Текст книги "Кто скрывается за тьмой? (СИ)"

Автор книги: Герда Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

Темнота внутри не страшна. Страшно – когда ты начинаешь её узнавать.

Машина ехала всё медленнее. Словно лес сам тянул их к себе, с каждым метром обволакивая мраком и сыростью. Тени между деревьями слипались, небо исчезало, будто растворилось за кронами.

– Скажи мне честно, – буркнула Джессика, теребя ремень безопасности. – Ты ведь и сам не знаешь, куда везёшь меня.

Альфред усмехнулся:

– Это место найдёт тебя. А не наоборот.

– Угу. Очень обнадёживает. Осталось только обвязать себя красной лентой и с криками "вот она, жертва!" прыгнуть в чащу.

Он не ответил. Только повернул руль вправо и свернул на заросшую тропу. Колёса скрипели по мокрым корням, кузов дрожал. За поворотом – деревянные ворота. Старые, покрытые мхом. На них – вырезанное изображение: два глаза зверя. Один – янтарный, другой – чёрный.

Она невольно поёжилась.

– Где мы?

– У истока.

– У чего?

– У истока дара.

Он вылез, отодвинул замок, жестом позвал её.

Она медлила.

– Что будет со мной?

– Ты станешь собой. Наконец-то.

Они вошли в лес.

–

Там, внутри, было другое время.

Деревья шумели без ветра. Птицы не пели, но кто-то – или что-то – наблюдало. Тропа исчезла. Деревья сблизились. Свет стал фиолетовым, как будто день схлопнулся в грозовую тучу.

– Мне не по себе, – прошептала Джессика.

– Хорошо. Так и должно быть. Боишься – значит, ты жива.

Он шёл первым, она – следом. Лес обступал их. Один шаг – и корни под ногами начинали пульсировать. Тепло шло снизу, будто под землёй билось чьё-то сердце.

– Что ты от меня скрываешь?

– Я ничего не скрываю. Но всё не смогу объяснить словами. Твоя кровь – часть древнего рода. Это место помнит тех, кто был до тебя.

– До меня?

– До тебя была женщина. Сильная. Её звали Арелина. Она могла становиться зверем.

– Кто она?

Он не ответил.

Джессика остановилась. Дыхание участилось. Перед глазами – потемнело. Воздух стал тяжёлым. Ноги налились свинцом.

Джессика шла за Альфредом, но уже не чувствовала ног. Веки были тяжёлыми, как свинец, руки – будто не её. Лес становился всё гуще, темней, глуше. Даже её дыхание звучало чуждо.

– Что это за место… – прошептала она, не надеясь на ответ.

– Это граница, – отозвался он. – Между тобой и тем, кем ты должна стать.

Они остановились на поляне, скрытой между чёрных сосен. В центре – камень. Гладкий. Массивный. С отпечатком звериной лапы, выбитым в камне так, будто туда ударил кто-то с небесной силы.

– Встань, – тихо сказал Альфред. – Я буду рядом, но не вмешаюсь. Это – твой путь.

Она медленно подошла, ступая босиком по холодной земле.

Как только ступила на камень – мир выдохнул.

–

Свет исчез.

–

Она оказалась вне времени. Лес – исчез. Камень – исчез. Альфред – исчез.

Только она. И два зверя.

Пантера – вышла из чёрного разлома, как дым из рассечённой ночи. Она была идеальна: каждая мышца – туго натянутый канат, когти – как из чёрного стекла. Она не просто ступала – скользила, сливаясь с тенью. Из её пасти капала кровь – то ли её, то ли чья-то древняя.

Она – страх, инстинкт, тишина перед ударом.

🐾 Пума – сорвалась с луча солнца, ворвавшись в пространство, словно выстрел. Её лапы вонзались в землю, от ударов копилась энергия. Глаза – живой янтарь, наполненный ясным светом и бесконечной скорбью.

Она – гнев, пульс земли, право защищать.

Их взгляды пересеклись. Вой.

Тот, что разрывает пространство.

Они кинулись друг на друга.

Их столкновение было как взрыв. Камни взлетели в воздух. Из когтей – искры. Пума налетела первой – выпустила удар плечом, отбросив пантеру, но та – изогнулась, как змея, вцепилась ей в бок, прокрутилась, перевела вес, навалилась.

