Текст книги "Друзья до смерти"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Боденштайн и Пия переглянулись.

– Да, – сказал Боденштайн. – А ваша дочь вам не рассказывала?

– Нет, – буркнула мать Свении. Она сунула сигарету в пепельницу и опустилась на одну из табуреток. Известие о смерти Йонаса, похоже, потрясло ее больше, чем беременность и исчезновение собственной дочери.

Повисло молчание.

– И что я теперь должна делать? – спросила мать Свении в растерянности и при этом с вызовом. – Чего вы от меня хотите?

– Где может быть Свения? – осведомился Боденштайн. – В последнюю неделю она не работала. Пару часов назад она написала своей подруге эсэмэску, но ее мобильный отключен, поэтому мы, к сожалению, не можем определить его местоположение.

Фрау Перкусик лишь беспомощно махнула рукой.

– Вы вообще знаете что-нибудь о Свении? – Пия не могла смотреть на полную безучастность этой женщины. – Ваша дочь еще несовершеннолетняя. Вы нарушаете свой долг, не осуществляете за ней надлежащий надзор.

– Послушайте, – сказала Анита Перкусик. – Мой муж – сотрудник аэропорта, а я вкалываю с утра до вечера, чтобы оплатить Свении мопед, компьютер, МР3-плеер и все остальное, что она хочет иметь, чтобы быть наравне со своими богатыми друзьями. Но единственное, что я за это получаю, – неблагодарность и сморщенное лицо.

– Мы можем осмотреть комнату Свении? – попросил разрешения Боденштайн.

Женщина поднялась, прошла в комнату дочери и зажгла свет. Постель не прибрана, платья раскиданы, а запах такой, будто не проветривали уже несколько дней. Пия села за письменный стол девушки и включила компьютер. Ничего не произошло. Она заглянула под стол и выяснила, что содержимое компьютера удалено. Жесткого диска не было. Пия показала это шефу.

– Фрау Перкусик! – позвал Боденштайн.

Мать появилась в дверях с новой сигаретой в руке.

– Свения вела дневник?

– Только в своем компьютере. И в Интернете. Этот… блоф или что-то там…

– Блог, – подсказала Пия.

– Точно. Блок.

– Свения могла отправиться к родственникам? – уточнил Боденштайн. – Есть ли место, где она любит бывать в отпуске или, может, ездила с классом? Как насчет ее родного отца?

– О нем ничего не известно, – ответила фрау Перкусик. – Моя мама живет в Берлине. Я представить себе не могу, что Свения отправилась к ней. А тем более отпуск, поездки с классом… Нет, я ничего не знаю.

В комнате девочки они не нашли ни фотоальбома, ни писем, ни записочки, ни билета на концерт, ни каких-нибудь других памятных вещей, которые столь охотно хранят юные девицы. Эта комната могла принадлежать кому угодно, так мало в ней было личного. Это было странно.

– Свения изменилась за последнее время?

– Понятия не имею. Она почти не разговаривала со мной.

– Почему?

– Откуда я знаю почему!

Пия достала пару фотографий из своей сумки и среди прочих снимки с веб-сайта Свении, где она была вместе с мужчиной. Анита Перкусик рассматривала фотографии, от отвращения сморщив лицо.

– Откуда это у вас? – спросила она.

Боденштайн объяснил.

Женщина посмотрела внимательнее и нервно сглотнула.

– Вот ведь свинья, – пробормотала она и вернула фотографии Пии.

– Вы узнаете мужчину? – осведомилась Пия.

– Нет.

Анита Перкусик развернулась, прошла в гостиную и села на кожаный диван. Боденштайн и Пия последовали за ней.

– Фрау Перкусик, – начал Боденштайн проникновенно. – У вашей дочери большие проблемы. Если вы узнали мужчину на фотографии, вы должны сказать нам, кто он.

– Я его не узнала.

Женщина сложила руки в замок на коленях и смотрела перед собой. Пия заметила в комнате фотографии в серебристой рамке. На одной была Свения, смеющаяся прямо в объектив. Девочка с тех пор сильно изменилась. Потом взгляд упал на свадебное фото.

– Когда вы поженились? – поинтересовалась она.

– Три года назад. А что?

– У вас довольно молодой муж.

– И что? Мне тридцать восемь, это тоже еще не старость, – резко ответила фрау Перкусик.

