Текст книги "Спираль"

Автор книги: Гурам Панджикидзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

– Счастливо оставаться, Владимир Герасимович!

Рамаз Коринтели закрыл за собой дверь кабинета.

* * *

Спальня уютного, роскошно обставленного люкса «Интерконтиненталя» была погружена в красный полумрак.

И юноша, утоливший любовный пыл, и молодая женщина лежали навзничь с закрытыми глазами, хотя ни один из них не спал.

В соседней комнате тихо играл магнитофон. Настолько тихо, что создавалось впечатление, будто ветерок откуда-то очень издалека доносит волшебные звуки музыки.

Женщина собиралась встать, но ей показалось, что молодой человек уснул, и она побоялась разбудить его.

Она как будто только в эти минуты осознала, что впервые за семь лет замужества изменила мужу, и была поражена открытием, что не жалеет о своем преступлении. Не жалеет сейчас, в данный момент, когда, утолив страсть, может здраво судить и оценивать совершенный шаг.

В блаженном забытьи она и тогда не открыла глаз, когда Коринтели встал и вышел в гостиную. По просторному, широкому номеру-люкс разлилась нежная музыка. Молодой человек, по-видимому, исполнял на фортепьяно какую-то французскую мелодию. Он, словно нарочно, подбирал тихие, умиротворяющие напевы.

Еще раз и навсегда женщина заключила, что не жалеет об измене мужу. Если подумать, впервые ли она изменяет ему? Разве сигареты, выкуренные тайком, не были маленькой изменой? Она же знала, с каким отвращением относится муж к курящим женщинам, как прохаживается насчет их мужей!

Разве не тогда началась измена, когда однажды, укладывая в постель пьяного мужа, она пожалела, что не вышла замуж за Важа Муджири, который три года добивался ее руки? Могла ли она когда-нибудь предположить, что придет время и Важа станет известным ученым?

Разве не мечтала она всю жизнь полюбить настоящего мужчину, страстного, сильного и в то же время упоительно поэтичного и утонченного? Точно такого, как Нодар Барамидзе.

Все радовало Лию Рамишвили, все услаждало сердце. Ей было радостно нежиться в люксе «Континенталя», обставленном белой английской мебелью, ей было радостно, что рядом с ней – настоящий, утонченный мужчина.

«Что-то будет завтра?» – мелькнуло вдруг в голове Лии Рамишвили, и она досадливо тряхнула головой – сегодня, в угаре неописуемого блаженства, думать о завтрашнем дне представлялось ей таким же нелепым, как о будущем веке.

* * *

Войдя в свой номер, Лия сразу заметила белые и красные гвоздики в стоящей на столе вазе и очень им удивилась.

«Кто мог принести их?»

Она поспешила подойти к столу. На конверте с золотыми разводами, прислоненном к вазе, было что-то написано на иностранном языке. Она схватила конверт и не дыша открыла его. В нем обнаружилось небольшое письмо и визитная карточка.

Лия поняла одно, что письмо написано по-французски, но что написано в нем, оставалось тайной. На визитной карточке она прочитала по-русски и по-английски: «Нодар Барамидзе, Тбилиси, астрофизик».

– Нодар Барамидзе! – громко повторила она.

«Кто он и почему пишет мне по-французски?

Не разыгрывают ли меня? Или спутали с кем-нибудь?»

Лия сняла трубку и позвонила дежурной – кто заходил к ней и кто принес цветы?

Дежурная ответила, что заходил какой-то молодой человек и просил передать, что зайдет в пять часов.

Пораженная – «Кто это может быть?» – она положила трубку и села в кресло.

«Видимо, спутал меня с кем-нибудь, – решила она вдруг, и у нее отлегло от сердца, – безусловно, ошибся адресом!»

Она аккуратно вложила письмо в конверт и приставила его к вазе. Затем встала, сняла с себя платье, прошла в ванную, умылась и расчесала волосы.

Лия улыбнулась своему отражению в зеркале. Двадцативосьмилетняя женщина выглядела как девочка-подросток. На матовое лицо упали пряди распущенных черных волос.

«Интересно, а этот Нодар Барамидзе красивый?» – невольно подумала она.

Выйдя из ванной, достала из сумочки сигареты, закурила и устроилась в кресле.

«Сказал, что придет в пять. Который сейчас час?» Лия быстро встала, прошла в спальню, взглянула на часы, лежащие на тумбочке у кровати. Ровно три.

