Текст книги "Считанные дни, или Диалоги обреченных"

Автор книги: Хуан Мадрид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

В комнате висело удушливое марево, влажное, как на дне колодца. Чаро и Ванесса валялись в кровати одетые, истекая потом. На простынях выступили темные мокрые пятна. Царил полумрак, лишь сквозь слуховое окно пробивался мутный свет.

Антонио взял со стула комикс и стал обмахиваться.

– Кончай валять дурака и скажи, куда делся мой телевизор. Я хочу получить назад мой телевизор. Слышишь, Чаро!

– На кой ляд ты сюда приперся? Только прервал сказку на самом чувствительном месте. – Ванесса в знак протеста натянула одеяло на голову. Чаро, словно не слыша вопроса, вкрадчиво сказала:

– Обожаю Сепульведу. Видела одну его картину… Забыла, как ее там? «Девочки из….»

– «Девочки отсюда и оттуда». Мне тоже нравятся фильмы Сепульведы. Скажем так: почти все. Они звучат свежо, искренне, неожиданно. Большинство сюжетов взято из городской жизни. Где мой телевизор, Чаро?

– Почему бы тебе не взять меня с собой на встречу с Сепульведой? Я давно мечтаю с ним познакомиться – просто сплю и вижу!

– Это не так легко сделать. Сепульведа – человек со странностями… не любит давать интервью. Мне удалось выйти на него через одну мою приятельницу, которая тоже работает в кино. Не уверен, что он будет в восторге, приведи я кого-нибудь постороннего.

Антонио обвел взглядом комнату: в углах лежали кучи грязного белья вперемешку с бумажными пакетами от сливочного печенья и пластиковыми бутылками из-под минеральной воды; тут же валялась пустая бутылка виски, которую он принес с собой в прошлый раз. Однако его переносного телевизора нигде не было видно.

– Конечно, мне бы очень хотелось посмотреть на Сепульведу вблизи, но если нельзя, то я как-нибудь перебьюсь и без него. – Чаро вытянула вперед руки и показала их Антонио. – Как тебе моя кожа? Посмотри, она у меня стала намного лучше: мягкая, гладкая… Что скажешь?

– Скажу, что мой телевизор уплыл по воздуху в неизвестном направлении. А что скажет Ванесса?

– Она спит. Не буди ее.

– На субботней фиесте вы будете блистать, Чаро. И сорвете приличный куш – вы ведь такие хитрюги.

– Блистать – это по части Ванессы. Мужики от нее тащатся, потому что она заводная и все время смеется. Мужчинам нравятся смешливые девушки.

– А ты разве не смеешься, когда ходишь на праздники?

– Если они устраиваются с кокой, то нет. Кока не прибавляет мне веселья, лишь снимает сонливость. Другое дело – косячки, ты же знаешь! Травка доставляет мне удовольствие, и я смеюсь. Прошлым летом нам случилось присутствовать в одной компании на шикарной фиесте. Нас отвезли в Моралеху, в загородный дом – тебе такой и не снился! Отвалили по двадцать пять кусков каждой только за то, чтобы мы купались в бассейне в чем мать родила. По знаку хозяина я и Ванесса сбрасывали одежду и лезли в воду. А вслед за нами – целая кодла голых мужчин и женщин, и они повторяли наши действия, понимаешь? От нас требовалось хорошенько их завести… Мы отлично провели время. А еда – пальчики оближешь! Столы ломились от всякой всячины: канапе, креветки и лангусты, пирожные, навалом выпивки. Это был лучший день в моей жизни. Одного не понимаю: почему такие пирушки обязательно проходят в загородных домах?

– И подобным образом. Я имею в виду, что вы постоянно раздеваетесь догола и все такое.

Чаро пристально на него посмотрела.