– Какие отношения у Свении с приемным отцом? Как его зовут?

– Иво. Думаю, они хорошо понимают друг друга.

Боденштайн и Пия переглянулись. Анита Перкусик знала гораздо больше, чем хотела сообщить. Но почему она ничего не рассказывала? Кого она хотела защитить? Что могла утаить?

Суббота, 24 июня 2006 года

– Мать Свении узнала мужчину на фотографии, – сказал Боденштайн, когда они вышли на улицу и пересекали парковку. – Почему она не говорит, кто это?

– Может, это отчим девочки? – предположила Пия.

– Мне тоже это пришло в голову, – согласился Боденштайн. – Не хотелось бы обсуждать мать Свении, но в сравнении с симпатичной семнадцатилетней дочерью она просто старая курица. А у этого молодого парня юная девица весь день перед глазами.

Он вставил ключ зажигания.

– Поедем сразу в аэропорт или подождем до утра?

Пия не рвалась домой. Она так и не вызвала электриков, чтобы проверили проводку, и знала, что после волнующей встречи с Зандером не сомкнет глаз. А поэтому ответила:

– Мне все равно.

Через четверть часа они проехали развязку «Франкфуртский крест» и свернули к аэропорту, который сиял всеми огнями, чтобы небо здесь, от Рейна до Майна, никогда не было темным. Пии нравился вид ночного аэропорта. Он действовал так же успокаивающе, как освещенные бензоколонки на трассе темной зимней ночью. Она взглянула на часы – без четверти час. Что делает Зандер? На прощание они молча дошли до машины и расстались сухо и по-деловому.

Боденштайн ловко выруливал на своем «БМВ» в поисках места на парковке перед залом прибытия «А». Они вошли в зал, но в поисках информационного окошка им пришлось пройти громадное здание аэропорта до зала «С».

– Что имел в виду Остерман, когда говорил о попавшейся рыбке? – на ходу поинтересовался Боденштайн.

Хотя Пия и ждала этого вопроса, но ответ не подготовила.

– Ничего, – ответила она уклончиво. – Плоская шуточка.

– Я вам не верю, – сказал Боденштайн. – Нужно быть тупым и слепым, чтобы не заметить, что между вами и Зандером что-то происходит.

Пия почувствовала, что заливается краской.

– Ничего подобного. Ничего не происходит, – защищалась она, намереваясь при первой же возможности свернуть Остерману шею.

– Итак, у Кирххофа больше нет шансов, – заметил Боденштайн, пока они проходили мимо опустевших ворот.

Пия редко упоминала в разговоре с шефом личные дела, скорее вообще никогда, разве что-нибудь незначительное, и теперь даже остановилась.

– Вчера я неожиданно застала моего бывшего мужа в момент соития с государственной прокуроршей на столе в гостиной. С этого момента я убеждена, что ему не требуется второй шанс.

Она с удовлетворением пронаблюдала, как ее шеф на пару минут потерял дар речи. Хоть Боденштайн был любопытен и не пропускал ни одной сплетни, но такой откровенности он явно не ожидал. Тем не менее, к удивлению Пии, вскоре он ухмыльнулся.

– Теперь я понимаю, – произнес он.

– Что вы понимаете? – с подозрением осведомилась Пия.

– Почему вы не отвечаете на звонки Кирххофа, – ответил Боденштайн. – Он ведь настойчиво названивает?

– Да, настойчиво, – Пия тоже ухмыльнулась. – Со вчерашней ночи примерно раз пятьдесят.

Понадобился добрый час и примерно двадцать телефонных звонков, чтобы разыскать Иво Перкусика в огромном здании аэропорта. Наконец он появился в информационном окошке зала прилета «С». Иво работал в фирме, обеспечивающей безопасность здания аэропорта. Пия вздрогнула, увидев его. Он прошел спецподготовку в 1985 году, имел короткую военную стрижку и резкие черты лица. В черной униформе сотрудника службы безопасности Иво Перкусик выглядел как человек, с которым лучше не связываться.

– Ваша приемная дочь пропала, – сказал Боденштайн. – Когда вы видели Свению в последний раз?

Сообщение, кажется, встревожило Перкусика.

– Как это пропала? – переспросил он.

– Она написала подружке, что на время «исчезнет».