«Посмотрим, посмотрим, что за астрофизик явится ко мне!» – шаловливо подумала она и улыбнулась.

Вернувшись в гостиную, она перекусила на скорую руку, даже не разобрав вкус сморщенной сосиски. Подошла к холодильнику, достала «Пепси-колу», открыла и напилась прямо из горлышка.

«Сосну часок», – решила она. Пошла в спальню, разделась и, поставив рядом телефон – она ждала звонка из Тбилиси, – вытянулась на постели.

Утомленная масштабами и непривычным ритмом огромного города, Лия быстро уснула. Ее разбудил телефонный звонок. Протирая одной рукой глаза, другой она подняла трубку – «Слушаю!» – и покосилась на часы.

И чуть не подпрыгнула – было без двадцати пяти пять.

«Вот это поспала!»

Звонил супруг. После первого вопроса перешли к делам. Лия волновалась, поминутно глядя на часы. Гость появится через двадцать минут, а она еще должна одеться.

Лия собиралась поделиться с мужем случившимся, но моментально передумала – успеется, нужно будет, потом расскажет.

Едва положив трубку, соскочила с постели, кинулась в ванную, ополоснула лицо, придирчиво оглядела его в зеркале. Тряхнула головой, распушив черные волосы, подхватила их обеими руками и высоко подняла. Обе прически ей шли. Поднятые волосы подчеркивали высокую красивую шею. А распущенные придавали большим блестящим глазам какое-то божественное выражение. Однако раздумывать было некогда.

«Хотя бы знать, сколько ему лет!» – с сожалением подумала Лия и предпочла распустить волосы, чтобы гость не догадался, что она специально готовилась к его приходу.

Она достала из гардероба брюки и черную блузку без рукавов. Лия отдавала себе отчет в том, что брюки будут полнить ее, мать двоих детей, но понимала и то, какое впечатление произведет на искушенного мужчину обтянутая черной блузкой грудь. Она быстро натянула блузку и брюки, а толстые красно-белые полосатые французские носки и спортивные туфли лет на пять омолодили и без того молодую и элегантную женщину. Найдя перед зеркалом маленький изящный флакон «Шанели», она несколько раз провела его пробкой за ушами, по шее и груди и снова взглянула в зеркало.

«Хороша!»

«А вдруг он запоздает?» – подумала она и посмотрела на часы. Почти пять. Не зная, чем занять себя, она села в кресло, поставила пепельницу на подлокотник, закурила и раскрыла книгу.

Точно в пять в дверь постучали.

– Кто там? – крикнула по-русски Лия и почувствовала, как оборвалось сердце.

Стук повторился.

Лия поднялась, положила книгу на стол, а сигарету – в пепельницу и неторопливо пошла к двери. Когда она взялась за ручку, волнение ее усилилось до предела. Она машинально перекрестилась и отворила дверь. У порога стоял представительный, безукоризненно одетый молодой человек с букетиком фиалок в руке. Он улыбался.

Лия почему-то не подумала о том, что гость может оказаться моложе ее.

Улыбка на лице молодого человека медленно сходила на нет и наконец совсем исчезла.

– Виноват, я, кажется, ошибся адресом, – сказал он по-французски.

Окончательно смешавшись, Лия не могла выдавить из себя ни слова и только неловко улыбалась.

– Вы говорите по-немецки? – по-немецки спросил гость.

Лия так же неловко отрицательно покачала головой.

– По-английски?

– Немного! – пискнула она с ужасным акцентом.

– Может быть, знаете русский?

– Русский я знаю хорошо. И русский, и грузинский! – кое-как пришла в себя Лия.

– Вы грузинка?

– Да. Проходите, пожалуйста!

– Ничего не понимаю! – Молодой человек, смущаясь, прошел в номер.

– Между прочим, и я в том же положении.

– Прежде чем мы разберемся в случившемся, позвольте представиться – Нодар Барамидзе! – Он протянул женщине руку.

– Лия Рамишвили!

– О-о, я вижу, вы не притронулись к моим гвоздикам!

– Как я могла, они же предназначались не мне. Присаживайтесь. – Лия показала гостю на стул.

– Цветы принадлежат тому, в чьей вазе стоят. Примите и этот букетик фиалок. – Рамаз протянул женщине цветы. – Письмо же, с вашего позволения, я заберу.

