Текст книги "Саламандры: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Гэв Торп

Соавторы: Ник Кайм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 46 страниц)

Немиок вышел между двух дымящихся блокгаузов и прицелился в спину зеленокожего. Тот был уже ранен, где-то потерял руку и принял не один выстрел. Зверь рвался к добыче, которую Злобный Десантник не видел и видеть не хотел. Он застрелил орка, взрыв снарядов разорвал спину до костей. Когда зеленокожий упал, Немиок увидел в перемазанном кровью визоре двух женщин, которых узнал. Он убрал палец со спускового крючка, но было уже поздно.

Бетениэль мертва. Глаза широко открыты, и она лежит на спине в растущей луже крови. Её задел лишь осколок, но этого оказалось достаточно для смертельной раны. Афина держала послушницу в руках, шепча молитву.

– Святая Катерина, молю тебя, приведи сию верную воительницу к Императору. Защити её душу в путешествии к Золотому Трону…

Афина не плакала. Её решимость была тверда как мрамор. Сестра плотнее сжала оружие Колбера и встала. Не чувствуя ни страха, ни сомнений, она направилась к гиганту в чёрно-жёлтой броне.

– Ты – позор аквилы, – сплюнула Афина, вскидывая лазпистолет.

Выстрел был почти в упор, но Немиок только крякнул и пошатнулся. Он сорвал шлем, забыв о битве вокруг. На лице под ним застыла маска чистой ненависти.

– За это проявление силы я позволю тебе увидеть моё лицо перед казнью, – зарычал Злобный Десантник, выпустив из рук повисший на ремне болтер, и обнажил клинок. – Будет действительно больно.

От удара в неприкрытую челюсть Немиок потерял равновесие, а выпавшая из руки спата вонзилась в землю.

– Ты и так опозорился.

Немиок выглядел так, словно собирался потянуться за другим оружием, но замер, когда его брат покачал головой.

– Нет чести в хладнокровном убийстве невинных, – Варик повернулся к Афине. – Убирайся. В зоне боевых действий не место для сестры милосердия. Останься в живых и принеси хоть какую-то пользу, – он забрал пистолет и раздавил его. – Я не стану сдерживаться, если ты ещё раз прицелишься в моих братьев.

Она кивнула, поняв, чем ради её жизни пожертвовал Варик.

Афина бросилась к Бетениэль. Их нашла другая группа беженцев и помогла положить тело в полугусеничный транспорт Имперской Гвардии. Они поехали на юг, прочь от орков и гряды Дьявола. На окраине лагеря всё ещё кишели спускающиеся с гор зеленокожие.

Сестра не знала, что заставило Варика вмешаться. Возможно в космодесантниках было больше сострадания, чем она полагала. Неважно. Сострадание не принесёт победу. Это сможет сделать только Яррик.

Наверху вновь начался обстрел, унося мысли и прижимая орков к земле. Пройдёт несколько часов, прежде чем закончится битва. Погибнут ещё многие гражданские. Лишь немногие познают избавление Императора.

Варик держал брата на виду, пока не удостоверился, что его гнев утих.

– Ты об этом пожалеешь, – сказал Немиок.

– Ты зашёл слишком далеко.

Раздался частый стук тяжёлых двигателей, и они посмотрели на небо, чтобы увидеть, как вдали заходит на посадку эскадрилья десантно-штурмовых кораблей.

– А вот теперь будут проблемы… – прошептал Варик.

Зелёные как лес корабли украшала голова рычащего огненного дракона. Они принадлежали Саламандрам.

Виньяр сорвал перчатку, откинувшись на троне в казармах Злобных Десантников – сумрачном железобетонном здании, обустроенном с аскетизмом, который и следовало ожидать от ордена пуритан. Капитан держал знамёна и трофеи при себе. Они были единственным, что украшало пустую комнату кроме широкого стола-стратегиума, на котором были разложены груды карт и инфопланшетов.

Один из них, доклад об обстреле Избавления Императора, и просматривал капитан, не считая нужным смотреть на безмолвно стоявших рядом воителей.

– Сколько погибло людей?

– Примерно четыре тысячи, сэр.

– А орки?

– Полностью истреблены.

Виньяр положил планшет и улыбнулся двум воинам.

– Приемлемые потери.