Боденштайн задавал Перкусику те же вопросы, что и матери девочки, но, в отличие от той, Перкусик заметил изменения в поведении Свении. В последнее время она стала агрессивнее, часто запиралась в своей комнате и плакала. О причинах своего горя она с ним говорить не хотела. Нет, никаких проблем у них со Свенией не было, девочка его уважала и хорошо к нему относилась, как, впрочем, и он к ней.

– Свения беременна. Вы знали?

Он явно колебался. Впервые на его абсолютно неподвижном лице промелькнуло выражение досады. Потом он кивнул.

– Мать Свении этого не знала, – сказал Боденштайн. – Почему вы не рассказали своей жене?

Иво Перкусик пожал плечами.

– Может, потому, что это вы переспали с ее дочерью?

– Нет, – возразил Перкусик. – Этого я не делал.

– Господин Перкусик, – проникновенно произнес Боденштайн. – Свения исчезла после того, как, возможно, стала свидетельницей убийства. К тому же ее друг был зверски убит в последний понедельник. Вы ведь понимаете, что это неприятные обстоятельства?

Мужчина уставился на Боденштайна.

– Йонас мертв? – растерянно спросил он. – Убит?

– Вы знали Йонаса? – заинтересовалась Пия.

– Конечно, знал. – Перкусик сокрушенно кивнул.

– Почему вы не сказали своей жене, что ее дочь беременна? – не отступал Боденштайн. – Должны быть причины.

– Свения не хотела, и мне пришлось ей пообещать, – ответил мужчина. Он сжал кулаки, борясь с собой. – На той неделе она поздно пришла домой, около четырех утра. Она была совершенно не в себе и сказала, что упала с мокика.

– Во вторник на прошлой неделе? – уточнил Боденштайн.

Перкусик кивнул.

– Рыдала, как сумасшедшая, – сказал он. – Я не мог ее успокоить. Потом она сказала, что беременна, и не знает от кого.

– Кто же может быть отцом ребенка? – спросила Пия.

– Этого она не сказала. – Перкусик беспомощно махнул руками. – Она сообщила, что не спала со сверстниками; видимо, и с Йонасом тоже. А потом рассказала, что у нее что-то было с женатым мужчиной. Я подумал, что она врет.

У Перкусика был хороший немецкий язык, он жил в Германии уже десять лет и говорил почти без акцента.

– Свения рассказала вам, что сделал Йонас? – спросила Пия. – Про е-мейлы, фотографии и веб-сайт?

Перкусик снова кивнул.

– Что именно она вам рассказала?

Иво задумался на минуту и почесал почти наголо стриженный затылок.

– Свения была в ярости на Йонаса за то, что он сделал, – припомнил он. – Все это как-то связано с отцом Йо и Паули. Из-за чего у них все и рухнуло. Она все воскресенье пролежала в постели и проплакала. Мне она сказала, что покончит с собой, если Йо узнает правду.

– Какую правду? – спросила Пия.

– Понятия не имею. – Перкусик отвел глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом. Он знал. Почему же твердит, что ничего не знает? Пия протянула ему фотографию, на которой Свения была с мужчиной во время полового акта.

– Вы узнаете мужчину на этой фотографии? – спросила она.

Перкусик пригляделся, его лицо помрачнело, но он покачал головой. Он врал. Его жена два часа назад врала точно так же.

– Где вы были вечером в понедельник с 23:00 до 0:00 часов? – спросил Боденштайн.

– Дома. Один. Черт, вы мне не верите.

– Да, не поверим. – Боденштайн кивнул. – Вам нравилась Свения. Когда вы узнали, как с ней обошелся Йонас, вы впали в ярость и захотели с ним поговорить. Разговор вышел из-под контроля, и вы убили Йонаса.

– Нет, черт возьми. Я этого не делал.

– Вы знали о его вечеринке. Свения вам говорила.

– И что с того? Я там не был.

– У нас ДНК убийцы парня. Если вы сдадите нам слюну на анализ и ваша ДНК не совпадет с той, что мы обнаружили, то мы вас отпустим.

По дороге в Хофхайм никто в машине не произнес ни слова. Трубка Пии пискнула, когда они еще не въехали в Хофхайм-Норд. Она открыла мобильник, опасаясь, что это снова Лукас. Но пришедшее сообщение было от Кристофа Зандера.

