Текст книги "Истоки тоталитаризма"

Автор книги: Ханна Арендт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 49 страниц)

Единственное правило, относительно которого может быть уверен каждый человек в тоталитарном государстве, состоит в том, что, чем более заметны правительственные организации, тем меньшей властью они наделены, и чем меньше известно о существовании какого-то института, тем более полновластным он окажется в конечном счете. Согласно этому правилу Советы, конституционно признанные высшей государственной властью, имеют меньше власти, нежели партия большевиков; большевистская партия, которая открыто вербует своих членов и признана правящим классом, обладает меньшей властью, чем тайная полиция. Реальная власть начинается там же, где начинается секретность. В этом отношении нацистское и большевистское государства были очень похожи; различие между ними состоит главным образом в том, что в Германии службы тайной полиции были монополизированы и централизованы Гиммлером, а в России деятельность тайной полиции представляется лабиринтом никак не соотнесенных и не состоящих ни в какой связи друг с другом акций.

Если рассматривать тоталитарное государство единственно как инструмент власти и оставить в стороне вопросы административной эффективности, индустриальных мощностей и экономической продуктивности, то его бесформенность окажется идеальным инструментом для реализации так называемого принципа вождизма. Постоянное соревнование между организациями, функции которых не просто частично совпадают, но тождественны,[892]892
  Как свидетельствует один из бывших сотрудников Гиммлера, «для Гиммлера было характерно давать одно и то же задание двум людям» (см.: Nazi conspiracy. Vol. 6. P. 461).


[Закрыть] почти не оставляет шанса на успех оппозиции или саботажа; быстрый перенос центра тяжести, который одно учреждение предает забвению, а другое наделяет властью, может решить все проблемы так, что никто и не узнает о произошедшем изменении или существовавшей в прошлом оппозиции. Еще одно преимущество такой системы состоит в том, что пострадавшая организация, скорее всего, так и не узнает о своем поражении, поскольку она либо вообще не будет упразднена (как это было принято при нацистском режиме), либо ликвидируется значительно позже, без видимой связи с каким-то конкретным делом. Это обеспечивается тем более легко, что никто, кроме немногих инициаторов, не знает точного взаимоотношения властей. Лишь изредка нетоталитарный мир может приоткрыть завесу тайны, когда, например, высокопоставленный чиновник за границей признается, что безвестный посольский клерк был его непосредственным начальником. По прошествии времени часто становится ясно, почему произошла такая внезапная потеря власти или, скорее, что она вообще произошла. Например, сегодня нетрудно понять, почему в начале войны такие люди, как Альфред Розенберг или Ханс Франк, были перемещены на государственные посты и таким образом отодвинуты от реального центра власти, т. е. изъяты из числа приближенных фюрера[893]893
  В вышеупомянутом обращении (см. примечание 29) Ханс Франк показывал, что в какой-то момент он хотел стабилизировать движение, и его многочисленные жалобы в качестве генерал-губернатора Польши свидетельствуют о тотальном недопонимании им продуманно антиутилитарных тенденций нацистской политики. Он не мог понять, почему подчиненные народы не эксплуатируются, а уничтожаются. Розенберг, по мнению Гитлера, был ненадежен с точки зрения расовой политики, поскольку намеревался создать на завоеванных восточных территориях государства-сателлиты и не понимал, что гитлеровская политика была нацелена на депопуляцию этих территорий.


[Закрыть]

Важно, что они не только не знали о причинах перемещений, но, вероятно, даже не подозревали, что такие очевидно высокие посты, как генерал-губернатор Польши или Reichsminister всех восточных территорий, были не расцветом, а концом их карьеры национал-социалиста.

Принцип вождизма не предполагает создания иерархии в тоталитарном государстве по аналогии с тоталитарным движением; власть не распределяется сверху по всем средним ступенькам и до основания политического тела, как это происходит в авторитарных режимах. Иерархия не существует без власти авторитета, и, несмотря на многочисленные неверные понимания так называемой авторитарной личности, начало авторитаризма во всех существенных отношениях диаметрально противоположно началу тоталитарного господства. Если оставить в стороне его укорененность в римской истории, авторитаризм в любой форме всегда стесняет или ограничивает свободу, но никогда не отменяет ее. Тоталитарное же господство нацелено на упразднение свободы, даже на уничтожение человеческой спонтанности вообще, а отнюдь не на ограничение свободы, сколь бы тираническим оно ни было. Отсутствие какого-либо авторитета или иерархии в тоталитарной системе технически обнаруживается в том факте, что между верховной властью (фюрером) и подчиненными не существует устойчивых промежуточных уровней, каждый из которых располагал бы надлежащей долей власти и требовал бы соответствующего повиновения. Воля фюрера может воплощаться повсеместно и в любое время, и сам он не связан никакой иерархией, хотя бы даже установленной им самим. Поэтому было бы неточно сказать, что движение после захвата власти создает множество княжеств, в каждом из которых князек волен делать, что ему угодно, и подражать большому верховному вождю.[894]894
  Образ «маленьких княжеств», образующих «пирамиду власти вне закона с Фюрером на вершине» принадлежит Роберту Г. Джексону (см.: Nazi conspiracy. Vol. 2. 1 ff. Ch. 12). Чтобы избежать установления подобного авторитарного государства, Гитлер уже в 1934 г. издал следующее партийное постановление: "Форма обращения «Mein Fuehrer закрепляется за одним Фюрером. Этим указом я запрещаю всем нижестоящим лидерам НСДАП позволять по отношению к себе такие обращения, как `Mein Reichsleiter' и т. д., будь то словесно или письменно. Здесь более уместно обращение Pg. [товарищ по партии]… или Gauleiter и т. д.» (см.: декрет от 20 августа 1934 г.: Verfugungen, Anordnungen, Bekanntgaben. Op. cit.).


