этот вопрос пока решён. Но вот интересно, кого он мне подсунет? Тренировок я не прекращал, хоть и не совался на ринг все эти три года. И Ли об этом прекрасно знает. Ладно, поживём – увидим.

Через полчаса после встречи я был в нашей больничке. Быстро переоделся в кабинете сестры-хозяйки, глянул на часы и помчался на второй этаж. Пора было снова водить Кешку по палате и мучить его упражнениями. Хорошо хоть, парень понимал, что всё это для его же блага. По глазам сколько раз видел, что терпит ради одной цели – однажды дать мне пинка. Ну, это мы ещё посмотрим, кто кому и чего куда даст. Улыбка наползла на лицо. Пинок – это примитивно и пошло. Вот если дать ему понять, что задница годится не только для пинания и ходьбы в туалет… парень так мило краснеет. Я засмеялся в предвкушении очередной перепалки на тему «хочу – отстань». Ильиченко вяло махнул рукой из кресла. Распахнул дверь в палату и вижу Иннокентия. Стоит у окна, словно ждёт кого-то. Я подлетел к нему и вкрадчиво спросил: