Текст книги "Плейбой (ЛП)"
Автор книги: Ханна Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 20
Эддисон

Поглаживая лоб спящей Айлы, я еле слышно шепчу маме:
– Тридцать восемь.
По маме видно, что она плохо себя чувствует, но я сама изо всех сил стараюсь сдержать кашель. – Снизилось немного после «Мотрина24».
– Ты попробуй поспать. Я послежу за ней первая, – говорит мама, плотнее закутываясь в одеяло. – Наверное, предстоит еще одна длинная ночь.
В наш дом пришла гриппозная инфекция, и Айлу атаковала первой, а вчера добралась до мамы и меня. Не дай бог, папа ее подхватит. Уверена, он бы тут же слег.
И все произошло всего через пять дней после неразберихи с Кэмом и Лайлой: я вела себя, как последняя сумасшедшая. Теперь все время думаю, что это карма настигает меня за неуверенность в себе.
– Ничего страшного. Я все равно не засну, зная, что у нее такая температура, – зеваю я. – Ты ложись. Я послежу.
Мама слишком устала, чтобы спорить: кивнула и сказала:
– Разбуди меня, если ей станет хуже. Или если тебе самой. Слышишь, дочка?
– Хорошо, – говорю я, несколько раз кашлянув. – Люблю тебя.
От таких ночей я действительно понимаю, что означает «находиться в гуще событий» с маленьким ребенком. Это так выматывает. И даже если днем кажется, что все в порядке, приходит вечер, температура подскакивает и – бац! – впереди ожидает самая долгая ночь в жизни. Но как бы ни уставал, ты преодолеваешь все трудности. Ведь этот хрупкий человечек зависим от тебя.
Мама заставила папу снять комнату в мотеле. Он был зол. Не хотел оставлять семью, но мама не принимала никаких возражений. И аргумент был веский: если папа заболеет, ей придется возиться еще с одним человеком. Так что в конце концов он уступил и пошел в мотель. И как раз тогда, когда она заявила, что забронировала номер без возможности возврата денег.
На экране телефона выскакивает имя Кэма, и я не могу сдержать улыбку, хоть мне и очень паршиво.
– Алло? – отвечаю я таким голосом, словно смесь девяностолетней курильщицы и ребенка в домашних берушах.
– Ну-ну. Сигареты притуши, – смеется он. – Серьезно, детка, ты звучишь неважно.
Я запрокидываю голову назад.
– Я знаю! Почувствуй себя на моем месте.
– Я знаю, как тебе помочь.
– Сексуальная шутка в такое время? Прямо сейчас? – стону я.
– Хей, кто не рискует, тот не пьет шампанское, – говорит он. – Открой дверь.
– Ч…что? – я впадаю в панику, понимая, как ужасно выгляжу. – Ты здесь? То есть здесь-здесь?
– Ага, – уверенно говорит он. – А если ты переживаешь, как выглядишь, не волнуйся. Ты в любом случае самая горячая мамочка, какую я только видел.
Обмотав себя халатом, я иду к двери и медленно открываю ее.
– Даже не вздумай смеяться, – хриплю я.
Обернув меня с ног до головы внимательным взглядом, он пожимает плечами.
– Так бы тебя и…
Я начинаю смеяться, но получается только какой-то лающий звук, и Кэм хмурится.
– Боже, Эддисон, – говорит он, отодвигая меня в сторону и входя в дом с охапкой вещей. – Тебя надо к доктору везти.
– Ни за что, – говорю я, следуя за ним на кухню. – Со мной все нормально. Я больше волнуюсь за Айлу.
Его взгляд встречается с моим.
– Так сильно болеет? – Кэм осматривается. – Где она?
– У меня в комнате, – я замечаю два больших стакана холодного кофе, которые он ставит в холодильник, и улыбаюсь. – Кофе?
– Тебе и маме, – он ставит на пол пакет из коричневой бумаги, который держал в руке, и направляется к моей комнате.
Пастилки от кашля, лекарства от простуды и гриппа, соленые крендельки, фруктовое мороженое, суп, спортивный напиток, и я чуть не умерла, увидев альбом с диснеевскими принцессами и новую коробку карандашей для Айлы.