– Справедливо ли присваивать чужие цветы? – кокетливо произнесла Лия, принимая букетик.

– Не стоит беспокоиться, ту, которую я ищу, мне, видимо, не найти.

– Она, наверное, молода и обаятельна?

– Наверное. Откровенно говоря, я ее не видел. Она моя коллега из Алжира. Мы оба работаем над одной проблемой и хотели поделиться друг с другом результатами эксперимента, – Рамаз вытащил из кармана миниатюрную записную книжку. – Все как будто сходится: гостиница, этаж, номер… Хм! – Он с сожалением усмехнулся.

– Случилось что-нибудь? – встрепенулась Лия. Она заметила, как у гостя испортилось настроение.

– В моем возрасте непростительна подобная рассеянность, – мне нужно было искать коллегу не в «Будапеште», а в гостинице «Бухарест».

– Жаль! – посочувствовала Лия. – Но беда не велика, вы можете позвонить отсюда.

– Мне неловко злоупотреблять вашим вниманием.

– Что вы, как можно, прошу вас!

Рамаз поднял трубку и набрал номер телефона Романа Гугавы.

Роман ждал его звонка. Он сразу взял трубку и, убедившись, что звонит Коринтели, стал поддерживать разговор, глухо бубня только одно слово «да».

Лия разглядывала гостя. И признавалась самой себе, что молодой человек очень ей нравится. Может быть, ее больше всего очаровывало то, что он говорил по-французски. Может быть, пленяли его атлетическая фигура и дорогой, безупречно сшитый, фирменный костюм, чрезвычайно идущий ему?

Видимо, все вместе.

Молодая женщина не знала французского, но, глядя на Нодара Барамидзе, понимала, что он прекрасно владеет языком. Время от времени тот обаятельно смеялся и несколько раз взглянул на часы.

«Наверное, свидание назначает!» От зависти у молодой женщины сжалось сердце.

Гость положил трубку и посмотрел на Лию:

– Вы не позволите мне позвонить еще раз?

– Сколько угодно!

Рамаз достал сигареты:

– Вы не желаете?

– Благодарю! – изящным жестом Лия выудила сигарету из пачки.

Рамаз поднес ей зажигалку, закурил сам и набрал номер.

На сей раз он разговаривал с Романом по-русски.

Из этого одностороннего разговора Лия вывела заключение, что ее гость беседует с вице-президентом Академии наук.

– Вы астрофизик? – спросила она, когда он положил трубку.

– Да.

– Я почему-то не могла представить себе молодого астрофизика. К тому же такого молодого, как вы.

– Почему?

– До сегодняшнего дня я была искренне уверена, что астрофизики пожилые и скучные люди.

– Если я правильно понял вас, они, по вашему мнению, родятся прямо стариками?

– Да, – рассмеялась Лия, – примерно так я и представляла.

– Мне кажется, что я отнимаю у вас слишком много времени, – Рамаз встал.

– Времени у меня хоть отбавляй, – улыбнулась Лия и встала следом за ним.

«Наверняка никогда больше не увижу его», – пожалела она в душе.

Рамаз изысканно поцеловал женщине руку.

«Какие манеры!» – вздохнула та в душе.

Рамаз вышел в холл и взялся за дверную ручку.

Лия была убита, она не думала, что уход незнакомца так огорчит ее.

Но тот остановился. Отпустил ручку и повернулся к ней.

– Позвольте мне называть вас Лией. Вы так юны, что я не решаюсь обращаться к вам ни со словом «калбатоно», ни по отчеству.

– Благодарю вас! – Лия была явно польщена.

Перед двадцативосьмилетней женщиной еще не вставала проблема возраста, но обращение по отчеству, да еще из уст молодого человека, естественно, не могло бы понравиться ей. Поэтому ее сердце взыграло от таких слов.

– Я человек суеверный и убежден: то, что мы часто приписываем случаю, предрешено на небесах. Я, как физик-идеалист, склоняю голову перед лапласским детерминизмом.

В ответ Лия только улыбнулась. Она не знала, что за штука лапласский детерминизм. Зато она уже знала, что молодой человек непременно пригласит ее куда-нибудь, и заранее знала, что не сможет ему отказать.

– Не поужинать ли нам вместе?

Лия заколебалась; всей душой порываясь ответить «да», она в то же время чувствовала, сколь неловко сразу изъявлять согласие на первое приглашение.

