Текст книги "Иной мир"

Автор книги: Герберт Циргибель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

VII

Озеро Нясиярви, одно из многих похожих названий на крайнем Севере, было большую часть года покрыто слоем льда. Только в месяцах, начиная с июля и заканчивая началом октября, температура повышалась до тридцати градусов Цельсия. Густой пояс камышей вокруг озера затруднял чужакам доступ к воде. В немногих свободных от камыша бухтах северного берега было расположено несколько небольших деревенек, в которых жили рыбаки, звероловы, охотники и лесничие. На южном берегу Роджер Стюарт, бортинженер «Дарвина», несколько лет тому назад построил свой деревянный дом. Окрестности были романтичными, Эльдорадо для любителей природы. Густой лес окружал озеро, далеко за очертаниями цепочки холмов, и вода была такой прозрачной и чистой, словно воздух. В июле и августе природа, казалось, хотела разом наверстать то, что было упущено за долгое зиму. В бесконечных лесах распускался папоротник; трава и кустарники разрастались, вся земля пахла цветами и дикими ягодами. Только ночи оставались и в это время ощутимо прохладными.

Седрик Стюарт воплотил в реальность свои мечты, которые так часто занимали его во время испытания в «Фок 2». Уже восемь дней он наслаждался своим отпуском в этом одиночестве со своей подругой Анне. Он ходил на охоту или фотографировал, предпринимал с ней продолжительные прогулки или выплывал на лодке, чтобы удить рыбу. Даже прохладные ночные часы не могли омрачить его жажду перемены обстановки. Это звездное небо над ними не было проекцией, и он еще никогда не переживал так глубоко, глядя на него, как после напряженных и изматывающих дней в «Фок 2». Он хотел все забыть, но однако же, когда он вышел оттуда, затем наступили моменты, в которые бесконечное время барокамеры снова ожило в нем. В этом уединении все выглядело проще, и он больше не понимал, почему он не выдержал еще пару дней. Седрик решил повторить попытку; «Дарвину» больше не было места в его мыслях. Но прежде всего не думать об этом, и он старался следовать советам врачей и всецело посвятить себя отпуску.

Анне изучала историю искусства, и они познакомились на выставке. Она была противоположностью Седрика проявляла незначительный интерес к его рассудительным профессиональным планам. Анне было лучше видеть звезды с Земли, а Седрику доставляло удовольствие слышать романтическое восхищение, которое вызывало у Анне звездное небо Нясиярви. Он уже давно привык к тому, чтобы связывать с этим зрелищем расстояния или физические процессы. Для Анне Луна оставалась приветливым, таинственным шариком, о котором пели песни и слагали стихи. Для Седрика это была естественная орбитальная станция в пространстве, и она была могилой его отца. Через десять после ее приезда закончились некоторые припасы, и Анне была рада, что может совершить прогулку по городу. С другого берега можно было добраться до него за час. Седрик еще спал, когда Анне проснулась ни свет ни заря, чтобы подготовить лодку. При этом она увидела впервые восход солнца. Она побежала обратно к дому и разбудила Седрика.

– Что случилось? – спросил он спросонья.

– Ты должен увидеть восход солнца – кроме того, ты должен помочь мне, приготовить лодку к отплытию.

Лодка уже давно была приготовлена, и восхода Седрик вовсе не замечал.

– Ты беспощадна, Анне, – сказал он, – только потому, что восходит солнце, ты будишь меня посреди ночи.

– Оно похоже на великана, который поднимается из-за леса.

– Да, как великан, – забавляясь пробормотал он, – Стояла девушка у моря, вздыхала долго с тревогой в глазах, ее так сильно тронул – в данном случае – солнечный восход…

– Ты ужасно непоэтичен, и если ты сейчас не замолкнешь, я столкну тебя в воду.

– Ты справишься с этим, – сказал он и декламировал дальше: «Фройляйн, на землю вернитесь, это фокус из древних времен, там внизу солнца круг опустился, а здесь возвращается он».

Он хотел убежать, когда подошла Анне к нему, но она оказалась быстрее и выполнила свою угрозу. Он потерял равновесие и упал в воду.

– Ведьма! – ругался Седрик, – подлая бестия! Вода ледяная!

Анне засмеялась так, что это разносилось далеко по озеру. Не успел он вылезти, она сама скинула с себя одежду и тоже прыгнула с причала вниз. Они немного поплавали.

