Текст книги "Тихий Холм"
Автор книги: Георгий Старков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)
Так что же… умереть?
Новый поток патронов, разрывающихся над головой, не дал Хизер додумать. Казалось, всё вокруг полыхает и рушится. Лошадь на глазах теряла форму, от неё отвалилась голова, напоминающая швейцарский сыр. Хизер бессвязно кричала, заткнув уши пальцами. Но всё-таки она не настолько потеряла над собой контроль, чтобы попытаться убежать, обрекая себя на верную гибель. Пока что здесь она была в безопасности, но уже следующая партия пуль могла окончательно разнести в клочья дымящийся остов, некогда имевший форму животного, и нашпиговать её свинцом. А у неё не было даже пистолета. Нужно было что-то делать, и быстро.
Хизер сделала. Когда автомат замолк снова, она быстро вскочила на ноги, потратив на это неимоверные усилия: с одной стороны, мышцы застыли, как отлитый в форму цемент, и отказывались работать, а с другой – в голове испуганно щебетал чей-то детский голосок, слёзно призывающий её остаться на месте. Наплевав на оба обстоятельства, Хизер двинулась навстречу Алессе, неумело вставляющей новую обойму в ствол автомата. Она старалась бежать как можно быстрее – секундное промедление могло стоить ей жизни, но расстояние сокращалось издевательски медленно. Несколько раз Хизер показалось, что она опоздала и залитая кровью дрожащая рука победно возносит ствол. Противница силилась засунуть обойму в проём, но пальцы подводили её – чёрный брусок упрямо цеплялся за края дыры.
Она успела. Хизер подбежала к Алессе и первым делом схватилась за руку с оружием. Рука была влажной и мокрой, бумажная кожа расползалась под пальцами. Обойма выскользнула из рук и упала на пол.
Ага, так тебе!
Хизер попыталась поймать другую руку и полностью обездвижить противницу, но тут Алесса изловчилась, высвободила кисть с автоматом и со всей силы ударила её стальной рукояткой оружия о переносицу. Из глаз Хизер посыпались искры. Мир на секунду потускнел, и когда она снова начала видеть, Алесса размахивалась уже второй раз. Этот удар пришёлся по верхней губе. Хоть он и был слабее предыдущего, губа тотчас лопнула, брызнув кровью. В рот закапала солёная жидкость.
– Чёртова тварь, – прошипела Хизер сквозь разбитые губы, хватаясь за ствол автомата. Алесса слабела с каждой секундой; она уже не могла оказать ей заметного сопротивления, и вскоре оружие оказалось у Хизер. Автомат выглядел, как пластмассовые инвентари для «войнушки», которые продавались в детских магазинах – ни единой щёлки и выпуклости, даже по весу он не тянул на железо. Наверное, так наивно в своём воображении Алесса рисовала автоматы. Впрочем, сейчас это было неважно; важно было то, что на этой арене автомат работал, как его сородичи с поля боя. Увидев, что дело не ладится, разлагающаяся на ходу тварь, потерявшая уже всякую связь с обликом человека, испуганно отползла назад, подарив Хизер возможность нагнуться и просто взять лежащую у ног обойму.
– Ну теперь мы поговорим, – улыбнулась она и слизнула капли крови с окровавленной губы. Тварь остановилась, обернулась и посмотрела на неё. Кое-где из-под красной плоти вылезли острые концы костей. Она будто хотела что-то ей сказать, раззевая беззубый рот. Но Хизер не хотела ничего слышать. Она открыла огонь на поражение, с упоением наблюдая, как идеально треугольные патроны ввинчиваются в тело твари и взрывают её изнутри. Тварь уменьшалась, словно из неё выпускают воздух, и источала красный дымок. Отдачи у автомата не было. Хизер нажимала курок, пока в обойме не закончились патроны и вместо смертоносного огненного фейерверка из ствола не стали вырываться пустые щелчки. Но к тому времени тварь уже пропала окончательно.
Наверху зажглись огни – тускло и обыденно, как включаются фонари на улицах города. Жёлтый свет упал на искривленные стержни, осветил лошадей, игриво поднявших передние копыта. Хизер посмотрела по сторонам. Свет луны пробивался через поредевший туман и окрашивал листья деревьев в голубоватый металлический цвет. Парк вернулся вместе с остальным миром. Поединок закончился.
Хизер победила, но радоваться было нечему. Наоборот, ей стало плохо, плохо до тошноты, когда она осознала, что сделала. Всё время, начиная с торгового центра, она боролась с монстрами… и сейчас, хладнокровно изрешетив из автомата свою подругу по несчастью, она невольно задалась вопросом: а не стала ли она, сама того не замечая, одной из них?.. Почему вид крови больше не пугает её? Почему убийство не вызывает отвращения? Будто так оно и должно быть…
Но в руке у неё был не автомат. Хизер держала обычный пистолет – «Ремингтон» Дугласа, и внутри ствола остался только один патрон. Три из пяти она потратила точно. Но ещё один… Получается, она всё время орудовала пистолетом? И когда думала, что стреляет из автомата… это тоже был пистолет?
