Текст книги "Убить, чтобы остаться (сборник)"
Автор книги: Хью Пентикост
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
Едва ли кто-нибудь из зрителей забыл музыку, звучавшую в тот вечер. Джонни, казалось, не знал усталости. Он пел и играл Кола Портера и Джерома Керна, Гершвина и Берлина, песни «Битлз» и Бэрта Бахараха. Он не отказал ни в одной просьбе. Дон Эдварде, который аккомпанировал Джонни двадцать пять лет, словно таял под жаркими лучами прожекторов. Джонни, наоборот, черпал в них энергию. Кое-кому из старожилов даже вспомнились двадцатые годы, когда после окончания мюзикла в «Уинтер Гордон» Ол Джолсон, бывало, подходил к рампе и спрашивал: «Хотите послушать еще? Мне хочется петь», – и пел чуть ли не до утра.
Брайан Марр, сойдя со сцены, решил остаться в зале, чтобы посмотреть, что будет дальше. Свободного места ему не нашлось, и он присел на ступеньку в проходе возле кресла Квиста.
– Представляю себе, какой переполох был в чикагском аэропорту, сказал он, когда публика отпустила Джонни умыться и переодеться в смокинг с золотым отливом. – Мало того, что они искали несуществующую бомбу, так еще какого-то мужчину застрелили в туалете.
– Кого именно? – спросил Квист.
– Пока неизвестно, – пожал плечами Марр. Потом, когда Джонни разошелся, Марр восхищенно покачал головой:
– Клянусь богом, он поет лучше, чем раньше.
– Два года отдыха, – напомнил Квист. – Его голосовые связки требовали покоя.
– Много пил, не так ли?
– И по-прежнему пьет.
– Не понимаю, почему он ушел?
– Он заработал столько денег, что мог тратить, сколько хотел. А женщины ему, наверно, приелись.
– Едва ли. Посмотри на него. Он наслаждается. Он обожает эту толпу, он любит ее за то, что она от него без ума. Почему же он ушел?
– Может, каприз. Но сегодняшний вечер вернет его на сцену.
К Квисту подошел Эдди Уизмер, неизменный спутник Сэндза.
– Джонни просит передать, что сегодня ничего не получится. Он приедет к вам на завтрак.
– В одиннадцать часов, – напомнил Квист.
– Так точно.
– Он отлично поет, Эдди.
– Великолепно. Так было и будет. Двухэтажная квартира Квиста расположена на Бикмен-плэйс, неподалеку от высотного здания ООН.
Редко кому удается попасть на второй этаж этих апартаментов. Там спальня Квиста, окна которой выходят на Ист-Ривер. Вся обстановка этой просторной, светлой комнаты состоит из огромной кровати, ночного столика с телефонным аппаратом и маленькой коробочкой интеркома, при необходимости связывающего Квиста с первым этажом, да электронного будильника. На стенах нет ни картин, ни украшений. Лишь окна обрамлены темно-синими портьерами.
На следующее утро после триумфального выступления Джонни в "Мэдисон Сквер Гарден" Квист проснулся, как от толчка.
Телефон не звонил, но на нем вспыхивала и гасла , красная лампочка. Квист осторожно приподнялся, чтобы не разбудить спящую рядом женщину, и взглянул на будильник. Шесть утра! Рано, слишком рано, хотя на улице уже начало светать.
Квист снял трубку.
– Какого черта? – шепотом спросил он.
– Извините, мистер Квист, – ответил швейцар. – Я знаю, который час. Но некий мистер Сэндз говорит, что дело не терпит отлагательств.
– Пьяный?
– Нет, сэр.
– Дайте ему трубку.
– Вопрос жизни и смерти, как пишут в мелодрамах, дружище, – прокричал Сэндз.
– Любого другого я велел бы вышвырнуть вон.
– Я не обманываю тебя.
– Дай мне пять минут, – попросил Квист.
