Текст книги "Дело Зорге"

Автор книги: Ханс-Отто Майснер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Все члены семьи японца втянулись в разговор. Им было приятно, что иностранец так хорошо разбирается в сумо. Зорге предложили чай и соленый горох. Жена главы семьи, любезно улыбаясь, подвинула ему коробку засахаренных фиников.

– Прошу высокочтимого господина угощаться.

Зорге взял коробку и сказал, что пришел, собственно, лишь для того, чтобы увидеть знаменитого Тунасиму, но теперь останется посмотреть и другие схватки, раз нашел здесь такое приятное общество.

Последующие схватки на помосте не привлекли такого внимания публики, как выступление знаменитых мастеров. Большинство зрителей беседовали между собой, курили или подогревали сакэ. Зорге с шумом тянул из чашки предложенный ему чай. Он оживленно болтал со своими новыми друзьями и отведал пару засахаренных фиников.

Закончилась еще одна схватка. Зорге сунул наполовину пустую коробку с финиками в карман, встал и пожелал всему семейству провести здесь еще несколько приятных часов.

Вместе с другими зрителями, которые, видимо, разделяли его мнение, что самые интересные пары уже закончили борьбу, Зорге протолкался к гардеробу. Он получил свои ботинки и плащ, оделся и вышел на улицу. Мимо проезжало такси.

– К главному вокзалу, – сказал Зорге водителю, усаживаясь на порванный ковер, покрывавший заднее сиденье.

Как только машина миновала освещенные улицы, Зорге вытащил коробку с финиками и удалил дно. Под ним оказалось второе. На нем лежал плотный ряд алюминиевых цилиндриков, а в них – фотопленки. Зорге быстро опустошил все цилиндрики, переложил пленки в карман. Коробку с оставшимися финиками вышвырнул в окно.

На вокзале он взял билет до Сибы, но вышел раньше, в Омори. Снова взял такси и приказал ехать до гавани Иокогамы, будто спешил на иностранный пароход, отплывавший оттуда.

***

Через полчаса Зорге подошел к дому, в котором жили Бранковичи. Он открыл узкую калитку своим ключом и поднялся по скрипучей деревянной лестнице.

Почти одновременно распахнулась дверь квартиры, и на Зорге упал луч света.

Это начальник, – услышал он голос Веры Бранкопич.

Петр Бранкович поспешил навстречу Зорге.

– Видели бы вы, начальник, рожу этого глупого парня, – оживленно заговорил он, – когда вдруг за газетой он обнаружил вместо вас Ямагути. Бедняга стал от удивления плоским, как камбала!

– А что этот паршивец предпринял дальше?

– Сперва он пытался взять за горло Ямагути. Но потом убежал и больше не появлялся.

– Это еще неопытный шпик, Бранко. Впрочем, бывают начинающие и после двадцати лет службы. И такой хотел обдурить нас!

Зорге рассмеялся.

– Да, полковник Одзаки позеленеет от злости. Впрочем, у него есть и ловкие шпики. Я думаю, Бранкович, мы должны усовершенствовать свои методы работы, сделать их более тонкими. Иначе в один прекрасный день нам не поздоровится.

Подбородок Бранковича задрожал.

– Я не нахожу ничего смешного в нашем положении, начальник. Одзаки наверняка что-то пронюхал, иначе не послал бы за вами одну из своих ищеек. Здесь с каждым днем становится все опаснее.

Зорге испытующе взглянул на Веру Бранкович – это она, конечно, взвинтила мужа – и прервал помощника.

Послушай, – сказал он Бранковичу, – возьми себя в руки. Взгляни-ка лучше сюда. Великолепная работа одною нашего японского друга! Я только что из театра Сумо. Провел там восхитительный час с семьей Хидёсу и посмотрел, как Тунасима бросил на циновку своего друга Ямаду великолепным косым захватом за пояс. Вам, Вера, тоже нужно как-нибудь поглядеть на это зрелище. Оно великолепно успокаивает нервную систему.

Зорге бросил пленки на стол. Они скатились бы на пол, если б Вера не поставила их на попа.

– Что на них? – спросил Бранкович.