Крики зверей рвали тишину. Тени ломались. Вспышки, как молнии.

Когти, вонзающиеся в шкуру. Хруст рёбер. Земля под ними – треснула.

Пантера рванула вверх – на спину пумы, вцепилась в загривок. Та встала на дыбы, встряхнула, и обе снова – в пыль.

Теперь пума сверху. Бьёт когтями – точными, расчётливыми. Пантера с шипением царапает её морду.

Кровь – алыми нитями по воздуху.

И вдруг...

Обе замерли.

Повернули головы.

На Джессику.

– Вы… мои? – прошептала она.

Ответом было рычание. Глухое. Не согласное. А жаждущее.

Они рвались за её душу.

Схватка продолжилась. Пантеру отбросили – она перевернулась, поднялась мгновенно, как чёрная волна, снова бросилась, но в момент удара – разорвалась на свет и тень, и эти две сущности влетели в Джессику.

Она закричала.

Крик не был человеческим. Он был звериным, диким, древним. Его услышал лес.

Всё существо её охватил жар – кожа обожглась, тело выгнулось.

Глаза залило светом. Рёбра – с хрустом раздвигались изнутри. Когти распарывали ладони, но не кровь – свет лился из ран.

Её тело рвало на части и собирало заново.

–

…Когда всё стихло, она лежала на камне. Босая. Вся в поту. Сердце стучало с такой силой, будто вот-вот разорвётся.

Лес был снова лесом. Но она чувствовала каждый лист, каждую каплю воды в мху, каждое движение под землёй.

Она стала другой.

Глаза…

Когда она моргнула, их цвет сменился. Левый – золотой. Правый – тёмный, почти чёрный.

Она подняла руку – и увидела, как на мгновение пальцы вытянулись, покрылись тонким пушком.

Потом исчезло. Но чувство осталось.

Пантера дышала в её сердце.

Пума – охраняла её душу.

Она поднялась.

И увидела – Альфреда.

Он стоял неподвижно.

Не как человек. Как воин перед богом. Или зверь перед альфой.

Смотрел так, будто перед ним не Джессика, а судьба.

– Ты… ты выдержала это, – прошептал он. – Они обе… в тебе?

Она посмотрела на него. Медленно. Не с прежней растерянностью, а тихо, уверенно, словно знала его гораздо глубже, чем до этого.

– Они не ушли. Они… ждут. Внутри меня. И однажды…

– …Одна из них победит? – прошептал он.

Она не ответила. Просто подошла ближе. Его дыхание сбилось.

Он не мог отвести взгляд.

– Ты боишься меня? – спросила она.

Он сглотнул:

– Я…

– Альфред.

Он поднял глаза.

– Не бойся. Я всё ещё я. Но если ты обидишь меня – пантере будет плевать, кем ты мне был.

Она улыбнулась. Но улыбка была… другой. Чужой. Прекрасной. И страшной.

Он кивнул, опуская взгляд.

– Тогда... я должен быть на твоей стороне.

– Ты уже. – Она подошла и обняла его. Не нежно. Жестко. Звериным образом.

– Пока ты рядом, я буду помнить, кто я.

Глава 14

Услышав в ванной знакомый шум, Джессика наклонилась и, увидев котёнка, обрадовалась. Тот возился с каким-то предметом и нечаянно закатил его под тумбу, теперь жалобно мяукая и пытаясь достать.

– Сейчас я тебе помогу...

Она просунула руку в узкую щель. Пальцы нащупали что-то холодное и гладкое. Лёгкий металлический звон. Она вытащила предмет – и в ту же секунду, будто получив удар током, отдёрнула руку и закричала. В глазах блеснул первобытный ужас. Монета. Та самая. Но теперь она была иначе – вокруг нее витала чернильная тень.

Альфред услышал крик, бросился к двери, но она была заперта.

– Джессика! Открой!

Тишина.

Он налёг на дверь и с треском выбил её. Вбежав внутрь, он застыл: девушка сидела на полу, прижимая котёнка, раскачиваясь взад-вперёд, как сломанная кукла. Взгляд её был прикован к монете.

– Милая, посмотри на меня... Что случилось?

Она молчала.

Лишь спустя мгновение он заметил, что предмет у её ног пульсирует – словно дышит.