«Вы еще не спите?»

Она набрала ответ: «Нет. Надо еще поработать. А почему не спите вы?»

Минуты не прошло, как трубка снова пискнула.

«Вы это всерьез спрашиваете?»

Боденштайн вопрошающе взглянул на Пию, но она только ухмыльнулась и набрала:

«Нет. Я тоже думаю о том, что было бы, если…»

Отправив, она в ожидании смотрела на телефон.

«Как бы нам это выяснить?» – написал Зандер.

У Пии бешено забилось сердце.

«Надо встретиться и продолжить с того момента, на котором нас прервали…»

Они приехали в комиссариат. Боденштайн остановился перед входной дверью и вышел.

«Сейчас уже темно. Но встретиться – звучит хорошо. Только где?»

Пия также вышла, но неохотно. Боденштайн обошел машину и распахнул дверь, выпуская Иво Перкусика.

– Я сейчас подойду, – сказала Пия и заметила, что у нее от волнения дрожат пальцы.

«Предлагайте вы», – написала она.

Боденштайн и Перкусик скрылись за дверьми здания.

«Позавтракаем?»

Пия прикинула, который час. Двадцать минут четвертого. Пока они закончат с Перкусиком, будет пять.

«Идет. У меня? В шесть?»

Она колебалась целую минуту, прежде чем отправила эсэмэску, а потом прислонилась к крылу автомобиля Боденштайна, не сводя глаз с трубки. У нее было такое ощущение, будто она выпила десять чашек кофе или сунула пальцы в электророзетку. Дисплей телефона засветился, и Пия улыбнулась.

«Я принесу булочки. С вас кофе. Где вы живете?»

Без четверти шесть Пия добралась домой на патрульной машине. Иво Перкусик без возражений сдал на анализ кровь и слюну, однако больше ничем ходу расследования не посодействовал. Весьма примечательно тем не менее, что Иво работал у доктора Карстена Бока телохранителем и шофером, а в начале апреля скоропалительно уволился. Это тем более интересно, поскольку и мать Свении знала Бока, так как много лет была экономкой в его особняке.

Патрульная машина затормозила перед зелеными воротами Биркенхофа. Пия поблагодарила коллег в форме и вышла. В высоких тополях начинали утренний концерт птицы, приветствуя нежные сумерки рассвета. Пия отперла ворота и оставила их открытыми, потому что звонок сломался. Обе кобылы выглянули из стойл и радостно заржали в предвкушении. Она наполнила их кормушки сеном, а потом пошла к дому. Сейчас должен прийти Кристоф Зандер! Он всю ночь не мог уснуть из-за нее! Когда Пия отпирала дверь, у нее руки дрожали от волнения. Проходя, она проверила предохранители – все в порядке. И вдруг остолбенела – дверь в гостиную была распахнута! Еще один мощный вброс адреналина, ее начало трясти. Пия рефлекторно потянулась за оружием, но того не было. Конечно, она не взяла пистолет, когда вчера вечером отправлялась побеседовать с Зандером, а потом поставила машину на стоянку и поехала в аэропорт с Боденштайном, не заходя домой. У Пии гулко отдавался в ушах каждый удар сердца, пока она на цыпочках кралась, словно преступница, по собственному дому. Никого нет, ничто не тронуто. Она с облегчением закрыла дверь гостиной, вошла в спальню, открыла платяной шкаф и поискала свое табельное оружие, которое вечером положила в ящик с нижним бельем. Пальцы нащупали ствол «ЗИГ-Зауэр Р6», от сердца отлегло, и коленки обмякли.

– Слава богу! – пробормотала она и прислонилась к дверце шкафа. Но тут ее взгляд упал на столик рядом с кроватью, и внутри все мгновенно сжалось. Она не могла двинуться, от ужаса по спине поползли мурашки. На столе стояла ваза с букетом кроваво-красных роз. И она их туда точно не ставила.