– Антонио, ну ты чисто дите малое! Иногда ты ведешь себя как полный идиот. За что, по-твоему, нам платят такие деньги? За красивые глаза, да? Другое дело, о таком не всегда говорят прямо в лицо, но ведь все ясно и без слов… Однажды нас позвали на картежный вечер якобы разносить напитки, да забыли предупредить, что разносить надо нагишом.

– Конечно, теперь понимаю. И часто вам приходится посещать такого рода сборища?

– От силы раз пять или шесть. Может, семь, сейчас уже не упомнишь.

– А кто вам поставляет клиентов? Не иначе, как этот подонок Лисардо?

– Ну почему именно он? Слухом земля полнится, верно? Про нас знают и без Лисардо, а он устроил нам всего несколько встреч и почти все – с приятелями своего отца… Эй, Антонио! Да ты, никак, ревнуешь! – Чаро издала сдавленный смешок. – Я давно за тобой замечаю.

– Ревную? Я? Городишь ерунду всякую. С какой стати мне тебя ревновать?

– Вот и я думаю, с какой такой стати? Я ни с кем не сплю, Антонио. И лапать себя не позволяю. Другое дело – раздеваться. Вашему брату, мужикам, нравится смотреть на меня голую, и тебе тоже, или я ошибаюсь?

– Нет, не ошибаешься. Ты великолепная девчонка, Чаро.

– Я догадывалась, что нравлюсь тебе, – не дура. Ты тоже мне симпатичен, даже очень. С тобой легко и спокойно, но я люблю мужа, понимаешь? Просто без ума от моего Альфредо. И поклялась ему самым святым: не допускать до себя никого, пока он сидит в тюрьме.

Вдруг кто-то забарабанил в дверь. По комнате прокатился глухой стук, заставивший Чаро и Антонио вздрогнуть от неожиданности. Ванесса, словно распрямившаяся пружина, взвилась вверх.

– Что такое? Что случилось? – тревожно спросила она.

Стук повторился с новой силой.

Ванесса спрыгнула с постели и побежала открывать. Вошли трое полицейских. На одном красовались джинсы и летняя клетчатая рубашка, остальные – один помоложе, другой постарше – были в форме. Тот, кто помоложе, скрестил руки на груди и оперся о дверную притолоку.

Ванесса попятилась к кровати, демонстрируя старые рваные трусики и линялую майку.

– Не хотите поздороваться, милашки? А ты, Ванесса, прикройся. Думаешь, на тебя полуголую приятно смотреть? – проговорил полицейский в штатском.

Пожилой, одетый в форму, снял фуражку и стал ею обмахиваться. Никто не догадался закрыть дверь. Девушки влезли в кровать и укрылись одеялом.

– Ну и вонища тут у вас! – заметил полицейский, который обмахивался фуражкой.

Антонио продолжал неподвижно сидеть на стуле.

– Веселимся, девочки? Что за праздник в неурочное время? Ничего себе квартирку отхватили. Здесь есть еще кто-нибудь, кроме вас?

Никто не отозвался.

– Я к тебе обращаюсь, Чарито. А не прячете ли вы, случаем, под кроватью Ибрагима?

– Здесь никого нет, сеньор Рафа. Честное слово, – ответила Чаро.

Рафа кивнул полицейскому в форме, и тот, натянув фуражку на голову, заглянул в ванную, а затем прошел на кухню. Не найдя ничего подозрительного, он вернулся в комнату и сморщил нос.

– Ничего. И никого. Сплошные завалы дерьма, как на железнодорожных путях после прохода скорого. Эти девки живут хуже скотов.

– Послушайте, что вы от нас хотите? – спросила Чаро.

– Ты кто такой? – Рафа ткнул пальцем в Антонио. – Где живешь?

– Я сосед, – ответил Антонио.

– Наверное, хахаль этих девок, – сказал пожилой полицейский. – Ну и вонища, – повторил он. – Невозможно дышать – хоть святых выноси!

– Значит, сосед, так?

Хотя вопрос прозвучал риторически, Антонио счел нужным пояснить еще раз:

– Да, сосед. Могу ли я поинтересоваться, кто вы такие?

