Текст книги "Мулан. Герой из рода цветов"

Автор книги: Грейс Лин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 38
Багровая лиса

Она еле вылезла из реки, вся мокрая и грязная, её малиново-красная шерсть от воды совсем побурела. С трудом забравшись на высокий берег, она задрала голову и выплюнула белую рыбку, которую всё это время держала во рту. Рыбка взмыла вверх, отчаянно шлёпая плавничками; шлёпающий звук стал нарастать, и рыбка обернулась прекрасной стройной женщиной.

– Л-Лю Тин-Пинь! – злобно процедила Да-Цзи, как будто это было ругательство. – Да как он смеет!

Лисица по-прежнему тяжело дышала, не в силах подняться от усталости.

– Сяньян! – гаркнула на неё Да-Цзи, не утруждая себя тщательным изъявлением своей воли.

Лисица с бурой шерстью вздрогнула и тоже приняла женский облик. Она лежала на спине и пыталась отдышаться. Одежда и волосы промокли насквозь.

– Вставай! – нетерпеливо кинула ей Да-Цзи. – У нас полно дел.

Сяньян с трудом поднялась, отрывисто дыша.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – проговорила она, стараясь скрыть раздражение в голосе. Видимо, у неё это не вышло, потому что Да-Цзи тут же сердито рявкнула:

– Ах ты неблагодарная дрянь! Уже забыла, что я для тебя сделала? Да всё, чем ты можешь похвастаться – всё ты взяла у меня! У меня!

Это была правда – Сяньян это знала. С такими умениями, какими наделила её Да-Цзи, ей всюду нашлось бы место. Она могла стать кем угодно и чем угодно. Кроме как разве что собой.

Потому что когда она была собой, она лишалась всего. Тут уж, напротив, ей нигде не было места, и её не просто не хотели – её с гневом отвергали всюду, где бы она ни появлялась. И это изгнание лежало на ней тоже благодаря Да-Цзи.

Сама Да-Цзи не могла этого помнить, но в памяти Сяньян хорошо отпечаталась картина: сотни жестоких глаз, они устремлены на неё и полны страха; скрежет зубов и волна рук, все хватаются за рукояти мечей. Да-Цзи успела тогда улизнуть, а вот Сяньян оказалась один на один против злобного ропота толпы. «Ведьма, – шипели они. – Ведьма!»

– Сяньян! – одёрнула её Да-Цзи, и вид у неё был такой, будто ещё немного – и она отдерёт служанку за уши.

– Да, госпожа, – смиренно отозвалась Сяньян, с трудом отрываясь от своих воспоминаний.

– Разведи мне огонь из мокрой древесины, – приказала Да-Цзи. – Живо.

Девушка кивнула и юрко, словно мышка, ушмыгнула из виду. Но воспоминания не оставили её. Сжимая в руке срезанный стебель бамбука, она видела перед собой тот самый стебель, много лет назад – выгнувшись длинной дугой, он с размаху вываливается из пустого гроба. И вот она снова чувствует на себе железную хватку солдатских рук, и отрывистый окрик императорского бойца: «Эт-то что за колдовство? Твоя госпожа, стало быть, жива?»

Сяньян аккуратно уложила нарезанные стебли в стопку и собралась применить один из тех колдовских трюков, которым обучила её Да-Цзи: сосредоточенно уставилась на кучку древесины и не спускала с неё глаз, пока в центре не вспыхнул маленький язычок огня. Наблюдая, как стебли один за другим потихоньку начинают шипеть и поддаваться жару, она вдруг подумала, что тогда, все эти годы назад, она хотела лишь одного – остаться в своей стране и быть самой собой. Без Да-Цзи.

– Пошустрей, – нетерпеливо окликнула её госпожа. – Мне нужен дым.

Точно услышав её требование, от костра тонкой змейкой потянулась вверх тёмная струя дыма.

– Ещё, – приказала Да-Цзи. – Мало!

Повинуясь ей, дым усилился, и над костром выросло серое облако, которое медленно поплыло вверх – Сяньян, стоявшая рядом, тут же закашлялась. Облако повисло над их головами, словно готовилось удушить всю землю.