– Я подожду у двери в квартиру. Откроешь, когда будешь готов.
Квист положил трубку и повернулся к женщине. Черные волосы разметались по подушке. Она спала, как младенец. Наклонившись, Квист поцеловал ее, сначала в один глаз, потом в другой.
– Пришел Джонни. Она сладко потянулась:
– Боже, мы проспали до одиннадцати?
– Сейчас только шесть часов. Похоже, у него какие-то неприятности.
– Ты хочешь, чтобы я ушла к себе?
– Нет. Выходи к завтраку, когда захочешь. Через черный ход. А пока спи.
Еще раз поцеловав Лидию, Квист прошел в ванную, встал под ледяной душ, насухо вытерся. В гардеробной он надел брюки цвета загара и розовую приталенную рубашку, сунул ноги в сандалии, причесался и по винтовой лестнице спустился на первый этаж.
Гостиная Квиста не имела ничего общего с его спартанской спальней. Стены покрывали сотни фотографий знаменитостей с дарственными надписями. Тут были звезды кино и театра, крупные политики, в том числе президент США, промышленные магнаты и несколько близких друзей, известных лишь узкому кругу. Висел на стене и написанный маслом портрет женщины, спящей на втором этаже, который принадлежал кисти Гордона Стивенсона.
Гостей обычно приглашали только в эту комнату. На первом этаже находились также кабинет, кухня и столовая, которой пользовались очень редко.
Выбрав в серебряном ящичке длинную и тонкую сигарету, Квист закурил и пошел открывать дверь. Увидев Джонни Сэндза, он ужаснулся. Куда девалась бьющая через край энергия вчерашнего вечера? Джонни даже стал меньше ростом, будто ссохся. Его глаза остекленели. Он лихорадочно затягивался табачным дымом, словно от этого зависела его жизнь. Коричневый шерстяной костюм и желтый свитер сменили золотистый смокинг.
– Ты не торопишься, дружище? – входя, пробормотал Сэндз. В гостиной он прямиком направился к бару, выбрал бутылку ирландского виски, налил и тут же опрокинул в себя полный бокал.
Квист уселся поудобнее.
– Тоже сядешь или будешь ходить из угла в угол?
– Почему ты не спрашиваешь, в чем заключается вопрос жизни и смерти?
– Расскажи сам, только поподробнее, если тебя это не затруднит. Джонни налил второй бокал и закружил по гостиной.
– Твоя крошка наверху? – он взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж. – Впрочем, это неважно. Она все узнает, даже если я и заставлю тебя поклясться хранить тайну. Так?
– Так.
– Ну почему мне не довелось встретить такую девушку!
– Необходимо особое везение.
– Ты не собираешься жениться на ней?
– Мне кажется, это не твое дело, Джонни.
– Спрашиваю из чистого любопытства, дружище. Моя беда в том, что я слишком часто женился, и все не на тех.
Сэндз замолчал – старый, безмерно уставший человек, поглощенный тяжелыми мыслями.
– Ты говорил – вопрос жизни и смерти, Джонни, – напомнил Квист.
– О, братец, – Сэндз вдавил окурок в пепельницу, зажег новую сигарету. – Ты читал утреннюю газету или, по крайней мере, слушал радио?
– Нет.
– Прошедшая ночь не ограничилась ненайденной бомбой в самолете.
– О?
– В туалете чикагского аэропорта застрелили мужчину.
– Брайан Марр говорил об этом.
– Я знал парня.
Брови Квиста удивленно поползли вверх:
– Убитого?
– Да, я знал его. И сегодня или завтра кому-нибудь может прийти в голову светлая мысль о том, что у меня были причины рассчитаться с ним.
– Его убил ты?
– Разумеется, нет! – Джонни глотнул виски. – Я отменил нашу встречу, потому что один мой приятель захотел повидаться со мной. Этот приятель тоже знал человека, застреленного в Чикаго.
– То есть ты встретился с ним.
