Текст книги "Али-баба и Куриная Фея"

Автор книги: Ханс (Ганс) Краузе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Ванна готова

Лунная ночь. По светлому небу, словно призрачные корабли, бегут облака.

Звон часов на катербургской колокольне постепенно замирает, уносимый ветром.

Эмиль Кабулке прислушивается. Он считает удары. Девять часов! «Слава богу, сегодня я могу спать спокойно, – думает он. – С чертежом всё обошлось благополучно».

Кабулке нежится в постели. Ему тепло и уютно. До завтрашнего утра он сам себе хозяин. Он поворачивается на другой бок. Его дыхание становится ровным, он безмятежно заснул. У него даже не звенит в ушах, хотя в этот самый момент имя Кабулке многократно повторяется.

О нём говорят не очень-то дружелюбно.

– Кабулке может подождать. Пусть потерпит, рока мы не закончим ванну! – кричит Факир.

Речь по-прежнему идёт о том, дать или не дать Кабулке чертёж. Клуб юных агрономов специально собрался для того, чтобы решить этот вопрос. В пристройке разгорелись жаркие дебаты.

Заноза молчит. Он уже совсем охрип от крика. Большинство на стороне Факира.

– Кабулке надо проучить, – требует Бритта. – Когда я работала у него в коровнике, он обращался со мной, как с глупой девчонкой.

– Он называет нас не иначе, как ослами. Мы должны с этим покончить! – кричит Малыш своим писклявым голоском.

– Ясно! Покажем ему, где раки зимуют. Когда произошла эта история с лошадьми, Кабулке пытался нападать даже на Баумана.

– Ну и ну!

Возмущение нарастает, словно снежная лавина. Только двое продолжают спокойно сидеть на своих местах. Рената, которой эти разговоры нравятся с каждой минутой всё меньше и меньше, и Али-баба, который вот уже полчаса, как вообще ничего не слышит. Он забрался в самый дальний угол комнаты, за печку, боясь, как бы Рената не заметила, что он не сводит с неё глаз. Странно, он не может на неё сердиться, хотя совсем недавно она так сильно его обидела. Тогда он готов был зареветь. А теперь… теперь всё забыто. Она права, он и сам это понимает. Он играл на мандолине отвратительно. Это было действительно жалкое бренчание. Он никогда больше не пойдёт к Хирзе, это бесполезно. У него нет способностей к музыке.

Али-баба не слышит, как вокруг него кричат и шумят ученики. О ванне уже давно никто больше не говорит. «Кабулке, Кабулке, Кабулке!» Все ругают старшего скотника.

Рената возмущена таким оборотом дела. До сих пор она молча выслушивала все выступления, но теперь ей хочется возразить.

– Нет, это не годится! – взволнованно восклицает она. Голос Ренаты звучит резко. Она делает над собой усилие, чтобы говорить спокойнее. – Кабулке не такая уж важная птица. По-моему, он просто хвастун и зазнайка…

– Ну и что же, это мы знаем и без тебя, – говорит Факир, смотря на часы. – Давай дальше, ближе к делу. Нам пора расходиться, скоро уже отбой.

Рената откидывает на спину свои косы:

– Ты обязан дать мне высказаться, ведь вы все уже говорили. Но вас интересует только Кабулке, а о том, чего мы хотим добиться своим экспериментом, никто из вас вообще больше не думает. Для кого предназначена ванна? Для коров! Мы хотим помочь коровам. Мы хотим, чтобы у животных больше не болели ноги. Вот в чём дело. И… – Рената переводит дыхание, она говорила слишком быстро. – Одним словом, я не понимаю, почему вы не хотите дать чертёж Кабулке. Подумайте сами: ванну мы строим из дерева и только затем, чтобы сделать пробное испытание, а он, он как старший скотник может уже теперь позаботиться о том, чтоб в имении построили настоящую дезинфицирующую установку с цементной ванной. Ведь именно этого мы добиваемся. Не для себя же мы, в самом деле, строим ванну!

Рената облегчённо вздыхает. Наконец-то она высказала всё, что было у неё на душе.

Факир чувствует себя побеждённым.

– Ты кончила? – спрашивает он с кислой улыбкой.

– Голосуй! – настаивает Заноза.

– Хорошо, будем голосовать, – говорит Факир вставая. – Итак, кто за то, чтобы не отдавать Кабулке чертёж ванны, поднимите руки.