Убрав все на свои места, я иду в комнату и вижу Кэма, лежащего на боку с Айлой, свернувшейся калачиком. Он держит термометр над ее головой, ожидая, пока тот запищит.
– Тридцать девять, – шепчет он. – Разве это не высокая температура?
– Блин, снова повышается, – я вытираю глаза.
Ни одна мама не хочет видеть своего ребенка больным, даже если это всего лишь грипп. Сколько бы раз ни сталкивалась с этой ерундой, всегда страшно.
– Стоит отвезти ее к врачу? – спрашивает он, внимательно глядя на Айлу и поглаживая ее волосы. – Я ничего не знаю о болезнях, но могу сказать, что уже это ненавижу.
– На самом деле, врачи ничего не смогут сделать, – вру я, лежа с другой стороны от Айлы. – Чувствую себя беспомощной.
Щечки Айлы покраснели, и она дышит быстрее обычного. Внезапно дочь начинает кашлять и хрипеть во сне, и я уже знаю, что произойдет дальше.
Когда поднимаю Айлу на руки, ее рвет.
– Тише, все в порядке, – я поглаживаю ее спину, пока та плачет.
– Когда она начинает кашлять во сне настолько сильно, это вызывает рвоту, – объясняю я. – Мне так ее жаль. Малышке нужно отдохнуть, а сделать это тяжело.
Он бледнеет, глядя на нее.
– Я не хочу давить, Эдди, но ты уверена, что не стоит отвезти ее куда-то?
– Если температура поднимется, я это сделаю, – говорю ему. – Айла снова уснула. Я сменю ей одежду, – я смотрю на себя, хмурясь. – И себе тоже.
Снимая халат и бросая его в корзину, я благодарна, что он был. Защитил от этой гадкой рвоты.
Заходя в комнату Айлы, я беру свежую пижаму и возвращаюсь, чтобы переодеть ее.
К счастью, она не просыпается, пока я снимаю грязную одежду. Айле становится холодно. И когда заканчиваю одевать ее, укрываю обратно одеялом и продолжаю следить за температурой.
– Не пойми меня неправильно, – говорит Кэм, усмехаясь, – я бы все равно с тобой переспал. Но, детка… волосы. У тебя на них рвота, – его нос морщится. – Я мог бы на это закрыть глаза, но, да…
Я знаю, что он просто шутит, что не ждет и не хочет секса. Это просто типичное поведение. Он шутит, чтобы облегчить обстановку. И в такие моменты я это ценю.
Он встает и уходит в ванную в комнате, и я слышу, как включается душ.
– Прими душ, Эдди. Я позабочусь о ней.
Я смотрю на него с недоверием.
– Ты вообще реальный? – спрашиваю я, едва способная держать глаза открытыми от усталости.
Он смеется, прежде чем взять меня за руку и провести в ванную. Снимая футболку, он бросает ее в грязное белье, затем на коленях снимает штаны, трусики и носки.
Я вхожу в душ и позволяю горячей воде струиться по волосам и телу. Это так прекрасно. И совершенно не хочется выходить.
Он выходит на минуту, а потом возвращается.
– Она крепко спит, – говорит он, прежде чем взять бутылочку шампуня и выдавить немного себе в руку.
Кэм протягивает руку в душ и массирует пену в моих волосах.
Чувство, что мужчина заботится обо мне, так чуждо, и от прикосновений я становлюсь еще более сонной.
– Ты не должна находиться в доме, полном микробов, – говорю я, снова зевая. – Команда не будет рада, если ты заболеешь.
– Я никуда не уйду, – он ополаскивает мои волосы, прежде чем перейти к кондиционеру. – К тому же у меня пуленепробиваемый иммунитет, – он делает паузу. – И я, возможно, съел тонну жевательных витаминов «Эмерджен-Цэ25», прежде чем прийти сюда.
Я хихикаю.
– Не хочу тебя расстраивать, но я тоже их ела, и посмотри, чем это закончилось.
Вода струится по волосам, смывая кондиционер, прежде чем душ выключается.
В тот момент, когда горячая вода исчезает, тело начинает дрожать.
