Текст книги "Спецагент спецотдела ОГПУ-НКВД. Миссия во времени"

Автор книги: И. Емец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

В это время группа красных бойцов попыталась взорвать железнодорожный мост позади «Офицера», что не только отрезало бы ему обратный путь, но и серьезно затруднило бы белым дальнейшее продвижение в направлении города. Однако этот маневр вовремя успели заметить бойцы из передового дозора, и сняли их несколькими меткими залпами. В это время то ли опомнилась, то ли только что подтянулась на боевые позиции артиллерия красных, которая открыла губительный огонь по бронепоезду. Под его прикрытием пришли в движение и цепи красных, лежавшие возле моста.

Огрызаясь всеми своими орудиями и пулеметами, «Офицер» стал медленно отползать по мосту назад. На помощь ему пришла артиллерия повстанцев. Несколькими удачными залпами она смогла подавить огонь батарей красных. Снова залегли и их пешие цепи, сильно поредевшие от залпов картечи.

В ходе боя наступил тот критический момент, когда его исход могла решить любая случайность. Почувствовав это, более опытные офицерские роты в едином порыве устремились вперед. Поддержанные пулеметным огнем с бронепоезда, они на одном дыхании преодолели мост, и перекололи штыками еще пытавшихся сопротивляться красных. Путь на Тулу был открыт.

В образовавшуюся брешь командование белых бросило все имевшиеся в его распоряжении резервы. Красные еще пытались вяло сопротивляться, но повстанцев уже было не остановить. Измотанные до предела, серые от пыли, залитые потом, но гордые от осознания выпавшей на их долю миссии, они теперь стремились только вперед…

Вскоре показались городские окраины. Стояла напряженная тишина, одновременно нелепая и пугающая в такой момент. Казалось, что красные готовят западню, и вот-вот все вокруг утонет в потоках расплавленного свинца. Однако ни единого выстрела в сторону наступающих цепей так и не прозвучало. Вместо этого перестрелка началась где-то внутри города. Сухие содрогания пулеметного огня перемежались с частым треском винтовочных выстрелов. Внезапно навстречу повстанцам вышло несколько парламентером с белым флагом. Один из них объявил, что в городе вспыхнуло восстание, поднятое частями Красной Армии, которые больше не хотят умирать за власть комиссаров. Однако самим им не справиться с отборными силами большевиков, и они просят добровольцев оказать им всемерную помощь.

Призыв о помощи был принят с воодушевлением, и колонны белых стали втягиваться в лабиринты городских улиц. Выстрелы звучали со всех сторон, поэтому в такой круговерти трудно было понять, где находятся свои, а где – чужие. Вдруг навстречу колонне, в которой двигался Борис, неожиданно выскочил броневик, и начал поливать ее пулеметным огнем. Несколько человек осталось лежать на земле, остальные бросились врассыпную в поисках укрытия. Придя немного в себя, добровольцы стали бросать в броневик ручные бомбы, стараясь повредить колеса. Наконец, им это удалось, и броневик остановился, упершись своей задней частью в стену дома. Из него выскочило несколько человек в кожанках, которые попытались укрыться в ближайшей подворотне. Однако, едва они туда забежали, как оттуда раздались хлопки выстрелов. Когда добровольцы добежали туда, то увидели, что все уже кончено. Люди в кожанках лежали убитыми, а возле них стоят несколько бывших красноармейцев…

На одной из улиц к колонне добровольцев подошел старик и сказал, что он может показать, где прячутся несколько интернационалистов. Когда патруль подошел к двери указанного им частного одноэтажного дома и потребовал открыть дверь, из окон раздались выстрелы. Не долго думая, Борис швырнул в одно из окон бомбу. Раздался мощный взрыв, а затем все стихло. Патруль выломал дверь, и увидел на полу четыре изрешеченных осколками тела, а в соседней комнате прятались еще двое то ли немцев, то ли австрийцев, не получивших при взрыве ни единой царапины. Когда их под конвоем выводили на улицу, к начальнику патруля подошел тот самый старик, который им показал этот самый дом, и обратился к нему с вопросом:

– Куда вы их ведете?

– Пока в штаб, затем переведем в тюрьму, а потом их будут судить.

– Зачем такие сложности? Лучше расстреляйте их прямо здесь, как они расстреляли моего сына.

