Текст книги "Дело Зорге"

Автор книги: Ханс-Отто Майснер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Бестактно, – с притворной обидой проговорила девушка, – в присутствии дамы читать каракули другой женщины!

– Перестань, Фуйико, – сложив бумажку, серьезно сказал Зорге. – Ты только что показала свой характер. Не начинай снова…

Он достал из кармана зажигалку и чиркнул. Кийоми поняла: он хочет сжечь записку! Тогда все пропало! Все кончено! Ужас охватил девушку.

– Разве твоему другу не нужен этот материал? Ты же собирался утром отвезти его.

– Да, собирался… Но текст такой короткий, что я его запомнил.

Зорге чиркнул зажигалкой еще раз, но зажигалка, как на грех, не работала.

– Спрячь эту штуку, – попросила она. – Нам надо ехать.

Ничего не ответив, он начал рвать бумажку на части: сначала на две, потом на четыре… восемь… Он рвал до тех пор, пока клочки стали настолько малы, что их трудно было держать в пальцах.

Наконец он опустил боковое стекло и, держа обрывки на открытой ладони, сдул их на улицу.

Хорошо, что в это время он не видел лица девушки. Кийоми не смогла бы скрыть свой страх и разочарование.

Она знала этот район. Это был аристократический квартал, где жили родственники умершей матери.

Машина Зорге выезжала на прибрежное шоссе. Вдруг,

234

как будто что-то вспомнив, Кийоми испуганно встрепенулась и почти крикнула:

– О, пожалуйста, Рихард! Найди где-нибудь телефонную будку. Мои хозяева, у которых я остановилась, завтра рано утром уезжают… Если они не оставят мне ключи, я не попаду в комнату.

– Японские дома всегда открыты, – ответил Зорге. – Или ты остановилась у европейцев?

– Да, конечно. В Омори… Мне надо обязательно сказать им…

Зорге не хотел задерживаться. Но когда они выезжали за город и у дороги показалась телефонная будка, он все-таки остановил машину.

– Только, пожалуйста, Фуйико, не рассказывай своей хозяйке слишком длинных историй, – попросил он. – Может, они спят, как моржи?

Дрожащими от волнения пальцами она набрала номер полковника Одзаки. Полковник, видимо, ждавший ее звонка, ответил сразу.

– Это вы, Кийоми-сан? Все в порядке? Приоткрыв дверь, она посмотрела, не идет ли за ней

Зорге.

– Нет… Впрочем, да! Слушайте меня… Я буду говорить очень быстро.

– Говорите, говорите, Кийоми-сан! Говорите, как вам нужно. Разговор записывается на пленку.

Не спуская глаз с машины, она быстро, но точно рассказала обо всем, что произошло, назвала место, где Зорге выбросил клочки записки, и сообщила, куда они сейчас едут.

– От вашей машины он оторвался, Одзаки-сан… На переезде, у шлагбаума… Сейчас за нами никого нет… Вы знаете, где находится его дача в Фунабаси?

– Знаю, знаю, Кийоми-сан! Не волнуйтесь! – кричал на другом конце провода полковник.

– Только, пожалуйста, Одзаки-сан, сделайте все побыстрее. Вы не можете себе представить, как мне трудно!.. Пожалуйста, помогите!.. Прошу вас… побыстрее!

Она хотела просить его об этом еще и еще, но он уже повесил трубку.

Девушка с минуту постояла в телефонной будке, провела рукой по влажному лбу. Затем, собравшись с силами, направилась к машине и подошла как раз в тот момент, когда Зорге собирался идти за ней.

– Ты оказался прав… Они действительно спят, как…

235

– Как моржи, – подсказал ей Зорге и открыл дверцу. Он нажал на стартер, мотор взревел, и машина снова побежала по прибрежному шоссе.

Остров Эносима – как бы вынырнувшая из моря гора, густо поросшая лесом, – расположен так близко от берега, что во время отливов на него можно пройти пешком, даже не замочив ног. Но чтобы попасть туда, не обязательно ждать, пока спадет вода. Этот маленький кусочек суши соединен с побережьем длинным деревянным мостом, по которому в дни летних отпусков устремляются многие тысячи жителей Токио и Иокогамы, избравших Эносиму своим местом отдыха.