Пия бросилась из дома в конюшню, к Гретне и Нойвиллю, и, дрожа всем телом, забилась в угол. Никто не знал ничего о красных розах, никто, кроме того парня, который долгие месяцы преследовал ее, а потом изнасиловал. Ни одной душе она не рассказывала об этом в то время, кроме полицейских, и ей удавалось в течение долгих лет выдавливать из памяти жуткое воспоминание. В горле встал комок, слезы катились по щекам, все тело сковал ужас. В ее отсутствие кто-то проник в дом и поставил рядом с ее кроватью цветы; кто-то, точно знавший, что означают эти красные розы! Она не могла больше жить одна в этом имении. Лишь мысль о том, что кто-то побывал в ее доме и в спальне, наполняла Пию глубочайшим ужасом. Она отодвинула рукой любопытного жеребенка, пытавшегося жевать ее волосы. Мечта о жизни под одной крышей с животными рухнула. Сегодня же вечером она снимет номер в отеле, а в понедельник утром свяжется с маклером насчет продажи дома. Ни секунды она здесь больше не останется!

– Привет!

В дверях конюшни возник силуэт мужчины. В тот же миг уровень адреналина в крови Пии достиг новых рекордных значений. Она подскочила так, что Гретна и Нойвилль испуганно шарахнулись.

– Все в порядке? – озабоченно спросил доктор Кристоф Зандер. – Дверь в дом распахнута, и поэтому я… – Он поднял вверх обе руки и отступил на шаг. – Сдаюсь!

Только теперь Пия заметила, что направила на него оружие, и разразилась слезами.

– Оливер?

Боденштайн объехал вокруг и увидел в дверях Козиму с заспанным лицом.

– Я не хотел тебя будить.

Козима была в одной футболке, спутанные волосы падали ей на лицо, и когда она, зевая, села за кухонный стол, то выглядела как старшая сестра собственной дочери.

– Ты сегодня ночью вообще спал? – спросила она.

– Нет, – ответил он. – Жалеешь?

– Ужасно. – Она улыбнулась. – Как насчет того, чтобы все же отправиться вместе в постель? Ты мне расскажешь о своем деле, я тебе тоже кое-что расскажу.

– Хорошая идея. – Боденштайн зевнул и кивнул. – Я как раз утратил понимание событий. Каждый след сначала кажется многообещающим, а потом заканчивается ничем. Но в любом случае оба убийства связаны между собой.

Он взглянул на Козиму и с радостью заметил, что она внимательно и с интересом его слушает. Всю прошедшую неделю ему не хватало возможности поделиться с ней мыслями. Чтобы в неокрепшем состоянии не волновать жену, он мало рассказывал ей о расследовании обоих дел, но сегодня утром ему показалось, что он видит прежнюю Козиму, следов нервозности и бледности как не бывало. Они пошли наверх. И в тот момент, когда Боденштайн снял ботинки, галстук и костюм, внезапно мысли его пришли в движение и сложились в единую картину. Он вдруг ясно понял все взаимосвязи, которые прежде от него ускользали.

– Отец Йонаса, – произнес он вслух.

– Отец Йонаса? – вкрадчиво переспросила Козима. – И что с ним?

Иво Перкусик и его жена, оба и сразу, узнали мужчину на фото. Что, если утверждение Свении о том, что она имеет отношения с женатым мужчиной, вовсе не выдумка? Хотя Бок и не был симпатичен Боденштайну, вполне вероятно, что он находился в смертельной опасности. У семьи Перкусик было достаточно оснований ненавидеть Бока.

– Я должен еще раз уйти. – Боденштайн снова быстро оделся и схватил свой мобильник. – Ты мне что-то хотела рассказать?

– Не в дверях, – фыркнула Козима под одеялом. – Это подождет, пока ты вернешься.

– Хорошо. – Все мысли Оливера были уже далеко, он уже рассеянно пытался вызвонить Пию Кирххоф.

В темноте конюшни Пия дрожащим голосом и с истерическими всхлипываниями рассказывала Кристофу Зандеру о том, что произошло. Он сидел рядом с ней в сене, обнимая и утешая. Пия рыдала от облегчения.

– Думаю, мои нервы не в лучшем состоянии, – сказала она после того, как немного успокоилась. – Сначала открытые двери, потом этот букет…

Зандер озабоченно посмотрел на нее.

– У кого есть ключ от двери? – спросил он.

– У соседки, моего бывшего мужа, моих родителей и у меня. – Пия вытерла слезы тыльной стороной руки. – Но никто из них не сделал бы такого. А уж тем более никто не мог знать о красных розах… – Она оборвала себя на полуслове и покачала головой.