– Также серьёзно повреждены здания.

– Не важно, – отмахнулся капитан. – Зеленокожие бегут, Злобные Десантники торжествуют.

– А что штаб Армагеддона? Я слышал они собирались наложить на нас санкции.

Виньяр презрительно расхохотался.

– Брат Варик, Дестриеру напомнили о его месте и цели в этой войне. С его стороны больше не будет проблем.

Воины задержались, отчего капитан спросил, – Что-то ещё?

Варик ожидал обличающего рассказа Немиока о произошедшем с сестрой Афиной, но ответ удивил его.

– Нет, сэр, – прохрипел он сквозь сжатые зубы.

– Тогда можете идти.

Воины отдали честь, повернулись и вышли.

Виньяр рассматривал карты на стратегиуме, планируя следующую атаку, когда услышал, как открылась дверь казармы.

– Передумал, Немиок? – спросил капитан, поднимая взгляд, но увидел другого. Виньяр оскалился. – Ты.

Перед ним стоял воин с кожей цвета оникса, облачённый в зелёный как лес доспех. С широких плеч свисал чешуйчатый плащ, закреплённый под позолоченными наплечниками. Броню украшали драконы и пламя, молоты и наковальни. А голос был глубоким как сама бездна.

– Я разговаривал с полковником Дестриером, – сказал воин, – а также стал свидетелем применения излишней силы в Избавлении Императора и узнал о гибели гражданских.

– На любой войне есть побочный ущерб, – возразил Виньяр. – Если бы я не действовал так решительно, то по лагерю бы всё ещё носились орки. Вдобавок трусы недостойны пощады.

Воин в зелёном доспехе снял со спины громовой молот и обрушил его на стол, круша инфопланшеты и разрывая карты. Затем он заговорил, отстёгивая кобуру.

– Виньяр, ты неправильно понял цель моего визита, – глаза воителя вспыхнули багровым огнём. – Дискуссии не будет, – он покосился на снятые Злобным Десантником перчатки. – Надень. Я хочу, чтобы это было честно.

Капитан задохнулся от злости, но всё равно потянулся за перчатками, – О чём ты говоришь, Ту’шан?

– О преступлении и наказании, – ответил великий магистр Саламандр. Он с хрустом покачал головой, разминая шею.

– Я дам тебе один совет, – добавил он, сжимая и разжимая кулаки. – Не тянись за оружием.

Затем Ту’шан закрыл дверь казармы.

Ноктюрн

Не переведено.

Пепел Душ

Жизнь на Арридийской равнине сложна. Слабые долго не протягивают. Много поколений назад фемидцы усвоили этот урок лучше других жителей Ноктюрна. Фемидцы ценят силу. Из них выходят лишь сильнейшие бойцы. Охота в их крови, и нет добычи столь смертоносной, что превзошла бы их хитрость и избежала их копий.

Как и любой ландшафт, пустыни постоянно меняются. Охотники должны адаптироваться, иначе граница между хищником и жертвой станет слишком тонкой и роли поменяются. Эта перемена подобна зыбучим пескам, зачастую незримым и неслышимым до тех пор, пока не поздно: ведь ловушка уже схлопнулась…

Зен’де из «Душ Земли»

Во рту Ба’кена была кровь, кровь и резкий вкус горячего пепла. Он был окружен бесформенной кучей скелетов, облаченных в жалкие лоскуты плоти, чьи тлеющие черепа застыли в гримасах. Чёрный. Всё было выжжено дочерна, и он утопал в этом пепельном омуте.

Он потерял счёт тем, кого убил, захлёбываясь в море тел.

Обычные люди проклинали бы неподготовленность, что привела к такому исходу. Обычные люди бы сдались.

Сол Ба’кен был фемидцем – прагматичным, как и любой огнерождённый. Он не верил в то, что могло быть – лишь в то, что было. Словно клинок на наковальне, он был выкован в городе Воителей-Владык, и уступать было не в его природе.

Он углубился в пустыню в поисках ответа, но также нашел нечто иное, нечто… осквернённое.

Поднявшись, несмотря на многочисленные ранения, Ба’кен сжал рукоять своего охотничьего ножа и выкрикнул:

– Давай, смерть! Приди, и посмотрим, достойна ли ты взять мой скальп!

