Текст книги "Наследство Карны"

Автор книги: Хербьёрг Вассму

Глава 19

Карна упала на крышку лаза, но боли не почувствовала. Она была уже далеко.

Крышка с размаху легла на свое место, и ее заклинило. Никто не слышал стука. Бергльот и служанки в беседке наслаждались хорошей погодой.

Падая, Карна задела пустой ящик, на котором стояла оставленная Анной лампа. Лампа качнулась, упала и покатилась по полу. Резервуар с керосином разбился.

Однако стекло лампы чудом уцелело, и горелка, продолжая тянуть керосин, поддерживала пламя. Фитиль коптил. Вскоре стекло стало черным. Но лампа горела. Разбился только резервуар. И теперь керосин медленно растекался по полу.

Старое платье матушки Карен было завернуто в шелковистую бумагу. Анна проложила складки шариками от моли – она собиралась убрать его в сундук. Керосин постепенно добрался до бумаги.

Шло время. В фитиле еще был керосин. Огонь слабо попыхивал в закопченном стекле и не хотел сдаваться. Наконец он погас.

Но одна искорка, может быть, вылетевшая из лампы при падении, еще тлела. В горелке? В стекле? В пыли на полу?

Когда керосин добрался до нее, все было решено. Сперва огонь был небольшой – осторожный, игривый золотой язычок. Он лизнул кружева. Венецианские кружева на платье матушки Карен. Тихонько зашипел и распустился красным цветком.

Карну залил свет. Небывалый, необычный свет. Она старалась вернуть тело к жизни. Руки. Хотела за что-нибудь ухватиться. Поджала под себя ноги.

Дышать было трудно. Гораздо труднее, чем обычно. И откуда такой свет? Он должен был уже погаснуть. Ведь она почти пришла в себя.

Память начала проясняться. Она в ловушке! Лаз! Где лаз? Ее крик рванулся и затих. Нужно было думать, как укрыться от жара. Она толкнула ведро, и оно опрокинулось на нее. Прохладная, приятная вода.

Несмотря на дым, от воды пахло щелочью. Карна закашлялась. Ее чуть не вырвало. Она понимала, что должна укрыться где-нибудь подальше.

И поползла прочь от дыма, который стерег лаз. Другого выхода здесь не было. Может, это не случайно? Может, это ей наказание за то, что она, познакомившись с Педером, перестала читать Библию? Может, ей положено сгореть здесь, на чердаке?

Она хотела позвать Педера. Постучать в пол. Поднять руку. Но могла только кашлять.

Слышал ли ее кто-нибудь? Понял ли, что она на чердаке?

Страх, сильный, как удар по голове, заполнил ее, вытеснив все другие чувства. За ней пришла музыка моря. Сегодня она гудела и трещала.

Карна пыталась спастись. Заползла как можно дальше. Наконец ее пальцы нащупали бревенчатую стену – дальше пути не было.

Дина вернулась за более удобной обувью. Стоя на черном крыльце, она пыталась вспомнить, где оставила сапоги.

И почувствовала запах дыма. Он шел из дома. Инстинкт животного толкнул ее в коридор. Она быстро взбежала по лестнице.

Дым сочился из щелястой крышки лаза.

– Пожар! – крикнула она, взбегая по чердачной лесенке. Но поднять крышку было невозможно.

Олаисен поднялся на второй этаж дома, где когда-то жила Стине. Прилег. Что-то, чего он не мог себе объяснить, томило его. Мысль об Анне и ее смехе. О людях. О границах дозволенного. Ему хотелось побыть одному. Тут его и застал крик: «Пожар!»

Ханна внизу вытирала кухонный стол. Она стряхнула за окно тряпку. И услышала то, от чего ей стало жутко: «Пожар!» Но спрятаться было некуда. Она сунула тряпку в карман передника и выбежала из дома.

Сара, Бергльот и служанки пили в беседке сок и поверяли друг другу тайны. Не важные. Ничего не значащие мелочи. День был такой погожий. Но и они услыхали: «Пожар!»

Ханна первая прибежала в большой дом.

– Горит на чердаке! Заклинило крышку лаза. Я не могу ее поднять. Принеси топор и позови кого-нибудь на помощь! – велела ей Дина.

– Гам кто-то есть? – спросила Ханна.

– Не знаю!

К чердачной лесенке с обезумевшим лицом подбежала Сара:

– Анна наводила там порядок!