И хотя на острове, пожалуй, нет ни одной ровной площадки, предприимчивый люд все же умудрился понастроить здесь множество чайных домиков, торговых палаток, увеселительных и питейных заведений. Некоторые из них, подобно ласточкиным гнездам, висят прямо над морем.

Царящая здесь все дни веселая суета ничуть не оскорбляет святости древнего храма, величественно возвышающегося на вершине горы. Даже наоборот, эта обитель многим служит благовиднейшим предлогом для оправдания прогулок на Эносиму. Чаще всего такой предлог используют молодые девушки, ибо храм на Эносиме считается самым подходящим местом для вымаливания у бога прощения за сломанные иголки. Поэтому любая благовоспитанная девушка, сломав во время домашнего шитья иголку, может заявить матери, что ей обязательно нужно пойти на Эносиму и умиротворить разгневанный дух иголки. Этим обстоятельством умело пользуются юноши и назначают здесь своим девушкам свидания. И впрямь, для тайных встреч трудно найти лучшее место, чем этот остров.

Встреча, о которой пойдет речь дальше, состоялась, разумеется, не днем, а ночью. И встретились люди не наверху, у храма, а внизу, у небольшого причала, защищенного от морских волн островом. Той ночью, так богатой событиями, здесь, готовый к своему последнему плаванию, стоял рыболовный катер доктора Рихарда Зорге.

Примерно в то же самое время, когда доктор Зорге вместе с мнимой танцовщицей Фуйико Нахара подъезжал к своей даче в Фунабаси, а полковник Одзаки на машине

236

с воющей сиреной мчался на улицу Ноги, Бранкович, официант из ресторана «Старый Гейдельберг», поднимался по зыбкому трапу на катер.

Вера Бранкович, ожидавшая его у рулевой рубки, с облегчением вздохнула и бросилась к мужу.

– Пока все в порядке, – сообщил он своим товарищам. – Начальник информацию получил… Как и договорились, я передал ему записку вместе со сдачей.

Услышав шаги, он быстро обернулся.

– Это Биргит Лундквист, – холодно проговорила Вера Бранкович. – Ты же знаешь… Это та шведка, о которой Зорге говорил, что она ему помогает. А сейчас он ее, видимо, хочет взять с собой.

Биргит подошла к супругам.

– Как прошла передача записки? – спросила она.

– Наилучшим образом, сударыня! – с готовностью ответил серб и подробно рассказал, как он передал доктору Зорге записку вместе с деньгами.

Бранкович попытался узнать, что же было в этой записке.

– Если вам известно, что написано на том листочке, то вы, видимо, знаете, доволен ли начальник этой информацией.

– Там, безусловно, было написано все, что ему было нужно, – не без гордости ответила девушка.

Чтобы как-то убить время, Бранкович предложил девушке осмотреть катер. Биргит охотно согласилась.

– Наших людей вы знаете?.. Козловского, обоих японцев?..

– С ними ваша жена меня уже познакомила. Бранкович начал рассказывать ей о катере.

– Кроме парусов, которые используются только в открытом море, на катере установлен мощный дизель. Запускается он из рулевой рубки.

– Как в автомобиле! – радостно воскликнула Биргит. – Тогда я быстро освоюсь с этим судном.

– В отличие от автомобиля, – продолжал свои объяснения Бранкович, – здесь нет тормозного устройства. Торможение осуществляется обратным вращением гребного винта. Нужно только включить задний ход.

С большим "вниманием она рассматривала приборную доску.

– А руль не запирается? – удивилась она. – Ведь так любой может угнать судно!

Бранковичу такая мысль никогда и в голову не приходила.

237

– Мы просто вынимаем ключ зажигания, и этого вполне достаточно. Сама по себе эта посудина никуда не уйдет. А чтобы воры угоняли такие катера, мне еще слышать не приходилось.

Они вошли в каюту, где в это время сидел один Козловский и что-то читал.

– Это наш салон, – не обращая внимания на поляка, пояснил Бранкович. – Не слишком, правда, шикарный, но своему назначению соответствует.

