Текст книги "Убить, чтобы остаться (сборник)"

Автор книги: Хью Пентикост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

– Налей себе кофе и вали к Джорджи, – решил Дьюк.

Труди подошла к плите.

– Рукоятка горячая, – предупредила ее Эмили.

Девушка нашла державку, налила себе кофе.

– Не пойму, почему именно я должна сидеть с этим недоумком, проворчала она.

– Не тяни резину, – прикрикнул на нее Дьюк.

Труди прошествовала через кухню и исчезла за дверью. Дьюк повернулся к Питеру и двум женщинам. Его глазки-пуговки впились в Линду.

– Сидите тихо, и вам ничего не будет, – изрек он.

– Не забывай, одноногий – мой, – Телицки поднялся, чтобы налить себе кофе. Затем он и Лонг пересели на дальний конец стола, выложив перед собой ружья. Потекли первые минуты трехчасового ожидания.

– Хотите еще что-нибудь съесть? – спросила Эмили Питера.

– Нет, благодарю.

Линда чуть повернулась. Дьюк не отрывал от нее глаз. Должно быть, она знала, что ждало ее, во всяком случае, в воображении Дьюка. Все более отчетливо ощущал Питер близость с обеими женщинами и стариком. Опасность рождала единение, привязанность, сплачивала людей, не имевших ранее ничего общего. То же самое испытывал он и на войне.

Питер взглянул на Линду. Внешнее спокойствие давалось ей нелегко. Мечта фотографа: высокие скулы, гладкая кожа, выразительные, все понимающие серые глаза. И он, беспомощный, одноногий калека.

– Бедный Тьюзди, – внезапно прервала молчание Эмили. – Прожить всю жизнь, следуя определенным принципам, и в самом конце предать все, во что верил, обмануть друзей, склониться перед ненавистной силой. Интересно, как бы он поступил, если б не было меня.

– И что бы он сделал? – откликнулась Линда.

Они разговаривали, словно не замечая присутствия Телицки и Лонга.

– У него был бы выбор. Я отняла у него эту возможность.

– Я наблюдала за вами и завидовала.

Темные брови Эмили поползли вверх.

– Завидовали?

– Как бы все это не закончилось, вы столько лет любили друг друга. Такое достается немногим.

– У вас есть в городе кавалер?

Линда покачала головой.

– Тот, кого я любила, погиб во Вьетнаме.

– Вам повезло. Разумеется, не в том, что его убили, а потому, что он не ждет вас в Барчестере, не находя себе места, думая о том, что с вами случилось или случится. На себя Тьюзди наплевать. Но он боится за меня, и это убивает его.

Рука Линды с такой силой впилась в край стола, что покраснела кожа под ногтями.

– Я стараюсь оставаться такой же невозмутимой, как и вы, Эмили.

Взгляд Эмили скользнул по бандитам.

– И правильно. Наш страх только порадует этих дьяволов.

Телицки ухмыльнулся.

– Ты еще помолишь о пощаде, когда придет срок, мамаша.

– Они ждут нашей смерти, как нормальные дети – прихода гостей на день рожденья. Что произошло с ними, Стайлз? Что случилось с нынешней молодежью? Я допускаю, что наша ситуация – это крайность, но юность что-то утеряла. Никаких традиций, никаких грез, ничего из того, что было в наше время.

– Возможно, то же самое говорили и о вас, Эмили, когда вы были натурщицей в Париже, – ответил Питер. – Позировали художникам без одежды, жили в грехе с Тьюзди. В те дни тоже спрашивали, что случилось с молодежью.

– Вы говорите о социальных нормах, – возразила Эмили. – Тьюзди и я их нарушали, но Тьюзди – самый нежный, самый добрый мужчина из встреченных мной. Он всегда ненавидел насилие. Он никому не причинял зла. А сегодняшние подростки наслаждаются насилием. Они сбиваются в толпы вместо того, чтобы становиться личностями. Перед ними открыты все пути: образование, работа, творчество. Но это не для них. Знаете, как они развлекаются? Поджигают людей и смотрят, как те горят. Но даже эту забаву они придумали не сами. Вычитали в газете и повторили у себя.

– Кончай, мамаша, – лениво бросил Телицки.

– Жить мне осталось недолго, мальчик. Не зря же ты сидишь передо мной с ружьем. Возможно, единственное удовольствие, оставшееся у меня, высказать все, что я думаю о тебе и о твоих дружках.

