Текст книги "Наркокурьер Лариосик"

Автор книги: Григорий Ряжский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– О’кей, о’кей, вань минить… – после чего благодарно улыбнулась Гарьке и на всякий случай – Юрию Лазаревичу.

– Пошли, – сказал Юра и широко зевнул, – спать охота…

Через пять минут, когда они уже успели раздеться до трусов, в дверь тихо постучали. На пороге стояла пучеглазая проститутка. Она быстро прошмыгнула в комнату и улыбнулась: вот, мол, и я…

Оценив мужские телеса, пучеглазка сказала, глядя поочередно на обоих:

– Файф унд файф… Тен… – и подняла вверх обе ладони, демонстрируя наличие полного комплекта пальцев.

– Ананас будешь? – спросил ее Гарик и почесал волосатый живот. – А то у нас их до хуя осталось. Все не смогли сожрать…

– Тен… – еще раз с улыбкой промолвила проститутка, – тен, плиизь…

Спать хотелось нечеловечески.

– Ладно, – согласно сказал Юрка, – тен так тен. А вообще, знаешь чего, ты… Крупская. Пошла отсюда на хуй… – и угрожающе двинулся в ее сторону.

До пучеглазки что-то начало доходить, а именно, что никто здесь не собирается с ней спать. Она заморгала часто-часто и вдруг разрыдалась.

– Босс, босс, – пыталась она что-то объяснить клиентам в трусах и показала пальцем в окно, куда-то вниз. – Ж-ж-жик! – добавила она и провела рукой по горлу. – Босс…

– На себе не показывай, – строго по-отцовски сказал Юрий Лазаревич. – Нельзя… Ноу… Ананас лучше съешь, а то и вправду пропадут…

– Это она говорит, что ее сутенер зарежет, если она ему чирик баксов не отстегнет, – перевел ситуацию Гарик. Он задумчиво посмотрел в потолок и неожиданно предложил: – А давай лучше сами ее порешим, а?

Он взял со стола нож и, сделав страшное лицо, медленно двинулся к пучеглазой. Проститутка в ужасе отпрянула, споткнулась о журнальный столик, упала, смахнув все со стола, и поползла к двери, стараясь, очевидно, остаться незамеченной.

– Ух, я тебе! – вдогонку ей хохотнул Гарик.

Девчонка взвизгнула и выскочила в коридор.

– Все! – подвел итог приключению Юра. – Спать!..

То, что у Юрия Лазаревича исчез бумажник, они обнаружили утром. Бумажник лежал на журнальном столике рядом с недоеденным ананасом – это он помнил точно.

– Вот сука! – огорченно произнес Гарик. – Двести баксов! Лучше б мы ее за чирик на двоих выебли…

Этим же утром, до отхода автобуса, они сходили на толкучку и выбрали для Юры новый бумажник – классный, темно-серый, с тиснеными разводами, плотный и мягкий, – ну настоящее просто портмоне. Торговка с бандитской мордой не уступила ни донга, отсюда они сделали вывод, что кожа – настоящая.

– Элефанть лезя! – гордо сообщила она потерпевшим. – Риаль!

– Переводи, – хмуро бросил Юра в Гарикову сторону, – чего она там?

«На казашку нашу похожа», – подумал он, пока Гарик конструировал перевод.

– Не мучайся, – остановил он Гарькины лингвистические потуги, – слоновья кожа… настоящая… С тебя семь пятьдесят, по курсу… Половина…

Бумажники Юрий Лазаревич терял регулярно, примерно по две штуки в год – не в самый худший.

«Ну из слона у меня еще не было… – думал он, трясясь в автобусе, – из натурального элефанта. Может, на этот раз повезет… Если все бабки сложить, что в тех бумажниках были, на пятьдесят вторую акцию натянул бы. Точно…»

Гарик дремал. Юрка толкнул его локтем:

– Слышь, Гарь… Представляешь, приезжаем в Москву, а там слухи: Юрий Лазарич с Игорь Феликсычем во Вьетнаме изнасиловали проститутку, а после – зарезали…

– Не помню, ты ананас утром ел? – вопросом на вопрос ответил Гарик. – А то мне в животе чего-то…

– Ну, ел… – равнодушно ответил Юра. – А чего – «чего-то»?