– Х-холодно, – шепчу я, как раз в тот момент, когда он оборачивает меня полотенцем и прижимает к себе.
Он не теряет времени, возвращая нас в комнату, и я понимаю, что это потому, что не хочет оставлять Айлу надолго. И я так, так благодарна за это.
– Я такая уставшая, – я с трудом произношу эти слова, прежде чем сесть на край кровати.
Я и до этого была вымотана, но не могла перестать волноваться за Айлу. Сейчас же едва ли могу держаться на ногах.
Просматривая ящики, он достает одинаковые флисовые пижамы с изображением кошки на груди. Я тянусь к ним, но он качает головой.
– Позволь мне, – бормочет он.
Постепенно он одевает меня. И я чувствую себя неудачницей, но честно говоря, просто нет сил сделать это самой.
– Спасибо, Кэм, – говорю я, дрожа, когда забираюсь под одеяло. – Тебе стоит уйти. Серьезно. Я не хочу, чтобы ты подхватил эту заразу. Каким бы пуленепробиваемым ни был твой иммунитет… это чертовски отстойно.
Когда он нежно расчесывает мои волосы, клянусь, понимаю, что сейчас мне действительно необходима его помощь.
– Я никуда не уйду. Так что отдыхай, детка. У тебя будет еще много битв, в которых сможешь участвовать. Но прямо сейчас тебе нужен сон, – поцеловав в голову, он плотнее укутывает меня одеялом. – Я буду здесь, если Айле понадобится помощь. Спи.
– Я люблю тебя, – бормочу я, прежде чем глаза закрываются, и я проваливаюсь в глубокий сон впервые за несколько дней.
Не знаю, почему, но я доверяю ему заботиться о малышке.

Кэм
Эддисон то дрожит, то потеет, то снова дрожит во сне. Кашель мешает ее телу нормально отдохнуть, и я не верю, что добровольно нахожусь здесь, в этом доме, зараженном вирусом, за несколько дней до большой игры в Северной Каролине, против ее бывшего парня, которого просто ненавижу. Но я ни за что не оставлю Эддисон.
Айла то и дело кашляет, и я проверил ее температуру уже двадцать раз за последние три часа. К счастью, она не поднималась. Я обнаружил, что наблюдаю за ее грудью, чтобы убедиться, что малышка дышит. У нее грипп. Она не умирает. Но я все равно чертовски боюсь. Нет, я в ужасе.
И такое чувство только заставляет ненавидеть Ника Пеллетье еще сильнее, чем раньше. Он родственник Айлы, а ему нет дела до нее. Я всего лишь какой-то дурак, встречающийся с ее мамой, и меня тошнит от мысли, что через час нужно будет оставить ее и Эдди, чтобы поехать на тренировку.
Я слышу скрип половиц и бросаю взгляд на Дженни. Она выглядит чертовски ужасно, как и все остальные, и понимаю, что ей тоже нездоровится. Но все же она улыбается.
– Ты добровольно вступил в этот очаг гриппа? – удивленно спрашивает она. – Баррен в мотеле.
Я усмехаюсь. Эддисон рассказала, что ее мама заставила тренера остановиться в мотеле. Видимо, он становится слабаком, когда болеет.
– После того, как уйду, наверное, приму душ с антисептиком и выпью литр «Эрборн26» или «Эмерджен-Цэ», – я смотрю на Эдди, когда та кашляет. – У вас непростая неделя, да?
– Не самая лучшая, – ее лоб морщится от беспокойства. – Так что… завтра едем в Северную Каролину. Пощади тренера, если он будет вести себя как придурок. Есть несколько людей, которые могут вывести его из себя, и все, кто носят фамилию Пеллетье, входят в их число.
Тренер нервничал больше, чем я когда-либо видел, в прошлый раз, когда мы играли против Северной Каролины. Обычно он не очень веселый парень, но добавьте к этому бывшего парня дочки, который бросил ее, беременную, и, да, не самое приятное зрелище.
– После того, как в прошлый раз я увидел, как тренер злится, думаю, что мы с ребятами поняли, как важно им ввалить, – говорю я с усмешкой. – Все будет в порядке. Команда – как семья, и мы прикрываем друг друга. Как и тренер. Даже если он и не разговаривал со мной несколько дней.