– Так-то лучше, – заметила Да-Цзи. – Я покажу этим мореходам! В океан они вздумали плыть – там им не место!

Не место. На этих словах Сяньян вздрогнула, всё ещё окутанная дымкой былого. «В нашем государстве ведьмам не место!» – звенит в ушах крик судьи. Все сгрудились вокруг неё, всюду сверкают обнажённые лезвия мечей, скрипят стиснутые зубы, скачут лица, полные гнева.

А чем был лучше яд Да-Цзи? На глазах у Сяньян лицо этой прекрасной женщины начало вытягиваться, зубы выступили вперёд острыми блестящими клыками, и она снова приняла обличие Белой лисы. Её взор по-прежнему обжигает враждебной злобой, но в нём нет – поняла вдруг Сяньян – хотя бы того отвращения, которое было написано на лице императорских солдат. Те смотрели на неё с омерзением, как будто она – гнойный нарост, от которого надо избавиться.

Белая лиса задрала морду к смуглому облаку, парящему над ними, и вытянула пасть вперёд, словно собиралась его поцеловать. Но вместо этого она легонько дунула, и облако тут же заскользило куда-то прочь, точно решило сбежать.

Лисица издала довольное урчание. Сяньян молча обернулась Багровой лисой, готовая следовать за хозяйкой. С истинным положением вещей она уже давно примирилась – зачем снова бередить старые мысли? В её родных краях ей больше не место – так же как и в любых других краях, кроме как в одном, где она больше оставаться не хотела, – подле Да-Цзи.

Глава 39
С корявой глыбой на борту

Едва они уравновесили странную глыбу на корме их судёнышка, как оно тут же заскользило по течению. С берега до Мулан донеслось прощальное ржание Чёрного Вихря, и она успела увидеть, как конь оборачивается и шагает прочь, быстро удаляясь от неё и превращаясь в маленькую точку. Лю Тин-Пинь тем временем наладил парус, развернув рулон пурпурного шёлка, который подозрительно напоминал ленту на рукоятке меча, и присоединился к Мулан на корме.

Они плыли на маленькой деревянной плоскодонке с одним-единственным парусом и небольшим тряпичным шатром. Однако несмотря на весьма скромные размеры и непритязательную конструкцию, лодка приятно радовала глаз тёплым блеском полированного дерева и ярким багрянцем червонно-красного паруса. И тем не менее Мулан обуревали большие сомнения по поводу всей этой затеи с путешествием по воде. Видимо, это отразилось на её лице, потому что, внимательно к ней присмотревшись, Лю Тин-Пинь улыбнулся и проговорил ободряюще:

– Ты не волнуйся. Судно наше небольшое, зато увидишь – по всем волнам пройдёт.

– Вне всякого сомнения, – сухо заметил Кролик, – по крайней мере, до тех пор, пока какой-нибудь твой старый знакомый, скажем так, из местных, не решит напомнить о себе.

– На этот счёт не беспокойся, – ответствовал Лю Тин-Пинь. – Нам покамест по гостям ходить некогда, – добавил он и подмигнул Мулан.

Мулан не очень-то поняла, с чего он ей подмигнул, да и весь их короткий разговор остался ей в целом неясен, но насчёт судна Лю Тин-Пинь был прав. Перебравшись вперёд и заглянув за бортик, она увидела, что лодка действительно рассекает волны легко и проворно, ничуть не хуже настоящего многомачтового корабля, и заострённая пика на носу, уверенно задранная кверху, при каждом новом качке смело протыкает голубое небо.

– А скажи-ка, Мулан, – обратился к ней Лю Тин-Пинь, вынимая из-за пояса тыквенный сосуд и указывая подбородком на каменную глыбу, – почему ты выбрала именно её?

Девочка пожала плечами.

– Не знаю, – ответила она. – Наверно, из-за необычной формы.

– Ты знаешь, горожане эту глыбу не жаловали, – сообщил Лю Тин-Пинь. – Считали, что она приносит несчастье.