И в этот момент раздался первый выстрел в самой его живой середине – между пупком и позвоночником. Выстрел был глухой, пристрелочный, но пуля была настоящей… Вслед за ударом он почувствовал резкий спазм где-то еще ниже, вероятно в кишечнике…

– Ананас… – в ужасе произнес Юра, согнувшись пополам, – ананас блядский… По штуке за штуку…

– Ты чего… Тоже? – Гарик по такому случаю открыл глаза. – Тоже живот?

Юра медленно разогнулся. Боль немного отпустила. Справа, за окном тянулись бесконечные рисовые поля, а слева, с их стороны – такие же бесконечные ананасовые плантации.

– Твари… – несколько раз вдохнув и выдохнув, сделал заключение Юрий Лазаревич. – И зачем им столько говна этого… У меня до сих пор губы щиплет…

Вновь тяжелой волной нахлынула боль, как будто кто-то побрызгал внутри из спрея с концентрированной серной кислотой, нарочно разбавленной водой для долгого въедания в кишки. Юрка вновь согнулся пополам.

«А вдруг подохну? – по тупости мысль не уступала боли, но опережала ее по прогнозам. – Каринка ведь все дело наследное угробит, в ту же секунду».

Изображение за окном плавно потеряло цвет и стало равномерно серым. Сквозь пелену эту лишь пробивались ярко-желтые ананасные кучи, сваленные на дороге через каждые полкилометра для заманивания автобусных туристов. Мир вокруг тихо угасал…

«Что же делать-то? – лихорадочно думал Юрка. – И ведь ни куста, ни пригорочка вокруг – один рис да эти… – он уже не хотел обозначать этот плод – ни в мыслях, ни на словах… – Если только жопу в рис под воду засунуть?..»

– А, вот, знаешь… – снова не открывая глаз, предложил новую тему Гарик. – Как ты думаешь, бананы – что такое? Ну, в смысле, там, овощ, фрукт или корнеплод, например, а? – Вновь в животе выстрелило, но на этот раз уже без глушителя и разрывной… В десятку… – Трава! – гордо ответил на собственный вопрос Гарик. – Банан – это трава, если по биологии… Или по ботанике? – переспросил он сам себя и открыл глаза.

– Останови-и… – сквозь зубы промычал Юрка, еле сдерживая кишечные схватки, – останови его, блядь!

Гарик посмотрел на Юрку и то, что он увидел, заставило его вскочить с места и совершить прыжок в сторону водителя, забыв выяснить, кто все-таки блядь – он или водила. Приземлился он у самого руля. Юра так и не узнал, что и как объяснил вьетнамцу Гарька, но автобус плавно остановился, и, к своему счастью, Юрий Лазаревич обнаружил очередное ярко-желтое пятно, но не на обочине, вдоль дороги, а на некотором удалении от нее, метрах в пятидесяти в сторону. Ананасы были исключительно спелые. От кучи вкусно пахло, и вокруг не было никого. Юрий Лазаревич полусогнутым орлом напрыгнул на кучу, скатился вниз, перебрался за нее и сорвал с себя шорты. Освобождение было такой ясной и пронзительной силы, что вместе с уходящей болью он успел рассмотреть, как постепенно проявляется в цветном изображении жизнь вокруг… Он высунул голову наружу, из-за кучи, словно из засады. Вдалеке, по ту сторону дороги, склонились над полем женские фигуры, по колено увязшие в рисовой жиже. На всех были конусообразные соломенные шляпы. Вдоль дороги брел буйвол с крутыми рогами и тощей зубчатой спиной. Он тащил арбу с ананасами, а погонял его малыш с длинной гибкой хворостиной.