– Что на них? – с иронией переспросил Зорге. – Всего лишь точная организация Квантунской армии, ее укрепления на границе с Советским Союзом и агрессивные планы командования. Кроме того, ее вооружение – от новых танков до старых-престарых консервных ножей.

Серб широко раскрыл глаза. В прошлом офицер, он прекрасно понимал значение такой документальной информации. Блестящий успех! Пленки, лежавшие на его обеденном столе, могли сыграть решающую роль в военных действиях, могли привести к поражению огромной японской армии.

– Превосходный улов, начальник! Поколебавшись секунду, он придвинулся ближе к Зорге.

– Начальник, может быть, это блестящее дело означает, что мы скоро уедем отсюда?.. Время работает против нас.

Зорге как будто давно ожидал этого вопроса.

– Когда нам уходить отсюда, решу я! – строго проговорил он. – Но я еще не решил. Нам нужно выполнить прежде самое важное задание. Таких мы еще до сих пор не получали.

Зорге взглянул на супругов. Ему показалось, что следы страха, мучившего их, исчезли. Он удовлетворенно кивнул.

– Содержание этих пленок не передашь по радио, – сказал Зорге спокойным голосом, почти добродушно. – Поэтому ты, Бранко, пересними их на микропленку, а Вера отвезет ее в Шанхай.

Бранкович повернулся к жене. Ему показалось, что она совсем успокоилась.

– Будет сделано, – ответил он. – Завтра микрофильм будет готов. Зорге кивнул.

– Хорошо. Тогда послезавтра Вера на пароходе отправится в Шанхай.

Вера повернулась и ушла на кухню. Зорге помолчал и продолжил:

– А ты, Бранко, проследи, чтобы твоя очаровательная половина не мешкала.

Серб посмотрел, плотно ли прикрыта кухонная дверь, и самоуверенно ответил:

– Я отправлю ее, когда потребуется, начальник. Вы можете положиться на меня.

Зорге встал, застегнул плащ, надел измятую шляпу. Приложив по-военному пальцы к полям, распрощался со своим помощником и быстро сбежал по лестнице.

***

Пока позволяла прекрасная осенняя погода, посол Тратт обсуждал дела со своими сотрудниками в саду посольства. Разумеется, так он поступал в тех случаях, когда по ходу беседы не возникала необходимость просматривать досье или читать важные документы.

В саду дышалось легко. Осень зажгла огнем листву деревьев и кустов. И, самое главное, не только густая растительность, но и высокие стены ограды скрывали собеседников от посторонних глаз и ушей.

Во время офицерского путча в 1936 году мятежники, засевшие в новом здании парламента, расположенном напротив посольства, обстреливали военное министерство. Путч внезапно прекратился, хотя восставшие захватили большинство правительственных учреждений. После путча многие офицеры сделали харакири. И только с генералом Тараки, стоявшим за кулисами всей этой истории, ничего не произошло. Более того, сейчас он был военным министром.

– Не опрометчиво ли мы поступили, пригласив одновременно с Тараки принца Титибу? – спросил Тратт Равенсбурга. – Ведь Тараки выступал тогда против императорского правительства. Путчисты убили даже некоторых министров.

Посол и его референт дошли до задних ворот сада и повернулись, чтобы проделать тот же путь в обратном направлении.

– Успешный путч считается патриотическим делом, – заметил Равенсбург. – А мятеж, которым руководил Танаки, в конце концов, можно считать успешным, хотя в то время и казалось, что он потерпел неудачу. Посол согласился с ним.

– К этой стране, – вздохнул он, – поистине невозможно подходить с обычными мерками.

Равенсбург вспомнил о том, что рассказывала ему Кийоми о тогдашней позиции императора. Действительно, некоторые поступки японцев европейцам бывает трудно оценить. Мятежники были полными хозяевами положения. Они заняли почти все правительственные здания и важные стратегические пункты столицы. Но они не осмелились не только побеспокоить священную особу императора, но даже окружить императорский дворец.

А когда «Сошедший с неба» приказал разбросать листовки, в которых говорилось, что он «омрачен непослушанием некоторых офицеров», путч тотчас же закончился. Воинские части послушно отправились в свои казармы. Несколько офицеров, игравших особенно активную роль в путче, сделали харакири.

