Текст книги "Пепел на сердце (СИ)"

Автор книги: Игорь Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Не меня ждёшь, бес?

Он даже не вздрогнул! Лишь повёл плечами в пижамной робе и ответил:

– Уйди, несчастный. Я в печали.

– И что там тебе черти накачали? – в рифму продолжил я. – Пора тебя помучить.

Кешка горестно вздохнул, жалобно посмотрел на меня и молча подошёл к своей кровати. Так же в тишине снял пижамную рубаху, повесил её на спинку кровати и улёгся на живот. Я же снял халат, оставшись в своей старой синей футболке, сгрёб с тумбочки флакон с маслом, теперь уже из своих запасов, и налил тягучей жидкости на левую ладонь. Так, флакон обратно, растёрли смазку, положили руки на тощую спину и надо что-то сказать. Я пошевелил пальцами и процитировал классика:

– Ну, приступаем, помолясь.

Первые пять минут пролетели быстро. Торс парню я намял до красных пятен. Он только ойкал и тихо матерился. Но отбиваться не пробовал, как в первые разы. Уже прогресс. А в моей голове шумел прибой. Прикасаться к этому завораживающему телу, гладить, мять, и ни на йоту не допустить лишнего – стоило мне несколько лет жизни. Точно, точно. Оторвавшись, наконец, от кешкиной тушки, я как мог унял давно сорвавшееся сердцебиение. И понял, что могу гордиться собой – стоики древности и рядом не стояли. Я услышал странный всхлип и испуганно наклонился, почти ложась на парнишкину спину:

– Ты что? Тебе больно было?

Он повернул голову и уставился на меня безумными глазами, в которых я с острой отчётливостью увидел то, на что пока и не думал рассчитывать. От желания, плескавшегося в них, мою крышу едва не сдуло ураганом безграничной жажды вобрать в себя, поглотить парня. Ощутить его во всей полноте – и в себе, и в нём. Диким усилием воли оторвался от парня и прошептал:

– Что же ты со мной делаешь?

Он растерянно проводил меня серым затуманенным взглядом, после чего обронил только одно слово, зато такое красноречивое, что я почувствовал себя супер-динамщиком:

– Блядь!

Иннокентий сел на постели, полыхая каждым участком видимой кожи. И почти с неприкрытыми обидой и ненавистью выдохнул:

– Что я тебе такого сделал? Скажи мне!

Как же я его завёл! Мальчишку-гомофоба, способного, если надо, хорошо попортить мне жизнь. Но оставлять без ответа такие вопросы нельзя. И я сказал, ощущая банальную растерянность:

– Прости, я не хотел… Похоже, это сильнее меня.

Кешка сложился, водрузив подбородок на тесно сжатые колени и обняв ноги руками. Его взгляд был многообещающим. Очень таким сверлящим. Я бодро выпрямился и засобирался, бормоча что-то про скорый обед. Он же так и продолжал сверлить меня серо-стальным взглядом. Ёшкин томат, да что со мной происходит? Боюсь какого-то малька! Да его же одним пальцем можно… Ой, ё-ё-ё-ё! Всё, крыша, прощай. Я наскипидаренным ослом выскочил из палаты, поймал на себе заинтересованный взгляд копа и умчался на первый этаж, к пищеблоку. Уже внизу остановился возле лестницы и вцепился руками в волосы. Да что же я творю-то? Меня всё ещё трясло, но состояние странного угара постепенно проходило. Ничего подобного со мной никогда ещё не было. Больше никаких массажей! Если началось такое, то я просто изнасилую несчастного. А потом он меня пристукнет. И будет прав.

Ворвавшись на больничную кухню, я с ходу сорвал крышку с компотного бака, зачерпнул половником коричневого взвара и конкретно приложился к спасительной прохладе. Фух, теперь надо и парню отнести его обед. Так, где тут раздаточная? Опа, кто-то уже озаботился – я увидел на столе поднос с тарелками и всяким таким. Так, что тут у нас? Пюрешка перетёртая, суп какой-то, тоже тёртый с хлебом, компот. Отлично. Я взял поднос в руки и уже неспешно двинулся в обратный путь.

