Текст книги "Утро богов (Антология)"

Автор книги: Герберт Джордж Уэллс

Соавторы: Роберт Шекли,Владимир Щербаков,Андрей Дмитрук,Людвик Зайдлер,Махариши Патанжеле,Андрей Фальков,Игорь Ларионов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

Вспоминаю королеву ос

На следующий день я с большим трудом снял кольцо, подаренное Божьей Матерью. Я боялся – и это казалось мне вполне возможным исходом, – что иначе я лишусь пальца. Он стал пунцово-красным, огромным, внутри него жил беспокойный огонь, и я не смог его согнуть даже с помощью пальцев другой руки. Он мешал, за машинкой я был беспомощен.

Пробовал писать шариковой ручкой – не получалось.

Прошло два дня. Я мог шевелить пальцем, он стал сизым, огонь внутри утих. Я сел за машинку в урочный час. Едва я сделал несколько строк, как лентоводитель подскочил вверх вместе с лентой и замер. Это металлическая ручонка отказалась работать. Остановилась она не в крайнем положении, а не доходя до него, так что верхушки буквы «б» и прописные буквы не пропечатывались на бумаге. Я стал раскачивать эту деталь, подталкивать ее, даже осторожно гнуть – безрезультатно. А если я опускал ее с силой, то после первого же удара по клавише она вставала на выбранное ей место, и ни туда, ни сюда. Казалось: вот-вот, еще немного, а не тут-то было! Я догадывался, что вышел из строя механизм, который приводил в движение эту ручонку с лентой. Но не хотел в это верить: мне пришлось бы везти машинку в мастерскую, чего я никогда не делал, и такой исход меня пугал потерей времени. Это неделя, соображал я. Потерять неделю?.. Ни за что. И я стал мастерить из медной полоски, оказавшейся дома, ограничитель, который бы поднял ленту еще чуть-чуть выше, так чтобы выходили прописные буквы.

Я гнул медь, осторожно заклинивал лентоводитель, примерял и опять гнул и вырезал некую фигуру. Она держалась в продолжение нескольких ударов. Что делать? Только раз в жизни разбирал я свою «Оптиму», как ни странно – в тот день, когда купил ее. Еще более странно, что и тогда из-за этого механизма. Было это шестнадцать лет назад. Отчетливо помню то соединение, куда я вставил отломанный мной от швейной иглы кусочек вместо выпавшего стерженька. Это могло произойти при перевозке на такси. Я взял толстое основание машинной иглы, и оно идеально подошло.

Все тогда получилось на одном дыхании, на вдохновении.

И я с ужасом думал, что теперь этого не смогу. Надо же! Ситуация повторилась через шестнадцать лет и в какие дни… Пришло в голову, что на моем пальце нет кольца и, значит, я не защищен от разных напастей. Из-за этого?..

Тогда у меня было под руками давно утерянное описание покупки. Я действовал как автомат. А теперь? Я даже не знал, как снимается каретка. Тогда я это смог выполнить – заглянув в текст. А сейчас? Я гонял каретку влево-вправо, руками отодвигая освобождающиеся скобки ее замка. Но когда я освобождал один, то другой защелкивался. Удивительно, что вылетело из головы: для съема каретки есть кнопки на корпусе.

Еще более удивительно, что я все-таки снял ее, не пользуясь этими кнопками.

У меня нет настольной лампы. Чтобы рассмотреть, что там внутри, я снял бра с пластмассовыми висюльками. Они немедленно рассыпались по столу, но я был доволен осмотром: задача мне по силам. Тот самый кусок иглы исчез, его не было ни там, ни на столе, нигде. Мне нужно повторить достижение шестнадцатилетней давности. Я нашел гвоздик, отломил шляпку, укоротив его, вставил его в место соединения двух рычажков. Вернул каретку на место, собрал висюльки бра и водворил его на стену. Так прошел час.