И смерть ответила сухим скрипучим голосом проклятых.

Город-убежище Гесиод, за девятнадцать часов до этого.

– Ты уверен, что это мудро? – спросил Фугис.

Он обращался к могучим мускулистым плечам Ба’кена и плащу из драконьей шкуры, ниспадающему с них. Молот с массивной рукоятью был перекинут накрест через надплечье.

На лице Фугиса было явное неодобрение. Он едва ли достигал роста и ширины плеч брата, хоть и был в силовой броне. Его боевые доспехи были зеленого оттенка Саламандр, за исключением белых шлема и правой руки, что указывали на его роль апотекария. Волосы его были коротко острижены, в противоположность полному отсутствию волос у его спутника, а тонкие черты лица разительно отличались от словно выточенного из камня профиля, что взирал на него.

С закрепленным на голенище длинным фемидским охотничим ножом, Сол Ба’кен крался вниз. В отличие от Фугиса, он был одет в легкую стеганую куртку и дубленые кожаные штаны. За исключением нескольких браслетов, на его руках больше ничего не было, и можно было видеть множество шрамов-отметин, оставшихся со времен его службы в Ордене. Шрамов, что лишь скрывали не менее многочисленные ужасные ранения, полученные тогда же.

– Я должен знать, брат, – голос его раздавался словно эхо из бездны. Он поднялся, чтобы поправить пояс, на котором покоился в кобуре его болт-пистолет. – Это ведь просто.

Запасные обоймы покоились в карманах его куртки, а ручной огнемет свисал с ремня, прикрепленного к поясу. Резервные баллоны с прометием позвякивали когда воин двигался. Выпрямившись, он почти достиг уровня глаз Фугиса, однако не выглядел меньше него, даже будучи без брони.

Фугис нахмурился:

– Ты даже не надеваешь свой доспех.

Плиты щёк и лба на лице Ба’кена двинулись, изменяя выражение лица, когда он ухмыльнулся:

– Ради прогулки по Огненной Пустыне? Не имея ничего, кроме набедренной повязки и копья, я проделывал этот путь, ещё когда был смертным, и к тому же не старше ребенка. Ты забыл, что я фемидец, брат?

– С тех пор ты проделываешь это паломничество каждый год… – Фугис замолчал, вспоминая войну на Ноктюрне и всё… всех, кого они потеряли. – Зачем ты это делаешь, Сол?

– Он снился мне, Фугис. Я чувствовал пламя, что выжигало его до самого сердца. Вновь и вновь.

Апотекарию было знакомо коварство сновидений, но его наставления не изменили бы решения Ба’кена. Наступило короткое взаимное молчание.

Оба воина выглядели карликами перед исполинскими вратами города-убежища – двумя возвышающимися плитами из прекрасно выкованного в кузнях Гесиода металла. Ба’кен стоял объятый лучами солнца, падающими сквозь открытый проём врат. Химические испарения лишь недавно отключенных после ночи пустотных щитов, вызванные попадающим на них светом, придавали воздуху кислый привкус. Туши хищников, разбросанные вдоль стен Гесиода, уже медленно гнили. Падальщики вскоре проснутся, чтобы избавиться от cмердеющих трупов, но пока что космодесантники были одни.

– Сомневаюсь, что это будет просто, Сол, – Фугис вгляделся в Огненную Пустыню. Дрожащее марево уже начинало подниматься от дюн. Было раннее время, и солнце лишь едва пересекло линию горизонта, наполняя небо кроваво-красными испарениями из дремлющих кальдер на востоке.

– Ты хоть знаешь, куда идешь? – спросил Фугис. – Уже минуло пять лет, но ты все же продолжаешь поиски.

Взгляд Ба’кена последовал за взором апотекария, задержавшись на горизонте, где медленно вставало солнце. В зените оно палило, словно огромное пылающее око. Ежедневно сотни умирали под его зловещим сиянием. Сотни, что пренебрегли защитой городов-убежищ. Игнейцы. Доверие не было сильной стороной этих кочевников, особенно, если речь шла о семи великих племенах. Фемидцы считали их низшим классом, и относились к ним соответственно. И вражда между этими двумя фракциями Ноктюрна была неизбежна.