– А что с этими розами? – тихо спросил Зандер.

Пии вдруг очень захотелось рассказать все то, что камнем лежало у нее на душе много лет. Она едва его знала, но чувствовала, что может ему довериться.

– Все случилось уже довольно давно, – решительно начала Пия после недолгого колебания. – После выпускного экзамена я поехала с друзьями во Францию. Там я познакомилась с одним студентом из Франкфурта. Для меня это был просто флирт, но для него – нечто большее. Он стал меня преследовать. В течение многих недель и месяцев подкарауливал меня и угрожал. Трижды он тайком проникал в мою квартиру и ставил букет красных роз рядом с кроватью. – Она содрогнулась, вспоминая те времена. – Я не знала, как с этим справиться, написала заявление и отнесла в полицию письма, которые он мне писал. Но мне сказали, что они смогут что-нибудь сделать лишь после того, как что-то произойдет. – Пия всхлипнула. – Постепенно тот парень перестал меня преследовать. Я уже думала, что все кончилось, но он проник в мою квартиру… изнасиловал меня и чуть не задушил.

– О господи! – Зандер крепко сжал ее руку. – Это ужасно.

– Я ни с кем об этом не говорила, даже с моим мужем, – сказала Пия. Ей вдруг стало спокойно; она рассказала наконец кому-то эту историю, и теперь забота Зандера сможет прогнать призраки прошлого.

– Иногда бывает полезно поговорить, – тихо сказал он, и они переглянулись.

– Собственно, я иначе представляла себе наш завтрак, – прошептала Пия. – Мне жаль, что…

– Нет, нет, – быстро прервал он ее. – Вас это не должно тревожить. Все в порядке. Но вам действительно надо что-то предпринять. Вы не можете получить полицейскую защиту у своих коллег?

– Наверное, стоит подумать.

– На вашем месте я бы так и поступил, – серьезно сказал Кристоф Зандер. – Не годится, когда молчат о чем-то подобном. Все лишь разрастается и усугубляется. Лучше говорить. И как можно больше.

Сама мысль вызвала у Пии дискомфорт. Каждый сможет узнать о ее уязвимости, ее страхе и о том, как ее унизили и чуть не убили. Они молчали. Кристоф Зандер обнял ее крепче и ласково погладил по щеке. Пия слышала, что его сердце бьется так же сильно, как и ее.

– Нас подслушивают, – вдруг прошептал он.

Пия подняла голову и увидела жеребенка, который с любопытством разглядывал их, смешно вытянув морду. Она не могла не рассмеяться. Зандер тоже засмеялся. Он встал, взял ее за руку и помог подняться. Они посмотрели друг на друга и снова стали серьезными.

– Пошли, – сказал он. – Выбросим эти розы в мусорное ведро.

Ворота участка Бока были не заперты. Боденштайн проехал внутрь и увидел перед входной дверью в особняк белый «Ниссан Микра». На этой машине Анита Перкусик два часа назад забрала своего мужа из полицейского участка. Оливер явно был прав в своих предположениях. Оставалось надеяться, что он не опоздал. Боденштайн схватил рацию и запросил подкрепление, потом вынул оружие из ящичка на торпеде, вышел из машины и направился к входной двери. Дверь оказалась открытой. Он опасался, что Перкусик вооружен и готов на все. Комиссар снял пистолет с предохранителя и вошел в большой холл. В лестничном пролете на второй этаж слышались чьи-то быстрые шаги.

– Бенджамин! – тихо позвал Боденштайн, когда узнал появившегося на площадке младшего брата Йонаса. Мальчишка оторопел и остановился. Боденштайн опустил оружие и жестом подозвал его подойти. Мальчик не решался, потом испуганно посмотрел по сторонам и быстро пересек холл.

– Что здесь происходит? – прошептал Боденштайн. – Где твои родители?

– Я… я н-не знаю. – Парнишка заикался от страха и волнения. – Я думаю, они в библиотеке.

– Иво один или с кем-то? – спросил Боденштайн.

– Один. – Бенджамин побледнел, как снег, и дрожал всем телом. – Он сказал, будто папа убил Йонаса.

Боденштайн понял, что больше нельзя терять ни минуты.