– Я же сказал, заткнись!

– Было время, когда я могла читать о таких чудовищах, как ты, мальчик, и испытывать к ним жалость. Можете ли представить? Я говорила себе, что у них не было дома, не было любящих родителей, заботящихся о том, чтобы они выросли порядочными людьми. Никто из вас не нашел цели в жизни. Кто в этом виноват? Войны, бомбы, что-то еще? Но знайте, те же преграды стояли и перед Тьюзди. Первая мировая война, вторая – и, будь у нас дети, их послали бы в Корею и во Вьетнам. Отец Тьюзди участвовал в испано-американской войне, дед – в гражданской. Всем доставались и войны, и бомбы. Но никто из них и представить не мог, что насилие станет развлечением. Они боролись за правое дело и отдали плоды побед вам, а вы надругались над ними. Вы приняли образ врага, мальчики, да и, клянусь богом, вы стали нашими врагами! Но придет день, когда всех этих доброжелателей и болтливых теоретиков, утверждающих, что детям дисциплина не нужна, отодвинут в сторону, а вас как следует высекут, и поделом. А может, бог пошлет нам еще один потоп, ибо он знает, что мы должны начать все заново.

– И этот потоп будет называться водородной бомбой, – вставил Питер.

Эмили с силой поставила чашку на стол.

– Я не уверена, что мне полегчает, если я выговорюсь, но в одном можете не сомневаться, мальчики, – мне вас не жаль. Умрете ли вы здесь, на этой горе, или, если вам сейчас повезет, позже, в газовой камере, где бы я ни была, вы услышите мою благословенную молитву.

Дьюк захлопал в ладоши.

– Жаль, что вы не сможете выступить на сцене, мамаша. Ваш монолог украсил бы любой водевиль.

Но Телицки не думал смеяться. Он наклонился вперед, на шее вздулись вены.

– Ты слишком много говоришь, мамаша. Когда придет время, я с радостью заткну тебе пасть.

– Может, ты хочешь рассказать нам о своем трудном детстве, мальчик, подлил масла в огонь Питер.

– Может, и хочу! – взревел Телицки. – Я скажу, почему мне плевать на любого из вас. Знайте, что я уважаю только свои мускулы и умение уломать любую девчонку, что попалась мне на пути. Возможно, я заставлю эту бледнолицую фригидную неженку относиться ко мне с должным почтением. Все, что мы получали от вас, так это разговоры. Кто из вас пытался облегчить нашу жизнь? Слова, слова, слова. Вот этот старик только и делал, что рисовал толстую задницу своей бабы! Вы ничего не давали нам, никогда. Вы живете в своем уютном мирке и покрикиваете на нас. Что ж, таким, как я, это надоело, и мы еще возьмем власть и в городах, и в деревне, везде. И погоняем вас перед смертью, но даже этим вы не расплатитесь с нами за те условия, в которых нам приходится жить. Хотел бы я иметь бомбу, о которой вы говорили. Я отлично знаю, как ей распорядиться.

Тяжело дыша, Телицки вскочил со стула, и на мгновение Питеру подумалось, что он бросится на них. Но светловолосый здоровяк, не выпуская из рук ружья, отошел к окну.

На кухне воцарилась тишина. Питер взглянул на часы. Крамер и Мартин давно уже притаились у проселка, а Тьюзди, должно быть, уже приехал в Барчестер.

Разум и логика были здесь не в чести. Единственное, что им оставалось, – ответить на силу силой. Но как?

Глава 3

Солнечные лучи били в окно. Эмили мыла грязную посуду, скопившуюся после завтрака. Питер с восхищением наблюдал за ней. Ни разу не упомянула она о страхе за собственную жизнь. Ее волновали лишь терзания Тьюзди. Линда права. Эти старики познали истинную любовь.

– Я никогда не пыталась определить для себя, что такое мужество, прошептала Линда. – Я не принимала его как должное. У хороших людей оно есть, у плохих – нет. Не знаю, как мне встретить грядущее, Питер, – дрожь пробежала по ее телу.

– Еще неизвестно, что нас ждет.

– Известно. Я знаю, что они приготовили для меня.

– Не думайте об этом, – едва ли Питер мог дать более бесполезный совет.

