Текст книги "Друзья до смерти"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Четверг, 22 июня 2006 года

Пия проснулась оттого, что ей прямо в лицо светил фонарик. Сердце бешено билось, она лежала в постели будто парализованная, не в силах даже пальцем пошевелить. Пия знала – в комнате кто-то есть. Ее прошиб холодный пот, но она не могла ни вскочить, ни закричать, ни схватить табельное оружие, которое лежало рядом с кроватью. Луч фонаря скользнул в сторону, глаза привыкли к темноте, и вскоре она смогла различить знакомый силуэт.

– Лукас! – прошептала она, с облегчением истерически хихикнув. – Что это значит? Как ты вошел?

Ей стало стыдно, потому что из-за жары она спала почти голой, в одних трусах. Лукас склонился над ней, его прекрасные зеленые глаза покраснели и были полны слез. В отличие от того вечера в субботу, ей не было неприятно, что он так близко. Она ощутила прикосновение его рук к своему телу и закрыла глаза. Но внезапно он схватил ее запястье, развернул ее спиной и, навалившись всем телом, прижал Пию к кровати. Она хотела сбросить его, но он оказался сильнее. Пия открыла глаза и, увидев искаженное лицо Лукаса, испугалась. Молча и яростно они боролись друг с другом. Он был таким тяжелым, что она не могла ни шевельнуться, ни вздохнуть. Она хотела закричать, но из горла не вырвалось ни звука. В полной панике она поняла, что кричать бесполезно, – ее никто не услышит, ведь у нее нет соседей, даже случайных прохожих тут не бывает. Она одна и совершенно беззащитна. Слезы брызнули у нее из глаз, потекли по лицу, не давали дышать. И тут Лукас развернул Пию к себе. Его взгляд пронзил ее насквозь. Он сочувственно улыбнулся и обхватил пальцами ее шею.

– Пожалуйста, не надо, – пролепетала она. – Пожалуйста, прошу…

– Ты разочаровала меня, Пия, – хрипло прошептал он. – А знаешь, что я делаю с людьми, которые меня разочаровывают?

И сжал ее горло…

Пия раскрыла глаза и уставилась в темноту. Футболка была мокрой от пота, сердце бешено билось, все тело дрожало. Она лежала неподвижно и ждала, пока успокоится сердцебиение. Несколько лет у нее не было таких снов. Она потянулась к выключателю и зажгла свет. Половина четвертого, утро. Окно распахнуто, но никакой ночной прохладой не веет. Во рту пересохло, горло дерет. Пия заметила, что действительно плакала. С дрожью в коленках она прошла в кухню. Две недели Кирххоф не притрагивалась к сигаретам. Теперь она обшарила все куртки в кладовке и только в зимней нашла старую открытую пачку сигарет. Первая затяжка подействовала как наркотик, в голове помутнело, но пальцы перестали дрожать, пот высох. Много лет она не вспоминала те каникулы 1989 года во Франции, которые так невинно начались, а закончились катастрофой. Долгие месяцы после этого страх был ее постоянным спутником. С годами она заглушила воспоминания о том случае, и они больше не возвращались.

Пия приняла душ, поменяла белье, натянула футболку и джинсы. Все еще под впечатлением от недавнего кошмара она распахнула входную дверь и глубоко вдохнула свежий воздух. Над Таунусом небо было темным, но на востоке уже розовела первая светлая полоска, предвещающая очередной жаркий день. Пия направилась к конюшне, она любила эти часы предрассветных сумерек на грани дня и ночи. Птицы проснулись в лесу за домом и начали свой утренний концерт. Лошади обрадованно заржали, увидев Пию. Ничто так не успокаивает, как будничные заботы, поэтому Пия накормила лошадей, хотя обычно делала это на час позже, насыпала корму уткам, гусям и курам, а потом прошла через двор, удивляясь, почему не выбежали морские свинки. Обычно пушистые зверьки уже ждали ее, вцепившись в сетку, которой была затянута собачья конура, где они жили летом.

– Вы еще спите?

