Текст книги "Орден Ультрамаринов: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Ник Кайм,Джонатан Грин,Мэтт Киф,Джеймс Мортимор,Грэм Лион
сообщить о нарушении

Текущая страница: 132 (всего у книги 172 страниц)

Они двигались без остановки, уничтожая собирающихся техностражей, налетая на бегущих солдат и исчезая в дыму. Силовые реле, вышки связи и узловые точки подвергались нападениям, как, впрочем, и все, что могло быть разрушено, чтобы сломить оборону Империума.

Улицы Йотусбурга наполняли вопли ужаса. Дроны распространялись по городу, как вирус, неотвратимые, безжалостные, и мобилизация, начатая столь оперативно, фактически остановилась – защитники города переместились в центр, чтобы уже оттуда бить врага.

Все, что он помнил после того, как пришел в себя, – это боль, изматывающая, сводящая с ума боль, которая угрожала загнать его сознание в темные углы безумия, лишь бы избежать ее. Даже после дозы морфия его тело было сплошной агонизирующей массой. Ни единая клеточка тела не оказалась незатронутой, и из его лишенных век глаз текли горькие слезы.

Гаэтан Бальтазар смотрел не мигая на то, что осталось от его тела. Корпус и конечности были обернуты противоожоговыми повязками, кисти рук превратились фактически в слипшиеся клешни, почти лишенные плоти, заключенные в пакеты со стерильным гелем. Любое сходство с человеком сгорело в огне, разрушившем Темплум Фабрика.

Он не видел своего отражения, но знал, что его голова тоже обуглена до черноты и один глаз ослеп. Сквозь одурь, вызванную болью и сильнодействующими лекарствами, он понял, что лежит на спине на мягкой постели в сводчатом помещении из белого камня.

Над ним висели хоругви с изображениями воительниц, защищающих свечу. В воздухе пахло благовониями, антисептиком и смертью.

Дом упокоения Вечной Свечи…

Как он сюда попал?

Его память напоминала разбитое стекло, и каждый осколок отражал одну из сторон ужаса, из-за которого он оказался на койке в хосписе в окружении облаченных в белое сестер-госпитальерок, на лицах которых ужас сменялся жалостью.

Гаэтан помнил огонь и крики. Он помнил мерцающие невидимые фигуры демонов, проносящихся по Темплум Фабрика.

Лучше всего он помнил пламя из их ужасных орудий.

Едва он увидел, как они собираются, демоны ринулись вниз из-под железных опор алтарного свода. Блики отраженного света придавали им подобие формы: широкие, горбатые и достаточно тяжелые, чтобы разбить при приземлении мраморные плиты нефа. Гаэтан яростно заморгал, пока силуэты не стали четче, и увидел вооруженных демонов, которые открыли огонь.

Обжигающие языки пламени пронеслись по храму, за ними последовали вопли боли и ужаса. Несмолкаемое эхо выстрелов звучало грозным гимном смерти, сотни собравшихся в Темплум Фабрика искали спасения от смертоносных залпов, бросившись в распахнутые в конце нефа двери или метнувшись под разлетающиеся в щепы скамьи.

Бежать было невозможно: невидимые демоны двигались по храму с методичной безжалостностью, обрушивая потоки разрывных снарядов на разбегающихся в панике прихожан. Светильники, лампы, свечи падали на пути спасающихся людей, пламя лизало стены. Статуя Императора дрогнула от нескольких ударов, и осколки горящего антрацита посыпались от Его разрушающегося образа.

В сердце Гаэтана вскипела ярость, и он схватил с алтаря меч. Он не знал, сколько там было демонов, но бился с ними, бросаясь на любую мутноватую фигуру.

– Именем Императора, сокрушаю тебя! – закричал он, опуская чудовищный клинок на голову демона. Адамантиевые зубцы вгрызались в тварь, разбрасывая фонтаны гидравлических жидкостей и брызжущей крови. Демон упал наземь, и в этот самый момент поднялась завеса иллюзий, скрывавшая его отвратительный облик.