Факир считает:

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

– А теперь – кто за предложение Ренаты?

Али-баба только и ждал этого вопроса. Он быстро поднял вверх правую руку.

Факир снова считает.

– Раз, – говорит он, – показывая на Али-бабу, который сразу же опустил руку, – два, три, четыре, пять, шесть, семь…

«Семь – «за», семь – «против»! Как раз половина на половину. Значит, предложение Ренаты не прошло, – соображает Али-баба. – Я должен ей помочь». И Али-баба быстро поднимает левую руку.

– Восемь! – кричит он. – Восемь, ты забыл сосчитать меня!

– Как это – забыл? – Факир сбит с толку нахальством Али-бабы. – Но ведь я сосчитал тебя первым.

– Меня! – Али-баба смеётся деланным смехом. – Ах так! – иронически восклицает он. – Значит, ты меня уже сосчитал? Фу-ты ну-ты! Не понимаю, как ты это сумел сделать!.. Я ведь только что поднял руку. Да, да. Сперва я решил воздержаться, а потом передумал. Изволь сосчитать мой голос. Я за Ренату.

Рената оборачивается к нему. Как странно он сказал это: «Я за Ренату», каким забавным тоном! Она улыбается.

Али-баба краснеет до ушей. Он прячет голову за печной трубой. «Теперь она поняла, как я к ней отношусь», – думает он, обрадованный и одновременно пристыженный.

Факир поглаживает подбородок. Сосчитал он Али-бабу или нет? Он пытается скрыть свои сомнения.

– Ты слишком поздно поднял руку. Твой голос не действителен. Голосование закончилось! – набрасывается он на Али-бабу.

– Слишком поздно? Фу-ты ну-ты! Где же это видано! Ты спросил только, кто «за» и кто «против». А тебе надо ещё было спросить, кто воздержался. Пока ты этого не сделал, голосование не кончилось. По-твоему, если ты не согласен с большинством, то можешь жульничать?

Факир бледнеет.

– Правильно. Его голос считается. Восемь «за», семь «против». Хватит торговаться! – кричит Заноза.

Слышен одобрительный шум.

Факир сдаётся.

– Хорошо, поступайте как знаете. По мне, так можете поднести Кабулке этот чертёж на серебряном подносе! – говорит он сердито.

Главврач больницы рассматривает на свету рентгеновский снимок. Он доволен. Бедренная кость срослась правильно.

– Доктор, выпишите меня, я здесь и так слишком долго провалялся.

Главврач усмехается:

– Тоскуете по Катербургу? Да? Терпение, дорогой мой. К своим ученикам вы вернётесь вовремя. Сначала вам ещё надо снова научиться ходить. Как только вы сможете состязаться с Затопеком, мы с вами возобновим этот разговор. Согласны? – И он потряс руку своему разочарованному пациенту.

Затопек! По правде сказать, Вальтер Бауман мог сделать всего несколько шагов. При этом он стискивал зубы от боли. Мускулы перестали ему повиноваться. Бауман готов был расплакаться. Он думал о своих учениках. Он знал, что они в нём нуждаются. Соревнование бригад, которое он начал проводить, снова заглохло. Клуб юных агрономов, по-видимому, совсем заброшен (Бауман не знал о проводимом учениками эксперименте, потому что они хотели сделать ему сюрприз). «Пора мне выходить из больницы…»

Воспитатель продолжал свои упражнения в ходьбе, каждый день увеличивая вдвое число шагов, хотя это очень изматывало его.

Сейчас Вальтер Бауман ковылял по «беговой дорожке» – так он в шутку называл больничный коридор, где упражнялся в ходьбе. Бауман был действительно неумолим к себе. Сегодня он решил дойти до комнаты сестёр и вернуться обратно в палату.

– Не перебарщивайте! Ничего не делается сразу, – сказала ему сестра Елена, которая ухаживала за ним со времени его поступления в больницу и сейчас, держа в руках лекарство, наблюдала за его упражнениями.

– Я знаю, сестра. Вы просто хотите меня раскормить.

Его пальцы судорожно сжали набалдашник палки, на которую он опирался.

Надо идти дальше! Он заставил себя продолжать путь. Каждый шаг стоил ему больших усилий. Он судорожно глотал ртом воздух. «Совсем как дряхлый старик! Я стал настоящей развалиной!» – думал он.