[Закрыть] Заявление нацистов, что «партия есть порядок фюреров»,[895]895
  См.: Organisationsbuch der NSDAP.


[Закрыть] было обычной ложью. Как бесконечное умножение канцелярий и путаница в распределении власти порождали состояние дел, при котором каждый гражданин ощущал прямую зависимость от воли Вождя, произвольно выбирающего исполнительный орган своих решений, точно так же полтора миллиона «фюреров» Третьего рейха[896]896
  См.: Nazi conspiracy. Vol. 8. Таблица 14.


[Закрыть] отлично знали, что их власть исходит непосредственно от Гитлера, без всяких посредствующих иерархических уровней.[897]897
  Все присяги в партии, в том числе и элитными частями, приносились лично Адольфу Гитлеру.


[Закрыть] Реальностью была непосредственная зависимость, посредствующая же иерархия – безусловно, социально значимая – была показной, притворной имитацией авторитарного государства.

Абсолютная монополия Вождя на власть и влияние является самой яркой характеристикой его отношений с главой полиции, который в тоталитарном государстве занимает положение, наиболее наделенное властью в обществе. Однако, несмотря на огромную материальную и организационную власть, находящуюся в его распоряжении как главы настоящей полицейской армии и элитных формирований, шеф полиции явно не может захватить всю власть и стать руководителем страны. Так, до упадка власти Гитлера Гиммлер и не мечтал замахнуться на гитлеровские претензии на лидерство[898]898
  Первый шаг в этом направлении был сделан в тяжелом 1944 г., когда Гиммлер по собственной инициативе приказал демонтировать газовые камеры в лагерях уничтожения и остановить массовые убийства. Таким образом он подготавливал мирные переговоры с западными державами. Весьма интересно, что Гитлеру явно так никогда и не сообщили об этих приготовлениях; видимо, никто не осмелился сказать ему об отказе от одной из самых важных для него целей войны (см.: Poliakov L. Brevaire de la haine. 1951. P. 232).


[Закрыть] и никогда не выдвигался на роль преемника Гитлера. Еще более интересна в этом контексте злополучная попытка Берии захватить власть после смерти Сталина. Хотя Сталин никогда не допускал, чтобы глава полиции когда-либо располагал такой властью, какая сосредоточилась в руках Гиммлера в последние годы правления нацистов, в распоряжении Берии было все же достаточное количество войск, чтобы посредством простого захвата Москвы и блокирования всех доступов к Кремлю претендовать на руководство партией после смерти Сталина; никто, кроме Красной Армии, не мог воспрепятствовать его стремлению к власти, и ее выступление повлекло бы за собой кровавую гражданскую войну с совершенно непредсказуемым исходом. И вот Берия через несколько дней добровольно оставил все свои посты, хотя и должен был знать, что заплатит жизнью за те дни, в течение которых осмелился ставить власть полиции против власти партии.[899]899
  О событиях, последовавших за смертью Сталина, см.: Salisbury Н. Е. American in Russia. N.Y., 1955.


[Закрыть]

Отсутствие абсолютной власти, разумеется, не мешает главе полиции организовать свой огромный аппарат в соответствии с принципами тоталитарной власти. Так, чрезвычайно интересно, что Гиммлер после своего назначения начал реорганизацию полиции Германии, вводя в до того централизованный аппарат тайной полиции множественность канцелярий, выполняющих одинаковые задачи, т. е. явно делал то, чего избегали бы все специалисты по проблемам власти и власть имущие до эры тоталитарных режимов, видя в этом децентрализацию власти, ведущую к ее ослаблению. К службе гестапо Гиммлер впервые добавил службу безопасности, которая первоначально была подразделением СС и учреждалась как внутрипартийная полиция. В то время как основные организации гестапо и службы безопасности в конечном итоге имели свой центр в Берлине, региональные филиалы этих двух огромных секретных служб сохранили самостоятельность и каждый из них подчинялся непосредственно собственной канцелярии Гиммлера в Берлине.[900]900
  Прекрасный анализ структуры нацистской полиции см.: Nazi conspiracy. Vol. 2. P. 250 ff., особенно P. 256.


[Закрыть] Во время войны Гиммлер учредил еще две службы разведки: одна из них состояла из так называемых инспекторов, которые должны были контролировать и координировать действия службы безопасности и полиции и находились под юрисдикцией СС; вторая представляла собой специальное бюро военной разведки, действовавшее независимо от военных подразделений рейха и в конечном счете успешно поглотившее собственно военную разведку армии.[901]901
  Ibid. P. 252.


[Закрыть]

Полное отсутствие успешных или безуспешных дворцовых революций – еще одна из самых ярких характеристик тоталитарных диктатур. (За единственным исключением, никто из разочаровавшихся нацистов не принял участия в военном заговоре против Гитлера в июле 1944 г.) Может показаться, что вождизм провоцирует кровавые изменения личной власти без всякого изменения режима. Таков лишь один из многих признаков того, что тоталитарная форма правления очень мало связана с жаждой власти или даже со стремлением взять в свои руки все рычаги управления машиной власти, с борьбой за власть, как таковую, которая была характерна для последних стадий империализма. С технической точки зрения, однако, это один из самых важных признаков того, что тоталитарное правление, вопреки всякой видимости, не является правлением клики или шайки.[902]902
  Франц Нойман сомневается, «можно ли назвать Германию государством. Она гораздо больше напоминает шайку, лидеры которой вынуждены постоянно соглашаться, несмотря на расхождения» (Neumann F. Op. cit. P. 521 ff.). Важный вклад в разработку теории тоталитарного правительства как клики внесли работы Конрада Хейдена о нацистской Германии. С точки зрения образования клик вокруг Гитлера весьма информативны «Письма Бормана», опубликованные Тревор-Ропером. На допросе врачей (The United States vs. Karl Brandt et al., слушание 13 мая 1947 г.) Виктор Брак свидетельствовал, что уже в 1933 г. Борман, действуя, несомненно, по приказу Гитлера, занялся организацией группы людей, которые стояли над государством и партией.