Его рассеченное тело было облачено в оливково-зеленые пластины, вздутая продолговатая голова напоминала панцирь мерзкого насекомого. Это был не демон, а воин тау, осквернивший священное место. Капитан Вентрис оказался прав: воины тау присутствовали на Павонисе, и они решили отнять у его народа оплот веры.

Зверь истекал кровью. Гаэтан поднял взгляд и увидел охватившую храм стену пламени, с одинаковой жадностью поглощающую прихожан, скамьи и шелковые хоругви. Гаэтан вытащил меч из трупа тау и двинулся к ближайшей мутной тени врага, когда на него черным дождем посыпались горячие осколки камня.

Пришельцы увидели Гаэтана и нацелили на него свои пушки, но он не думал о спасении собственной жизни. Все, что имело для него значение, – это то, что подлые ксеносы должны заплатить за содеянное. Время словно сжалось, и Гаэтан знал, что не успеет добраться до врага, прежде чем тот сокрушит его.

И тут голова статуи Императора упала с плеч и разлетелась на осколки раскаленного угля, посыпавшиеся на алтарь. Пришельцев разметало по сторонам. Удар сбил Гаэтана с ног, и он упал на мягкие мертвые тела. Он в ужасе откатился от них, когда над головой расцвело пламя, опаляя кожу и сжигая волосы. Он вскочил на ноги, облачение пылало, боль была невыносимой.

В считанные мгновения он обратился в живой факел, пылающий сгусток немыслимой боли. Он бежал, тело повиновалось инстинкту самосохранения, устремляясь через неф к золотым дверям, распахнутым в холодную ночь. Гаэтан почувствовал, как с голеней сползает кожа, ткань облачения горит до мяса, и кожа лица съеживается от немилосердного, невыносимого жара. Позади горел его храм, но теперь он думал лишь о выживании, однако и в него уже не верил.

Он не знал, долго ли бежал, но помнил крики ужаса, благословенную прохладу воздуха на том, что осталось от его кожи, и одновременно радость и боль, когда его тело облили из огнетушителей. Потом была темнота, мучительная боль, такая, что представить невозможно, лишающая разума. Крики, свет, колющие иглы, лица, склонившиеся над ним, голоса, зовущие по имени.

Гимны. Он помнил гимны.

Он очнулся от боли и заплакал, когда она охватила все тело, зная, что под пропитанными антисептиком повязками он едва жив, что жизнь его висит на тончайшей из нитей. Обезболивающие мази позволяли разуму вынырнуть из пучины ощущений, отступивших в дальние закоулки сознания, но когда действие лекарств заканчивалось, боль снова выволакивала его на истязание.

По обе стороны от него тянулись ряды кроватей, жалкие обитатели которых наполняли воздух криками, отражающимися от сводов. Сестры Вечной Свечи, ухаживающие за его изувеченной плотью, бормотали какие-то банальности, но он давно уже перестал их слушать – его отвращала жалость в их глазах. Они видели лишь пострадавшего проповедника, человека, обреченного провести последние часы в ужасных, несказанных мучениях. Они хотели облегчить ему умирание, думая, что это милосердно.

Лишь один посетитель подошел к его постели без жалости в сердце.

– В самом деле, ты платишь за мир и прощение, – заговорил прелат Кулла, стоя над Гаэтаном с прижатым к сердцу томиком Кредо Императора. Проповедник полка лаврентийцев выглядел впечатляюще – высокий воин-священник в изумрудном облачении с красным цепным мечом в ножнах на плече.

Бритая голова Куллы отражала слабое освещение палаты, его борода была заплетена в две косы – серебряную и черную. Золотые искры в глазах светились верой, и Гаэтан поморщился, представив изувечившее его пламя.

Обожженный язык облизнул безгубую щель на лице – все, что осталось от его рта, и он услышал шипение атомизатора, рассеявшего над его глазами облачко стерильной жидкости.

– Кулла, – проговорил он надломленным голосом, более всего напоминающим хриплый шепот, – если ты пришел поиздеваться, оставь меня. Я умираю.

– Верно, умираешь, и я пришел к тебе как собрат и хранитель пламени.

Гаэтан попытался усмотреть на его лице издевательство, но не нашел его и спросил:

– Что тебе нужно?