– Анна! – эхом откликнулись подоспевшие служанки.

Ханна принесла топор, и, когда появился Олаисен, Дине уже удалось проделать в крышке лаза небольшое отверстие.

– Наверное, она лежит на крышке! – Дина громко позвала Анну.

– Позвольте мне! – попросил Олаисен.

Но Дина продолжала разбивать доски.

– А где Карна? – крикнула Биргит, которая прибежала последней.

Имя Карны прокатилось по дому.

– Господи милостивый, только бы ее не было на чердаке! – всхлипнула Бергльот с ведрами в руках.

– Анна! Карна! – кричала Сара на бегу к колодцу.

Из прорубленного в крышке отверстия на Дину повалил густой дым.

Олаисен побежал доставать воду. Ведра с грохотом ударялись о стенки колодца. Старый ворот скрипел, и быстрые ноги девушек мелькали во дворе.

Юхан слышал странный смех, но не обратил на него внимания. Смех скрылся вдали. Наверное, это служанки. Бывает, человек слышит что-то, но не отмечает этого в своем сознании.

Он зашел в лодочный сарай за веревкой для лодки. Они с Диной хотели съездить на какой-нибудь островок, воспользовавшись хорошей погодой.

Вдруг он прислушался.

– Пожар!

Юхан бросил веревку и побежал к дому.

Когда он прибежал, Дина была уже на чердаке. Она намочила в воде куртку и замотала ею рот и нос.

– Кто там, наверху? – со страхом спросил Юхан.

– Дина. Она пытается вытащить их оттуда. Анну. Карну. Никто не отзывается…

Они услыхали, как Дина, кашляя и зовя Анну и Карну, двигается на чердаке.

Под крышей висел старый ткацкий станок. Жадное пламя дотянулось до веревок. Послышался грохот, и из чердачного лаза вниз вырвался сноп искр.

Юхан окликнул Дину, но она не ответила.

– Там что-то упало! Что-то тяжелое! – закричала Бергльот.

Юхан оттолкнул Ханну и попытался пролезть на чердак, но наткнулся на стену дыма. Ему пришлось спуститься на несколько ступенек.

– Дина! – звал он, но никто не отзывался.

– Здесь нам не пробиться. Где топор?

– С ней, на чердаке! – крикнула Ханна и бросилась за другим топором.

– Вилфред! Помоги! Нужно прорубить потолок в другом месте! – крикнул Юхан.

Но Олаисен стоял у колодца. На бегу за другим топором Ханна передала ему просьбу Юхана. Олаисен бросился через двор с полными ведрами.

Юхан сорвал со стены стремянку. Притащил ее в ту комнату, которая, по его мнению, находилась дальше всего от огня, и забрался на нее. Тут он вспомнил о топоре.

– Где топор? – Голос у него сорвался.

Вернулась Ханна с двумя топорами. Она чуть не упала на лестнице, но держала топоры, словно они были стеклянные.

В слепом отчаянии Юхан рубил потолок. Но у него ничего не получалось. Теперь в Рейнснесе больше никто не точил топоров.

Бергльот знала, что на галерее лежит еще один топор. Олаисен сменил Юхана. Он стал поудобнее на стремянке, которую держала Ханна, и с силой начал крушить потолок.

Юхан вернулся к лазу – он пытался погасить огонь, плеща на чердак воду. Но огонь только шипел. Как раздраженный вулкан. Дым было отпрянул, а потом повалил с новой силой. Вода и искры, не щадя Юхана, устремились вниз.

Служанки и старший сын Ханны подносили воду. Но этого было недостаточно.

Юхан не сдавался. Кто-то достал из шкафа простыню, намочил ее и протянул Юхану. Он обмотал ею голову и плечи и нырнул в огненное море.

Это был ад. Юхан звал женщин, потихоньку отступая перед огнем и дымом.

В это время Олаисен крикнул, что потолок прорублен.

– Я должен быть здесь, чтобы помочь ей вылезти! – крикнул он, понимая, что надеяться не на что.

Он хотел пролезть на чердак, но отверстие оказалось мало для него. Тогда Ханна, обернувшись мокрой простыней, приказала:

– Подними меня на чердак!

Глаза ее горели решимостью и безумием.

– Ни за что! – крикнул Олаисен, стараясь расширить отверстие.

Повалил дым. Непроницаемый, как стена, он окутал Олаисена и заставил его спуститься, чтобы глотнуть воздуха.