– Я знаю, где он пал, – тон Ба’кена был почти меланхолическим.

Ему хотелось верить, что Дак’ир всё еще жив, но даже спустя пять лет, а может, именно из-за столь долгого времени, ему приходилось убеждать себя в этом.

– В пустыне ходят слухи, что игнейцы воздвигли святыни, чтобы почтить его жертву, – произнес Ба’кен. – Некоторые верят, что они все ещё стоят.

– Лорд Тсу’ган давно бы уничтожил их.

– Никто, кроме, игнейцев, не может их обнаружить.

– Тогда как ты узнаешь, где искать, брат?

Ба’кен повернулся и положил массивную ладонь на плечо апотекария. Пусть Фугис и был на несколько десятилетий старше, что отражалось в его усталом жизненном цинизме и изможденном, словно выточенном погодой, лице, – этот жест был подобен тому, как отец успокаивает непослушного сына.

Фемидец грустно улыбнулся:

– Эмек мёртв, а ведь когда-то мы трое были едины словно сталь, выкованная на Ноктюрне. Я должен знать, если где-то есть его останки, и в этой ли они пустыне. Вулкан укажет мне путь.

Фугис подавил в себе вспышку гнева на слепой оптимизм своего брата.

– Ты говоришь, как Элизий.

– Насколько я помню, ритуал предложил капеллан Ур’друк. Тем не менее, для меня честь, что ты так думаешь, брат, – Ба’кен убрал ладонь. – Ты ведь проходил Горящую Тропу.

– Да, и она была долгой, – мрачно ответил Фугис. – Иногда мне кажется, что лучше бы я не вернулся. И всё же, что насчет твоих поручений?

Ба’кен рассмеялся, но в глазах его не было и толики веселья.

– Все претенденты должны пройти их собственные испытания. Кроме того, – сказал он, уже отворачиваясь, – меня не будет лишь несколько дней.

Перед ним раскинулась бесконечная черная, с освещенными лавой расселинами, пустыня. Пепел, огонь и грозные горные выступы. Ноктюрн. Дактили кружили в небе над ним. Ба’кену казалось, что он почти слышал шелест их кожаных крыльев при взмахах и плачущие крики молодняка. Это была погребальная песнь по глупцам и беспечным, что ступили в пустыню, не подготовившись к испытаниям, что она приготовила.

Фугис нажал на вокс-пластину, встроенную в воротник его доспеха:

– Подай сигнал, если попадешь в неприятности.

Ба’кен оглянулся, благодарно кивнув. Несмотря на напускную простоту своего путешествия, он знал об опасностях. Многие из них были невидимы невооруженным глазом и таились под песками или приходили с пепельными бурями.

– Ты поступил правильно, вернувшись, – сказал Ба’кен, начиная идти. Оглушительный грохот закрывшихся за ним врат отозвался эхом в неизвестности, что ожидала на его пути.

Гесиод был позади. Осталась лишь пустыня.

И Дак’ир.

Огонь, огромный столп пламени рвётся в ониксово-черное небо, где кипят и извиваются грозовые тучи.

На вершине восседает одинокая фигура на троне. Ноги и руки его скованы. Уста его сомкнуты в беззвучном крике.

Пламя вздымается, и лжекороля, обреченного на вечные муки, окутывает огонь.

Полыхание… Ткань и металл, плоть и волосы, всё искажено и преображено жаром. Сначала от фигуры остаются лишь кости, и вот уже кости превращаются в пепел. Столп рассеивается, пламя угасает, и остаётся лишь дымка.

Мгновение тишины. Искра…

Языки пламени вновь вспыхивают, превращаясь в вертикальное зарево, когда столп вновь возносится в небо.

На вершине восседает одинокая фигура на троне. Ноги и руки его скованы. Уста его сомкнуты в беззвучном…

Ба’кен издал сдавленный стон. Он очнулся во тьме пустыни, окутанной жутким холодом. Он не мог вспомнить ни того, как копал яму для сна, ни погружения в глубокую медитацию, и на мгновение задумался, не была ли его память обманута сновидением. Пепел, смешанный с песком, посыпался с его тела, когда он поднялся, выбираясь из ямы. Эта естественная маскировка стала его щитом от внимания ночных хищников Огненной Пустыни.