– Ты защитник веры, Гаэтан Бальтазар. Ты идешь сквозь пламя несправедливости, но восстанешь вновь, дабы сокрушить святотатца и еретика. И пришельца. На самом деле я завидую тебе, клерикус Фабрика.

– Тогда ты глупец. Я умираю, – прошипел Гаэтан. – С чего бы тебе мне завидовать?

Кулла наклонился и положил ладонь на грудь Гаэтана. Тот поморщился от боли.

– Страдание делает нас ближе к Императору. Мы облечены Его образом, но ходим свободно под солнцем, в то время как Он страдает ради нас на Золотом Троне. В боли мы становимся ближе к Нему и познаем меру Его жертвы. Все истинно верующие должны радоваться такой участи. Ты будешь жить, чтобы снова бороться, друг мой.

– Я тебе не друг, Кулла, – выдохнул Гаэтан. – Ты проповедуешь лишь смерть и ненависть.

– А только они и есть, Гаэтан. Разве ты не видишь? Ненависть делает нас сильными, дает нам силы побеждать врагов. Разве ты не видишь, как обманчива терпимость? Как вредоносно принятие? Не должно быть мира среди звезд, Гаэтан, пока позволено существовать ксеносам и неверующим. Радуйся, ибо вечная резня ждет нас. Прими свою ненависть, ибо это необходимо. Ненависть – это благо. Ты же не можешь сказать мне, что не ненавидишь тех, кто сделал это с тобой.

Слова Куллы хлестали его душу огненным бичом, и ей было даже больнее, чем обожженному телу. Он действительно ненавидел тау. Он ненавидел их за страдание, на которое был обречен до последнего вздоха. Он пытался ухватиться за свою веру в искупление, прощение и братство среди звезд, но волна яда смывала ее.

Гаэтан плакал от того, как легко сокрушала ненависть его убеждения, и Кулла улыбался, видя это. Лаврентийский священник наклонился, поднял что-то тяжелое, лежавшее рядом с кроватью, и положил рядом с его рукой.

– Наконец ты понял, друг мой.

– Да, – сказал Гаэтан и сомкнул страшную обугленную кисть вокруг почерневшей рукояти меча. – Я понял, и это разбило мое сердце.

– Уверен, что следующим будет Ольцетин, – сказал лорд Уинтерборн, поддерживая раненую руку на перевязи и склоняясь над темной проекцией на гололитическом столе. Полковник лаврентийцев заменил окровавленную рубашку и мундир, но в остальном выглядел таким, каким Уриил последний раз видел его в горах. – Йотусбург кишит этими гребаными дронами, и Пракседес… в общем, его уже просто нет. Вот уж не думал я, что доживу до дня, когда увижу, как с такой легкостью будет взят штаб лаврентийцев.

Уриил сочувствовал Уинтерборну: он узнал о гибели майора Орнеллы и ночном побоище в западной части континента. Утро не принесло имперским войскам передышки. Четвертая рота была готова отправляться на войну, и оставшиеся части лаврентийцев заняли оборонительную позицию, хотя понятно было, что они еще не пришли в себя после стремительной атаки тау.

Уинтерборн, Уриил и Клозель собрались в командном пункте крепости Идея, глядя, как на поверхности гололитического стола мелькают мутные значки. Раненый пес сидел у ног хозяина и грыз кость, явно не принадлежавшую ни одному из известных Уриилу созданий.

Экраны с данными, вмонтированные в стены командного пункта, выдавали потоком всю информацию, собранную системами наблюдения на крыше, и сервы ордена передавали ее технодесантнику, подключенному к креслу в дальнем конце помещения. Харк боролся за жизнь в апотекарионе, и его место занял технодесантник Ахамен. Он пропускал через себя данные, шептал бинарный код и передавал все на гололитический стол.

– Никто из нас не ожидал подобного. Это наша первая ошибка. Давайте постараемся, чтобы она была последней, – сказал Уриил. – Но Пракседес пал, и нам надо двинуть свои войска навстречу тау. Ксеносы ведут быструю войну, и если мы не начнем действовать незамедлительно, то не успеем их остановить.

– Тогда мы должны немедленно дать им бой, – предложил Клозель.

