Текст книги "Друзья до смерти"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Кстати! – Пия воспользовалась случаем, чтобы перейти к теме своего визита. – Я хотела тебя попросить посмотреть кое-что для меня в компьютере Йонаса. Ты ведь знаешь, где он находится?

Лукас кивнул, но тут лицо его исказилось, и он вновь вытер глаза.

– Мне так не хватает Йо! У нас было столько планов, а теперь… Его просто нет.

– Это правда, что вы поссорились? Из-за чего?

– Кто вам сказал? – настороженно спросил Лукас. – Тарек, наверное?

– Как ты догадался?

– Потому что он видел, что мы не во всем сходились с Йо во мнениях, – вздохнул Лукас. – Так бывает, когда вместе работаешь, но это не ссора.

– Ты поэтому не был на дне рождения Йонаса?

Лукас лишь секунду помедлил.

– Мне надо было работать. Я не хотел оставлять Эстер одну, как поступили другие.

Пия задумчиво смотрела ему в лицо. Явно между двумя совладельцами фирмы не все было столь уж безоблачно. Лукас лег на бок, подпер голову здоровой рукой и пристально посмотрел на Пию. Солнце, пробивавшееся сквозь щели жалюзи, прочертило белые полосы на стенах комнаты и добавило золота в зеленые глаза юноши.

– Я действительно скорблю по Улли и Йо, – тихо сказал он. – Но если бы всего этого не произошло, я не познакомился бы с вами. Я мечтаю о вас каждую ночь.

Она и глазом моргнуть не успела, как Лукас откинул одеяло. Он лежал в одних трусах, и было отчетливо видно, о чем именно он мечтал. У Пии сердце похолодело, и комок застрял в горле, настолько все это напомнило ей последний ночной кошмар.

– Созерцание мужских достоинств не производит на меня неотразимого впечатления, – произнесла она, старательно демонстрируя отстраненность. – Я перевидала довольно много голых мужчин.

– Правда?

– Мой муж судебный патологоанатом, – пояснила Пия. – Как ты думаешь, сколько мужских тел я перевидала на его рабочем столе? И все они были обнаженными.

Пока в примыкавшей к комнате ванной шумел душ, Пия рассматривала фотографии на стене у стола. Это были в основном снимки молодых людей. На многих Лукас и Антония были рядом, они держались за руки, сидели на одном мопеде, иногда были в окружении Йонаса, Свении и Тарека Фидлера. Через пару минут Лукас вернулся с мокрыми волосами, в одном полотенце, намотанном на бедра. И он явно отличался от тел на столе судмедэксперта.

– Антония была твоей подружкой? – спросила Пия и показала на фотографии.

Лукас вытащил свежую футболку из шкафа и просунул в нее голову. Потом натянул новые шорты.

– Тони все еще моя подруга, – ответил он. – Но это не то, что вы имеете в виду. Она мой лучший друг. Мы никогда не спали вместе. Секс все портит.

– Вам удалось узнать что-нибудь новое? – спросил Боденштайн у своих сотрудников.

– Ничего. – Катрин Фахингер расстроенно покачала головой. – Ни одной зацепки. Последними, кто видел Йонаса Бока живым, были Франьо Конради, сын мясника, и Ларс Шпильнер по прозвищу Дин Корсо.

Четыре часа подряд они допрашивали дюжину молодых людей и троих девушек из компании Йонаса Бока. И каждому задавали одни и те же вопросы. Долго ли он был на вечеринке? Не спорил ли с Йонасом? Не слышал ли, что Йонас с кем-то ссорился? Не замечал ли в Йонасе каких-либо перемен в последнее время? И у всех без исключения взяли пробу для анализа ДНК.

– Вечеринка продолжалась до половины одиннадцатого, – сообщил результаты Остерман. – Йонас был пьян и ругался с ними. Каждый из них получил эти е-мейлы от Йонаса после обеда, но никто не знал, что и думать по этому поводу.

– А что они делали в тот день, когда был убит Паули? – захотел узнать Боденштайн.

– Некоторые были в «Грюнцойге». – Катрин Фахингер перелистала протоколы допросов. – Пара человек смотрела футбольный матч вместе с Йонасом на большом экране в кафе «Сан-Марко». Он тогда довольно много выпил. Вскоре после перерыва объявилась Свения и хотела с ним поговорить, но он отшил ее.