– Это хорошо. Это даже очень хорошо, что ты нашла её сегодня, – выдохнул он, опускаясь рядом. – Демон растёт. Мы больше не можем терять ни дня.

– Обязательно сегодня?.. – в её голосе дрожь и безысходность.

....

Джессика села на колени перед комодом. Сердце стучало как бешеное, но она знала – путь уже начат. Обратной дороги нет. Из ящика она извлекла бусы, что хранились как что-то проклятое, как реликвия, которую лучше не трогать без крайней необходимости.

…Она дрожащими пальцами надела ржавые бусы с висящими нитями. Монета, изменённая после первого испытания, теперь стала чёрной жемчужиной, обрамлённой в резной кулон, похожий на символ древнего племени. Она словно дышала, тянулась к коже, будто жаждала слиться с ней.

В тот миг, когда украшение коснулось её шеи, комната исчезла.

Сначала погасли лампы. Потом стены покрылись ползущей тенью, как будто мир начал гнить изнутри. Воздух стал тяжёлым, мёртвым. Всё пространство содрогнулось, и...

Тьма схлопнулась.

–

Джессика и Альфред оказались в другом месте.

Но это не был знакомый заповедник. Лес здесь был как будто вырезан из кошмара – деревья скрюченные, мертвые, их стволы сочились чёрной влагой. Ветки нависали над ними, как когти. Почва жила и дышала, покрытая слизью. И не было ни звука. Даже ветер боялся дышать в этом месте.

Она знала – это Испытание. Второе.

И тогда внутри неё всколыхнулись звери.

Пума – дикая, прямая, хищная. Рвётся в бой. Молниеносная атака, сила, взрыв. Она уже чувствовала вкус крови и жаждала разорвать врага.

Пантера – безмолвная, тёмная, скользящая по теням. Та, что убивает в одну точку. Она двигалась медленно, но точно. В ней было не меньше ярости, но её ярость была тёмной и глубокой, как омут.

Обе были частью Джессики. И обе требовали: “Я!”

Пума рванулась – дерзко, громко. Пантере не понравилось. Она выгнула спину, шипя, и бросилась следом. Внутри её души развернулась схватка.

– Я должна выбрать… – прошептала она, хватаясь за голову. – Подождите… ещё не время…

Но время ушло.

Пока две звериные сущности боролись за контроль, пространство зашевелилось.

И ОН вышел.

Сначала – холод. Он не ощущался телом, он проникал в разум. Затем – тьма, капающая с неба. Затем – Демон. Его силуэт был размытым, будто ткань реальности не выдерживала его присутствия. Из его спины росли чёрные отростки, как усики паука, а на месте лица – бездна, из которой тянулись запахи гнили, крови и безысходности.

Он чувствовал их. И он знал, что она не готова.

– Джессика! – крикнул Альфред, уже в облике ягуара. – Преобразись!

Она вырвала решение у зверей.

– Молчи, обе! Я выбираю.

Сердце ударило.

Она превратилась – в пуму, потому что сейчас ей нужна была не тень, а удар. Скорость. Звук. Сила.

Она рванулась в бой.

Но Демон уже протянул щупальца, и лес начал умирать. Сама почва под её лапами шевелилась, пытаясь затянуть её в себя. От него шёл страх, не как чувство, а как вещество, он стелился по воздуху и вжимал в землю всё живое.

И пока Джессика дралась, где-то глубоко внутри пантера не ушла. Она затаилась, выжидая, наблюдая. И в нужный момент – вмешается.

Но будет ли это помощь… или месть?

–

Она метнулась вперёд, превратившись в пуму. Мощные лапы едва касались земли. Альфред – ягуар – молнией пронёсся по левому флангу, стараясь обогнать, отвлечь, прикрыть. Но они опоздали.

Демон был готов.

Он не просто их ждал – он их чувствовал. Он дышал их сомнениями, их борьбой, их задержкой.

Из его груди вырвался плоский чёрный хлыст, будто сотканный из тумана и гнили. Он разрезал воздух – и ударил её вбок.

Всё ослепло.

Боль разорвала тело. Жар, как от кислотного огня, вспыхнул под кожей. Пума взвизгнула, завалилась набок, и земля под ней застонала, покрываясь чёрными сгустками.

Её кровь, настоящая, алая, впиталась в гнилой мох.