[Закрыть] Диктатуры Гитлера и Сталина ясно свидетельствуют, что изоляция атомизированных индивидов не только обеспечивает массовый фундамент для тоталитарного правления, но и распространяется на верхушку всей структуры. Сталин уничтожил почти всех, кто мог претендовать на принадлежность к правящей клике, и передвигал членов Политбюро с места на место, как только клика выказывала признаки внутренней консолидации. Гитлер уничтожал складывавшиеся в нацистской Германии клики менее жестокими средствами, единственная кровавая чистка была направлена против клики Рема, которая обрела устойчивость благодаря гомосексуализму ее ведущих участников; Гитлер предотвращал образование клик посредством постоянного перераспределения власти и влияния, а также частых изменений среди наиболее приближенных лиц, так что вся былая солидарность между теми, кто пришел к власти вместе с ним, быстро исчезла. Кроме того, чудовищная недоверчивость, которую почти в одинаковых словах называют яркой чертой характеров и Гитлера, и Сталина, не позволяла им руководить столь стабильным и устойчивым образованием, как клика. Однако, возможно, все дело в том, что при тоталитаризме не существует взаимных отношений между лицами, занимающими ответственные посты; они не связаны вместе равным статусом в политической иерархии, или отношениями руководителя и подчиненного, или хотя бы неопределенной лояльностью гангстеров. В Советской России всякий знает, что руководитель большого промышленного комплекса равно как и министр иностранных дел, в любой момент может быть отброшен на самые низкие ступени социальной и политической лестницы и что его место может занять совершенно неизвестное лицо. В то же время, соучастие гангстеров, которое играло некоторую роль на ранних стадиях нацистской диктатуры, утрачивает всякую связующую роль, ибо тоталитаризм использует власть именно для того, чтобы распространить это соучастие на все население до тех пор, пока он не свяжет весь народ под своим господством узами преступления и чувством вины.[903]903
  Ср. статью «Organized guilt», являющуюся вкладом автора этих строк в обсуждение проблемы германской вины: Arendt Н. Organized guilt // Jewish Frontier. January 1945.


[Закрыть]

Отсутствие правящей клики сделало проблему преемника тоталитарного диктатора особенно трудной и беспокойной. Эта проблема – настоящее бедствие для всех узурпаторов, и весьма характерно, что ни один из тоталитарных диктаторов никогда не пытался использовать старый метод основания династии и назначения преемниками своих сыновей. Гитлеровским многочисленным и, следовательно, внутренне ущербным назначениям противостоит метод Сталина, который сделал преемство одной из самых опасных наград Советского Союза. В условиях тоталитаризма знание всех хитросплетений приводных ремней власти равноценно обладанию наивысшей властью, и каждый назначенный последователь, который действительно узнает существо происходящего, через некоторое время автоматически смещается. Законное и сравнительно прочное назначение действительно предполагало бы существование некой клики, члены которой разделяли бы монополию Вождя на знание происходящего, тогда как этого Вождь должен избегать всеми возможными средствами. Однажды Гитлер объяснил это в характерных для него выражениях высшим чинам вермахта, которые посреди суматохи пика войны, должно быть, как раз и ломали голову над этой проблемой: «В конечном итоге я должен, при всей скромности, сказать о собственной персоне: незаменимый…Судьба рейха зависит от меня одного».[904]904
  В речи 23 ноября 1939 г., цит. по: The trial of the major war criminals. Vol. 26. P. 332. Что это было не просто истерическое отклонение, порожденное обстоятельствами, ясно из речи Гиммлера (ее стенограмму см.: Hoover Library. Himmler File. Folder 332) на конференции мэров в Познани в марте 1944 г. Он говорит: «Какие ценности можем мы измерить шкалой истории? Ценность собственного народа…Второй, я бы сказал, даже большей ценностью является уникальная личность нашего фюрера Адольфа Гитлера… который впервые за два тысячелетия… был послан германской расе как великий вождь…»


[Закрыть] Нет нужды искать иронию в слове «скромность»; тоталитарный вождь – и это заметно отличает его от всех прошлых узурпаторов, деспотов и тиранов, – по-видимому, верит в то, что проблема его преемника не очень важна, что для этой работы не требуется каких-то специальных качеств или навыков, что страна в конце концов подчинится тому, кто сумеет удержаться у власти в момент его смерти, и что никакие восстания, продиктованные жаждой власти, не смогут оспорить его законность.[905]905
  Точку зрения Гитлера на эту проблему см.: Hitlers Tischgesprache. S. 253 f., 222 f. Новый фюрер должен выбираться «в сенате»; руководящий принцип при выборе фюрера должен быть такой: любая дискуссия между участвующими в выборе лицами должна завершиться в течение установленного процедурой времени. В течение трех часов вермахт, партия и все гражданские чиновники должны быть вновь приведены к присяге. «Он не питал никаких иллюзий относительно того факта, что в результате подобного выбора верховного главы государства у руля рейха в роли фюрера не всегда окажется выдающаяся личность». Однако это не представляет опасности, «если механизм в целом функционирует должным образом».