– Вот как? – нахмурилась Мулан и недовольно покосилась на корму. Может, и не стоило брать именно её. Однако Лю Тин-Пиня, судя по безмятежному выражению лица, это не особенно беспокоило. Мулан обратилась к Кролику, который расположился рядом с другом:

– А ты что думаешь? – коротко спросила она.

Кролик с неловким видом заёрзал, и Лю Тин-Пинь, улыбнувшись, ответил за него:

– Бессмертные не любят делиться своими знаниями. Ещё бы – кому захочется признать, что знания эти и так неполны, а вдобавок и мир постоянно меняется.

– Но обычно Кролик мне многое рассказывает, – возразила Мулан. – Я столько преданий от него узнала – он может поведать обо всём на свете.

– Он? – брови Лю Тин-Пиня поползли вверх, и с несколько насмешливым видом он обернулся к Кролику. – Это что ж, на сей раз мужчина?

– Впервые она встретила меня в обличье мужчины, целителя, – ответил Кролик, – так что я решил так это и оставить.

– Что-о? – встряла Мулан. – Кролик – не мужского пола?

– Мужского, мужского, – успокоил её Лю Тин-Пинь, – просто не всегда. Кролик может принять на себя любой образ, от благородного целителя до старухи-крестьянки.

– Больше не могу, – мрачно заметил Кролик.

Заметно посерьёзнев, Лю Тин-Пинь кивнул.

– Скоро опять сможешь, – проговорил он и отхлебнул из своего сосуда. – Крепись, Туци. Новолуние уже совсем скоро.

– Совсем скоро? – подскочила Мулан, разом напрягшись. Долгие дни однообразных переходов усыпили её бдительность, и внезапный ужас напал заново. – Сколько до него осталось?

– Новолуние наступит на следующей неделе. Мы поспеваем ровно ко времени, – заявил Лю Тин-Пинь уверенным тоном – своим обычным тоном, как вдруг поняла Мулан. Над его головой торчал край юлоу – большого весла, что длинной дугой опускалось в реку за самой кормой. Лю Тин-Пинь протянул руку и похлопал по вытянутой рукоятке. – Точней, поспеем, если вот с этой штукой в дороге ничего не случится, – добавил он, снова подмигнув девочке.

– А её ты тоже заколдовал? – спросила Мулан и перегнулась через край кормы поглядеть на весло повнимательнее. На вид юлоу было вполне обычным, правда, на лодке Мулан плавала впервые, так что рассудить как следует она не могла.

– Как только мог, – развёл руками Лю Тин-Пинь. – Всё-таки мои способности ещё довольно ограничены. Но думаю, сойдёт.

– Это если никто не будет нам мешать, – угрюмо вставил Кролик. – А ты не забывай про Белую лису.

– Эка невидаль, – Лю Тин-Пинь небрежно взмахнул рукой, словно отмахивался от Белой лисы. – С ней мы тоже в силах справиться. Вдвоём мы с тобой ничуть не хуже, чем один полноценный Бессмертный, а наша Мулан – это си ль...

– Как ты там говорил? Насчёт того, что Бессмертные не любят делиться своими знаниями? – вдруг громко перебил Кролик, пристально смотря ему в глаза. Лю Тин-Пинь встретил его взгляд, конфузливо улыбнулся и отхлебнул из своего сосуда. Мулан уставилась на них обоих.

– О чем это вы? – спросила она наконец, потому что добровольно давать разъяснения никто из них явно не собирался.

– А, да так, ни о чём, – ответил Лю Тин-Пинь и протянул ей тыквенный сосуд. – Не хочешь глотнуть?

– Теперь ты предлагаешь ей вино? – запротестовал Кролик. – Ты намеренно стараешься её испортить?

Лю Тин-Пинь взорвался хохотом, запрокинув голову назад.

– Да это просто чай! – выдавил он, задыхаясь от смеха. – Вино моей тыквочке пока нельзя делать.

Он передал сосуд Мулан. Стоило поднести его ко рту, и тонкий аромат чая наполнил ноздри. Не в силах оторваться, девочка сделала глоток тёплой жидкости, наслаждаясь благоуханием и изысканным вкусом, и только затем уточнила:

– А почему ей нельзя делать вино?