«Какая красота… – подумал Юра, – как на старинной гравюре… Надо парочку хороших ананасов Каринке привезти. У нас они не такие… – Автобус пару раз посигналил. – …Бумага!.. – вдруг вспомнил он. – Черт! Бумаги-то нет никакой…»

Он оглянулся. Дело было безнадежным… Тогда он вытащил из шорт новый бумажник, который портмоне, куда не успел еще ничего переложить. Зачем он достал и открыл его, Юрка сам не понял. В бумажнике, в среднем отделении, на самом виду одиноко распластался спасительный американский доллар. Юрка посмотрел в лицо сенатору, а может, и самому президенту, снова освобожденно вздохнул, слегка примял банкноту и использовал по обстоятельствам.

«Были бы донги, по курсу – так на полкило купюр – хоть обосрись…» – отметил он в заключение.

Он натянул шорты, положил в карман бумажник, похлопал его по толстой слоновьей коже и произнес вслух:

– Мо-ло-дец!!!

Относилось это к бумажнику или к освободителю американского Севера от их же Юга, в зеленой овальной рамке, значения для него не имело – его устраивали оба варианта.

…Сначала к нему пустили жену.

– Юрочка, – заплакала Каринка, – как же так, мы чуть с ума не сошли. Господи Боже… Юрочка…

– Почему я в этой больнице? – спросил он жену. – Нельзя было куда-нибудь получше? Ты Фрейдину-то звонила?

– Какому Фрейдину, Юрочка, – продолжала плакать Каринка. – Тебя еле успели довезти в ближайшую. Еще бы пара минут и… – она зарыдала, – и все… Доктор сказал… Еще он сказал, чудо помогло…

– Гарька знает? – спросил Юра жену и тут же вспомнил, что тот неожиданно взял отпуск и отвалил с сыном на Кипр, впервые – сам, без него… – Да… Я забыл, нет его…

На Кипр они в первый раз попали на следующий год после Вьетнама, когда у обоих гораздо раньше пожизненного плана закончились блядские дюралевые серебрянки. Пора было запасать новую обманку. Но, если серьезно, дело, конечно же, было не в этом. Дела в торговле шли славно, даже более чем. Новорусский строительный бум прибавил им приятных хлопот по добыванию и реализации многочисленных стройматериалов. А загадочное словечко «Евро», будучи приставленным спереди к любому наименованию товаров и услуг, сметало с прилавка все что угодно в одно мгновение новорусского ока, падкого на нерусскую новизну. В общем, пришла пора определяться в серьезном, оффшорном смысле слова. Прилетев в безвизовый Лимасол, они уже через час подъезжали к Ларнаке, где их поджидала пятизвездочная броня. Еще через час они стали обладателями общего счета, открытого в ближайшем отделении «Бэнк оф Сайпрус».

– Ну, вот и все, – определил их новый статус Гарик, – в принципе, можно возвращаться домой и начать загонять безнал, хоть с завтра… Или поотдыхаем еще?

– Давай к еврейцам съездим, – неожиданно предложил Юрий Лазаревич, – тут рядом совсем, паром туда-сюда – две ночи, один день, – то, что надо. Иерусалим там… Ну и еще две-три точки, исторических. Мы же ничего с тобой не знаем толком, два мудилы. Только бабки гребем да налоги прячем.

– Да еще ананасами обсираемся, – заржал Гарик. – Давай… Поехали… – Он потер переносицу. – Но только нам пятьдесят процентов дискаунта положено… Как полужидкам. Или один полный – на двоих…

Начали они с главного – прямо с парома их разбили по группам: русские – к русским, все остальные – неважно, потому что – с английским. Потом посадили в автобусы и повезли по точкам. Главная – Храм Гроба Господня – не произвела на друзей особого впечатления – ну церковь и церковь, большая, правда, но народу – ужас немереный, и к гробу – очередюга, как во Вьетнаме – за бесплатными сандалиями. Потом еще чего-то, типа Голгофы, – они не запомнили – было жарко и очень хотелось пить. К обеду их привезли в Гефсиманский сад. Гарик вообще никуда не пошел.