Где-то на середине лестницы стало понятно, что во всём этом какой-то подвох. Мой нос почему-то ловил странно знакомый запах, не имеющий к обеду никакого отношения. Я остановился и принюхался. Это же… Знаю этот запах. Один из препаратов, которые спортсмены употребляют, если совесть не чиста. Подстёгивает реакции. Сам я никогда не употреблял, но свидетелем таких нарушений был. Ну-ка, ну-ка… Я нахмурился, поняв, что запах идёт от компота. Если бы не опыт, хрен бы ощутил. В общем-то, вреда парню от этой штуки не будет, но никогда не любил странности и непонятки. Я всё-таки поднялся на второй этаж. Проходя мимо стола дежурного врача (самого доктора на месте не было), глянул на расписание лекарств, назначенных пациентам. И вот тут в голове словно что-то щёлкнуло. Чувствуя, как всё холодеет внутри, уставился на перечень препаратов, назначенных Семибратову. Зрение меня не обмануло. Вот он, родимый. Банальный транс-витамин. Общеукрепляющее средство для поднятия тонуса и укрепления нервной системы. Но именно здесь и крылось большое «НО». Конечно, я не фармацевт и не химик, и не врач. Когда-то на заре спортивной карьеры некий доктор мне живописно рассказал о действии некоторых «спортивных» лекарств. И я запомнил, что именно этот витамин вкупе с пахучим препаратом из компота создают нечто третье, совершенно другое. И смертельно опасное. Приём лекарств назначен в том числе и на после обеда. И как раз этот транс-витамин значился в дневном предписании.

Холодное бешенство поднялось во мне до самых волос. Да какая же сука так гребёт в сторону моего Кешки?! Из оцепенения меня вырвал голос Ильиченко:

– Эй, Тимур? Что случилось?

Я поставил поднос на докторский стол, медленно выдохнул и поманил его рукой. Пётр обеспокоенно подошёл. Он выслушал моё быстрое объяснение с каменным лицом, после чего завис на сотовом телефоне. Когда я понял, что ему ответили, без зазрения совести отобрал трубу и, сам поражаясь своему хладнокровию, заявил в неё:

– Вы как хотите, но Иннокентия Семибратова я из больницы увожу. Это Тимур Гиляров. Ваш подчинённый вам сейчас всё объяснит.

И спокойно вернул сотовый владельцу. Ильиченко в прострации принял подношение и приложил к уху. Правда, тут же отодвинул подальше, и мы уже вдвоём выслушали бесподобный рык Егорова. Но не зря Пётр был полицейским, да ещё и в подчинении у следака. Он мужественно приник к телефону, а потом вдруг рявкнул:

– Так точно!

На той стороне повисла тишина. Миг, другой, и начался уже вменяемый разговор, судя по облегчению на хитром лице Ильиченко. Я же, оставив поднос с обедом на столе дежурного врача, двинул в палату. Кешка встретил меня просто зверским выражением лица. Будто его высекли из гранита. Лишь глаза полыхали едва сдерживаемой злостью. Длилось это лишь мгновение. Видимо, на лице у меня было что-то пострашнее. Потому что бес уже намного спокойнее спросил:

– Что?

– Собирайся. Мы отсюда уезжаем.

– Куда? – всё так же односложно спросил Кешка. Вот умеет же, когда приспичит. Всё прекрасно понимает.

– По дороге расскажу, – ответил я. И Семибратов молча стал выгребать из тумбочки вещи, которые успели натаскать его родители. Получилась пара полиэтиленовых пакетов. Не густо. Но это нам даже на руку. Я с сомнением глянул на его пижаму и сказал:

– Переоденься в нормальное. Ты в этой пижаме как жертва концлагеря, право слово.

Кешка растянул губы в усмешке:

– Ну, с моим теперешним сложением, почти звезда Бухенвальда.

Я от неожиданности замер на секунду. А мальчик-то не совсем гопник. Историю Великой Отечественной Войны знает. С этой мыслью отвернулся, давая парню возможность сменить амуницию, а себе – не впасть в очередной приступ желания. Через пару минут Кешка появился передо мной, уже в синих джинсах и белой футболке с каким-то полуготическим орнаментом на плечах, подмигнул и спросил:

– Так мы едем , или где?