Каким образом люди, руководившие мятежом из-за кулис, через два года смогли войти в правительство и, более того, установить военную диктатуру, оставалось загадкой для всех иностранных наблюдателей. Для всех, кроме одного.

– Зорге считает, – сказал Тратт, – что Тараки – глава «Черного дракона». Это в самом деле все объясняет.

Равенсбург согласился, что такое предположение вполне возможно. Эта крайне националистическая организация была настолько разветвленной и сильной, что никто не осмеливался выступить против нее.

– Очевидно, – высказал предположение Равенсбург, – «Черные драконы» заняли все ключевые позиции в государственном аппарате. Они действуют так ловко, что надели невидимые кандалы на императора. С соблюдением, конечно, всех почестей.

Посол Тратт кивнул.

– Просто невероятно, как они оберегают этого живого бога даже от самых безобидных контактов с внешним миром. Я не рассказывал вам историю о фильме, посвященном жизни подводного мира?

– Нет, господин посол.

– Вы же знаете, что Хирохито уже много лет увлекается подводным царством. Он изучает жизнь мелких морских животных. Говорят, что на его вилле в Хаяме сооружены большая лаборатория и аквариум. Есть люди, которые считают, что император – крупный специалист в этой области. И вот нашему доброму Хефтеру пришла мысль подарить императору немецкий документальный фильм об этих животных. Фильм прислали, мы вместе с архивежливым сопроводительным письмом передали его во дворец. Немедленно пришло ответное послание императора с выражением самой глубокой благодарности. Казалось, все в порядке. Но когда на последнем дипломатическом приеме во дворце я заговорил с императором об этом фильме, мне пришлось спуститься с облаков на землю. Хирохито не имел ни малейшего представления о фильме. Более того, он был очень опечален, что фильм утерян. Понимаете, ему не показали фильм, а сказали, что он утерян при доставке. Я никогда не думал, что окруженные императора осмелятся на такой трюк!

– И все же, господин посол, Тэнно правит по инерции – просто потому, что он существует. В Японии все проходит, лишь императорский дом остается. Если династия царствует две тясячи шестьсот лет подряд, то в мире не найдется силы, чтобы свергнуть ее. И лишь когда перестанет существовать Япония, не будет и японского императора.

– Зорге тоже так думает, – кивнул Тратт. – Помолчав немного, он шутливо продолжал:

– Так как мы останемся здесь на следующие две тысячи шестьсот лет, то займемся делами сегодняшнего дня. Тараки – военный министр императора, а Титибу – старший брат императора. Что ж, давайте пригласим их вместе. Как вы думаете?

– Я разделяю ваше мнение, господин посол.

Тратт был доволен, что его предложение встретило поддержку.

– Хорошо, круг остальных гостей определим позже. Я попрошу вас составить предварительный список. Мы обсудим его завтра утром.

– Слушаюсь, господин посол… Прикажете еще что-нибудь?

– Думаю, на сегодня достаточно. Благодарю вас, Равенсбург.

Он кивнул референту, показывая, что тот свободен. Но Равенсбург не тронулся с места.

– Если позволите, господин посол, я хотел бы поговорить с вами о моих личных делах.

Тратт повернулся и приготовился совершить еще один круг по саду.

– Пожалуйста, мой милый, я в вашем распоряжении. Рассказывайте!

– Я решил, господин посол, оставить дипломатическую службу и заняться коммерцией.

Тратт сбился с размеренного шага, остановился и растерянно уставился на своего референта.

– Это единственная возможность, позволяющая мне жениться на баронессе Номура, – пояснил Равенсбург.

На лице посла появилось выражение неодобрения, даже возмущения. Ему потребовалось некоторое время на ответ.

– Это намерение сейчас невыполнимо, мой дорогой, – строго сказал он наконец. – Вы, очевидно, забыли, что наша страна ведет ожесточенную войну. Никто не имеет права оставлять свой пост. Вы должны считать себя на военной службе, Равенсбург. Миллионы немцев на Восточном фронте не могут бросить службу и заняться коммерцией…

Равенсбург почувствовал, что теряет самообладание.