Лю Тин-Пинь забрал у неё тыкву и передал Кролику, который тоже отпил – правда, сначала ему пришлось порядком повозиться, чтобы найти способ наклонить сосуд должным образом.

– Ну, это часть моего наказания, – пояснил Лю Тин-Пинь, не без улыбки наблюдая за мучениями Кролика.

– Наказания? – переспросила Мулан. – А за что ты был наказан?

Кролик опустил сосуд и посмотрел на Лю Тин-Пиня, чьё лицо как-то разом посерело.

– Ты что, не говорил ей ничего? – спросил он у Кролика.

– Не мне рассказывать эту историю, – отозвался тот.

Над лодкой промчался лёгкий ветерок, и когда он пролетел над кормой, от каменной глыбы послышался еле заметный свист.

– Если не хочешь, можешь не рассказывать, – сказала Мулан, чувствуя себя неловко. – Не стоит.

– Нет-нет, это никакая не тайна, – возразил Лю Тин-Пинь. Забрав тыкву у Кролика, он отпил ещё немного – но на сей раз поморщился, и, опустив глаза на бутыль, покачал головой. Потом обратил задумчивый взор за борт и медленно произнёс: – К тому же у нас есть пока время.

История Лю Тин-Пиня

Когда-то я был влюблён в смертную. Её звали Златоглавый Пион, и хотя красотой она действительно ничуть не уступала цветку жёлтого пиона, но то, что поистине завораживало меня в ней, было сияние её прекрасных глаз. Когда её лицо озаряла улыбка, мне казалось, что вся чистота, вся надежда мира светятся в её глазах, и я не мог отвести от неё взгляд.

Мы оба знали, что нам не стоит быть вместе, но только я знал, что мы нарушаем запрет. Однако и это не могло меня остановить. Лишь однажды увидев её, я пропал навеки, и своим падением необратимо нарушил строгий моральный устав Восьми Великих Бессмертных.

Мы тайно поженились, и с помощью сил волшебства, доступных тогда мне, я скрывал нашу связь ото всех, кто мог бы о ней догадаться. Но жить так вечно мы не могли. Мои бесконечные россказни, якобы я посещаю кого-то или отлучаюсь по делам, наконец перестали звучать убедительно, и семь моих Бессмертных товарищей заподозрили неладное. Однако истинным началом конца стало то несчастное озеро.

Вокруг нашего дома, где жили мы с моей любимой, я с помощью чар сотворил озеро. Ах, что за чудесный был вид: прямо под окнами плещутся изумрудные воды, а под прозрачной рябью проворно мелькают стайки золотых рыбок. Но не ради красоты создал я это озеро. Я окружил наш дом его водами, чтобы никто не мог проникнуть к нам. Наивно – и, конечно, напрасно – понадеялся я тогда, что смогу сберечь Златоглавый Пион, точно ценный клад, спрятав от всего мира в домике на острове, куда добраться способен один я.

Однако от ока Бессмертных не может ускользнуть внезапное появление новых вод, к тому же столь обширных и необычных видом. В конце концов, когда я снова был в одной из своих подозрительных отлучек, мои семеро товарищей решили меня разыскать. Взлетев высоко над землёй, они увидели озеро – такое, какого раньше никогда не видели и которое словно возникло из ниоткуда. В одночасье понеслись они к его водам, и довольно скоро мой обман был раскрыт.

Семеро Великих Бессмертных пришли в страшную ярость, но меня куда больше огорчило то разочарование, которое проступило тогда на их лицах. Суд их был жесток и короток. Они окружили меня, объединяя силу своих мощных талисманов, в меня ударила молния, схватила моё тело, точно тюк, и взметнула в воздух. Боль пронзила мои члены. Я был лишён многих своих волшебных способностей, мне назначили наказание во искупление проступка и запретили видеться с моей женой, а также вмешиваться в её жизнь до конца её дней.