Ханна тут же оказалась на стремянке. Бросила на чердак скомканную старую простыню. Конец простыни свешивался из прорубленного отверстия.

Прежде чем Олаисен успел отдышаться, она была уже на чердаке. Кашляя, крикнула ему, чтобы он помог ей спуститься, когда она скажет.

– Ты сошла с ума! – в ужасе крикнул он.

Они поднялись высоко на пустошь и остановились, чтобы перевести дух. Любовались проливом и отвесной горной стеной на том берегу. Внизу в зеленой дымке лежали поля и дома.

Педер первый заметил неладное. Дым.

– Что это они развели там такой огонь? – удивился он.

– Да. – Думая о предстоящем разговоре с пробстом, Вениамин не спеша раскурил трубку, затянулся.

Они поговорили о погоде – в такую ясную погоду клева не бывает. Сейчас бы небольшой ветер…

Неожиданно Педер показал вниз рукой. В глазах застыло удивление.

Красный язык лизнул крышу большого дома. Лизнул и вырос. Пополз во все стороны. И хотя было очень светло, они увидели взлетевший над крышей сноп искр.

Пока они старались осознать увиденное, в небо взметнулось еще несколько огненных языков.

– Пожар!

Вениамин первым бросился вниз. На пустоши остались брошенные рюкзаки. Педер оказался из троих самым проворным. Вскоре он намного опередил Вениамина и Эверта.

Теперь на чердаке было два отверстия. Огонь получил достаточно воздуха и пищи. Пламя принялось за лесенку, ведущую к лазу. Ведра с водой подносили уже не так часто – служанки и сын Олаисена выбились из сил.

Услышав кашель Ханны, Олаисен крикнул:

– Спускайся! Ханна! Сейчас же спускайся!

Он стоял на стремянке и плескал в отверстие воду. Юхан снизу подавал ему ведра. Время от времени им приходилось подбегать к окну, чтобы глотнуть воздуха. Меняться местами. Ведра, ведра – они без конца поднимали их наверх.

Наконец из-за мокрой простыни послышался хриплый голос.

– Тяните! – Они потянули.

В отверстии показалась Карна. Несколько драгоценных секунд ушло на то, чтобы спустить ее вниз. Она была без сознания, но ожогов на ней как будто не было. Она дышала.

Юхан вынес ее из дома, передал служанкам и повернулся, чтобы идти обратно.

Тогда он увидел, что огонь вырвался на крышу возле двух труб и что пламя прогнало Бергльот и девушек со второго этажа.

Его охватила паника. В открытом окне кашлял Олаисен.

Лестница! В прежние времена на стене хлева всегда висела лестница. Бергльот помогла Юхану притащить лестницу, и они вместе приставили ее к окну.

Олаисен что-то кричал, но Юхан не мог разобрать слов. Он схватил камень и полез вверх. Выбил стекло во второй половинке окна. На Бергльот посыпались осколки.

Он влез в комнату, и дым почти парализовал его. Легкие грозили разорваться в любую секунду. Он, скорее, догадался, чем увидел, что Вилфред что-то тянет, стоя на стремянке. Тут же Юхану пришлось отбежать к окну, чтобы глотнуть воздуха.

Юхан сорвал рубаху и обвязал ею рот и нос. Забравшись на стремянку, он увидел руку, свисавшую из отверстия. Дина!

Он потянул, но что-то мешало. Видно, Дину чем-то придавило.

– Боже милостивый! Помоги грешнику! – громко молился Юхан.

В ту минуту, когда он подумал, что еще не все потеряно, в нем проснулись силы, о которых он не подозревал. Наверное, берег их как раз для такого случая.

Он дернул, словно хотел сдвинуть с места весь дом. На чердаке гудел огонь. Ближе, ближе.

Юхан больше не слышал Олаисена. В панике он решил, что Олаисен, спасаясь, вылез через окно. Невыносимое чувство одиночества чуть не сломило его.

В последний раз он повернулся спиной к отверстию и дернул. Дина сдвинулась с места! И они оба упали со стремянки.

Он вскочил и потащил ее к окну, громко зовя на помощь Олаисена. Потом бросился к окну, чтобы набрать в легкие воздуха.

Олаисен был у окна, он свесился вниз и тяжело, со свистом, дышал. Юхан ногой распахнул раму целиком, чтобы им обоим хватило места.