Я принялся за прерванную работу. Но едва снял одну написанную страницу, как история повторилась. Что за чертовщина? Я начал снова. Пытался поднять каретку без кнопок. На этот раз дело обстояло хуже. Не мог я снять каретку – и все тут! Лоб стал мокрым, руки дрожали. Обессилев, я бросился ничком на постель и лежал, не двигаясь, до ночи.

В два часа ночи что-то подтолкнуло меня. Я встал. Осмотрел палец. Он показался мне почти нормальным. Тогда я с нажимом одел кольцо с магическим рисунком. Вернулся к машинке. И увидел две круглые коричневые кнопки. Просто заглянул туда, куда следовало заглянуть сразу, – на заднюю сторону корпуса. Снял каретку. Снял бра. С легким звоном пластмассовый набор из шестидесяти фигурных элементов рассыпался на столе. Что же я увидел? Верхняя лапка не была соединена с нижней. Мой гвоздь выпал. Куда он исчез? Его не было, вот и все.

Я снова начал мастерить эту деталь. В одном месте слегка расплющил ее. Если бы мне пришлось израсходовать все гвозди из металлической коробки в кухонном шкафу, я все равно не остановился бы.

Собрал все вместе. Стукнул. Пошло-поехало. Кажется, пронесло. Снял кольцо, снова одел. Палец меня теперь не пугал. Эпизод с королевой ос был закончен.

* * *

Как раз в один из двух дней, когда я не мог работать, приключилась еще одна история. Там же, в том же парке, ближайшем к моему дому. Куда можно попасть, выйдя на второй станции метро и пройдя по трем дорожкам, переходящим одна в другую (между ними песок детских площадок). И ни одного ни встречного, ни поперечного автомобиля!

Там бродил я до вечера, спускаясь в долину с ручьем, берущим начало из ключей и воды, сочащейся через плотину Химкинского водохранилища. По стежке, протоптанной по дну оврага, поднялся в лес, по аллеям добрался до прудов, обошел их, все шесть, включая два верхних, самых мелких. Настоящий туристский маршрут.

Смеркалось. Добрался до немногим знакомого места, где среди кустов растет камыш. Это зарастающее болото. Там рвал крапиву и лебеду, чтобы дома приготовить салат по моему рецепту. Нужны еще рыбные консервы, майонез, яичный желток, лимонная кислота и подсолнечное масло. Через плечо привычно болталась черная сумка, я расстегнул «молнию» и сложил туда добычу.

Вернулся домой поздно, чуть ли не около полуночи. Впрочем, для всех сов и для меня это нормальное время. Я готовлю себе сам. Нередко в такое вот затишье после работы.

Ощущал легкий привкус, какую-то горечь во рту, когда ел салат. Заметил, но не остановился. Листал книгу о структуре пространства. Может быть, это меня и подвело. Потому что утром ощущалась боль, началось головокружение. Меня даже качнуло у лифта – но делать было нечего, я должен был идти на встречу с киношниками (о начале переговоров я уже рассказывал). Едва отсидел с ними два часа. Вернулся разбитый, подумал, что отравился. Полез в сумку. Обнаружилось вот что: вместе с листьями лебеды и крапивы осталось нечто иное. Это были бледно-зеленые стебли неизвестного мне вида и происхождения. Самый первый сорванный мной пучок зелени застрял сбоку, смятый пляжным полотенцем, чтобы дать мне ответ. Что ж, я принял это к сведению.

Отравление. Такой диагноз я поставил. Грел молоко, пил его стаканами. Листал ту же книгу. День уже догорал. Стало лучше. Отчетливо помню мысль о полезности происшедшего. Интуиция? Не знаю. Это было нужно. Для чего? Тоже не знаю. Может, потому, что со времени поисков амброзии я связываю с ядами не только угрозу для жизни, но и благотворное влияние на организм, помогающее ему обновляться.

Взял другую книгу. Меня по-прежнему интересовали иные миры и пространства. Я верил, что смогу самостоятельно открыть их. Шли годы, а этого до сих пор не случилось. Произошли, правда, другие события, превосходящие по важности все старые мои замыслы.