– Мы? Да никто. Шли мимо и заскочили на минутку поболтать с нашими приятельницами.

– Тогда уходите, – вмешалась Чаро. – Ибрагима тут нет и нам не о чем разговаривать.

– Эй, красотка! Веди себя прилично, ты ведь меня знаешь. Вы связаны с Ибрагимом и должны купить у него товар, верно? Например, пять граммов кокаина. Видите, я в курсе всего, что происходит в нашем квартале, без моего ведома тут и муха не пролетит… Однако успокойтесь, я пришел не за вами. Мне нужен Ибрагим. Давайте договоримся полюбовно: вы рассказываете кое-что об Ибрагиме, а за это я не отведу вас в участок. По рукам, драгоценные вы мои?

– У вас есть ордер на обыск? – спросил Антонио.

– Скажите на милость, какие мы грамотные, – удивился пожилой полицейский. Другой молча продолжал стоять в дверях, внимательно наблюдая за происходящим. – Ты что, в адвокаты нанялся? Тебя нам только недоставало!

На столе лежал использованный шприц, почерневшая от копоти ложечка и кусочки лимона. Полицейские сделали вид, будто ничего не замечают.

– Ванесса сама нас впустила, – заметил пожилой полицейский.

Ванесса высунула голову из-под одеяла.

– Никого я не впускала! – завизжала она и снова накрылась. – Выметайтесь отсюда!

– Попридержи язык, шалава. Еще вякает, твою мать! И не вздумай устроить здесь представление! С нами не пройдет – мы тебя насквозь видим.

Рафа подошел к окну и принялся рассматривать небо через грязные стекла.

– Нам незачем ссориться. Мы свои люди. Разве я не доказал, что мы друзья? Припомните, сколько раз я вас выручал, давал вам на ночь приют?

– Попрошу вас покинуть этот дом. Вы не имеете права вторгаться в частное жилище без разрешения хозяев.

Рафа резко обернулся и уставился на Антонио. Тот сразу же почувствовал скрытую напряженность полицейского, жесткость его мускулатуры, сжатой, словно пружина, и готовой в любой момент расправиться в стремительном броске. Антонио бессознательно скорчился под его взглядом и замер на стуле.

– Что-то я тебя не припоминаю. Ты, наверное, новенький в нашем квартале?

– У меня рядом студия. Я тут живу.

– Прекрасно. А ну-ка предъяви документы. В темпе!

– Я не обязан предъявлять вам документы, и вы это хорошо знаете.

– Надо же! А я подумал, что ты один из сутенеров, которые выколачивают из девок деньги. Ошибочка вышла. Ты просто дурак! Живо предъявляй документы, пошевеливайся. Похоже, до тебя еще не дошло, с кем ты имеешь дело.

Пожилой полицейский вытащил дубинку и пошел на Антонио. Тот съежился еще больше.

– Наглость этого молодчика сильно натерла мне яйца, – прорычал он.

Рафо остановил его, перехватив руку с дубинкой:

– Не горячись, Матиас.

– Конечно! Если речь идет о наркоманах и прощелыгах, то им даны все права на свете. А нам нельзя и пальцем пошевелить. Нас может оскорблять любая шпана, и им все сходит с рук, да? – Он метнул налитые кровью глаза на Антонио. – Смотри не попадайся мне в темном углу. Кусок дерьма!

– Оставь его, Матиас! Не видишь – он просто цену себе набивает.

– Я вас не оскорблял. Кто всех здесь оскорбляет – так только вы. А я веду себя спокойно и закона не нарушаю.

Молодой полицейский прокашлялся и сказал:

– Не стоит с ним связываться, Матиас. Не пачкай о него руки.

Рафа легонько подтолкнул того, кого называл Матиасом, и заставил отступить на несколько шагов. Полицейский повернулся к Чаро, которая наблюдала за происходящим широко открытыми испуганными глазами.