Бауман остановился. Его взгляд скользнул по широкому, облицованному белым кафелем коридору, по его окнам и вычищенным до блеска плиткам пола. Какой длинный путь ему ещё предстоял! Дверь комнаты сестёр в самом конце коридора казалась ему чем-то далёким и недосягаемым! Да что там… Вальтер Бауман решительно двинулся дальше.

Навстречу ему шла младшая сестра Эрика, молоденькая девушка. Её серебристый смех заставлял даже тяжело больных забывать о своих страданиях. Эрика смеялась часто. Вот и сейчас на её щеках ясно обозначились две ямочки.

– У меня для вас кое-что есть, – сказала она, роясь в пачке писем и открыток, которые ей только что дали в канцелярии. – Вот вам письмо. «Господину бегуну на дальние дистанции. В. Точка. Бауману». Пожалуйста! – И Эрика, смеясь, сделала книксен.

Удивлённый Бауман взял письмо. От кого бы оно могло быть? Его жена писала ему раз в три дня длиннейшие письма, но её последнее послание он получил только вчера. Бауман вскрыл конверт и вынул оттуда исписанный с одной стороны лист почтовой бумаги. Прямой детский почерк показался ему знакомым. Он начал читать.

МНОГОУВАЖАЕМЫЙ ГЕРР БАУМАН!

Я бы хотел поблагодарить Вас за то, что мне теперь живётся так хорошо, потому что я Вам действительно очень благодарен. Я благодарю Вас за то, что Вы тогда поговорили с моей матерью и устроили меня учиться на новое место, где мне нравится гораздо больше. Ещё раз благодарю Вас! Моя мечта теперь осуществилась. Я поступил учеником на швейную фабрику «Гуте линие». Работа мне очень нравится. В нашей учебной мастерской пятьдесят семь девочек и трое мальчиков. Живу я здесь тоже в интернате. Он совсем новый и гораздо лучше, чем в имении. У нас есть даже центральное отопление и так много тёплой воды, что в душевой мы не ссоримся. Живём мы дружно. Сегодня вечером мы пойдём смотреть телевизор. Как поживает фрейлейн Стефани? И что поделывают Повидло, Макки и другие ребята. Остался ли Али-баба в интернате? Пожалуйста, передайте от меня привет всем ученикам.

Благодарный Вам

Куниберт Мальке.

Моя мать писала мне о том, что с Вами случилось.

Желаю Вам скорого выздоровления!

Вот так Профессор!.. Вальтер Бауман опустил письмо в карман своей синей в белую полоску больничной пижамы и опёрся на палку. Идти сразу стало легче.

Всё шло как по маслу.

Заноза сделал для Кабулке новый чертёж, который тот сразу же доставил в контору.

Александр Кнорц ознакомился с рационализаторским предложением.

– Хорошо сделано! – похвалил он. – Как просто и ясно ты всё изложил! Ну да, старого практика сразу видно. Такие, как ты, не любят долгих предисловий. Они прямо берут быка за рога. Молодые балбесы со всей их школьной премудростью должны учиться у тебя. – И он с уважением похлопал Кабулке по плечу.

Старший скотник даже бровью не повёл.

– Только одного ты никак не можешь усвоить, – продолжал Александр Кнорц, неодобрительно покачав головой. – Господи боже мой, почему ты так скромничаешь? Неужели ты хочешь, чтобы автор остался неизвестным? Нет, это не выйдет. Анонимные предложения у нас не рассматриваются. Это не-де-мо-кра-ти-чно! – Кнорц рассмеялся.

Эмиль Кабулке испугался. Он молча наблюдал за тем, как Кнорц спрятал чертёж в папку и, взяв красный карандаш, написал на её обложке большими печатными буквами: РАЦИОНАЛИЗАТОРСКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЭМИЛЯ КАБУЛКЕ. КАТЕРБУРГ.

– Ну вот, теперь премия тебе обеспечена. Я пекусь о тебе, словно мать родная. Надеюсь, что при случае и ты вспомнишь обо мне.

Эмиль Кабулке кисло улыбнулся и вышел из канцелярии. Ему было явно не по себе.

«Рационализаторское предложение Эмиля Кабулке. Катербург».

Папка с красной надписью на обложке неотступно стояла у него перед глазами. Чёрт бы побрал Кнорца. Он оказал ему медвежью услугу! В какое положение поставил его этот осёл! А если жульничество когда-нибудь обнаружится, тогда что?.. Даже и не придумаешь, что тогда делать.