Анне хотела вернуться после полудня. Седрик разместил свои рыболовецкие принадлежности в лодке, отпил глоток горячего чая из термоса и оттолкнулся от берега. Поблизости в пояса камышей что-то плескалось, над озером парили цапли. Седрик налег на весла. Гребля шла ему на пользу. Он остался вблизи тростника. Издалека он услышал, как Анне кричит его имя. Он не ответил и постарался опускать весла в воду как можно тише.

К нему надвигался пояс камышей. Седрик проплыл сквозь камыши, за которыми находилась небольшая бухта. Здесь было подходящее место для рыбалки. Он остановил лодку веслами. Рядом с ним хищно пробирались щуки и сомы. Косяк плотвы размером с селедку носился по поверхности воды; сзади к ним молниеносно устремилась темная тень. Вода забурлила.

Седрик чуть слышно засмеялся. Его охватил охотничий азарт, и возня вокруг него выглядела многообещающей. Он спешно прицепил среднюю блесну на леску. Повсюду полным ходом продолжался завтрак, было похоже на то, словно озеро кипело в нескольких местах. Он забросил удочку. Треск катушки был новым звуком в этой тишине. Впереди него по воде хлестнул поплавок. Седрик начал медленно вращать катушку. Сверкнула блесна, крючок остался нетронутым.

После третьего броска клюнул маленький окунь. Эти твари необыкновенно хищные и прожорливые. Рот разбойника был меньше крючка, все же он почти заглотил три кончика. Следующие броски тоже принесли не больше, и затем, когда он больше не верил в успех, удочку неожиданно затрясло. Его сердце громко забилось, когда далеко перед ним что-то ударило по воде. По противодействующей силе Седрик мог оценить вес своей добычи. Рыба напрасно пыталась освободиться от крючка. Сом перепутал блесну с маленьким блестящим карпом. Это была большая тварь, которая требовала от Седрика силы и сноровки. Он остановил катушку, но рыба метр за метром удалялась от него. Если бы леска закончилась, она бы порвалась. Левой рукой Седрик отвязал лодку. Когда Сом уплыл вместе с лодкой и рыбаком, Седрик снова смотал леску. Затем рыба сменила направление и попыталась уйти в камыши. Седрик тащил, ворочался на месте и боялся, что сом мог бы освободиться в камышах от крючка. Сом снова сменил направление.

– Тащи, тащи, усатый, – пробормотал Седрик, – утоми меня. Ты славный парень, это я называю удачным днем. Плотва не будет скучать по тебе, браток. Видишь, так каждый находит своего повелителя…

Где-то на воде тарахтела моторная лодка. У Седрика не было времени, чтобы посмотреть в ее сторону. К этому часу и рыбаки начинали разъезжать кто-куда. У сома была сила слона и выносливость леопарда. Эта тварь знала, что на кону ее жизнь. У Седрика на лбу проступил пот. Леска, натянутая до отказа, вытанцовывала на поверхности озера. Сом то и дело хлестал хвостом по воде, прыгал в воздух и, казалось, у него было сто жизней. Всякий раз, когда Седрик подтягивал его ближе к лодке, тот снова становился на дыбы и уплывал. Седрик отпускал леску, скручивал ее обратно и снова отпускал. Камыши были далеко позади них.

Через час охотник и зверь устали. Не оказывая сопротивления сом позволил притянуть себя ближе. Седрик закрепил леску к лодке. Седрик наблюдал за своей жертвой с чувством триумфа.

– Ты сдался, усатый? – довольно спросил он. – Вот так вот, когда нет разума. Если бы ты не был хищным, мог бы сейчас еще плескаться в воде. Сейчас я тебя сфотографирую. Не двигайся, усатый, я вытащу тебя к дому…

Неподвижный, словно ствол дерева сом поддался.

Когда Седрик пристал к лодочному причалу, жизнь снова вернулась в рыбку. Леска натянулась, Седрик больше не мог вовремя распустить ее. Леска порвалась.

– Ах ты, собака!

Он изрек еще несколько ругательств и прыгнул в воду. Рыба на мгновение застыла на месте; было похоже на то, словно она благодарила бога о спасении. Седрик схватился за леску обеими руками, но зверь ускользнул от него и медленно и величаво уплыл от него, утаскивая за собой оборванный шнур.