– Я с ним не встретился! – воскликнул Сэндз. – Я ждал его в отеле после концерта. Он не пришел.
– Передумал?
– Нет. Он не передумал. Ему помешали прийти. Примерно в четыре часа утра его сбила машина всего в квартале от моего отеля. Он умер на месте.
– Двое в одну ночь.
– Да.
– Ну, едва ли кто может связать тебя с этой смертью, не так ли?
– Держу пари, они смогут.
– Как?
– Не знаю. Но если б они не рассчитывали на это, то не убили бы его.
– Они? Что за "они", Джонни?
– Если б я знал! – вздохнул Сэндз. Квист стряхнул пепел. На его губах заиграла легкая улыбка.
– Не хочешь ли ты прилечь на кушетку? Чувство вины за два убийства, которых ты не совершал, требует вмешательства психоаналитика. Излей свою душу доктору Квисту.
– Прекрати, – огрызнулся Сэндз.
– Если ты будешь молчать, Джонни, я лучше пойду спать.
Сэндз подскочил к бару. Наполнил бокал. Зажег очередную сигарету.
– Это началось пять лет назад. Девушка покончила с собой.
– Каким образом?
– Таблетки. Спиртное. И сделала она это в моем доме в Беверли-Хиллз, щека Джонни дернулась. Он отвернулся от Квиста.
– Обычно все, что с тобой происходит, становится достоянием прессы. Почему я об этом не слышал?
– В этом-то все и дело, – Джонни подошел к дверям, ведущим на балкон с видом на реку. – Ее звали Беверли Трент. Во всяком случае, такой она себе выбрала псевдоним. Какие формы! Чудо, а не женщина.
– Обитательница твоего гарема?
– Ну, можно сказать, что да.
– Можно сказать или так оно и было?
– Было, было! Я-то ее не любил. А Беверли хотела, чтобы я остался с ней навсегда. Она быстро наскучила мне. Я велел ей убираться и больше не приходить. Она устраивала истерики, звонила посреди ночи, проникала в студии, где я работал, в рестораны, где я ел. Устраивала жуткие сцены. Наконец, она оказалась на вечеринке, на которую ее никто не приглашал, и покончила с собой в моей постели.
– Без твоей помощи?
– Сукин ты сын, – процедил Джонни.
– Называй меня, как хочешь, если это поможет тебе выговориться. Сигара Квиста потухла.
– Я устроил вечеринку, – продолжал Джонни. – Экспромтом. Кто-то сказал, что шампанское нельзя считать алкогольным напитком, это, мол, просто шипучая вода, и его можно пить, сколько влезет. Я предложил выяснить, кто сможет выпить больше всех, и назначил приз тому, кто дольше других продержится на ногах: тысячу долларов, чтобы сыграть в рулетку в Лас-Вегасе. Примерно двадцать мужчин и женщин вызвались участвовать в этом конкурсе. Шампанское ставил я. Действовало лишь одно правило: каждый выпивал свой бокал, прежде чем все наполняли бокалы вновь. Некоторые очень быстро выбыли из игры, – Джонни хихикнул, вспомнив что-то забавное. – Все шло нормально, но тут появилась Беверли. Она где-то накурилась марихуаны и сразу стала вопить, негодуя, что ее не пригласили. Выставить ее мне не удалось. Чтобы побыстрее отделаться от нее, я добавил в шампанское добрую порцию бренди. После двух бокалов она, пошатываясь, вышла из комнаты. Я подумал, что ее потянуло в туалет, но она не вернулась, и я облегченно вздохнул. Пьянка затянулась далеко за полночь. Наконец на ногах осталась одна девчушка, игравшая в каком-то телесериале. Я дал ей новенькую хрустящую ассигнацию в тысячу долларов, посадил в такси и отправил домой. Устал ужасно. Поднявшись в спальню, я увидел, что Беверли, совершенно голая, лежит в моей, кровати. Решил, что она отключилась. Ее одежда валялась на стульях и на полу. На ночном столике стоял пустой флакончик из-под снотворного. Подойдя к кровати, я нашел под головой Беверли записку: "Для меня это единственный способ навсегда остаться в твоей жизни". Тут я испугался. Попытался прощупать пульс. Безрезультатно. Она умерла. Во флакончике было пятьдесят таблеток. Одному богу известно, сколько она приняла. Судебный эксперт потом сказал, что такой дозы хватило бы, чтобы убить лошадь.