Альфред ринулся вперёд, бросаясь на Демона с хриплым, звериным ревом. Его клыки впились в бесформенную тушу, но та рассыпалась в чёрный туман. Он снова появился сзади, как будто мог быть везде и нигде одновременно.

– Нет, не тронь её! – выдохнул он.

А Джессика… она лежала. И чувствовала, как из неё вытягивают что-то важное. Что-то, чего она даже не могла описать. Свет. Суть. Её дар.

Монета на шее зашевелилась, будто предупреждала. Но её пальцы были слишком слабы, чтобы сорвать её, защититься.

И тогда внутри неё снова шевельнулась Тьма. Но не Демон.

Пантера.

Она не рвалась наружу сразу. Она выжидала. Но теперь, когда тело слабело, когда пума выдохлась и умирала – пантере пришло время.

– Я спасу нас, – прошипела она внутри, и, не дожидаясь разрешения, вырвалась наружу.

–

Мир вновь обрушился.

Теперь Джессика была не бурей, а тенью. Она скользнула в спину чудовищу, распластавшись в его темноте. Из этой позиции, почти слившись с ним, она ударила, вонзая когти в незаметный разрыв в теле. Демон взревел, не от боли – от удивления. Он не почувствовал её приближения.

Это дало шанс.

Альфред бросился вперёд, в человеческом облике, с бритвенным ножом, вырезанным из артефактной кости. Он вспорол грудь демону, выпустив из него чёрную слизь, которая зашипела на воздухе, как расплавленное железо.

Демон заорал. Пространство содрогнулось.

Он потянулся к монете. Прямо сквозь Джессику.

Пальцы, похожие на паучьи лапы, уже касались её шеи. И вот-вот он бы забрал дар, но Альфред перехватил его руку – и отрубил её.

Мир взорвался светом.

И всё закончилось.

–

Они очнулись на холодном каменном полу.

В подвале особняка.

Мир дрожал. Воздух – спертый, пыльный. Всё вокруг казалось постапокалиптическим кошмаром – стены треснули, на полу валялись обломки мебели, магическая пыль искрилась в воздухе, как радиоактивный пепел.

Джессика лежала на спине, с запекшейся кровью на боку. Дышала тяжело, но ровно. Альфред – рядом, прижавшись к стене. Его губы посинели, из уха сочилась кровь, но он смотрел на неё, не отводя взгляда.

– Мы... живы? – еле слышно прошептала она.

Он кивнул. Потом с усилием поднялся и подошёл.

– Надо в комнату. Ты истекаешь кровью.

– Я могу...

– Не спорь, – хрипло выдохнул он.

Он помог ей подняться, обняв за талию. Шаг за шагом, через осыпавшиеся ступени, пробитый потолок, словно после войны, они добрались до второго этажа. Она держалась за него обеими руками, прижимаясь лбом к его плечу. Он не жаловался. Просто шёл рядом.

В комнате он аккуратно уложил её на кровать. Снял с неё изорванную одежду, промыл рану, обработал мазью. Она почти не чувствовала боли – настолько устала, что могла бы уснуть и в аду.

Он лёг рядом. Не касаясь, но рядом.

–

Ночь была тишиной. Но она была иначе глухой.

Они лежали в одной постели – двое сломленных, но выживших.

Она скользнула к нему ближе, дрожа от внутреннего холода.

– Прости, я не сразу выбрала... я подвела тебя...

– Нет. Ты сделала то, чего не смог бы я. Ты позволила Тьме использовать Тьму. Это... страшно. Но ты справилась.

Она уснула первой. Словно просто выключилась. Он смотрел на неё долго, запоминая, как у неё подрагивают ресницы, как слабая улыбка появляется, когда её перестаёт трясти.

А потом он прошептал, будто самому себе:

– Я не позволю ему забрать тебя. Ни дар. Ни душу. Ни тебя.

И закрыл глаза.

Ночь тянулась вязко и медленно. За окном шелестели листья, и дом снова стал странно тихим, как будто стены слышали всё и затаили дыхание.

Джессика спала, свернувшись к нему ближе, её дыхание ровное, спокойное. Альфред тоже пытался заснуть. Но сон пришёл как ловушка. И утащил его в прошлое, из которого он думал – давно ушёл.