– Ребенком я боялась идти к дантисту. Говорила себе, что пробуду у него не больше часа, потому что придет следующий пациент, но зато мне вылечат зуб и он не будет беспокоить меня. Можно выдержать все что угодно, если знаешь, что испытание кончится и тебе станет лучше.

– Это позиция религии, – Питер думал о том, как отвлечь Линду. – Ад на земле, рай – на том свете.

– Допустим, я это переживу, – голос Линды звучал чуть громче. – Смогу ли я взглянуть на себя в зеркало? Позволю ли подойти ко мне порядочному человеку? Как...

– Прекратите, – оборвал ее Питер.

Линда невесело рассмеялась.

– В книгах и кинофильмах всегда находится выход. Таблетка, вшитая в подол юбки, нож, спрятанный под матрацем.

– Или морские пехотинцы, ворвавшиеся в последний миг, – поддакнул Питер.

– Они ворвутся?

– Боюсь, что нет.

– О боже, Питер, – она склонила голову, скрывая охвативший ее ужас.

– Не замыкайтесь на этом.

– А что нам делать? Обсуждать достоинства пьес Бернарда Шоу или критиковать иностранную политику президента? Не принимайте меня за ребенка, Питер.

Тот искоса взглянул на Дьюка Лонга. Бледный, черноволосый юноша не спускал с них глаз, Телицки беспокойно ходил вдоль окон, наблюдая за лугом перед отелем, словно ожидая возвращения Тьюзди. А тот уехал лишь час назад.

– Когда я училась в колледже, – начала Линда, – после занятий мы частенько собирались у кого-нибудь в комнате и подолгу говорили о том, что предпринять, если на тебя нападут. Предлагались очень смелые способы зашиты. Мужчину есть куда ударить, чтобы причинить ему боль. Но кое-кто утверждал, что лучше всего не сопротивляться. В этом случае оставался шанс остаться в живых. Теперь я понимаю, что это была бравада. В душе мы мечтали о том, что на нас кто-то нападет. Но когда это происходит наяву... – вновь она вздрогнула. – Вы не представляете себе, что я вчера пережила.

– Если это поможет, расскажите.

– Он совсем чокнутый.

– Джорджи?

– Да.

– Но вы не уступили ему.

– Я тут ни при чем. Я ничего не делала, только молилась. Я уже давно отвыкла молиться, а тут всей душой обратилась к богу.

– В городе не знают, с чего все началось.

– Я спала. Возможно, вы помните, ночь была жаркая, без единого дуновения ветерка. Я проснулась, вероятно, от постороннего шума. Вам знакомо это чувство? Я не смогла определить, откуда он донесся, но больше ничего не слышала. Взглянула на часы. Начало второго. Попыталась заснуть, но не смогла. И продолжала прислушиваться. Однажды птица залетела через трубу и билась о стекла изнутри. Наконец я решила посмотреть, что там, внизу. Мне и в голову не приходило, что столкнусь с незнакомым человеком. В крайнем случае, я ожидала увидеть птичку или какого-нибудь зверька.

Было так жарко, что я не накинула даже халата. Просто спустилась вниз, босиком и в ночной рубашке. Свет я не зажигала, так как прекрасно знала, где что стоит. Войдя в зал магазина, я заметила тень у витрины. Затем она исчезла. Возможно, по моему поведению этого не скажешь, Питер, но по натуре я не труслива.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Я решила, что соскочила защелка и тень упала от ставня. Помнится, я подумала, что нельзя выходить из дома в ночной рубашке, но успокоила себя тем, что в такой час в Барчестере все спят. Я открыла дверь, вышла на крыльцо и увидела его. Этого обросшего парня! А я стояла перед ним чуть ли не голая. В ночной рубашке выше колен. "Что вы хотите?" – спросила я, отступая к двери. Он схватил меня за запястье. Тут я заметила ружье, брошенное в траву у витрины.

"Одну минуту, мисс, – говорил он очень вежливо. – Мне нужна гитара, выставленная в этом окне".

"Пожалуйста, отпустите мою руку, – попросила я. – Мне больно. Если вас заинтересовала гитара, приходите утром, после открытия магазина". Он еще сильнее сжал мне запястье. Его глаза сверкали безумием. Внезапно я перепугалась. "Отпустите меня. Можете взять гитару, если хотите". Он ничего не ответил. Лишь пожирал меня безумными глазами.