Я кинул на постель свой халат, благополучно переложив сотовый в карман джинсов. И мы вышли в коридор. Ильиченко попытался что-то сказать, но, нарвавшись на мой рык, только махнул рукой и припустил следом. Лестница, первый этаж, улица, дорожки, а вот и парковка. Стоит моя ласточка дряхлая.

Я быстро открыл замки своей старой белой «Тойоты – Короллы», почти затолкал в салон своего беса, обмирая внутри от странного желания обнять его, охватить всего и защитить, чтобы ни одна падла не смогла добраться. Затем подошёл к Ильиченко, смотревшего на нас от свой чёрной «Хонды», и спросил:

– Что сказал твой шеф?

– Приказал доставить вас, куда вы там собрались и караулить. Так что я за вами поеду, – сообщил Пётр и распахнул дверь своей машины со стороны водительского места. Я оживился:

– Отлично! Лишним не будешь. Ко мне домой поедем.

Я вернулся к «Тойоте», уселся на водительское место, хлопнул дверцей, посмотрел в зеркало заднего вида, как закрылась тачка копа, и завёл свою старушку. Нет для меня ничего более успокаивающего, чем езда за рулём. Размеренность, повороты, газ, тормоз, газ… И другие машины рядом, живущие тем же ритмом. Это только на первый взгляд у каждой машины свой ритм. Ничего подобного. Это настоящая симфония движения, управляют которой дирижёры – светофоры, а иногда суфлёры – пешеходы, лезущие под колёса с удивительным ощущением неуместности момента. И в этом бесконечном движении автомобилей-лейкоцитов по артериям и венам городских улиц – настоящая жизнь хоть провинциального городка, хоть мегаполиса. Потому что если на улицах пусто – город мёртв.

Благополучно добравшись до двора своего дома, я заглушил мотор и облегчённо выдохнул. Где-то внутри так и сидело ожидание очередной подлянки. Кеша промолчал всю дорогу, лишь вопросительно поглядывая на меня. И я был ему за это благодарен. Вот и сейчас он снова посмотрел на меня. Я попытался улыбнуться и сказал:

– Дома всё объясню. Ну что, пошли?

Мы покинули салон «Короллы». Найдя взглядом знакомую чёрную «Хонду», я сдержанно махнул рукой и уловил ответное шевеление в салоне. Поднявшись на седьмой этаж одноподъездной высотки, мы остановились возле могучей стальной двери с номером «26». Мои хоромы встретили нас тишиной и прохладой. А также отсутствием нормальной мебели, пустым холодильником и поломанным компьютером. Ну, не любил я здесь жить, что поделаешь. И никогда не полюблю. Планировка в хате была моя собственная. Сделанная под студию. Правда, пришлось оставить вместо несущих стен четыре стальные колонны, замаскированные под хай-тэк (хром, зеркальные вставки и всё такое). Кухонная часть была отгорожена от зала барной стойкой. Иннокентий с открытым ртом осмотрелся по сторонам и выдал:

– Ни хрена себе хоромы. Ты миллионер, что ли? Здесь же метров сто двадцать квадратных.

– Девяносто, вообще-то, – поправил я. – Проходи, располагайся. Правда, как мы спать будем, хрен его знает. Диван всего один, да и тот уже не раскладывается.

Парень бросил пакеты в прихожей и двинулся осматривать своё новое место пребывания. Я же решил не тянуть резину и сделать два звонка. Первый был родителям беса. Трубку домашнего телефона взял Борис Михайлович:

– Алло, квартира Семибратовых.

– День добрый, это Гиляров, – начал я и понял, что всего сказать никак не смогу. Пришлось быстро оттарабанить в трубку:

– Иннокентий теперь будет у меня. Для его же безопасности. Егоров вам всё объяснит. Вы, главное, не переживайте. И мне не звоните. Я сам буду звонить вам. И поговорите с Егоровым.

– Понял, – только и ответил Семибратов-старший и в ухо мне толкнулись короткие гудки. Стало даже как-то гадковато на душе. Неужели этому мужику так безразличен собственный сын? Ну и чёрт с ним. Ещё и с этим разбираться никак не хотелось. Я набрал другой номер. Ответил недовольный голос (но всё-таки ответил же):

– Я же сказал тебе, что вечером позвоню, Шерхан.