– Не вгоняйте меня в конфуз, этого не только я, сам бог не простит вам!

Женщина рассмеялась:

– На боге вы меня поймали!

– Где мы поужинаем?

– Я не знаю. Где вы предпочитаете?

– Если угодно, в «Интерконтинентале», я там живу. А хотите, спустимся в ваш ресторан.

От Рамаза не укрылось, какое впечатление произвело упоминание об «Интерконтинентале».

– Мне наскучили одни и те же лица.

– Тогда я иду заказывать столик и ровно в восемь жду вас перед гостиницей.

* * *

– Дедушка Варлам, я к тебе с гостем! – еще в дверях заявила Лия бабушкиному брату Варламу Гигошвили, снимая кожаную куртку и делая знак Рамазу, чтобы и он раздевался.

– Гостя?! – удивился тот, окидывая подозрительным взглядом молодого элегантного мужчину.

– Твой коллега, физик, не хмурься, неудобно.

– Проходите! – через силу улыбнулся старик.

– Спасибо! – сказал Рамаз, окидывая цепким взглядом двухкомнатную квартиру пенсионера.

– Вы, стало быть, физик? – спросил вдруг Варлам, словно проверяя сказанное Лией.

– Да, физик, точнее, астрофизик.

– Проходите, пожалуйста!

Рамаз сел и достал из кармана сигареты:

– Вы разрешите?

– Разумеется, пожалуйста!

– Не желаете?

– Нет, я не курю! – Старик принес пепельницу и поставил ее на стол перед гостем. – В какой области вы работаете?

– Я в основном занимаюсь проблемами радиоактивности.

– Понятно, понятно.

– Прошу прощения за беспокойство, вы, кажется, отдыхать собирались?

– Да я только и делаю весь день, что отдыхаю. Необходимые магазины на первом этаже этого, подобного целому городу, здания. Я заперт в его бетонной коробке и живу воспоминаниями. Где вы познакомились с моей внучкой?

– Я ее давно знаю. После ее замужества мы почти не встречались. А столкнулись в гостинице и очень обрадовались. А вы давно живете в Москве? – спросил в свою очередь Рамаз.

– Почти двадцать пять лет! – призадумался старик. – Большого ученого из меня не вышло. И жизнь не задалась. В моей квартире ничего нет, кроме самых необходимых вещей. Библиотека, правда, неплохая.

– Только ли библиотека, дедуля? Разве твоя коллекция марок не уникальна?

У Рамаза дрогнуло сердце:

– Вы филателист?

– Вернее, был когда-то. Несколько лет не приобретал ничего нового.

– У дедушки Варлама с тысячу уникальных марок.

– Я в филателии профан. Тысяча марок, вероятно, считается большой коллекцией?

– Ценность коллекции определяется характером марок, а не количеством. У меня есть хорошие марки, но не настолько, чтобы считать мою коллекцию уникальной. Хотя есть у меня одна марка, она-то моя настоящая гордость! – У старика заблестели глаза. – Пройдемте в кабинет. Я хочу показать вам ее.

Все прошли в кабинет. Рамаз сразу увидел множество марок, выставленных за стеклом. Он взял себя в руки, стараясь не обнаруживать волнения. Напустив на себя вид, будто марки его не интересуют, он подошел к книжным полкам и вытащил первый том старинного издания истории математики.

– Ну, пожалуйста, а то дедушка обидится! – шепнула ему Лия.

– Иду, иду! – Рамаз подошел к заполненной марками витрине. – Извините меня, но я увидел такие книги, что глаз не мог оторвать.

Он напряг внимание, подхлестываемый страстью поскорее увидеть марку, стоящую сто тысяч долларов.

– Вот моя гордость, мой «Трафальгар»! – Варлам открыл малахитовую коробочку и показал гостю бережно завернутую в целлофан марку. Глаза старого физика озаряла радость, морщинистое лицо его было преисполнено гордости.

– Во сколько же оценивается ваш «Трафальгар»? – как бы вскользь поинтересовался Рамаз.

– В значительную, в весьма значительную сумму. Многие, имей они желание, не смогли бы купить ее! – захихикал старик. – Между прочим, мне как-то не по себе становится, когда люди, несведущие в филателии, ценят марки только за их стоимость.