– Если бы у меня была такая дочь, я бы ее убил. Пристрелил собственными руками. Клянусь Девой Марией, пристрелил бы не раздумывая. Грязная свинья, шлюха, наркоманка!

– За что вы меня обзываете? – Голос Чаро дрожал от обиды.

– Врываются в дом без разрешения да еще бесчинствуют, – встал на защиту Антонио.

– Ищешь приключений на собственную задницу? Ты их получишь. Значит, решаем так: если не хотите закончить дело добром, то мы можем невзначай найти тут наркотики. Как вам такой расклад?

– Я так и не понял, чего вы, в конце концов, добиваетесь? Вошли сюда противозаконно, буквально вломились без ордера на обыск. Я прошу вас покинуть этот дом от имени хозяек квартиры.

– Да, да… Уходите! – вторила ему Чаро.

– Уверен, здесь целый вагон наркотиков. Хотелось бы знать, на какие деньги вы их покупаете? Неужто где-нибудь трудитесь?

– Этот сеньор – фотограф и журналист. – Чаро показала на Антонио. – Он работает в издательстве.

– Я действительно фотограф и имею непосредственное отношение к прессе. Если вы сию же минуту не уберетесь, я заявлю на вас дежурному судье.

Антонио поднялся со стула. Он вновь почувствовал на себе испытующий взгляд Рафы. Тот смотрел на него с любопытством, словно прикидывая в уме, стоит ли воспринимать его слова серьезно. Потом подошел и положил ему руку на плечо:

– Отлично. Давай, заяви на нас судье.

– Я имею свои права.

– А я – свои. Двигай за нами.

Они направились к дверям.

Чаро подалась вперед.

– Антонио, – закричала она. – Куда ты?

Антонио обернулся:

– Не волнуйся, я скоро вернусь.

Они вышли из студии, однако молодой полицейский не двинулся с места: он спокойно стоял в дверях и смотрел на девушек с сожалением.

– У вас есть семья? Мать, отец? Посмотрите, как вы живете – точно свиньи. Мы против вас ничего не имеем, а вы так себе ведете. И не стыдно?

– Хочешь, я тебе отсосу? – бросила Ванесса. – Бесплатно. Хочешь?

Чаро хихикнула.

– Эх вы! Я хотел с вами по-человечески, а вы в ответ такие гадости.

Ванесса привстала на кровати.

– Не бойся, легавый. Ты не первый и не последний. И всем понравилось.

– Пожалуйста, уйдите… – взмолилась Чаро. – Мы должны встать.

– Она без трусов, – объявила Ванесса. – И никогда их не носит. Хочешь взглянуть, парень?

Ванесса сделала попытку сорвать с Чаро одеяло, и девушки сцепились в постели в притворной схватке. Ванесса с удовольствием выставляла попку, обтянутую дырявыми трусами из дешевого хлопка, но так и не смогла оголить подругу.

Полицейский неодобрительно покачал головой.

– С вами можно разговаривать только дубинкой. – Он плюнул и вышел вон.

Глава 9

Чаро ждала у дверей полицейского участка. Когда Антонио вышел, девушка крепко взяла его под руку, и они пешком поднялись по улице Луна до Сан-Роке. Потом спустились к площади Второго Мая.

– Телевизор унес Лисардо и продал, – сообщила ему Чаро. – Я не виновата.

– Проклятье! Как ты могла позволить?

– Лисардо нашел нам выгодное дельце на сегодняшний вечер. Заработаем деньжат, и я тут же возмещу тебе стоимость телевизора. Обещаю.

– Вообще-то он довольно старый, – неуверенно ответил Антонио.

На улице сгущались сумерки, до наступления темноты оставались считанные минуты. Чаро не надела лифчика, и Антонио чувствовал, как при каждом движении ее грудь терлась о его локоть. Они долго шли молча. Время от времени Чаро бросала на Антонио вопросительный взгляд и еще теснее прижималась к его боку.