– Да, ну… продолжай доказывать, что он не прав, – говорит она, подняв брови, прежде чем постучать по экрану часов. – Тебе лучше ехать на тренировку поскорее.
Айла переворачивается, устраиваясь у меня под боком.
– Я скоро вернусь. С едой. Ей нужно есть, – киваю я в сторону Эдди.
Она собирается уходить.
– О, Дженни, в холодильнике есть холодный кофе. Подумал, что вам нужна будет энергия.
Она указывает на меня.
– Вот это уже другой разговор. Спасибо.
Когда она уходит, я целую Айлу в лоб, а затем ее горячую маму.
Глаза Эдди открываются, и она потягивается.
– Привет.
Я снова целую ее.
– Должен идти на тренировку. Но вернусь сразу после ее окончания. Что хочешь на ужин?
Она потягивается, касаясь моего лица.
– Ты настоящий, Кэм Харди?
– Ты же знаешь, детка, – я подмигиваю. – Тебе нужно есть, так что, чего бы хотела? Пиццу, китайскую еду, пасту?
Она задумывается на секунду.
– Не уверена, что мне хочется.
– Я дам тебе кое-что попробовать, – стону я, прижимаясь к ее шее, и она хихикает.
– Как насчет китайской? Айла ее любит, как и мама.
– Курица и рулетики для тебя, куриные ножки со сладко-кислым соусом для Айлы, – говорю я, вспоминая, что они заказывали, когда мы ели в китайском ресторане на прошлой неделе. – А что насчет твоей мамы?
– Она любит овощной ло-мейн27. И я украду у нее немного, – она проводит пальцами по моим волосам. – Боже, я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, даже когда ты вся в соплях и микробах, – я встаю. – Скоро увидимся.

Эддисон
Я еле волоку ноги на кухню, все еще явно больная, но чувствую себя в тысячу раз лучше после сна.
Мама сидит у стойки, перед ней стоит холодный кофе, который принес Кэм, и журнал. Она поднимает на меня взгляд, опуская очки.
– Как ты, дорогая?
– Чуть лучше, кажется, – я беру кофе из холодильника и сажусь рядом с ней. – Что читаешь? Что-нибудь интересное?
– Не знаю, зачем вообще покупаю эти журналы. Одна сплошная реклама, кроме, может, десяти страниц. И в этих десяти страницах нет ничего особенного, – она отодвигает журнал. – Так, Кэм был здесь, играл в медбрата, – она подмигивает. – Очень горячего медбрата.
Я чуть не подавилась кофе, вытирая рот, когда немного вылилось.
– Мама! – смеюсь я. – Ты не можешь называть моего парня горячим. Это странно.
– Доченька, он и правда горячий. Может быть, я старею, но не отстаю от современной молодежи, – она поглаживает меня по спине. – И парень, да? Значит, официально?
Я краснею.
– Ну, не совсем, наверное. Он еще не предлагал, но как же я его еще могу называть?
– Я рада за тебя, – ласково говорит она. – Он хороший. И знаешь что?
– Что?
– Без ума от вас обеих, – она прижимается головой к моему плечу. – Он не притворяется, что любит ее ради тебя. А действительно любит. И наблюдать за этим – настоящее счастье, моя дорогая.
Она встает, поправляя волосы.
– Ну, если ты меня извинишь, мне нужно принять душ. Наверное, я уже начинаю пахнуть так же, как себя чувствую.
– Стоило бы, – усмехаюсь я.
Я никогда не думала, что найду кого-то, кто относился бы к моей дочери так, как она этого заслуживает. И точно не думала, что Кэм будет именно этим человеком. Он полон сюрпризов. Но больше всего меня поражает то, как сильно я начинаю ему доверять, отдавая не только свое сердце, но и сердце Айлы.
Как бы банально это ни звучало, но я чувствую себя самой счастливой девушкой на свете.
Пока.
Глава 21
Кэм

Дорога в Северную Каролину кажется бесконечной. Я тщетно пытаюсь погрузиться в сон. Теперь, когда Эддисон идет на поправку, я даже подумывал отправить несколько пикантных сообщений, ведь с тех пор, как внутри нее, прошло уже несколько дней. Но поскольку сижу в автобусе, набитом парнями, и мне, скорее всего, пришлось бы прятать стояк, я решил отказаться от любых сексуальных посланий.