Но и тут есть связь. В этом все дело. Богиня являлась из другого мира и исчезала там же.

Что это за миры, существующие рядом с нами? Их нужно не только назвать, а и понять. Я уже писал о двенадцати пространствах, тридцати шести измерениях (по числу асов и ассирийских астральных духов). Как их разместить относительно нас, эти пространства?

Писали об искривлении нашего мира. Луч света тоже изменяет свой путь вблизи небесных тел, повинных в этом искривлении. Но куда прогибается вакуум? Если есть плоскость, скажем скатерть, то складки на ней размещены уже в ином, третьем измерении. Как же быть! Я задаю предельно наивные вопросы с точки зрения физиков, которые, однако же, не в состоянии на них ответить, и я неоднократно убеждался в этом. Один знакомый мне профессор, исчерпав запас слов и терминов (известных и мне), сделал несколько движений ладонью и пальцами – на этом его пояснения иссякли.

Похоже, поражала моя непонятливость, несообразительность.

– Ты писатель, ты знаком и с математикой, но пойми, речь идет о физике, где мало наглядных представлений… пойми!.. – И при этих словах мой постоянный собеседник начинал жестикулировать, жесты иллюстрировали его мысль об устройстве пространства.

Наш диалог начинался несколько раз и заканчивался примерно таким же образом. Чтобы не расстраивать его, я начал делать вид, что готов понять его.

Я знал, что не получу ответа. И не затем спрашивал. Зачем же? Мне очень хотелось понять, размышляют ли физики об этом? Читал статьи, книги, убеждался – нет, их не интересует.

Вдруг луч света в космической мгле. Реферат статьи Теодора Калуцы, поляка, имени которого почти никто не слышал. Он черным по белому написал, что гравитация в ненаблюдаемых нами измерениях, то есть в тех мирах, которые я искал, проявляется как электромагнитное излучение в нашем мире. Еще раз, чтобы стала ясной красота гипотезы: там это гравитация, тяжесть, здесь – она же вызывает электромагнетизм.

Вот соответствующая выписка: «Если дополнить наше пространство еще одной координатой, то в нем будет действовать лишь одно силовое поле – гравитация. Электромагнетизм – всего лишь часть этой четырехмерной гравитации, наблюдаемая нами из нашего трехмерного мира».

Поразительная формулировка. За ней была истина. Я точно играл с ней в прятки: истина ускользала, растворялась, я никак не мог дополнить формулу Калуцы, чтобы объяснить эффект луча богини, исходящего из ее ладони.

Ее луч здесь означал движение или притяжение масс там, в астральном мире. Но этого было мало. Должно бы происходить нечто и в одном-двух измерениях наших, они должны быть охвачены тоже общим гравитационным всплеском. Иными словами – боги должны уметь составлять пространства из наличных во всех мирах измерений, как мы складываем фигуры из спичек.

Но я знал и о разнице в проявлении электромагнетизма. Луч богини плотный, яркий, густой, он оставил золотой налет на моем кольце. Богиня проверяла рисунок на кольце этим лучом. И его не сравнишь с обычным. Знакомые нам пучки света другие, не такие.

Как приятно было ломать голову над проблемой божественного света, божественного луча! Еще неизвестно, согласился бы я в такие вот минуты получить сразу готовый ответ.

* * *

Жанна, расстроенная случаем с осой и моим отравлением, воскликнула, увидев ее 24 июля:

– Ему очень плохо! Зачем его атакуют? Что за испытание?

– Все будет хорошо, – ответила Богоматерь.

– Он просит восстановить дни работы в воскресенье и понедельник, но изменить часы.

– Хорошо, – и Богоматерь сообщила новое время работы над книгой: в понедельник и воскресенье.

– А помогать будешь?

– Все будет как надо. Зелень не употреблять до 26 июля, и в этот день отдыхать!