– Солдату, – быстро возразил он, – не требуется испрашивать разрешения верховного командования вермахта, если он собирается жениться.

Впервые Тратт понял, что его услужливый сотрудник умеет быть настойчивым и вряд ли сейчас Равенсбург будет считаться с авторитетом начальства. Тратт отступил.

– Вы говорите так, мой дорогой, как будто я утвердил положение, запрещающее немецкому дипломату вступать в брак с иностранкой. Ваше возмущение следует адресовать «железному канцлеру»: это правило, как известно, существует со времен Бисмарка.

– Но из любого правила делаются исключения, – с горечью сказал Равенсбург.

– Впрочем, только для господ с членским билетом национал-социалистской партии, имеющим малый номер.

Посол отступил на шаг.

– Будем считать, что я не слышал последнего замечания. Это в ваших интересах, – резко произнес посол и затем уже мягче добавил: – Я просто не имею права слушать подобные рассуждения. Вы же знаете, я облечен особым доверием фюрера и должен преданно служить ему.

Равенсбург хорошо знал это: Тратт повторил фразу, которую сказал сотрудникам посольства, вступая на свой пост.

Итак, сделать ничего нельзя: посол ему не поможет. Тратт просто не отважится на это, хотя возможность обойти утвержденное еще Бисмарком положение имелась. Для этого достаточно только представить убедительные основания. Но если Тратт отказывал ему в своем содействии, предпринимать какие-либо шаги в этом направлении было делом безнадежным.

Равенсбург был достаточно умен, чтобы не пытаться пробить стену лбом. Поклонившись своему шефу, он хотел удалиться.

Однако Тратт не отпустил его.

– Я не хотел огорчать вас, Равенсбург, – сказал посол мягким, дружеским тоном. – Я вижу, ради баронессы Номура вы готовы пожертвовать даже своей карьерой. Вы потеряли голову, дорогой, раз у вас вырываются даже э-э  недипломатичные замечания. Поэтому буду с вами откровенен.

– Заранее благодарю вас, господин посол.

Если б Равенсбург знал, что скажет ему Тратт, он, пожалуй, не благодарил посла.

– Вы готовы принести этой даме самую большую жертву, на которую способен мужчина! Вы хотите отказаться от своей любимой работы, от своей карьеры… – Он перевел дыхание.

Равенсбург воспользовался паузой.

– Да, конечно. А что же мне остается в таком отчаянном положении? Я вынужден это сделать.

Тратт выпрямился и выдвинул вперед подбородок, желая подчеркнуть значение того, что он собирался сказать.

– В таком случае я должен сказать вам нечто такое, что сильно разочарует вас и, возможно, причинит вам душевную боль, баронесса Номура служит в японской контрразведке. Она ценная сотрудница полковника Одзаки и выполняет специальное задание: следит за вами и с вашей помощью – за нашим посольством. Сожалею, что не предупредил вас об этом раньше. Я не сделал этого, так как думал, что вы сами догадаетесь о ее роли. Разумеется, я уверен, что вы ни при каких обстоятельствах ни с кем не будете делиться служебными новостями. В этих вопросах вы молчаливы как рыба. Поэтому вопросы безопасности здесь затронуты не были.

В душе Равенсбурга поднялась буря.

– Я не верю ни одному слову, господин посол. То, что вы сейчас сказали, невероятно!

Тратт ожидал такой болезненной реакции и не обиделся на своего референта. Он прекрасно понимал, что происходит в сердце молодого человека.

– Поверьте, Равенсбург, я никогда не позволил бы себе сказать вам об этом, если б сам не был твердо уверен. К моему великому сожалению, должен вас заверить, что дело обстоит именно так.

Равенсбург вспомнил о непоколебимой антипатии Кийоми к Зорге, о тех предостережениях, которые она делала в отношении пресс-атташе. Не Зорге ли оговорил ее?

– Это утверждает Зорге, господин посол?

– Нет, Равенсбург, Зорге тут совершенно ни при чем. Он даже не слышал о баронессе Номура. В конце концов, у меня есть свои источники информации. Источники, через которые я проверяю сообщения Зорге. Видите, я не так уж плохо информирован, как думает большинство из вас.