На Пласе они заглянули к Пако выпить пива. Терраса была забита до отказа. За столиками сидели целыми семьями с чадами и домочадцами, между ними колыхалась и гомонила толпа, сбивая в одну кучу и степенных завсегдатаев, и шумную юркую молодежь, одетую в кожаные куртки и тяжелые ботинки. Все хотели насладиться последними погожими деньками. Скоро зарядят нудные осенние дожди, и тогда – прощай открытая терраса Пако.

Чаро обратилась к Антонио:

– Ты вел себя великолепно, просто чупи! Ванесса – так та не поверила собственным ушам. Ловко ты их отбрил.

– Рафа все про вас знает, Чаро. Знает, что Ибрагим побывал в вашем доме и что вы собираетесь купить у него пять граммов кокаина. Меня это сильно беспокоит.

– Ничего удивительного. Ибрагим у них на заметке. Полиция ходит за ним буквально по пятам, особенно Рафа. Он у них там то ли инспектор, то ли комиссар, точно не знаю. Знаю только, какую трепку задал ему недавно Ибрагим, поэтому Рафа точит на него зуб. Их вражда ни для кого не секрет, весь наш квартал в курсе.

– А как ты объяснишь дело с пятью граммами? Мне это кажется подозрительным. Должно быть, у Рафы есть осведомитель, который снабжает его детальной информацией о том, что делает и даже чего не делает Ибрагим.

– Стукач, говоришь? Кто же он такой?

– Понятия не имею, однако полиции все известно. Впредь будьте осмотрительнее.

Чаро кивнула головой и задумалась, потягивая пиво мелкими глотками.

К Антонио подошел Пако, один из владельцев бара.

– Читал сегодняшнюю газету? Советник заявил о закрытии доброй половины питейных заведений квартала, и все – из-за наркотиков. Черт бы его побрал! Мы-то здесь при чем?

– Не переживай, Пако! Тебя они не осмелятся тронуть.

В беседу вмешался брат Пако Луис:

– С наркотиками у нас строго. Чуть заметим, как в баре кто-то их продает или колется, вмиг вышибаем его на улицу. Это, пожалуй, единственное, что мы можем предпринять собственными силами. – Он пристально посмотрел на Чаро. – Верно, Чарито?

– Я ничего такого не делаю, – ответила та.

– Вот и ладушки, вот и хорошо! – улыбнулся Пако.

Бар, где работала Роза, бурлил от небывалого наплыва. Люди напирали и нещадно толкались, поэтому Антонио, вынужденный пробивать себе дорогу локтями, скоро потерял из виду Чаро. Он спросил себе пива и выпил залпом всю бутылку. Живот моментально вспучился, защипало глаза. Среди толпы, осаждавшей стойку, он не увидел ни одного знакомого, хотя многие лица уже давно примелькались.

Антонио взял еще бутылку и тоже прикончил ее в один присест. Оглядевшись, он не нашел ни Чаро, ни остальных и решил, что они в туалете, нюхают кокаин.

Люди сновали от стойки к столикам, то там, то сям вспыхивали и гасли обрывки нескончаемого разговора, кто-то кому-то с жаром доказывал свою правоту.

Из туалета, облизывая губы, вышли Ванесса и Лисардо. Потолкавшись в толпе, они прижались к дверям, как раз под плакатом, оставшимся на стене после одной из сандинистских[32]32
  Сандинисты – Сандинистский фронт национального освобождения (СФНО) в Никарагуа, основан в 1961 г. В 1961–1967 гг. СФНО возглавлял борьбу против режима Сомосы.


[Закрыть] сходок. Лисардо засунул руку под юбчонку Ванессы и поглаживал ей зад. Каждый, кто выходил из туалета, неизбежно их толкал, но они, поглощенные своим занятием, не замечали ничего вокруг.

Наконец он увидел Чаро. Она спокойно сидела на высоком стуле за противоположным концом стойки и покачивала голыми ногами в такт музыки. Щиколотки были покрыты застаревшей, въевшейся в кожу грязью, словно она день-деньской ходила босая.