– Я уже говорил, что не имею о филателии представления. Поэтому не знаю, в чем ценность марки. В красоте? Но марки в витрине намного красивее вашего «Трафальгара»! – как бы с досадой заметил гость.

– Вы правы, полностью правы. Мой «Трафальгар» стоит приблизительно около двухсот тысяч долларов.

– Что ты говоришь, дедушка! – вскричала Лия.

– Да, да, двести тысяч долларов!

– Этот клочок бумаги? – якобы не поверил Рамаз.

В ответ старик захлопнул коробочку и спрятал ее обратно в секретер.

– Марки не ваша стихия, лучше я вам покажу книги. – Варлам Гигошвили, по-видимому, был уязвлен в самое сердце.

– Вы правы. Филателия для меня настоящая китайская грамота. Мне вспоминается анекдот или истинное происшествие, рассказанное мне в Париже два месяца назад. Если я не злоупотребляю вашим вниманием, готов рассказать.

– С большим удовольствием слушаю вас, с большим удовольствием!

– Вы не обидитесь? Анекдот о филателисте.

– Тем более приятно, я весь внимание.

– Жил в Лионе некий молодой человек, с детства увлекавшийся филателией. До сорока лет прожил он, не зная женщин. Представляете себе француза, до сорокалетнего возраста не знавшего женщин? – Рамаз подмигнул Лии.

– Истинное чудо! – хихикнул старик.

Лия рассмеялась. От старого физика не укрылось, какими глазами смотрит на гостя его внучка, и он укоризненно погрозил ей пальцем.

– В один прекрасный день наш лионский филателист приехал в Париж, – продолжал Рамаз. – Там он встретился с одной женщиной и впервые познал вкус любви. Он тут же кинулся к телефону, соединился с матушкой в Лионе и велел ей сейчас же выбросить его марки в огонь. «У меня переменилось хобби, я узнал вкус любви!»

– Замечательно! – смеялся Варлам. – Истинно французский анекдот. Однако, милый мой, я не похож на вашего филателиста. Я никогда не был записным ловеласом, хотя любовь и меня несколько раз заставляла терять голову. А ты, Лиечка, приготовь нам чай. Вы нагрянули неожиданно, у меня, увы, особенно нечем вас угостить.

– Что ты! Наоборот, это мы извиняемся за беспокойство.

– Лия, мне пришла в голову одна мысль, – сказал Рамаз. – Давайте завтра пообедаем втроем.

– Я с большим удовольствием схожу с вами в ресторан, – обрадовался Варлам.

Лии явно не понравилось предложение Рамаза, но делать было нечего.

– Как хотите, – сказала она.

– Куда пойдем? – Рамаз словно не заметил досаду молодой женщины.

– Это я обдумаю! Когда вы пожалуете завтра ко мне, предложу вам свой вариант, разумеется, если вы согласитесь.

– Мы полагаемся на ваш выбор! – засмеялся Рамаз. – Лия, завтрашнее заседание в академии закончится примерно в половине пятого, я прихожу к тебе, а к половине шестого попросим нашего дорогого хозяина быть готовым. До свидания, батоно Варлам!

Лия молчала, пока они не сели в такси.

– Зачем тебе вздумалось приглашать дедушку? – спросила она, удобно устроившись на сиденье.

– Он мне понравился, прелестный старик. Люблю поговорить со старыми интеллигентами. И, главное, хотелось тебе угодить.

– Ты не забыл, что у нас осталось всего-навсего два дня? С какой стати я должна делиться этим временем пусть даже с самыми близкими людьми?

– Почему всего-навсего? Разве у нас впереди не целая жизнь? – наивно удивился Рамаз.

– Нет, жизнь моя, – как маленького ребенка, приласкала его Лия. – К сожалению, у нас осталось только два дня. Больше нам уже не встречаться друг с другом. Я знаю, для меня настают очень тяжелые дни, мне очень горько расставаться с тобой, но что поделаешь, через себя не перепрыгнешь. Бог, видимо, не разбрасывается счастливыми минутами. Я благодарна ему и за те несколько дней, которые провела с тобой. А ты, я уверена, поступишь так, как подобает истинному интеллигенту и рыцарю! Ты понимаешь меня?

– Я понимаю лишь одно. Если твое решение окончательное, я теряю человека, подобного которому никого и никогда не любил, хотя, откровенно говоря, я верю, что бог не оставит меня.