– Ты сейчас выйдешь на улицу. – Он положил руку на плечо мальчишки и наклонился. – Там стоит моя машина, «БМВ». Сядешь в нее и будешь сидеть, пока я не вернусь. Договорились?

Бенджамин кивнул и с перепуганными глазами скрылся за дверью. Боденштайн понятия не имел, что ждет его в библиотеке, но не мог просто стоять у двери и ждать прибытия коллег. Он глубоко вздохнул и рванул на себя дверь. Его взору предстала странная картина: доктор Карстен Бок сидел на стуле в футболке и спортивных трусах, позади него стояла его жена и целилась ему в затылок. Иво Перкусик, скрестив руки, стоял перед ним. Фрау Бок сама на себя была не похожа. Смерть сына изменила ее; ухоженная, прекрасно владеющая собой дама с нитью жемчуга на шее и любезной улыбкой на устах исчезла, ее место заняла другая – измученная и бледная – та, что целилась сейчас из револьвера 38-го калибра в голову собственного мужа и была готова спустить курок в любой момент. Боденштайн вспомнил, как фрау Бок оттолкнула мужа, упав на пол. «Не прикасайся ко мне!» – крикнула она тогда. За великолепным фасадом особняка давно уже все шло не так прекрасно, как можно было вообразить.

– Фрау Бок, – произнес Боденштайн самым спокойным голосом. – Положите, пожалуйста, оружие.

– Нет, – ответила женщина, не отводя взгляда. – И не подумаю. Я хочу наконец узнать правду. Этот мерзавец давно уже мне лгал и изменял.

– Будьте благоразумны. – Боденштайн видел, что фрау Бок настроена решительно и готова на все. – Подумайте о Бенджамине. Вы будете нужны ему, пока ваш муж будет сидеть в тюрьме.

– В тюрьме? – Глаза фрау Бок сверкнули, она взглянула на Перкусика.

Карстен Бок молчал. Он смотрел в стену, его глаза ничего не выражали.

– Да, в тюрьме, – подтвердил Боденштайн. – Мы собрали достаточно улик против него. Он ответит перед судом за взяточничество и принуждение.

– Ха! – Фрау Бок снова приставила дуло револьвера к голове мужа. – Он призовет на помощь своих адвокатов и счета в банке, и его быстро выпустят. Вы знаете, что от него беременна подружка его сына? – Ее голос стал пронзительным. – Когда Йонас об этом узнал, ему пришлось умереть.

– Если обвинение соответствует действительности, ваш муж ответит и за это, – сказал Боденштайн. – Но если вы сейчас выстрелите, то тоже попадете в тюрьму.

– Да мне плевать! – Женщина рассмеялась. – Я уже давно хочу увидеть эту свинью мертвой! Вы понятия не имеете, что он сделал со мной, моим отцом и нашими сыновьями.

– Герлинда! Пожалуйста, убери оружие, – сказал Бок устало, но повелительно. – Я все объясню. Я ничего…

– Заткнись! – грубо прервала его жена и ткнула револьвером в голову. – Ты и так слишком долго держал меня за дуру.

«Деэскалация», – подумал Боденштайн. Но как убедить фрау Бок отдать оружие? Говорить, он должен все время говорить. Эта дама не холодный убийца. Если бы она действительно хотела убить своего мужа, то сделала бы это сразу, без колебаний. Чем больше она говорит, тем выше шанс, что представится возможность забрать у нее оружие. Боденштайн поднял глаза и встретил взгляд Иво Перкусика. Тот, мигнув, безмолвно попросил его помалкивать.

– Ты подставил моего отца! – продолжала между тем фрау Бок, сопровождая каждое свое слово тычком револьвера в затылок мужа. – Ты хочешь пустить меня по миру с протянутой рукой! Ты думал, я не знаю, какая ты на самом деле скотина! Но теперь ты слишком далеко зашел. Ты убил моего сына, потому что боялся, что он доставит тебе проблемы. Скажи же! Признайся!

Доктор Карстен Бок невольно поморщился. Не было похоже, что он боится.

– Признаюсь, с этой девушкой у меня была интрижка, – хрипло сказал он. – Но к смерти Йонаса я не имею никакого отношения.

– Я не верю ни одному твоему слову! – Герлинда Бок презрительно улыбнулась, ее глаза лихорадочно блестели, но рука, сжимавшая оружие, не дрожала. – Вечером ты не был в Мюнхене, я точно знаю!