–

Сначала была весна. Он стоял в саду, залитом солнцем, и смотрел, как она смеётся, бежит по тропинке в лёгком голубом платье. В её волосах было солнце, в глазах – целый мир, и этот мир был о нём.

– Альфред… – она обернулась, – ты идёшь?

Он шагнул за ней, сердце билось в груди – больно и сладко. Но стоило ему сделать шаг, как всё почернело.

Сад превратился в болото. Платье посерело. Глаза потухли.

– Ты не успел, – сказала она холодно.

Рядом появился другой – мужчина, высокий, уверенный, без лица. Она взяла его за руку.

– Он никогда не сомневался. В отличие от тебя.

– Нет... – хрипло выдохнул Альфред, – я всё для тебя...

Она усмехнулась, с мягкой жалостью.

– Ты был слишком тёмный. Слишком резкий. Ты пугал. А я искала свет.

И ушла.

Он побежал за ней, но земля под ногами рассыпалась, как пепел. Он падал в пустоту, хватаясь за воздух, крича её имя – то настоящее, которое ни разу не произносил вслух после.

И тогда он снова её увидел.

Она стояла на краю темноты. Вся в белом. Лицо спокойно, но не живое.

– Идём, Альфред. Здесь ты нужен. Там – уже нет.

– Это ловушка, – прошептал он.

– Это правда.

Он медленно потянулся к ней.

И вдруг – вспышка боли. В груди. Острая. Как будто что-то вырвали. Он закашлялся, опуская взгляд – а там монета Джессики, слипшаяся с его телом, чернеющая, пульсирующая. Он схватился за неё – и вскрикнул.

–

Альфред проснулся. Глухо, с рывком. В горле – крик, на лбу – пот.

Он тяжело дышал. Рука дрожала. В голове стучало одно имя – не Джессика, но другое, из той жизни, где он ещё верил в людей. В любовь.

Он медленно повернулся к девушке, спящей рядом.

Такая хрупкая. Такая чужая. Такая… опасно родная.

Он хотел дотронуться до её плеча, но не посмел.

"Я не позволю и тебе уйти," – подумал он, – "даже если ты меня потом возненавидишь."

Он лёг обратно, глядя в потолок.

Сон больше не пришёл.

Глава 15

Он проснулся внезапно, будто вынырнул из глубины, где не хватало воздуха. Сердце колотилось в груди, словно пыталось пробиться наружу. Комната была наполнена тусклым золотым светом рассвета, шторы всё ещё не пропускали полноту утра, но его тело уже чувствовало: ночь ушла, оставив после себя… привкус.

Он закрыл глаза. Её голос всё ещё звенел внутри – тот старый голос. Та женщина. Боль. Лёгкий шепот и вкус предательства.

Во сне она смеялась. Протягивала к нему руку. А потом оборачивалась и уходила – навсегда. Как тогда.

Он проснулся с её именем на губах. Не с Джессикой. Не с её ароматом, не с её глазами. А с чужой – призрачной – женщиной, которая осталась глубоко в прошлом, но почему-то снова и снова протягивала руку из тьмы.

А потом… он повернул голову.

И увидел Джессику.

Она спала беспокойно, прижав колени к животу, как будто защищалась от холода мира. Волосы растрепаны, щека прижата к подушке, губы чуть приоткрыты. Такая хрупкая. Такая настоящая. И не имеющая ни малейшего понятия, с кем он сражался в своём сне.

Стукнуло что-то внутри. Не громко. Как треск льда под ногами. Он привстал, провёл пальцами по её спине. И только тогда понял, как сильно его сон оставил след.

Он был на грани… сравнения.

Он не хотел. Он клялся себе, что всё, что было – сгорело. А всё, что есть – вот, перед ним. Джессика.

И всё же – сердце упрямо сравнивало.

Та – уверенная, искусная, взрослая.

Эта – открытая, яркая, идущая к нему навстречу, словно расплавленное масло, наполняющее пустоты внутри.

Он чувствовал вину. Почти стыд. Как можно вспоминать ту, что ушла, когда рядом лежит та, что осталась?

–

Джессика проснулась в одиночестве. Тепло под боком исчезло, но воздух всё ещё хранил его запах. Шторы колыхались, впуская солнечные лучи, и она приподнялась, обняв себя за плечи.

...