– И мы это сделаем, но сначала разработаем план боя. – Уриил показал на стол. – Это последние карты, полученные с «Vae Victis», прежде чем адмиралу Тиберию пришлось уйти обратно в пояс астероидов Церн.

– Уйти? – поразился Уинтерборн. – Да чтоб его, я рассчитывал на ваш корабль, чтобы прикрыть наши тылы, Уриил. С какой это стати он ушел?

– У тау есть на орбите несколько кораблей, более мощных, чем «Vae Victis», по крайней мере, два несущих, линейный корабль и несколько кораблей сопровождения.

– Небольшой флот для захвата планеты, – заметил Клозель. – Даже патрульный флот системы справился бы с ним. Жаль, что у нас его нет!

– Это да, – согласился Уриил. – Адмирал Тиберий утверждает, что это исследовательская экспедиция, а не полноценный захватнический флот, возможно, попытка разведать оборону Восточного Предела, прежде чем нанести основной удар.

– Тогда убрать его – это еще более неотложная задача, – сказал Клозель.

– Насколько свежие данные? – спросил Уинтерборн, глядя на сонмы красных и голубых значков вокруг изображений городов.

– Часа три, – сообщил Уриил.

– Тогда они абсолютно бесполезны! – рявкнул Уинтерборн. – Тау движутся быстро, к реальной ситуации вот это уже не имеет никакого отношения.

От звука его сердитого голоса пес вскинул голову и заворчал.

– Что верно, то верно, – не стал спорить Уриил. – Но больше ничего у нас нет, а раз так, мы можем извлечь отсюда какие-то идеи касательно наших планов и диспозиции.

– Планов? Да что мы можем спланировать, не зная расположение врага?! – кричал Уинтерборн. – Надо выбить показания из того тау, что вы захватили в поместье Куделькара. Он знает, что они замышляют. Он и эта предательница Микола Шонаи – у них вся необходимая информация, точно вам говорю.

– Я уверен, Дженна Шарбен заставит их заговорить, – сказал Уриил.

– Да ну? Шарбен – дилетантка. Я послал Куллу узнать правду. Он их сломит, и мы узнаем что-то ценное.

– Возможно… – начал было Уриил, но Уинтерборн еще не закончил:

– Тау застали нас врасплох, Уриил. Инициатива в их руках, как вы предлагаете перехватить ее?

– Будем сражаться, – сказал Уриил, опираясь на стол. – Встретим захватчиков лицом к лицу и выбьем у них инициативу болтерами и цепными мечами. Гибель майора Орнеллы – это удар, но вам надо держать себя в руках, Натаниэль.

Уинтерборн хотел что-то сердито выкрикнуть в ответ, но тут сообразил, что Уриил обратился к нему по имени. Он глубоко вдохнул и ущипнул себя за переносицу.

– Да, конечно, конечно, вы правы, Уриил, – вздохнул он. – Простите, я потрясен, ну, вы понимаете. Алитея умерла, Пракседес пал… Столько всего…

– Это не повод, – возразил Клозель, надвигаясь на полковника. – Вы командуете полком солдат Империума. Вы не можете позволить себе скорбь, когда впереди война. Оплачете мертвых, когда отзвучат песни победы.

Уриил взглянул Уинтерборну в глаза.

– Ну вот, теперь, когда мы друг друга поняли, давайте посмотрим, чем мы располагаем.

В течение следующего часа Уриил, Уинтерборн и Клозель подробно обсуждали стратегическое положение. Коммуникации были ключом к любому способу реагирования, и после разрушения Кализа лаврентийские техи создали сеть шифрованных вокс-единиц, чтобы осуществлять координацию различных воинских частей.

Группы бронемашин уже находились на пути в Ольцетин, Йотусбург, Мадорн и Альтемаксу, они несли криптографические коды, обеспечивающие координацию соединений. Некоторые уже достигли мест назначения, и по имперским войскам начала распространяться информация о ходе обороны.

Пракседес, ясно, был в руках противника и служил плацдармом, с которого корабли-носители тау свободно сбрасывали свежие войска и припасы на поверхность планеты. Если целью было победить захватчика, предстояло отвоевать Пракседес, но прежде чем начинать атаку, нужно было задержать тау. Первые нападения на редуты Ольцетина удалось отразить, но было маловероятно, что можно долго сдерживать тау без всякого подкрепления.