– В автобусе подожду, – сказал он Юрке, – а то все равно жрать хочется…

«Это где петушок трижды кукарекал, – вспомнилось Юрке что-то призрачно-знакомое, – а потом Христа повязали и на гору повели, вешать… Или, нет, распинать… Или, погоди, мы вроде там уже были…»

– Обратите внимание, уважаемые туристы, – с противным картавым выговором произнесла экскурсоводша, – этому вот оливковому дереву больше двух тысяч лет, не исключено, например, что в тени его отдыхал Иисус Христос и где он, к примеру, был предан своими соратниками, в частности, Иудой…

– Надо же, антихрист какой… – горько и искренне вздохнула толстая тетка из их группы. Она промокнула ладонью пот на лбу и, понизив голос, добавила: – Будь ты проклят…

Юра рассеянно посмотрел на тетку, затем перевел взгляд на оливу. Толстенное старое дерево с расслоенной корой и мелкими зелеными листиками находилось в числе таких же необхватных собратьев за белой кованой оградой оливкового сада. Слабо подул ветер, и листочки слегка трепыхнулись.

«Надо же, – подумал Юрий Лазаревич, – Христа видело, а все живет… И трепыхается…»

Он поймал Христово дерево в объектив мыльницы и нажал кнопку.

– Молодой человек! – потная теткина ладошка тронула его сзади за плечо. – Вы пленку для фото здесь брали? – она кокетливо улыбнулась Юре и поправила золотую брошь на платье с вырезом. – А то у нас тоже закончилась…

– Почему тоже? – удивился он. – У меня еще есть…

Такая нестыковка совершенно не смутила тетку, напротив, она даже обрадовалась завязавшемуся, с ее точки зрения, знакомству.

– Вот и хорошо, – с энтузиазмом подхватила она, – тогда, может, вместе дальше поедем, ну в церковь, где он родился, Спаситель-то, в этом, в Вилифее?..

– Вообще-то я с другом, – неуверенно начал Юра, – он в автобусе остался…

По теткиным глазам, как по индикатору, сразу стало видно, что она слегка расстроилась. Однако она тут же изменила тактику охмурения соотечественника и применила другой, более гибкий план вовлечения Юрия Лазаревича в дружбу с собой.

– А вот мы еще хотим на пароходе жалобу на них писать, когда обратно поплывем, в Кипр. Именно, жа-ло-бу! У них меню в столовой по-русски нету, вы видели? Могли бы за такие деньги и для нас напечатать, а то тыкаемся вслепую, как нищие, а они говно всякое приносят, что самим не надо. Вы с нами подпишите? – она посмотрела на Юру, явно довольная своим монологом.

«А может, его вообще на свете не было? – вдруг неизвестно откуда выплыла простая по неожиданности мысль. – Иисуса Христа?»

К пяти вечера они пересекли границу Израиля и въехали в Палестину. Еще через час туристский десант был выброшен в Вифлееме, у подножия Храма Рождества Христова, и в ожидании экскурсии рассыпался по сувенирным точкам.

«Надо бы Каринке чего-нибудь взять, – подумал Юрка, – на память. Крестик какой-нибудь или духи…»

Но тут групповая экскурсоводша гикнула по-молодецки и картаво объявила:

– Друзья! Сейчас мы поочередно будем посещать место рождения Иисуса Христа, в яслях, внизу Храма. Точное место рождения его обозначено звездой из латуни, которая вмонтирована в мраморную плиту. Это самое святое место на Земле. Поэтому заранее попрошу приготовить ваши крестики, иконки, медальоны, у кого что есть, и приложить их потом к этой звезде. Вы получите уникальный талисман, который будет с вами всю вашу жизнь.