Эмиль Кабулке надеялся, что сможет сдать чертёж, не ставя под ним свою фамилию. Ведь главное – это рационализаторское предложение. Не всё ли равно, кто был его автором? Неужели ему, старшему скотнику Эмилю Кабулке, признаться перед всеми, что у какого-то ученика оказалось больше смекалки, чем у него самого? Нет, это уж слишком! С другой стороны, Кабулке отнюдь не собирался украшать себя чужими лаврами. Кабулке был честным человеком. Он не хотел воспользоваться ни одним пфеннигом из ожидаемой премии. Пусть её получит тот парень.

«Но какой дурак мне поверит, если вся эта проклятая история пойдёт под моим именем?» – печально размышлял Кабулке.

Кто-кто, а фрау Кабулке уже привыкла к капризам своего мужа. Когда у него случались неприятности, он обычно отводил душу, ругаясь и проклиная всё на свете. Поэтому сдержанность Кабулке особенно поразила её.

– Что случилось, Эмиль? – Любопытная фрау Кабулке пыталась узнать причину столь мрачного настроения своего супруга. – У тебя неприятности?

Кабулке, который сидел, опершись обоими локтями о стол, издал несколько звуков, в равной степени похожих и на «да» и на «нет».

Фрау Кабулке продолжала свой допрос:

– Что-нибудь не в порядке с изобретением? Неужели кто-нибудь хочет лишить тебя премии?

– Прекрати эти разговоры о премии! Провались ты вместе с нею!

– Но, Эмиль, ты ведь не намерен отказаться от премии! – вскричала ошеломлённая фрау Кабулке. – Да ещё после того, как ты так намучился с этим изобретением. Я ведь всё своими глазами видела…

– Ни черта ты не видела!

– Но, Эмиль, ведь премия…

– Замолчи, не смей говорить о премии! Болтливая ты баба! – заревел Кабулке.

– Не упрямься, Эмиль… – Фрау Кабулке умоляюще подняла руки. – Ведь ты вправе претендовать на премию…

– Ни на что не вправе претендовать! Ни на что, поняла? Моя премия принадлежит не мне…

– Что? – раздражённо спросила фрау Кабулке. Она чувствовала себя обманутой. – С каких это пор твоя премия принадлежит не тебе?

– Говорят тебе, что она и не была моей!

– Гм! – Тут фрау Кабулке усомнилась в здравом рассудке своего мужа. – Если твоя премия якобы не твоя, то чья же она, в таком случае?

– Того, кто внёс рационализаторское предложение, – сказал Кабулке, мрачно глядя на жену.

– Но, Эмиль, подумай, что ты говоришь! Ведь предложение внёс ты!

– Господи боже мой! Ты сущая ослица, а не женщина! – Эмиль Кабулке стукнул кулаком по столу. – Пойми же наконец: рационализаторское предложение внёс не я!

– Не ты? В таком случае, кто же изобрёл ванну?

– А я почём знаю? Не задавай мне глупых вопросов. Кто изобрёл? Господь бог изобрёл!

– Господь бог? – Она злобно рассмеялась. – И ты хочешь убедить меня, что господь бог может выдумать что-нибудь подобное, после того как он сам сотворил всех микробов? Какая глупость! Я тебя вижу насквозь, Я знаю, что ты задумал. Хочешь скрыть от меня премию, чтобы самому потратить все денежки. Собираешься пропить их и проиграть в карты. Оставить всё до пфеннига в пивной.

Кабулке чуть не лопнул от злости.

– Отстань от меня! – закричал он. – Раз и навсегда! Я больше вообще не хочу слышать этого слова «премия». Поняла? От твоей болтовни с ума можно сойти!

– Но посуди сам, Эмиль, ведь твоя премия…

Кабулке захрипел. От этой бабы так не отвяжешься. Это безнадёжно! Если он не расскажет ей, в чём дело, она всю ночь не даст ему покоя. Пусть уж лучше она узнает правду. Из двух зол надо выбирать меньшее. Кабулке смягчился. Он рассказал жене решительно всё. Он не умолчал даже о папке с роковой надписью.

Его жена была потрясена:

– Но, Эмиль, как же так? Ведь это обман…

Она снова вспомнила о премии. Жаль, но что пропало, то пропало. Придётся ей пока что отказаться от ковра для столовой.