* * *

– Все в порядке? – спросил, выйдя из такси, Рамаз.

– Как и договаривались, двадцать минут назад вошел с каким-то мужчиной, – ответил Роман Гугава.

– Он сидит за соседним столиком. На нем темно-синий костюм и темно-красный галстук, – полушепотом рассказывал Сосо Шадури. – Ты садись за стол справа, ближе к нему. Здесь так тесно, что столики стоят совсем рядом. Вас никто не услышит.

– Ладно, все будет в ажуре. Глядите веселее, бросьте шептаться.

Метрдотель встретил гостей в дверях и проводил их к заранее заказанному и уже накрытому столику.

Рамаз издали обратил внимание на высокого, светловолосого англичанина. Спокойно подойдя к столику, он выдвинул стул и сел, даже не повернувшись в его сторону.

– Я, кажется, говорил, порадостнее лица! – улыбаясь, процедил сквозь зубы Рамаз. – И, главное, не пяльтесь на них.

Сосо с Романом сидели напротив Рамаза, лицом к англичанину.

Прошло минут десять, а Рамаз по-прежнему никак не обращался к нему.

– Пора заговорить с ним, они всего полчаса пробудут в ресторане.

– Не горячитесь, мне хватит пяти минут. За успех нашего дела! – Рамаз высоко поднял бокал и как бы между прочим повернул голову в сторону англичанина.

Англичанин, как по уговору, перехватил его взгляд.

Рамаз закурил и чуть слышно сказал по-английски:

– Через четыре дня выпьем за «Трафальгар».

Роман Гугава кивнул, будто Рамаз разговаривал с ним.

– С удовольствием чокнусь с вами!

– Нужно окончательно договориться.

– Разве мы не все согласовали?

– С кем вы согласовывали, тому долго отдыхать. Мой компаньон не понимает по-английски, а вы почти не понимаете по-русски. Есть грузинская пословица – от осторожности голова не болит. Еще раз обговорим условия.

– Ваши предложения?

– «Трафальгар» заслуживает двойную радость. К тому же, вы знаете, задержка за валютные операции с иностранцами вдвойне опасна.

– Я знаю, но вам придется удовлетвориться одной радостью, – англичанин тоже закурил. – На большее не рассчитывайте.

– Ваше слово окончательно?

– Окончательно. А взамен я готов продолжить наши отношения.

– Продолжение отношений – дело будущего.

Рамаз знаком подозвал официанта:

– Почему второе запаздывает?

– Ждем ваших указаний, – вежливо ответил тот. – Сейчас несу.

– Где, как и когда? – спросил Рамаз, повернувшись к англичанину, и, высоко подняв бокал, перевел взгляд на Сосо Шадури.

– В «Национале», в гардеробе, при сдаче пальто, – с улыбкой сказал англичанин своему спутнику, но так, чтобы слышал Рамаз, и, смакуя, осушил бокал шампанского.

– Нет. В коктейль-баре. Лучше, чтобы вы зашли в ресторан.

– А когда вы выйдете из коктейль-бара?

– Как только вы или ваши друзья появитесь там и закажете «Шампань-коблер». Недоразумения исключены?

– Мы – англичане.

– Нас не боитесь?

– Я полагаю, что имею дело с достойными джентльменами!

– Благодарю за доверие. Как произойдет обмен?

– Это самое легкое. Видите мою сумку?

Рамаз резко оглянулся на висящую на его стуле небольшую кожаную сумку.

– Да.

– Я купил ее в вестибюле. Приобретите по возможности такую же. В коктейль-баре, я полагаю, будет нетрудно поменяться ими.

– Ясно!

– Вы недавно соизволили привести хорошую пословицу, что от осторожности голова не болит, так что на всякий случай мы примем свои меры. Порядок есть порядок, профессионал всегда профессионал, хотя, повторяю, я нимало не сомневаюсь в вашей порядочности.

– Доходчиво!

– Теперь у меня один вопрос.

– Переждем официанта, – сказал Рамаз и, взбешенный повернулся к приятелям: – Да разговаривайте вы, ешьте, поднимайте бокалы, какого черта окаменели, как бездарные статуи.

Официант сначала поменял всем тарелки, затем положил каждому по фирменному бифштексу.

– Принеси еще три бутылки вина, – Рамаз залез в карман, достал деньги и протянул официанту десятку. – Передай это оркестру, пусть сыграют что-нибудь французское.