Тратт сделал лукавую мину. Она плохо подходила к данному моменту и на Равенсбурга не произвела никакого впечатления.

– Но и этот источник может ошибиться, господин посол, – упорствовал Равенсбург. – Может быть, это даже намеренная ошибка, чтобы посеять недоверие между нами и японцами.

Тратт понял, что поколебать уверенность молодого человека в непричастности его возлюбленной к контрразведке без веских доказательств нельзя. Поэтому он решил выложить все козыри.

– Слушайте, Равенсбург. Недавно вы пострадали во время аварии и некоторое время лежали дома. Вам приносили документы из посольства на квартиру. Как раз тогда, когда вы читали доклад доктора Зорге о его последней поездке в Корею, вас посетила баронесса Номура. На следующий день утром вы решили продолжить чтение, однако не нашли доклада, хотя в поисках его перерыли все. Лишь значительно позже вы увидели, что он лежит вместе с другими бумагами. А до этого у вас снова была баронесса Номура. Я правильно говорю, мой милый, не так ли?

Равенсбург на несколько секунд окаменел. Затем молча поклонился послу и быстро зашагал к своей квартире.

У дверей он встретил Вилли, нагруженного свертками и цветами: он только что вернулся из города, куда ходил за покупками. Китаец сразу же заметил, что его хозяин чем-то взволнован. Поэтому он улыбнулся шире, чем обычно.

– Вилли, отвечай мне только правду! – обратился к нему Равенсбург. – Что ты рассказывал бою посла о баронессе Номура? Что ты болтал о бумагах, которые она брала с собой?

Вилли не спеша положил на пол свертки и цветы, руки у него должны были быть свободными при разговоре.

– Моя ничего не сказала, хозяин. Моя никогда не болтала! – уверял он, яростно жестикулируя. – Моя только сказала, что твоя мадама может даже читать по-вашему, что она берет с собой читать твои бумаги. Это все.

– Что еще ты говорил, болтун?

Вилли, как бы обороняясь, поднял руки над головой.

– Совсем ничего, хозяин, совсем ничего. Моя только еще сказала, что она всегда приносит на другой день обратно, что взяла. Как и недавно.

– Недавно? Что это значит?

– Да, недавно, когда твоя болела, она принесла бумагу на следующий день обратно. Нет, хозяин, Кийоми ничего не крадет, твоя верь мне! Моя сторожи, как собака. – Вилли неодобрительно покачал головой. – Молодая мадама ничего не крадет. Она очень твоя любит. Слепой видит это.

***

Рихард Зорге опустил шторы на окнах и запер дверь. Затем выдернул из розетки провод телефона и включил радио. Было 8 часов 15 минут утра – время начала передач лондонской Би-би-си. Он быстро нашел нужную волну. Из динамика раздались знакомые звуки гонга.

Зорге не раз спрашивал себя, кому в Лондоне пришла в голову забавная мысль выбрать в качестве позывных для радиопередач на гитлеровскую Германию первые такты «Героической симфонии» Бетховена. Добрая половина немцев знала эти позывные. Сейчас эти немцы, как и он, сидели перед своими радиоприемниками, предварительно плотно завесив окна, закрыв двери и выключив телефоны. Они заплатили бы своей жизнью, если бы их застали за слушанием передач вражеской радиостанции.

Зорге настроил приемник, наклонил голову к динамику, он не хотел пропустить ни одного слова. Его интересовало не только содержание сообщений, а – и, пожалуй, что было главное – те интонации, с которыми их произносили. Сегодня Зорге удалось без труда разобрать подтекст передачи. Он сразу понял, что лондонский комментатор находится в чрезвычайно затруднительном положении.

Если нацисты думают, что уже достигли решающей победы, то они глубоко ошибаются, говорил комментатор. Советы быстро восстановят потери в людях и технике. Новые части находятся уже на марше. В конце концов, стратегия русских заключается в том, что они стараются затянуть врага в глубь страны. Гитлер повторяет ошибку Наполеона. Если русские и потеряют еще несколько городов и областей, то это не что иное, как шахматный ход их командования. У них достаточно пространства, чтобы не принимать невыгодных им сейчас решающих сражений. Их отступление совершается по приказу и в образцовом порядке.