26 июля Жанна услышала ее голос. Богоматерь отвечала на тревогу, на мысли Жанны.

– Не думай об этом. У него было много столкновений с силами. Все будет нормально.

Признание

Столкновения с силами. Слова богини относились к тем столкновениям, которые остались незамеченными. В самом деле, откуда мне знать, что произошло бы, если не подоспела бы поддержка. Оса могла, например, прорваться случайно. А их, поди, было с сотню. Правильны ли мои рассуждения? Помню ее сидящей на полотенце, застывшей, почти призрачной. Силы покинули ее. Она пробилась через невидимые глазу экраны, оболочки и поля. Столкновения с исходными силами не состоялось. Но их авангард все же вступил в действие.

Должен сделать важное признание. Так же обстояло дело и с королевой магов. Я был бы обречен. Боги не смогли воспрепятствовать этой встрече. Она состоялась как часть моей судьбы, как рок и отражение кармы. Может быть, силы лишь передвинули время, чтобы ударить не после завершения работы, а раньше. Великая Исида, знающая все законы магии, предвидела не только встречу, но и ее тайное значение. Вот признание, которое я не обещал: за несколько дней до появления королевы магов Исида дала мне очень короткий текст для защиты. Не буду его воспроизводить ни здесь, ни в дневнике встреч с великой богиней, потому что он может потерять силу.

Во время нашей встречи с той женщиной мне открылся тайный смысл события. Это подсказка. Прикрыв лицо раскрытой книгой, сделав вид, что я спешно должен прочитать нечто исключительное… я и в самом деле прочитал текст, сообщенный Исидой-Богоматерью. Две строки. Мои губы почти беззвучно шевелились, как если бы я про себя вчитывался в печатные строки. Но я наизусть помнил сказанное Исидой, подлинной королевой магии и богиней всех подлинных магов.

Оставалось проявить выдержку.

По той же схеме развивались события дальше. Исида оградила меня от продолжения Кроме кармических неизбежных случаев, усиленных разумеется, теми же силами, могли быть организованы и другие, так сказать, незапрограммированные заранее. Забегая вперед, скажу: их потом не было. Как и пообещала великая богиня.

…И в то же время схема работала и против Жанны.

Тот же почерк. Внешне случайность. До тривиальности простая. Почти анекдот из серии: «Будьте осторожны, вам на голову может свалиться кирпич!»

Едва ли не так и было. Она вошла в вагон метро. Ей нужно было сойти на следующей остановке. Стояла у дверей. Мужчина огромного роста, расталкивая всех, стал пробираться к выходу заранее. Над головой он поднял здоровенный рюкзак.

В тот момент, когда Жанна осудительно оглядела его, он почти рванулся к закрытой еще двери вагона. Створки разошлись почему-то раньше, чем поезд остановился. Из его брезентового рюкзака упала трехчетвертная бутылка. Она попала в голову, выше виска. Жанна успела наклонить ее, немного отстраниться. Это была необычная бутылка, как я понимаю. Да, в ней было вино, но она была очень тяжелой.

У нее было такое впечатление, что этот сосуд придавил бы ее к земле после того, как пробил голову.

Получилось же вот что: бутылка почти скользнула по виску, при этом горлышко ее неожиданно откололось. Гигант успел-таки подхватить на лету еще полный сосуд без горлышка и исчезнуть в вестибюле, вылетев из вагона первым.

Сюжет в духе Булгакова. На этот раз, правда, вполне достоверный и объяснимый. Уже дома Жанне стало плохо. Мутило, кружилась голова. Это явные признаки легкого сотрясения мозга. Но она этого не знала. Вскоре все, к счастью, прошло. Я узнал о происходящем поздно вечером того же дня. Опасности уже можно было не бояться. Но какова схема!.. Даже явное противодействие силам не смогло свести на нет этот удар. Его первоначальный заряд был рассчитан на смертельный исход, не иначе.