Она бежала к реке, не думая. Просто следуя зову тела. Солнце ещё не взошло полностью, но горизонт уже наливался персиковым светом. Песок был влажный, трава прохладная, а воздух пах цветами, что не успели закрыться – ароматом магии, чистоты и чего-то ускользающего.

Раздевшись, она вошла в воду, словно в обряд. Легко, тихо, с наслаждением, будто природа снова принимала её.

Тело двигалось с лёгкостью. Ни боли, ни следов, ни стеснения. Лишь ощущение свободы.

Она плыла, погружаясь в воду, выныривая с лёгким смешком. Она чувствовала себя живой. Настоящей.

–

Альфред стоял у окна, словно заколдованный. Джессика – будто дитя света – блистала на фоне реки. Каждый её изгиб, каждый жест будто звал его. Она не знала, что он наблюдает. Не знала, что его разум всё ещё вспоминает другой женский голос, но сердце… сердце уже давно выбрало её.

Он чувствовал себя предателем. Она – как первая весна после долгой зимы. Он – как человек, слишком долго живший в снегах, чтобы сразу поверить в тепло.

Но он пошёл. Без надежды, без мыслей, только с жаждой.

И вошёл в воду. Она была ледяной, будто пыталась удержать его. Но он всё равно шёл – к ней. Только к ней.

Её кожа была тёплой. Мягкой. И когда он коснулся её, она вздрогнула, резко обернулась.

– Ты что здесь делаешь? – дыхание её сбилось, губы посинели от холода, но глаза… в глазах горело то, чего он не находил больше нигде.

Он ничего не ответил. Лишь подтянул её ближе, обнял, прижал к себе.

И, словно сама природа затаила дыхание, их губы встретились.

Целовать её было как пить из родника после долгой жажды. Она горела в его объятиях, несмотря на холод воды. Он чувствовал, как трепещет её сердце, как её ноги обвивают его талию, как она впускает его – не только в себя, но глубже… в свою душу.

Она не знала, что он борется.

Что он сравнивает.

Что где-то глубоко внутри, он всё ещё слышит эхо чужого имени.

Но сейчас, когда её губы горячие, кожа – будто шёлк, дыхание – в унисон с его...

Он больше не хотел слышать ничего, кроме её.

– Это сумасшествие, – прошептала она. – Но не останавливайся.

И он не остановился. Ни на секунду.

Он любил её в воде, потом на песке, прижав к себе, закрывая от всего мира. И если в этом мире что-то имело смысл – то только она. Только её глаза, её стоны, её боль, которая длилась всего миг и тут же растворялась в желании.

Но даже тогда – когда она прошептала "Я люблю тебя, Фредди",

его сердце дрогнуло не только от счастья.

А от страха.

Потому что в этом "Фредди" он услышал всё.

И любовь.

И её веру.

И ответственность.

И то, к чему он… возможно, не был готов.

Он замер. И в её глазах увидел удивление, потом тревога. Он поспешил, словно пытаясь исправить что-то:

– Прости… всё вышло… слишком быстро.

Она улыбнулась, чуть дрогнув:

– Брось. Мы оба этого хотели.

И хотя она говорила это с искренностью, в ней что-то сжалось. Тоненькая трещинка, незаметная снаружи, но уже заполнившая её изнутри.

Потому что она чувствовала – он… отдаляется.

–

Когда он сказал, что забыл о предохранении, всё внутри неё опустилось. Это было не то, что он сказал, а как он это произнёс – отчуждённо, отстранённо. Словно кто-то другой уже говорил за него.

"Он испугался, – подумала она. – Он сожалеет."

И это было хуже боли. Хуже одиночества.

Она отвернулась, чтобы он не увидел, как по щеке скатилась предательская слеза.

–

Позже, когда пришли цветы – белые, нежные, с запиской – она снова расплакалась. Но уже не от боли. А от облегчения.

Может, он не сбежал.

Может, он тоже боится.

Может, просто не знает, как быть.

Но она знала, как.

Она решила не отпускать его. Пока он не скажет прямо. Пока не вырвет её из своего мира – она будет бороться. За себя. За них.

Офис встретил её холодным стеклом и свежесваренным кофе. В этот раз Нора не язвила, а наоборот, вежливо кивнула, предложив напитки – как будто поняла: у этой девушки теперь особый статус.