Зорге выключил приемник.

Комментатор Би-би-си подтвердил вчерашнее специальное сообщение Берлина. Гитлеровские войска прорвали оборонительную линию русских на старой границе и успешно продвигаются на Восток. Две советские армии окружены и уничтожены. Русские отступили по всему центральному участку фронта, перед немцами открылась дорога в глубокий тыл России. Сама Москва оказалась под угрозой.

Плохо складывались дела для Иосифа Сталина. Да и для Черчилля. Если флаг со свастикой взовьется над Кремлем, то, по мнению Зорге, Гитлер вскоре окажется и в Букингемском дворце.

Судьба, кажется, улыбалась фюреру…

Наступил самый подходящий момент, чтобы вмешаться ему, Зорге.

Зорге приучил себя внимательно следить за тем, что происходит вокруг него, где бы он ни находился и чем бы ни занимался. И сейчас, глубоко погруженный в свои мысли, он сразу услышал шуршание легких шагов по гравию дорожки, ведущей к его дому.

Зорге мгновенно насторожился, но эти шаги не предвещали ничего опасного. Он поспешил открыть дверь перед Биргит.

– Что с тобой ? – сразу спросила она. – Получил неприятные известия?

– Да, я получил известия, и  даже очень важные.

– Если у тебя неприятности, Рихард, я хочу разделить их с тобой. У нас все должно быть общим.

– Ты в этом уверена, Биргит?

Она испуганно взглянула на него.

– В том, что принадлежу тебе и никому больше? Ну конечно. Разве я не доказала это тебе?

Биргит не получила ответа. Зорге пристально смотрел на нее.

– Что случилось, Рихард? Что с тобой?

– Я хочу знать, – сказал Зорге, пойдешь ли ты за мной на любую опасность, если потребуется – и на смерть?

Он так сильно тряхнул Биргит, что ее руки заболтались, как у куклы.

– Ты сошел с ума, Рихард? Он высоко поднял ее в воздух.

– Будешь со мной, если я сойду с ума?

Она чувствовала необыкновенную силу этого человека и целиком подчинялась ему.

– Да, Рихард… Даже тогда.  Всегда с тобой.

Он опустил ее на  пол и громко рассмеялся. Внезапно Зорге оборвал смех. Он опустился на колени перед креслом, в которое села Биргит, взял руки девушки и с нежностью поцеловал их.

– Ты прекрасно держала себя, моя маленькая. Извини, что напугал тебя.

Она спрятала лицо на груди Зорге и нежно гладила его волнистые волосы.

– Нет, ты меня не испугал, Рихард, мне все равно, какой ты.

– Мне только хотелось увидеть, как ты будешь реагировать, если со мной что-нибудь случится. Ты, надеюсь, правильно поняла меня?

– Ну конечно!

Зорге подошел к книжному шкафу, достал оттуда бутылку коньяка и две рюмки. Наполнил одну из них до краев.

– Не хочешь ли тоже глоток? – спросил он.

– Это тебя успокоит.

Биргит покачала головой.

– Нет. Мне хотелось бы услышать от тебя новости. Зорге отпил немного. Затем медленно прошелся по комнате и наконец заговорил.

– Немцы, по всей видимости, считают, что уже выиграли войну. Они прорвали русский фронт. Если не случится чуда, они могут захватить Москву.

– И тогда наступит мир? О, Рихард, как я рада за тебя.

Зорге задумчиво посмотрел на девушку.

– Чему ты так радуешься? Ведь ты, так сказать, нейтральна, нейтральный человек, представительница нейтральной страны.

Она засмеялась.

– Почему нейтральна? Мы принадлежим друг другу, и, значит, я не нейтральна. Я с тобой, а ты немец.

– Только наполовину, дорогая. Моя мать русская.

– Но ты же воспитан, как настоящий немец. Я думаю, ты даже образцовый немец. Ты ответственный сотрудник немецкого посольства. Ты выступаешь с докладами в «Немецком доме». Его превосходительство Тратт – твой друг. Он прервал ее движением руки.