– Судебный эксперт? Ты обратился в полицию? – спросил Квист.
– О боже, дружище, если бы все было так просто. Я как раз закончил картину. Помнишь, "Тропою славы"? Сыграл в ней католического священника. В тот фильм я вложил миллион долларов. На пороге старости мне хотелось создать себе новый образ: доброго, приветливого Джонни Сэндза. Я представил себе газетные заголовки:
"Оргия в доме Джонни Сэндза", "Женщина-самоубийца", "Бывшая подруга..." и так далее, и так далее. Отличная реклама для католического священника, для моего нового образа. Крошка Беверли действительно могла войти в мою жизнь и остаться в ней навсегда.
Поэтому я предпринял меры, чтобы обезопасить себя. У меня были друзья, которым я мог доверять (их благосостояние в немалой степени зависело от меня):
Луи Сэйбол, мой голливудский агент, получавший комиссионные с каждой моей картины, и Макс Либман, адвокат, ведущий мои дела вне шоу-бизнеса. Они приехали, и мы попытались найти выход из создавшегося положения. Нам казалось, что мы его нашли. Мы, кое-как одели Беверли и выволокли ее к машине. Со стороны могло показаться, что мы помогаем идти пьяной женщине. Мы отвезли Беверли в Лос-Анджелес, в ее квартиру. Время было раннее, пять утра, никто не встретился на пути. Дверь открыли ее ключом, уложили тело на кровать, оставили на столике пустой флакон из-под снотворного.
Ее нашли через день или два. Полиция объявила, что Беверли Трент покончила жизнь самоубийством. Да так оно, собственно, и было. Никто не заявил, что видел, как мы перевозили Беверли из моего дома в ее квартиру, да если бы и видел, мы б выкрутились: перепила, мол, на вечеринке. Ко мне приходил полицейский. Кто-то все-таки вспомнил, что она была у меня в гостях. Я сказал ему, что до прихода ко мне Беверли накурилась марихуаны, а потом куда-то исчезла. Полицейский прекрасно понял, какой вред нанесет мне причастность к этому делу. Тем более что никакого преступления я не совершал.
– Ты заплатил ему? – поинтересовался Квист.
– Я ему кое в чем помог, – без тени смущения ответил Джонни.
– И что дальше?
– Прошел год. А потом мне позвонил незнакомый мужчина. Он знал все от А до Я. Даже о записке, которую видели только я и умершая Беверли. Но, как оказалось, еще и этот мужчина.
– Шантаж?
– Совершенно верно. По сто тысяч долларов ежегодно. Я платил в течение двух лет.
– Однако!
Джонни печально покачал головой.
– Именно так, дружище. И тогда я встал перед выбором – то ли послать этого шутника к черту и пойти на публичный скандал, то ли до конца жизни изображать из себя дойную корову. Вот почему я ушел со сцены.
– Ты отказался платить?
– Наотрез.
– Но скандала не было?
– Пока нет. – Джонни помрачнел.
– И ты так и не знаешь, кто он такой?
– Нет.
– Как ты ему платил?
– Наличными. Поверишь ли, но я оставлял деньги в верхнем ящике стола в моем доме. Он забирал их, когда там никого не было. Я пытался выследить его, но у меня ничего не получалось. Деньги лежали неделями, потом я сдавался, и он преспокойно забирал их. Вот так я покинул сцену.