– Проблема растёт, Ли Хон. Как снежный ком.

– Говори, – раздражение из голоса сдуло, как пух вентилятором.

Я расписал китайцу последние события и не забыл предупредить, что перевёз парня от греха подальше. Ли посопел в трубку, видимо размышляя, а потом сказал:

– Молодец, Шерхан. Быстро сработал. Больше никому и никаких звонков. Ты меня понял? Сидите как мыши.

Говорить ему, что уже успел позвонить Кешкиным родителям, я не стал. Если всё будет нормально, то и незачем ему знать. А если… Я отогнал недобрые мысли. Из телефона давно шли короткие гудки. Ли Хон вообще никогда особо не любил распинаться по телефону. Думаю, его слова про вечерний звонок остались в силе. Иначе сказал бы. Спрятав сотовый в карман, я покинул прихожую и осмотрелся. Как оказалось, Иннокентий успел похозяйничать на кухне. Выложил из холодильника ногу синей курицы, пол-литра самопального кефира (когда-то было молоком, правда) и три яйца. И теперь сидел на табуретке, молча созерцая добычу. Я подошёл к кухне и повис на барной стойке со словами:

– Ты уверен, что это можно есть?

– Хотел у тебя спросить, – откликнулся Кешка, тяжело встал с табурета и тут же вцепился в хромированный шест стойки. Я тут же обогнул конструкцию и подхватил его на руки. Парень сумрачно вздохнул:

– Когда я уже смогу нормально ходить?

– Где-то через пару месяцев упорных ежедневных занятий, – «успокоил» я его. – Что поделаешь. Мышцы твои отвыкли от работы.

Он был сильно напряжён, но проявил сознательность и не стал вырываться, пока я нёс его к большому чёрному дивану с бархатной обивкой. Усадив парня, я хотел уже вернуться на кухню, чтобы сообразить из своих супер-продуктов чего поесть, как парень с силой ухватил меня за руку и потянул, чтобы приземлить рядом с собой. Я послушался и посмотрел на него.

– Рассказывай, – просто попросил он. Я вдруг заметил, какие круги у него появились под глазами, и виновато кивнул. Всё-таки я сволочь. Всего несколько дней, как он пришёл в себя, убийство это, а тут я со своими подколками и приставаниями. И ведь не бесится, не орёт. Я вздохнул и сказал:

– Тебя отравить попытались. Что да как – не спрашивай, сам плохо соображаю. Твои родители в курсе, что ты у меня. Как и копы. Во дворе стоит их машина. Видел чёрную «Хонду»?

Кешка покивал, продолжая смотреть мне в глаза.

– Там Петька сидит, Ильиченко, который возле палаты торчал. Теперь в машине отсиживается. Егоров, разумеется, тоже в курсе. Я решил, что здесь тебе будет безопаснее.

Парень пожал плечами. А я замолчал, глядя на это чернявое чудо, отмершего беса, притихшего на диване. И ведь почему беса? Сам не пойму. Просто вот так получилось. Я снова вознамерился отправиться на кухню, но Кешка опять поймал меня за руку и требовательно вернул на диван. А вот это уже было интересно. Я настороженно уставился на мальчишку. Иннокентий повернул ко мне бледное лицо, быстро скользнул кончиком языка по сухим губам, упрямо вперил взгляд серых глаз в мои и спросил:

– Скажи мне, Тимур, почему?

– Что почему? – я сглотнул, чувствуя, как в ушах начинает шуметь.

– Почему ты остановился там, в больнице?

Мне не надо было объяснять, что он имеет в виду. Слабость проснулась в теле и медленно поползла от плеч к ногам. Я действительно не знал, что ему ответить. А Кешка продолжил:

– На самом деле я тебе противен, наверное. Кому нужен такой слабак.