По пустыне постепенно разливалось тепло и первые дрожащие лучи света – занимался рассвет.

– Дак’ир… – пробормотал Ба’кен, чтобы не забыть о своей цели, и направился на восток.

Сперва появился вихрь пыли, стремительно вращающийся и растущий в размерах. Он словно прилип к горизонту, озаренный солнцем, что палило в зените расколотого неба.

Прислонившись к гранитному выступу скалы, Ба’кен наблюдал, как пылевой вихрь превращался в облако. Уже была видна фигура, поначалу небольшая, но растущая с каждой секундой. У него не было хорошего обзора, к тому же глаза застилал серный газ, что вырывался из ближайшей расщелины.

Ба’кен ждал. Он словно слился со скалой позади него.

После Гесиода он шел на восток, вглубь пустыни. Этот путь привел его к краю Огненной Пустыни и вывел в Скорийскую Равнину. За ней, замерев под кроваво-красным небом, расположились лавовые каньоны. Оттуда он мог начать поиски святыни и последнего известного местонахождения Дак’ира. Уже четырежды он не нашел ничего, но, может, в этот раз всё будет иначе. Это становилось ритуалом. Хоть Ба’кен и был гордым, как любой огнерождённый, он знал – даже фемидец не зайдёт в глубины Ноктюрна без причины. И Ба’кен не стал бы рисковать зря, несмотря на своё генное усовершенствование.

Прошло почти восемь часов с рассвета, а взошедшее солнце не утратило и толики своей силы. Дни были длинными и горячими в этом мире смерти. И они редко протекали без проишествий. Ба’кен знал тропы. Он знал, как избежать опаснейших угроз, но он также понимал, что кажущееся спокойствие пустыни вовсе не гарантировало путнику безопасности. Пылевой вихрь был лишь предупреждением. И пока не было доказательств обратного, Ба’кен расценивал его как потенциальную смерть.

– Я здесь, брат, – прошептал он навстречу теплым потокам воздуха, что приходили с далёкого Кислого моря. – Если ты жив… Помоги мне достичь тебя.

Никто не видел, как умер Дак’ир. По крайней мере, из тех, кого можно было бы об этом спросить.

Никто не видел его тела. От него осталось лишь небытие. Та пустота, что Ба’кен чувствовал даже по прошествии пяти лет.

Горение, вечное горение…

От запаха покалывало в ноздрях, и вместе с ним память принесла фальшивое ощущение из видения. Оно было ярким даже наяву, словно цепляясь за Саламандра и надеясь, что отзвуки того чувства найдут отклик в его желании. Желании найти Дак’ира живым и воссоединить его с братьями.

Но запах плоти в воздухе не принадлежал воспоминанию – он был реален. Ба’кен уже вставал со своей наблюдательной позиции, когда вмешалось еще одно его чувство, и он замер. За шипением газа в разломе и глухим треском магмы под поверхностью Скорийской равнины он услышал другой звук. Скрежет острых когтей по камню.

Ба’кен мгновенно обернулся, выхватывая нож, и со всей силы вонзил его в подкравшееся существо. Фемидская сталь преодолела чешую и глубоко погрузилась в плоть. Ба’кен с рыком схватил тварь за глотку и сжал её.

Са’рк шел за ним c момента выхода из Огненной пустыни, и пересёк Скорийскую равнину. Это было очень необычно для ящероподобных хищников – охотиться в одиночку. Ба’кен задумался об этом на мгновение, затем воткнул нож еще глубже в мускулистое брюхо. Хищник пытался высвободиться из хватки, не осознавая грядущей гибели, но его пасть лишь щелкала впустую. Убрав руку с горла, но железно сжав челюсти са’рка, Ба’кен продолжал твёрдо держать существо. Кровь нанизанного на нож существа стекала на штаны и пыль под ногами Саламандра, и через несколько секунд тварь затихла.

Когда cа'рк умер, Ба'кен опустил его на землю, чтобы извлечь нож.

– Тихий охотник, – прошептал он. – Недостаточно тихий.

Са’рки обычно были жилистыми и костлявыми, но этот выглядел особо истощенным, словно он не питался несколько дней. Питающийся каждый час хищник должен быть доведен до отчаяния, чтобы напасть на фемидского охотника в одиночку.