– Кто-нибудь знал, что Свения беременна?

– Нет.

– Кто-нибудь узнал мужчину на фотографии со Свенией? – спросил Боденштайн.

– Никто. – Остерман озабоченно почесал затылок. – Пия звонила. У Штефана Зибенлиста нет алиби. Когда она хотела его арестовать, с ним случился сердечный приступ. Сейчас он в больнице.

Остерман коротко изложил все, что Пия сообщила о Зибенлисте, Марайке Граф и Эстер Шмит.

– Они были ближайшими подругами, пока Эстер не увела у Марайке мужа.

– Кто у кого? – удивленно переспросил Боденштайн.

– Пия побывала у Манфреда Графа, – сказал Остерман. – Она выяснила, что у него не было ни рака, ни импотенции. Паули бросил Марайке после того, как Эстер получила наследство от умершего мужа и стала более выгодной партией.

Боденштайн в раздумье наморщил лоб. Может, Марайке Граф и Эстер Шмит объединились после многолетней вражды, чтобы вместе извлечь выгоду из смерти Паули? А Зибенлист прикончил Паули? Вполне вероятно. Этому человеку было что терять.

Большой цех келькхаймской фабрики выглядел заброшенным. Между голыми бетонными плитами росли сорняки, повсюду валялся мусор и деревянные обломки. Лукас провел Пию в обход здания к железной двери в задней стене, охраняемой видеокамерами. Они вошли в помещение, где ничего не было, кроме пары покрытых пылью стеллажей. Сквозь грязные узкие окна с трудом пробивался свет.

– Мы не ошиблись? – Голос Пии гулко разнесся в огромном помещении.

– Все правильно. – Лукас подошел к очередной железной двери в дальней стене зала. – Оборудование стоит целое состояние, и мы не могли его просто поставить посреди цеха у всех на виду.

Железная дверь была защищена, как Форт Нокс: камера наружного наблюдения, электронный замок, считывающий карточки, как в «Грюнцойге», и к тому же потребовалось ввести цифровой код, прежде чем дверь открылась. Лукас нажал на выключатель, и на потолке засветились неоновые лампочки, осветившие помещение без окон холодным дневным светом.

– Добро пожаловать в центральное отделение «Офф лимитс интернет сервисез», – произнес Лукас, а Пия застыла с раскрытым ртом.

Она не ожидала снова увидеть напичканный электроникой зал, который лишь отдаленно напоминал заднюю комнату с компьютерами в кафе. Столы выстроились в длинный ряд, а плоских мониторов Пия насчитала четырнадцать штук. Сплетение проводов на кафельном полу впечатляло. Повсюду вдоль стен тянулись стеллажи с жужжащими, гудящими и мигающими приборами. Климат-контроль поддерживал подходящую температуру, которая показалась Пии слишком прохладной после тридцатиградусной жары на улице.

– Вот это да! – воскликнула она растерянно. – Но вы не могли это сделать за одно воскресенье!

– А мы и не делали, – улыбнулся Лукас. – Наш вычислительный центр всегда размещался здесь. Компьютеры в «Грюнцойге» были нашим опытным полигоном.

– А что тут? – Пия подошла поближе к полкам и рассматривала огоньки, переключатели, регуляторы и светодиоды.

– Это сердце «Офф лимитс» – наш собственный сервер, – пояснил Лукас не без гордости. – Мы предоставляем нашим пользователям собственный хост. Это значит, что пользователь, арендующий у нас хост, может сидеть дома за своим персональным компьютером и, пользуясь нашим сервером, редактировать свой веб-сайт. Мы также разрабатываем веб-сайты для клиентов по их пожеланиям, и я пишу софт, с помощью которого пользователь может работать со своим веб-сайтом так же просто, как с «Вордом».

– Ага, – сказала Пия, постепенно понимая, о чем идет речь. Она была под впечатлением. – А кто это все создал?

– Мы сами, постепенно. – Лукас удовлетворенно усмехнулся. – На это я и пустил деньги своего отца.

– Кто это «мы»? – поинтересовалась Пия.