На одно мгновение. Потом они вместе перетащили к окну Дину.

Женщины принесли из людской и других домов все тюфяки и перины и постелили их под окном. Войти в большой дом было уже невозможно. Юхан сорвал тюфяк с кровати и сбросил его вниз.

– Уберите лестницу, чтобы она не упала на нее! – крикнул он. Ему повиновались. Они подняли Дину на подоконник. Держа ее под мышки, Юхан свесился как можно ниже и выпустил ее из рук.

Оглянувшись, он увидел, что Олаисен пытается вернуться к стремянке. И тут же с потолка с грохотом упала горящая балка. Вся комната мгновенно вспыхнула. Они с Олаисеном оказались в аду.

Юхан всем телом ощутил, что такое адский огонь.

– Уберите Дину, мы прыгаем! – крикнул он.

Люди сгрудились над Диной. Растерянные, еще не осознавшие случившегося.

– Прыгай! – заорал Юхан в ухо Олаисену, словно их разделял океан.

– Ханна! – Олаисен обернулся к огню.

– Слишком поздно! – Юхан грубо схватил Олаисена, пытаясь повернуть его к окну.

Олаисен вырвался.

– Ты спятил! – крикнул Юхан.

Олаисен не видел его. Шатаясь, он пошел к стремянке, напоминавшей огненный столп. На чердаке с грохотом рушились стропила.

Юхан пошатнулся. Потом его охватила ярость, которой ему не хватало всю жизнь. Наконец он ее обрел. Он бросился к Олаисену и ударил его. Ударил по голове и не промахнулся.

Теперь предстояло подтащить его к окну. Олаисен был большой и тяжелый. Юхан думал, что это конец. У него вспыхнули волосы. Одной рукой он пытался смахнуть огонь.

Наконец он вывалил Олаисена за окно, крича что-то поднятым к нему побелевшим лицам.

Он не помнил, как прыгнул сам. Но, должно быть, все-таки прыгнул, потому что над ним встал огромный светло-голубой купол неба.

Юхан чувствовал, как его оттащили подальше от огненного ада. Он снова мог дышать и попытался понять, не сломал ли он руки и ноги во время прыжка. Каждой мышцей он ощущал смертельную усталость. Очень медленно он повернул голову.

И увидел Дину. Она лежала на черной от сажи перине. Волосы обгорели. Правая сторона лица обуглилась. Сверху лицо покрывала вековая пыль с чердака Рейнснеса. Из вздувшейся массы, прикрытой обгоревшими клочьями ткани, торчала одна рука и верхняя часть туловища.

Шея, как ни странно, не пострадала. Белая, молодая. Но не очень чистая. Как в первый раз, когда Юхан увидел ее.

Ему было трудно осознать увиденное.

У него вырвался вопль, как у быка, раненного мясником, у которого соскользнул нож из-за того, что он не рассчитал силу удара.

Сыновья Олаисена стояли у садовой изгороди и смотрели на небывалый костер, с гулом рвущийся в небо. Старший держал на руках младшего.

Ни у кого из взрослых не было времени поговорить с ними, пока не пропала надежда спасти тех, кто остался в доме.

Всем хотелось быть там, когда их спасут. Хотелось узнать. Помочь. Хотя бы только тем, что затаили дыхание.

Когда рухнула крыша, Олаисен с поднятыми руками и сжатыми кулаками бросился к парадному крыльцу.

– Выходи! Ханна! Я кому сказал, выходи! Сейчас же выйди оттуда! Вспомни о своих сыновьях!

Старший из них, десятилетний Рикард, в эту минуту превратился в старика. Собрав вокруг себя братьев, он стоял с ними у изгороди.

Сара, прихрамывая, подбежала к мальчикам, и они все вместе опустились на траву. Вскоре жара и тут сделалась невыносимой, и им пришлось еще раз перебраться в другое место.

Время от времени в небо взлетали снопы искр.

Мальчики цеплялись за Сару. Хватали ее за руки и за юбку с такой силой, что их нельзя было оторвать от нее.

Карна несколько раз приходила в себя. Но у нее снова начинался припадок. Ее пугало это зарево. Она не хотела туда!

Один раз, открыв глаза, она увидела Юхана, стоявшего на коленях перед чем-то, лежавшим на белом покрывале. Он лил на это воду. Ведро за ведром. На Карну он даже не взглянул. Никто не смотрел на нее.