Эддисон сказала, что сегодня утром Айле, похоже, наконец стало немного лучше. Какое облегчение! Зная, что сегодня предстоит многочасовая поездка, я бы сходил с ума, если бы она все еще чувствовала себя ужасно. Вчера вечером, когда я привез китайскую еду, тренер в итоге послал к черту этот гостиничный номер и вернулся в дом. Мы сидели за столом, разговаривали и ели, и все было так, как должно быть. И даже если в глубине души он может думать, что я притворяюсь, чтобы убедить в том, что люблю ее, на самом деле я просто отношусь к Эддисон так, как должен, даже если бы он не следил за мной, словно под микроскопом. Я хочу видеть ее улыбку. Хочу слышать, как Айла хихикает. Черт возьми, даже сам себя не узнаю в последнее время.
– Харди, – раздается голос тренера с передней части автобуса. – Подойди сюда.
– Да, сэр, – отвечаю я и выбираюсь со своего места.
– У кого-то проблемы, – насмешливо говорит Линк, надвинув кепку и вставив наушники в уши.
Я показываю ему средний палец и качаю головой. Что-то подсказывает, этот разговор никак не будет связан с его дочерью и станет иметь отношение к Нику Пеллетье.
– Что случилось? – говорю я, садясь на сиденье позади него.
Он держит в руках свой «Айпад», слегка постукивая по экрану.
– Пеллетье выставит против тебя защитников. Понял? – он напрягается. – Ты не сможешь вздохнуть свободно, чтобы кто-нибудь не нанес подлый удар. А если нам каким-то образом удастся уйти с победой, завтра они попытаются навредить в десять раз сильнее.
Я киваю.
– Да, я думал об этом.
Он снова нажимает на экран, просматривая различные варианты игры.
– Нам нужно придумать что-то еще. Что-то, чтобы сохранить позицию в сезоне.
За каждым центром стоит один или два великана, готовых нанести удар. Их называют ледовыми стражами. Они берут дело в свои руки и действуют почти как наемники. Возможно, у Ника Пеллетье есть несколько монстров, которые его поддерживают, но у меня есть то, чего у него нет.
Броди О'Брайен. Он ждет, наблюдает. И когда видит возможность нанести подлый удар, тут же появляется и заставляет игрока пожалеть о том, что он когда-либо это сделал.
Уэйн Гретцки был одним из величайших игроков, когда-либо ступавших на лед. Но без защиты Дейва Семенко и Марти МакСорли он получил бы гораздо, гораздо больше ударов. Хоккей – командный вид спорта, и неспроста – мы нужны друг другу.
– Обещаю, тренер, О'Брайен готов. И нет ни одного хоккеиста, которого не пугал бы этот ублюдок, – я усмехаюсь. – Но впереди еще вся жизнь, и у меня есть несколько идей. Давайте пробежимся по некоторым из них.
Он окидывает меня взглядом через плечо и кивает.
– Давай.

Эддисон
Мы с мамой сидим в гостиной, смотрим хоккейный матч. Обычно мы не смотрим игры, в которых участвует Ник, но Айла уже спит, и, думаю, нам обеим хочется поддержать мужчин. Даже если они за сотни километров от нас.
Вся поза Кэма кричит о том, что он в напряжении. То, что говорит Ник, явно задевает его. Не говоря уже о том, что там творится кровавая бойня. Я смотрю на это через экран, но буквально всем телом ощущаю напряжение.
– Черт, – шиплю я сквозь зубы, наблюдая за самым жестоким рукопашным боем, который я когда-либо видела в хоккее. – Ни один игрок не останется целым после игры.
– И на следующий день тоже, – бормочет в ответ мама. – Хорошо хоть, что «Волки» держатся. Надо же, я надеюсь, что они сумеют уйти с победой.
Кэм все так же легко скользит по льду, играя так, словно хоккей – это искусство. Но что-то не так с его плечами. Он сам не свой. А когда камера переключается на отца, тот так яростно жует жвачку, что у меня аж челюсть сводит.