Моё сердце рухнуло куда-то в неведомые дали, а уши не поверили сами себе. Что? Он? Сказал? В такую прострацию меня не отправляли даже на ринге. Семибратов нервно дёрнул кадыком на тонкой шее, резко подался вперёд и неловко ткнулся носом мне в подбородок. Я же мгновенно отмер, поймал его лицо ладонями и, не веря себе, уставился в эти серые искрящиеся омуты, в которых плескался растерянный жаждущий вопрос. Ответом на такую мольбу могло быть только одно. Найдя своими губами его рот, я осторожно приник к моему бесу, забыв про бешено колотящееся сердце. И парнишка обмер. Но длилось это мгновение. А затем он ответил. Его губы приоткрылись, обжигая дыханием. Мой язык юркой рыбкой проник в давно желанную обитель. Руки парня судорожно вцепились в мои плечи, но это не был жест отчаяния или отторжения. Наоборот, так хватаются за спасательный круг. «Да, да, да!» – забилось в голове. И я усилил нажим, позволяя ему почувствовать себя, позволяя себе попробовать, наконец, его. Кешкины руки убрались с моих плеч, а потом прохладные ладони самым наглым образом заползли под футболку, жадно впитывая каждый сантиметр моего вспыхнувшего тела. Уже последним проблеском разума я заставил себя не подмять парня, а опрокинуть его на себя. И порывисто стянул с него футболку. Кешка замирал через каждую секунду, словно сам не мог поверить в происходящее. Но скоро и у него явно что-то сдвинулось в душе. Его словно подменили. Он попытался стащить с меня мешавшую синюю футболку, и я тут же помог ему осуществить намерение. Кешкины ладони стали какими-то вездесущими, словно прохладный ветер, скользящий по моей горящей коже. А губы неловко касались торса совершенно непредсказуемо. Наконец, я не вытерпел и перевернулся, укладывая моего беса на лопатки. Кешка охнул от неожиданности и попытался упереться ладонями мне в грудь. Я ткнулся носом ему в ухо и сказал:

– Просто лежи. Дай мне показать тебе, насколько ты мне нравишься, парень. Просто слушай себя.

Мои губы коснулись бледной кожи на его скуле, скользнули к шее, оттуда прошлись по ключицам. Господи, какой он классный! Тело парня отзывалось на каждое прикосновение. Дыхание скакало с каждым приступом дрожи. И дрожь эта была совсем не от страха. Это становилось понятно, стоило только посмотреть на распахнутые глаза и покусанные губы парнишки. И реальности не стало.

Я изучал его медленно и старательно, отдаваясь исследованию полностью, стараясь не пропустить ни одного участка кожи. И наградой за это были стонущие вздохи, мурашки на его коже и подрагивающий живот. Мои губы впитывали бархат его кожи. И вот язык нашёл пупок, проник в него и тут же убрался. Кешка ощутимо вздрогнул. Вот, значит, как. У тебя, бесёнок, те же точки наслаждения, что и у меня. А уж себя-то я знаю, как облупленного. Я стал целовать, с каждым прикосновением опускаясь ниже и ниже. Лёгкая тёмная поросль на границе джинсов подсказала, что пора сделать ещё кое-что. Я расстегнул пуговицу, продолжая ласкать его кожу губами, а кое-где и языком. Кешка дрожал уже непрерывно. И стонал, тихо, закусив губу, зажмурившись и скребя пальцами по обивке дивана. Ощутив мои манипуляции с джинсами, парень непроизвольно подался всем телом ко мне. И я воспользовался моментом – стянул его брюки до колен. Кешка со свистом втянул в себя воздух – видимо, горящую кожу опалило прохладным воздухом. Я же запустил левую руку ему под ягодицы и смял пальцами напряжённую плоть. Губы уверенно коснулись ткани плотно облегающих трусов. Я потянул носом, впитывая новый для себя запах. Аромат не спящего безвольного тела, а живого парня по имени Иннокентий. Он опять напрягся, и я с удовольствием открыл для себя, что его орудие, хоть и плотно прижато тканью к телу, но готово ко всему. Никаких тормозов – девиз дня! Я прижался губами к напряжённому члену парня, чувствуя малейшее его содрогание сквозь тонкую материю. Уверенно прошёлся от головки до корня, где обреталась плотно сжатая мошонка. Кешка исступлённо просипел:

– О, боже…

Я оторвался от него на миг и скользнул к губам, слегка прижав его орган своим торсом, а затем и джинсами. Парень опять застонал. Я впился ему в губы, исступлённо куснул, и прошептал:

– Какой же ты сладкий, парень. И теперь ты мой.

– Ти-и-и-им, – протянул Кешка, глядя на меня затуманенным взглядом, – Тимур.