Хизер посмотрела на лошадь, ожидая увидеть вместо неё кусок оплавленной пластмассы. Животное спокойно стояло, будто ничего и не случилось. Правда, на шее таки зияла аккуратная чёрная дыра – туда попала пуля от пистолета.
Это невозможно было понять. И уж тем более – объяснить. Вполне могло быть, что объяснения не было вовсе. Хизер отдавала себе отчёт только в том, что могла умереть там, на несуществующей «обратной стороне», под обстрелом из несуществующего же автомата. Но как и почему такое возможно…
Одно хорошо, подумала она, убирая пистолет и стирая кровь с губ. Я одержала над ней победу. Не окончательную, но всё же… Надеюсь, Алесса и её монстры оставят меня в покое хотя бы на время.
Теперь Хизер хотела поскорее покинуть это гиблое место. И потом, она ведь направлялась в церковь у озера. Пока что неприятности у неё множатся, как снежный ком, а церкви по-прежнему не видать. Нужно торопиться, если она хочет застать там Клаудию.
Выход из карусели теперь был обрамлен каменной аркой, ведущей к деревянной двери на дальнем конце прохода. Хизер не стала думать, что означает эта метаморфоза -прошла через весь коридор и добралась до двери. Спёртый воздух действовал удручающе. За дверью была длинная многоступенчатая лестница, ведущая наверх. Кажется, это был уже даже не парк развлечений. Какой-то тайный ход, что ли, ведущий из парка в другое место. Хизер поднималась по лестнице, которая удлинялась и удлинялась. С каждым шагом всё больше хотелось спать. Может, сказалась усталость после тяжёлой битвы, может, что-то другое… Хизер слышала сквозь дремоту далёкую песнь какого-то большого хора, выводящую странный горловой мотив. Хор убаюкивал, заставляя веки слипаться. Каменные стены выгнулись дугой, теряя цвет и чёткость. Хизер почти спала, но продолжала тупо перебирать ногами, поднимаясь вверх. Когда ступеньки вдруг закончились и перед ней возникла толстая дубовая дверь, отделанная медью, она едва не расквасила об неё нос. Всё ещё продолжая погружаться в сон, девушка подняла голову и обвела дверь непонимающим взглядом. Матовое сияние меди… красивые узоры… какой-то крест…
Крест?
Хизер вздрогнула и проснулась по-настоящему. Она протёрла глаза, но крест не исчез, равно как почти неслышное пение хора далеко-далеко. Это не была игра воображения – это было на самом деле. Красивая дубовая дверь вела в церковь.
Глава 20
На лице Хизер появилась нервная вспыхивающая улыбка, когда дверь подалась назад под её ладонью и она увидела обширное светлое помещение. Скамейки стояли рядами, плотно прилегая, чтобы молящиеся чувствовали присутствие друг друга и сливались в едином экстазе. На стенах висели масляные картины, изображающие, судя по виду, какой-то религиозный миф. Художник очень старался – люди, нарисованные на холстах, выглядели совсем как живые, несмотря на зернистость масла. Хизер насчитала картин шесть штук. Они были выполнены в багрово-красных оттенках, задавая тон остальному интерьеру церкви.
У алтаря на том конце, прижав ладони к губам, стояла женщина и отрешённо бормотала под носом молитву. Это была Клаудия. Жрица была настолько сосредоточена на чтении молитвы, что не услышала скрип петель открываемой двери. Лишь когда Хизер сделала несколько шагов, она резко обернулась. Кажется, Клаудия меньше всего ждала такую гостью, и в первую секунду вид измазанной в крови девушки, торжественно запустившей руку в карман за пистолетом, сбил её с толку:
– Ты как сюда попала?!
Не дав Хизер ответить (впрочем, та и не собиралась), она щелкнула пальцами и кивнула сама себе:
– Я поняла. Это Винсент, да? Он направил тебя сюда. Когда он только прекратит вмешиваться?
Хизер не слушала её. Она чувствовала ликование оттого, что добралась до желанной цели. Женщина, которая убила её отца, была здесь. Настало время расплаты.
Клаудия с прищуром посмотрела на девушку, которая возилась с пистолетом, и задумчиво вывела:
– Хотя… теперь уже всё равно. Твоё появление только поможет.
– Шах и мат, – хрипло сказала Хизер, наставляя «Ремингтон» на Клаудию. Твоя песенка спета.
Женщина даже не посмотрела на грозный провал отверстия:
– Ещё нет. Час близок, но не настал.