Официант ушел.

– Слушаю вас! – берясь за нож и вилку, по-английски сказал Рамаз чуть в сторону.

– Я надеюсь, операция пройдет чисто?

– Разумеется!

– Существует пословица под стать вашей – доверяй, но проверяй.

– Если мы не придем, вам все станет ясно, но этого не случится. Даже если мы погорим, вы можете быть спокойны.

– Мы ценим слово джентльмена. Желаю вам успеха. До встречи в «Национале»! – Англичанин поднял бокал шампанского и выпил.

– За успех! – Рамаз чокнулся с сотрапезниками и осушил бокал до дна.

Оркестр заиграл какую-то французскую мелодию. На сцену вышла высокая певица в длинном платье.

Рамаз как будто заслушался. Он подпер голову рукой и, отдавшись мелодии, полуприкрыл глаза.

Оркестр взял последние аккорды. Саксофонист повернулся лицом к Коринтели и слегка поклонился ему.

Рамаз спокойно и бесшумно похлопал в ладоши. Затем взялся за свой бокал:

– Вы что, втихомолку пьете?

Покосился на соседний столик – англичан уже не было.

– Ого! – одобрительно сказал он. – Видели, когда они ушли?

– Я видел! – ответил Гугава.

– А теперь выпьем! Напиться охота!

– Выпьем! – Шадури наполнил бокалы.

– За успешное завершение нашей операции!

– За успешное! Роман, ты немного погодя выйдешь и купишь сумку, такую же, как у англичан.

Все трое чокнулись и осушили бокалы до дна.

Рамаз понял, что успех операции в его руках, и воспрянул духом.

– Мне почему-то захотелось водки.

– Пусть принесут! – Шадури повернулся, нашел глазами официанта и жестом поманил его: – Какая водка у вас есть?

– «Сибирская», «Столичная».

Шадури посмотрел на Коринтели, предлагая ему выбрать.

– «Сибирскую», – обратился Рамаз к официанту. – Только поживее.

Официант исчез.

– Не заказать ли оркестру что-нибудь грузинское? – сказал Роман Гугава и потянулся к карману.

– Уважаемый Роман, – насмешливо остановил его Рамаз, – не стоит лишний раз мозолить глаза обслуживающему персоналу. Никогда не забывай, что скромность украшает человека.

Роман Гугава был очарован Рамазом Коринтели. Он, не спуская с него восхищенных глаз, ловил каждое слово.

Рамаза же Гугава не интересовал. Ему хотелось сбить спесь с Сосо Шадури, поставить на место и раз и навсегда убедить этого молодца с бронированным лбом, что Рамаз Коринтели ему не по зубам.

– Что ты молчишь? – раздраженно спросил Шадури.

– Это я-то молчу? – рассмеялся Рамаз и выпустил дым ему в лицо.

– Я не о тостах. Что скажешь о деле?

– Пора, Сосо Владимирович, выучить английский. Вот Роман Гугава прекрасно понял, о чем мы говорили.

От злости у Шадури заиграли желваки на скулах.

– Уймись, все в порядке! – успокоил Рамаз взбешенного компаньона. – Сейчас давайте поговорим о деле. Англичанину что, мы меняемся с ним сумками, и делу конец! Чистый барыш у него – сто тысяч долларов, если не больше. А мы куда денем доллары? Никогда не имел дела с валютой.

– Я за десять дней превращу наши доллары в триста тысяч рублей.

– Маловато! – На этот раз Коринтели выпустил дым в лицо Роману.

– Можно в четыреста тысяч, только придется долго ждать. Вместе с временем растет и опасность. Избавиться от валюты надо побыстрее. У меня есть человек, который немедленно заберет ее у нас.

– Прекрасно! Я – за! Как делим деньги?

– Десять тысяч сверху берет Роман Гугава за наводку.

– Я, джентльмены, ни в какую не согласен.

– Почему? – удивился Гугава.

– Слово есть слово, я обещал Роману! – вызывающе бросил Сосо Шадури.

– А я? Разве я соглашался? Как я мог давать согласие до основательного знакомства с делом?!

– Сколько ты просишь?

Официант принес водку. За столиком воцарилось молчание.

– Сколько ты просишь? – повторил вопрос Шадури, когда официант ушел.