"Я бы хотел, чтобы вы пошли со мной", – без угрозы, мягко, даже застенчиво предложил он. "О чем вы говорите?" – изумилась я. "Я хочу, чтобы вы пошли со мной. Далеко-далеко. Туда, где никого нет. Пожалуйста".

Да, да, он сказал "пожалуйста", словно обращался ко мне с какой-то обычной просьбой. Тут я поняла, что имею дело с сумасшедшим. "Чтобы пойти с вами, мне нужно вернуться в дом и одеться", – ответила я. В доме я могла запереть дверь и по телефону вызвать подмогу.

"Нет! – впервые в его голосе прозвучали резкие нотки. – Такой, как сейчас. Вы прекрасны!"

Паника охватила меня, и я допустила ошибку. Я попыталась вырваться. Что случилось потом, я не знаю. Скорее всего, он ударил меня ребром ладони по шее, – пальцы Линды коснулись едва заметного синяка. – Должно быть, я потеряла сознание, потому что очнулась, лежа в высокой траве. Он... он был рядом, а его руки ощупывали меня. Я рванулась от него, закричала. Одной рукой он закрыл мне рот, другой – прижал к земле.

"Не бойтесь, я не причиню вам зла".

Я похолодела от страха. Его ружье и гитара лежали в траве в нескольких футах от нас. Мне удалось оглядеться, и я поняла, что мы далеко, чуть ли не в миле от моего дома. На руках или волоком он притащил меня чуть ли не к подножию горы.

"Всю жизнь я мечтал о такой, как вы, – продолжал он, – славной девушке. Славной, утонченной, красивой. Мы будем нежно любить друг друга. Как вас зовут?"

От ужаса я едва могла шевелить языком. Я ответила, что меня зовут Линда. Сказала, что он совершает преступление. Что он может угодить в тюрьму на долгий, долгий срок. Не уверена, что до него дошли мои слова. Он уставился на меня безумными глазами и продолжал осторожно поглаживать меня свободной рукой. У меня... мне казалось, что по телу ползают паразиты. "Мы пойдем на гору, – шептал он. – Мы будем в безопасности и одни. У меня там друзья. Вы будете счастливы с нами и поймете, что я никому вас не отдам, говорил он, словно избалованный ребенок, не терпящий отказа". – "Я не могу пойти с вами, – возразила я. – Я никуда не пойду, пока не вернусь домой и не переоденусь. Отпустите меня, а потом..." – "Нет, – будто отрубил он. Вы пойдете добровольно или мне придется тащить вас. Я хочу дать вам время, Линда, чтобы вы полюбили меня. Но вы должны понять, что отныне принадлежите мне".

Он отпустил меня и встал на колени. "Вы пойдете сами или я должен заставлять вас идти?"

Питер, я не могла пошевельнуться. Не могла бороться с ним и не могла идти. Меня парализовало. Думаю, он этого не замечал. Вытащил из кармана веревку и связал мне руки. "Жаль, что вы упрямитесь. Но нам пора".

Веревка впилась в запястья, и он поднял меня на ноги. Свободный конец он привязал к поясу, подхватил ружье и гитару и пошел. Я упиралась. Споткнулась, упала, он тащил меня по дороге, по камням и гравию. Я умоляла отпустить меня, но он даже не обернулся. В конце концов мне пришлось встать и идти за ним.

– Вы знаете, что вас видели? – спросил Питер.

Серые глаза широко раскрылись.

– Видели?

– Местный парень, Майк Миллер, оказался со своей девушкой неподалеку от проселка.

– С Молли Донахью?

– Да. Они видели, как вас тащили в гору.

– О боже. Питер. Если они...

– Юноша пришел к Саутворту только после полудня. В нем заговорила совесть.

– Но если Майк видел меня, почему не помог?

– У Джорджи было ружье. Они испугались. А потом не решались рассказать обо всем Саутворту, чтобы не вызвать гнева отца Молли.

– Это невероятно!

– Но факт.

Линда долго молчала.

– Наверное, они поступили правильно. Думаю, Джорджи убил бы их, попытайся они помешать ему.

– Они находились так близко, что видели пот на лице Джорджи, когда он протащил вас мимо них. И реальность такова, что они остались в живых, так же, как и вы. Если б они подали голос, вполне возможно, что Джорджи перестрелял бы вас всех.

