Текст книги "Учитель из Меджибожа"

Автор книги: Григорий Полянкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Этого он уж никак не может допустить!

И в ту минуту, когда он уже хотел прошмыгнуть между толпившимися людьми, к нему подошла мать, обняла с необычной нежностью, прижала к себе и, рыдая, стала причитать:

– Несчастные мы, сыночек мой, нет у нас отца. Осиротели. Отныне, Алик, ты у нас единственный мужчина в доме. Отныне весь мир на тебе стоит… Может, теперь уже станешь человеком?..

Алик вскинул на мать испуганные глаза. Никак не мог понять, что она ему говорит. «Весь свет теперь на мне стоит? – мучительно думал он. – Как же это возможно? Как может целый свет на мне стоять? Я ведь не смог бы удержать на своих плечах даже одной крепостной стены, а она хочет взвалить на мои плечи весь мир?..»

Мальчишка, однако, ничего ей не ответил, промолчал. Он лишь почувствовал, как душа разрывается от горечи, нежданно нахлынувшей на него, как тяжело становится. И ему, как никогда, жаль стало матери, которая стояла рядом, склонив голову в черной шали.

И вдруг его осенила мысль: нет, ему нельзя теперь бежать к крепости, к своим воинам! Пусть проиграет битву и кто-то другой воспользуется его саблей и станет Котовским. Сегодня он должен быть возле матери…

Одно крепко врезалось ему в голову: отныне ему надлежит стать человеком… Но тут же закралась и другая мысль: а что, разве до сих пор он не был человеком? Кем же он был?

И когда он возвращался домой, с поникшей головой шагал рядом с матерью и сестренками, неожиданно почувствовал, что куда-то пропала его тяга к ребятам, к драке, не влекут больше стены крепости, чудесная сабля, вызывавшая восторг и зависть всех его «воинов»; ему вовсе не хочется воевать, играть в войну. Только одного желал до безумия: быть таким, как Котовский, так же бесстрашно сражаться против врагов Родины.

Алик не припомнит случая, чтобы соседки смотрели на него такими добрыми и ласковыми глазами, полными сочувствия. Раньше, бывало, когда хозяйки стаскивали его с яблонь, ему здорово доставалось. Лупили, не обращая внимания на слезы и мольбы. Затем тащили за уши к матери, которая еще добавляла. Особенно влетало ему от соседок, когда он дергал за рога безобидных коз. Готовы были растерзать его из-за этих несчастных животных. А вот теперь…

Что бы ни натворил, его будут щадить. Худого слова не скажут.

Все смотрели на него грустными глазами, жалели, многие звали к себе в дом, в сад и угощали, давали про запас для сестренок. А он противился. Ему ничего не нужно. Что ж он нищий какой-нибудь? Калека?

– Дуралей, не стесняйся, ешь! Ешь на здоровье! – говорили ему. – Не стесняйся, возьми! Что же, отец с того света принесет тебе? Навсегда теперь запомни: беги, когда бьют, бери, когда добрые люди дают!

И так повелось: одни давали ему поесть, другие – пару штанишек, рубашку.

Мать сердилась на него, ругала, зачем, мол, все это берет. Но он разводил руками: разве просит? Приносят, заставляют брать. Что ему остается делать?.. Ведь он как-никак сирота, а сирот все жалеют…

Глядя, как мать с самого раннего утра до глубокой ночи тяжело работает на кагатах – перебирает картошку, капусту, стал помогать ей. Люди добрыми глазами смотрели на него, хвалили. И его уже трудно было узнать. Совсем преобразился парнишка. Должно быть, все-таки получится из него толк: остепенится и станет человеком…

– Глядите, люди добрые, Алик и в самом деле скоро будет в доме кормильцем, – говорили соседки. – Не зря утверждают мудрецы, что беда научит…

– Да, хороший ребенок… И чего наша Малка сокрушалась, что из него человека не выйдет, что он, мол, растет, как полынь-трава?