Помахивая зажатой в руке бутылкой, Антонио протиснулся к тому месту, где она сидела. Бар сотрясался от грохота музыки, которая проникала во все тело вплоть до самых кишок и, казалось, вот-вот разорвет его на части. Крутили диски в стиле реггей[33]33
  Реггей (регги, рэгги) (англ.) – разновидность современной поп-музыки, основами которой являются фольклор стран Карибского моря (прежде всего Ямайки), элементы латиноамериканской музыки и ритм-энд-блюза.


[Закрыть], а может, и в каком другом – он особенно не вслушивался. В любом случае, что-то иностранное.

– Хорошо бы заснять какого-нибудь наркомана, умирающего от передозировки. – У Антонио хищно заблестели глаза. – Представляешь, мертвяк с иглой в вене валяется в загаженном сортире или где-нибудь посреди улицы, под фонарем, в кругу света. Однажды мне довелось видеть одного такого бедолагу в комиссариате. Вот было зрелище!

– Придет же такое в голову! Не говори так больше никогда – не то накличешь беду. Неужели тебе будет приятно видеть меня или, скажем, Ванессу мертвыми? – ужаснулась Чаро.

– Разумеется, нет. Ни Ванессу, ни тем более тебя. Я просто пошутил, со мной такое иногда происходит. Не обращай внимания. Я действительно видел в комиссариате одного типа, который валялся на полу и корчился от ломки.

– Сегодня пиво не лезет мне в глотку, – послышался знакомый голос. Это был Угарте. Он жевал какие-то таблетки и громко рыгал. – Что-то со мной не то. А где Ванесса?

– Не слышу! – Чаро пыталась перекричать раскаты музыки и гул голосов. – Не поняла, что у тебя от пива?

Угарте прижал руку к области желудка и покачал головой. Антонио бубнил свое:

– Классная вещь, братцы! До чего мне нравится такая музыка! А как звучит? Умопомрачительно!

Небольшого роста девушка с гноящейся болячкой на щеке и царапиной на носу говорила:

– …трое арабов увезли меня в Викальваро и там изнасиловали. – Она осторожно потрогала болячку. – Это они прижгли мне зажигалкой. Не хочу жаловаться Херардо, вы меня понимаете? Сказала ему, что, мол, упала.

– Среди арабов тоже встречаются разные: и плохие и хорошие, – отозвалась девушка с острым подбородком. – Хорошие люди есть везде.

Кто-то сильно застучал в дверь. Антонио увидел, как Роза приоткрыла одну створку и заспорила с двумя типами, пытавшимися войти в бар. Уже поздно, убеждала она, бар закрыт. У одного, с бритой головой, торчала темная бородка, переходящая в усы, второй что-то доказывал, отчаянно жестикулируя.

Роза, напирая грудью, бесцеремонно вытолкала их наружу, закрыла дверь и вернулась за стойку.

– Того, с бородкой, зовут Димас, и он знает китайский, – объясняла девушка с болячкой. – Уехал в Китай учиться в 1976 году и проваландался там целых три года. Потом мне рассказывали, что он, похоже, разочаровался в маоизме.

– Постой! Димас? – переспросил толстый парень в черной потертой куртке. – Знакомое имя. Кажется, я о нем где-то слышал.

– Он написал книгу, – пояснила девушка с болячкой.

Чаро вдруг исчезла, а вместе с ней и Ванесса с Лисардо. Остался один Угарте. Он выглядел бледным и осунувшимся.

Кто-то, проходя мимо, толкнул Антонио плечом. Часть пива выплеснулась ему на одежду.

В голове ощущалась пустота, внутри резонировала музыка, и казалось, будто все тело покрылось гусиной кожей.

Роза вышла из-за стойки с подносом, уставленным пивом. Толкаясь корпусом и плечами, она с трудом пробиралась к столикам.