– Йо, Тарек и я руководим предприятием, – ответил он и тут же поправился: – То есть руководили. Теперь, значит, остались только Тарек и я. – Он улыбнулся все еще с гордостью, но уже немного грустно. – У нас есть два программиста – Фиши и Франьо. Ларс отвечает за работу сети, Марк занимается бухгалтерией, ведет счета и все такое.

– Настоящая фирма, – сказала Пия.

– Именно так. – Лукас уселся перед первым монитором. – Зарегистрированная и имеющая номер налогоплательщика.

– Я не понимаю, почему ты делаешь это тайно. – Пия уселась на одну из вращающихся табуреток. – Твой отец гордился бы тобой.

– Мой отец гордится совершенно другими вещами. – Лукас просунул палец, чтобы ослабить повязку на руке, и поморщился. – Он считает все это пустой тратой времени и хочет, чтобы я стал банкиром. Просто удивительно, что человек, занимающий такое положение, имеет столь ограниченные взгляды.

– Когда же ты занимаешься всем этим? – с любопытством осведомилась Пия.

– Большей частью по ночам, – улыбнулся в ответ Лукас. – Но отец Тони понял, что у меня больше нет времени разыгрывать фарс с подработкой в зоопарке.

С того момента, как сел за компьютер, Лукас преобразился, а Пия прониклась уважением и поняла, что именно здесь сконцентрирован его настоящий мир. Пока он сосредоточенно, не отрывая взгляда от экрана, выискивал в таинственных недрах сети соединенных вместе компьютеров то, о чем его просила Пия, сама она рассеянно разглядывала помещение. На одной стене висела панорама, которую она уже видела. Но на этой отсутствовала красная линия трассы В-8. Она встала и подошла поближе. Вблизи картинка оказалась не такой, как те, что висели на стенах комнат Лукаса и Йо. Это была не фотография, а план города, разбитый на квадраты, помеченные буквами и номерами. Взгляд Пии упал на английский слоган в верхней части картинки: «Открой свой мир ужаса – подпишись на „Двойную жизнь“!»

– Нашел! – сказал вдруг Лукас, и она обернулась. – Это должно быть здесь. Ого! Он, похоже, взломал компьютер своего старика.

По лицу Лукаса скользнула восхищенная улыбка, но тут же исчезла.

– Что вам отсюда нужно? – спросил он будничным голосом.

– Лучше всего весь жесткий диск.

– Это, к сожалению, невозможно. Компьютер является частью нашей сети. – Лукас откатился к другому письменному столу и выдвинул ящик. – Но я скопирую вам все содержимое на USB-флешку. Там вы найдете все, что ищете.

Парень работал молча и сосредоточенно.

– Готово, – сказал он наконец и протянул Пии маленький серебристый предмет.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Кстати, ты знаешь, что Паули оставил тебе и твоим друзьям кучу денег?

Парень взглянул на нее удивленно.

– Чепуха, Улли беден как церковная мышь.

– Не совсем так. Он завещал вашей фирме пакет акций стоимостью приблизительно в восемьдесят тысяч евро.

Пальцы Лукаса замерли на мыши, застывшее лицо казалось мертвенно-бледным в свете неоновых ламп. Нервно сглотнув, он спросил упавшим голосом:

– Зачем вы мне это говорите?

– Потому что это так. Моя коллега присутствовала на оглашении завещания.

Лукас молча уставился на Пию, потом уронил голову на здоровую руку. Она поняла, что он плачет.

– Лукас…

Ей хотелось подойти к нему, утешить или извиниться за то, что причинила ему боль, но он остановил ее жестом. Известие о том, что Паули оказался столь щедр в своем завещании, казалось, повергло парня в шок.

– Нет, – прошептал он, с трудом произнося слова. – Пожалуйста, я должен побыть один.

Пия кивнула и взяла свою сумку. Когда около двери она еще раз обернулась и посмотрела на него, он сидел, уткнувшись лицом в клавиатуру, и плечи его вздрагивали.

Боденштайн поднялся и прошел в соседний кабинет. Пия Кирххоф наконец вернулась. Она, Бенке и Катрин Фахингер стояли за спиной Остермана и смотрели из-за его плеча в монитор.

– И что там? – спросил Боденштайн.

– Доказательства, которые Паули мог предъявить Боку, – пояснила Пия, даже не обернувшись. – Лукас скопировал с компьютера Йонаса всю переписку Бока с сотрудниками различных организаций и министерств.