Когда Жанна приехала домой, ее мать лежала с компрессом, с забинтованной головой. Что произошло?

В тот же час, может быть, даже в ту же минуту она упала на острие ножа. Поскользнулась. Нож был в руке. Ее лицом прижало к нему. Лезвие рассекло переносицу, пройдя около глаза. Соседка поспешила на крик и помогла.

Что это было? Вот мое предположение: остаток удара был еще очень силен, опасен. Исиде пришлось разделить его на две части. Два случая вместо одного смертельного. Такова алгебра магии.

После каждого происшествия – и после этого тоже – поздно вечером в нашем дворе, где кусты и деревья, раздавались до поздней ночи дикие кошачьи вопли, визг. Это всерьез. Я должен был закладывать вату в уши, пока читал. Хотелось ворваться во двор с парой хороших булыжников. И я бы сделал это непременно… Что же остановило? Возникла отчетливая мысль: не ходи, там ты никого не найдешь – ни кошек, ни собак, ни других домашних животных. Я выражаю мысль по-своему. Тогда же она показалась мне короткой, резкой, как приказ. Почти без слов.

Я остался лежать на тахте под бра, перечитывая авестийские мифы. В одну минуту за окном все смолкло. До следующего раза.

Таковы внешне очень простые законы магии. Все наблюдаемое имеет глубинные причины, второй план, невидимый, иногда неощутимый. Разрушить этот план или слой иногда просто, а иногда невозможно.

Полезны были бы пояснения. Я думаю, что смерть Александра Вампилова, молодого сибирского писателя, является актом неосознанной симпатической магии. Один из его товарищей снимал его кинокамерой плывущим на лодке. Камеру он переворачивал, так что и лодка и сам Вампилов тоже переворачивались. Ему это нравилось. В этом-то все дело!

В другой раз лодка с Вампиловым перевернулась в самом деле, а не в объективе кинокамеры. Это и есть симпатическая магия: подобное вызывается подобным. Не всегда. Скорее очень редко. Но бывает. Зависит от таланта и способностей исполнителей. В данном случае талант вне сомнений.

Но это второй, глубинный план или пласт. Каков же первый? А он самый что ни на есть очевидный, естественный: почти совсем затонувшее бревно-топляк пробило борт лодки. Отметим, без второго пласта нет первого. Главный закон подлинной магии: чудес не бывает, всегда можно найти естественную причину. Это и останавливает внимание на внешнем, первом уровне событий.

Для мага-аналитика мир видится иначе. К этой разновидности профессионалов я отношу и себя. Почти всегда мне удается найти глубинные пласты. Вся жизнь дуальна, двойственна (я повторяю, кажется, то, что я писал, но это очень важно).

Мог бы привести много примеров. Но эта россыпь казалась бы подогнанной под концепцию. Ведь по любому поводу можно создать целую кунсткамеру для иллюстрации якобы универсального закона. Жизнь-то бесконечна в проявлениях и судьбах людей, неисчерпаема!

Я поступлю иначе.

Продолжу рассказ о моей поездке на Байкал, к тому месту, где погиб Вампилов. Это исток Ангары. Нас было несколько человек, в том числе покойный Владимир Тендряков и директор одного из центральных издательств журналист Тамара Шатунова. Шел восемьдесят четвертый год. Мы видели Шаманий камень у истока Ангары – там всегда шумит вода, это, по слухам, средоточие самых непонятных сил. Местный центр магических воздействий.

Со мной там было так; я потерял обратный авиабилет до Москвы. Обнаружилось это не просто в день нашего отлета, а за два часа. Билетов уже не было ни в одной из касс.

Завораживающий внимание Шаманий камень словно требовал остаться. Он явно не хотел, чтобы я, после того как выведал здесь тайну гибели Вампилова, улетел. Допускаю, что это мое преувеличение. Но дальше… дальше! Тамара Шатунова, красивая женщина с магическим взглядом темных глаз, приглашает меня в машину и обещает благополучный исход в аэропорту, то есть посадку без билета. Фантастика. Но все сбывается. Она куда-то звонит, кто-то звонит в аэропорт, меня пускают в самолет, следующий дальним рейсом, без билета. Это еще не магия. Такое бывало.