– Дай мне бутылку, – попросил Антонио.

– Возьми сам. – Роза протянула ему поднос.

Антонио поставил на него пустую бутылку и взял новую. Сделал большой глоток. Холодная жидкость вместе с газом устремилась внутрь, обдирая, словно наждаком, горло и пищевод.

Хаймиточки, которые продала ему доминиканка, сделали свое дело. Несомненно, они действовали гораздо эффективнее, чем препарат рохипнол или таблетки от болезни Паркинсона, какими имели обыкновение пользоваться Чаро и Ванесса. Даже куда лучше валиума, поскольку в дополнение к нему требовалось выпить несчетное количество пива, иначе – все впустую. Не забыть бы разыскать ту доминиканку, чтобы купить еще таких же. Хорошие таблетки.

Какая-то босая худущая девчонка, вся в черном, кружилась в танце, крепко зажмурив глаза. Кто-то заменил реггей на «Лос-Чунгитос»[34]34
  «Лос-Чунгитос» – популярная музыкальная группа.


[Закрыть].

Девчонка самозабвенно завихляла тазом, раскачиваясь из стороны в сторону, а собравшиеся вокруг зрители стали отбивать такт ладонями.

Маленькое тельце не имело никаких признаков груди, ни других выпуклостей. Не дожидаясь окончания музыки, девчонка плюхнулась на стул рядом с Угарте, и тот моментально сгреб ее за талию, сильно прижав к себе.

– Антонио! – крикнул Угарте. – Видал, что она вытворяет? Настоящая танцовщица, ей-богу!

Антонио ей подмигнул и получил в ответ улыбку.

Неожиданно его сковало холодом, потом забил озноб, тело стало непроизвольно подергиваться, и, чтобы скрыть дрожь в руках, ему пришлось скрестить их на груди.

– Уху-ху! – завопил Угарте. – До чего же здесь клево! Твою мать! Антонио, друг, тебе хорошо?

Угарте попытался чмокнуть девчонку в губы, но та ловко увернулась, показав ему спину. Он принялся целовать ее в макушку и шею, потом обхватил одной рукой, а другой задрал майку, обнажив маленькие груди с крохотными розовыми сосками. Тогда он сдавил ее еще крепче, навалившись всем телом.

– Антонио, мачо, будь другом! Сфотографируй меня поскорее! – крикнул он опять. – Смотри, какая красотка!

Антонио покачал головой, и вокруг него все поплыло. Он испугался, что потеряет сознание и упадет прямо здесь.

До хруста сжав челюсти, он процедил:

– Я не прихватил с собой «Лейку».

Угарте сморщил лицо и переспросил:

– Не слышу! Что ты сказал?

Антонио сделал над собой неимоверное усилие, встал и подошел к нему поближе, все еще сжимая в руке наполовину пустую бутылку пива «Махоу».

– У меня с собой нет фотоаппарата, – повторил он.

– Ты только послушай, Антонио… Ее зовут Барбара, она танцовщица.

Барбара одернула майку и протянула ему руку.

– Я артистка, вернее – актриса, – представилась она.

– Очень приятно, – ответил Антонио.

– Он работает в газете, фотографом. Я тебе уже рассказывал, правда, Барбара? Известная личность и, между прочим, мой близкий друг. – Угарте многозначительно надул щеки.

– Я сейчас готовлю book[35]35
  Book (англ.) – здесь: портфолио.


[Закрыть] для телевидения. Хочу попробоваться на ведущую или ассистентку: как получится.

– А ему сделать классную фотку – раз плюнуть. Правда, Антонио? – Угарте хлопнул его по плечу. – Я тебе говорил, Барбара: он мастер, каких поискать.

– У тебя, случаем, нет знакомых на телевидении? Например, этот… забыла, как его? – Девчонка шмыгнула носом. – Кажется, его зовут… Гонсало или что-то вроде этого, и он продюсер программы «Раз, два, три». Ты его знаешь?