Все были заняты своим делом. И над всем колыхалось зарево. Нет, это была не музыка моря, а гудящий, кошмарный треск. Свет должен быть тихим, во всяком случае – спокойным. Он не должен грохотать.

Где же Педер? Неужели и он покинул ее? Наконец он появился. Поднял ее и куда-то перенес. Там тикали часы. Часы Стине.

Тогда Карна вспомнила все. Чердак… Стине, упрекнувшую ее в том, что она перестала читать Библию… Но ведь там было и еще что-то? От Педера пахло костром, который они жгли на Иванов день. Или костром пахло от нее самой? Ну конечно! Костер! Он в этом году был необычно большой.

– Педер, это костер? Да? – хотела спросить Карна. Кажется, у нее это не получилось. Но Педер обнимал ее. И без конца повторял, что она жива.

Начали лопаться стекла. Зазвенели осколки. До них донесся сердитый голос Олаисена, в нем слышались слезы.

– Помоги мне выйти отсюда! – попросила наконец Карна.

Сперва Педер замотал головой, но потом уступил и вынес ее во двор.

Первым Вениамин увидел Вилфреда Олаисена, который, потрясая кулаками, требовал, чтобы Ханна вышла из горящего дома. Смотреть на это было страшно. Безумие. Пламя. Но не смотреть он не мог!

Вдруг Вениамин обнаружил, что среди людей нет Анны. Он ходил от одного к другому, глаза застлал туман.

– Анна?

Олаисен молча обнял его.

– Анна! – крикнул Вениамин.

– Она там! Уже поздно… – рыдал Олаисен.

Вениамин вырвался и побежал к горящему дому. Жар огня сбил его с ног. Он так и остался лежать, уткнувшись лицом в прохладную траву, его заполнил свежий аромат клевера и почвы.

Карна пыталась произнести нужные слова. Слова Стине. Они помогли бы Олаисену вызвать из дома Ханну.

Нужно было встать. Но она не могла. Лишь цеплялась, хватая ртом воздух, за сваю, на которой стояла голубятня. Голоса у нее не было.

Если бы Педер был рядом, он поддержал бы ее, чтобы она не тратила столько сил на то, чтобы встать на ноги. Но он пытался увести Олаисена прочь от огня.

Пришлось справляться самой. Она открыла рот. Вздохнула. Тяжелый дым заполнил тело. Она закашлялась и опять схватилась за сваю. Наконец она одолела себя, и к ней вернулся голос. Этот псалом Анна пела в церкви.

 
Когда б я вся звучала…
 

Голос снова пропал, и ей пришлось начать сначала. Зато теперь голос звучал лучше. Он летел прямо к гудящему костру:

 
Когда б я вся звучала
Лишь песнею одной
И громко повторяла
Небесных звуков строй,
Я не смогла б воздать
Достойными хватами
За Божью Благодать!
 
 
Когда я вспоминаю
О юности своей,
Когда перебираю
События тех дней,
Сквозь пыль своих дорог
Я вижу с изумлением,
Как Бог меня берег!
 
 
Пусть бьет источник жизни,
Нам освежая грудь,
Пусть свет Иной Отчизны
Нам освещает путь
С начала до конца,
Чтоб мы нашли дорогу
К объятиям Отца!
 

Допев этот псалом, Карна запела другой. Псалмы приходили сами собой.

Сара и мальчики встали на колени. Хриплый, нетвердый голос Юхана поддержал Карну. Люди только этого и ждали. Нестройный хор летел к огню. Безумные крики Олаисена стихли.

Глава 20

У маленькой шлюпки Карны были красивые шпангоуты и изящный корпус. Грести на ней было легко, и ее легко было вытаскивать на берег. Шлюпку Карне подарила бабушка, ее построили на верфи Олаисена.

В тот день на ней был необычный гребец. Анна теперь умела грести, но она еще никогда не заплывала так далеко.

Она уже давно перестала смеяться и даже не заметила этого. Она только гребла. Если на то пошло, она гребла в открытое море с первого дня, как приехала в Рейнснес. Но раньше она этого не понимала.

Лодка лежала на берегу. Ждала за камнями. Оставалось только столкнуть ее в воду и сесть в нее. Теперь же на руках у Анны были водяные мозоли, и берег был далеко. Но она этого не замечала.

Она ждала ветра. Наверное, ждать осталось уже недолго. Солнце дрожало высоко в небе. Поверхность моря была похожа на масло.