Пия взялась за дверцу, прикрывавшую дверь конуры. Но задвижка была отодвинута, а дверь, затянутая сеткой из тонкой проволоки и защищавшая зверьков от кошек и мелких хищников, открыта. У нее все внутри сжалось, когда она заглянула внутрь и увидела, что произошло: куница или лиса залезли в конуру и передушили всех свинок. И тут слезы брызнули у Пии из глаз; она стояла на коленях в мокрой от росы траве и плакала навзрыд.

Через час она потягивала кофе и пыталась собраться с мыслями. Сначала открытые ворота, потом распахнутая дверь, а теперь мертвые морские свинки. Она попыталась отвлечься, уставилась в монитор. Нашла еще разок письмо от Зандера и кликнула ссылку на страничку Свении. Но на экране высветилось сообщение об ошибке, страницу невозможно найти. Кто-то, видимо, удалил ее. И этот кто-то – явно не Йонас, потому что Йонас мертв.

– Кай, – обратилась Пия к коллеге. – Страница Свении Зиверс удалена. Как это могло случиться?

Остерман попытался зайти на страницу.

– Это сделала или сама девушка, – сообщил он через пару секунд, – или провайдер.

– Но у Свении нет больше доступа к собственной странице, – задумчиво произнесла Пия. – Мне об этом рассказала ее подруга вчера. Ты можешь узнать, кто это сделал?

– Я попробую.

Он принялся за работу. Было всего четверть восьмого, но Пия хотела узнать, поговорил ли Зандер с отцом Лукаса. Она набрала номер Зандера и через секунду услышала его голос.

– Я собирался вам звонить, но не знал, можно ли так рано, боялся помешать.

Внезапно Пии захотелось рассказать этому человеку, которого она едва знала, о себе чуть больше, а потому она ответила:

– Сегодня вы спокойно могли звонить мне начиная с четырех утра.

– А что? Еще один труп? – спросил Зандер.

– Не один, а пятнадцать мертвых морских свинок, – ответила Пия. – А за два дня до того ворота и дверь в дом оказались открытыми, когда я вернулась домой.

– Возможно, вам не стоит жить за городом совсем одной.

Мысли Зандера развернулись в соответствии с тем, куда клонила Пия.

– Вот и коллеги сказали мне то же самое, – ответила она. – Но не могу же я срочно искать мужчину, чтобы только не жить одной.

– А как же ваш муж? – поинтересовался Зандер. И в голосе его сквозило любопытство.

Пии стало немножко стыдно за свою маленькую провокацию, но совсем чуть-чуть. Когда-то она неплохо играла в эту старинную игру, что от века продолжается между мужчинами и женщинами, но это было прежде, когда она была беззаботна и не ведала страха. Потом она встретила Хеннинга, научно структурированный мозг которого был чужд намекам и играм и невосприимчив к ним. А теперь встреча с Лукасом вновь пробудила в ней вкус к этой игре.

– Он живет во Франкфурте, – сказала она, как бы мимоходом. – Но я звоню вовсе не затем, чтобы поплакаться по поводу своих морских свинок. Вам удалось вчера поговорить с отцом Лукаса?

– Да, – ответил Зандер. – Причем достаточно подробно. Он ничего не знал о смерти Йонаса и был потрясен. А председателем наблюдательного совета у Бока он перестал быть потому, что его не устраивала работа правления. Он не вполне ясно выразился, но, если я правильно понял, дело касалось проекта на Ближнем Востоке и сомнительного партнерства.

Они поговорили еще минуту. Потом Пия поблагодарила за информацию и попрощалась. Подняв глаза, она встретила насмешливый взгляд Остермана.

– В чем дело? – спросила Кирххоф.

– Ни в чем. – Он пожал плечами и усмехнулся. – То, что ты сейчас сделала, напомнило мне кое-что.

– А что я сейчас сделала? – простодушно спросила Пия.

Ухмылка Остермана стала еще шире, и он откинулся на стуле.

– Ты используешь расследование для того, чтобы закидывать собственные сети. Вот только кто рыбка?

– Какая рыбка? – Пия почувствовала, что попалась.

– Я уже однажды запутался в подобных сетях. – Остерман высоко поднял брови. – Правда, так далеко не заходил. Может быть, зашел бы, если б с моей ногой ничего не случилось.