– Все это, дорогая, только средства для достижения цели.

– Какой цели, Рихард?

– Ну, для того, чтобы быть Рихардом Зорге. Быть человеком, от которого зависят исторические решения.

Он, казалось, наслаждался ее удивлением.

– Что за исторические решения, Рихард? Говори же наконец так, чтобы я могла понять.

– Что ж, пожалуй, пора сказать тебе все о… Рихарде Зорге. Ты много сделала для меня и для моей родины. Но для того, чтобы я мог тебе верить во всем, ты должна знать, кто я. И тогда  или ты станешь моей помощницей, моим вторым «я», или…

– Или, Рихард? Говори же наконец, чтобы я могла понять.

Нетерпение прозвучало в ее голосе. Она даже хлопнула ладонями по подлокотникам кресла.

– Тогда слушай, дорогая. Ты уже знаешь, что немцы добились крупных успехов на Востоке и угрожают Москве. Если не случится чуда, Москва падет и этот сумасшедший из Браунау будет праздновать рождество в Кремле. Дело Сталина проиграно, если он не получит свежих войск с Дальнего Востока. Миллион хорошо обученных и вооруженных солдат мог бы спасти его. Красные не могли их взять, пока не были уверены в намерениях японцев. И я с твоей помощью сообщил им о планах сынов Страны восходящего солнца. Другими словами, я дал Сталину этот миллион солдат. Впрочем, точнее, не ему. Я сделал это для русского народа, для родины моей матери и, значит, для моей родины. Эти закаленные сибиряки спасут Москву и погонят гитлеровцев. А это, как я полагаю, окажет решающее влияние на весь ход войны: ее выиграют русские. Теперь тебе, надеюсь, понятно?

Биргит медленно поднялась с кресла и прислонилась спиной к шкафу.

– Рихард, ты сведешь меня с ума. Что это? Или ты рассказываешь мне содержание романа, который собираешься написать?

Зорге подошел вплотную и заглянул ей в глаза.

– Нет, именно так и есть. Рихард Зорге пользуется одновременно полным доверием Иосифа Сталина и Адольфа Гитлера. Оба они верят каждому слову моих сообщений. Но Гитлеру я сообщаю чепуху, а Сталину – правду. Правду, которая делает Советскую Россию сильнее. Не забывай, что мой дед Альберт Зорге был не только пруссаком, но и коммунистом, и другом Карла Маркса. А я внук своего деда.

Лицо Биргит стало таким же желто-серым, как и шкаф, к которому она прислонилась. Зорге пристально глядел на нее.

– Понимаешь теперь, кто я?

– Да, Рихард, понимаю. Ты… ты русский шпион. Он отступил на несколько шагов.

– Ничего ты, Биргит, не поняла. Абсолютно ничего!

– Нет, Рихард… Ты шпион! Плечи Зорге устало опустились.

После продолжительной паузы он тихо, но убежденно, с трудом сдерживая волнение, сказал:

– Я не шпионю, я борюсь за великое дело.

– Это слова, Рихард!

– Нет, Биргит, ты сама убедишься в этом. Идет жестокая борьба не на жизнь, а на смерть между немцами, одурманенными Гитлером, и русскими. Между фашистами и коммунистами. Я коммунист и на стороне коммунистов. И я сделаю все, чтобы красный флаг с серпом и молотом развевался над рейхстагом! Чтобы люди навсегда избавились от ужасов фашизма! Навсегда!

Зорге остановился. Он взглянул на Биргит, по-прежнему плотно прижимавшуюся к дверце шкафа.

– А ты посчитала меня за какого-то шпиона? Я… И вдруг шпион?! Кто такие шпионы, Биргит? Негодяи, продающие чужие секреты за презренный металл. Мне не нужны деньги. Я борюсь за великую идею! А ты… Стыдись!

Ом шагнул к ней.

– Что же ты молчишь? Тебе нечего мне сказать? Он так требовательно взглянул на нее, что она не могла не ответить.

– Все это ужасно, Рихард. Чересчур ужасно, чтобы я сразу могла понять.

Она говорила так тихо, что он едва разбирал слова.