Фрау Кабулке присела на кушетку к своему мужу.

– Знаешь, Эмиль, на твоём месте я бы пошла к Кнорцу и всё исправила, – сказала она решительно. Она придвинулась к нему ближе, касаясь лицом плеча мужа. – Ведь в этом нет ничего зазорного! Ты ведь потому и старался, что хотел помочь Занозе.

Эмиль Кабулке решил разом покончить со всей этой историей. Он пошёл к Кнорцу.

– С этим рационализаторским предложением надо всё переделать, – сказал он. – Напиши, что оно принадлежит ученику!

Кабулке не отставал от Кнорца до тех пор, пока тот не взял в руки линейку и не перечеркнул написанное синим карандашом.

– А теперь пиши, – продолжал Кабулке: – «РАЦИОНАЛИЗАТОРСКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ…» Чёрт меня подери, если я знаю, как настоящее имя этого Занозы. Ну, да что там! Так просто и пиши: «ЗАНОЗА». «РАЦИОНАЛИЗАТОРСКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЗАНОЗЫ. КАТЕРБУРГСКИЙ ИНТЕРНАТ». Вот так! Теперь всё в порядке.

Эмиль Кабулке удовлетворённо потёр свои большие руки.

Кнорц писал, не подымая глаз от бумаги. Его лицо напоминало пожухлый лимон.

Позднее, когда Кабулке уже вышел из конторы, Александр Кнорц запер злополучную папку с чертежом в самый нижний ящик своего письменного стола.

«Пусть подождёт! – сказал себе Кнорц. – Торопить не к чему. Я готов сожрать метлу, если всё дело не обошлось без этого сверхпередового Вальтера Баумана. Они меня не проведут. Я их вижу насквозь. Эту историю с ванной придумал сам Бауман. Кто же ещё? Никогда не поверю, чтобы такая идея пришла в голову шестнадцатилетнему сопляку. У мальчишек в этом возрасте одни шалости на уме. Господин воспитатель хочет создать себе рекламу – вот, мол, какие у меня ребята! Но меня он не обманет. Я не глупее его. Придётся ему немножко подождать. Пока что я положу его рационализаторское предложение под сукно».

Да здравствует дед Мороз! Папаша Боссиг сдержал своё слово. Он всем чем мог помогал ребятам строить ванну. Клуб юных агрономов стал похож на столярную мастерскую. Почти каждый вечер здесь пилили, строгали, вколачивали гвозди. Ванна росла, хотя ученики изготовляли её по частям, с тем чтобы потом собрать.

Папаша Боссиг оказался незаменимым человеком. Он демонстрировал ребятам, как нужно обращаться с пилой и рубанком.

– Только не ленитесь, а то вы меня опозорите, – неоднократно повторял он юношам и девушкам. – Хотя с таким материалом, как у вас, – он бросил косой взгляд на гнилые доски, – всё равно ничего хорошего не выйдет. Ваше счастье, что ванна предназначена для коров, а не для мустангов – те разнесли бы ваш ящик в щепки.

Случались и неприятные происшествия. Повидло ударил себя молотком по большому пальцу, Бритта сломала измерительную линейку. Держать в секрете строительство ванны день ото дня становилось всё труднее. Звон пил, скрежет рубанков и, к довершению всего, непрерывные удары молотков в тихие вечерние часы разносились по всему имению. Ещё подозрительнее были обрезки дерева и груды стружек, которые ребята уносили в интернат для растопки печей; во время обхода Инга Стефани обнаруживала их в ящиках для угля.

– С некоторых пор у нас в интернате происходят таинственные вещи, – сказала она как-то во время ужина. – Друзья, кажется, мне самой придётся заглянуть в ваше разбойничье логово и посмотреть, что вы там затеяли.

Члены Клуба юных агрономов дружно запротестовали.

– Фрейлейн Стефани, думаю, что вам не стоит это делать, – сказал Заноза. – Посторонним, то есть не членам клуба, вход в пристройку всё равно запрещён. Кроме того, если уж вам так хочется знать, что мы делаем, то я сам скажу… Мы решили построить для своего клуба несколько столов и стульев. Вот и всё.