Ба’кен продолжил наблюдение.

Силуэт превратился в риггер – грубо сделанный танк на гусеничном ходу, что двигался по Скорийской равнине на скором ходу. Пепел клубился вслед за ним подобно зернистой пене морского прибоя. Частички потревоженной золы блестели на солнце, словно мухи. Выхлопные газы смешивались с колышущимся зноем в жирное маслянистое облако.

Вернув нож на голенище, Ба’кен приготовил болт-пистолет и покинул скалистое убежище. Спускаясь, он пригнулся, но двигался стремительно, чтобы обойти транспорт сбоку. Пыль и дымка поднимались с поверхности пустыни волнами достаточно высокими, чтобы скрыть воина. Игнейцы были в большинстве своём мирными, но в то же время они были кочевниками, способными напасть на одинокого путника. Осторожность сейчас была мудростью. Он не хотел, чтобы их пришлось убивать.

Вовсе не выглядя угрожающим, риггер начал останавливаться. Срочная нужда или же иная причина серьезно снизила его скорость.

Ба’кен был уже на расстоянии пятидесяти шагов, когда тягач остановился. Вблизи транспорт выглядел крепким и надёжным, но довольно потрёпанным. Это был большой корабль, неповоротливый, но всё еще действенный. Несколько бронепластин, укрывающих кабину и грузовую платформу, имели крупные прорехи. Повреждения были старыми, но вот следы огня вокруг хвоста и ходовой части казались довольно свежими. Массивные траки гусеницы были усилены сталью и находились в хорошем состоянии. Двигатель не был заглушен, что указывало на то, что причиной остановки стало вовсе не отсутствие топлива. Толстые шланги, покрытые грязью, но целые, выходили из ёмкостей, установленных в трех прицепах, соединенных с главным двигателем, и скрывались в камере сгорания.

Ба’кен оглядел окружение.

Горизонт цвета крови яросто пылал вдалеке, частично укрытый тенями. Острые, словно стрелы, горы опирались на безысходный пейзаж пепельных дюн, вулканических скал и обсидиановых вершин, что подобно стеклянным остриям копий выступали из земли. Вдали мелькали тени драконов и их молодняка. Крики существ заглушал непрерывных грохот вулканов, что выражали своё недовольство всплесками лавы и густыми облаками пыли с пеплом.

Ба’кен выпрямился, чтобы его могли видеть. Трепет, внушаемый воином, еще никогда не подводил. Было лишь одно «но»: он был в пустыне наедине с транспортом. Медленно идя вперёд, Саламандр постоянно переводил взгляд с остановившегося тягача на пыль под ногами. Эта часть Скорийской равнины была лишена всякой растительности, но угроза могла прийти даже снизу. Ведь в пустыне ямы рылись не только для сна.

– Покажитесь, – спокойным тоном произнес Ба’кен в сторону кабины.

Ответа не последовало, лишь двигатель издал металлический скрежет.

Пройдя еще десять шагов, воин позвал еще раз:

– Покажитесь, – уже жестче повторил он со скрытым предупреждением в голосе.

Обзорная часть кабины была выполнена из затемнённого армированного пластека. На материале было несколько трещин, но он всё еще скрывал водителя и пассажира. Аскетичные жилые отсеки за сидениями вполне могли послужить укрытием.

Горячий ветер приходил с Кислого моря и завывал в дюнах, принося с собой привкус соли и серы.

Подобравшись к кабине со стороны водителя, он навёл пистолет в сторону двери и распахнул её.

Внутри неподвижно лежал мужчина. Слабый запах чего-то похожего на сгнившее мясо висел в воздухе. Мужчине было от тридцати до сорока лет, как предположил скаут. Ба’кен осознал, что ему сложно определить возраст обычного смертного. Тело человека было покрыто племенными татуировками, а наряд позволял предположить, что мужчина был скотоводом или шахтером.

Кожа его была иссушена, как и у большинства игнейцев, а на лбу виднелся лёгкий порез. Кроме этой незначительной раны, Ба’кен не видел других повреждений, что могли бы привести к смерти.

Он опустил болт-пистолет.

Рядом с мужчиной лежало скорченное тело пассажира, и это оказалась женщина. Она была того же возраста и, судя по аналогичным татуировкам, принадлежала к той же этнической касте, что и мужчина. Еще один игнеец. Ба’кен предположил, что это были муж и жена.