Биргит с интересом осмотрела помещение.

– Здесь очень уютно, – с удовлетворением отметила девушка и после небольшой паузы спросила: – Что станет с катером, когда мы пересядем на большой корабль?

Помрачневший Бранкович пожал плечами.

– К сожалению, мы вынуждены будем взорвать его. Иначе наша радиостанция и еще кое-что достанется господину Одзаки.

И хотя Биргит впервые вступила на борт этого небольшого судна, ей все же было жаль его.

– Значит, сегодня катер выходит в свое последнее плавание? С нашей стороны несправедливо так поступать с судном, которое всегда исправно несло свою службу. Как же вы будете его взрывать? А мы не пострадаем от взрыва?

– Нет, что вы! – засмеялся Бранкович. – Посудина взлетит на воздух лишь тогда, когда мы отойдем от нее на несколько миль. Для этого есть специальное подрывное устройство… С часовым механизмом…

– Надо надеяться, оно хорошо сработает? Бранкович откинул в сторону старую занавеску и указал на черный ящик.

– Выглядит совсем безобидно, но… – Не договорив, он красноречиво поднял вверх указательный палец.

Биргит наморщила лоб.

– Это и есть адская машина?

– Поди-ка сюда, Козловский, – подозвал Бранкович радиста. – Расскажи даме об этой игрушке.

Поляк с неохотой оторвался от книги.

– Вот это часы, – показал он узловатым пальцем. – По виду они ничем не отличаются от настоящих. Если повернуть ручку, можно установить стрелку на определенное время… С точностью до минуты. Устройство заводится на двадцать четыре часа. А для того чтобы механизм в определенное время сработал, нужно нажать вот на этот рычаг.

238

«И как мог Рихард спокойно спать рядом с динамитом?» – подумала Биргит, с ужасом глядя на страшный прибор.

– Что произойдет, если нажать на рычаг, когда стрелки установлены на ноль? – полюбопытствовала девушка.

– Тогда произойдет небольшая неприятность, – горько усмехнулся поляк. – Мы в тот же миг взлетим на воздух. Но пока еще рано об этом думать. Как вы считаете?

Девушка испуганно отпрянула назад.

– О да, господин Козловский! Думать об этом пока не следует.

Великая ночь полковника Одзаки началась.

Все, что так долго и с такой тщательностью готовилось, сейчас было пущено в ход. Едва полковник Одзаки положил телефонную трубку после разговора с Кийоми Номура и объявил тревогу, как ворота гаражей контрразведки распахнулись и, воя сиренами, в разные стороны помчались машины с сотрудниками полковника.

Все мероприятия, запланированные на этот случай, сразу же начали претворяться в жизнь.

По всей стране были запрещены частные телефонные переговоры, войска блокировали вокзалы, все шоссейные и даже проселочные дороги в радиусе пятидесяти километров вокруг Токио были перекрыты. В эту ночь ни один самолет не получил разрешения на взлет, все радиопередатчики молчали. Широковещательные радиостанции без какого-либо объявления прервали свою работу. Все пелен-гаторные установки, где бы они ни находились, немедленно вступили в действие. Торпедные катера, срочно покинув свои базы, вышли в море, образовав огромное полукольцо перед столицей.

Полковник Одзаки, наделенный неограниченными полномочиями, принял все меры, чтобы лишить Зорге возможности каким-либо путем передать добытую им информацию.

Члены правительства были подняты с постелей; премьер-министра, находившегося в отъезде, проинформировали по радио. Руководящих сотрудников генерального штаба и адмиралтейства по тревоге вызвали на службу. Даже в императорском дворце никто, кроме семьи микадо,

239

не спал: обсуждался вопрос, нужно ли в такой поздний час беспокоить монарха.

На обоих торпедных катерах, стоявших на якоре неподалеку от острова Эносима, офицеры не опускали биноклей, непрерывно наблюдая за рыболовным катером доктора Зорге.

– Зорге мы сможем арестовать только в том случае, если нам удастся найти клочки его записки, – заканчивал телефонный разговор с военным министром полковник Одзаки. – В противном случае он от нас уйдет… Уйдет со всем, что он знает!