Пия затаила обиду на суровый выговор сегодня утром. Боденштайн держался как ни в чем не бывало.

– Можно из этого что-то извлечь? – спросил он.

– Я как раз об этом думаю, – ответил Остерман. – Наши коллеги могут радоваться. Йонас, должно быть, регулярно взламывал компьютер своего отца. Понадобится некоторое время, пока я просмотрю все данные.

– У вас три часа, – сказал Боденштайн. – Мы пока съездим к Шварцу, приказ об аресте и ордер на обыск уже высланы. Фрау Маттес утверждает, что в ночь пожара узнала Матиаса, когда он выходил из дома.

– Из-за этого мы не можем его арестовать. – Бенке поскучнел.

Боденштайн засек его повторный взгляд на часы.

– У вас сегодня особые планы на вечер? – резко поинтересовался он.

– Нет-нет. – Бенке пожал плечами. Конечно, у него были планы. Сегодня бразильцы играли с японцами.

Боденштайн испытал легкий приступ злорадства – не только у него будет испорчен вечер. И в ту же секунду устыдился собственных мыслей. Он же всегда был уравновешенным человеком и даже раздражал своим спокойствием коллег, начальство и подследственных.

– Мы арестуем Шварца не из-за пожара, – ответил комиссар. – Он будет подозреваться в убийстве, если не предъявит алиби на вечер вторника.

– А если у него есть алиби? – поинтересовалась Катрин Фахингер.

– Тогда мы прижмем Свению, – ответил Боденштайн и добавил: – Это надо бы сделать в любом случае.

Пия неодобрительно посмотрела на него.

– У нее убили друга в понедельник, – холодно произнесла она. – Она беременна и очень расстроена. Я боюсь, как бы она не наделала глупостей, если придется задать ей пару лишних вопросов.

Остерман, Бенке и Фахингер переглянулись. От них не укрылась напряженность, возникшая между Пией и шефом, но объяснить ее они не могли.

– Сообщите мне, когда придет ордер на арест. – Боденштайн ушел в кабинет, хлопнув дверью несколько сильнее, чем нужно. Потом он схватил телефон и позвонил Козиме.

– У тебя ничего не получается, да? – догадалась она.

– Похоже на то, – с досадой подтвердил Боденштайн.

Голос Козимы звучал спокойно, как обычно, когда ему приходилось что-нибудь отменять из-за непредвиденных обстоятельств. Это происходило уже не впервые. Но впервые он подумал о том, каково ей, когда он так поступает.

– У меня на душе тяжело с тех пор, как ты сказала, что дела для меня важнее всего остального. Это не так. Но иногда я не могу просто все бросить, отложить и уйти.

– Ах, да я ничего такого вовсе не имела в виду, – она даже рассмеялась. – Просто в тот вечер была не в себе.

– А может, ты просто была честна и сказала то, что думаешь на самом деле, – упорствовал Боденштайн.

Последовала пауза.

– Я уже больше двадцати лет знаю, что ты в любой момент можешь задержаться на работе, – серьезно произнесла Козима. – И совершенно тебя в этом не виню.

Она сказала именно то, что он хотел услышать, но ему это не понравилось. Оливер и рад был бы спустить эту тему на тормозах, но не мог. Он ощущал какой-то внутренний протест.

– Звучит так, будто ты считаешь правильным, что я должен задерживаться на работе.

– Что на тебя нашло? – удивилась Козима. – Я ничего подобного не говорила.

– Но подразумевала.

– Послушай! – Голос Козимы зазвучал резче. – Я очень прошу меня извинить за необдуманно вырвавшиеся слова. Я с пониманием отношусь к твоей работе так же, как ты с пониманием относишься к моей. Понятно? В будущем я обещаю следить за тем, что говорю, поскольку вижу теперь, как тщательно ты анализируешь каждое слово.

– Я анализирую… – вспылил было Боденштайн, но Козима не дала ему договорить.

– Ты знаешь, где нас найти сегодня вечером, – перебила она. – Я буду рада, если тебе удастся прийти. А если нет, то я не обижусь. Пока!

Боденштайн уставился на трубку в своей руке. Злость переполняла его, злость на себя и Козиму, поскольку она была права, а он – нет. В этот момент в кабинет постучали. Вошла Пия и притворила за собой дверь.