– Нельзя, уважаемый! Мы же не бандиты…

Бои в городе постепенно смещались к центру, в сторону кремля. Положение осажденных в нем частей явно становилось безнадежным, но они пока не выказывали намерений сдаваться. Очевидно, на что-то еще продолжали надеяться. Повстанцы уже начали подтягивать к кремлю артиллерию, чтобы при ее поддержке начать штурм, как тут по радио, телетайпу, телефону и всем прочим каналом связи из Москвы поступило сенсационное сообщение – в столице произошло восстание, подготовленное членами подпольной офицерской организации, некогда пошедших на службу в Красную Армию в качестве военспецов. Вскоре последовали дополнительные сообщения – все советское руководство во главе со Сталиным арестовано, объявляется о прекращении огня на всей территории страны. Засевшие в тульском кремле большевики под гарантии сохранения им жизней выкинули белый флаг…

Добровольцы вновь погрузились на эшелоны, и спешно направились в Москву, чтобы закрепить успех. Однако их помощь там уже не понадобилась. Бои в столице, едва вспыхнув, тут же прекратились. Желающих защищать советскую власть в «белокаменной» почти не нашлось.

По настоянию демократической общественности Запада правительство новой России решило проявить гуманизм к вождям большевиков. Им был предложен для поселения необитаемый остров в Тихом океане, куда они могли перебраться вместе со всеми своими сторонниками, пожелавшими следовать с ними добровольно. Там он могли проводить любые социальные эксперименты, какие им только заблагорассудится. Вокруг острова была установлена десятимильная запретная зона, попеременно охранявшаяся военными кораблями разных стран. Доступ всем остальным кораблям в нее был закрыт. Но спустя семь лет британское китобойное судно во время сильнейшего шторма оказалось случайно выброшенным на этот остров. Ни одной живой души китобои на нем не нашли, но зато везде были видны следы ожесточенной борьбы. При более тщательном обследовании выяснилось, что обитатели острова некогда разделились на два лагеря, которые, видимо, враждовали между собой, и в результате почти полностью истребили друг друга. Судьба остальных так и осталась неизвестной…

Вскоре после победы под малиновый перезвон колоколов кремлевских соборов на Красной площади состоялся парад по случаю победы над большевиками. Сначала торжественным строем прошли гвардейские полки, за ними ехали казаки, затем проследовали представители всех классов и сословий. Иван и Настя, стоя возле торговых рядов, могли наблюдать все это действо от начала до конца. После окончания парада они прогуливались по Тверской улице, и вдруг среди празднично наряженной нарядной толпы Иван заметил своего старого друга Борю Скворцова. После взаимных приветствий и радостных объятий Иван вдруг спохватился:

– Подожди, мне же говорили, что тебя убили где-то на юге еще в первую гражданскую!

– Да что ты! Как видишь, я вполне жив и здоров!

– Ладно, а куда ты делся тогда на посту «Бакаири». Я потом обошел его весь, расспрашивал о тебе всех местных обитателей, но тебя там никто не видел.

– Знаешь…

Борис задумался на мгновение, словно собираясь сообщить своему другу нечто исключительно важное, но не успел, поскольку он сам и все окрестности просто утонули в густом тумане, который окутал все вокруг…

Прозвучавший в предрассветной тишине телефонный звонок показался Ивану исключительно резким и громким. Едва сняв телефонную трубку, он услышал взволнованный голос Барченко:

– Алло! Иван Антонович?

– Он самый! А позже Вы не могли позвонить? Люди обычно еще спят в это время.

– Да, будет Вам ворчать. У меня же творческий процесс, а он, знаете ли, протекает в любое время дня и ночи, и от времени года или от погоды никак не зависит. Но суть дела не в этом. К сожалению, у меня для Вас, дорогой коллега, плохие новости. И с этим котлом ничего не получается, что-то с ним явно не так. Не исключено, что где-то произошла ошибка. Но ничего страшного, на ошибках учатся.

Иван еле сдержался, чтобы не выругаться. Мало того, что этот колдун-чекист разбудил его ни свет, ни заря, так еще читает ему прописные истины. На ошибках он, понимаете ли, учится. Если бы этот умник учился на собственных ошибках, это еще куда не шло бы. Так нет же, он почему-то предпочитает учиться исключительно на его ошибках.

Барченко, словно угадав мысли собеседника, стал прощаться:

– Ладно, Иван Антонович! Извините за беспокойство. Мне на самом деле надо было хоть с кем-нибудь поделиться своими мыслями. Отдыхайте, набирайтесь сил. Я думаю, что в ближайшее время мы Вас по пустякам беспокоить не будем. Спокойной ночи или, вернее, уже с добрым утром. Еще раз извините, постарайтесь уснуть, если сможете…

* * *

Вновь предоставленный на некоторое время самому себе, Иван занялся своими делами, и постепенно стал забывать и о Бокии, и о Барченко, а все произошедшее с ним самим еще совсем недавно теперь казалось ему уже почти нереальным, словно это случилось не с ним, а с кем-то другим.

И вот однажды в предрассветной тишине опять раздался звон колокольчиков телефонного аппарата. Судя по времени, можно было не сомневаться, что это опять звонит Барченко. Сняв трубку, Иван и на самом деле услышал его голос:

– Алло, Иван Антонович?