В восемь часов Боденштайн появился на работе и был явно не в духе. Он почти не слушал своих сотрудников на утреннем совещании. Козима ни словом не обмолвилась о срыве в понедельник вечером. Но гораздо больше, чем ее обидные упреки, его волновало другое. Что-то было не так. Сегодня должны прийти результаты анализа крови, и тогда… Оливер вдруг заметил, что взгляды сотрудников в ожидании обращены на него.

– Я составил список и вызвал всех друзей Йонаса, – повторил Остерман. – Кто ими займется?

– Вы и фрау Фахингер, – решил Боденштайн. – Спросите, где они были в вечер, когда умер Паули, и вечером в понедельник. Не скрывайте, почему мы ищем у них следы укусов. Кроме того, я хочу знать, о чем спорили Лукас и Йонас. Фрау Кирххоф, поговорите еще раз с Лукасом. Вдруг он сможет найти в компьютере Йонаса эти е-мейлы.

Пия кивнула, хотя ей было не по себе при мысли, что придется встречаться с Лукасом после сегодняшнего ночного кошмара.

– И кстати, что там за история, из-за которой Паули угрожал своему старому приятелю Зибенлисту?

Об этом Пия начисто позабыла!

– Дело лежит у меня на столе, – сказала она и поспешила за пайкой.

– Нет ли от опрошенных каких-нибудь сведений, которыми мы могли бы руководствоваться? – осведомился Боденштайн у своих сотрудников.

Все дружно покачали головами.

– В среду вечером был матч наших с поляками, – сказала Катрин Фахингер. – Так что все сидели перед телевизорами, и, к сожалению, вообще никто ничего сказать не может.

Пия вернулась и принесла папку.

– 17 августа 1982 года сообщалось о смертельном случае во время вечеринки, – прочитала она. – Девушка по имени Марион Ремер впала в кому из-за употребления слишком большого количества коктейлей и умерла по дороге в больницу от шока. Было проведено расследование на предмет выявления убийства по неосторожности, своевременного неоказания помощи и умышленного нанесения вреда здоровью, среди подозреваемых находился также и Штефан Зибенлист. Но из-за отсутствия доказательств до обвинения не дошло и дело закрыли, объявив несчастным случаем.

Между бровями Боденштайна пролегла глубокая складка.

– Принимайтесь за работу, встретимся после обеда. Фрау Кирххоф, зайдите ко мне в кабинет!

Все встали и разошлись, а Пия проследовала за шефом с нехорошим предчувствием. Боденштайн закрыл за собой дверь и обратился к ней:

– Когда вы прочитали дело? – сухо спросил он.

– Когда оно пришло, – ответила Пия, которая никак не могла взять в толк, что случилось с шефом.

– И при прочтении вас ничто не удивило?

– Н-нет…

Боденштайн обошел стол и уселся за него.

– Думаю, вы просто отвлеклись из-за убийства Йонаса Бока, – сухо заметил он. – Погибшую девушку звали Марион Ремер. Штефан Зибенлист женился на Барбаре Ремер, и, если мне не изменяет память, он говорил, что это случилось в начале восьмидесятых. На наследнице «Мебельного дома Ремера». Возможно, девушки были родственницами?

Пия покраснела. Она действительно упустила это из виду.

– Я и впрямь промахнулась, – призналась она. – Простите. Сейчас же поеду к Зибенлисту.

– Да, пожалуйста, – холодно ответил Боденштайн. – Я понимаю, что у вас много работы, но, когда речь идет о человеке, у которого на момент убийства нет алиби, вы могли бы быть повнимательнее.

– Да, шеф, – тихо согласилась Пия.

– Спросите Зибенлиста насчет алиби. – Боденштайн поднял трубку, чтобы позвонить Козиме. – Если он не добавит ничего нового, арестуйте его.

Пия кивнула, но не спешила уходить. Она не верила, что Зибенлист убил Паули, а потом увез тело. Ей казалось, что для этого больше подходит Матиас Шварц. Собаки Паули знали его, поскольку он часто бывал у Эстер Шмит, и потому не тронули. Да и с транспортировкой у Шварца никаких проблем возникнуть не могло.

– Еще что-то? – нетерпеливо спросил Боденштайн.

– Ничего, – сказала Пия и вышла.