– Фрау Бок, отдайте мне оружие, прошу. – Боденштайн протянул раскрытую ладонь. – Все, что вы сейчас заставите сказать своего мужа, будет признанием под принуждением, никакой суд не примет это во внимание. Дайте мне с ним поговорить.

Ее веки дрогнули, она колебалась.

– Послушай его! – Бок повернулся и сделал роковую ошибку, недооценив ненависть своей униженной жены. – Да опусти ты наконец этот проклятый револьвер, старая корова!

Она решительно сжала губы и нажала на курок. Боденштайн среагировал в долю секунды. Он ударил ее по руке, раздался оглушительный выстрел, но пуля вошла не в затылок Боку, а в книжную полку. Герлинда не ожидала отдачи оружия, ослабила хватку, и Боденштайну удалось отобрать у нее револьвер. Женщина истерически закричала, упала на колени и заколотила кулаками по полу. В этот момент в библиотеку ворвались полицейские, которых вызвал Боденштайн. Бок и Перкусик не сопротивлялись и дали себя увести. Фрау Бок успокоилась, только когда ее мужа вывели из комнаты. Боденштайн опустился рядом с ней на колени и положил руку на ее вздрагивающие плечи.

– Зачем вы это сделали? – прошептала она сквозь слезы. – Зачем вы помешали убить эту свинью?

– Радуйтесь, что я помешал, – возразил Боденштайн. – Вы нужны своему сыну Бенджамину. Ваш муж отсидит в тюрьме полный срок.

Боденштайн пил уже шестую или седьмую кружку кофе, когда в его кабинет вошла Пия. Она была бледна и выглядела измученной, ничуть не лучше, чем он сам.

– Простите, – повторила она то, что уже сказала ему по телефону. – Я забыла свою трубку в машине.

– Все в порядке, – вздохнул Боденштайн.

– Бок сказал что-нибудь о Свении? – спросила Пия.

– У него действительно была с ней связь, но он якобы не знает, где она сейчас. Он отрицает, что имеет отношение к смерти сына. Сюда едут коллеги из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Они хотят арестовать сегодня всех, кого подкупил Бок.

– А где фрау Бок?

– В психиатрическом отделении в Хехсте. – Боденштайн оторвался от кофе и поморщился. – Бог мой, это просто жуть. Она чуть не застрелила мужа, была всего на волосок от этого.

– Почему все вообще так далеко зашло?

– Перкусик узнал Бока на фото со Свенией. Он хотел призвать к ответу своего бывшего шефа. Все вышло за рамки, когда фрау Бок услышала, как Перкусик обвиняет ее мужа в том, что тот убил Йонаса, поскольку сын узнал о его связи со Свенией.

– А это соответствует действительности?

– Сходство ДНК убийцы с ДНК Йонаса говорит о том, что они близкие родственники. Но Бок утверждает, что в понедельник был в Мюнхене.

– Как вы вообще пришли к выводу о том, что Перкусик может поехать к Боку? – поинтересовалась Пия.

– Интуиция. – Боденштайн скупо улыбнулся. – Слава богу, она у меня еще не пропала.

Когда Оливер пришел домой, Козима сидела за кухонным столом и писала памятку, что надо купить.

– И? – полюбопытствовала она.

– Даже не спрашивай! – Боденштайн подошел к холодильнику и взял йогурт. – Я имел дело с седьмым грехом.

И вкратце рассказал о случившемся.

– Хорошо, что я не знаю, что тебе приходится переживать, – сказала Козима. – У меня бы ни минуты покоя не было.

– Меня самого до сих пор трясет, – признался Боденштайн. – Возможно, и потому, что я слишком мало спал и выпил слишком много кофе.

– Тебе опять надо уйти?

Он достал ложечку из ящика стола и открыл йогурт.

– Кстати, я отказалась от экспедиции в Новую Гвинею осенью, – мимоходом сообщила Козима, продолжая писать записку.

Боденштайн перестал есть йогурт.

– Что это вдруг? Скажите-ка, ты постепенно становишься благоразумной.

– Ну да! – Козима посмотрела на него и улыбнулась. – Но если уж я вдруг так благоразумна, то стоит спросить, почему я приняла такое решение.