[Закрыть]

Если говорить о технике правления, то тоталитарные приемы кажутся простыми, остроумными и эффективными. Тоталитарные средства управления обеспечивают не только монополию на абсолютную власть, но и беспримерную достоверность того, что все команды будут всегда выполнены; тоталитаризм знаменит запутанной иерархией, множеством приводных ремней, которые обеспечивают полную независимость диктатора от всех подчиненных и делают возможными быстрые и непредсказуемые политические изменения. Политическое тело страны защищено от ударов благодаря своей бесформенности.

Причины, в силу которых такая чрезвычайная эффективность не была достигнута в прошлом, столь же просты, как и сам механизм. Умножение канцелярий разрушает весь смысл ответственности и компетентности; оно не только влечет за собой страшно обременительное и непродуктивное увеличение администрации, но действительно сдерживает продуктивность, поскольку конфликтующие структуры постоянно откладывают реальную работу, ожидая, что дело решится приказом вождя. Фанатизм элиты, абсолютно необходимый для функционирования движения, систематически уничтожает всякий подлинный интерес к конкретной работе и порождает стереотип мышления, при котором всякое мыслимое действие рассматривается как инструмент для чего-то совершенно иного.[906]906
  Один из основополагающих принципов СС, сформулированный самим Гиммлером, гласит: «Ни одна задача не существует ради самой задачи». См.: Alquen G. de. Die SS. Geschichte, Aufgabe und Organisation der Schutzstaffeln der NSDAP // Schritten der Hochschule fur Politik 1939.


[Закрыть] И такой тип мышления не ограничивается элитой, но постепенно пронизывает все население, самые интимные моменты жизни и смерти которого зависят от политических решений, т. е. от причин и скрытых мотивов, для прояснения которых совершенно ничего не делается. Постоянное смещение, лишение власти и продвижение по службе делают невозможной надежную работу по командному образцу и мешают приобретению опыта. С точки зрения экономики рабский труд является роскошью, которую Россия не должна себе позволять; во время острой нехватки технического мастерства лагеря были наполнены «высококвалифицированными инженерами, [которые] соревновались за право работать водопроводчиками, ремонтировать часы, электрическое освещение и телефоны».[907]907
  Cm.: Dallin D J., Nicolaevsky В. I. Forced labor in Russia. 1947. Авторы сообщают также, что во время войны, когда мобилизация столкнулась с острой нехваткой мужчин, смертность в трудовых лагерях составляла примерно 40 процентов в год. В целом, по их подсчетам, производительность труда рабочего в лагере составляла менее 50 процентов производительности труда человека на свободе.


[Закрыть] Но тогда с чисто утилитарной точки зрения Россия не должна была бы допускать и чисток 30-х годов, которые приостановили долгожданное экономическое восстановление, или физического уничтожения генералитета Красной Армии, которое практически привело к поражению в русско-финской войне.

Ситуация в Германии отличалась незначительно. Сначала нацисты обнаружили определенную тенденцию к сохранению технических и управленческих кадров, допускали прибыли в бизнесе и стремились к экономическому господству без излишнего вмешательства. В начале войны Германия не была полностью тотализированной страной, и если считать подготовку к войне рациональным действием, то придется признать, что примерно до 1942 г. экономика Германии функционировала более или менее рационально. Подготовку к войне, как таковую, нельзя считать антиутилитарной, несмотря на чрезвычайно высокие затраты,[908]908
  См.: Reveille Т. The spoil of Europe. 1941. По оценке автора книги, Германия в первые годы войны была в состоянии покрыть все свои подготовительные расходы на войну с 1933 по 1939 г.


[Закрыть] поскольку, действительно, может быть, гораздо «дешевле овладеть благосостоянием и ресурсами других народов в результате завоевания, чем покупать их у иностранных государств или производить дома».[909]909
  Ebenstein W. The Nazi State. N.Y., 1943. P. 257.


[Закрыть] Экономические законы инвестирования и производства, стабилизации доходов и прибылей, законы потребления не работают, если стараться восстанавливать собственную истощенную экономику за счет грабежа других стран; и совершенно верно, и это прекрасно знали сочувствующие слои немецкого народа, что знаменитый нацистский лозунг «пушки или масло» в действительности означал «добудем масло пушками».[910]910
  Ibid. P. 270.


[Закрыть] Правила тоталитарного господства стали перевешивать все другие соображения только после 1942 г.

Радикализация началась с самого начала войны; можно даже допустить, что один из мотивов, побудивших Гитлера разжечь войну, состоял в том, что она позволила ему ускорить развитие в той мере, какая была немыслима в мирное время.[911]911
  Это подтверждается тем фактом, что декрет об уничтожении всех неизлечимо больных был издан в день начала войны, но еще более – высказываниями Гитлера времен войны, процитированными Геббельсом, о том, что «война сделала возможным для нас решение целого ряда проблем, которые никогда не были бы решены в мирное время», и что, чем бы ни закончилась война, «евреи безусловно проиграли» (см.: The Goebbels diaries / Ed. by L. P. Lochner. 1948. P. 314).