Время от времени она ощущала под лодкой волны. В них была сила. Они несли и манили ее. Анна подняла весла и отдыхала. Ей было приятно. Здесь, вдали от берега, она не слышала шума волн. В такой день он был не слышен.

Камни и берег остались далеко позади. Слышался легкий шорох. Но ветра не ощущалось. Может, он был в ней самой?

Держась за борта лодки, Анна выпрямилась. Почувствовала глубину под ногами. Вечное движение моря.

Раньше оно всегда немного пугало ее. Но не сегодня.

Она наклонилась за веслами. Снова выпрямилась. И, вынув уключины из гнезд, одно за другим пустила весла в море. Они почти беззвучно коснулись поверхности воды, прошуршав по обшивке.

Теперь Анна была свободна. Она распустила волосы, уронив шпильки в воду. Легкие, они мгновение держались на поверхности и исчезли.

Наконец явился долгожданный ветер. Он растрепал ее волосы и холодком проник под платье. Поверхность моря посерела и ожила. Постепенно. Часть за частью. Далеко впереди. Не грозно, не сильно. Скорее, ласково.

Приняв решение, Анна подняла глаза на берег. Закрыла их, снова открыла.

Она больше не чувствовала боли. Боль прошла. Все прошло. Ей было больно не от того, что случилось недавно. А от того, что случилось раньше. Очень давно. Она просто не хотела понимать этого.

Она построила свою жизнь на том, чего не было. Впрочем, так поступают многие. Но ее это не устраивало. Это было мелко. Слишком мелко…

На фоне зелени белели дома. Но они больше не имели к ней отношения. Это была чужая усадьба. Солнце бросало на крышу молнии. Одну за другой. Это было так красиво, что Анна невольно залюбовалась.

Неужели ей и сейчас еще хочется, чтобы все оказалось таким, каким представлялось ей до этого дня?

Но ведь она больше не обманывается. Она все понимает. И не хочет быть ничтожной соринкой в ничтожной жизни. Ни за что!

Она закрыла глаза и приготовилась. Но боль в сердце росла. Анна дрожала. Нужно подождать, чтобы она прошла. Это не может длиться долго.

Теперь лодку несло довольно быстро. Ее гнал ветер. Скоро дома скроются из виду и ей станет легче. Она была в этом уверена.

Анна открыла глаза. Но дома Рейнснеса не исчезли. Небо над ними окрасилось небывалым цветом. Оно встревожило Анну и как будто взывало к ней.

Сначала это была картина, не имевшая к ней отношения.

Неожиданно к небу взлетел столб пламени. Потом еще один. Анна поняла, что это пожар. Рейнснес горел!

Она слышала, как над морем пронесся ее крик. Ему не откликнулось эхо. Одинокий. Бессильный. Бессмысленный крик:

– Карна! Девочка моя! Лампа…

Анна хотела схватиться за весла, но их не было. Вцепившись в борта лодки, она раскачивала ее и кричала. Легла ничком на нос и попыталась грести руками.

Напрасно. Добрый ветер, которого она так ждала, гнал ее в открытое море.

Вениамин ходил от одного к другому. Заглядывал в лица. Спрашивал. Анна? Почему Анна осталась в доме?

– Анна с Карной устроили на чердаке уборку. Ханна и Дина бросились туда за ними… – сказал Юхан.

Вениамин почувствовал, как Юхан быстро обнял его. И побрел дальше. Анна? Это неправда?

Вокруг стоял грохот.

Неожиданно он увидел Дину. Она лежала неподвижно. Иногда поднимала веки. Вздрагивала.

Доктор Грёнэльв сразу понял, что эта женщина обречена.

Но Вениамин отказывался это понять. Мысль его кинулась к докторскому чемоданчику, который стоял в зале. В зале?

Он шел по полю боя. Солдаты звали маму. Ему оставалось только подбирать их и отправлять в лазарет. Как они выглядели, не имело значения. Среди грохота, в облаке искр, он клал их на носилки и отправлял в лазарет.

Вокруг летали его приказы. Эверт отправился за помощью. Нужно вскипятить воду. Чистые простыни, если они есть, нужно постелить на кровати в доме, где жила Стине.

Он позвал Карну. И она пришла к нему. Они работали вместе. Карна, сделай то, сделай другое, говорил он.

И она делала все, что он говорил. Они были на войне. Помогали раненым. Тем, кого ждала смерть.