АЛИК СТАНОВИТСЯ ЧЕЛОВЕКОМ

И все же, что ни говорите, тяжко быть сиротой! Особенно когда тебе стукнуло семь лет и надо поступать в школу учиться. Ты не представляешь, кто тебе купит тетрадку, учебники, карандаши. Но это еще полбеды – где взять пальтишко, башмаки, чтобы зимой не мерзнуть?

Да, только вот теперь ты осознал, что значит вскакивать из теплой постели ни свет ни заря, когда луна еще светит на небе, а на улочке Балшема собаки не проснулись, не начали свою привычную перекличку горластые петухи, ты уже должен спешить с матерью, ежась от холода, на работу, перебирать картошку и морковь, грузить на подводы капусту, отвозить это добро в магазины.

Ты уже, значит, солидный мужчина. С тобой можно разговаривать, как со взрослым, работником…

Вот ты идешь по улице, а какой-то баловник ставит тебе подножку, и летишь в пыль, разбиваешь себе лоб, царапаешь нос о колючки. Но не можешь пригрозить пакостнику, что скоро приедет, мол, отец из сахароварни, выдерет за это у тебя ноги и вставит вместо них метлы…

Скоро придется отправиться в школу на первый урок. Все родители уже приобрели для своих школьников одежду, сумки, учебные принадлежности и все необходимое, а ты один пойдешь, как оборвыш, и на ученика не похож…

Правда, мама обещала, что только чуть освободится от одолевающих ее забот, тут же засядет и перелицует тебе отцовский пиджак, подкоротит его куртку, починит башмаки, чтобы лягушки не квакали в ногах во время больших дождей. Но какой вид ты будешь иметь в этом тряпье и как на тебя соседские мальчишки и девчонки станут пальцами указывать? Об этом лучше не думать.

Да что поделаешь, когда ты сирота и нет у тебя отца!

Сестрички, которые старше на пару лет, достали тебе несколько учебников, тетрадок, карандашей, вернее, огрызки, ручку с ржавым пером; мать кое-как вырядила и отправила в школу вместе со всеми ребятами местечка.

Первое время наука не лезла в голову. Приходилось чуть ли не целыми днями сидеть дома и готовить уроки, читать, писать, считать…

Сами скажите, разве это дело – тебя тянет как магнитом на луга, на берег Буга, а ты должен бежать в школу.

Вот вызвали мать к завучу, потребовали, чтобы она побеседовала с нерадивым сыночком.

И все полетело вверх тормашками.

Мать плакала, сокрушалась. Ей было больно и стыдно, что сын не хочет учиться, что на него жалуются учителя. В самом деле, приятно ли переживать, когда каждый раз вызывают в канцелярию и она краснеет и бледнеет, не зная, что отвечать директору.

А что она будет делать, если ее питомца вовсе выгонят из школы и соседи станут потешаться над ней? И что из него вырастет? Останется, упаси бог, неучем. Его и на порог не пустят в приличный дом. Если он не выбросит камни из рукавов и не возьмется за учебу, придется отдать его в трубочисты. Черт знает, что из него выйдет! Не Котовский, не Буденный, как ему мечталось, а просто бездельник! Даже в дворники такого не возьмут…

Выслушав все упреки матери, Алик спокойно отвечал:

– Ничего страшного… Рассказывают, что Гершелэ из Острополья тоже не хотел учиться в хедере. Он даже высмеивал учителя и его помощника. В конце концов выгнали Гершелэ из хедера. И что же вы думаете, его не пускали на порог добрые люди? Наоборот! Все его любили и радушно встречали. А Балшем? Разве тот учился в школе? Сам учился! Бродил по лесам и горам много лет подряд, собирал травы и лечил ими людей. Творил чудеса. Много читал, прислушивался, что люди говорят, и стал самым что ни на есть ученым человеком в округе…

Мать посмотрела на маленького своего чертенка, не зная, что ему ответить. Потом не выдержала и громко рассмеялась.

– Эх, мудрец ты мой, – сказала она, – слишком рано ты у меня стал философом. Такие, как Гершелэ из Острополья и Балшем, рождаются раз в сто лет… Что ты равняешься с ними?