[Закрыть] Примечательно, однако, в этом процессе то, что ему не стали помехой такие сокрушительные поражения, как Сталинград, и что опасность полного проигрыша войны была лишь дополнительным стимулом к тому, чтобы отбросить все утилитарные соображения и предпринять полномасштабную попытку осуществить посредством жестокой тотальной организации цели тоталитарной расовой идеологии, неважно, на сколь краткое время.[912]912
  Вермахт, разумеется, время от времени пытался объяснять разным партийным органам опасности такого ведения войны, при котором приказы отдаются при полном пренебрежении ко всякой военной, гражданской и экономической необходимости (см., напр.: Poliakov L. Op. cit. P. 321). Однако даже высшим нацистским функционерам было трудно понять все наличные экономические и военные факторы. Им надо было снова и снова повторять, что «экономические соображения принципиально не должны приниматься во внимание при решении [еврейской] проблемы» (см.: Nazi conspiracy. Vol. 6. P. 402), и они все же жаловались, что срыва большой строительной программы в Польше «не произошло бы, если бы не были депортированы многие тысячи работающих здесь евреев. Сейчас отдан приказ об игнорировании евреев при осуществлении проектов вооружения. Я надеюсь, что этот… приказ будет вскоре отменен, ибо в противном случае ситуация будет ухудшаться дальше». Это упование Ханса Франка, генерал-губернатора Польши, осуществилось в такой же малой степени, как и его позднейшие надежды на более чуткую военную политику по отношению к полякам и украинцам. Недовольство Франка интересно тем, что его пугала исключительно антиутилитарная сторона нацистской политики во время войны. «Если бы мы выиграли войну, единственно к чему я стремлюсь, мы могли бы превратить в котлету поляков и украинцев и всех других окружающих нас здесь…» (см. его дневник: Nazi conspiracy. Vol. 4. P. 902 ff.).


[Закрыть] После Сталинграда элитные формирования, жестко отгороженные от народа, были значительно расширены; запрет на членство в партии для армейских служащих был снят и военное командование было подчинено руководителям СС. Ревностно охраняемая монополия СС на преступление была отменена, и солдатам, которые изъявляли на то желание, вменялись в обязанность массовые убийства.[913]913
  Первоначально в концентрационных лагерях «работали» только специальные подразделения СС – формирования «Мертвой головы». Впоследствии их заменили войска СС. Начиная с 1944 г. использовались также части регулярной армии, однако обычно – из числа тех, что были влиты в войска СС (см. показание, данное под присягой бывшим высшим чиновником СС в концентрационном лагере в Нойенгамме: Nazi conspiracy. Vol. 7. P. 211.) Насколько давал знать о своем присутствии в концентрационных лагерях вермахт, описано в дневнике, который Одд Нансен вел в концлагере (Nansen О. Day after day. L., 1949). К сожалению, дневник свидетельствует, что эти войска регулярной армии проявляли зверскую жестокость, не меньшую, чем СС.


[Закрыть] Ни военные, ни экономические, ни политические соображения не принимались во внимание при разработке дорогостоящих и обременительных программ массовых уничтожений и депортаций.

Если рассматривать последние годы правления нацистов и их версию «пятилетнего плана», осуществить который у них не хватило времени, но который был нацелен на уничтожение польского и украинского народов, 170 миллионов русских (как упоминалось в одном плане), интеллигенции Западной Европы, например нидерландской, и населения Эльзаса и Лотарингии, а также всех тех немцев, которые подпадут под планировавшийся рейхом закон о здоровье или «закон о чужестранцах», то практически невозможно не заметить аналогии с большевистским пятилетним планом 1929 г., того года, когда диктатура в России впервые приобрела четкие очертания. Вульгарные евгенические лозунги в одном случае, напыщенное экономическое фразерство – в другом были прелюдией к «чудовищному безумию, опрокинувшему все правила логики и принципы экономики».[914]914
  Deutscher I. Op. cit. P. 326. Эта цитата особенно ценна тем, что заимствована из сочинения самого благожелательного биографа Сталина не из числа коммунистов.


[Закрыть]

Конечно, тоталитарные диктаторы не вступают на путь безумия сознательно. Дело скорее в том, что наше замешательство относительно антиутилитарного характера структуры тоталитарного государства проистекает из ошибочного представления, будто мы, в конце концов, имеем дело с нормальным государством – бюрократией, тиранией, диктатурой, – из нашего невнимания к подчеркнутым утверждениям тоталитарных правителей, что они рассматривают страну, где им довелось захватить власть, только как временную штаб-квартиру интернационального движения на пути к завоеванию мира, что они исчисляют победы и поражения в терминах столетий или тысячелетий и что глобальные интересы всегда берут верх над местными интересами их собственных территорий.[915]915
  Нацисты особенно любили считать на тысячелетия. Заявления Гиммлера, что одни лишь люди из СС интересовались «идеологическими вопросами, важность которых исчислялась десятилетиями и столетиями» и что они «служили делу, которое делается лишь раз в два тысячелетия», повторялись с незначительными видоизменениями на протяжении всего материала, изданного для использования в пропаганде (Wesen und Aufgabe der SS und der Polizei. SS-Hauptamt-Schulungsamt. S. 160). Что касается большевистской версии, то лучшим образчиком служит программа Коммунистического Интернационала, сформулированная Сталиным уже в 1929 г. на съезде партии в Москве. Особенно интересна оценка Советского Союза как «базиса всемирного движения, центра интернациональной международной революции, величайшего фактора в мировой истории. В СССР мировой пролетариат впервые обретает страну…» (цит. по: Chamberlin W. Н. Blueprint for world conquest. 1946; программы Третьего Интернационала воспроизводятся здесь дословно).


[Закрыть] Знаменитый лозунг «право есть то, что хорошо для немецкого народа» предназначался только для массовой пропаганды; нацистам же говорили, что «право есть то, что хорошо для движения»,[916]916
  Видоизменение официального девиза см.: Organisationsbuch der NSDAP. S. 7.