Но она не сразу отправилась в Келькхайм, а сначала села за компьютер и поискала в архивах газет за 1982 год сообщение о смертельном случае. Ей повезло – у «Обозрения Таунуса» существовали электронные архивы вплоть до 1973 года.

– Что от тебя хотел шеф? – поинтересовался Остерман.

– Я кое-что проглядела, – ответила Пия, благодарная за то, что Боденштайн, по крайней мере, не стал перед всей командой ставить на вид ее промах. Тем не менее его тон задевал. Она распечатала газетную статью и как раз читала ее, когда в кабинет заглянул Боденштайн с мрачным выражением на лице.

– Вы еще здесь? – сердито сказал он.

Ни слова не говоря, Пия подхватила сумку, сунула в нее распечатку статьи и молча прошла мимо Боденштайна. Она знала, что шеф беспокоится за жену, но это еще не повод срывать дурное настроение на сотрудниках.

Штефан Зибенлист совсем не обрадовался, увидев Пию в демонстрационном зале своего мебельного предприятия.

– У меня совсем мало времени, – сказал он, натянуто улыбаясь.

Вспомнив о его влажном рукопожатии, она ограничилась формальным приветствием.

– У меня тоже. Не будем тянуть. Я ознакомилась с делом о несчастном случае в 1982 году и…

– Не здесь! – прервал ее Зибенлист. – Пройдемте в мой кабинет.

Пия проследовала за ним в маленькую тесную комнатку рядом с отделом кухонь. Он закрыл дверь и оказался совсем рядом Пией.

– Почему вы нам не сказали, что девушка, которая тогда умерла, была вашей свояченицей? – Пия сразу начала с главного вопроса, потому что хотела побыстрее разделаться с этим разговором. Она не знала почему, но присутствие Зибенлиста вызывало у нее физическое неприятие.

– А какое это имеет значение? – Зибенлист заморгал водянистыми глазами. – Это был несчастный случай.

– Марион была старшей сестрой вашей жены, – ответила Пия. – Она была помолвлена и вместе с мужем должна была унаследовать мебельный магазин.

– Что вы хотите сказать?

– Смерть вашей свояченицы очень выгодно сказалась на том, как сложилось основное дело вашей жизни. – Пия посмотрела ему прямо в глаза.

– Чепуха, – ответил Зибенлист. – Против меня не было ни обвинения, ни процесса. Я ничего не совершал. В чем дело?

Пия терпеть не могла, когда собеседник избегал смотреть ей в глаза, а тут еще внезапно опять ощутила собственную беспомощность в присутствии превосходящего ее силой мужчины.

– Я скажу вам, что думаю. – Ей удалось сохранить внешнее хладнокровие. – Паули знал, как тогда все произошло, а вы боялись, что всплывет правда, которую вы скрывали двадцать четыре года. Поэтому вы убили единственного, кто ее знал.

Зибенлист нервно облизнул пересохшие толстые губы.

– Марион впала в кому, выпив два коктейля. Вы знали, что у нее диабет, но тем не менее сократили ее шансы выжить, не сказав врачу «Скорой», что случилось. Марион умерла. Ваша жена унаследовала мебельное предприятие, а вы его возглавили.

– Вы не сможете этого доказать, – сказал Зибенлист. – И вы не можете сделать из этой старой истории мотив убийства.

– Разве? Вы злились на Паули, боялись за свою репутацию, плюс вас у него видели. И в тот вечер у вас нет никакого алиби. – Пия пожала плечами. – Этого хватит для приказа о задержании. А если мы еще что-нибудь накопаем, то, глядишь, узнаем что-то новенькое о том, насколько вы невиновны. Неоказание помощи уже само по себе преступление.

– Но это все дела давно минувших дней.

– С юридической точки зрения – да. – Пия достала мобильник, чтобы вызвать патрульную машину. – Но семья вашей жены может решить иначе. У вас есть адвокат? Лучше будет, если вы попросите его подъехать в комиссариат. Я вас сейчас арестую.

Тут он понял, что Пия говорит абсолютно серьезно.

– Но вы же не можете вывести меня на глазах у моих сотрудников и посетителей? – воскликнул он. – Знаете, что это означает? Завтра весь Келькхайм узнает, что меня подозревают в убийстве!