Она опять сцепила ладони, и глаза её затуманились:
– Час, когда будут забыты все прошлые грехи. Время вечного Рая, о котором мы мечтали так долго… Бесконечное счастье после Суда и Искупления.
Хизер подумала, что она могла бы дёрнуть спусковой крючок, не выслушивая эту надоевшую проповедь. Но что-то её удерживало. Она не выпускала Клаудию из мушки, но и не нажимала на курок.
– О Алесса, – Клаудия посмотрела ей в глаза, гипнотизируя серым мечтательным блеском, – почему ты не радуешься? Мир, о котором ты так мечтала, почти здесь!
– Я не хочу этого.
Это сказала Хизер. И это же сказала Алесса, загнанная обратно в свой уголок. Хоть в этом их мнения совпадали.
Клаудия недовольно нахмурилась и впервые за всё время их общения обратилась к самой Хизер:
– Не ты. Алесса. Твоя истинная суть.
– Но я и есть Алесса, – ответила Хизер немного неуверенно. Да, Алесса была в ней… но вряд ли сейчас она способна была говорить. Она увидела, как просветлело лицо Клаудии, как сквозь поры бесстрастной маски проступила наивная детская радость. Похоже, женщина решила, что Хизер наконец-то пришла в себя.
Ну хорошо… раз она так думает, то не будем её разубеждать в этом. Что думаешь, Алесса? Слово тебе.
– Моя маленькая Клаудия… Сестричка…
– Алесса?! – Клаудия боялась даже шевельнуться; глаза горели восторгом. – Это ты?
Хизер перепугалась не на шутку. Не стоило давать волю сознанию Алессы ни на секунду. Как только она позволила ей выйти, поднявшаяся в голове волна чуть не захлестнула её саму. Хизер спешно собралась, не давая расползтись во все стороны мыслям, распухающим, как горячая пена. И что означали эти слова? «Сестричка»…
– Ты знаешь, как я по тебе скучала…
Клаудия сделала шаг от алтаря. Она хотела обнять её, но Хизер решительно сделала шаг назад:
– Мне не нужен новый мир. Всё хорошо и без него.
Клаудия замерла на полушаге; она не знала, с кем сейчас разговаривает, и не знала, что делать. Поколебавшись, она с горечью выдавила:
– Но ты сама говорила это – «мир должен быть очищен»…
– Я этого не хочу, – отрезала Хизер и с удивлением заметила, что давно забыла держать собеседницу на прицеле. Когда она осознала это, ей не сильно захотелось снова размахивать «Ремингтоном».
– Алесса, ты не хочешь счастья? – от потрясения Клаудия забыла даже о своей манере жестикулировать руками. – Ты стала слепа к страданиям этого мира? Ты не хочешь спасения, которое подарит нам Бог?!
– Нет, не хочу! – закричала Хизер, уже не пытаясь замаскироваться под Алессу. – Не хочу! Как ты не понимаешь? Страдание всегда сопутствует жизни, и тебе нужно научиться с этим… жить…
Она застонала, почувствовав, что в животе нечто снова пришло в движение, пиликая ржавой пилой. Боль возрастала, и с каждой секундой Хизер всё труднее было говорить:
– Если хочешь… живи сама в своём придуманном мире… но никто не давал тебе права рушить жизнь других…
В желудке образовался огненный комок, силящийся пролезть наверх, на свободу, разрывая горло. Хизер и рада была бы выплюнуть его, но комок застревал глубоко внизу, не втискиваясь в размеры горла. Разноцветная мозаика на алтаре начала пульсировать красным огнём. Падая на колени, Хизер выплюнула из последних сил:
– И я… никогда… не прощу тебе смерть отца, слышишь?
Клаудия грустно посмотрела на девушку, корчащуюся на полу:
– Я только хочу спасти человечество. А для этого есть только один путь. Рождение Бога.
– Никто… не просил тебя… самовлюблённая ведьма…
Хизер согнулась пополам и с остервенением давила на живот, чтобы расплющить, уничтожить то, что причиняло ей боль. Но боль не прекращалась, она становилась сильнее и распространялась по всему телу, заставляя вены звенеть от натуги и сворачиваться синими узлами. Сквозь непрекращающееся гудение проводов под зимней вьюгой она услышала голос Клаудии:
– Бог в тебе растёт. Ты ненавидишь меня, да?
Бог питался ненавистью. Хизер это знала. Клаудия того и хотела – чтобы она ненавидела её всё больше и больше, и зародыш Бога набирал силу, дабы вырваться из её чрева в этот мир. Хизер ничего не могла с собой поделать. Даже когда тело горело потрескивающим жадным огнём, она не могла забыть об отце и о луже крови на коврике под его ногами. Ненависть к убийце взрывалась новой порцией во имя рождения Бога.