Дрожайшей рукой Джонни вдавил окурок в пепельницу и вновь закурил.
– А потом меня попросили выступить на благотворительном вечере Фонда борьбы с респираторными заболеваниями, – усталые глаза Джонни просветлели. – Ты можешь представить, Джулиан, что значит для меня отказ от дела всей жизни. О боже, как я люблю петь! И я еще пою, отлично пою. Это не самореклама. Я знаю, что говорю. Я начал мечтать о "Мэдисон Сквер Гарден". Это будет праздник! Я снова почувствую себя молодым. И я бросил пить и курить, регулярно занимался в спортивном зале.
– А потом позвонил шантажист. Джонни кивнул.
– Он потребовал, чтобы я отказался от участия в благотворительном вечере. Я послал его ко всем чертям. Я собирался петь бесплатно, хотел помочь больным людям. Даже если бы он устроил скандал, это не отпугнуло бы зрителей. "Ты еще пожалеешь", – предупреждал он, но я стоял на своем. Я ждал, что он обратится в какую-нибудь газету, но пресса молчала. Затем, когда в самолете объявили, что на борту бомба, я чуть не умер от страха, Джулиан. Я знал, что она подложена для меня.
– Но бомбы не оказалось.
– Совершенно верно. Ложная тревога понадобилась для того, чтобы я опоздал на концерт.
– Вполне возможно.
Джонни уперся в спинку кресла.
– Мы вернулись в Чикаго.
– Мы?
– Я и Эдди Уизмер. Он со мной уже двадцать восемь лет. Эдди пытался достать билеты на ближайший рейс, связаться с тобой. А пока я сидел в зале ожидания, стало известно, что в мужском туалете застрелили человека, Джонни глубоко вздохнул. – Луи Сэйбола, моего голливудского агента. Он помогал мне перевезти тело Беверли.
Глаза Квиста превратились в щелочки.
– А сегодня утром машина сбила другого твоего приятеля, Макса Либмана? Джонни кивнул.
– По всему выходит, что следующей жертвой стану я, не так ли? – с горькой улыбкой поинтересовался Квист.
Вопрос остался без ответа.
Прозвенел звонок входной двери.
Квист встал, чтобы открыть ее. Без согласования с хозяином швейцары впускали в дом только четверых:
Лидию Мортон, Констанс Пармали, личную секретаршу Квиста, Дэна Харви и Бобби Гилларда – его главных помощников.
На пороге в легком ситцевом платье стояла Лидия, в ее темно-фиолетовых глазах вспыхивали веселые искорки.
– Я подумала, что мы можем позавтракать пораньше, – улыбнулась она. Мне что-то не спится.
Войдя, она помахала рукой Джонни, колдующему у бара.
– Привет, Лидия, – поздоровался тот.
– Свари, пожалуйста, кофе, – попросил Квист. – И пока будешь на кухне, прикрой за собой дверь. Нам с Джонни нужно кое-что обсудить, прежде чем мы решим, посвящать тебя в это дело или нет.
Сэндз проводил Лидию восхищенным взглядом.
– Потрясающая женщина, – выдохнул он. Квист достал из серебряного ящичка новую сигару.
– Вопрос номер один, Джонни. Почему ты здесь, а не в полицейском участке? Почему ты обратился ко мне, а не к фараонам? – он раскурил сигару.
С бокалом в руке Сэндз вновь закружил по комнате.
– Рано или поздно нам придется совершить последнее путешествие. В рай или в ад. Но я туда не тороплюсь. Я не хочу умирать.
– Так попроси полицию защитить тебя. Сэндз глубоко вздохнул.