[Закрыть] а интересы народа и движения совпадали отнюдь не всегда. Нацисты не думали, что немцы являются господствующей расой, которой принадлежит мир, но полагали, что немцы, как и все остальные нации, должны управляться господствующей расой и что эта раса только рождается.[917]917
  См.: Heiden K. Op. cit. P. 722. 23 ноября 1937 г. в своей речи перед будущими политическими лидерами в Ordensburg Sonthofen Гитлер утверждал: не «смехотворно маленькие племена, крошечные страны, государства или династии… но только расы [могут] выступать в качестве мировых завоевателей. Однако расой – по крайней мере в сознательном смысле – мы еще должны стать» (см.: Hitlers Tischgesprache. S. 445). Полностью гармонирует с этой далеко не случайной фразой указ от 9 августа 1941 г., которым Гитлер запрещал дальнейшее употребление термина «германская раса», потому что оно привело бы к «принесению расовой идеи в жертву простому началу национальности и к разрушению важных концептуальных предпосылок всей нашей расовой и народной политики» (Vergungen, Anordnungen, Bekanntgaben). Очевидно, что понятие германской расы послужило бы помехой для прогрессивной «селекции» и уничтожения нежелательных частей германского населения, которые в те самые годы планировались на будущее.


[Закрыть] Зачатком господствующей расы были не немцы, а СС.[918]918
  Поэтому Гиммлер «очень быстро создал германские подразделения СС в разных странах»; он говорил эсэсовцам: «Мы не ждем, что вы станете немцами из оппортунизма. Однако мы надеемся, что вы подчините свой национальный идеал более великому расовому и историческому идеалу, германскому Рейху» (Heiden K. Op. cit.). Его будущей задачей является «самое тщательное взращивание и воспитание» «расовой суперстраты», которая в следующие двадцать-тридцать лет дала бы «всей Европе ее правящий класс» (речь Гиммлера на собрании главных генералов СС в Познани в 1933 г.: Nazi Conspiracy. Vol, 4. P. 558 ff.).


[Закрыть] «Германская мировая империя», как сказал Гиммлер, или «арийская» мировая империя, как сказал бы Гитлер, во всяком случае, была делом еще нескольких веков.[919]919
  Himmler Н. Ibid. Р. 572.


[Закрыть] Для «движения» было важнее продемонстрировать возможность создания некой расы посредством уничтожения других «рас», чем победить в войне с ограниченными целями. Внешнего наблюдателя поражает как «чудовищное безумие» именно последовательное проведение абсолютного превосходства движения не только над государством, но и над нацией, народом и постами, занимаемыми самими правителями. Причина, в силу которой хитроумные средства тоталитарного правления, с их абсолютной и непревзойденной концентрацией власти в руках одного человека, не применялись никогда прежде, состоит в том, что ни один ординарный тиран не был настолько безумен, чтобы пренебрегать всеми ограниченными и местными интересами – экономическими, национальными, человеческими, военными – в интересах чисто вымышленной реальности, отнесенной в неопределенно далекое будущее.

Поскольку тоталитаризм, пришедший к власти, сохраняет верность первоначальным догматам движения, поразительная схожесть между организационными средствами движения и так называемого тоталитарного государства едва ли удивительна. Разделение между членами партии и попутчиками, объединенными в фасадные организации, не исчезает, а приводит к «координации» всего населения, превращенного в «сочувствующих». Невероятный рост числа сочувствующих удерживается ограничивающей силой партии в рамках привилегированного «класса», состоящего из нескольких миллионов, и созданием суперпартии из нескольких сот тысяч элитных формирований. Умножение канцелярий, дублирование функций и адаптация отношений между партией и сочувствующими к новым условиям означают лишь, что сохраняется характерная, напоминающая луковицу структура движения, где каждый слой является фасадом следующего, более воинственного образования. Государственная машина трансформируется в фасадную организацию сочувствующих бюрократов, функция которой во внутренних делах состоит в распространении доверия в массах просто «упорядоченных» граждан, а в иностранных – одурачивании внешнего нетоталитарного мира. Вождь в его двойственной функции – главы государства и лидера движения – опять-таки соединяет в своей личности верх воинственной жестокости и вызывающую доверие нормальность.

Одно из главных различий между тоталитарным движением и тоталитарным государством состоит в том, что тоталитарный диктатор может и должен практиковать тоталитарное искусство лжи более последовательно и крупномасштабно, чем вождь движения. Отчасти это автоматически вытекает из увеличения рядов попутчиков, отчасти же объясняется тем фактом, что неудачные утверждения государственного мужа не так легко взять назад, как демагогические заявления партийного лидера. С этой целью Гитлер решил без всяких околичностей обратиться к старомодному национализму, который многократно осуждал до прихода к власти. Приняв позу воинствующего националиста, заявляя, что национал-социализм не является «товаром на экспорт», он успокаивал немцев и ненемцев и подразумевал, что амбиции нацистов будут удовлетворены, когда будут выполнены традиционные требования националистической внешней политики Германии – возвращение территорий, отданных по Версальскому договору, Anschluss Австрии, аннексия немецкоговорящих частей Богемии. Сходным образом и Сталин рассчитался и с российским общественным мнением, и с внешним миром, когда изобрел теорию «социализма в одной, отдельно взятой стране» и возложил ответственность за мировую революцию на Троцкого.[920]920
  Дейчер говорит о замечательной «чувствительности [Сталина] ко всем тем психологическим подводным течениям… глашатаем которых он себя сделал» (Deutscher I. Op. cit. P. 292). «Само название теории Троцкого, „перманентная революция“, звучало как угрожающее предупреждение усталому поколению… Сталин взывал непосредственно к ужасу перед риском и неопределенностью, который возобладал над многими большевиками» (Р. 291).