– Роман Гугава позвал нас потому, что ему одному эта операция была бы не по зубам, так ведь, батоно Роман?

– Так, – согласился тот. – Одному не провернуть такую сложную операцию.

– Дело не только в количестве. Людей и здесь можно набрать. А операцию не проведешь. Я не хвалюсь и не набиваюсь на благодарность. Но без меня у вас ничего бы не вышло. Я требую на десять тысяч больше. Остальное поделим на троих. Если Сосо Шадури мучает совесть за нарушение договора, он может уплатить мне разницу из своей доли. Я требую свое. Вы можете соглашаться, можете не соглашаться. В последнем случае я выхожу из игры. Буду довольствоваться тем, что Лия Рамишвили полюбила меня.

– Ты неправ! – Взбешенный Шадури чуть не разбил бокал об стол.

– Побереги нервы, юноша! – негромко, но свирепо отрубил Рамаз.

– Я согласен! – заявил вдруг Роман Гугава. Он явно боялся, как бы спор не перерос в стычку. – Предложение правильное. Если операция пройдет успешно – заслуга Рамаза. Я согласен. Десять тысяч – ваши, остальные делим на троих. Очень прошу вас, успокойтесь. А я пойду куплю сумку.

Рамаз взглянул на Шадури. Тот был мрачен. Его изводили не десять тысяч долларов – он бесповоротно убедился, что Коринтели претендент на первенство.

– Не кисни, Иосиф Владимирович, – понял его Рамаз. – Скоро ты снова будешь лидером. «Трафальгар» – моя последняя операция. Затем я навсегда покидаю вас. Мне хватит тяжб и интриг с учеными. И в том мире многое приходится брать с бою.

Сосо не понравилось, что Коринтели раскусил, какой червь гложет его душу. Он ничего не ответил, предпочитая промолчать. Тем временем вернулся Роман.

– Позвольте, джентльмены, считать ваше молчание знаком согласия. Выпьем, а то мы затянули с тостом. А ну, откупорьте водку, – сказал Рамаз, разглядывая сумку, висящую на спинке стула, где сидел Гугава.

Роман запил водку боржомом:

– Двадцать лет живу в Москве, а никак не могу привыкнуть к проклятой!

– Давайте доработаем сейчас некоторые детали операции. Кое-что изменилось. Я убедил Лию Рамишвили, что не стоит провожать ее до аэропорта. Не дай бог влюбленная женщина не выдержит и ударится в слезы. А во Внуково полно грузин – друзья, знакомые. Так что запомните: рано утром я должен навестить ее. В одиннадцать Роман заезжает за мной в «Будапешт». До половины двенадцатого мы будем у старого физика, а к двенадцати вернемся назад, в гостиницу. Лия встретит нас сидя на чемоданах. Несмотря на твое двадцатилетнее жительство в Москве и великолепное знание русского языка, ты, Роман, ни под каким видом не раскрывай рта. Одна фраза с грузинским акцентом может провалить нашу операцию. Ты с твоей «Волгой» прикреплен ко мне руководством Академии наук. Ты остаешься в машине, мы со стариком идем к Лии. Трогательная сцена прощания, и посадка Лии Рамишвили в такси займет час. Едва такси скрывается из глаз, мы с Варламом садимся в твою машину. Остальное пойдет как по нотам.

– Лучше бы обойтись без крови! – покачал головой Роман.

– Если бы можно было без крови, ты бы нас не позвал, – усмехнулся Рамаз. – Хотя можешь быть спокоен, крови не будет. Старика нужно душить так, чтобы не осталось следов насилия. Когда его найдут в реке, среди множества версий одна должна перевесить все остальные – одинокий и дряхлый пенсионер утопился. Поэтому, войдя в квартиру, ни к чему не прикасаемся, забираем только марку.

– Не лучше ли сначала привязать какой-нибудь груз, а потом бросить в реку? – осмелился вставить слово Роман Гугава.

– Мы уже договорились однажды и пришли к согласию. Теперь начнем сызнова? Если старик исчезнет, милиция станет копать глубже. Когда же найдут труп и не обнаружат на нем следов насилия, а в квартире все окажется на своих местах, предложенная нами версия превратится в официальный факт. Привязать к трупу железную болванку – пара пустяков. – Рамаз одним духом выпил свою водку. – Если тебе что-то не нравится в моем плане, обсудим его еще раз, только то, что решим, пусть будет законом.