– Кто позвонил в авиакомпанию, чтобы предупредить о бомбе в самолете? Неизвестный. Но этот звонок вернул меня в аэропорт, и я находился там, когда застрелили Луи. Что делал Луи в Чикагском аэропорту? Я не знаю. Что делал Макс Либман в Нью-Йорке? Понятия не имею. Он собирался сказать мне об этом при встрече. Организационный комитет благотворительного вечера арендовал для меня автомобиль. Этим утром я приехал на нем из "Гарден" в отель, оставил его прямо у входа и отдал ключи швейцару. Это было примерно за пятнадцать минут до того, как Макса нашли на проезжей части. Никто не видел, как он погиб. Его мог сбить я и ставлю четыре доллара против одного – при осмотре автомобиля, на котором я приехал в отель, обнаружатся следы столкновения. Обратись я в полицию, им тут же дадут знать, что у меня был повод для убийства и возможность для его совершения.
– Что за повод?
– Все замыкается на шантажисте. Я скрыл истинные факты смерти Беверли. Я заплатил двести тысяч, чтобы они не выплыли наружу. Два человека, которые знали правду, мертвы. Допустим, я решил, что шантажист – один их них, и для верности укокошил обоих.
– Ты думал, что один из них – шантажист?
– Таких мыслей у меня не было. Они оба – мои друзья, – Джонни стиснул зубы. – Мне пятьдесят восемь лет, дружище. Возможно, меня ждет даже обвинение в убийстве. Потом суд. Мое прошлое вывернут наизнанку. Вспомнят Беверли, моих четырех жен, десятки других женщин и еще бог весть что. Возможно, суд решит отправить меня за решетку, пока мои адвокаты будут добиваться отмены приговора. Возможно, им это удастся, возможно, и нет. Ничего этого не нужно, Джулиан. Лучше я выпрыгну из твоей лоджии. Я хочу жить. Я хочу петь и смешать с дерьмом этого шантажиста. Я хочу развлекаться. Если бы история с Беверли стала достоянием широкой публики, я бы смог вывернуться. Показания Луи и Макса обелили бы меня. Я больше не играю роль католического священника. Но теперь меня могут обвинить в трех убийствах, а это уже чересчур, Джулиан.
– Итак, ты не хочешь обращаться в полицию. Но твой шантажист выложит все, что ему известно. Нет?
– Возможно, он подождет, чтобы увидеть мою реакцию. Несколько часов, или дней, или недель. А не попытаться ли нам нанести упреждающий удар?
– А где был Эдди Уизмер? Он же всюду сопровождает тебя.
– Остался в "Гарден". Помогал считать выручку от вечера.
– Джонни, у меня рекламная компания, а не детективное агентство, напомнил Квист.
– Твои сотрудники в десять раз умнее частных детективов. Ты знаешь мир, в котором я живу. Я – твой клиент. Если ты начнешь подбирать информацию, касающуюся меня, это никого не удивит. У тебя налаженные связи с прессой, радио, телевидением. Ты лучше других знаешь, как нейтрализовать распространяющиеся слухи. Проводимое тобой расследование не омрачит мне жизнь. От фараонов этого ждать не приходится.
– Если я соглашусь, Джонни, все подробности этой истории станут известны, по меньшей мере, четверым. Ты пойдешь на такой риск?
– Кому именно?
Квист кивнул в сторону кухни.
– Лидии, она не только близкий мне человек, но и ведущий специалист моей компании. Дэну Харви, моему заместителю. Бобби Гилларду, ты виделся с ним в "Гарден". Конни Пармали, моей личной секретарше, ты ее знаешь.
– Ты – тренер, Джулиан, и сам набираешь команду.
– Наверное, мне следует проверить, все ли у меня в порядке с головой, но ты – мой друг и мой клиент. Лицо Джонни озарила широкая улыбка.
***
Приемную "Джулиан Квист ассошиэйтс" украшали картины современных художников, довольно часто менявшиеся. В понедельник, через день после благотворительного вечера, посетители могли полюбоваться произведениями Роя Лихтенштейна, Лэрри Бэлла и Дона Эдди.