Запрет видеться был невыносим для меня, однако я подчинился. И это было к лучшему. Ибо воистину у меня не было никакого права и ранее вмешиваться в ход её смертной жизни, тогда как я вырвал её из мира живых и обращался с ней как с цветком или домашним любимцем. Пион была женщиной со своими стремлениями и своей судьбой – судьбой, которую я нарушил, потакая собственным прихотям.

Это я понял со временем, когда до меня стали доноситься отголоски того, что происходило в её жизни после меня. Она родила нашего ребёнка, девочку, но из-за общего неприятия, каким был окружён наш брак, дочь стала позором для неё. Вскоре после её рождения Семеро Бессмертных позволили Пион перебраться в другой город и взять себе новое имя. Они также расторгли наш брак, как только ребёнок появился на свет, и она смогла снова выйти замуж, завести другую семью и начать жизнь с чистого листа. Однако самый вид старшей дочери был ей с тех пор неприятен. Ребёнок был для неё постоянным напоминанием о той неудаче, что постигла её со мной, о том бесчестье, что принесли ей наши отношения. Отныне дочь несла все тягости материнской злобы и отвращения. На неё обратился гнев несчастной Пион, который по праву заслуживал один я.

И в этом состоял самый глубокий мой проступок. Ибо мои действия привели к тому, что мать возненавидела своё ни в чём не повинное дитя, и пусть мне будет за это стыдно во веки веков. Ведь и по завершении своего искупления, и, наверно, уже никогда не смогу я восполнить рану в сердце своей дочери, отвергнутой настолько, чтобы печально прославиться под прозвищем Нежеланная дочь.

Глава 40
Туман

– Нежеланная дочь? – выдохнула Мулан. – Неужели... неужели это та самая... – Девочка наклонилась к Кролику и шёпотом спросила у него: – Это та самая, которая стала Багровой лисой?

– А-а, – Лю Тин-Пинь повернулся к Кролику. – Так это ты ей рассказывал?

Кролик кивнул, и заметная печаль промелькнула в глазах обоих.

– Мне не стоило вмешиваться, – грустно признал Кролик.

– Ты всего лишь пытался помочь, – ободрил его Лю Тин-Пинь. – Хотел дать ей возможность обрести свой собственный путь.

– И позволил ей встать на кривую дорожку, – обречённо добавил Кролик.

– Туци, – голос Лю Тин-Пиня стал мягким, – это вовсе не твоя вина. Поверь, всё, что произошло, произошло из-за меня, да ещё из-за Белой лисы.

Стоило ему упомянуть это имя, как резко подул сильный ветер, и красный парус бешено забился, словно пытаясь вырваться и улететь. На реку опустилась мрачная тьма, а лодка вдруг стала на месте, и все трое вскочили со своих мест, обуянные внезапным ужасом. Мулан вытянула шею и заметила, что вода за бортом совершенно гладкая и неподвижная, как будто лодка врезана в блестящую лаком панель из чёрного дерева. А подняв глаза вверх, Мулан поняла, почему чёрного: их окутывало густое тёмное облако. Странное чувство пустоты охватило девочку: время, звуки, цвет словно растворились в дымке. Больше не было ни солнца, ни неба, ни земли – всё скрыла пелена тьмы, всё поглотил злой дух тумана.

– Туман! – прошептала Мулан, трепеща. Шея начала болеть от напряжения, и девочка осознала, что уже не может вспомнить, сколько времени так вот стоит, уставившись в сплошную темень. Казалось, что опустившееся на них покрывало удерживало их не только на месте, но и во времени. Мулан потёрла шею рукой, чтобы размять мышцы, и скривила скорбную гримасу. Очевидно, звать это просто туманом значило сильно недооценивать беду, но никакое другое слово, чтобы описать это, ей всё равно на ум не приходило.

– Белая лиса. Опять, – в голосе Кролика послышалось отвращение. – Ничем не погнушается, лишь бы нас замедлить.

Лю Тин-Пинь, однако же, залился смехом, причём в плотном покрове тумана раскаты его хохота разносились вокруг ещё лучше.

– Да ну? – прогрохотал он, рассекая своим басом осевшую на них тишину. – Опять за старые фокусы? Неужто это лучшее, на что твоя ведьма способна?