Инга Стефани пока что удовлетворилась этим объяснением. Зато после ужина возникли подозрения у фрау Хушке. Она с удивлением взирала на пустые тарелки, которые ребята принесли к ней на кухню. На ужин была картошка в мундире с селёдкой, но на тарелках фрау Хушке увидела только селёдочные кости, что же касается картошки в мундире, то она исчезла без следа. Фрау Хушке не нашла ни единой картофелины. Даже шелуху и ту не удалось обнаружить. Здесь что-то нечисто, решила она. Тем более, что картошка в мундире отнюдь не являлась любимым блюдом учеников, особенно мальчиков, которым не нравилось её чистить.

Фрау Хушке отправилась в столовую, где Малыш и Макки вытирали столы.

– Куда вы дели картошку? – набросилась фрау Хушке на дежурных.

– Как – куда? Съели, – ответил Макки, не прерывая своей работы.

– А очистки?

– Тоже съели, – сказал Малыш.

– Но ведь это…

– Это очень полезно, фрау Хушке, очень полезно! Именно в очистках содержится больше всего питательных веществ. Мы узнали об этом как раз сегодня, во время занятий в школе, и решили это испробовать сами. Вот увидите, какими сильными мы завтра станем, – похвастался Макки.

Недоверчиво покачав головой, повариха удалилась.

Дежурные с улыбкой переглянулись.

– Хорошо, что она не догадалась заглянуть под стол, – заметил Малыш, вытаскивая мешок с очистками и остатками картошки, предназначенными для кроликов папаши Боссига. Нужно было поддерживать у деда Мороза хорошее расположение духа.

– Ребята, – без старика мы пропадём! – говорил Факир.

Дно и боковые стенки ванны были уже сделаны. Теперь можно было собирать всю ванну.

– Если мы поработаем в воскресенье, то всё будет закончено, – объявил папаша Боссиг.

В воскресенье утром, сразу же после завтрака, члены клуба приступили к работе. Тёплая, сухая погода благоприятствовала сборке, которая должна была происходить под открытым небом. Как-никак, а ванна была пяти метров длины и двух с половиной метров ширины.

Ребята таскали из пристройки отдельные части. Папаша Боссиг следил за тем, чтобы они ничего не перепутали и сложили всё правильно. Девушки держали наготове молотки и гвозди.

– Ну, начнём! Только не отбейте себе пальцы, – предостерёг Боссиг.

Весёлый стук молотков привлёк любопытных.

Пришёл Карл Великий:

– Почему вы стучите, как дятлы? Что из этого должно получиться?

– Плуг! Снег пахать будем! – объяснил Факир.

– Плуг? Ты хочешь взять меня на пушку!

– Если не веришь мне, то спроси самого мастера. Герр Боссиг, скажите нашему горе-садовнику, что мы строим! – закричал Факир.

– Глупый вопрос! Конечно, снежный плуг. Это же сразу видно… – ответил папаша Боссиг, скрывая улыбку за густыми сизыми клубами дыма, которые он пускал из своей трубки. – Это будет плуг новой конструкции, под названием «Смерть лавинам», – добавил он. – Техника не стоит на месте!

У Карла Великого пропала всякая охота спрашивать. Не сказав больше ни слова, он проследовал своей дорогой.

Какой дурацкий молоток! Рената пришла в отчаяние. Все гвозди, которые она вбивала, входили в дерево криво. А концы их большей частью вылезали где-то сбоку из досок. Ренате было стыдно за свою работу Она попыталась незаметно вытащить гвозди обратно, но у неё ничего не вышло. Ах, будь они прокляты! Рената начала уже не на шутку нервничать. Гвозди засели крепко и никак не поддавались.

Али-баба, которому была поручена заделка щелей и отверстий от сучков, сразу же заметил, что Рената оказалась в затруднительном положении. Вырвав у Малыша клещи, он поспешил к ней на помощь:

– А ну, дай-ка я…

Али-баба вытащил гвозди, выпрямил их и один за другим вбил обратно.

– Ну, а теперь попробуй сама…

Рената попробовала. Но стоило ей несколько раз ударить по шляпке гвоздя, как он согнулся. Али-баба вытащил гвоздь обратно.

– Возьми другой, этот лучше, – сказал он. – А потом, ты бьёшь неправильно. Гвоздь надо немного наклонить. Видишь, вот так. Так он входит легче.

И Али-баба взялся за молоток. Четыре ловких удара – и гвоздь вошёл в дерево.

– У тебя здорово получается! Большое спасибо! – сказала Рената.

Теперь она старалась вбивать гвозди так, как ей показал Али-баба.