Оглядевшись вокруг еще раз, он прислушался, пытаясь выделить что-нибудь, что выдало бы ловушку, а затем поднял оба тела и вынес наружу. Лишь когда жесткий свет солнца осветил их лица, воин заметил частичное обесцвечивание тканей вокруг глаз, носа и рта, что было неразличимо в полумраке кабины. Ба’кен провёл пальцем по внутренней части рта мужчины, чтобы определить состояние его внутренних органов.

Они были определенно мертвы – на пальце остался лишь черный пепел.

Жители Ноктюрна чуждались игнейцев, считая их бродягами и разносчиками болезней. Некоторые города-убежища торговали с этими кочевниками, но это проходило под строгим контролем. Тем не менее, Ба’кен никогда не слышал о подобном заболевании среди кочевников.

Шорох из глубины кабины заставил его отвлечься от размышлений и вскинуть оружие. Звук был крайне слабый, на грани возможностей восприятия его аугментированного внутреннего уха.

Взглянув на тела последний раз, Ба’кен медленно и тихо поднялся в кабину. Внутри стояла вонь пепла, а мягкое, но настойчивое завывание ветра нагоняло тоску. Раньше Саламандр почти не замечал этого запаха, считал его обычным смрадом равнины или же пепельных наносов, что приносил ветер с гор. Но внутри он был особенно сильный. Перебравшись через кожаное сидение водителя, Ба’кен ступил внутрь задних жилых отсеков. Он почувствовал прикосновение металлической перегородки к оголенному плечу, когда согнулся, пробираясь сквозь кучи скопившегося хлама. Куски брезента, шахтерское оборудование, контейнеры, канистры с горючим – всё это принадлежало двум гниющим мертвецам снаружи.

Сдвинув в сторону изорванную занавеску, Ба’кен повёл болт-пистолетом в сторону дальней стенки кабины. Звук доносился оттуда, и его источник явно пытался вести себя как можно тише, когда услышал вошедшего.

Из-под ноги Ба’кена раздался звук, словно что-то сломалось, и в тот же момент, когда он опустил взгляд, воин уловил резкое движение. У маленького суетливого существа он заметил проблеск бледной кожи.

Молниеносно, словно гадюка, Ба’кен перехватил неизвестного за тыльную часть шеи и поднял перед собой, чтобы взглянуть.

Это был ребенок, по щекам его бежали слёзы, оставляя на грязном лице светлые дорожки. Она оплакивала своих родителей, приглушенно всхлипывая в свой свернутый спальный мешок.

Девочка едва старше ребенка повисла в хватке Ба’кена. Почувствовав хруст под ногой, он посмотрел вниз. Это была деревянная статуэтка в виде ангелоподобной фигуры, облаченной в силовую броню. Ба’кен видел лицо огнерожденного в этом выточенном профиле. Одно крыло было сломано, когда он ненароком ступил на него.

Скаут взглянул на девочку, и та, боясь вздохнуть, в ужасе подняла на него глаза.

Ба’кен мог сражаться с воинами. Он мог выслеживать и убивать бесчисленных хищников пустыни. Но не ребенка…

– У нас нет крыльев, – это было всё, что он смог сказать.

У риггера осталась примерно половина запаса топлива, а двигатель был в полностью рабочем состоянии. Гусеничный трак оставил след достаточно глубокий, чтобы наносы пепла не замели его, а вот оба тела уже приобрели легкий серый оттенок.

– Они были твоей семьёй? – спросил Ба’кен.

Девочка сидела в тени тягача, обхватив поджатые к груди колени в защитном жесте. Она так и не сказала ни слова с тех пор, как Ба’кен забрал её из кабины.

Она кивнула.

Ба’кен также кивнул в надежде на лучший отклик.

– Что ж… – запинаясь, произнес он. – Мне жаль.

Следовало убрать тела. Дактлиды уже кружили над ними. Они обчистили бы кости и оставили бы их белеть на солнце. Девочке не следовало этого видеть.

– Что с ними случилось?

Девочка не ответила, лишь сильнее сжала колени руками.