– Как же, я слышал, что тот не солдат, кто не собирается стать генералом, – ответил малыш. – У нас в школе один учитель рассказывал, что минуло уже двести лет, как те мудрецы жили… И если на то пошло, то уже должны появиться новые мудрецы и шутники на их место…

– И ты думаешь, что это будешь именно ты?..

Он смутился и ничего не ответил.

Все же со временем уговоры и угрозы подействовали на него, и он стал лучше учиться. Правда, учил те уроки, которые были ему по душе. Предметы, которые не нравились, он не учил вовсе. Ходил на берег купаться, гонять стреноженных лошадей, привязанных к колышкам коз, бродил по отдаленным улочкам местечка и мало обращал внимания на выговоры учителей, наставления матери…

Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не взялся за него дядя Симон, который после смерти отца стал часто бывать в их доме и помогал, чем мог.

Крепкий, сильный и волевой человек, дядя вскоре взял в руки озорника. То добрым словом, всякими посулами, а иной раз ремнем, окриком или просто шуткой. Дядя рассказывал забавные истории о жизни знаменитого Гершелэ, и малыш постепенно преображался, чуя дружескую, но крепкую руку. Он всерьез взялся за учебу.

Что-что, а голова у него была хорошая, надо только выбить из нее лень. Спустя несколько месяцев мальчугана трудно стало узнать. Будто ему вдохнули новую душу.

Мать уже больше не вызывали в школу. На ее отпрыска учителя перестали жаловаться. Наоборот, не могли им нахвалиться.

Вот тогда мать поняла, что прав был Самсон-пекарь, добрый сосед, который, бывало, успокаивал ее:

– Зачем вам, Малка, принимать это близко к сердцу? Чего вы так сокрушаетесь? Всякому овощу свое время. Что же вы хотели, чтобы семилетний озорник стал серьезным мужчиной? А разве в его годы мы с вами были лучше? Мне кажется, во стократ хуже! Что говорил наш знаменитый Балшем? Он говорил: все на земле должно перебродить… Перебродить должно, пока из этого что-нибудь да получится… Тесто должно перебродить, иначе ни булок, ни пирожков не будет. Ячмень должен хорошенько перебродить – без этого не сваришь пива! И человек должен перебродить, чтобы из него настоящий человек вышел… О чем же вы так волнуетесь? Перебродит ваш сынок, и вы его не узнаете! Главное, что он у вас не родился тупицей. У него хорошая головка. Он мужик с понятием. Настанет время– и вы на него не нарадуетесь. Еще вспомните мои слова. На все нужно время. Время – лучший лекарь: от всех бед, от всех горестей лечит время.

Да, из всех ее соседей, из всех местечковых мудрецов и пророков прав оказался пекарь. Он как в воду глядел!

Прошло немного времени, и Алика трудно стало узнать. Его потянуло к книгам – так травы тянутся к солнцу.

Ни матери, ни соседям больше не приходилось подгонять малыша. Они не знали, когда Алик делает уроки, когда сидит за книжкой. Наука у него пошла как по маслу. По ночам лежал и при свете маленькой лампочки читал.

Редко появлялся на улице, редко гонял мяч с мальчишками – все это отошло на второй план. Он тщательно готовил уроки, и учителя, и сверстники стали смотреть на него совсем иными глазами.

Мы погрешили бы против истины, если б не вспомнили тут имя учительницы Стельмах. Это она, оказывается, возымела немалое влияние на Алика. Она преподавала немецкий язык и арифметику ученикам старших классов и как-то чисто случайно подумала: «А не понравятся ли Алику эти нелегкие предметы?» Оказалось, понравились!

И «училка» приходила частенько к нему в дом, учила читать и писать по-немецки… Поражалась, как быстро он усваивает язык.

В следующих классах он уже хорошо знал немецкий, и учителя предсказывали, что это ему в жизни очень пригодится.

Время шло незаметно. Но, может быть, это только так казалось?

Алик стал одним из лучших учеников. Учителя поражались его трудолюбию, напористости. Он не только преуспевал в учении – ко всему много трудился после уроков, помогая матери зарабатывать на хлеб насущный.