Далее события развиваются уже по магическому сценарию. Самолет садится в промежуточном аэропорту. Там идет заправка, меняется кто-то из экипажа, появляется новая стюардесса. Хотя должна как будто остаться бы старая. Владимир Тендряков и Тамара Шатунова уходят из салона, оставив меня. Все пассажиры направляются в аэровокзал на три-четыре часа. На прощание Шатунова говорит мне:

– Володя, вам нельзя выходить из самолета. Ни за что! Вас не пустят обратно!

– Но и здесь мне оставаться нельзя! – возражаю я. – Меня удалят, это же грубейшее нарушение режима полета. И вообще.

– Останьтесь! – говорит она. – Быстро накройтесь с головой пальто, ясно?

У нее такой тон, что я верю. Просто. Детская хитрость. Как в игре, которую разучивают даже не в детском саду, а в яслях. «Накройтесь с головой пальто!» Неплохо, а? Была весна, но в Иркутске держались еще морозы, и я взял с собой тулуп.

Когда они скрываются с Тендряковым из виду, я под тулупом начинаю понимать, что меня все равно увидят – первой уборщица, потом…

Увидят – ладно! Если бы я сидел открыто, и открыто же объяснил бы, что потерял билет, то мне почти ничего не грозило бы. А сейчас? Мне ведь не поверят, что я заснул. Зачем к тому же укрываться с головой зимним тулупом, если в салоне отключена вентиляция и не продохнуть? Игра на уровне детских яслей, думал я с досадой, но не смел, помня взгляд магических глаз, превратиться из огородного чучела снова в писателя.

Все эти люди, которые менялись, разговаривали, убирали, даже, как я слышал, рассказывали анекдоты, не тронули меня. Даже никто не спросил. Проходили мимо, как будто меня вообще не существовало, будто вместо меня сидел в кресле один тулуп. Так прошло три с лишним часа. Я замер. Стал частью кресла, необходимой деталью или узлом самолета. Они все ходили и ходили мимо меня, их было много. И никто даже не остановился, не указал на меня пальцем. А ведь на авиалиниях тогда был образцовый порядок, командно-административный. Так я понял, что магия похожа иногда на детскую игру.

Наши вернулись на исходе четвертого часа. Тендряков откинул мой тулуп:

– Жив?

Я кивнул.

– Держите, и сразу. Сразу! – Я принял из рук Тамары Шатуновой стакан с коньяком и через пять минут пришел в себя.

За бортом самолета остался Омск.

В моей голове сложилась в общих чертах та схема, о которой я рассказал.

* * *

Вспоминался рассказ Александра Куприна «Звезда Соломона». Скромный чиновник Иван Степанович Цвет, герой рассказа, с удовольствием разгадывает головоломки, шарады, ребусы. У него на это настоящий талант. После вечеринки с сослуживцами, наутро, появляется некий Мефодий Исаевич Тоффель. Представляется. Объясняет об имении, доставшемся Цвету в наследство от дяди. Недорого обещает устроить все дела.

В старом доме, полуразвалившемся от времени, наш герой попадает не то в редкостную библиотеку, не то в лабораторию алхимика, не то в мастерскую. Покойный дядя был магом и чернокнижником.

«Два предмета на ясеневом столе привлекли особенное внимание Цвета: небольшая, в фут длиною, черная палочка; один из концов ее обвивала несколько раз золотая змейка с рубиновыми глазами; а также шар величиною в крупное яблоко из литого мутного стекла или из полупрозрачного камня, похожего на нефрит, опал или сардоникс».