К сожалению, клиентам не удавалось по достоинству оценить мастерство художников, потому что, войдя в приемную, они не могли оторвать глаз от мисс Глории Чард, восседавшей за полукруглым столом, уставленным телефонами. Курьеры приносили письма, адресованные другим фирмам, чтобы лишний раз взглянуть на нее, по той же причине в приемную заскакивали посыльные с молочными коктейлями и кофе, хотя и ждали совсем в других местах. Слово "нет" мисс Чард произносила гораздо чаще, чем любая другая женщина.
Впрочем, одному или двум сотрудникам она могла бы ответить "да", а своего босса просто боготворила.
В тот понедельник Квист появился в приемной около десяти утра.
– Привет, дорогая, – поздоровался он. – У меня сегодня полно дел, и я не хочу никого видеть, кроме Дэна, Лидии и Бобби.
– У меня записана дюжина телефонов, по которым вам нужно позвонить, а доктор Лэтем уже ждет.
– Скажи, что я приму его завтра. Сегодня я на месте только для Джонни Сэндза. Если он позвонит, сразу же соедини его со мной.
– Я слышала, он всех покорил. В газетах пишут, будто Фонд собрал миллион двести сорок тысяч долларов.
– Джонни их заработал, – улыбнулся Квист и по коридору прошел в свой кабинет.
Едва он приоткрыл дверь, его личная секретарша, мисс Констанс Пармали, стройная светловолосая женщина в очках с дымчатыми стеклами, вышла из своей комнаты.
– Сегодня мы будем заняты от зари до зари, дорогая, – определил Квист распорядок дня. – Дэн и Лидия приедут с минуты на минуту. Тех, кто ждет в приемной, направь к нашим молодым дарованиям. И принеси машинку для стенографирования.
– Доктор Лэтем...
– Предложи ему подумать над тем, как осуществить пересадку головного мозга, – прервал ее Квист. – Я приму его завтра. Пусть позвонит вечером, чтобы узнать точное время встречи.
– У вас ленч с Джадом Уолкером.
– Отменить. Скажи, что я очень люблю его. Сожалею, но мы увидимся только на следующей неделе.
Мисс Пармали исчезла. Квист едва успел повесить пиджак в угловой шкаф, выбрать и раскурить сигару, как в кабинет вошли Дэниэл Харви и Лидия Мортон.
Внешне Дэн Харви – полная противоположность Квисту: темноволосый, неулыбчивый, всегда строго одетый. Оба они ростом чуть выше шести футов, при этом Харви на сорок фунтов тяжелее, но в них нет ни унции жира. Не так давно он считался восходящей звездой профессионального американского футбола, однако травма колена перечеркнула спортивную карьеру Дэна. Он мог бы сниматься в кино, но предпочел поступить на работу в "Джулиан Квист Ассошиэйтс". Казалось, его козырь – грубая физическая сила, и мало кто знал о его принадлежности к "Фибета-каппа".
Мисс Пармали принесла машинку для стенографирования и села за стол Квиста.
– Доброе утро, ученики, – начал Квист. – Тема сегодняшней лекции совершенно секретна. Конни, расшифровка мне не потребуется, только стенограмма, которую можно подшить к делу. Ее нужно хранить отдельно от папки Сэндза.
– Мы будем говорить о Джонни Сэндзе? – спросил Харви.
– Да.
– Что ж; поздравим себя и примемся за работу. Мы уже потрудились для него на славу. Утренние газеты сообщают, что сумма пожертвований составила миллион с четвертью.
– В газете было еще что-нибудь, Дэниэл?
– Он пел до половины четвертого утра.
– Джонни опоздал, потому что его самолет вернулся в Чикаго.
– Предположение, что на борту бомба, не подтвердилось, – добавила Лидия. Она и виду не подала, что в воскресенье обсуждала с Джонни и Квистом планы дальнейших действий.
– Умница, – кивнул Квист. Мисс Пармали подняла голову.
– В туалете чикагского аэропорта застрелили голливудского агента Джонни Луи Сэйбола.