Годы прошли быстро. Парнишка окреп, повзрослел, и вот уже надо было решать, что делать после семилетки. Пойти учиться дальше или выбрать какую-нибудь профессию…

Ребята завидовали ему, когда по окончании учебы он получил свидетельство с отличием.

Дома думали, гадали как быть: наняться на работу или дальше учиться? Это было не так просто без отца.

Он очутился на распутье.

Но тут прибыла из областного города комиссия для отбора лучших учеников в педтехникум. Перед ней предстал способный и возмужалый парень. Познакомившись с ним, единодушно решили, что из него выйдет отличный преподаватель.

Ранней осенью он попрощался с матерью, сестренками, с друзьями, с любимой речкой, старинной крепостью и заодно с детством. С грустью покидал родные пенаты, надеясь, что после техникума непременно возвратится домой. Впервые в жизни Алик уезжал в большой свет, томимый тревогой. Что ждет его впереди?

Винница, после родного Меджибожа, показалась ему огромнейшим городом. Особенно поразил его трамвай, который грохоча спускался с горы над Бугом. Значит, вместе с ним сюда пришла и любимая река, что очень его порадовало.

Некоторые улочки и тупики на окраине напоминали улочки и тупики родного местечка, но сам город с его неказистыми трамваями, высокими домами и железнодорожным вокзалом казался ему огромным.

Где-то далеко остались мать, сестры, дружки. Его устроили в небольшом общежитии с еще несколькими такими же Желторотыми мальчишками, как он. Теперь надо было самому заботиться о себе, начиная с того, чтобы постирать рубашку.

Вместе с другими он быстро приспособился к новому быту и вскоре как-то повзрослел.

Теперь жизнь его стала куда сложнее, чем прежде, когда он учился в школе. Дома, под крылышком матери, все его жалели и заботились о нем. К тому же учиться стало труднее: как-никак, он готовился стать учителем. Приходилось подолгу сидеть над книгами, учебниками. Появилось множество всяких забот. Жилось трудно, но, как бы там ни было, студент остался доволен своей судьбой, своим новым положением. К жизни он покамест никаких претензий не имел.

Как-то незаметно парень окреп и возмужал. Стали заглядываться на него смущающиеся девчонки. Приходилось отрывать часок-другой от занятий и гулять с ними по берегу Буга, а иной раз зайти в летний парк на танцы. Правда, танцы ему не очень давались, – девчушки жаловались, что уж слишком по-медвежьи поворачивается и наступает им на ноги. Но таких стройных, ладных парней с голубыми глазами и светлой шевелюрой в техникуме было не так уж много, и девчата ссорились из-за него.

Так шло время.

Изредка он уезжал на день-другой домой, в Меджибож, на побывку к родным, пополнял кое-как свой скудный бюджет и возвращался в город. С каждым приездом его домишко и все маленькое местечко казались ему еще меньшими. Он теперь был уверен, что уже не смог бы там жить. Большой город пленил его своим шумом, развлечениями, совершенно иными интересами.

Мать надеялась, терпеливо ждала, когда он окончит техникум, станет учителем и вернется в родные пенаты. И ей, и ему будет тогда легче. Но сердце подсказывало, что по окончании учебы его вряд ли направят туда, откуда он приехал. И вообще, трудно представить, куда его забросит судьба.

Медленно и нелегко тянулись эти три года. И вот наступил выпускной вечер. Страшно волнуясь, с пунцовым румянцем на щеках, он стоял на сцене клуба техникума, где ему вручали настоящий диплом, и на сей раз с отличием. Выслушал, стоя на сцене клуба, лестные слова директора. Был оглушен гулом, рукоплесканиями всего зала. Спутался от волнения и не знал, как сойти со сцены.

Оркестр грянул туш, и под этот шум он соскочил с подмостков, убежал в коридор, чтобы как-то успокоиться.