– Я знаю многих. – Антонио повернулся к Угарте. – У тебя не найдется таблетки нолотила? Ни с того ни с сего разболелась голова… Просто разламывается от боли.

– Нет, но я мигом достану. Подожди минуту. – Угарте игриво ущипнул девчонку за плечо и предупредил Антонио: – Смотри, парень, не вздумай тут без меня за ней приударить.

Угарте отправился на поиски лекарства, а девчонка опять пристала к нему с расспросами.

– Как ты думаешь, сколько фотографий надо собрать для портфолио? Одна моя знакомая говорила, что никак не меньше десяти и все – большого формата, потом наклеить их на картон и вставить в рамочку.

– Думаю, да. С десяток будет в самый раз. Слушай! Ты действительно актриса? Я хочу сказать: уже играла или снималась где-нибудь?

– Я? А как же! И не один раз… Переиграла массу ролей, не считая тех, что были в колледже. Тебе о чем-нибудь говорит название «Скорпион»? Так вот, мы чуть не поставили «Дом доньи Бернарды Альба» и «Кровавые свадьбы»[36]36
  Произведения Гарсии Лорки: трагедия «Кровавые свадьбы» (1933) и драма «Дом Бернарды Альбы» (1935, опубликована в 1945 г.).


[Закрыть].

– «Скорпион»? Не помню. С чем его едят?

– Это такая независимая театральная студия, которая ставит не меньше двух пьес в год. В прошлом году мы репетировали «Дом Бернарды Альба» и «Кровавые свадьбы». Между прочим, у меня там один друг… Ладно, это к делу не относится. Так вот, нам так и не дали сыграть. Муниципалитет, где засели одни реакционеры, не выделил нам денег на постановку, и все пошло прахом. Сейчас мне подвернулась халтурка, в сауне, на Командорской площади, знаешь? Но я продолжаю репетировать каждый день. Дома… Хотя, если начистоту, мне гораздо больше по душе сниматься в кино или работать на телевидении. Только бы туда прорваться! Я могла бы стать дикторшей, ведущей или на худой конец ассистенткой. Это уже кое-что, правильно? А там, мало-помалу…

– Чтобы попасть на телевидение, надо много трудиться.

– Ты сможешь меня сфотографировать? Было бы здорово! Знаешь, на телевидении я согласна работать в любом качестве: ассистенткой, диктором, ведущей, моделью… Да кем угодно! Даром, что маленькая. Но если надеть туфли с каблуками, то я кажусь выше, а если еще и привести себя в порядок – наложить макияж и все такое, то я буду выглядеть значительно старше. У тебя есть студия? Я бы могла прийти, а ты бы меня поснимал. У меня дома нельзя, тесно и вообще… словом, не та обстановка.

– Хорошо, почему бы и нет? Я живу на углу улицы Веларде, рядом с Пласой. Как-нибудь на днях созвонимся, и приходи.

У Барбары заблестели глаза.

– Неужели правда? А сколько ты с меня возьмешь за фотографии?

– Нисколько.

Барбара захлопала в ладоши.

– Слушай, а как мне одеться? Что посоветуешь?

– Потом обсудим.

Вдруг силуэт девушки поплыл у него перед глазами и стал удаляться, он еле различал слова:

– А у тебя есть?..

Голос звучал с хрипотцой и о чем-то его просил.

Антонио крепко зажмурился, пытаясь преодолеть страшную головную боль и озноб.

– Нет, нет, – прошептал он и открыл глаза.

Сквозь красную пелену он увидел неясные контуры людей, окаймленные по краям синим свечением. В голове пульсировали вспышки света. Будто в замедленной съемке, Барбара открывала и закрывала рот, но до него не доходило ни одного звука, лишь смутный гул слившихся воедино голосов, криков, обрывков смеха, который все нарастал, превращаясь в плотную бесформенную массу, отделившую его от остального мира.

Он снова закрыл глаза.