– Поэтому вы должны при любых обстоятельствах арестовать его сегодня! – крикнул в трубку министр.

Полковник Одзаки, не дослушав слов своего шефа, бросил трубку и, сбежав по лестнице, вскочил в машину.

С включенной сиреной мчался автомобиль начальника контрразведки по ночному Токио на улицу Ноги.

Там полиция уже оцепила весь квартал. К каждому дому были поставлены полицейские посты, испуганным жителям запрещалось выходить из квартир.

Легкий ветерок гнал по улице сухую листву.

Полковник сразу же понял, что его люди не справятся с этим делом: их слишком мало. Недоставало и света. Тщательно осмотреть каждый уголок и каждый кустик при слабом уличном освещении было невозможно.

– Капитан Хидаки! – приказал полковник своему адъютанту. – Вызовите по тревоге морскую пехоту из Иокогамы… Машины при необходимости можно реквизировать у частных владельцев… – Он повернулся к другому офицеру. – Передайте в штаб противовоздушной обороны, чтобы немедленно прислали прожекторы.

С карманными фонариками люди Одзаки ползали по канавам, грядкам, газонам и садам прилегающих домов.

Не обращая внимания на слабые протесты перепуганных хозяев, полковник приказал солдатам открыть одну застекленную веранду и убрать оттуда все лишнее. Здесь Одзаки обосновался со своим штабом. Самым надежным офицерам он дал указание сортировать всю собранную бумагу.

Скоро на веранде скопились горы грязной макулатуры. В чрезмерном усердии люди полковника Одзаки подбирали и приносили сюда каждый клочок старой бумаги, найденной ими в кустах, на задворках, в канавах. На столы перед офицерами сыпались обрывки газет, полуист

240

левшая оберточная бумага, старые проездные билеты и поблекшие письма.

– Пока внимательно не проверите, ничего не выбрасывайте, господа, – приказал Одзаки.

Его помощники знали, что искать – записку Биргит Лундквист. Перед каждым из них лежала увеличенная фотокопия одного из писем, написанных Биргит. Уже несколько недель ее корреспонденция перехватывалась, читалась и фотографировалась.

Полковник раньше представлял свою задачу более легкой, чем она оказалась на самом деле. Он никогда не думал, что в таком фешенебельном квартале на нескольких тысячах квадратных метров может валяться такая уйма бумаги.

Только когда прибыли солдаты морской пехоты, Одзаки отказался от беспорядочных поисков и установил точную систему осмотра района. Весь квартал был разбит на квадраты, в которых под наблюдением офицеров солдаты буквально прощупывали сантиметр за сантиметром.

Эта система осмотра быстро оправдала себя. В одной из груд принесенной бумаги офицеру Сирокойи удалось обнаружить крошечный клочок, на котором был виден иероглиф. Похоже, что он был написан рукой шведки. Ее манера писать японские иероглифы резко отличалась от обычного способа, которым пользуются сами японцы.

– Господа офицеры, прошу вас подойти ко мне, – подозвал полковник своих помощников. – Обратите внимание на цвет и волокнистость бумаги. Это облегчит вашу работу… Теперь мы уже знаем и цвет чернил, которыми писала шведка. Только это нас интересует! Весь остальной хлам можете не смотреть.

Хотя этот клочок был очень мал, для полковника Одзаки он представлял огромную ценность. Он смазал обратную сторону кусочка клеем и прилепил на черную бумагу.

Из города прибыли мощные зенитные прожекторы, и сразу же весь квартал залился таким ярким светом, что у всех поначалу заболели глаза.

Чтобы облегчить доступ в сады, Одзаки приказал снести все заборы и изгороди. Люди искали всюду, залезали даже в подвалы: легкие бумажки ветер мог занести и туда.

Теперь, когда люди узнали, что нужно искать, вороха бумаг на столах намного уменьшились. Все, что не было Ивписано зелеными чернилами шведки, уже валялось в углу.