– Да!

– Здравствуйте!

– Здравствуйте!

– Знаете, я окончательно убедился в том, что от этого котла никакого толка не будет. Очень жаль, конечно, но ничего, будем искать новые варианты. Да, чуть не забыл. Глеб Иванович просил Вас зайти к нему сегодня в десять часов утра. И не забудьте захватить с собой перстень, он может пригодиться…

Последние фразы Барченко постарался произнести ровным, спокойным тоном, как бы между прочим, но Иван понял, что вся суть нынешнего разговора заключалась именно в них. Его охватили недобрые предчувствия, но выбора у него, по сути дела не было, чтобы там не замыслил Бокий, идти все равно придется…

Настя сегодня была свободна от дежурства в больнице, особых дел дома у нее не было, поэтому она выразила желание прогуляться вместе с ним за компанию по утреннему морозцу. Проходя по Кузнецкому Мосту, Иван неожиданно заметил мистера Петрова, который двигался ему навстречу. В касторовом пальто с барашковым воротником и высоких шнурованных ботинках, подбитых мехом, он выглядел весьма импозантно. При желании его можно было принять за еще уцелевшего нэпмана или крупного советского чиновника, оставившего где-то неподалеку свой персональный автомобиль, и решившего для разнообразия немного размяться. Поздоровавшись с Иваном и Настей, посланец погибшей в прошлом цивилизации, и при этом сумевшей успешно переселиться в будущее, пристально посмотрел на них, а затем произнес:

– Не надо ходить к Бокию. Это западня. Обратно Вы уже не вернетесь. Им нужен только перстень.

Честно говоря, Иван внутренне уже был готов к подобному повороту событий, поэтому он лишь переспросил:

– А что же делать? Ведь от них не скроешься!

– Я Вам помогу укрыться в одной из параллельных реальностей. Там карающий меч пролетарской диктатуры Вас точно не достанет, а дальше, как говорится, будет видно.

– А как же моя жена? А как же родители? Как только в ОГПУ узнают, что я исчез, им не явно не поздоровится.

– Ну, молодую жену Вы можете взять с собой, это не проблема. На счет родителей также можете не беспокоиться. Зная некоторые элементарные научные законы, можно легко сделать так, что пока Вы будете находиться в другой параллельной реальности, здесь пройдут мгновения, и Вашего отсутствия просто никто не успеет заметить.

И тут на Ивана, словно вспышка молнии, снизошло озарение:

– Мистер Петров! Вы мне не объясните некоторые странности. Каждый раз Вы внезапно и без всякой видимой необходимости вмешивались во все задания, которые мне поручали Бокий и Барченко. В результате все добытые мною реликвии оказывались если не ложными, то, во всяком случае, непригодными к использованию. При этом перстень ни разу никак себя не проявил, не считая того раза в джунглях, когда он вам подал сигнал, что я нахожусь неподалеку. Так кто же Вы такой, мистер Петров, и какую роль играете во всей этой истории?

Внезапно вскрикнула Настя:

– Это он!

Иван сначала ничего не понял:

– Кто он?

– Командир отряда ОГПУ, который расстрелял моего отца!

Иван заметил, что с противоположной стороны улицы к ним метнулась тень исполинских размеров. Приглядевшись, он узнал Елизаренко по прозвищу Понимаешь, которого он немного знал по службе на Лубянке. Необыкновенно крупный и развитый физически, он производил впечатление былинного богатыря. При этом он был угодлив и льстив по отношению к начальству, и всех, кто был ниже его по должности и по званию, кажется, вполне искренне считал идиотами, переспрашивая после каждой своей фразы «Понимаешь?», за что и получил свое прозвище. Однажды он подошел к Ивану в коридоре, и попробовал с ним разговаривать в своей обычной манере. Но Иван умел общаться с подобными персонажами на их собственном языке. Елизаренко, не ожидавший встретить отпор, предпочел ретироваться.

Еще не осознавая до конца, что он делает, Иван выхватил из кармана свой браунинг, и всадил в Елизаренко всю обойму:

– На, мразь, получи!

Краем глаза он успел заметить, что в их сторону метнулось еще несколько неясных силуэтов. В следующее мгновение, влекомые неведомой силой, Иван с Настей растаяли в воздухе, словно гонимый ветром столб дыма. Стоявший все это время рядом с улыбкой сфинкса на лице мистер Петров также исчез почти одновременно с ними, словно растворившись в воздухе…

* * *

Доклад Разумихина на международной конференции, посвященной судьбам России в XX веке, не остался без внимания ее участников. В нем он пытался доказать, что если бы отряды Белой гвардии не подавили в октябре 1917 года выступление большевиков в Москве, то страну неминуемо ожидала бы затянувшаяся на многие годы кровавая гражданская война, а затем установление одной из самых жестоких и долговечных диктатур в истории. В конечном итоге это привело бы к необратимым последствиям для страны и непредсказуемым последствиям для всего человечества.