– Посиди с ней! Я сейчас вернусь! – сказал он.

И Карна села.

Тем временем из пламени вышла Анна. В светлом платье. В том же, которое было на ней в первое утро. Видел ли он ее потом в этом платье?

Анна. Да видел ли он ее после того?

Из Страндстедета и окрестных селений приехали люди. Огромный костер был виден с моря и далеко окрест. Они привезли ведра, веревки, брезент.

Но еще до того как их лодки уткнулись в прибрежные камни, они уже поняли: нужно прикрыть брезентом что можно и лить воду, чтобы спасти остальные дома. И быть начеку.

Они почти не говорили. Только о том, что могли сделать их руки. И куда следовало бежать их ногам.

Они не могли даже порадоваться отсутствию ветра – ведь в море ветер уже поднялся. Они даже не перешептывались. Все и так было написано у них на лицах. Жизнь пропала. И там лежит фру Дина.

Мальчики уехали домой вместе с Сарой. Никто из них не произнес ни слова. Они позволили увести себя и посадить в лодку.

Вениамин отвел Педера в сторону:

– Привези мне все, что перечислено в этом списке. Из кабинета. Не забудь порошки! Они лежат наверху в запертом шкафу. Ключ – в вазе на письменном столе. Ошибиться трудно.

– Что это?

– Морфин против боли. Только поскорей! Возьми мою лодку и не жди остальных!

К началу вечера на фоне чистого синего неба чернели три закопченные трубы. Но жадные языки огня еще находили себе пищу. Остатки того, что еще не было уничтожено.

Олаисен ходил вокруг пожарища в высоких сапогах. Он не думал о том, как будет выглядеть то, что он ищет.

Сгорбившийся, измученный, он пробовал перехитрить пылающий пепел. Вырвать у него тайну. Но раз за разом был вынужден отступать.

Вениамин не мог пощадить Карну, ей пришлось увидеть Дину. Впрочем, она сидела с ней еще до того, как Дину перенесли в дом. Он даже не удивился, что у Карны не случилось припадка.

Остатки платья присохли к телу Дины. Он переодел ее в чистое, начиная от талии и ниже. С помощью Юхана и Бергльот.

Потом стал снимать приставшие к коже нитки. Нитку за ниткой. Но в глубине души он понимал, что обожженную кожу очистить нельзя. Голова. Половина лица. Большая часть груди и плечи. К ним нельзя было прикасаться.

Он попытался соорудить над грудью Дины нечто вроде палатки. Из чистых тряпок. Ему помогал Юхан. Они сделали каркас из проволоки, чтобы ткань не касалась обожженной кожи.

Это было непросто, потому что Дина металась и все время стонала.

Но они прикрыли ее. И пощадили тех, кто мог ее увидеть.

В первые часы было неясно, в сознании она или нет. Может ли слышать и видеть. Наконец она открыла налитые кровью глаза. Застонала. Звук вырвался откуда-то изнутри, минуя голосовые связки.

Вениамин хотел увести Карну. Но она вцепилась в него и не двинулась с места.

Когда Дина немного успокоилась, Юхан шепнул им:

– Ступайте и отдохните. Нам еще понадобятся силы.

Прижавшись друг к другу, Вениамин и Карна сидели на крыльце веранды лицом к морю.

Карна не смотрела на Вениамина. Смотрела куда-то вдаль. Потом ее начало трясти.

– Это я виновата.

Он сразу понял, о чем она.

– Нет! – твердо сказал он.

– Ты не знаешь. Я опрокинула лампу.

Он крепко обнял ее. Между ними было только дыхание. Их общее дыхание.

– Вы с Анной были на чердаке?

– Нет, только я… и лампа. Анна, наверное, поднялась потом, чтобы помочь мне.

– У тебя случился припадок? Да? И лампа опрокинулась?

– Мне так кажется, – прошептала Карна.

– Но ты в этом не виновата. Слышишь!

– Я думала, что это для всех нас единственный выход, мы должны были исчезнуть.

– Карна! Милая…

Она не выдержала:

– Анна все понимала.

– Что она понимала?

– Все. Про Ханну.

– При чем тут Ханна?

– Вилфред рассказал ей. Я все слышала. Зря я говорю об этом сейчас. Но я не могу держать это в себе. Ведь мы все равно умрем. Все. Теперь я это знаю. И слова, которые мы так и не сказали, обернутся проклятием.