Теперь перед ним встала дилемма. Он, как отличник, мог выбрать себе место работы. То ли отправиться в школу родного Меджибожа, где сам когда-то учился, то ли по соседству – в Копайгород. Тянуло, конечно, домой, где мать и сестры его ждали. Но он не представлял себе, как будет учительствовать там, где все его знали как облупленного, где он столько хлопот доставлял соседям. К тому же он, как-никак, взрослый, и пусть мать не воображает, что он не сможет жить самостоятельно, вдали от нее.

Обдумав хорошенько, все же решил отправиться на работу в соседнее местечко, в Копайгород, где молодого учителя никто не знает, где не будут его величать «потомком или внуком Гершелэ из Острополья», где не станут ему все время напоминать, как он когда-то озорничал, воевал с ребятами на стенах старинной крепости, гонял местечковых беспризорных собак, стреноженных коней на лугу… Да, только в Копайгород! Туда, где ему не придется краснеть, где он сможет начать трудовую жизнь заново.

Мать будет недовольна? Не беда! От Копайгорода до Меджибожа рукой подать. Он сможет частенько наведываться домой, будет частым гостем.

В один из солнечных осенних дней молодой учитель немецкого языка и арифметики отправился в путь-дорогу. Он спешил, испытывая неуемное волнение. Не представлял себе, как все будет, как его встретят ученики, преподаватели, родные учеников.

Молодой учитель Илья Френкис спешил на первое место работы, на новое местожительства, как едут на большой праздник, а то и на сложный ответственный экзамен.

«ТОВАРИЩ ИЛЬЯ ПОКИДАЕТ НАС»

Появление молодого учителя на копайгородском небосклоне стало там, в маленьком местечке, большим событием.

Всюду шептались: «Прибыл к нам учитель из Меджибожа!»

Малыши и взрослые внимательно присматривались к нему, глядели изучающими взглядами, стараясь угадать, как он здесь, на новом месте, приживется. Не без интереса косились на него местечковые девчушки, краснея и смущаясь под его веселым и чуть озорным взглядом.

С нетерпением ждали начала учебного года, чтобы увидеть, как поведет себя новый учитель. Полюбят ли его ученики, примут ли в свою небольшую семью остальные работники здешней школы?

Ждать оставалось не так уж много. Настало первое сентября. Грянул оглушительный звонок на просторном школьном дворе.

С первых же дней молодой учитель понравился ребятам, сразу пришелся ко двору. И не только ученикам.

Жизнерадостный, веселый и разговорчивый, он на все случаи жизни находил соответствующую пословицу, шутку, прибаутку. Молодой учитель постепенно овладевал душами детей, нравился и взрослым острым умом и скромностью.

Вскоре оказалось, что он здесь не только быстро прижился. Больше того: были от него без ума, наперебой начали приглашать на семейные торжества и праздники. Всем он стал мил и близок.

Да и могло ли быть иначе? Ведь не каждый раз присылают сюда, в маленькое, отдаленное местечко, из самой Винницы такого жизнерадостного, веселого и толкового учителя, который с первых минут находит со всеми общий язык. А побудешь с ним рядом часок-другой, тебе и вовсе покажется, что ты с ним знаком невесть сколько лет.

Приезжают сюда иные преподаватели – напыщенные, важные, смотрят на всех свысока, знай, мол, наших! А этот совсем не такой. Доступный, свойский, добрый, а вместе с тем такой простой. Когда он ведет урок, дети сидят молча. Уроки не утомляют ничуть. Так он легко и просто объясняет предмет, что понимают его с первых слов.

Чудо, а не учитель.

С первых же дней учебы ребята его полюбили, сердечно привязались к нему. Всегда оживленный, задористый, веселый – с ним было хорошо. И время летело незаметно. Арифметика и немецкий вскоре стали в его классах самыми интересными и любимыми предметами.

И детвора подружилась с этим стройным, красивым молодым учителем из Меджибожа, словно работал здесь уже добрый десяток лет. Он умел подойти к каждому ребенку в отдельности, а когда что-либо разъяснял, дети быстро усваивали, и домашние задания отнимали совсем немного времени.

С большой охотой и желанием шли ребята на урок, когда вел его товарищ Илья, как ласково стали его называть. Он чувствовал себя здесь как дома, что и помогало ему быстро располагать к себе окружающих.