– Что там с вашими силами в Йотусбурге? – спросил Уриил.

Уинтерборн полистал пластиковую папку.

– На улицах еще идут бои, но там густонаселенные районы. Планировка запутанная, мне приходят отчеты об отдельных засадах и проблемах со связью. Соединением «Знамя» командует капитан Лузейн, у него три тысячи человек и шестьсот танков. Учтите примерно шесть тысяч бойцов СПО и, возможно, легион скитариев – и получается почти десять тысяч солдат в полной боевой готовности. Помимо того, что убойные команды охотятся на дронов-разведчиков, Лузейн пока не сообщал о сколько-нибудь существенных контактах с противником.

– А что с заводами Механикус? – спросил Клозель.

– Они серьезно пострадали, – сказал Уинтерборн, – но магос Ваал уверяет меня, что запасы боеприпасов и оружия будут в полном порядке, как только совершатся Сто Ритуалов Восстановления.

– Ими нельзя ни выиграть, ни проиграть войну, – запротестовал Клозель.

– Я думал, что уж вы-то понимаете важность ритуала, капеллан.

Клозель промолчал, но Уриил почувствовал, что он нехотя согласился со словами Уинтерборна.

– Тогда спланируем наши действия соответственно, – сказал Уриил. – Сколько людей в соединении «Щит», Натаниэль?

– У капитана Гербера две с половиной тысячи солдат и четыреста танков. Полковник Лоик тоже там, у него около пяти сотен из СПО. Хорошие ребята, но не знаю, чего они стоят в бою. Только несколько из них участвовали в боевых действиях во время мятежа, остальные – мальчишки и старики, державшие в руках винтовку разве что на учениях.

– Тогда нам необходимо укрепить Ольцетин, – заявил Уриил. – Это на подступах к Брэндонским Вратам, а тау не меньше, чем любой враг, знают, что такое захватить столицу планеты. Думаю, вы правы, полковник, они попытаются пробиться через Ольцетин и захватить его как можно быстрее, надеясь, что это сломит волю Павониса к победе.

– Возможно, они правы, – сказал Клозель. – Этому миру не хватает боевого духа. Его народу интереснее делать деньги, чем сражаться, но зачем, собственно, тау идти через Ольцетин? Учитывая, какие у них плавучие танки, им не нужно захватывать город мостов, они и так пересекут реки где захотят.

– Атака на таком широком фронте потребует времени и ресурсов, – пояснил Уинтерборн. – Это значит, что им придется рассредоточить силы, и если ваш адмирал Тиберий прав и это исследовательский флот, им, вероятно, будет не осилить такую операцию.

Уриил кивнул.

– А если они прорвутся быстро, то рассекут наши войска надвое.

– Мы не можем этого допустить, – заявил Уинтерборн. – Если это случится, мы пропали.

– Я поведу большую часть Четвертой на Ольцетин, – сказал Уриил. – Крайне важно, чтобы город выстоял. Тау нуждаются в быстрой победе, а нам надо задержать их до прибытия подкрепления.

– И сколько это продлится?

– Не знаю, – признался Уриил. – Адмирал Тиберий сообщит на Макрагге и в штаб сектора. Помощь придет. Надо всего лишь продержаться достаточно, чтобы они успели добраться.

– Что требуется от меня, Уриил? – спросил Уинтерборн, встав по стойке смирно.

– Охранять фланги. Полагаю, тау попробуют совершить решительный бросок через Ольцетин, но также возможно, что они сделают попытку обойти нас и окружить. Если им это удастся, война окончена.

Уинтерборн отсалютовал здоровой рукой.

– Вы можете положиться на Сорок четвертый.

– Я знаю, Натаниэль.

В этот момент технодесантник Ахамен выдал поток бинарного кода, который перекрыл их голоса. Вмонтированные в гололитический стол аугмиттеры, переводящие бинарный язык на имперский готик, с легким треском заработали. Искусственный голос был лишен какого-либо выражения, но слова заставили встрепенуться всех:

Появилось вражеское воздушное судно. В этом направлении наблюдается несколько потенциальных целей. Оценка: высота, направление и построение соответствуют модели атаки с воздуха.