– Наверное, она до Израйловки в Одессе кондукторшей служила, – ухмыльнулся Гарик. – После нее все это прокомпостировать охота…

– Мудаки мы с тобой все-таки, – огорченно произнес Юрка. – Надо было взять чего-нибудь для освящения… У меня лично – ни хера подходящего нету. Ну, вообще – ни хера!

– А я, пожалуй, вообще туда не пойду, – равнодушно отреагировал Гарик на выпад друга. – Я опять жрать захотел чего-то…

Христовы ясли напоминали небольшой подземный грот, там было тихо, торжественно и прохладно. Запускали по несколько человек, и все туристы, проникнутые, в соответствии с количеством совершенных грехов, чувствами – от ужаса до восхищения, – разговаривали вполголоса, на всех мыслимых языках, переходя порой на еле слышный шепот. Кто-то клал руку на Богову звезду и бормотал свои молитвы, кто-то клал крестик, какое-то время прижимал его звезде и затем неистово целовал и крестик, и звездную плиту. Юрка был крайним из запущенных вниз. К моменту, когда последний перед ним идолопоклонник, увешанный дорогой фотоаппаратурой и похожий на японца, отбил молитвенную чечетку, Юрий Лазаревич все еще пребывал в глубоком раздумье.

«Ну что же положить-то туда, – никак не отпускала его неотвязная мысль, – на звезду эту? – Он сделал несколько шагов и присел на святое место. Затем он положил правую руку на латунь и немного подержал. Перевернув ладонь, подержал еще немного. – Нет, – подумал Юра, – одной руки мало. Надо обе… – Он добавил туда левую руку и, подержав, тоже перевернул. Стало немного легче, но не в два раза. Над мраморной плитой нависали подсвечники и две свечи горели. Он посмотрел на огонь и… спасительная соломинка выплыла из полумрака грота и пришвартовалась где-то совсем рядом с Юрием Лазаревичем. – Конечно! – он понял все сразу. – Ну, конечно! Как же я сразу не додумал?» – Он залез в задний боковой карман и выудил оттуда свой любимый слоновый бумажник – элефантовое портмоне. Тайком оглянувшись по сторонам, Юра положил его на звезду и немножко потер. То же самое он проделал и с другим слоновым боком.

– Все! – удовлетворенно сказал он сам себе. – Вот теперь – все!

Услышав пару незнакомых слов, японец оглянулся и угодливо заулыбался ему, мелко покачивая головой.

– А ты-то что тут вообще делаешь? – тоже улыбнувшись азиату в ответ, по-русски спросил его Юра. – У вас ведь не Христос, а этот, как его… Шестирукий Шива…

– …Юрик, мне разрешили пять минут с тобой, – продолжала рыдать Каринка, – я завтра приду, прямо с утра, мне постоянный пропуск сделают – завотделением сказал. Ты тут держись, родной, выздоравливай. И все наши велели тебе передать… – Она вытерла слезы краем Юркиной простыни и поднялась. – Там тебя капитан дожидается – опрос снимать. Ну, как все было… Ты только, пожалуйста, не волнуйся… – Из глаз жены снова полились слезы. – Ой, горе-то какое…

– Да, ладно, – тихо сказал Юра, – живой ведь…

Карина вышла, и ее место занял оперативник. Он вежливо поздоровался с Юрой и сразу перешел к делу.