Иные молодые учителя, приезжая сюда, бродили по местечку как в воду опущенные, – мол, куда, в какую дыру их загнали? Здесь даже хорошего театра, клуба нет. А о трамвае и речи не было. Один потрепанный автобус. После дождя улицы становятся такими, что чуть не на лодках приходится их переплывать.

И новички с первых дней подумывали о том, как бы выбраться отсюда.

Скорее бы промчались эти три обязательных года, после чего можно смотать удочки…

А у него, Ильи Френкиса, и в мыслях не было бежать отсюда.

Ребята тут точнехонько такие же, как во всех селах и местечках, всех их надо одинаково внимательно и любовно учить.

И товарищ Илья, учитель из Меджибожа, скоро привык к месту работы, к ребятам и вполне освоился в этом отдаленном углу, испытывая огромное удовлетворение оттого, что он здесь был нужен.

Он хорошо знал, что должен много работать, всего себя отдавать любимой профессии, честно трудиться. Его учили, теперь он обязан учить.

И еще молодой учитель думал о том, что его никто не принуждал: сам избрал нелегкую и благодарную профессию. А если так, то его призвание учить детей, независимо от того, где они живут, – в местечке, селе или в столице. Ко всему еще его школа не находится где-то у черта на куличках. Отсюда не так уж далеко до его родного дома. И это доставляло ему радость.

Правда, поблизости не было любимой реки, просторных лугов, буйных лесов, а самое главное, старинной крепости, которые часто вызывали в его душе самые лучшие воспоминания. Кроме того, здесь не хватало ему веселых шутников, доморощенных острословов, мудрецов. Но и это не беда! Ты сам можешь заставить людей смеяться. Что касается стен старинной крепости, древних замков – этого добра можешь встретить немало на Украине, но тебе уже поздно думать о детских забавах. Да и в состоянии ли ты одновременно везде бывать? Главное – у тебя любимая работа, славные ученики. А когда видишь, что они преуспевают, легко становится на душе и понимаешь, что не зря живешь на свете!..

Пока он был весьма доволен своими делами, новыми друзьями, маленьким прелестным уголком, где среди бела дня на главной улице можешь встретить беспечно пасущихся коз и гусей…

Правда, он ни на день не расставался с удивительными историями и шутками своего знаменитого земляка Гершелэ из Острополья и при каждом удобном случае рассказывал их маленьким ученикам, которые хохотали до слез. А малыши были счастливы и довольны, что к ним приехал такой веселый, задушевный человек – товарищ Илья, учитель из самого Меджибожа…

С ним всегда весело. Даже самые мрачные люди в его обществе быстро преображались. Где он ни появлялся, всюду царили веселье, смех. С ним невозможно было унывать, нельзя было не радоваться.

И так не только в школе, – во время праздничных пикников, куда его охотно приглашали, но и у себя в классах. Стоило ему заметить, что ребята, решая задачи, устали, как он тут же рассказывал им какую-нибудь веселую историю, притчу, и ученики заливались хохотом. Это продолжалось всего несколько минут, и работа тут же возобновлялась. Снова воцарялась тишина во всех уголках, и дети опять брались за дело.

А теперь вы себе представляете, как радовались в школе, когда наступал выходной день и веселый учитель отправлялся с ребятами на прогулку в соседний лес или же ехали в ближайший колхоз помогать собирать урожай. Сколько смеха, веселья было! Сколько детского задора, песен!

И каждая такая прогулка или выезд в село вспоминались как незабываемый праздник.

Так незаметно прошло два года. Школьники еще больше полюбили своего славного учителя, и всем верилось, что с этим человеком они не расстанутся долго-долго.

Время было тревожное, напряженное. Гитлеровские орды захватили Австрию, Чехословакию, затем обрушились на Польшу… Рядом полыхало зарево военного пожара. Танковые колонны гитлеровцев утюжили, терзали поля. Тяжелые бомбардировщики разрушали дотла польские города и села, невинная кровь лилась рекой.

Вблизи от наших границ хозяйничали немецко-фашистские палачи, и надо было готовиться к любым неожиданностям.