– Предоставьте мне алиби на вечер вторника и припомните, что произошло на самом деле 24 года назад, – сказала Пия. – И тогда вы сможете спокойно продавать кровати и кухонные столы до конца дней своих.

– Я не дам вам разрушить то, что с таким трудом построил, из-за этой старой истории!

Глаза Зибенлиста угрожающе блеснули. Пия уже подумала, что сейчас он нападет на нее и придушит. Но тут он вдруг прижал руку к груди и пошатнулся. Потом ослабил узел галстука и оперся руками о стол.

– Так вы расскажете все, что я хочу знать, или же мне все-таки придется вызвать моих коллег? Что вы делали вечером 13 июня, после того как побывали у Паули?

– Мое сердце, – сдавленно прошептал Зибенлист. – О боже, мне плохо.

Пия растерянно посмотрела на него. Не хватало еще, чтобы этот противный тип рухнул и ей пришлось бы оказывать ему первую помощь.

Зибенлист выдвинул ящик своего письменного стола и начал в нем рыться.

– Моя жена… – Он начал хватать ртом воздух и упал на колени. – Позвоните… моей… жене… Пожалуйста…

Всхлипнув, он качнулся в сторону и с глухим стуком упал на пол. Пия вскочила и рванула дверь. Господи, этого всего просто не могло быть!

Некоторое время, положив трубку, Боденштайн все еще пялился на телефон. Он хотел бы, чтобы слова Козимы его успокоили, но, каким бы ни был ее анализ крови, он все равно видел, что с ней уже неделю творится что-то не то. А тут еще это треклятое дело, которое разрастается и отнимает такую уйму времени… Постоянно открываются новые обстоятельства, возникают новые подозреваемые с новыми, серьезными мотивами, которые при внимательном рассмотрении только заводят в тупик.

Зазвонил служебный телефон. Это был Остерман, его голос звучал непривычно взволнованно.

– Шеф, – сказал он. – Я только что получил фотографии с мобильного телефона Йонаса. Вы должны на них посмотреть.

– Я зайду.

Может, Оливер наконец получит какие-то весомые факты, которые сможет предъявить жаждущему надежных результатов начальнику уголовной полиции Нирхофу. Через несколько минут Боденштайн рассматривал увеличенные распечатки фотографий, которые стало возможно прочитать только после специальной обработки в лаборатории. Йонас сфотографировал на мобильник выведенные на экран монитора документы, технические данные и даже электронную переписку.

– Этим можно прижать Бока к стенке! – Остерман довольно ухмыльнулся. – Жажду увидеть, как он все это объяснит.

Боденштайн просматривал переписку между Боком и одним из управляющих делами гессенского управления дорожного строительства и транспорта, множество входящих и исходящих писем, которые Йонас тщательно переснял. Таким же образом он переснял и всю переписку отца со служащим федерального министерства транспорта. Явно никто из участников и предположить не мог, что когда-нибудь их сообщения прочтут третьи лица, а потому никто не потрудился хоть как-то зашифровать обсуждаемое.

– Мне кажется, что это и вправду бомба, – подтвердил Боденштайн. – Здесь замешан и сотрудник строительного департамента Хофхайма. Он отправил Боку отдельным файлом предложения всех конкурентов на проведение первой очереди строительства в центре «Норд».

– Вопреки запрету на разглашение цен, – подхватил Остерман. – Явный сговор. Что будем предпринимать?

– Да ничего. Это уже вне нашей компетенции, – сказал Боденштайн. – Позвоните коллегам из отдела экономических и административных преступлений и передайте им эти документы. Сообщите им о наших подозрениях. Возможно, у них тоже есть что предъявить Боку.

«Скорая» с синей мигалкой стояла перед входом в «Мебельный дом», на Франкфуртерштрассе из-за этого собралась пробка. Пия молча смотрела, как санитары выносят на носилках Зибенлиста. Враждебные и укоризненные взгляды его супруги и подчиненных не помешали ей вызвать еще и патрульную машину для сопровождения «Скорой» до больницы. Предстояло выяснить, был ли сердечный приступ Зибенлиста настоящим или всего лишь уловкой, чтобы избежать ареста. Гораздо большую озабоченность вызывала у Пии паника, охватившая ее, когда ей показалось, будто Зибенлист хочет на нее напасть. Может, нервы уже совсем сдали и она непригодна для своей профессии?