241

Дело пошло быстрее. Вскоре после первого Одзаки получил еще несколько обрывков записки, порванной, но не уничтоженной до конца Рихардом Зорге. Края только что найденных обрывков не совпадали с краями первого. Как ни перекладывал их полковник, ему пока не удалось подогнать их друг к другу. Под увеличительным стеклом они принимали солидные размеры, но по разрозненным элементам иероглифов, конечно, нельзя было установить даже примерное содержание записки.

Если до рассвета полковнику не удастся собрать обрывки записки и сложить их так, чтобы можно было понять ее содержание, Зорге опять выскользнет у него из рук.

– Капитан Хидаки! – снова позвал он своего адъютанта. – Приведите из каждого дома детей. Всех детей от десяти лет!

– Как вы сказали, господин полковник? Привести детей?

– Выполняйте, что вам приказано! – прикрикнул на него полковник. – Дети лучше умеют искать мелкие предметы, чем солдаты… Кроме того, каждый ребенок знает свой сад.

***

– Смотрите, Бранко. что творится в городе! – толкнул серба Козловский. – Небо вдруг осветилось… Похоже, там что-то горит.

Бранкович посмотрел в сторону города и, чтобы лучше видеть, прищурил глаза.

– Нет… Это, парень, не пожар. Зарево от пожара красное. Это прожекторы!

– Вряд ли, – не поверил радист. – Прожекторы всегда светят вверх. Это все-таки пожар… Разве не слышите, как воют сирены пожарных?

– Пожарные сирены воют не так. Не иначе, как полиция.

– Полиция? – Вера с тревогой посмотрела на мужа. Бранкович и Козловский рассказали ей, о чем они

говорили, и показали на голубоватое зарево, поднявшееся над городом. Теперь она и сама слышала вой полицейских сирен.

– Бранко, нам надо уходить отсюда! Я больше не могу… Если мы сейчас же не уйдем, они нас схватят!

– Ты что, с ума сошла? Как же мы можем уйти, когда с минуты на минуту должен приехать начальник?

242

Биргит, молчавшая до сих пор, и сейчас была совершенно спокойна.

– О том, чтобы уйти без него, конечно, и речи быть не может, – заявила она тоном, не допускающим возражений. – Я этого никому не позволю.

Здесь, на катере, она чувствовала себя правой рукой Зорге и, если бы возникла необходимость, несомненно, взяла бы командование на себя.

– Я съезжу за ним! – решительно сказала она. – Господин Бранкович, ваша машина на ходу?

– Да, и ключ на месте.

Она спрыгнула с катера на пирс и побежала к машине Бранковича.

***

Решение Одзаки оказалось правильным.

С поисками мельчайших клочков бумаги дети справились куда лучше, чем солдаты и полицейские.

Вскочить среди ночи с постели и искать маленькие бумажки! Разве можно придумать что-либо более увлекательное, чем такая игра! А дело-то какое интересное! Солдаты и полицейские, прожекторы и радиостанции! Да к тому же их, маленьких ребят, собрал важный полковник и пообещал доложить о них самому императору. А если прибавить к этому обещанное вознаграждение? Сто иен за каждый найденный клочок! Столько мороженого, сколько можно купить на эти деньги, не найдется и на всем свете!

Каждый из ребят знал, в каких деревьях есть дупла, каждому были известны все трещины в каменных стенах, куда ветер мог загнать крошечные листочки. Дети забирались туда, куда взрослый человек не подумал бы заглянуть. И делали это с большим увлечением.

Прошло немного времени с тех пор, как с постелей были подняты ребята, и на столе полковника Одзаки уже появилось множество клочков записки. Некоторые из них он мог теперь подклеить один к другому, а остальные ждали своей очереди, когда будут найдены их соседи. Уже можно было прочесть отдельные слова, но фраза целиком пока еще не получалась.

Ветер усилился, и полковник приказал вызвать пожарных с механическими лестницами, чтобы осмотреть Крыши домов. Эта мера оказалась не лишней: на одной ИЗ крыш были найдены три обрывка, которые сразу же выстроились в цепочку на черной бумаге.

243

– Капитан Хидаки, – обратился Одзаки к своему адъютанту, – распорядитесь оцепить дачу Зорге. Где она находится, вы знаете. Прикажите людям: близко к дому не подходить, соблюдать маскировку, вести себя спокойно и тихо.