– Да, мой хороший. Сейчас, я сейчас. Потерпи.

Я возвращаюсь туда, где прервался. И при этом продолжаю держать пальцы наших правых рук сплетёнными. И когда успели? К чёрту мысли… Хватаю зубами резинку трусов, оттягиваю ткань и движением головы и шеи освобождаю, наконец, его член. Атласный, почти белый, с розовой головкой, умопомрачительно выглядывающей из крайней плоти. Завожу ткань ему под яйца, на что Кешка шепчет:

– Сними, совсем сними… Ти-и-и-им…

В итоге трусы отползают на бёдра. Как сумел? А хрен его знает. Мой взгляд останавливается на юной боеголовке. И я понимаю окончательно, что потерян для мира. Губы впиваются в мошонку, втягиваю в рот сначала одно яйцо, потом другое. Кешка стонет умопомрачительно, от чего мой рассудок машет ручкой. Скольжу языком по вполне себе толстому, хоть и обычной длины, кешкиному стволу. Касаюсь кончиком острой макушки члена, а затем плотно обхватываю губами ствол сбоку и стягиваю крайнюю плоть с головки. Мой бес шипит, двигая задом, я помогаю ему двигаться левой ладонью. Чуть поворачиваю голову, скольжу языком по стволу вверх и обхватываю губами уже головку. И вбираю в себя без остатка. Удержаться невозможно. Этот терпкий вкус… Я никогда не смогу насытиться моим Кешкой. Начинаю двигать головой, скользя плотно сжатыми губами по стволу. Играю, двигаюсь, сосу, самозабвенно сливаюсь с парнем, который говорит уже что-то совсем бессвязное. Его левая рука оказывается на моих волосах и инстинктивно давит, побуждая всё делать резче, глубже, смелее. И я подчиняюсь. А потом приходит момент, когда мальчишка выгибается дугой над диваном. Даже меня смог приподнять, на грани туманного сознания удивляюсь я долю секунды. Кешка хрипло рычит, а мне в горло рвётся пряная горячая жидкость со вкусом моего парнишки.

Я проглотил его сперму, облизал всё ещё напряжённый член и растянулся рядом с бесом. Кешка уставился на меня абсолютно ошалевшим взглядом. И я спросил:

– Тебе понравилось?

– Маньяк, – ответил парень хриплым голосом. В его чуть прояснившихся глазах мелькнула какая-то мысль. И он выдал неожиданный в такой момент (да ещё от него) вопрос:

– А ты?

– Что я? – ликование вихрем закружило в груди.

Мой мальчишка, без тени смущения, быстро перебрался куда-то вниз по дивану. Его пальцы нервно справляются с замком и пуговицей моих джинсов. Как всё быстро… О, господи! Кешка дёрнул мои штаны вниз вместе с трусами. И уставился на то, чему принёс долгожданное освобождение. Мой член едва не дымился от напряжения. А этот юный гигант мысли облизал губы, сглотнул и сказал, не сводя глаз с моего стоящего органа:

– А ты большой.

Его пальцы сжались на стволе и потянули кожу к корню, обнажая головку. Ощущения были вроде бы знакомые, но совсем не те, к чему я привык. Словно именно в этих руках я смог почувствовать, что такое настоящее острое наслаждение. А это паршивец стал медленно надрачивать меня. И я уплыл в неведомые дали наслаждения. Острое желание властно накатило, взорвалось странным белым шумом в голове и растеклось по моему животу белой жидкостью. А когда напряжение схлынуло, оставив лёгкую дрожь во всём теле, оказалось, что Кешка и не подумал останавливаться. Юный извращенец-неофит целеустремлённо принялся слизывать с меня сперму. От такой выходки я буквально онемел. Но опомнился, схватил его за плечи, подтянул к себе и прижал, чувствуя, что его всё ещё сотрясает возбуждение. Как же долго ты был замкнут в себе, мой бес. Я прошептал:

– Сейчас немного полежим, а потом в душ… Кеша?

– Что? – в его голосе не было никаких лишних нервов.

– А ещё хочешь? – хитро посмотрел я ему в глаза.