Дверцы захлопнулись, взвыла сирена, и «Скорая» сорвалась с места. Пия облегченно вздохнула и перешла на другую сторону Франкфуртерштрассе. Она припарковала свою машину во дворе полицейского участка Келькхайма и теперь шла по Банштрассе мимо мясной лавки Конради к кафе «Грюнцойг». К ее удивлению, дверь была открыта нараспашку, и молодой человек как раз вытаскивал большую деревянную стойку с написанным от руки меню. В этот миг прямо перед дверью бистро остановился черный «Мерседес М», и из него вышла блондинка в светлом костюмчике цвета липовых листьев, с огромными темными очками «Пэрис Хилтон» на носу. Высокие каблучки Марайке Граф процокали по лестнице вверх, и она исчезла в глубине бистро.

– Что она здесь делает? – пробормотала Пия и решила подойти поближе.

Она медленно шла вдоль кафе. Ворота во двор были открыты. Пия скосила глаза. За столиком на солнышке сидела Эстер Шмит. Как она и рассчитывала, ее отпустили под поручительство. Марайке Граф вышла из дверей бистро, и две женщины, которые всего пару дней назад скандалили и ругались друг с другом, сердечно поздоровались и уселись вместе за столик. Глядя, как они мило беседуют, Пия понять не могла, куда вдруг подевалась былая вражда. Или ее на самом деле никогда и не существовало? Все это выглядело крайне подозрительно.

Через четверть часа она протянула для приветствия руку мужу Марайке.

– К сожалению, моей жены нет дома, – сказал Граф, проводив Пию в застекленную гостиную. – У нее пара совещаний на разных строительных объектах. Хотите, чтобы я ей позвонил?

– Ваша жена вовсе не на стройке. – Пия рассматривала стоящего перед ней мужчину. Ей стало досадно, что он совершенно спокоен и ничего не знает о том, что жена проделывает у него за спиной. – Она сейчас сидит во дворе кафе «Грюнцойг» вместе с Эстер Шмит. Я их там десять минут назад видела.

– Да, но… – начал было Граф и растерянно умолк.

– Ваша жена рассказала вам, за что ее арестовали в понедельник? – спросила Пия.

– Да. – Архитектор Граф кивнул. – Полиция обвинила ее в поджоге.

– Ложь. – Пия тряхнула головой. – Ее арестовали, потому что у нее не было алиби на момент убийства ее первого мужа.

– Этого я совсем не понимаю. – Несчастный Манфред Граф выглядел совершенно растерянным. – Какое отношение имеет Марайке к смерти Паули?

– В конечном счете никакого, – сказала Пия. – Она предоставила нам алиби. Она была вместе с господином Конради.

– С мясником из Келькхайма? – удивленно переспросил Граф.

– Да, – кивнула Пия. – Ваша жена сказала, что вынуждена была вступить в связь с Конради, поскольку несколько лет назад вы переболели раком и с тех пор стали импотентом.

Манфред Граф слушал Пию с растущим недоумением. Он то бледнел, то краснел.

– Вы ничего об этом не знали? – спросила Пия.

– Нет. – Манфред Граф сел и глотнул минералки. Он был явно потрясен. – У меня не было рака, и я не импотент.

– Но вы в курсе, что у вашей жены были судимости? Или нет?

– Судимости? – Архитектор выглядел так, будто не вынесет каких-либо новых подробностей о жизни своей жены.

– Вы ведь знаете свою жену довольно давно, со времен университета, – сказала Пия. – А потому вам должно быть известно, что в последний раз в 2003 году она была приговорена к штрафу за оказание давления и нанесение телесных повреждений.

– Не знаю, с чего это вы взяли про университет, – сухо возразил Манфред Граф. – Марайке начинала как секретарша в моей фирме пять лет назад.

– Как секретарша? – Теперь настал черед Пии удивляться. – Она сказала, что изучала архитектуру.