– Она уже пробовала ураган, – откликнулся Кролик, – пчелиный рой и расщелину. Видимо, трюки начинают заканчиваться.

Лю Тин-Пинь снова захохотал.

– Подумать только – после всех этих столетий, такой же топорный подход, как и в старину. Дождиком, знаете ли, плеваться, дуть дымком! – фыркнул он. – А ведь дуть, положим, и я умею.

И с этими словами Лю Тин-Пинь вскочил на борт. Схватившись за мачту одной рукой, он вскинул другую в туманное пространство. Парус остался безжизненно висеть, зато огромный рукав Лю Тин-Пиня знатно надулся и края его забились – правда, при полном штиле бились они, очевидно, от переизбытка энергии хозяина. Тот разинул пошире рот и вобрал в себя большой глоток воздуха. Затем сомкнул губы, удерживая воздушную массу внутри, задорно блеснул глазами в сторону Мулан, подмигнул ей и – дунул.

Воздух наполнился свистом. Звук усиливался и множился, и вот уже превратился в настоящий рёв, и рёв этот грохотал, словно гром с небес. Лодка покачнулась. Трепет перед неведомым магическим туманом, который овладел вначале Мулан, был уже ничто по сравнению с тем изумлением, с каким она наблюдала за Лю Тин-Пинем. Из него наружу неслась настоящая буря, которая наполняла парус и разгоняла туман. Окутавший их, точно одеяло, плотный сумрак, начал рассеиваться, и Мулан снова увидела небо.

Однако вместо сияющего солнца на небе господствовал тонкий лунный месяц. За то время, что они боролись с туманом, день прошёл, и настала ночь.

Глава 41
Меч из персикового дерева

Бледный свет луны, идущей на убыль, лёг зыбкой дорожкой на мелкие чёрные волны, что тихо поплёскивали за бортом. Мулан в смятении огляделась. Мало того, что уже была ночь – месяц на небе был значительно тоньше, чем она видела его в последний раз. Вдобавок, теперь они плыли в открытом море. Так сколько же времени они провели под этим туманом? Она с вопросительным видом обернулась к Лю Тин-Пиню с Кроликом.

– Трюк, может, и стар, однако работает, – пробурчал Кролик. – Ей-таки удалось нас задержать. Мы потеряли четыре дня.

Четыре дня! Мулан выпучила глаза. Неужели туман сковывал их так долго?

– Ещё есть три, – ободряюще заверил Лю Тин-Пинь. – К тому ж я вывел нас в море. Так что немного времени отбилось обратно, верно говорю?

Кролик буркнул что-то себе под нос, но потом всё же кивнул. Махнув им лапой на прощание, он устало забрался в шатёр – очевидно, спать.

Лю Тин-Пинь проследил за его разбитыми движениями. Когда Кролик исчез из виду, он покачал головой.

– Туци прав, – признался он девочке. – Белая лиса нас и вправду замедлила, и больше нельзя терять ни минуты. Что-что, а ума у неё не отнять.

– Ты хорошо знаешь Белую лису, мастер Лю? – спросила Мулан.

– Разве что по слухам. Сам я никогда её не встречал.

– Погоди, да ведь... – хотела было возразить Мулан, но тут же осеклась. Объяснить Лю Тин-Пи– ню, что он всё-таки встречал Белую лису, только она была той самой Ведьмой, показалось ей слишком трудной задачей.

– Но я жду не дождусь нашей встречи, – довершил Лю Тин-Пинь, неверно истолковав смущение Мулан. Он опустился на дно лодки и достал из– за пояса свою тыквенную флягу. Прежде, чем снова заговорить, он основательно к ней приложился, и в тех словах, что прозвучали потом, уже не было и следа его обычной лёгкости. – Я жду не дождусь нашей встречи, – повторил он, – чтобы её убить.

– О-ого, – вырвалось у Мулан. Она неловко застыла перед ним с разинутым ртом. Лю Тин-Пинь поднял на неё глаза и слабо улыбнулся. Похлопал ладонью по доскам пола рядом с собой и знаком предложил сесть.