[Закрыть]

Систематическая ложь всему миру может неограниченно распространяться только при условиях тоталитарного правления, где вымышленность повседневной действительности делает пропаганду большей частью излишней. На стадии, предшествующей захвату власти, движения не могут позволить себе настолько скрывать свои подлинные цели, в конце концов, они должны вдохновлять массовые организации. Но когда евреев можно уничтожить ядовитым газом, как клопов, уже не обязательно пропагандировать, что евреи – клопы;[921]921
  Таким образом, Гитлер мог позволить себе употреблять свое любимое клише «порядочный еврей», поскольку уже начал уничтожать евреев в декабре 1941 г. (см.: Tischgesprache. S. 346).


[Закрыть] когда есть власть учить целую нацию истории русской революции, не упоминающей имени Троцкого, уже нет нужды в пропаганде против Троцкого. Однако применения таких методов для выполнения идеологических целей можно «ожидать» только от «идеологически наиболее твердых» – неважно, приобрели ли они эту твердость в школах Коминтерна или в специальных нацистских центрах идеологической обработки, – даже если эти цели и продолжают рекламироваться. В таких случаях неизменно оказывается, что простые сочувствующие никогда не понимают, что происходит.[922]922
  Поэтому Гитлер, обращаясь в ноябре 1937 г. к членам Генерального штаба (Бломбергу, Фричу, Редеру) и к высокопоставленным гражданским чиновникам (Нойрату, Герингу), мог позволить себе открыто заявлять, что ему необходимо очищенное от населения пространство, и отвергать идею завоевания и подчинения других народов. Никто из его слушателей, несомненно, не понял, что прямым следствием из подобных высказываний будет политика, направленная на уничтожение других народов.


[Закрыть] Это приводит к тому парадоксу, что «тайное общество, созданное среди бела дня», не более конспиративно по характеру и методам, чем после того, как оно станет полноправным членом объединения наций, основанного на взаимном признании законов и обычаев. Совершенно логично, что Гитлер до прихода к власти противостоял всем попыткам организовать партию и даже элитные формирования на конспиративной основе; однако же после 1933 г. он был полон желания помочь трансформировать СС в своего рода тайное общество.[923]923
  Это началось с указа от июля 1934 г., которым организация СС возвышалась до ранга независимой организации в рамках НСДАП, и закончилось секретным указом от августа 1938 г., в котором Гитлер заявлял, что специальные формирования СС, части «Мертвой головы» и ударные отряды (Vermgungstruppen), не являются ни частью армии, ни частью полиции; части «Мертвой головы» должны «выполнять специальные полицейские задачи», а Ударные отряды – это «постоянные вооруженные подразделения, находящимся исключительно в моем распоряжении» (см.: Nazi conspiracy. Vol. 3. P. 459). Два более поздних указа, последовавших в октябре 1939 г. и в апреле 1940 г., устанавливали специальную юрисдикцию в общих вопросах для всех членов СС (Ibid. Vol. 2. P. 184). С этих пор все памфлеты, выпускавшиеся эсэсовской канцелярией по идеологии, имели грифы: «Исключительно для использования полицией», «Не для публикации», «Исключительно для лидеров и ответственных за идеологическое образование». Стоило бы составить библиографию лавинообразной секретной литературы, напечатанной в эру нацизма, которая включала огромное множество законодательных мер. Весьма интересно, что среди такого рода литературы не было ни одного буклета СА, и это является, вероятно, самым убедительным доказательством того, что после 1934 г. СА утратила черты элитной организации.


[Закрыть] Сходным образом ориентированные на Москву коммунистические партии, резко отличаясь этим от своих предшественников, обнаруживают любопытную тенденцию к предпочтению конспирации даже там, где возможна полная легальность.[924]924
  Ср. Borkenau F. Die neue Komintern // Der Monat. В., 1949. Heft 4.


[Закрыть] Чем более открытой и очевидной становилась власть тоталитаризма, тем более тайными становились его истинные цели. Чтобы узнать конечные цели гитлеровского правления в Германии, гораздо надежнее обратиться к его пропагандистским речам и «Mein Kampf», чем полагаться на риторические разглагольствования канцлера Третьего рейха; точно так же более мудро было бы не доверять сталинским словам о «социализме в одной, отдельно взятой стране», сказанным с преходящей целью захвата власти после смерти Ленина, но более серьезно поразмышлять о его неизбежной враждебности к демократическим странам. Тоталитарные диктаторы доказали, что они прекрасно понимают опасность, неотделимую от нормализации их положения, т. е. опасность действительно националистической политики или действительного построения социализма в одной стране. Именно ее они и пытались побороть посредством перманентного и последовательного расхождения между успокоительными словами и реальностью правления, и для этого они сознательно развивали особый способ поведения, который состоял в том чтобы всегда поступать обратно сказанному.[925]925
  Примеры слишком очевидны и слишком многочисленны, чтобы их приводить. Эту тактику, однако, не следует отождествлять с чудовищным отсутствием доверия и правдивости, о котором говорят все биографы Гитлера и Сталина как об отличительных чертах их характеров.


[Закрыть] Сталин довел это искусство балансирования, которое требует большего умения, чем дипломатическая рутина, до того предела, в котором умеренность иностранной политики или политической линии Коминтерна почти неизменно сопровождалась радикальными чистками в российской большевистской партии. Безусловно, то, что политика народного фронта и принятие сравнительно либеральной Советской Конституции сопровождались московскими судебными процессами, было более чем простым совпадением.