– Мы сидим здесь, боимся шевельнуть и пальцем, зная, что кто-то другой заплатит за это жизнью, – продолжала Линда. – Имеем ли мы право требовать друг от друга такого самопожертвования?

– Если вы предложите способ вырваться отсюда целыми и невредимыми, я готов прикрыть вас.

– Такого способа нет, – она покачала головой.

– Что произошло после того, как Джорджи привел вас в "Причуду"?

– Я не поверила своим глазам, когда увидела, куда он меня привел. Я давно знала Тьюзди и Эмили. Я продала несколько его картин. На мгновение во мне затеплилась надежда. Этот сумасшедший не знает, кто здесь живет, подумала я. Сейчас нас встретит Тьюзди и освободит меня. Вместо этого я узнала, что Тьюзди и Эмили – пленники банды.

Джорджи притащил меня в кухню, и тут же началась ссора. Крамер прямо-таки разъярился. Они же понимали, что меня начнут искать. Но деваться было некуда. Отпустить меня они не могли. Какое-то время Крамер втолковывал им что к чему. А потом... потом Эмили сказала, что найдет мне какую-нибудь одежду и поможет смыть кровь и грязь. Как мне хотелось уйти с Эмили, не видеть голодные, безумные глаза Джорджи. Я подумала, что Эмили скажет мне, как вести себя. "Я вымою ее, – возразил Джорджи. – Она – моя, и я сам позабочусь о ней".

Помнится, Крамер рассмеялся и сказал: "Мальчик становится мужчиной".

Я чуть не сошла с ума от страха. Я молила Тьюзди помочь мне. Но прочла отказ на его окаменевшем лице. "Не сердитесь на старика, – улыбнулся Крамер. – Один шаг, и его мадам отправится на тот свет", – он указал на Бена Мартина, нацелившего ружье на Эмили. Рука Джорджи вновь сомкнулась на моем запястье, и мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Линда глубоко вздохнула.

– Через холл с картинами Эмили он провел меня в свою комнату. Закрыл дверь, запер ее на ключ, и мы остались одни. Вся обстановка состояла из кровати, стула с прямой спинкой и обшарпанного комода. К комнате примыкала ванная.

Джорджи осторожно уложил меня на кровать. "Сейчас мы умоемся, Линда". Прошел в ванную и тут же вернулся с мокрым полотенцем. Не могу передать, Питер, что я пережила. Я решила, что лучше не сопротивляться, во всяком случае, до того, как он набросится на меня. Я все еще думала, что смогу убедить его остановиться... потому что он был таким кротким, когда я не перечила ему. Он сел на кровать рядом со мной. "Лежите тихо", – И начал вытирать мне лицо мокрым полотенцем. Нежно и ласково. А затем плечи, руки... тело, сбитые в кровь ноги. И все время нашептывал: "Видите, я не хочу причинять вам боль... я хочу нравиться вам, любить вас я хочу..."

И все-таки мне казалось, что я смогу как-то вразумить его. Я пыталась объяснить ему, как ребенку, что не могу вызвать в себе эти чувства, потому что полумертва от страха. Он слушал внимательно, с напряженным лицом, вроде бы вникая в смысл моих слов. А слушая, продолжал поглаживать меня, и я едва сдерживалась, чтобы не закричать. "Торопиться нам ни к чему", – кивнул он. Затем спросил, нравится ли мне музыка, и я ответила, что да. Только для того, чтобы хоть как-то отвлечь его. В это трудно поверить, но он взял с комода гитару, сел на стул и запел. Старые песни – "Молли Мэлони", "Блутейл флай" и тому подобное. Он обхаживал меня, Питер! А я хвалила и поощряла его, потому что, играя на гитаре, он не мог прикоснуться ко мне. Он пел и пел, но я знала, что все это лишь затяжка времени. И не находила выхода. Наконец он положил гитару на комод, пересел на кровать, и я вновь ощутила на себе эти ужасные, мягкие руки. "Видите, я не хочу причинять вам боль. Но аде могу долго ждать, Линда, вы это понимаете, не так ли?"

Тут я сжалась в комок. Взмолилась. Повторяла снова и снова, что этого не будет, не должно быть. И его глаза похолодели. В них я увидела не злость, но жестокое разочарование. Без единого слова он встал и вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Я села, дрожа от ужаса. Скажите, Питер, что заставляет женщину обожествлять свое тело? Осознание того, что надругательство над ним уничтожает душу?