Седрик растерянно смотрел вслед тени. Несколько секунд он стоял в воде, озлобленный и беспомощный. Затем он застыл от удивления. За его спиной хрустнули ветки. Послышались шаги, шорох платья. Не поворачиваясь, Седрик сказал: «Ты пришла слишком поздно, Анне, он ушел. Такого большого приятеля в одиночку на землю не затащишь…».

В этот момент ему пришло в голову, что Анне вообще не должно было быть на берегу. Озадаченный, он повернул голову. На лодочном причале, в пяти шагах от него стояла девушка. Но эта девушка была не Анне.

– Добрый день, – сказала Нанга, – я надеюсь, Вы не будете винить меня в неудаче.

Она не могла удержаться от улыбки, потому что Седрик, который все еще стоял в воде, был немного похож на рыбу. Его рот был слегка приоткрыт, и он посмотрел на Нангу с невероятным удивлением.

– Вы меня точно перепутали, – продолжала она, – меня зовут Нанга и я ассистентка профессора Шагана. Он заведует обсерваторией Маник Майя на Суматре – Вы, наверное, уже слышали это имя.

Седрик выбрался из воды. Она говорит, подумал он, значит у меня не галлюцинации; и Суматра тоже может соответствовать истине, потому что кажется она родом из тех краев. Но что ей нужно здесь? Он поклонился и назвал свое имя.

– Извините, я лучше не буду давать Вам руку. Смею предположить. Вы заблудились?

– Нет, – ответила Нанга, – я не заблудилась. Я хотела попасть к Вам. Ваш адрес я узнала от Александра Вулько.

Седрик указал на дом. Пока он шел впереди, он размышлял о том, что мог бы значить этот странный визит. Может быть, она журналистка? Ее странное появление еще больше подстегнуло его любопытство. На Нанге был ишьянг, длинное до пят, облегающее платье, по бокам с разрезом, на нем пестрый сиданг, принятая в ее стране женская шаль. Он открыл дверь и предложил ей присесть.

Пока Седрик поблизости мылся и менял одежду, Нанга осматривала его постройку. Необработанные деревянные стены придавали комнате немного уюта, к стенке были прислонены раскладушки, частью перегородки с соседней комнатой был закопченный камин. На маленькой книжной полке стоял магнитофон и пара свечей. Она обратила внимание на два фото в рамке, которые висели на противоположной стене. На одной был изображен мужчина. Это был отец Седрика. На другой фотографии было изображение Луны. На нем было отчетливо видно облако пыли, которое было сфотографировано после катастрофы «Дарвина» многими обсерваториями.

Рядом зажужжала электробритва. Это жужжание напомнило ей о ее гостиничном номере в Праге, когда в соседнем номере один из гостей брился. Это все уже было далеко позади нее, и она была рада, что ей не приходилось видеть профессора Шагана несколько дней. Его обидные слова были все еще живы в ней. А сейчас у него было даже больше поводов, упрекнуть ее желание попутешествовать или потребность в смене обстановки, потому что Нанга поехала туда без ведома старика. Повод для этого дал тот самый Фрезер Джанелл. У молодого человека появились сомнения после заседания Высшего космического агентства. Первоначально он хотел поговорить об этом с Шаганом. Он поднял вопрос, не целесообразно ли ознакомить некоторых из родственников погибших на «Дарвине» с тезисом Шагана. Это была в принципе необсуждаемая идея, профессор Шаган никогда не пошел бы на это, но Джанелл назвал несколько имен, у которых была хорошая репутация в мире науки. Во время этого разговора прозвучало также имя Седрика Стюарта. Джанелл знал Стюарта по Центру Подготовки, и он знал, что тот прошел там тест и был дружен с Александром Вулько.

Нанге затем пришла в голову мысль, перенять инициативу Джанелла. При этом большую роль играло ее желание, больше не видеть перед собой больного профессора, с которым она больше не словом обмолвилась после того спора. Она могла бы также вернуться на Маник Майя, но там она осталась бы наедине с Дамаром Вуланом, и это показалось ей еще более некомфортным. Доктор Борос, которому она рассказала о своем намерении, отговаривал ее. Он даже предупредил ее, что разглашение этого тезиса общественности может привести к скандалу. Но Нанга хотела уехать прочь от Шагана, и со своим планом она связывала отчасти и надежду, что этот путь может быть все-таки приведет к успеху. Она поехала в центр подготовки, откуда Седрик уехал уже восемь дней назад, назло, несмотря на все предупреждения доктора Бороса. У Вулько она узнала адрес Седрика. Нанга полетела в Тампере[6]6
  город в Финляндии, расположенный в юго-западной части страны на озере Нясиярви.