Когда я была в старшей школе и еще не носила под сердцем малышку Айлу, было время, когда мы с Ником говорили о том, как вместе поступим в колледж в Северной Каролине. У нас были грандиозные планы. Он был обаятелен. Его семья терпела меня ровно настолько, чтобы я подумала, что все может сложиться. А теперь оглядываюсь назад и думаю, какая же была глупая. Как вообще могла воспринимать его романтически? Он идиот.
– О чем это ты там задумалась? – спрашивает мама, когда по телевизору показывают рекламу. – Выглядишь так, будто улетела далеко-далеко.
Я криво улыбаюсь.
– Честно говоря, просто пытаюсь понять, что вообще нашла в этом придурке. И как могла считать, что Кэм и Ник – одного поля ягоды, понятия не имею. Кэм во тысячу раз лучше, чем когда-либо будет Ник. Я желаю… – я замолкаю, смущаясь закончить фразу.
– Продолжай, – тихо говорит она.
– Я знаю, это безумие, потому что мы вместе еще совсем недолго, чтобы говорить такое. И, наверное, Кэм тоже может оказаться совсем не тем, кем кажется… но я желаю, чтобы он стал отцом Айле. Даже если бы у нас ничего не получилось, мне кажется, он все равно был бы рядом. Если бы был ее отцом, понимаешь? – я качаю головой. – Знаю, это звучит безумно и странно.
Она ставит кружку.
– Это не звучит безумно и странно. Но мы не можем изменить прошлое. Что сделано, то сделано. Обещаю, с этой девочкой все будет в порядке, несмотря ни на что, потому что у нее есть ты, – она наклоняет голову. – Радостно видеть тебя с Кэмом. Я никогда не видела тебя такой счастливой – то есть с Айлой ты, конечно, тоже счастлива. Но это другое. В любом случае, это прекрасно. Быть влюбленной тебе идет на пользу, – она подмигивает.
– Откуда ты знаешь, что это любовь? – я смотрю на нее искоса.
Она не знает, что мы уже признались друг другу.
Закатив глаза, она бросает в меня мягкую игрушку.
– Женщина, я же знаю свою единственную дочь.
Матч продолжается, и меня снова сковывает напряжение, когда вижу Кэма на экране. Плечи его все еще напряжены.
Если бы могла что-то сделать, то ускорила бы время и просто вернула его в Брукс.

Кэм
Я никогда бы не подумал, что испытаю на льду такие чувства. Или что во мне вскипит такая злоба, когда увижу самодовольную рожу Пеллетье. Должно быть, он хорошо следит за Эддисон, раз знает, что я с ней. Еще у него хватило наглости упомянуть Айлу.
Он пытается забраться мне в голову, и в отличие от большинства игр, в которые доводилось играть с самого детства, это срабатывает. Я не могу забыть его слова, не могу избавиться от тошноты.
Он никогда не проявлял особого интереса к дочке, но зато знает, с кем встречается Эддисон.
– Ты в порядке? – спрашиваю я Броуди, когда тот проносится мимо меня как раз перед тем, как игра должна возобновиться.
Он всегда прикрывает мне спину.
– Да ладно, ты же знаешь, что я люблю портить кому-то жизнь, – он ухмыляется, хотя я знаю, что тот вымотался.
Эта игра была одной из самых жестоких и напряженных, в каких доводилось участвовать, а она еще даже не окончена.
– Давай закончим ее, – я стучусь кулаком о его кулак, как только Линк подъезжает к нам.
– Давайте сделаем это, – скандирует Линк. – Закончим это дерьмо, уберемся отсюда живыми и вернемся завтра, чтобы повторить.
Броди кивает и стучит клюшкой о клюшку Линка.
– Давай, черт возьми.
Как только они отъезжают, Ник тут как тут упирается мне в зад, как я и предполагал.
– Любишь мои объедки, Харди? – спрашивает он, заглядывая мне в лицо. – Черт, эта девчонка знала, как сосать хуй так, как я люблю. Ничего не любил больше, чем вставлять ей кляп из своего чл….
Я отталкиваю его, хватая за свитер и сталкиваясь шлемом.