– Юрий Лазаревич, меня интересует все, что вы помните о той ночи. И если можно, в деталях…

– В деталях… – Юра поднял глаза в потолок и задумался…

Последние годы дела их с Гариком шли не так успешно, как прежде. Новые русские потребители уже успели не по одному разу построиться, разориться и вновь построиться. Биотуалеты из Голландии, по которым они с Гарькой были главными в Москве и на которых сделали главные свои деньги, перестали покупать почти совсем – видно, не засрали еще старые или прокопали везде канализации. Сборные финские сауны тоже уже не шли – все, кому надо, давно понакупили и парились вовсю, а кому не было надо – тому уже надо и не будет. Но, несмотря на наступившие нелегкие времена, они с Гариком все же ухитрялись регулярно сбрасывать на оффшорку то десятку, а то и стольник… На тот самый общий счет, в баксах и штуках, само собой разумеется…

Тот день он запомнил хорошо… После обеда он отвез Гарика с сыном в Шереметьево-2, и когда возвращался к парковке, какой-то мудак на «тойоте» пронесся мимо и обдал его из лужи – грязной, с бензиновыми разводами. На задницу мокроты пришлось капитально – он вытащил тогда своего слона, торчащего из правого заднего кармана, стряхнул с него грязную жижу и переложил в боковой карман пиджака.

«Не святой ты, а усратый», – подумал он тогда, брезгливо держа портмоне двумя пальцами. Правда, подумал Юрка об этом беззлобно, скорее – пожурил по-отцовски. Элефант все эти годы вел себя вполне прилично – не терялся. Пару раз, конечно, терялся, не без этого… Но потом – находился, хотя один раз – и без денег.

– Смотри у меня! – грозно стращал Юрка свой слоновый лопатник. – Провинишься – обрею наголо, как вьетнамского монаха, и подложу под пианино…

После «Шереметьево» он вернулся на работу и до ночи прождал фуру с товаром из Голландии. Странное дело – фура была растаможена, но ее никак не выпускали, придираясь все время к каким-то неточностям в бумагах. Лишь к ночи Ринат, зав фурнитурной секцией, выцарапал ее из цепких таможенных лап и пригнал на разгрузку.

Юрий Лазаревич хорошо помнил, как в ту ночь он решил не ехать в Барвиху, к Каринке, а предпочел остаться в Москве, в их городской квартире, – это было рукой подать. Подъезд в его доме всегда содержался в приличном состоянии, но в тот день почему-то там была полная темень. Он набрал код, вошел в подъезд и на ощупь двинулся в сторону лифта. Под ногами хрустнули осколки разбитой лампочки.

– Ч-черт! – выругался он в темноту. – Никогда в этой стране порядка не будет. Прав Гарька – валить надо отсюда…

Он поднял ногу, чтобы сделать еще один шаг, но не успел опустить ее на пол, – сзади хрустнуло разбитым стеклом, и он почувствовал, как горло его попало в железные тиски. Кто-то очень сильный обхватил шею сзади и передавил дыхание чем-то острым. Другой обхватил Юрку ниже, вместе с руками, и держал, пока угасало его сознание… Зеленые круги поплыли где-то глубоко, внутри глаз, словно невидящие зрачки их были направлены внутрь, не от себя, а, наоборот, к себе – к сердцевине мозга… В последний момент Юрий Лазаревич попытался что-нибудь выкрикнуть, выхрипеть… но успел лишь коротко об этом подумать…

Включился лифт и поехал вниз. В нем нетерпеливо тявкала Джульетка – противная голая собачка с третьего этажа. Ее всегда выводили по ночам. «Простатит, наверное, у вашей Джульетки, – шутил Юрка, встречая собачкину хозяйку в позднее время, – аденома…»

– Во-первых, молодой человек, простатит – это у вас, – серьезно отвечала она, – у мужиков-импотентов. А у нас – цистит всего лишь, в легкой форме…

– В легкой, но затяжной… – не сдавался сосед. – Возьмите лучше у меня биотуалет, я вам скидку сделаю…

– …Блядь! – тихо выругался один из нападавших. – Приколи его, быстро…

Второй вытащил что-то из-за пазухи, сверкнула в отблеске уличного фонаря узкая сталь. Быстрым и коротким толчком он всадил нож в обмякшее уже Юркино тело, туда, где сердце, и так же коротко выдернул его назад.