[Закрыть], поехала дальше на автобусе и, наконец, добралась до северного берега озера Нясиярви, от которого до домика ее перевез рыбак на моторной лодке.

Седрик вошел. Он надел пеструю рубашку и светлые шорты.

– Я поставил воду – что Вы предпочитаете, чай или кофе?

– Чай. – сказала она

Седрик поспешил на кухню и вернулся обратно через две минуты с чаем и сахаром.

– Вы упомянули имя профессора Шагана. Это тот самый профессор, который однажды вынес на суд общественности ту спорную теорию о планете, которая якобы существовала между орбитами Марса и Юпитера?

– Да, это тот профессор. Он руководит Маник Майя.

Седрик сервировал стол.

– Что это значит, Маник Майя?

– Это вообще-то название стихотворения, – объяснила Нанга. – Это еще из языка Киви, древнего литературного языка Явы. Автор этого стихотворения неизвестен, но его содержание затрагивает космогонические процессы. Должно быть это и подвигло строителей обсерватории назвать ее Маник Майя.

– И Вы приехали прямо с Суматры в эту глушь?

Нанга не решалась. Ее взгляд упал на две фотографии. Он заметил это и объяснил: «Это мой отец, а снимок рядом Вам, наверняка, знаком – могила «Чарльза Дарвина»…

– По этому поводу я приехала к Вам.

Седрик запнулся.

– По какому поводу?

– Чтобы поговорить с Вами о «Дарвине».

– Ах, так, – расстроено сказал он, – я должен был сразу подумать об этом. Что-то вроде интервью. Вы, по всей видимости, хотите написать статью. Но я не могу сказать Вам более того, что уже было опубликовано.

– Я не хочу писать об этом. Я хочу поговорить с Вами о судьбе «Дарвина».

Он удивленно смотрел на то, как она вынула из своей дорожной сумки машинописную рукопись. Она протянула ее ему.

– Пожалуйста, прочтите это, здесь больше того, что я могу сказать Вам.

Он прочел первые предложения и остановился.

– Что это значит? – непонимающе спросил он, – описание катастрофы?

– Прочтите, – попросила Нанга, – это новое толкование событий. Профессор Шаган предположил этот тезис. Он был предметом долгих, безрезультатных дебатов в Высшем космическом агентстве.

Седрик прочел, и его ошеломление переросло в замешательство. Чай стал холодным, казалось, что он вдруг снова погрузился в гробовую тишину «Фок 2». Прошло немало времени, пока он осознал и понял все прочитанное. Он растерянно посмотрел на Нангу.

– Это всего лишь тезис, – повторила Нанга, – так могло произойти. Пожалуйста, не судите сейчас, руководствуясь чувствами…

А по чему судите Вы? – спросил он. – Вы сказали, дебаты о нем прошли безрезультатно. Значит отклонили? Но Вы и профессор Шаган еще верите в него. Он прислал Вас…

– Нет, – прервала его Нанга, – Профессор Шаган ничего не знает об этой поездке – кроме того, он больной лежит в кровати. Я приехала из собственного интереса – пожалуйста, не спрашивайте меня, почему. До нынешнего момента соображения Шагана наталкивались на отклонение. И это совсем не удивительно, все таки прошло десять месяцев.

– Десять месяцев, – повторил Седрик. – Сейчас я могу оценивать не только с точки зрения разума, это Вы поймете, Нанга. Если профессор Шаган прав – тогда они еще может быть живы. Вы понимаете, что значит для меня эта мысль? И если бы хотя бы часть этого было правдой…

Он походил в разные стороны и, наконец, остановился перед с ней.

– Вы даже не знаете, что Вы натворили…

Пораженно, она ответила: «Я не хотела ничего натворить. Седрик, возможно я поступила опрометчиво. Это было с моей стороны больше…»

Она не договорила мысль до конца, потому что иначе ей пришлось бы сказать: Это было с моей стороны больше чувственный порыв дело трезвого рассудка, побег от возвращения, от ворчливого старика и от Маник Майя.