Питер промолчал. Он думал о своей ноге и о тех долгих месяцах, когда считал себя объектом насмешки. Кому охота ощущать себя увечным. Тот же страх испытала и Линда.

– Я ждала неизбежного, – продолжала Линда. – Я спросила себя, не отдаться ли ему добровольно, чтобы по возможности избежать боли, и чуть не задохнулась от отвращения. Пойти на это я не могла, ни за что на свете.

Джорджи вернулся, запер за собой дверь. Он принес карандаш для век, тушь, помаду, румяна. Сел на кровать. "Если не вы, пусть будет кто-то другая", – сказал он.

Сначала я не поняла, о чем он говорит. А потом он... занялся моим лицом. Наложил тени на веки, румяна – на щеки, помаду – на губы, тушь – на ресницы. Я не сопротивлялась. Все что угодно, лишь бы занять его. Закончив, он взял меня за руку, поднял с кровати. Нежность исчезла. Он потащил меня в ванную, к зеркалу над раковиной. "Смотрите! – он подтолкнул меня к зеркалу, чтобы я увидела, в какую нелепую маску превратилось мое лицо. – Видите, теперь вы – уже не вы, так что это не имеет значения. Пока это не вы, все будет нормально, не так ли, Линда?" Из уголка его рта появилась струйка слюны. Он выволок меня из ванной и буквально швырнул на кровать. Он приближался ко мне и... я закрыла глаза и до крови закусила губу, чтобы не закричать.

Но тут забарабанили в дверь. Телицки прокричал, что Крамер приказывает спуститься вниз. Я думала, Джорджи откажется. Он стоял, не сводя с меня глаз, и дрожал с головы до ног. Затем повернулся, медленно подошел к двери и открыл ее. Телицки взглянул на меня, ухмыльнулся. Вероятно, гадая, когда наступит его очередь. "Отведи ее вниз, – буркнул Джорджи. – Я приду следом".

Я быстро поднялась и метнулась к двери. Лишь бы выбраться из этой комнаты, думала я, а там хоть трава не расти. На пороге я обернулась. Джорджи лежал на кровати лицом вниз и рыдал, как ребенок.

Питер взглянул на Линду. Рассказ утомил ее. В каждом из нас, даже в извращенном сознании Джорджа Мангера, глубоко внутри, теплилось неутолимое стремление к недостижимому. Но игры кончились, и скоро остальные обратят свое внимание на эту милую девушку. Запас времени таял, как весенний снег на опушке.

Внезапно в проеме двери возникла Труди.

– Джорджи приходит в себя, – взвизгнула она. – Пришлите к нему кого-нибудь, кто знает, что нужно делать.

Из-за ее спины раздался полный смертельной боли крик. Питеру приходилось слышать нечто подобное на войне. Крик повторился. Он повернулся к Эмили, склонившейся над раковиной.

– У нас есть что-нибудь болеутоляющее, Эмили?

Та покачала головой.

Вновь закричал Джордж. Телицки взглянул на Дьюка.

– Отведи-ка к нему мамашу, и пусть она присмотрит за ним. Лишний шум нам ни к чему. Ты знаешь, что сказал Крамер?

Дьюк махнул ружьем.

– Пошли, мамаша. Посмотрим, что ты сможешь для него сделать?

Эмили смочила водой полотенце и спокойно прошествовала в комнату, где лежал Джордж. Дьюк сопровождал ее с ружьем наперевес. Линда встала.

– Не могу ли я помочь?

Никто не ответил, и она последовала за Эмили. Труди осталась на кухне.

– Он горит в лихорадке. Не понимает, что с ним. Все время зовет ее.

– Линду? – спросил Питер.

– Да. Похоже, втюрился по уши, – Труди глянула на Телицки. – С меня хватит. Пусть за ним присматривает кто-то еще.

– Не канючь, – буркнул Телицки. – Налей мне кофе.

– Чего это ты такой нервный? – Труди направилась к плите.

– Не нравится мне все это, – ответил Телицки. – Этот умник, – он взглянул на Питера, – не зря говорил, что К.К. может смыться, а расхлебывать кашу придется нам.

– Бен его не упустит, – Труди принесла чашечку кофе светловолосому здоровяку. – Послушай, Джейк, а что случится со мной, если вся эта свора двинется на нас? Как мне защищаться? Дайте мне ружье.