– А ты ничего не заметила необычного в моём мече? – спросил он, протягивая ей тыквочку, когда она села.

Мулан сделала глоток. Чай.

– Ну, я заметила, что твой меч может превращаться в лодку, – сказала она и тоже слабо улыбнулась ему в ответ. – И ещё он из дерева.

– Причём персикового, – уточнил Лю Тин-Пинь, пропустив мимо ушей её первое замечание. – Когда остальные Бессмертные осудили меня за проступок, они отобрали у меня метёлочку, с помощью которой я мог летать на большие расстояния, а мой меч, прежде обоюдоострый, превратили в деревянный, из персика. И знаешь почему?

Мулан покачала головой.

– Потому что дерево персика способно убивать опасных тварей и злых духов. А убивать злых духов – это часть моего искупления.

– Вот как, – отозвалась Мулан и выпрямила спину, чтобы заставить себя собраться. Тёплая истома разлилась по всему телу, от макушки до кончиков пальцев; в руках и ногах чувствовалось покалывание, как будто по ним бегали невидимые сороконожки.

– Когда этот меч, – Лю Тин-Пинь похлопал по деревянному дну лодки, – повергнет десять тысяч злых духов, моё искупление завершится.

Мулан вдруг вспомнились давние слова Кролика, когда они только встретились.

– И ты уже поверг девять тысяч девятьсот девяносто девять, да? – спросила она. – Остался один дух?

– Да, – подтвердил Лю Тин-Пинь. – И я хочу, чтобы им стала Белая лиса – то зло, которое подчинило себе мою дочь. Если я убью Лису, моя дочь больше не будет никому служить.

– Я думала, простой смертный не может убить Белую лису, – слабо возразила Мулан.

– Ну, если что-то пока ни разу не случалось, это не значит, что такое невозможно, – заметил Лю Тин-Пинь.

– А вы не могли бы вдвоём с дочерью... – начала задумчиво Мулан, но снова осеклась.

– Нет, – Лю Тин-Пинь твёрдо покачал головой. – Для этого уже слишком поздно. Но может, у меня получится подарить ей свободу. Похоже, это единственное, что я могу ей теперь подарить.

Над морем царило спокойствие, борта лодки мягко омывали тихие воды, но Мулан видела перед собой лишь пустоту, безжизненные просторы. Лю Тин-Пинь снова предложил ей тыковку, и когда её опять наполнило тепло чая, она не могла больше отогнать от себя мысли о собственной семье; должно быть, они все там так и стояли, окоченев, на своих местах. Кажется, целая вечность отделяла сейчас Мулан от той счастливой поры, когда они дома, бывало, садились пить чай, и Па пускался рассказывать свои бесконечные истории о великих битвах! Или когда Ма специально не пекла утренние лепёшки, дожидаясь, пока Мулан встанет, чтобы к её приходу они были свежие и хрустящие. Или когда Мулан расчёсывала волосы Сиу – такие же мягкие и шелковистые, как небо над их головами.

Мулан подняла глаза на серебристый месяц, чей свет казался чересчур тонким для этого огромного тёмного неба вокруг и бескрайнего чёрного моря внизу. Сердце Мулан дрогнуло.

– Сколько нам ещё добираться до Зелёного острова? – сглотнув, выпалила она. – И сколько потом до Матушки-Владычицы?

– Ныне путешествие к ней, да вдобавок с остановкой на Зелёном острове, занимает у меня порядка семи-восьми дней, – промолвил Лю Тин-Пинь.

– Семи-восьми! – Мулан чуть не задохнулась от волнения. – Но... Но мастер Лю, ведь до новолуния остаётся всего три дня!

Лю Тин-Пинь кивнул и с тревогой поднял глаза на убывающий месяц.

– Мы... Мы успеем? – жалко выдавила Мулан. Она надеялась, что он вот-вот улыбнётся ей как прежде, полный живого воодушевления... Но он ничего такого не сделал. Вместо этого он мрачно уставился на ручку юлоу, которая маячила у него над головой, массивная, словно ветка большого дерева.

– Будем надеяться, – отозвался он. – Посмотрим.