Он сел рядом с ней. В нем проснулась туманная надежда. Миссия Нанги была бы теперь завершена, но он настоятельно попросил ее остаться. Седрик хотел поехать с ней и с Анне в Центр подготовки. Александр Вулько, руководитель этого учреждения был другом его отца. Седрик надеялся на его поддержку. Ему казалось само собой разумеющимся, что Вулько тоже встанет на сторону Шагана. Нанга было легко уговорить. Что она сейчас забыла в Праге возле больничной кушетки? А полететь обратно на Маник Майя, остаться в этом оазисе наедине с Дамаром, тоже было бы ей некомфортно. Она дала согласие сопроводить Седрика в Центр подготовки.

Седрик не мог отделаться от этой темы; чем больше он занимал себя этим, тем более оптимистичным он становился. В полдень она оставила его одного, прогулялась и позагорала на лодочном причале. Чистая, холодная вода завлекала в воду. Она сделала несколько заплывов.

Анне затянулась со своими покупками. Уже давно стемнело, но они напрасно высматривали в темноте парус. Они сидели в доме. Он хотел включить свет, но Нанга попросила его подождать с этим.

– Мне нравится это вечернее настроение, – мечтательно сказала она. – На Маник Майя заход солнца выглядит так, словно звезды упали с небес. В долине после этого темно, и лишь наши вершины еще погружены в свет.

– Словно звезды упали с небес, – повторил он. – В барокамере я смотрел на это по-другому. Звезды были сверху и снизу, передо мной и сзади меня. Но это был оптический эффект, иллюзия.

– А на самом деле? Вы же уже бывали в космосе.

– Да, я был там, наверху, на отдалении от Земли в половину ее диаметра. Там подо мной была Земля. Я видел моря и континенты и эти сумерки тоже, но на это смотришь с рассеянным вниманием.

Седрик вдруг захотел выговориться. Он рассказал о своем тесте, затем о своих ранних детских воспоминаниях на своей ирландской родине, о своем отце, который сперва был летчиком-испытателем.

– У него был маленький спортивный самолет. Я еще не совсем научился ходить, когда он уже засунул меня в свой самолет и показал мне мир сверху. Когда потом было создано Пражское космическое агентство, он был одним из первых, кто подал заявку на участие в программе подготовки космонавтов.

– А Ваша мама? Что сказала она?

– Ничего.

Нанга запнулась и замолчала. Немного погодя он спросил: «Вы когда-нибудь слышали имя Геолинен?

– Если Вы имеет в виду пианистку, тогда я ее знаю. У нас на Маник Майя есть много ее записей.

– Она – моя мать, – сказал он.

Стало темно. Нанга услышала, как он встал и принялся что-то искать на полке.

– Вы любите музыку?

– Да, – сказала она.

Седрик включил магнитофон. Когда в маленьком помещении заполнили прозвучали первые звуки сонаты C-мажор, она знала, что это его мать сидела за концертным роялем. Все это было для Нанги так неожиданно, и особое настроение доделала остальное, и она чувствовала себя словно во сне. Она попыталась представить себе мать Седрика, но должно быть она выглядела совсем по-другому, чем он. Эта музыка и эта немного жесткая романтика, казалось, совсем не подходили к нему. Когда прозвучали последние звуки, он сказал: «Это единственная память, которую оставила мне моя мать. Она постоянно была на гастролях, даже когда произошла катастрофа «Дарвина». Тогда она даже не прервала свое турне. Может быть сейчас Вы поймете, что значил для меня отец. Он всегда был со мной, и мы всегда понимали друг друга. Там, где Вы сейчас сидите, он часто сидел, читал или рассказывал о своих планах. Он бы с большой охотой полетел бы к звездам уже в этом столетии».

Она услышала, как он поставил на место магнитофон и снова присел. Нанга хотела что-то сказать, но все, что приходило ей на ум, казалось ей банальным. Немного погодя он сказал:

– Теперь Анне действительно следовало бы появиться.

– Может быть она заблудилась на воде?

– На лодочном причале есть свет, – ответил он и немного позже: «Постоянно говорят: противоположности сталкиваются; я думаю, это относится, пожалуй, только к физике. Люди с противоположными ощущениями в глубине души всегда останутся чужими. Отец и мать были еще очень молоды, когда они познакомились. Любовь с первого взгляда – какая глупость, когда один не может сочувствовать другому, и они всю жизнь хотят оставаться вместе.

В тишине послышалось шорох шагов. Оба знали, что вернулась Анне, но они не сдвинулись ни с места. Затем открылась дверь. Включился свет. Яркий свет нарушил настроение этого вечера и все ощущения, которые подняла из памяти их беседа.