Телицки рассмеялся.

– Да ты с ярда не попадешь в корову горстью риса.

– Я имею право на защиту! – запротестовала Труди. – Где мне взять ружье?

– Спроси меня, когда мы будем вдвоем. Если хочешь, можем прямо сейчас подняться к тебе.

– У тебя только одно на уме, – Труди повернулась к Питеру. Ее взгляд говорил, что она старается выполнить его поручение. – Принести тебе кофе?

– Спасибо, – ответил Питер, – но я хочу посмотреть, как работает эта детская коляска.

Он ухватился за обода колес, отъехал от стола. Телицки весь подобрался.

– Куда это ты?

– Хочу выпить кофе.

– Один тип плеснул мне кофе в лицо. От него осталась лишь горстка пепла.

– Я знаю.

– Так что наливай кофе и тут же возвращайся к столу.

Каталка легко подчинялась движениям рук. Но, подкатившись к плите, Питер понял, что ехать с чашечкой кофе на коленях ему не удастся. Он взглянул на часы. До возвращения Тьюзди еще далеко.

– Удивительная девушка, – Эмили подошла к Питеру. – Ее присутствие успокоило мальчика, и она хочет облегчить его страдания. Даже после того, что она пережила из-за него.

– Вы слышали ее рассказ?

Эмили кивнула.

– Который час?

– Половина одиннадцатого.

– Тьюзди вернется через полчаса, – она взглянула на Дьюка, о чем-то шептавшегося с Телицки, и понизила голос. – Я тут подумала...

– Мы все только этим и занимаемся.

– Мы с Тьюзди пожили на свете в свое удовольствие. Можно ли желать чего-то большего? Вы сможете вытащить отсюда Линду, если мы согласимся остаться и дать им выместить на нас всю злобу?

– Я не уверен, что мы пошли бы на это, даже если б и представилась такая возможность, – ответил Питер. – К чему вы клоните, Эмили?

– Мы отжили свое, – спокойно ответила Эмили. – Надо дать такой же шанс вам и Линде.

Питер коротко взглянул на бандитов.

– Шансов у нас нет, если только мы не добудем оружие. Вы знаете, где оно?

– Заперто в спальне на втором этаже. Ключ у Крамера.

– Можно выломать дверь?

– Мореный дуб.

– Эй, вы, прекратите, – крикнул Дьюк. – Говорите так, чтобы мы слышали.

– Все равно, что сейф, – пояснила Эмили.

Томительно текли минуты. Питер, нахохлившись, сидел в кресле, пытаясь найти путь к спасению. Ничего не складывалось. Если б каким-то чудом его оставили одного, на второй этаж он мог взобраться лишь прыжками. На это ушло бы слишком много времени. Да и как добыть ключ у Крамера? Но признать поражение Питер не мог. И бесплодные поиски продолжались.

Питер вытащил из кармана сигарету, закурил. Табак пах соломой. Должен же он перехитрить этих четырех мерзавцев! Но в голову не приходило ничего путного.

– Старик опаздывает на десять минут, – пробормотал Телицки.

– Подумаешь, десять минут, – пожал плечами Дьюк.

– Возможно, Крамер и Мартин заставили его увезти их подальше отсюда, предположил Питер.

Телицки побагровел.

– Это возможно. Машину старика не стали бы проверять. Его все знают. Я пойду на проселок и посмотрю, что там творится.

– Ты останешься здесь, – бросил Дьюк. – Незачем сходить с ума из-за десяти минут, – он повернулся к Питеру. – А тебе лучше помалкивать, старичок.

В кухню влетела Труди. В новом платье, с сигаретой в руке. Ее глаза ярко блестели. Питер понял, что она прикончила бутылку виски. Она подошла к Дьюку и Телицки. Говорили они тихо, и Питер не мог разобрать ни слова.

"Не отель, а пороховая бочка, – думал Питер. – Они не доверяют друг другу. И кто-то из них может в любой момент перестрелять всех остальных. В этом их слабость, но как ею воспользоваться?"

Время никак не убыстряло свой бег. Эмили, готовившая еду к ленчу, прислушивалась к каждому звуку, с нетерпением ожидая возвращения Тьюзди. Он опаздывал уже на полчаса. Питер догадывался, что ранее такого не случалось. Тьюзди, несомненно, стремился как можно дольше находиться рядом с Эмили.