Глава двенадцатая

У Куделькара не было опыта, позволяющего оценить достоинства тюремного лагеря на берегу Пракседеса, но он в любом случае был комфортабельнее, чем представлял себе губернатор подобные учреждения. Ему и его матери выделили отдельное помещение в здании с гладкими стенами, где содержались еще пятьдесят пленных, в то время как солдаты занимали одну длинную спальню и один санблок.

Выстроенное на одной из свободных посадочных платформ, выступающих в море, здание было чистым и удобным, с простой мебелью и мягким освещением, без единого следа граффити. Вместе с еще двадцатью такими постройками новый дом Куделькара стоял на огороженной территории, окруженной тонкими шестами с выпуклыми дисками на вершине и патрулируемой вооруженными отрядами. Куделькар узнал, что эти бойцы именуются огненными воинами.

Некоторые гвардейцы пытались бежать в первый день заточения, но болезненные удары невидимой энергии, пропущенной между шестами, отбросили их назад. Куделькар сидел на ступенях, глядя на море и наслаждаясь теплыми солнечными лучами. Его мать была внутри, она лежала на спине, уставившись в потолок в состоянии полнейшей апатии.

– Как ты можешь просто сидеть вот тут? – Лортуэн Перджед подошел, хромая, – тау отняли у него прогулочную трость. – Нам надо планировать побег.

– Побег? Куда?

– Не важно куда, Куделькар, – сказал Лортуэн, усаживаясь рядом. – И даже неважно, получится ли у нас. Все, что имеет значение, это попытка. Я говорил с некоторыми из старших офицеров, и они согласны с тем, что наш долг как граждан Империума – создать для этих паршивых ксеносов как можно больше проблем.

Куделькар взглянул через вибрирующее силовое заграждение, окружающее двор. Позади невидимого энергетического поля несколько вооруженных до зубов боевых скафандров шагали по захваченному портовому городу, в то время как с орбиты спускались новые и новые ширококрылые корабли со свежими припасами и бойцами.

– Не думаю, что мы создадим им уж очень серьезную проблему, Лортуэн.

– Значит, будем просто сидеть вот так, сложа руки?

Куделькар почувствовал стальной взгляд Лортуэна и пожал плечами:

– А что ты хочешь, чтобы я сделал, Лортуэн? Устроил революцию? Мы окружены вражеской армией, и не думаю, что если дойдет до драки, мы долго продержимся.

– Это неважно. Ты губернатор планеты, и эти люди ждут твоих распоряжений.

– Эти люди? – прошипел Куделькар. – Это лаврентийцы, для них я лишь марионеточный правитель, которому они тут прислуживают и не в меньшей степени присматривают за ним. Им не нужен я как лидер, но если тебе так приспичило поднять восстание – вперед, и умри за это.

– Нужна смелость умереть за то, что ты считаешь правым делом, а бороться с этими пришельцами – и есть правое дело. – Перджед махнул покрытой пигментными пятнами рукой в сторону солдат тау. – Мы не знаем, что происходит за пределами Пракседеса. Пока мы тут сидим, возможно, все больше и больше этих отвратительных огненных воинов отправляются на линию фронта. Если мы поднимем бунт, вот тем придется остаться здесь и охранять нас. Это может повлиять на ход войны.

– Ты же не знаешь…

– Верно, но я не смогу жить, если люди погибнут лишь потому, что я ничего не сделал. Как ты сможешь каждый день смотреть в зеркало, если эти смерти будут на твоей совести? Подумай о своей чести!

– Мы военнопленные, – напомнил Куделькар. – Какая тут честь?

– Лишь та, которую мы принесли с собой, – устало сказал Лортуэн и умолк.

Слова его что-то затронули в Куделькаре, и он понимал, что должен преисполниться праведным гневом и ненавистью к пришельцам, но вместо этого чувствовал лишь страх и растерянность. Он отвернулся и снова стал глядеть на море.