Его доклад был последним перед перерывом, и, дослушав его, ученая братия дружно направились в буфет на первом этаже. Сергей внимательно изучил меню – ассортимент, как всегда, особо не радовал своим разнообразием. Пришлось удовольствоваться чашечкой бразильского кофе и парой бутербродов с красной икрой. Сидевший рядом за столиком американец с аппетитом поглощал жареную осетрину и гурьевскую кашу.

Поглощая свой скромный обед, Сергей со стороны с интересом наблюдал за итальянской делегацией, сидевшей за одним столом. Глава делегации, профессор Миланского университета, фамилию которого он не запомнил, без спешки протирал салфеткой столовые приборы. Все это время члены делегации внимательно следили за каждым его движением, при этом никто из них даже не посмел притронуться к ложке или к вилке. Наконец, профессор приступил к еде, и все дружно последовали его примеру. Попутно профессор отпускал какие-то веселые шутки, и вся делегация дружно хохотала и вообще просто светилась от счастья. Внезапно настроение у профессора почему-то испортилось, и он заметно помрачнел. Вся итальянская делегация вмиг впала в меланхолию…

После обеда началась дискуссия. Одни участники конференции в чем-то были склонны согласиться с автором последнего доклада, другие же, напротив были настроены скептически. Особенно неистовствовал один маститый седовласый профессор, известный специалист по этому периоду отечественной истории, облаченный в мундир действительного статского советника. Под громкий хохот некоторых присутствующих он цитировал отдельные цитаты из доклада Разумихина, сопровождая их веселыми комментариями. В целом суть его выступления сводилась к тому, что в России с ее давними политическими традициями, мощным экономическим и культурным потенциалом ничего не могло случиться, просто потому, что не могло. В прениях Разумихин продолжал отстаивать свою точку зрения, приводя в ее защиту дополнительные аргументы. В целом дискуссия затягивалась, и к ней уже мало кто прислушивался, поскольку и так было ясно, что стороны все равно останутся каждая при своем мнении.

Иностранные участники конференции уже с явным нетерпением начали поглядывать на часы. Следующим пунктом программы должна была стать экскурсия по местам, где осенью 1917 года отряды юнкеров и студентов в жестоких боях одержали верх над большевиками – Александровское училище на Знаменке, дом генерал-губернатора на Тверской улице, здание градоначальства на Тверском бульваре и некоторые другие, которые теперь были превращены в мемориальные комплексы и музеи. Председательствующий уже готовился объявить о закрытии конференции, как зал заседаний неожиданно заволокло неведомо откуда взявшимся густым плотным туманом…

…Сергей вернулся к реальности только после того, как кто-то довольно сильно толкнул его в бок. Уже потом до него донесся голос преподавателя по истории КПСС, старого, заслуженного ветерана войны, прошедшего вместе со своей танковой частью весь путь от Курской дуги до Берлина:

– О чем это товарищ Разумихин так задумался? Наверное, собирается с мыслями, что рассказать нам о борьбе здоровых сил в нашей партии против троцкистско-зиновьевской оппозиции.

Причем перед словами «троцкистско-зиновьевская оппозиция» преподаватель на какую-то долю секунды запнулся. Вероятно, он по привычке хотел сказать «троцкистско-зиновьевская банда шпионов и убийц», но вовремя вспомнил, что теперь подобные клише употреблять уже не очень принято, и поэтому предпочел несколько смягчить формулировку.

Впечатления от только что пережитого были настолько яркими и свежими, а переход к новой реальности оказался настолько стремительным, что Сергей не сразу сообразил, где он теперь находится. Он даже помотал головой, словно пытаясь стряхнуть с себя наваждение. Со стороны могло показаться, будто он отказывается отвечать на поставленный вопрос. Сидевший напротив него стукач Тюпников даже вздрогнул от неожиданности, и сразу же насторожился. Но к этому времени Сергей уже успел собраться с мыслями. Он понял, что находится на пятом этаже 1-го гуманитарного корпуса МГУ, и в данный момент у них по расписанию идет семинар по истории КПСС. Кое-что вспомнив из услышанного на вчерашней лекции, он начал рассказывать о том, как троцкистско-зиновьевская оппозиция, вокруг которой сплотились остатки всех разбитых эксплуататорских классов, всячески мешала строительству новой счастливой жизни в нашей стране. Но здоровые силы в партии, сплотившиеся вокруг ЦК, дали решительный отпор всем их проискам, взяв курс на ускоренное построение социализма в отдельно взятой стране…