– Блядь, ещё спрашиваешь, – выдохнул он и уже увереннее впился мне в губы поцелуем. Вот так, парень. Скоро мы с тобой доберёмся и до более тесного контакта. И почему мне показалось, что этот парень не сделает назад ни единого шага? А за окном сиял яркий майский день. И все беды этого мира не смели даже заглянуть в нашу квартиру. Ну и хрен с ними. Пусть завидуют молча.

========== Глава 9.А мы тихонько подойдём, а мы тихонечко пристрелим. (Наёмник) ==========

“В сумасшедшем доме появился новый директор.

Псих подходит к нему и говорит:

– Вы нам нравитесь больше других.

– Почему? – спрашивает директор.

– Потому что вы похожи на одного из нас”. (анекдот)

С этим заказом с самого начала всё было неправильно. Получив извещение по почте с фотографией объекта и всем сопутствующим контентом, я уже с первого пункта инструкции насторожился. Но работа – есть работа. Пришлось начать дело с простого проникновения в клинику, чтобы взять у очнувшегося от кататонии пацана пробу ткани для теста ДНК. Подёргал за некоторые ниточки старых связей, и через день результат был у меня. Электронный файл с графиками и врачебной тарабарщиной отправил на почту посредника. И через полчаса получил ответ, стронувший лавину странных неудач, впервые в моей карьере.

Сейчас я сидел в тёмной квартире, провожая последние отблески дня, уходящего за городские высотки. На улицах за окном бело-жёлтыми гирляндами просыпались фонари. А я машинально перебирал один из своих пистолетов. Привычный проверенный ТТ-33 с глушителем. Кто-то скажет, что это фуфло. Кто-то наоборот, с пеной у рта будет доказывать, что лучше машинки нет. А для меня он был просто хороший пистолет. Главное, ухаживать и не применять на заказе китайские глушители, иначе «тотошка» быстро станет заикой. Ну, мало ли что – а вдруг придётся после одного-двух выстрелов в объект выносить толпу охраны? Правда, такого у меня пока не случалось. Разложив на столе детали пистолета, я перебирал их, снова отвлекаясь на всякие мысли.

Чумовой был первый визит в больницу. Когда я уже оцарапал щёку объекта, парень вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на меня, замершего с занесённой рукой, в которой была зажата игла. А буквально через пару ударов сердца я понял, что он смотрит не на меня. И это было страшновато.

Вставляя на место пружину, я прицокнул языком. И вот чем этот пацан умудрился кому-то помешать? Тем, что очнулся? А что, вполне достаточный мотив. Для кого-то. Как крайняя мера, чтобы объект не вошёл в полноценную жизнь. Сухо щёлкнул затвор со стволом, вставая на место. Отпускаю возвратную пружину и удовлетворённо киваю сам себе.

Судя по всему, заказчику хватило того, что я отослал по ДНК. Чего-то там сравнил, в чём-то убедился. И посредник переслал мне одно-единственное слово по электронке. «Выполнение». Кто же мог знать, что пацан переляжет, твою в бога душу? Я так всё хорошо подготовил, нашёл спившегося «козлика», указанного в инструкции. У него спёр сработанный на зоне нож. Всё было на мази – недавно откинувшийся зэк, пальчики на рукояти. Отвлекло бы копов за милую душу. Тем более, что, судя по всему, этот дядька как-то был связан с семьёй объекта. И на тебе. Плёвое дело сорвалось из-за такой чепухи. Чтобы я, со своим опытом, так лопухнулся? Посредник на утро выразил недоумение в намного более конкретных выражениях. А я что, самый крайний, что ли? Только, похоже, теперь придётся оглядываться. У нас как у сапёров – ошибок работа не прощает.

Пара секунд уходит на то, чтобы установить обратно затворную задержку. Есть, не потерял сноровку. Я снова смотрю на улицу. В пустой квартире темно и прохладно. Хороший месяц май. Скоро День Победы, снова увижусь с дедом, принесу ему букет красных гвоздик. По рассказам мамы он их очень любил, сам выращивал на даче в родном городе. Эх, дед, знал бы ты, кем стал твой внук, в гробу бы перевернулся. Знаю, знаю, я всё понимаю. Но после того рейда в первую чеченскую, куда нас с другими салагами засунули отцы-командиры, я потерял то, что ты считал «совестью». Конечно, этот пацан ни в чём не виноват. Для меня. Но кто-то заплатил хорошие деньги, чтобы его не стало. Если не я, то найдётся другой, с ещё большими претензиями к миру. А кушать-то охота. И не чёрный хлеб с куском селёдки. Впрочем, можешь расслабиться, дед. Похоже, я облажался. Таким макаром, глядишь, скоро свидимся. Сам мне всё и скажешь.