– Слушаюсь, господин полковник.

– И вот еще что… Знают ли моряки, что катер с людьми Зорге нужно выпустить беспрепятственно?

– Так точно, господин полковник. Я уже проверял.

– Арестовать их нужно в тот момент, – Одзаки повторил уже давно отданный приказ, – когда катер подойдет к борту корабля и они будут пересаживаться, точнее, когда пересядут!

Адъютант кивнул.

– Командиры торпедных катеров еще раз строго предупреждены, господин полковник, о необходимости задержать корабль при явных уликах. С поличным… Я им передал, что в этом деле с проклятыми иностранцами вам нужны неопровержимые доказательства.

– Хорошо, Хидаки-сан. Оцепление дачи Зорге поручите самому надежному офицеру. Людей предупредите, чтобы вели себя абсолютно спокойно. Прикажите еще раз: к дому не подходить! Нужно сделать все так, чтобы Зорге ничего не заметил.

Дача Рихарда Зорге, почти скрытая песчаными дюнами, стояла на берегу моря в Фунабаси. Море подходило к ней так близко, что был слышен плеск волн, а воздух был пропитан запахом соли. За садом, окружавшим дачу, никто не ухаживал, и он зарос высокой травой и диким кустарником.

Деревянный двухкомнатный дом, некогда построенный каким-то европейцем, был мал высотой и невелик площадью. Во всяком случае, казался таким снаружи.

В отличие от городской квартиры Зорге, комнаты дачи были прибраны, папки, бумаги и старые газеты на стульях не валялись. Вся меблировка состояла из кровати, дивана и бара, если не считать большого камина, занимавшего едва ли не всю стену гостиной.

В спальню, почти сплошь занятую широкой кроватью, вела раздвижная дверь. Кроме висевшего на гвозде старого кимоно, в этой комнате ничего, даже картин, не было. Но пол был застлан бархатным ковром.

244

– О, как здесь холодно, – зябко вздрогнув, сказала танцовщица.

– Немного терпения, и здесь будет очень уютное гнездышко, – пообещал Зорге и занялся камином.

Бумага, стружки и сухие дрова, умело сложенные хозяином дома в пирамиду, загорелись сразу, как только Зорге поднес к ним спичку.

– Сейчас будет тепло, милая Фуйико! – Кивнув в сторону дивана, Зорге сказал: – Располагайся.

«Располагаться» Фуйико отказалась и, остановившись у камина, протянула к огню озябшие руки. Зорге настаивать не стал и открыл бар.

– Культурный человек пьет доброе виски без льда, – проговорил он, не оборачиваясь. – Этим я хочу сказать, что будем пить без льда, потому что его у нас просто нет.

Он протянул девушке стакан с виски, она без возражений взяла его. а

– Итак, – поднял свой стакан Зорге, – выпьем за то, чтобы продолжение этой замечательной ночи было лучше, чем ее начало.

Она почти никогда не пила спиртного, а такого мужского напитка, как виски, даже и не пробовала. А теперь… Теперь все было по-иному.

***

В это же время полковник Одзаки со своими людьми был занят поисками записки, которую Зорге порвал на сотни клочков и выбросил их на улице Ноги.

Этот листок бумаги сейчас значил для полковника Одзаки намного больше, чем судьба баронессы Кийоми Номура. О своей сотруднице полковник, конечно, не забудет. Но вспомнит он о ней лишь тогда, когда она выполнит свою ближайшую задачу. А пока она для него – всего лишь Фуйико Нахара, танцовщица из второклассного ресторана…

***

– Однако, Фуйико, ты вся дрожишь… Конечно, конечно… Я понимаю… Тонкое платье, и ничего под ним!

Он обнял девушку и поцеловал в шею.

– Пожалуйста… Не спеши… Дай мне допить. – Она Освободилась от его объятий и облокотилась на камин.

Зорге придвинул диван к камину и упал на мягкие Подушки.

245

– У тебя стакан пустой, моя маленькая. Налей себе еще.

Пламя камина мерцающим блеском отражалось на ее шелковом платье.