В октябре сорокового призвали на военную переподготовку молодого учителя. С невыразимой грустью провожали его ребята, надеясь, что ненадолго. Все верили: как только станет немножко спокойнее, добрый учитель вернется. В самом деле, как тут могут остаться без такого славного человека? К тому же подохнет скоро фашистская гадина, и снова мир воцарится на всей земле. Все твердо были убеждены в этом.

Расстались. Грустно стало на душе.

Как бы осиротела школа. Осиротело местечко.

Сердца наполнились тревогой, грустью…

Прибыл молодой учитель в свою часть, облачился в немудреный солдатский мундир. И его сразу вызвали в штаб, вручили большой пакет с пятью сургучными печатями, литер на железнодорожный билет, сумку с сухим пайком и приказали отправиться в Киев. Там по прибытии ему объяснят, что обязан делать.

Он даже не успел заехать домой, в Меджибож, проститься с матерью, сестрами, друзьями. Его ждала срочная дорога. Не успел и оглянуться, как уже сидел в набитом до отказа вагоне, смотрел, как быстро мелькают перед глазами телеграфные столбы, скошенные поля, пожелтевшие огороды, сады…

Ночь провел без сна. И не только потому, что в вагоне было очень тесно, душно и накурено. Главным образом по той причине, что народ ехал уж очень оживленный, возбужденный. Как-то все сразу перезнакомились, стали рассказывать о себе. В этих разговорах и спорах незаметно шло время.

Нащупывая каждый раз за пазухой свой пакет с сургучными печатями, который он должен был в целости и сохранности доставить туда, куда его направили, поддерживал разговор, острил, шутил, как обычно, и вскоре оказался в центре внимания.

В его купе собралось много людей, которые с завистью глядели на неугомонного солдата.

То, что молодой человек был с шевелюрой, а не со стриженой головой, как другие мобилизованные, спешившие в свои части, свидетельствовало, что это не обычный солдат, а просто еще не определившийся то ли офицер, то ли курсант… Он свободно и бойко отвечал на множество вопросов, волновавших соседей, а это свидетельствовало, что молодой человек не из простых… Искушенный парень!

Он был слегка возбужден, чрезмерно разговорчив, весел. Но все же точила его назойливая мысль: по какой причине так быстро, не дав осмотреться, его срочно отправили из части в столицу, да еще с каким-то важным пакетом!

Волнение усиливалось с приближением к Киеву, где он никогда еще не был. Тревожные думы уводили его далеко-далеко, куда только метнулось его воображение. Но под конец решил, что нечего ему так много думать. Он нынче не штатский человек, не сам себе хозяин, а солдат, и начальству положено за него думать; ему все скажут, когда найдут нужным. К тому же следует еще добраться по адресу, который не очень был для него ясен.

Он не заметил, да и все соседи не заметили, как настало утро и как первые солнечные лучи брызнули в окно, озарив золотистым сиянием усталые, сонные лица пассажиров.

Да, по всему было видно, что до столицы не так уж далеко и недолго осталось сидеть в этом оживленном, накуренном вагоне.

Впереди встреча, первая встреча с незнакомым городом, о котором он слышал столько хорошего. Беспокоило, правда, то, что в этом городе он никого не знал. И вдруг он вспомнил, что где-то там живет его дальний родственник, которого величают, кажется, Самуилом. Работает он на мебельной фабрике. И это его несколько обрадовало. Однако радость его длилась недолго – всего лишь несколько мгновений.

Хорошо, когда у тебя в таком большом городе, куда ты неожиданно едешь и никого не знаешь, вдруг оказывается дядюшка. Плохо лишь то, что представления не имеешь, где этот дядюшка живет – на какой улице, в каком доме– и как он тебя встретит. Это не Меджибож или Копайгород, где первый встречный житель тут же растолкует и объяснит. Это ведь столица, где живет какой-нибудь миллион человек, вот и поди узнай в этой неразберихе адрес твоего дяди. В самом деле, станешь похожим на Гершелэ из Острополья, который когда-то с мешком за плечами ходил по местечку в поисках вчерашнего дня…

И он ругал себя последними словами, что так опрометчиво поступил, не узнав у домашних точного адреса…

Прислонившись к стенке вагона, усталый, сонный, Илья Френкис вдруг задремал, позабыв обо всем. Не знал, сколько времени длился его неспокойный, тревожный сон. Проснулся от сильного толчка, громко зевнул, стараясь вспомнить, как сюда попал, куда его несет нечистая сила и что за усталые, сонные люди сидят вокруг.