А Телицки, заметил Питер, уже на грани срыва.

– Старик выкинул какой-нибудь фортель, – сказал он Дьюку и Труди.

– У него что-то случилось, – возразил Дьюк. – Наверное, сломался мотор. Уж больно древняя у него колымага.

– Нас окружают!

– Крамер и Бен дали бы нам знать.

– Если они на посту! – Телицки даже охрип. – А может, они давно удрали, как предположил этот умник. Или их схватили без единого выстрела.

– У них есть глаза и уши.

– Допустим, нас осталось бы двое. Что будем делать?

Взгляд Дьюка скользнул по Эмили и Питеру.

– Уберем лишних и забаррикадируемся в комнате с ружьями и патронами. Будем отстреливаться до последнего.

– Мы не сможем попасть в эту чертову комнату. Я же не хотел, чтобы ключ хранился у К.К. Следовало положить его в доступное для нас место.

– Замок мы вышибем парой выстрелов.

– А как же Джорджи?

– Ему уже не поможешь. Напрасно ты волнуешься, Джейк. Старик просто опаздывает. По одной из дюжины самых элементарных причин. Поверь мне, он никогда не оставил бы мамашу. Он же не хочет, чтобы ее изрезали на куски.

– Кажется, я слышу шум мотора! – воскликнула Труди.

Они сгрудились у окна, прислушиваясь. Телицки обернулся. Рукавом стер с лица пот. Ухмыльнулся.

– Старый дурак заставил меня нервничать.

До Питера донесся шум подъезжающей машины. Затем голос Дьюка разорвал тишину, как пистолетный выстрел.

– С ним люди! Чертов полицейский и еще двое мужчин. Он нас предал! Дьюк развернулся, наставил ружье сначала на Питера, затем на Эмили.

Питер подкатился к окну, прямо под дуло ружья Дьюка. Джейк и Труди смотрели на лужок.

Тьюзди остановил "шевроле" в двадцати ярдах от дома, Саутворт и два его вооруженных помощника вылезли из кабины. Старик откинул назад голову и проревел во всю мощь.

– Эмили! К нам гости!

Телицки поднял ружье и прицелился в Тьюзди. С такого расстояния он бы не промахнулся.

– Подожди! – вмешался Питер. – Разве ты не видишь, что он пытается предупредить нас. Привез бы он этих людей на открытое место, где вы перестреляете их за десять секунд, если б они подозревали, что вы прячетесь здесь? Они подсели к нему в машину где-то по дороге. Он не собирается выдавать вас. Возможно, они хотят выпить чашечку кофе или глотнуть воды.

– Эмили! Где ты? – ревел Тьюзди. Он тянул время. Питер видел, как старик указал Саутворту на растения в горшках и все четверо заговорили об орхидеях.

– Стайлз прав, – подал голос Дьюк. – Он дает нам возможность спрятаться. Значит, так, все в комнату к Джорджи и Линде.

– Вы лучше отпустите меня, – заметила Эмили. – Я задержу их разговорами.

– Как бы не так, – встрепенулся Телицки. – Ты – наша заложница.

– Если Эмили не выйдет, у них возникнут подозрения, – пояснил Питер.

– Если она выйдет, старик тут же все выболтает и они смоются! взорвался Телицки.

– Крамер и Мартин держат их на мушке, – напомнил Питер. – Отпустите Эмили.

– Мне это не нравится, – ворчал Телицки.

– Чем больше мы спорим, тем меньше у нас остается времени.

– Это точно, – Дьюк принял решение: – Иди к ним, мамаша. Задержи их на поляне.

– Мне это не нравится, – упорствовал Телицки.

– Смерть тоже никому не нравится, – Питер развернул кресло. – Идите, Эмили, – и покатил в заднюю комнату, ожидая немедленного выстрела в спину. Едва ли кто мог предсказать реакцию Телицки.

Но они двинулись вслед за ним, двое мужчин и Труди. Забились в маленькую комнатушку. Линда сидела в изголовье, обтирая лицо Джорджи влажной тряпкой. Дьюк закрыл дверь. Постепенно глаза привыкли к полумраку.

– Тьюзди вернулся с друзьями – Саутвортом и двумя его помощниками, ответил Питер на немой вопрос Линды. – Он им ничего не сказал. Мы останемся здесь, пока они не уйдут.