Подтверждение тому, что тоталитарные правления стремятся к глобальному завоеванию и подчинению всех народов земли своему господству, можно в избытке найти в нацистской и большевистской литературе. Однако эти идеологические программы, унаследованные от дототалитарных движений (от наднационалистских антисемитских партий и пангерманских имперских мечтаний – в случае нацистов, от представлений об интернациональном характере революционного социализма – в случае большевиков), не являются решающим фактором. Решающее здесь то, что тоталитарные режимы действительно строят свою внешнюю политику исходя из той последовательной посылки, что они в конце концов достигнут своей конечной цели, и никогда не теряют ее из виду, независимо от того, сколь отдаленной она может показаться или сколь серьезно ее «идеальные» требования могут противоречить необходимости конкретного момента. Поэтому они не рассматривают ни одну страну как неизменно чужую, но, напротив, в каждой стране видят свою потенциальную территорию. Приход к власти, тот факт, что в одной стране вымышленный мир движения стал осязаемой реальностью, создает такое отношение к другим нациям, которое напоминает ситуацию тоталитарной партии при нетоталитарном правлении: осязаемая реальность вымысла, поддерживаемая международно признанной властью государства, может быть экспортирована, точно так же как презрение к парламенту может быть импортировано в нетоталитарный парламент. В этом отношении довоенное «решение» еврейского вопроса было исключительным германским товаром на экспорт: изгнание евреев переносило важную часть нацизма в другие страны; вынуждая евреев покидать рейх без паспортов и денег, нацисты реализовывали легенду о Вечном Жиде, и, выталкивая евреев в атмосферу непримиримой враждебности по отношению к ним, нацисты создавали предлог для пробуждения страстного интереса к внутренней политике у всех наций.[926]926
  См. Циркулярное письмо Министерства иностранных дел ко всем немецким властям за границей (январь 1939 г.): Nazi conspiracy. Vol. 6. P. 87 ff.


[Закрыть]

Насколько серьезно нацисты относились к своему конспиративному вымыслу, рисующему их будущими правителями мира, стало ясно в 1940 г., когда, безо всякой необходимости, но и перед лицом весьма реальных шансов на победу над оккупированными народами Европы, они стали проводить на восточных территориях свою политику депопуляции, невзирая на потери в живой силе и серьезные военные последствия, и ввели законодательство, которое по принципу обратного действия распространило часть уголовного кодекса Третьего рейха на оккупированные страны Запада.[927]927
  В 1940 г. нацистское правительство издало декрет, согласно которому правонарушения от государственной измены рейху до «злостных агитационных выпадов против руководящих лиц государства или нацистской партии» должны караться по принципу обратной силы на всех оккупированных Германией территориях, независимо от того, были ли они совершены немцами или уроженцами этих стран (см.: Giles О. С. Op. cit.). О бедственных последствиях нацистской «Siedlungspolitik» в Польше и на Украине см.: The trial of the major war criminals. Vol. 26, 29.


[Закрыть] Едва ли возможно было более эффективно рекламировать нацистское притязание на мировое господство, чем посредством наказания, как за государственную измену, за всякое высказывание или действие, направленное против Третьего рейха, когда бы, где бы и кем бы оно ни было произнесено или предпринято. Нацистское право трактовало весь мир как потенциально подчиняющийся его юрисдикции, так что оккупирующая армия была уже не инструментом завоевания, несущим с собой новое право завоевателя, а исполнительным органом, который проводит в жизнь право, предположительно уже существующее [для каждого].

Посылка, что германское право действует и за границей Германии, и наказание не граждан Германии были более чем простым средством подавления. Тоталитарные режимы не боятся логических следствий мирового завоевания, даже если они ведут к совершенно обратному и наносят ущерб интересам их собственных народов. С логической точки зрения бесспорно, что план мирового завоевания включает в себя уничтожение различий между родиной-завоевательницей и завоеванными территориями, а также различий между внешней и внутренней политикой, на которых базируются все существующие нетоталитарные институты и всякое международное взаимодействие. Если тоталитарный завоеватель ведет себя повсюду как у себя дома, то он должен относиться к собственному населению, как иностранный завоеватель.[928]928
  Термин принадлежит Кравченко. Описывая ситуацию в России после суперчистки 1936–1938 гг., он замечает: «Завладей иностранный завоеватель машиной жизни Страны Советов… изменения едва ли были бы более основательными или более жестокими» (см. Kravchenko V. Op. cit. P. 303).


[Закрыть] И совершенно верно, что тоталитарное движение берет власть во многом в том же смысле, в каком иностранный завоеватель может оккупировать страну и при этом править ею не ради нее самой, но ради выгод кого-то или чего-то другого. Нацисты в Германии вели себя как иностранные завоеватели, когда, вопреки всем национальным интересам, пытались (и наполовину преуспели в этом) превратить свое поражение в окончательную катастрофу всего немецкого народа; сходным образом в случае победы они намеревались расширить политику уничтожения на «негодных с расовой точки зрения» немцев.[929]929
  Во время войны Гитлер обдумывал введение билля о здоровье нации: «После общенационального рентгеновского обследования фюрер должен получить списки больных людей, особенно страдающих заболеваниями легких и сердца. Согласно новому закону o здоровье рейха… этим семьям более не будет позволено оставаться в обществе и рожать детей. Какая судьба ждет эти семьи – будет определяться дальнейшими приказами фюрера». Не надо много воображения, чтобы догадаться, какими будут эти приказы. Те люди, которые более не должны будут «оставаться в обществе», составили бы значительную часть населения Германии (см.: Nazi conspiracy. Vol. 6. P. 175).


[Закрыть]