– Молодчина, – улыбнулся Квист.
– Я созванивалась с ним месяц тому назад, когда мы готовили биографию Джонни для буклета к благотворительному вечеру, – пояснила мисс Пармали.
– Какие еще газетные заметки могли бы иметь отношение к Джонни? спросил Квист.
– В Лос-Анджелесе живет семь миллионов человек, – заметил Харви. Если ты полагаешь, что великий Джонни Сэндз так или иначе связан с каждым из них, то тебя может заинтересовать сообщение, переданное по коротковолновому полицейскому радиоканалу. В воскресенье, около четырех утра, на Мэдисон-авеню задавили насмерть Макса Либмана, адвоката из Голливуда.
– Да будет тебе известно, Дэниэл, что Макс Либман – близкий друг Джонни. Этот уик-энд оказался тяжелым для его друзей. Слушайте внимательно... – и Квист пересказал историю, приключившуюся с Джонни Сэндзом.
Пальцы мисс Пармали так и порхали над машинкой для стенографирования. Харви, сердито хмурясь, расхаживал по кабинету.
– Вот такие дела, – закончил Квист. – Джонни попросил помочь.
– Хочешь совет?
– Нет, Дэниэл. Мне нужны не советы, а информация. Я хочу знать, что привело Луи Сэйбола в чикагский аэропорт именно в тот момент, когда там находился Джонни. Я хочу знать, каким ветром Макса Либмана занесло в Нью-Йорк, почему он позвонил Джонни и сказал, что хочет встретиться с ним. Я хочу знать, повреждена ли взятая напрокат машина Джонни. Нужно выяснить все, что возможно, о полицейском, который пять лет тому назад помог Джонни замять некоторые подробности смерти Беверли Трент. Я хочу знать всех, кто присутствовал на вечеринке с шампанским. Джонни смог назвать лишь с десяток имен. Тогда пьянки шли у него сплошной чередой. Эдди Уизмер, его "шестерка", возможно, сможет перечислить всех гостей.
– "Шестерка"? – переспросила мисс Пармали.
– Мальчик на побегушках: принести кофе, сбегать за сандвичами, заказать билет на самолет. В общем – "чего изволите?" – пояснил Харви. Всегда на подхвате, всегда готов исполнить любое желание, – он взглянул на Квиста. – Так ты не хочешь выслушать меня?
Тот улыбнулся.
– Ты все равно выскажешься, хочу я этого или нет.
– У почившей мисс Беверли Трент объявился давно забытый братец, папаша или любовник, и...
– Извини, Дэниэл, – прервал его Квист и повернулся к мисс Пармали. Беверли Трент – сценический псевдоним девушки, а не ее настоящее имя. Необходимо выяснить, как ее звали и не было ли у нее брата, отца или любовника.
– Среди них мы и найдем шантажиста! – воскликнул Харви. – Деньги иссякли, и он решил стать вершителем судеб. Разделался с Сэйболом, затем с Либманом и нацелился на Джонни. Если ты встанешь у него на пути, тогда он сначала рассчитается с тобой, Джулиан. Я советую тебе убедить Джонни, что тот должен обратиться в полицию, а если он не согласится, умыть руки. Джонни может быть твоим другом, но это не значит, что ты должен жертвовать жизнью ради него.
– Я не последую твоему совету, – Квист наклонился, чтобы положить в пепельницу окурок сигареты. – Мне нужны ответы на поставленные вопросы. Я хотел бы получить их вчера, но, видимо, придется подождать до завтра. Джонни знает, что вы трое в курсе его дел. Он готов ответить на любой ваш вопрос. Тебе, Дэниэл, придется слетать в Голливуд. Это отправная точка для полицейского, Сэйбола, Либмана; Лидия и я займемся Нью-Йорком. Завтра вечером я жду от тебя подробного отчета. Не будем терять времени. Не хотелось бы искать ответ после того, как Джонни окажется в морге.