– Все, – тихо сказал первый, – валим… – и стянул с Юркиной шеи шнур.

Они быстро выскочили на улицу и растворились в темноте. Сразу вслед за этим открылись двери лифта, свет из кабины ударил на кафельный пол и высветил неподвижно лежащую в луже крови мужскую фигуру. Джульетка визгливо залаяла, но покинуть лифт не решилась. Ее хозяйка замерла на месте, потом дико заорала – так, что Джульетка, натянув поводок, шарахнулась в сторону, – и стала бить по кнопкам лифта – по всем сразу…

…Капитан достал из портфеля блокнот и откинул страницу.

– Скажите, пожалуйста, Юрий Лазаревич, вам знаком человек по имени Ринат?

– Ринат? – переспросил Юра. – Вообще-то один есть, у меня работает, по фурнитурке, и таможню всю ведет. А при чем он здесь?

Капитан не ответил, но пометил что-то у себя в блокноте.

– Извините за нескромный вопрос, – снова обратился он к Юре, – с Игорем Феликсовичем, замом вашим, у вас есть общие интересы? Я имею в виду – финансовые, – он помялся, – ну, кроме тех, что по бухучету…

Юра вздрогнул:

– Не-ет, – неуверенно протянул он, – а что такое? При чем здесь это… Гарик…

Капитан снова не ответил и сделал очередную пометку в блокноте.

– Так вы мне скажете что-нибудь, наконец? – Юра взволнованно приподнялся на локте и уставился на милиционера. – Что все-таки происходит?

Опер внимательно посмотрел на Юрия Лазаревича и сказал:

– Понимаете, какая закавыка обнаружилась, Юрий Лазаревич… Фура ваша последняя была растаможена за сутки до разгрузки, но водителя голландского задержал ваш работник Ринат. Он же получил звонок с Кипра на следующий день после покушения. Мы уже это выяснили. Продолжать?..

Юра замер и остался на полусогнутом локте. Внезапно локоть подломился, не выдержав послеоперационной перегрузки, и Юра, совершенно обессилевший, рухнул на спину.

– Нет… – прошептал он, – не может быть… нет…

– И последнее… – Опер достал из портфеля полиэтиленовый пакет, в котором лежал бумажник, и протянул его Юрке: – Это ваше?

Это было его портмоне, его родимый элефанть лезя, любимый слоненок, мягкий и послушный. На боку у слоненка зияла щель от надреза острым предметом. Разрез шел насквозь и был такой же ширины и формы и с другой стороны. По краям разреза запеклось что-то густое и бурое.

– Откуда это у вас? – взволнованно спросил Юра. – Это мой бумажник…

– Это ваш спаситель, – улыбнулся опер, – а пока – наш вещдок. Он спас вам жизнь, между прочим. Еще бы полсантиметра и… – он забрал пакет из Юриных рук и улыбнулся. – Скажите спасибо, кожа толстая оказалась, натуральная, – повезло необычайно. Выздоравливайте, Юрий Лазаревич. Я еще зайду… И не раз… – Капитан поднялся…

– Погодите… – Юрка умоляюще посмотрел на него, – я хотел попросить вас… Это – не повезло… Это другое… Но пропасть не должно никак, слышите? – он кивнул на майоров портфель, куда исчез его раненый слон, – никогда… Слышите?.. Никогда…

– У нас не пропадет, не беспокойтесь, – успокоил его мент, – если только не потеряют… После суда получите назад.

Он кивнул больному и вышел из палаты. Юрка закрыл глаза и подумал: «Не потеряют… Точно… Все равно найдется… Он у меня домашний зверь, ручной…»

– Господи… – тихо прошептал он про себя, – спасибо Тебе, Господи, за все, что Ты для меня сделал… – Он подумал еще немного, не будучи уверен в точности формулировок, и на всякий случай добавил: – И прости, Господи, за все, что я не сделал для Тебя…