Действительно, дело пошло лучше.

– Фу-ты ну-ты! У тебя тоже хорошо выходит! – воскликнул Али-баба.

Рената засмеялась. Она бросила на Али-бабу дружеский взгляд. Этого оказалось достаточно, чтобы юноша забыл о своей работе. Он замер на месте, держа клещи наготове. Авось следующий гвоздь она опять вобьёт криво, надеялся он. Как приятно хотя бы разочек помочь Ренате! Как она радуется за него! Али-баба был на седьмом небе. Он не заметил, что папаша Боссиг уже добрых пять минут стоит позади него.

Старый мастер вернул мечтателя на землю.

– Эй! Что ты так уставился? Разве у тебя нет работы?

Али-баба вздрогнул:

– Да! Нет!.. Я… я…

Он тщетно старался придумать какую-нибудь отговорку. На помощь ему пришла Рената.

– Герр Боссиг, мы работаем вместе, – сказала она, сунув в руки Али-бабе молоток и ржавые гвозди.

– Вбивай гвозди ты, у тебя это лучше получается, а я буду вместо тебя замазывать щели…

– Ладно, с удовольствием, – сказал Али-баба просияв.

Губы Ренаты дрогнули в лёгкой усмешке. Мысленно она трижды перекрестилась. Последний гвоздь, который она вбила, так согнулся, что походил скорее на крючок.

Ванна была готова. Папаша Боссиг оглядел её со всех сторон. Он обнаружил, что несколько щелей недостаточно хорошо заделаны. Ученики должны были их замазать. Больше с ванной нечего было делать.

Папаша Боссиг собрал свой инструмент. «Мастер всегда останется мастером, – думал он с внутренним удовлетворением. – Пусть руки у него искалечены и не так ловки, как раньше, но своё ремесло он ещё не забыл…» Боссиг закинул на спину рюкзак с инструментами. Заноза хотел ему помочь, но возмущённый панаша Боссиг отклонил его руку:

– Что ты, что ты! Я ещё не так стар. Смотрите заделайте ванну получше. А мне пора домой, кормить кроликов…

И папаша Боссиг бодрым шагом двинулся в путь. Его трубка дымила, как паровозная труба. Столярная работа явно пошла ему на пользу. Да, чёрт возьми, папаша Боссиг чувствовал себя так, будто он скинул с плеч по крайней мере лет десять.

Большинство ребят уже разошлось. Они отправились отдыхать. Рената, Факир, Заноза и Али-баба замазывали последние пазы.

– Экономьте замазку, – сказала Рената. – У нас её совсем немного.

– Фу-ты ну-ты! Давайте наполним чан водой. Дерево разбухнет, и щели закроются сами собой, – предложил Али-баба.

– Да, а когда ударит мороз, лёд разорвёт доски, и нам придётся начинать всё сначала, – сказал Заноза, вытирая нос рукавом своей куртки. Руки у него были липкие от замазки, и он не хотел лезть в карман, чтобы достать носовой платок.

Все четверо продолжали молча работать, пока не увидели старшего скотника, который направлялся прямо к ним.

– С ума можно сойти, Кабулке идёт! – проговорил Факир, и, сделав вид, что обнаружил внизу незамазанную щель, прыгнул на дно ванны.

Эмиль Кабулке подошёл ближе. Его руки были засунуты в карманы новой зелёной с синим куртки, которую он приобрёл этой зимой. На голове красовалась светлая спортивная шапочка, тёмно-серые грязные подтёки на ней напоминали о небезызвестном ночном происшествии.

Кабулке оглядел ванну. Он сразу же понял, в чём дело. Старший скотник вытаращил глаза. Он был так поражён, что даже вынул руки из карманов.

Наступление – лучший вид обороны! Заноза собрался с духом:

– Ну, герр Кабулке, вы удивляетесь, да? Конечно, эта ванна задумана лишь в качестве модели. Мы хотели убедиться, что ножные ванны осуществимы.

– Гм-м-мм! – проворчал Кабулке. Он постучал по ванне, чтобы убедиться в её прочности. – Чертёж я уже подал, – сказал он. – Но эта штука не повредит. Испробовать на практике это всегда хорошо. Возможно, что кое-что ещё придётся изменить. Когда вы хотите сделать пробу?

Факир вынырнул из ванны, как крокодил, почуявший добычу.