Да, вспомнил! В этом городе должен жить его дальний родич по имени Самуил. Он его очень давно не видел. И фамилия, как на грех, вылетела из головы. Нужно будет непременно разыскать его, заскочить к нему хоть на несколько минут. Иначе тот обидится, узнав, что Алик был в городе и не зашел повидаться. Времена настали очень тревожные, никто в точности не знает, что может с тобой случиться завтра, куда забросит тебя судьба.

Эта назойливая мысль обрадовала его. Но он тут же вспомнил еще одно обстоятельство: не знает даже, в какой части города, в каком хоть приблизительно районе тот живет. Как же найти его? Ищи ветра в поле! Да и какой вид будешь иметь, разыскивая вчерашний день, сам не зная кого в такое неспокойное время?

Вот тебе и солдатская радость!

И еще об одном Илья снова подумал: никогда он не был в этом городе, и кто знает, как будет со временем, удастся ли ему что-нибудь тут посмотреть. У него за пазухой лежит странный с сургучными печатями пакет. И только те, к кому он едет, имеют право вскрыть его и прочитать, что там написано. Кто знает, куда они его отправят. Будь пророком и угадай, где ты можешь очутиться завтра. Ведь ты теперь солдат, и твой главный начальник – это приказ…

Погруженный в новые, нахлынувшие на него мысли, злясь на себя, что он такой нерасторопный, – фамилию и то не знает, – он взглянул в окно и увидел высокие крутые горы и купола, первые постройки незнакомого города и понял, что приближается к цели.

Прошло еще немного времени, и запыленный, казалось, усталый поезд со своим грохотом и лязгом буферов подошел к городскому перрону, резко затормозив, остановился.

Вскинув на плечо свой вещевой мешок, новобранец перебросил через руку шинель – все его военное обмундирование – и стал пробираться к выходу.

Вместе с волной штатских и военных пассажиров его вынесло на теплый асфальт.

Постоял несколько минут, оглядываясь по сторонам. Раздумывал, куда идти прежде всего. И вдруг его осенила догадка: дядя, кажется, жил на улице Мариинской. Когда-то мать называла ему такую улицу. И то, что он теперь неожиданно и так кстати вспомнил об этом, принесло ему большую радость.

Илья обрадовался, словно клад нашел. Он ясно припомнил, как мать когда-то попросила его отнести открытку на почту и опустить в ящик. С тех пор врезалось в память: улица Мариинская… А номер дома не мог вспомнить. Хоть караул кричи.

Вот тебе и задачка!

Но не беда. Еще рано. В запасе пара часов времени у него пока есть. И он помаленьку отправится искать. Войдет в один двор, в другой, спросит. Мир не без добрых людей! К тому же недаром говорят мудрецы, что язык до Киева доведет. А до улицы – тем паче! Главное – узнать, где она находится.

Когда схлынула людская волна на перроне и вокруг стало просторнее, гость почувствовал, как под ложечкой что-то засосало. Захотелось есть. Проболтав почти всю ночь с соседями по вагону, он совсем забыл, что у него в мешке лежит кружок колбасы, полбуханки ржаного хлеба, большой кусок сахара, выданные старшиной в виде сухого пайка. Примостившись в отдаленном уголке на груде камней, он принялся за трапезу. Развязал мешок и стал аппетитно есть. Еще Гершелэ из Острополья когда-то твердил: «Отправляясь в гости, не забудь подкрепиться. Кто знает, покормят ли там тебя…» А чтобы найти дядьку в таком большом городе, не зная точного адреса и фамилии, надо набраться сил и терпения.