– Я убью тебя, Пеллетье. Только попробуй мне помешать.
Он знает, что делает. Хочет вывести меня из себя, чтобы я сделал что-нибудь, способное испортить игру. До конца матча осталось четыре минуты, а мы ведем всего на один гол.
– Жаль, что эта ее узкая, идеальная киска теперь испорчена, раз уж она вывалила оттуда этого ублюдочного ребенка. Наверное, я выбрался из этого дерьмач вовремя, не так ли?
Срывая с него шлем, я начинаю осыпать Ника ударами один за другим. Он хватает меня за майку, и мы кружимся на льду, пытаясь найти опору, чтобы нанести еще один удар.
Кровь течет по его лицу, но он все равно не затыкается.
– Я был у нее первым. В следующий раз, когда будешь с ней, помни, что мой член уже побывал там. И когда целуешь ее, ты целуешь мою сперму. Наслаждайся.
Он лежит на льду на спине, а я сижу сверху, и его жалкую жизнь спасает только судья, который стаскивает меня.
Оттолкнувшись, я проезжаю мимо тренера.
– Извините, сэр. Но никто не будет оскорблять мою девушку. Пусть отстраняют на весь сезон. Я ни капли не жалею. Черт возьми, будь моя воля, он бы сейчас лежал в больнице.
Он закрывает глаза и проводит рукой по лицу.
Судья указывает на штрафной бокс, и я опускаю глаза в землю, чтобы не видеть самодовольной рожи Ника.
– Повезло, что у нас всех есть дочери или жены и что мы все слышали, что он там наговорил, – бормочет судья с оранжевыми нарукавниками, прежде чем закрыть дверь. – Вам запрещено появляться на льду до конца игры, но думаю, это будет единственным вашим наказанием.
Я не отвечаю, просто выдыхаю и молюсь богу, чтобы ребята смогли одержать победу и без меня.

Тренер входит в раздевалку, и я задерживаю дыхание, ожидая худшего. Мы, может быть, и одержали победу, но есть вероятность, что он не слишком доволен моими действиями.
– Что на тебя нашло? – шепчет Линк.
– Мне понравилось, – ухмыляется Броуди. – Классно поколотить того, кто этого заслуживает. Правда ведь, Кэм?
– Черт его знает, – бормочу я, все еще весь в мелкой дрожи.
Должно быть, вот так и действует на тренера присутствие Ника Пеллетьера. Теперь я понимаю, почему его так выводят из себя эти игры.
– Я знаю, что вы, парни, ждете, что я начну орать. Скажу, что поведение некоторых игроков неприемлемо и что я этого не потерплю, – его взгляд встречается с моим, и он кивает. – Но не могу сказать ничего подобного прямо сейчас. Правда в том, что этому придурку давно уже пора врезать.
Он садится на скамью в центре раздевалки.
– Ни для кого не секрет, что уход Харди с поля так рано был не лучшим решением для команды. Правда в том, что вам пришлось работать усерднее, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся из-за его отсутствия. В игре будет много моментов, когда придется отделять личную жизнь от льда. Но будут и такие, когда эта грань сотрется. Когда нужно будет оставаться верными себе и делать то, что правильно. Так что я не могу сидеть и говорить, что сам не сделал бы того же, что сегодня совершил Харди, потому что если бы услышал то дерьмо, которое лилось изо рта Пеллетье, я бы, наверное, сейчас сидел за решеткой.
Он поднимает взгляд, окидывая им каждого из нас.
– Я строг с вами, потому что знаю, что вы – чемпионы. Я жесткий, потому что хочу завести вас как можно дальше. Поздравляю с сегодняшней победой, ребята. Несмотря на подлости и грязные приемы, вы бились до конца и выложились на все сто. Я горжусь всеми вами.
Поправив кепку, он хлопает Томпсона и еще нескольких ребят по плечам и выходит из раздевалки. И хотя обычно мы бы сейчас ликовали, его слова, кажется, отрезвили.
А я покидаю арену с такой ненавистью в душе, какую никогда раньше не испытывал. Ненависть к бывшему Эддисон.
И эта ненависть только усилится на завтрашней игре.