Подлить «лекарство» в компот парню – это уже была моя идея. Идиот, что сказать. Я прислушался. В какой-то соседней квартире зарычал кран – безрукий хозяин давно не менял прокладку в смесителе. Кто бы мне в голове прокладку поменял. С другой стороны, откуда мне было знать, что санитар, приставленный к парню, окажется тёртым малым. Как его там? Тимур Гиляров, весь такой правильный, кроме одной малости. Забавно было узнать, что этот бывший боксёр, не хватавший звёзд с неба, заточен на парней. Ведь я тоже. И в другой жизни можно было бы попробовать познакомиться.

Пока думал, руки сами свели затвор на штатное место. Щелчок, другой, идеально машинка работает. Я положил «тотошку» на стол уже в собранном виде. Взял в пальцы однокамерный глушитель, критически осмотрел и пристроил рядом с оружием. Сложности всякие ни к чему. Всего-то два, ну три выстрела, и дело будет сделано. Я нахмурился. Не зарекайся, идучи на рать. Так, кажется говорили наши предки? Завершение фразы мне всегда больше нравилось – хвались, идучи с рати. На губы сама собой наползла улыбка. Я развернулся на крутящейся табуретке, чтобы вернуться к работающему ноутбуку. Щелчок пальцем по пробелу и вот он, звук, поступивший всего час назад. Всего лишь кусочек телефонного разговора. А к нему прилагался адрес. Хорошо я сегодня поработал. Надо не хуже завершить всё дело. И получить деньги. А потом перевести гонорар в Цюрих, на счёт, открытый мной много лет назад на некое имя. Оставлю себе, как обычно, на хлеб с селёдкой. Остальное снова пойдёт туда. Туда, где в переплетении многочисленных трубок и тихом шёпоте медицинских аппаратов лежишь ты. Может быть, ты однажды придёшь в себя, и я смогу, наконец, попросить у тебя прощения.

Я почувствовал нарастающее раздражение. И сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Пора заканчивать. Чёрную толстовку на плечи, пистолет в кобуру подмышкой. Я посмотрел на электронные часы, зелёным призраком цифр отсчитывавшие последние минуты до назначенного времени. Покачав в руке глушитель, убрал его в карман чёрных джинсов. Прикручу на подходе к месту. Осталось последнее дело. Покурить на посошок. Ароматный дорогой табак чёрной сигареты испустил первый клуб дыма. Почему-то вспомнились строки из какой-то книги Тома Клэнси. «Часто ошибочно представляемый звукорежиссерами кино и телевидения как почти музыкальный ‘зинг’, при хорошем глушителе звук выстрела больше напоминает шуршание металлической щетки, проведенной по деревянной доске. Газы от порохового заряда внутри патрона остаются в дефлекторах, когда пуля проходит через отверстия, практически перекрывая их и заставляя газы расширяться внутри глушителя. С пятью внутренними дефлекторами – наружная крышка играла роль шестого – звук выстрела превращался в негромкий шепот». Это он правильно написал. Разбирался мужик. Или разбирается? Чёрт их разберёт, писателей этих. Не поймёшь – жив курилка, или уже давно лыжи смазал на тот свет.

Вот и я, как тот глушитель, всё норовлю схватить, оставить в себе дым своих ошибок-выстрелов. Поломав сигарету в пепельнице, натянул тонкие перчатки и покинул квартиру, хозяева которой благополучно отдыхали в Европе, не подозревая, что в их доме «поселился замечательный сосед». Я спокойно спустился по трём лестничным пролётам подъезда, вышел на улицу и накинул на голову капюшон толстовки. Впереди, в тени под неработающим осветительным столбом, меня ждала неприметная серая машина, угнанная два часа назад в другом конце города. Ещё несколько минут, и будет как в песне. Вот эта улица, вот этот дом. И квартира номер 26.