– Ужасно? Ты все же ничего не поняла. Впрочем, я думаю, до тебя все дойдет, когда гитлеровцы потерпят поражение. И это будет не рядовое поражение. Отступление немцев от Москвы будет началом крушения гитлеровского рейха. Знаешь, пройдут годы, и историки будут утверждать, что поворотный пункт второй мировой войны произошел не раньше января будущего года,  точнее – в декабре 1941 года, в сражении под Москвой. Я предсказываю, суммируя все сведения, что это сражение произойдет именно в декабре. Раньше русские не успеют перебросить на Запад сибирскую армию. А некоторые историки, вероятно, напишут, что к этому великому решению пришли еще раньше, в конце сентября, и вот здесь, здесь, в этой скромной комнате.

Лицо Зорге покрылось красными пятнами.

– Что ты молчишь? Поняла ты хотя бы мотивы моего поведения? Согласна, что я прав?

Она несколько раз судорожно вздохнула, прежде чем ответила.

– Почему, – прошептала Биргит пересохшими губами, – почему ты обязательно хочешь поражения Германии? Почему ты вмешиваешься в войну?

– Я ненавижу фашистов и их сумасшедшего фюрера. И как коммунист, не могу сидеть сложа руки, когда решается судьба мира.

Он подошел к письменному столу, вылил остатки коньяка в рюмку.

– Выпей, моя девочка!

Она взяла рюмку обеими руками, как ребенок, поднесла ко рту и, выпив до дна, передернулась, как от горького лекарства.

Зорге улыбнулся.

– Почему ты дрожишь? Ты все еще считаешь меня презренным шпионом?

– Нет, Рихард, это… страх. Она не могла побороть дрожь.

– Страх? Почему страх?

– Страх, – повторила она. – Я боюсь, Рихард.

Он презрительно рассмеялся прямо в лицо Биргит.

– И это все, что ты можешь сказать?

Она не ответила. Рихард внимательно разглядывал девушку. Так стояли они, не двигаясь, друг против друга.

Наконец Зорге увидел, что не в силах заставить ее перебороть страх. Тогда он решился на крайнюю меру. Быстро подойдя к двери, распахнул ее.

– Уходи!

Биргит не двигалась.

– Уходи сейчас же! Она не шелохнулась.

– Вон, трусливое ничтожество! – закричал Зорге.

Грубый окрик подействовал на Биргит. С трудом переставляя ноги, она двинулась к выходу. Но вдруг пошатнулась и оперлась о стену, чтобы не упасть. Дверь оставалась открытой настежь. В нее врывался холодный ночной ветер и трепал волосы Биргит.

Рихард стоял посредине комнаты. Засунув руки в карманы и высоко подняв подбородок, он с напускным спокойствием наблюдал за Биргит.

– И все же… большое спасибо, девочка! Она взглянула на него.

– За что, Рихард? Он не ответил.

– За что, за что же, Рихард?

– За то, что сделала, Биргит, для моей родины. За твою долгую жизнь, которая будет очень долгой после конца моей короткой. За твою любовь.

– Короткой жизни… Почему жизнь должна быть короткой, Рихард?

– Моя – да, а свою ты спасешь. Спасешь сейчас. Эта дверь – в долгую спокойную жизнь. Я рад, что ты избрала этот путь, дорогая. Так лучше для тебя.

Биргит широко раскинула руки и схватилась за косяки двери.

– Ты так думаешь, Рихард? Ты так на самом деле думаешь?

Он кивнул.

– Да, ты ведь считаешь, что моя игра продлится долго. Нет, еще недели две и конец. И я скажу тебе уже сейчас: эта игра стоит свеч! Что бы ни случилось, я никогда не пожалею…

Биргит нащупала ручку и закрыла дверь. – Ты прав. Если речь идет о двух неделях, я справлюсь с собой.

Зорге испугался.

– Не сходи с ума! Уходи! Уходи! Ты не отдаешь себе отчета, что делаешь. Я еще никогда не упрашивал ни одну женщину. Но сейчас я прошу тебя. Прошу– уходи!

Она хотела подойти к нему, но ноги у нее подкосились. Зорге подхватил девушку и усадил в кресло. Но она вскочила.