– Получили ордер на арест? – рявкнул Боденштайн.

– Нет.

– Тогда почему вы мне мешаете?

– Если гордыня вам не позволяет сделать первый шаг, то его сделаю я, – бесстрашно заявила она. – Я не могу нормально работать, постоянно подспудно ожидая, что вы вот-вот взорветесь.

Боденштайн открыл было рот для резкой отповеди, но вдруг обнаружил, что вся его злость куда-то улетучилась.

– Я сам не понимаю, что со мной происходит, – признался он.

– У всех бывают плохие дни. Я хотела предложить: давайте мы поедем к Шварцу, а у вас будет свободный вечер.

– Хотите меня отпустить? – спросил он недоверчиво.

– Вы же знаете, что я в сто раз более охотно работала бы с вами, чем с Бенке, – сухо сказала Пия. – Но в вашем нынешнем настрое вы ничуть не лучше, чем он во всей его красе.

Боденштайн невольно хмыкнул. Отважная женщина. Он бы не сунулся в кабинет своего шефа, будь тот в подобном настроении.

– А чем же мне-то теперь заняться? – спросил он.

– В годовщину своей свадьбы я бы нашла себе занятие поинтереснее, – ответила Пия.

Боденштайн посмотрел на календарь на стене. Неизвестно, откуда она узнала, но она права. Вот почему Козима хотела сходить куда-нибудь с ним и с детьми поужинать!

– Вот черт, – пробормотал он.

– Купите букет цветов и поезжайте домой, – предложила Пия. – А если вы и с женой были так же милы, как с нами, то извинитесь перед ней. Это просто.

Боденштайн взглянул на нее и улыбнулся.

– Мне жаль, что я был несправедлив. Честно!

– Проехали. – Пия тоже улыбнулась. – А теперь поспешите, пока цветочные магазины не закрылись, а то получите лишь полуувядший веник в целлофане.

Когда Пия, Катрин Фахингер и Бенке в сопровождении пятнадцати полицейских прибыли во двор к Шварцам, Эрвин Шварц и его жена как раз собирались уезжать.

– Извините за вторжение, но мы должны провести обыск в доме и во дворе. – Пия предъявила ордер на обыск.

– Что-о? – Эрвин поднялся в полный рост.

Но Пия не дрогнула.

– Там все указано.

Она сунула бумагу ему в руки, а ее коллеги разошлись по двору и дому. Боковым зрением она заметила какое-то движение около сеновала, потом стукнула дверь, а через минуту взревел мотор автомобиля. Бенке среагировал немедленно. Вместе с тремя полицейскими он выбежал за ворота и прыгнул на капот «Гольфа» Матиаса Шварца. Молодой человек в панике нажал на газ и одновременно крутанул руль, один из полицейских не успел вовремя отскочить в сторону и прыгнул на автомобиль, перекатившись через его крышу. Пия бросилась к коллеге, лежавшему на земле и корчившемуся от боли. Шварц не остановился, а рванул на машине вдоль по Рорвизенвег.

– Что теперь? – прокричал Бенке.

– Думаю, я знаю, куда он поехал, – Пия набрала телефонный номер на мобильнике. – Пришлите «Скорую» для нашего коллеги.

Обыск во дворе семейства Шварц проходил под пронзительные протестующие вопли мамаши Шварц и гневные угрозы фермера, которые Пия полностью игнорировала. Она полагала, что Матиас сбежал, поскольку совесть его была нечиста, и не удивилась, когда сотрудники келькхаймской полиции арестовали его через четверть часа в бистро «Грюнцойг». Шварц кинулся искать защиты у своей обожаемой Эстер Шмит, но встретил весьма холодный прием. В начале девятого все закончилось, и Пия вместе с Бенке отправилась в Хофхайм, чтобы допросить Матиаса Шварца, который в тупом ожидании томился в комнате для допросов.

– Сопротивление при аресте, – начал перечислять Бенке, – нападение на полицейского, нанесение тяжких телесных повреждений, которые могут привести к смерти, попытка угона… Вы довольно серьезно влипли. Почему вы пытались сбежать?