Она послушалась и безропотно налила себе виски.

– Знаешь, Фуйико, – сказал Зорге, не вставая с дивана, – а ты мне, кажется, нравишься!

В ответ она лишь слабо улыбнулась. Зорге протянул руку, желая обнять ее. Она мягко увернулась, отошла к окну и немного отодвинула занавеску.

– Ни одного дома, ни огонька… Какое-то удивительное уединение.

– Обычно дамы, бывавшие в этом доме, – заметил Зорге, – говорили о шумящем море, серебристой луне и даже о песнях ветра.

Девушка молча продолжала смотреть в окно. Ее внимание приковало несколько светящихся точек, которые быстро приближались от города к Фунабаси.

– Здешняя, как ты говоришь, уединенность, – продолжал Зорге, – не раз отмечалась и прежде. И эта уединенность некоторых пугала, вызывала у них боязнь.

Световые точки перестали двигаться. Значит, машины остановились! Остановились там, где шоссе выходило к берегу моря. По теням девушка определила, что люди вышли из машины и направились в сторону дачи Рихарда Зорге.

И вдруг все световые точки разом погасли.

– Чем дальше от людей, – проговорила девушка, – тем меньше причин для боязни.

Вскоре возле дачи замелькали стальные каски. Они быстро окружили дом, и западня захлопнулась. В западне осталась и она.

Зорге подошел к окну, задернул занавеску и потянул девушку к дивану. Увлекая ее за собой, он упал на подушки. Она положила голову на его плечо и не стала противиться, когда Зорге начал расстегивать пуговицы на ее платье.

– Твоя портниха, Фуйико, большая умница. Видимо, она одна из тех мастериц, которых не коснулась деградация нравов нашего декадентского времени.

Не торопясь, без суеты он расстегнул пуговицы на ее шее, первые из множества застежек на платье.

– Какая умница! – продолжал он расхваливать портниху. – Она абсолютно правильно делает, что не признает эти дурацкие «молнии», которые лишают общение с жен

246

щиной особого шарма… Твоя портниха, Фуйико, видимо, понимает, что мужчина, знающий толк в любви, получает поистине эстетическое наслаждение, когда он долго и нежно, одну за другой расстегивает пуговицы на платье любимой женщины.

Пока Зорге говорил это, ее все больше охватывало ощущение, что баронесса Кийоми Номура перестает существовать и уступает место танцовщице из ресторана Фуйико Нахаре.

***

– Едет! – крикнула Вера Бранкович и показала в сторону города. Оттуда к Фунабаси приближались две яркие точки автомобильных фар.

– Запускай мотор! – приказал Бранкович Козловскому.

Автомобиль въехая на пирс и, скрипнув тормозами, остановился. Все, в том числе и оба японца, перегнулись через поручни. Каждого волновал вопрос, приехал ли Зорге.

Но из машины вышла одна Биргит, усталая и встревоженная.

– Не было дома?

Она отрицательно покачала головой и, чтобы не упасть, прислонилась к рулевой будке.

– Я не смогла к нему попасть. Дом оцеплен полицией. Судя по всему, у него обыск.

– Его арестовали! – вскрикнула Вера. – Теперь нужно уходить. Немедленно уходить!

Биргит резко повернулась к ней.

– Нет! Нет! Никто не арестован. Он приедет… Сейчас будет здесь!

Бранкович пытался ее образумить.

– Теперь уже нет смысла ждать, поверьте мне. Нам действительно нужно уходить… Или они схватят нас всех.

Девушка топнула ногой.

– Катер будет стоять здесь до тех пор, пока не приедет Зорге. Он так приказал, значит, так и должно быть!

Полковник Одзаки, склонившись над столом, сосредоточенно передвигал маленькие бумажные обрывки, стараясь восстановить текст изорванной записки. В его

247

памяти живо представилось то далекое время ранней юности, когда он увлекался очень модной в те годы игрой пуццле. Вспомнив это, полковник не без удовольствия подумал, что его юношеское увлечение не пропало даром и приобретенные тогда навыки сейчас оказались весьма кстати. Зазубринки на краях обрывков были едва различимы невооруженным глазом, и если бы не сильная лупа, то он вряд ли справился бы с этим ювелирным делом.