– Что он сказал?

– Что Ханна ему во всем призналась. Что вы любили друг друга и не могли отказаться от этой любви… Он застал вас в лодке. Он знал все уже очень давно, только не хотел говорить Анне. Но раз она спросила, он должен был сказать ей правду. И вот ее больше нет.

Вениамин не чувствовал ни скамьи, на которой сидел, ни своих рук, обнимавших Карну. Только продолжал твердить: она ошибается, она не виновата, что лампа упала. Никто не виноват.

Она подняла на него широко открытые, не верящие глаза.

– Бедный папа!

Вернулся Педер с тем, за чем его посылали. Вениамин встал и взял у него чемоданчик. Проверил содержимое. Все было в порядке.

– Спасибо! – хрипло сказал он и вошел в дом.

Вениамин и Юхан сидели с Диной. Ими владело какое-то тупое оцепенение.

Они понимали, что конец – только вопрос времени. У них не было сил разговаривать друг с другом. Но оба надеялись, что она умрет, не приходя в сознание.

Боль. Они видели и слышали эту боль. Пытались пережить ее вместе с Диной. Но постичь не могли.

Дина слабым голосом звала Ертрюд. Маму.

Может, все-таки Бог слышит человека в трудную минуту, думал Вениамин. Хотя бы один-единственный раз?

Поздно вечером она со стоном позвала Лео. Произносила отдельные слова, что-то цитировала. Но в них не было смысла Вениамину удалось дать ей морфин. Она немного успокоилась.

Время от времени он смотрел в окно. Наконец из тлеющей черноты к нему вышла Анна.

В полночь Дина открыла глаза. Подняла к лицу необожженную руку и попробовала приподнять голову. И тут же с беспомощным, непонимающим взглядом уронила ее обратно.

– Скажи им, чтобы они пришли за мной, – прошептала она сквозь черные губы.

Юхан наклонился к ней:

– Кому сказать?

– Ленсману и судье… Пусть приходят.

– Дина! – прошептал он, низко склонившись к ней.

Она тяжело дышала, хватаясь за каркас с тряпками. Вениамин встал и убрал его. Они с Юханом оба склонились над ней.

– Мама, я Вениамин. Я с тобой.

Он взял ее здоровую руку. Подождал.

Юхан дал ей воды из ложечки. Дина втянула ее губами. Жадно проглотила. Оттолкнула Юхана. И тут же схватила его обожженной рукой. Ее крик прокатился от стены к стене.

– Юхан! Это я… Я столкнула его! Мама, не уходи от меня!

Она открыла глаза и оглядела комнату.

– Лео!

– Дина, ты узнаешь меня? – спросил Юхан.

– Да… прости…

Юхан кивнул Вениамину:

– Оставь нас. Ей нужен пастор.

Вениамин вышел во двор. Подошел к колодцу. Достал воды. Опустил в холодную воду пальцы. Плеснул на лицо.

Значит, помочь ей получить прощение должен Юхан. Если она сможет что-нибудь сказать. Юхан, которого никто не брал в расчет.

Два рыбака пересекали Анд-фьорд в северном направлении. Они хотели пройти фьорд при хорошей погоде. Один из них заметил далеко в море что-то, похожее на небольшую шлюпку.

Весел они не видели, людей тоже. Но лодка плыла, и, так как кому-то она принадлежала, они взяли курс на нее. Ярко светило солнце.

Подойдя близко, они увидели на дне шлюпки скорчившуюся фигуру. Это была женщина. Она куталась в шаль и выглядела безумной.

Весел в шлюпке не оказалось. Рыбаки перетащили женщину в свою лодку и взяли шлюпку на буксир. Закутав женщину в свою одежду, они пытались расспросить ее, почему она оказалась в море в таком состоянии. Но она не могла говорить, и они оставили ее в покое.

Посовещавшись, они решили плыть дальше на север, чтобы оставить женщину в первом же селении, – ей надо было согреться, а им – избавиться от нее.

Неожиданно женщина попросила:

– Пожалуйста, отвезите меня домой, в Рейнснес!

Люди спали по очереди. Если это можно было назвать сном. Раскладные кровати и испачканные сажей тюфяки постелили в доме, где жила Стине, и в людской.

Олаисена уговорили уехать в Страндстедет с рабочими с верфи. Им на смену на всякий случай должны были приехать свежие силы.