– Изучала, два или три семестра, – ответил Граф. – Когда я с ней познакомился, она работала кельнершей, ушла от мужа и нуждалась в деньгах. Я влюбился, и через три дня после ее развода мы поженились. Я…

Его прервал на полуслове звонок стоявшего на столе переговорного устройства. Он посмотрел на даму в приемной, которая отчаянно жестикулировала. Тяжело вздохнув, снял трубку и пару секунд слушал.

– Скажите, что я перезвоню, – произнес Граф. – Нет… нет… Мне все равно, даже если это сам Бок лично.

После этого он положил трубку, снял очки и потер переносицу большим и указательным пальцами.

– Бок? – заинтересованно переспросила Пия. – Доктор Карстен Бок?

– Да. – Граф снова надел очки. Он как-то в одночасье сник и постарел.

Пия пожалела, что ей пришлось сказать ему правду вслух.

– Конторы Бока по надземному и подземному строительству – наши основные заказчики, – сказал он. Его глаза утратили блеск. – В настоящий момент мы планируем для них большой проект в Келькхайме и еще один в Висбадене. Но после всего, что я сейчас услышал, думаю, стоит согласиться на его предложение.

– Какое предложение?

– Бок хотел иметь собственное архитектурное бюро. До сих пор я очень гордился своей независимостью и отклонил его предложение. Но теперь думаю, а не стоит ли пересмотреть решение.

– Не делайте этого, – воскликнула Пия.

– Почему? – В глазах Графа мелькнуло любопытство. – Вам известно что-то о Боке? Вы с ним знакомы?

– Знакома – это громко сказано, – ответила Пия. – Я дважды с ним встречалась.

– И он вам не понравился, так? – Граф попытался улыбнуться, улыбка получилась грустной. – Мне тоже. Он не вызывает у меня доверия. Но моя жена настаивает, чтобы я принял его предложение.

И тут Пия поняла, почему. Развод с богатым рантье выгоднее, чем с относительно преуспевающим архитектором.

– Обдумайте, пожалуйста, еще раз. – Пия изложила ему свои соображения. – Да, и еще вопрос. В пятницу вечером ваша жена страшно, до скандала, поссорилась с Эстер Шмит. А сегодня они вдвоем сидели за одним столиком, как лучшие подруги. Вы можете это объяснить?

– Наверное, теперь, когда Паули мертв, они вновь обрели взаимопонимание, – сказал Граф.

– Что значит «вновь»? – удивленно спросила Пия.

– Марайке и Эстер чуть ли не со школы были лучшими подругами. Вплоть до той истории.

– Какой истории? – полюбопытствовала Пия.

– Эстер была девушкой Гюнтера Шмита, лучшего друга Паули, и все вчетвером дружили. Шмит заболел болезнью Шарко. [9]9
  Заболевание двигательных нейронов, вызывающее мышечную атрофию.


[Закрыть]Он женился на Эстер за четыре дня до смерти, когда уже совсем не мог двигаться и лежал в отделении интенсивной терапии. Паули утешал Эстер, когда Шмит умер. Правда, немножко перестарался. Марайке застукала обоих в постели после погребения Шмита. На этом дружба и закончилась.

Пия начала понимать.

– Дом, в котором находится кафе, принадлежит умершему мужу Эстер?

– Точно, – подтвердил Граф. – Эстер унаследовала не только дом на Банштрассе, но и недвижимость во Франкфурте. – Он внезапно улыбнулся. – Марайке, с ее маленьким домиком, не могла с этим тягаться. Паули предложил ей остаться жить с ними, но в спальню ей ход был закрыт.

– Значит, Марайке вовсе не сама бросила Паули, – догадалась Пия.

– Именно, – ответил Манфред Граф. – Все было совсем наоборот.

Дом ван ден Берга находился в самом конце Фрайлигратштрассе в Бад-Зодене и совсем не просматривался с улицы. На звонок Пии ответил женский голос. Чуть позже запиликал электронный замок на воротах, и Пия прошла внутрь, на просторный участок. Она проследовала по мощеной пешеходной дорожке от въезда наверх к одноэтажному особняку с фигурными оконными решетками и полукруглыми мансардными окнами, врезанными в массивную шиферную крышу. Перед двойным гаражом стоял «Смарт». Домработница поджидала Пию у открытой двери.