Пия и Катрин Фахингер стояли по другую сторону полупрозрачного окна и с сочувствием наблюдали, как Бенке срывает на Шварце свое разочарование от сорвавшегося просмотра матча. Шварц тупо пялился в стол и не произносил ни звука. Что расстраивало его больше – тяжкое положение, в которое он попал, или холодная отповедь Эстер Шмит? Через полчаса Бенке прервал безрезультатный допрос и отправил Шварца в камеру.

– Что будем делать дальше? – спросил он чуть позже, сидя вместе со всеми в кабинете.

– Оставим пока, пусть ночью поразмыслит, – решила Пия.

– Он тот, кого мы ищем, – убежденно заявил Остерман. – Он практически признался в преступлении. Я нашел в его мобильном сообщение, которое он послал Шмит 14 июня. Он написал: «Я сделал то, что ты просила».

– Это может означать что угодно. – Пия покачала головой. – Он мог собрать помидоры или скосить траву.

– Да? Но перед этим она написала: «Смотри, чтобы свиньи не было к тому моменту, как я вернусь»?

– Свиньи? – переспросила Пия.

– Да.

– Ладно. – Она вздохнула. – Я всем сочувствую, но, видно, придется еще поработать. Господин Бенке, что вы предпочитаете, еще раз допросить Шварца или же побеседовать с Эстер Шмит?

– Я поеду к Шмит. – Бенке заинтересовался сообщением, которое прочитал Остерман. – Матч все равно уже кончился.

Катрин Фахингер поехала с ним, а Пия снова отправилась в комнату для допросов и попросила привести Матиаса Шварца.

– Я ни на кого не хотел наехать, – сразу же заявил Шварц. – Правда, не хотел. Я просто от волнения забыл, что машина с автоматикой.

– А почему вы вообще решили сбежать?

Он обхватил голову руками и промолчал.

– Господин Шварц, молчанием вы не улучшаете свое положение, – попыталась объяснить Пия. – На рассмотрении о дальнейшем содержании под стражей ваше бегство может быть расценено как признание вины. Почему вы хотели уехать?

Молчание. И абсолютно пустые глаза.

– Мы нашли в вашем мобильном телефоне сообщение от Эстер Шмит. – Пии было интересно, как он отреагирует на упоминание имени Эстер. – Она написала, что вы должны проследить, чтобы свиньи не было к тому моменту, когда она вернется. И вы ей ответили: 14 июня. Вы написали, что сделали то, о чем вас просила Эстер Шмит.

Водянистые глаза Матиаса Шварца уставились в лицо Пии. Потом он вновь опустил голову.

– Моя мать была права, – пробормотал он. – Она меня просто использовала.

– Что вы сделали по поручению Эстер? – настойчиво переспросила Пия. – Где вы были вечером во вторник, когда был убит Паули?

Она видела, как напряглась спина Шварца.

– Господин Шварц, я жду, – напомнила Пия ему через несколько секунд.

Он неожиданно грохнул кулаком по столу. Сильный крестьянский парень, жаждущий мести, в ярости выглядел страшновато.

– Эта лживая сука! – прорычал Шварц и дико взглянул на Пию. – Все вы, бабы, подлые отродья!

– Успокойтесь! – Пия попыталась призвать его к порядку, но тщетно.

Плотину прорвало, и Матиас Шварц, освободившийся от ярма своего рабства, вскочил на ноги, схватил обеими руками стол и с поразительной силой швырнул через не очень-то большой кабинет. Пия быстро заняла безопасную позицию, охранник бросился на обезумевшего Матиаса, но не смог ему помешать бешено биться головой об стену, так что кровь потекла по лбу. Потребовалась помощь еще трех сотрудников охраны, и вот Шварц, со связанными за спиной руками, хрипя, лежит на полу. Пия повидала кое-что в жизни, но такого жестокого приступа ярости в ее коллекции самых жутких допросов еще не было. Она подошла к Шварцу и присела.

– Вы убили своего соседа Ганса Ульриха Паули во вторник 13 июня? – спросила она.

Шварц взглянул на нее налившимися кровью глазами с такой болью и тоской, что ей невольно стало его жаль.

– Да, – сказал он, обмякнув. – Я это сделал. Так хотела Эстер.