Книга, переплетенная в ярко-красный сафьян, приоткрывает Ивану Степановичу завесу над тысячелетней тайной. У самой книги непростая история, она сменила двух владельцев, пока не досталась покойному. Его рукой вписаны шифрованные строки. Вот шифр раскрыт. Случайно Цвет находит в книге рисунок звезды Соломона и маленькие квадратики с латинскими буквами. И еще одно важное достижение: он убеждается, что тринадцать квадратиков не пропускают свет. Из букв, начертанных на них, в минуту вдохновения он складывает слово, дающее ему власть над многими вещами и людьми нашего мира.

Жаль, что не удастся воспроизвести весь процесс, всю таинственность совершенного. Этот волнующий поиск так убедительно описан в рассказе, что невольно веришь и даже пытаешься выделить главные этапы, чтобы сопоставить его с законами магии.

Необходимое исполнено – и все желания героя тоже начинают исполняться. Утром, отодвинув тяжелую занавеску, распахнув форточку, он мечтает о чашке чаю. Но как его достанешь в этой глуши, в заброшенном старом доме?

«Тотчас же сзади него скрипнула дверь. Он обернулся. В комнату входил вчерашний ветхий церковный сторож, с трудом неся перед собой маленький, пузатый, ярко начищенный самовар».

Церковный сторож, невесть как подоспевший в этот момент с самоваром, олицетворяет первое чудо. А вот еще одно:

«Иван Степанович вошел в вагон. Окно в купе было закрыто. Опуская его, Цвет заметил как раз напротив себя, в открытом окне стоявшего встречного поезда, в трех шагах расстояния, очаровательную женскую фигуру. Темный фон сзади нее мягко и рельефно, как на картинке, выделял нарядную весеннюю белую шляпку с розовыми цветами, светло-серое шелковое пальто, розовое, цветущее, нежное, прелестное лицо и огромный букет свежей, едва распустившейся, только этим утром сорванной сирени, который женщина держала обеими руками».

«Хоть бы один цветок мне!» – воскликнул Цвет про себя.

«И тотчас же прекрасная женщина с необыкновенной быстротой и с поразительной ловкостью бросила прямо в открытое окно Цвета букет».

«…Поезд проезжал совсем близко мимо строящейся церкви. На куполе ее колокольни, около самого креста, копошился, делая какую-то работу, человек… «А что, если упадет?» – мелькнуло в голове у Цвета, и он почувствовал противный холод под ложечкой. И тогда же он ясно увидел, что человек внезапно потерял опору и начинает беспомощно скользить вниз по выгнутому блестящему боку купола, судорожно цепляясь за гладкий металл. Еще момент – и он сорвется.

«Не надо, не надо!» – громко закричал Цвет и в ужасе закрыл руками лицо. Но тотчас же открыв их, выдохнул с радостным облегчением. Рабочий успел за что-то зацепиться, и теперь видно было, как он, лежа на куполе, держался обеими руками за веревку, идущую от основания креста».

После этого Цвет со стыдом и страхом размышляет о том, что было бы, если все человеческие желания обладали способностью мгновенно исполняться: мир охватило бы кровавое безумие.

«Пусть сейчас, в апреле месяце, на столике очутится арбуз!» – это одно из невинных пожеланий Цвета. Но арбуз не появился.

«Хочу, во-первых, чтобы сию минуту зажегся свет. А во-вторых, хочу во что бы то ни стало духов «Ландыш».

В ту же минуту вошел проводник со свечкой на длинном шесте. Он зажег газ в круглом стеклянном фонаре…»

И тот же проводник протянул Ивану Степановичу флакон из-под духов с запахом ландышей. Кто-то забыл его.

Магия. Но в сферу ее включены только те явления, которые не нарушают законов природы. Арбуз в апреле отменяется! Отменяются или не так точно выполняются кое-какие другие желания героя.

Не все пожелания безобидны, но, однако, материализуются. Сцена на скачках, где Цвет делает ставку на лошадь Сатанеллу, убеждает в этом.