– Если выйдет, то в следующее воскресенье! – воскликнул он с жаром. – В воскресенье у нас больше всего времени.

– В воскресенье? Хорошо. Только, конечно, если погода не изменится. – Кабулке внимательно поглядел на тучи. Он наморщил нос. – Похоже, что скоро выпадет снег. Тогда ничего не попишешь, придётся подождать. При гололедице дело не пойдёт… И вообще, вот эти боковые стенки, в том месте, где должны входить и выходить коровы, – большим пальцем, напоминающим сардельку, Кабулке показал на ванну, – мне не очень нравятся. Они могли бы быть гораздо более пологими, эти стенки, понимаете? Доски поставлены слишком отвесно. Мои коровы – не горные козы. Ну хорошо, мы ещё увидим: в воскресенье я прогоню через ванну всё стадо.

Эмиль Кабулке приветливо распрощался с четырьмя учениками. «Их опыт меня устраивает, – с радостью думал он. – Если я буду на нём присутствовать, все подумают, что я крёстный отец этой ванны. Ну и парни! – Он ещё раз оглянулся, чтобы посмотреть на ванну и на учеников. – Кто бы мог подумать, что у этих телят так много разума!»

Какая погода будет в воскресенье? Удастся ли испробовать ванну?

Ещё никогда «молодые агрономы» не проявляли такого интереса к показаниям барометра и к передававшимся по радио сводкам погоды.

Продержится ли до воскресенья тёплая и сухая погода, которая в это время года – редкость?

В понедельник небо хмурится. Давление падает, телеграфные провода гудят.

Александр Кнорц невыносим. Он ругается и скандалит: фрейлейн Лобеданц, машинистку из конторы, он назвал старой рухлядью. Кнорца мучит его блуждающая почка.

– Из-за этой почки я точно знаю, что погода изменится, – заявляет заведующий хозяйством с искажённым от боли лицом.

В ночь на вторник пошёл сильный снег. На следующее утро кажется, будто кто-то накрыл поля белоснежным покрывалом. Всё побелело. Но надежда ещё не потеряна. По радио предсказывают оттепель.

В среду утром капает со всех крыш. На дворе тает. Снег превратился в сплошное мокрое месиво. Работники из полевых бригад вязнут по колено в грязи.

– Ну и зима! Любая погода лучше такой слякоти! – слышится повсюду.

Юные агрономы потирают себе руки от удовольствия.

– До воскресенья всё отлично высохнет. Грязи совсем не много, – уверяет Факир.

Уже в тот же, день после обеда талая вода в канавах замерзает. Лужи и канавы покрываются блестящей кристаллической корочкой. В сводке погоды говорится о холодных потоках воздуха, которые захватывают всё большую территорию.

– Фу-ты ну-ты! Собачий холод! – жалуется Али-баба, согревая дыханием свои закоченевшие руки.

Мороз крепчает.

«К сведению автомобилистов! Соблюдайте осторожность! Гололедица!» – предупреждает диктор по радио в последних известиях.

Тротуары посыпают песком. В Катербурге песок возят ученики.

– С ванной мы зря торопились, – признаётся Факир. – На воскресенье нам больше нечего рассчитывать.

Настроение у учеников самое похоронное. Все надежды разбиты в прах. Никто уже больше не стучит по барометру, никто не слушает сводок погоды. К чему это? Всё равно бесполезно…

Но в четверг, во второй половине дня, погода так резко меняется, что этого не смог бы предугадать никто, даже такие предсказатели погоды, как лягушки.

Температура поднимается. Снег и лёд быстро тают. Всё вокруг течёт, капает, плещется, бурлит, плывёт и шлёпает. Тёплый ветер высушивает дороги и крыши домов.

Рената развязывает свой платок.

– Чувствуете? – говорит она в восторге. – В воздухе уже пахнет весной.

На помощь ветру приходит солнце. Оно быстро высушивает всё вокруг. В субботу небо над Катербургом проясняется.

Заноза вне себя от радости. Теперь уже ничто не может помешать их испытанию. Стрелка барометра стоит на «ясно».

В воскресенье весь интернат поднялся вовремя. Объединёнными усилиями ванна была перетащена на животноводческую ферму. Кабулке распорядился поставить её перед самым входом в коровник. Потом он приказал принести шесть толстых брусков и уложил их с двух сторон ванны, чтобы облегчить коровам вход в ванну и выход из неё. Получилось что-то вроде рампы.