Пия чувствовала, что очень устала, когда возвращалась в своей машине домой в Биркенхоф. У них было признание, но не настоящий убийца, – в этом она была уверена. Матиас Шварц сильно страдал из-за того, что Эстер Шмит постаралась отстраниться от него. Он глубоко почитал, восхищался и обожал спутницу жизни своего соседа. Она была солнцем ограниченного мирка его убогого духа, но грубо растоптала его любовь и почитание, отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Шварц не отличался умом, но сообразил, как может отомстить, указав, что именно Эстер поручила ему совершить убийство и вложила нож в его руку. Бенке арестовал Эстер Шмит, хотя та энергично протестовала, утверждая, что речь шла действительно о свинье, пузатой вьетнамской свинье, которую Шварц притащил ей в подарок. Это звучало вполне правдоподобно. Самое позднее завтра, когда речь зайдет о деталях преступления, Шварц откажется от своего ложного признания. Боденштайн разделял мнение Пии. Она позвонила ему и с облегчением услышала в трубке ровный, спокойный голос. Ее взгляд скользнул по пустой собачьей будке. Невольно вспомнились убитые морские свинки и все страхи прошедшей ночи, о которых она успела забыть за день. Пия прошла в конюшню. Пока она переделала всю работу в саду и обиходила животных, солнце успело сесть, сгущались сумерки. В холодильнике она нашла только остатки зеленого соуса и панированный шницель, который тут же сунула в микроволновку. Внезапно вырубились пробки, микроволновка выключилась, свет погас, автоответчик умолк на полуслове. Как парализованная, Пия стояла посреди кухни, и кровь стучала у нее в висках. Еще одну такую ночь, как прошлая, она не вынесет. И она сбежала из собственного дома, села в машину и поехала во Франкфурт. Ей было все равно, как Хеннинг расценит ее внезапное появление; она остро нуждалась в его невозмутимом хладнокровии, способном разогнать любые страхи и всех злых призраков.

Парковку Пия нашла довольно быстро и вскоре уже входила в дом, где прожила много лет. Хеннинг настоял на том, чтобы она оставила себе комплект ключей, возможно, в надежде, что когда-нибудь она захочет вернуться. Ради приличия Пия все-таки нажала на кнопку звонка. Поскольку никакой реакции не последовало, она открыла замок ключом и вошла в квартиру, где знала каждый угол. Громко работал телевизор. В кухне царил полный бардак, который Хеннинг предпочел оставить для уборщицы. Пустые стаканы, грязные тарелки, недопитая бутылка красного вина, остатки кулинарного шедевра. Пия улыбнулась. Когда-то она каждый вечер убирала все это, чтобы с утра не входить в грязную кухню. Пия прошла было в комнату, но замерла в дверях. Не вполне осознавая, что видит, она глядела на сплетенные в экстазе тела кряхтевшей парочки, самозабвенно предававшейся любви на массивном обеденном столе в гостиной. Странно, но первым делом Пия подумала, что этот стол они с Хеннингом купили в антикварном магазине на Лейпцигерштрассе за две тысячи триста марок. Она не была готова к болезненному уколу ревности, который ее пронзил. К тому же Пию жутко разозлило, что Хеннинг обманул ее. Без костюма и тугих колготок государственный прокурор Лоблих была не очень-то привлекательна – явный целлюлит на бедрах и толстая задница. Сначала Пия подумала, что можно быстро исчезнуть, но потом все же не смогла устоять перед искушением.

– Стол вовсе не так прочен, как кажется, – произнесла она и со злобным удовлетворением пронаблюдала классический вариант прерванного акта.

– Пия! – в ужасе охнул Хеннинг. – Что ты тут делаешь?

– Я просто хотела отдать ключи. Извини за вторжение.

Хеннинг пошарил в поисках очков, которые валялись на полу. Прокурорша сделала то же самое, пытаясь при этом прикрыться попавшейся под руку одеждой.

– Я положу ключи на стол в кухне. – Пия развернулась. – Приятного вечера!

– Подожди! – крикнул Хеннинг.

Прежде чем он смог за ней кинуться, она положила оба ключа на тумбочку у входа и вышла. В горле стоял комок, пока она бежала к своей машине, не обращая внимания на вопли Хеннинга. Смешно вышло. Она сама хотела расстаться, но никогда еще в своей жизни не чувствовала себя такой одинокой и покинутой, как в этот момент.