«Эта скачка была по своей неожиданности и нелепости единственной, какую только видели за всю свою жизнь поседелые на ипподроме знатоки и любители скакового спорта. Одного из двух общих фаворитов, негра Сципиона, лошадь сбросила на первом же повороте и при этом ударила ногой в голову. Несчастного полуживым унесли на носилках. Вслед за тем упал вместе с лошадью какой-то жокей в малиновом камзоле с зеленой лентой через плечо… Двое столкнулись друг с другом так жестоко, что не смогли продолжать скачку. У одного оказалась вывихнутой рука, а у другого сломалось ребро».

Сатанелла с жокеем Казум-Оглы выигрывает скачку. Желание исполнено. Деньги в кармане.

«Сколько еще несчастий причиню я всем вокруг себя. Что мне делать с собой? Кто научит меня?» – это мысли героя после скачек.

«Но о боге набожный Цвет почему-то в эту минуту не вспомнил» – это прямой ответ автора рассказа на «роковые» вопросы героя этого же рассказа.

«Цвет никому не хотел зла, но невольно причинял его на каждом шагу».

И еще одно горе терзало Цвета, сообщает Куприн. От него уплыло куда-то во тьму прошлое. Он не мог вспомнить его. И это его мучило. (Так и мы, современные люди, не можем вспомнить своего прошлого и даже не хотим этого сделать.)

А настоящее врывалось к разбогатевшему Цвету в кабинет всегда, когда он меньше всего этого желал. Его олицетворяет деловой секретарь. Вот соответствующая сцена:

«Немного времени спустя к нему вошел его личный секретарь, ставленник Тоффеля, низенький и плотный южанин, вертлявый, в черепаховом пенсне, стриженный так низко, что голова его казалась белым шаром с синими от бритья щеками, губами и подбородком. Он всем распоряжался, всеми понукал, был дерзок, высокомерен и шумлив и, в сущности, ничего не знал, не умел и не делал. Он хлопал Цвета по плечу, по животу и по спине и называл его «дорогой мой» и только на одного Тоффеля глядел всегда такими же жадными, просящими, преданными глазами, какими Тоффель глядел на Цвета. Иван Степанович знал о нем очень немногое, а именно, что этого молодого и глупого наглеца звали Борисом Марковичем, что он вел свое происхождение из Одессы и был по убеждению сосьяль-демократ, о чем докладывал на дню по сто раз».

Тоффелю нужно слово, отгаданное Цветом.

И Цвет простодушно дарит секрет. За это он удостаивается похвалы М. И. Тоффеля, овладевшего тайной звезды Соломона. Все исчезает как во сне: деньги, новые друзья и знакомые, великолепное общество, дорогие рестораны, приемы, которые устраивал Цвет. Он обретает душевный покой и прошлое, добровольно отрекшись от всего этого, как от мишуры.

Таков сюжет произведения Куприна.

Внимание привлекает магия. Ее писатель чувствует очень тонко. Чем обыденней явления, цепочка которых ведет к цели, тем большее мастерство достигнуто Необычное в обычном. Это и есть главный, пожалуй, закон.

Одно из немногих исключений – сцена испарения личного секретаря Цвета, надоевшего ему до чертиков.

«И вдруг от нестерпимого, сразу хлынувшего гнева вся комната стала красной в его глазах. – А вы… – прошептал он с ненавистью, – вы сейчас же, вот как стоите здесь, исчезнете! И навсегда!

Секретарь не двинулся с места, но начал быстро бледнеть, линять, обесцвечиваться, сделался прозрачным, потом от него остался только смутный контур, а через две секунды этот призрак на самом деле исчез в виде легкого пара, поднявшегося кверху и растаявшего в воздухе».

Испарив одного лишь секретаря, Цвет не освобождается от магического сна.

Это освобождение приходит позднее. Прерванная жизнь вступает в свои права. Возвращается прошлое.

Этот рассказ о магии и демонических силах Куприн написал в 1917 году. По-моему, он стал прологом к «Мастеру и Маргарите» Булгакова.