– Лукас болен, – произнесла она со славянским акцентом.

– Я не буду его долго утомлять, – заверила Пия. – Но мне все же надо с ним серьезно поговорить.

Внутри дом был больше, чем казался снаружи. В холле с сияющим мраморным полом, выложенным плиткой в шахматном порядке, можно было давать балы, картины на стенах, конечно же, подлинники, стоили целое состояние. Пия бывала в домах по-настоящему богатых людей во Франкфурте. Этот ни в чем им не уступал. Она поднялась за домработницей по лестнице в мансарду. Интересно, Лукас и на славянке тоже испробовал свое искусство обольщения? Женщина остановилась перед дверью и постучала.

– Лукас, к вам гости! – громко предупредила она и открыла дверь, затем отступила на шаг, пропуская Пию.

Обстановка в комнате была на удивление спартанской. Встроенный шкаф, кровать под скошенным потолком, письменный стол перед окном. На столе стоял раскрытый ноутбук, вокруг на полу валялась одежда, на стене висела та же самая панорамная картинка, что и в комнате Йонаса Бока, только чуть меньшего размера. С боков над столом были прикноплены фотографии. Пия перевела взгляд на кровать. Когда парень повернулся, она невольно вздрогнула. Именно таким видела она его в своем кошмарном сне – с измученными, заплаканными глазами и спутанными волосами.

– Привет, – пробормотал он. – Жаль, что я тут валяюсь в таком виде, но мне действительно хреново.

– Вижу. Может, лучше поехать в больницу? – Пия всерьез встревожилась. Мальчишка явно страдал, да еще невыносимая жара под крышей…

– Нет, я не хочу в больницу. – Лукас привстал и посмотрел на домработницу, которая все еще стояла в дверях. – Можете идти, Ирина. И не надо звонить моему отцу, все в порядке.

Женщина молча повернулась и закрыла за собой дверь.

– Отец приставил ко мне эту русскую шпионку, чтобы следила. – Он снова опустил голову на подушку. – Думает, я не замечаю. Но это его единственное удовольствие, и я терплю.

– Где твоя мать? – Пия подошла к окну и распахнула его пошире, потом села на стул у письменного стола и развернулась к постели.

– В Бостоне. – Лукас поморщился. – В Массачусетском технологическом институте. Она там приглашенный профессор по электронике и информатике.

– Ого! – удивилась Пия.

– Первый брак моего отца был бездетным, – произнес Лукас саркастическим тоном. – И он решил, что его гены надо соединить только с таким же высокоинтеллектуальным созданием, как он сам. Моя мать – его вторая жена – показалась ему подходящей. – Он невесело рассмеялся. – Первому интеллектуальному тестированию меня подвергли, когда мне был год и месяц. Вероятно, чтобы убедиться, что они не ошиблись на случай дальнейших инвестиций. Окажись мой IQ меньше 150, они отдали бы меня в другую семью.

Горечь в его голосе вызывала сочувствие и вовсе не свидетельствовала о счастливом, безоблачном детстве. Пия подумала о том, что Зандер рассказывал о ван ден Берге.

– Какие у тебя взаимоотношения с родителями? – спросила она.

– Я работаю над тем, чтобы оправдать их ожидания, – уныло ответил Лукас. – Может, однажды получу Нобелевскую премию. А до того пытаюсь, насколько могу, избавиться от их контроля. Я уверен, что эта шпионка в данный момент уже звонит моему отцу, чтобы сообщить, что ко мне пришла полиция.

– У него есть причины тебе не доверять?

– Мой отец вообще никому не доверяет. – Лукас поморщился. – У него патологическое стремление все контролировать.

Он задумчиво уставился в потолок.

– Твой отец думает, будто ты отдал Паули деньги, – сказала Пия, вспомнив разговор с Зандером в тот день, когда было найдено тело Паули.

В глазах Лукаса мелькнула искра и тут же погасла.

– Да, он так думает, – подтвердил парень, – но это не так. Я их выгодно инвестировал в нашу фирму. – Он запнулся и поправился: – Нет, уже не в «нашу» фирму. Йо больше нет со мной.