Ужасная резня в Галтригиле все еще стояла перед глазами: потоки крови, тела, разрываемые на куски изнутри перегретой плазмой или разрезаемые пополам пулями. Он все еще ощущал запах крови и содержимого опорожненных кишечников и слышал крики умирающих перед тем, как очередной выстрел заставлял их умолкнуть.

Битва все еще кипела, но боевая машина с эмблемой пылающей сферы унесла его и его мать с поля боя и направилась к югу торопливыми марш-бросками, а другая такая машина несла Лортуэна. Его мать кричала едва ли не всю дорогу до Пракседеса, а сам Куделькар был напуган, но не испытывал излишнего беспокойства. Если Эл'эсавен действительно собирался убить их, то мог просто пристрелить, когда засвистели пули.

Разумеется, тау видели какой-то смысл в том, чтобы держать его в плену, и теперь, несколько дней спустя после прибытия в лагерь Пракседес, Куделькар начал понимать, какой именно.

– Интересно, жива ли моя тетка, – сказал он вдруг. – Возможно, она в другом лагере для пленных – или Ультрамарины спасли ее.

Лортуэн фыркнул.

– Не знаю, что было бы хуже для нее.

– Наверное, ты ее ненавидишь.

– А ты разве нет? Она якшалась с ксеносами, и по ее милости мы оказались здесь.

– Я сердит на нее, что есть, то есть, но ненавидеть ее не могу. Унизительно видеть, как то, что она и остальные сделали за долгие годы, отняли у них, будто игрушки у непослушного ребенка.

– Павонис восстал, – сказал Лортуэн, словно Куделькар нуждался в напоминании. – Лишь моя рекомендация позволила Миколе сохранить за собой пост губернатора. Смотри, куда это нас привело!

– Да, но оставшуюся часть ее губернаторского срока Павонис находился на военном положении, и губернатор превратился в чисто номинальную фигуру.

– Ты пытался-это изменить, знаю, – кивнул Лортуэн. – Возможно, я должен был тебе позволить.

Куделькар вздохнул.

– Полагаю, у меня все же кое-что получилось, но всю эту работу испортило вмешательство тетки. Эта планета больше никогда не будет нашей, правда? Сейчас так уж точно.

– Не будет. – Лортуэн покачал головой. – Даже если тау будут побеждены, Павонис превратится в мир-гарнизон. Один инцидент можно забыть со временем, но два?

Куделькар знал, что Лортуэн именно так и ответит, и боролся с горечью, вызванной бессердечием бюрократии далекой Терры, мира, который он никогда не видел и, возможно, уже не увидит.

– Скажи мне, – заговорил он, желая сменить тему, – ты видел Аун'рая после того, как нас доставили сюда?

– Нет.

– И я не видел. Странно, правда? Я пришел к выводу, что он был больше чем просто посол. На самом деле, если посмотреть на нашу охрану, то кажется, что они сами не свои из-за его исчезновения. Думаю, это важная особа, возможно, рангом что-то вроде меня.

– Возможно. Эл'эсавен подчинялся ему, думаю, он действительно влиятелен.

– Может, Ультрамарины взяли Аун'рая в плен и попробуют обменять его на нас?

Лортуэн засмеялся, хотя Куделькару его смех показался совсем не веселым.

– Что? Что такого смешного я сказал?

Старик печально покачал головой:

– О нет, совсем напротив.

– Объясни.

– Если капитан Вентрис действительно взял Аун'рая в плен, об этом он подумает в последнюю очередь, уверяю тебя. В любом случае мы в плену у ксеносов, и наши жизни пропали.

– О чем ты?

– Разве ты не понимаешь? Мы запятнаны контактом с этими пришельцами, и даже если нас спасут, то, вероятно, отправят под расстрел.

– Ты что, шутишь?

– Если бы. Вспомни, я служил инквизитором Ордо Ксенос и знаю, как это делается.

– Но я губернатор планеты!

– И, думаешь, ты неподсуден? – грустно спросил Лортуэн. – Поверь мне, Куделькар, Империум и слезинки не прольет, если мы тут умрем.