Ба’кен достал нож, собираясь вырыть две могилы, но она даже не вздрогнула. Лишь вытянула руку и указала на ручной огнемет Ба’кена.

– Вы предаёте мертвых огню? – спросил он.

Еще один кивок.

Сожжение было распространенным погребальным обрядом на Ноктюрне. Многие, в том числе Орден Саламандр верили, что возвращаются в землю пеплом, чтобы пройти сквозь цикл перерождения. Его называли Кругом Огня.

– Тебе лучше отвернуться.

Она не последовала его совету, упрямо смотря, как Ба’кен сжигает её родителей дотла, пока не остались лишь раскаленные кости. Дым еще поднимался из жутко раскрытых челюстей и рёбер после того, как он закончил.

– Здесь больше не на что смотреть… – мягко произнес воин.

Девочка задержала взгляд на своих сожженных родителях еще на несколько мгновений, и, словно удовлетворившись результатом, перевела взор на север. Именно туда держал свой путь риггер, но Ба’кен решил, что сможет найти след святыни Дак’ира, если узнает, откуда прибыл тягач и осиротевшая девочка. Они от чего-то бежали, еще до того, как родителей девочки убило то, чем они заразились. Были они игнейцами или нет, долгом Ба’кена было узнать правду о том, что произошло.

Ходило множество других слухов, кроме рассказов о святыне. Пропавшие торговцы, не просто кочевники. Пропадающие орудийные трендеры. Скотопасы, исчезающие вместе со своими стадами. Кто-то винил враждебную фауну Ноктюрна, но некоторые утверждали, что в этом было замешано что-то еще. После окончания войны лорд Ту’шан приказал зачистить пустыню от нихиланцев-отступников. Было приложено много усилий и считалось, что приказ был выполнен успешно. Слухи это, однако, не остановило.

– Я не могу оставить тебя здесь, – сказал Ба’кен девочке, возвышаясь перед ней словно черный исполин. Он также не мог понести её – кожа ребенка бы сгорела в такую жару. Даже закутанная в плащ, она бы умерла от обезвоживания. На солнце словно накинули покров, но зной всё еще царил на Скорийской равнине. Девочка, скорее всего, умрёт. Тревожить Фугиса через вокс было бессмысленно. Кроме того, у скаута всё еще были дела в пустыне. Красные глаза его полыхали в задумчивости, однако, вовсе их не испугавшись, девочка поднялась и залезла назад в кабину.

– Тогда решено, – произнес Ба’кен в пустоту, удивленный стойкостью ребенка. Она казалась куда спокойнее после сожжения родителей, и воин предположил, что это из-за сближения девочки с ним.

Но он ошибался.

Весь путь на север прошел в почти полном молчании.

Ба’кен неуклюже пытался завязать разговор вопросами о том, что случилось, но она словно и не слышала его, довольствуясь обществом своего деревянного ангела со сломанным крылом.

Однажды одна рассмеялась, чужим и непривычным звуком, что сошел с её губ, когда Ба’кен пытался устроить своё огромное тело в кресло водителя. Он оглянулся, раздраженный насмешкой над собой, но девочка уже вернулась к созерцанию своего деревянного хранителя.

Она подняла взгляд лишь когда на горизонте появился огонь.

Поначалу были видны только отблески, затем в воздухе появился запах пепла и нарастающий жар.

Следы привели их в небольшую впадину с ровными стенами, что когда-то были выточены водой, выходящую в разлом в скале, окруженный высоким хребтом скалистых пород. Поселение располагалось в котловане, где был лишь камень и песок. От транспорта, палаток и сборных жилищ остались одни тлеющие остовы. Дым словно скручивался в неосязаемые знамёна, что развевались в этом амфитеатре огня. Однако поджигатель, кем бы он ни был, еще не закончил свой пылающий шедевр.

Приблизительно в сотне метров от огня Ба’кен остановил риггер.

– Подожди здесь, – сказал он девочке.

Но её уже не было рядом: перебравшись через сидение, она скользнула в жилой отсек – лишь потревоженная занавеска колыхалась в проёме. Без лишних слов Ба’кен покинул риггер.

Тяжелое мерцающее марево заполнило собой долину, дрожа от своей насыщенности. Размытая фигура, подсвеченная разрастающимся пожаром, судорожно метался в дыме. Словно торопясь.