Работа продвигалась успешно, и уже по тем кусочкам, которые сложили умелые руки полковника, без особого труда можно было представить контуры записки.

– Ну… Ты опять что-то принес, мой мальчик? – спросил полковник своего маленького помощника, с сияющим лицом подбежавшего к его столу.

Малыш нерешительно разжал грязную руку. Осторожно взяв новые обрывки, Одзаки восторженно воскликнул:

– Браво, мой мальчик! Молодец! Три сразу! – И, обращаясь к помощнику, сказал: – Капитан Хидаки, выдайте пареньку триста иен!

Из фургона радиостанции выпрыгнул офицер и побежал через ярко освещенный сад, в котором дети и солдаты – каждый в своем квадрате – ползали по земле в поисках недостающих кусочков записки.

– Господин полковник, – докладывал запыхавшийся офицер. – Командир «Е-16» сообщает, что катер Зорге только что вышел в море. Оба наших торпедных катера без огней следуют за ним…

Одзаки одобрительно кивнул.

– Передайте на катера: «Преследование продолжать! Немедленно сообщите в морской штаб».

Не отрываясь от записки, полковник подозвал капитана Хидаки.

– Дом Зорге оцеплен?

– Так точно, господин полковник!

– Хорошо. Теперь, если он попытается бежать, можете смело арестовать его. У меня, правда, не все еще готово… Но ничего. Положитесь на меня!

– Слушаюсь, господин полковник! Одзаки поднял голову от стола.

– Я это говорю на случай, если он все-таки попытается бежать… Но пока в дом без моего разрешения не входить!

– Слушаюсь, господин полковник! В дом никого не пускать!

248

– Что будешь пить, Фуйико? – спросил Зорге. Девушка покачала головой.

– Ничего. Не хочу… Посмотри, какие красивые угли в камине.

– Может, подложить дров?

– Не надо. Так красивее.

Он хотел встать, но она удержала его.

– Что ты хочешь?

– Глоток виски, маленькая.

Она быстро поднялась и подошла к бару.

Если бы Рихард Зорге выглянул в окно, он, конечно, увидел бы, что игра им проиграна. Каждое мгновение, остававшееся в его распоряжении, было равно вечности.

– Пожалуйста, твое виски, – она протянула ему стакан и легла рядом.

Он погладил ее плечи.

– Тебе не холодно, Фуйико? Она прижалась к нему.

– Нет, не холодно.

Девушка потянулась к Рихарду рукой, и вдруг ее обожгла мысль: раньше она была совсем иной, не была танцовщицей Фуйико Нахарой.

• »

Торпедный катер «Е-16», оставляя за собой слабый пенистый след, шел значительно медленнее, чем позволяли его сильные двигатели.

Начиналась мертвая зыбь. Но командир катера старший лейтенант Охима и при большем волнении умело справлялся с кораблем. Так же как и стоявший рядом с ним матрос, он не отрывал от глаз бинокля и внимательно следил за судном, шедшим в нескольких кабельтовых впереди. Сомнений не было: утлое суденышко стремилось как можно быстрее покинуть японские территориальные воды и выйти в открытое море.

«Догоним и пойдем у них на траверзе», – решил старший лейтенант Охима и приказал дизелисту:

– Полный вперед!

– Есть, полный вперед! – повторил тот, и катер, Слегка вздрогнув, пошел быстрее.

– Передать командиру «Е-14»: держать катер по правому борту, дистанция – два кабельтовых…

249

Радист повторил команду и уже был готов передать ее, как вдруг впереди в небо взметнулся огненный столб, ярким пламенем озаривший морщинистую поверхность ночного моря. И сразу за вспышкой последовал раскатистый гул мощного взрыва; воздушная волна сбила с ног стоявших на мостике старшего лейтенанта и матроса.

Когда старший лейтенант Охима поднялся, до него отчетливо донеслись всплески от падавших в море обломков взорванного судна.

Мощный взрыв, раздавшийся в каких-нибудь двух милях от берега, слышали все, кто в это время, незадолго до рассвета, не спал слишком крепко.