Альфред стоял к ней спиной, в руках – папка с бумагами. Он что-то бормотал себе под нос, пока не обернулся.

И на миг… он замер.

В её облике было что-то такое, что разом сдуло пыль с его усталости – лёгкая юбка, нежная блузка, аромат духов, запутавшийся в волосах. Она сияла. Слишком искренне. Слишком по-настоящему.

Он улыбнулся, но в его улыбке была тень – будто это сияние только подчеркнуло, как глубоко в нём сидит мрак.

Папка выпала из рук, ударилась об пол. Он даже не заметил. Слишком быстро подался к ней, обнял, прижал к груди. Их губы встретились – сдержанно, почти мучительно, как будто за поцелуем пряталась буря мыслей.

– Привет, – прошептала она, отдышавшись, уткнувшись носом ему в шею.

– Я думал о ребёнке… – сказал он вдруг, и голос его дрогнул.

Она замерла.

Он ощутил, как напряглось её тело. И сразу пожалел. Он не хотел говорить. Не сейчас. Не так.

– Не надо, – она приложила ладонь к его губам. – Давай просто... дышать.

Он кивнул. Потому что иного выхода не было.

–

Весь день они провели за столом, перерисовывая эскизы, вспоминая каждую деталь. Он был сосредоточен, даже весел временами. И всё же – её сердце знало: он не до конца здесь. Иногда взгляд его становился стеклянным, будто он смотрит сквозь неё, сквозь время.

Но она старалась не замечать.

Потому что сейчас он рядом. Он смеётся, когда она рисует смешной ботинок. Он хвалит её. Он шепчет:

– Ты не "неплохо" рисуешь. Ты – невероятна.

И это казалось правдой.

–

Когда он пригласил её к себе – она не раздумывала. Просто кивнула и написала деду короткое сообщение.

"Останусь у Альфреда. Всё хорошо."

–

Квартира оказалась просторной и прохладной. Много стекла, светлых поверхностей, но мало жизни. Джессика сразу это поняла: он жил здесь как гость. Не как человек, у которого дом – это крепость.

– Ты первая девушка, которая сюда пришла, – признался он, налив ей апельсиновый сок.

Она повернулась к нему, скептически приподняв бровь:

– И ты думаешь, я в это поверю?

– Хочу, чтобы ты поверила, – сказал он тихо. И она почувствовала: он не врал. Просто был один. Долго. Слишком долго.

Они ели пиццу, смеялись над дурацкими репликами в фильме. Она впервые увидела его по-домашнему. Не как босса, не как тайну. А как человека, у которого проснулся вкус к жизни.

– Поздно, – пробормотала она, прикрывая рот рукой. – Можно я… в душ?

Он кивнул. Она ушла, унося с собой шлейф аромата.

Он смотрел ей вслед, борясь с чем-то внутри. Он хотел, чтобы она осталась. Но боялся, что не сможет удержать. Он вспоминал, как та уходила. Та, из прошлого. Не оборачиваясь. Не дрогнув.

А Джессика?

Она смотрела на него, как будто в нём – солнце, и ночь, и ответы.

И он не знал, достоин ли.

Он зашёл в душ спустя пару минут. Не сдержался. Просто… не мог иначе. Открыл дверь, шагнул внутрь.

Она ахнула, но не отшатнулась. Просто накрыла грудь руками и улыбнулась – как девочка, застигнутая врасплох. А он – смотрел. Не на тело. На неё. Всю. Полностью.

– Ты… костюм, – пробормотала она.

– Чёрт с костюмом, – выдохнул он. – У меня их десятки. А ты одна.

И тогда – стыд ушёл. Осталась только дрожь. Жар.

Он мыл её, как будто боялся повредить. Как будто она – тонкая фарфоровая чашка, которую можно разбить, если дышать слишком громко. А она смеялась, стонала, прижималась. И их тела, и вода, и пена – всё смешалось в одну музыку.

–

В эту ночь он был только с ней. Не сравнивал. Не вспоминал.

Он просыпался от её дыхания. Прижимал к себе, будто боится потерять. Шептал в ухо:

– Я рядом. Я здесь. Не уходи.

И всё равно – на самом дне сердца таилась мысль:

А вдруг… я снова не удержу?

А Джессика… верила. Она любила. Она не знала, что её любовь может стать тем, что сломает, или спасёт.