Уриил наблюдал из люка своего «Носорога», как широкие корабли тау проносятся над Брэндонскими Вратами. Пять танков вышли из крепости Идея, чтобы прикрыть самую серьезную брешь в обороне города. Два боевых танка «Хищник» дополняли вооруженный конвой Уриила, по одному на каждом фланге, и их самонаводящиеся пушки на башнях вращались – стрелки искали цель.

«Гидры» Имперской Гвардии наполняли воздух взрывными снарядами, и несколько кораблей тау уже исчезло в облаке пылающих осколков. Они обрушились с неба, но на их место пришли многие и многие. Это не был авианалет или демонстрация силы. Это было настоящее наступление, и своевременное предупреждение технодесантника Ахамена дало Ультрамаринам время развернуть позиции.

Тактические указания из командного центра проецировались на визоре Уриила, и он следил за пляшущими значками противника, кружащими над городом, прежде чем разделиться в изящном танце, который был бы достоин восхищения, будь то демонстрация имперской мощи. Более крупные воздушные суда тау летели низко над шоссе 236 в сторону южных врат Коммерции. Танки и гвардейцы Уинтерборна уже готовы были встретить любую силу, брошенную на главные подступы к городу, и Уриил верил, что они выстоят.

– Построение «Эшелон», – распорядился он, и за его спиной «Носороги» образовали веер. Воздух наполнился шумом и пламенем, но внимание его было захвачено тем, что впереди, и он видел, как новые корабли тау, кружась, опускаются, и за ними остаются следы дыма.

Грохот нескольких взрывов раздался у него за спиной, и Уриил рискнул оглянуться через плечо и увидел чудовищный столб дыма и огня, поднимающийся над южной стеной. В ворота ударили дуги орудийных залпов, и странные, похожие на насекомых существа посыпались с неба на больших огненных крыльях, но Уриил больше не мог позволить себе наблюдать за ходом разрушения.

Его БТР остановился на дальнем склоне хребта, образованного каменными обломками. Уриил соскочил с сиденья, спрыгнул на землю и побежал, пригнувшись, через гребень хребта, чтобы увидеть сверху поле боя. Юго-восточная окраина города выглядела примерно так же, как и в конце мятежа: хаос из рухнувших строений, мусора и обломков. Стены у врат Правосудия были снесены во время мятежа де Валтоса, и тем самым вход в сердце Брэндонских Врат уже был открыт.

Если враг сможет удержать эту территорию, то весь город будет принадлежать ему.

Уриил осмотрел местность, и в его голове образовалась трехмерная карта. Дженна Шарбен говорила ему, что это ее любимая тренировочная площадка для новобранцев, и теперь он понимал почему.

Столько мест, где можно укрыться.

Минные поля, колючая проволока и пушки «Гром» блокировали брешь, но дым поднимался из глубоких воронок, где кучно падающие снаряды расчистили путь. Большие бреши были пробиты и в рядах колючей проволоки, плоские участки оплавленной земли показывали, где взорвались мины, и обломки автоматических орудий усыпали местность.

Уриил как тактик невольно восхитился методичностью артподготовки сил тау, хотя он знал, что это сделает битву труднее. Подкрепление уже было на пути из крепости Идея, но сначала воины Уриила должны были не пропустить врага. Несколько плавучих танков тау уже двигалось над руинами стен, и огненные воины неслись сквозь завалы.

Масштабы завалов уже сами по себе делали невозможной оборону этого места с одним огнестрельным оружием, тау нужно было выдавить клинками и грубой силой.

– Высаживаемся! – заорал он. – Построение для атаки, тип «Конор»!

Гаэтана разбудил тяжелый грохот взрывов и треск выстрелов. Сначала он подумал, что вновь переживает ужас нападения на Темплум Фабрика, но отогнал эту мысль, поняв, что это атака на город.

Пробудившись от медикаментозного сна, он устремил взгляд на мягкий свет витражных окон, ярко раскрашенных, изображающих Императора как целителя и спасителя, заботящегося о больных, раздающего милостыню нуждающимся и защищающего обездоленных.

Глупость какая – теперь он точно знал. Милосердию и прощению не было места в Имперском Кредо, все это предназначалось для обитателей далеких замкнутых миров, где угроза ксеносов, еретиков и мутантов – страшилки для легковерных.