– Будь… ты… прок… прокля…
Это был предел. Боль пошла на убыль, смялась в обугленный комок бумаги и разлетелась чёрным пеплом. Мозаика над головой, расцветшая невыносимо яркими красками, посерела и стала нечётким размытым прямоугольником. Теряя сознание, Хизер услышала, как Клаудия тихо сказала:
– Это хорошо.
Шаги удалялись. Хлопнула дверь. Клаудия ушла, оставив Хизер лежать у подножия лакированного церковного органа и плакать от бессильной злости. Она ушла в беспамятство, а когда пришла в себя, то увидела, что, кроме неё, в церкви никого нет.
Глава 21
На мозаике была женщина, слепленная из разноцветных кусочков стекла. Хизер смотрела на неё снизу вверх, и в голове навязчиво крутилась картина – как она, совсем маленькая и ничего не понимающая, стоит на коленях перед этим самым алтарём. Стоит не по своей воле – её заставляют поклоняться божеству, и в затылок упирается чьё-то тяжёлое дыхание. Она сосредоточенно шептала выученные наизусть слова молитвы, прося милости у Того, кто выше, но про себя мечтала о том, чтобы уйти из церкви, запереться в своей комнате и не слышать монотонной речи проповедника. Там, где её никто не побеспокоит…
Хизер была здесь раньше. Она помнила этот алтарь, который впитал в себя многие мольбы к невидимому Богу и так ничего и не ответил; закрывая глаза, она видела всё помещение, но во внутреннем взоре на скамьях сидели люди, склонившие головы, и тревожно звенел орган.
Конечно, с тех пор, как Далия Гиллеспи приволакивала на богослужение свою дочь, многое изменилось. Мозаика в те времена была не такой роскошной, и внутреннее убранство церкви оставляло желать лучшего. А сейчас всё сияло яркими красками, чистотой и благоговейным трепетом. За семнадцать вёсен культ Тихого Холма разыскал себе неплохого покровителя.
У алтаря лежала старая книга в изношенном переплёте. Хизер увидела знакомые круги на обложке. Три внутренних и два внешних. Нимб Солнца – вот как они называли его. Далия втолковывала Алессе чуть ли не каждый божий день – внутренние круги означают прошлое, настоящее и будущее, а внешние несут в себе божественную милость и воскрешение. Хизер сейчас не понимала смысл этого так же, как и Алесса тогда. Но всё же герб культа хорошо врезался в память девочки… Хизер вспомнила, с чего всё началось. С Нимба, намалёванного на зеркале туалета. Хизер тогда стёрла его, чувствуя подсознательную неприязнь, но это не помогло. Нимб можно было стереть, а тот ужас, что он принёс с собой – нельзя. Чёртов знак стал проводником Хизер в мир кошмаров и намеревался пробыть с ней до самого конца.
Дверь, за которую ушла Клаудия, давно звала её, но Хизер пока её не открывала. Игра входила в финальную стадию, ей требовалась хотя бы маленькая передышка перед тем, как окунуться с головой в то, что было уготовано. Может быть, если бы это была нормальная церковь, Хизер помолилась бы у алтаря, прося Бога дать ей сил. Но Бог этих мест вряд ли внял бы её мольбам. Поэтому Хизер вместо молитвы обратилась сама к себе:
– Ты сможешь, Хизер. Правда ведь? Что бы ни случилось, не время для того, чтобы отступать.
Постояла, подождала, может, откликнется один из внутренних голосов, которые были так многословны раньше. Но они все молчали, предоставляя слово ей самой. Хизер открыла дверь.
Невзрачный коридор, ведущий в заднее помещение церкви. Справа располагалась исповедальня. В ней горел свет, и Хизер увидела через газовую ткань окошка, как в кабинке кто-то сидит. Сгорбленная фигура не двигалась, но, задерживая на ней взгляд, можно было заметить, как голова покачивается вперёд-назад, а плечи дрожат в беззвучных рыданиях. Хизер постояла с минуту, ожидая какого-либо действия, но ничего не происходило. Человек продолжал сидеть, не говоря ни слова.
Кто это мог быть? Клаудия? Винсент? Или кто? Хизер на всякий случай взяла пистолет в руку и постучала в дверь исповедальни. Человек даже не повернул головы. Хизер постучала снова – на этот раз настойчивее, – и потянула за ручку. Дверь была заперта изнутри.
Зато кабинка священника по правую руку была открыта. Дверь едва касалась косяка, и из скважины торчал ключ.
Не заходи. Зачем тебе?..
Но Хизер вошла. Может быть, её обуяло природное любопытство. Может, она хотела поговорить. Но скорее всего, она в очередной раз оттягивала время, не желая двигаться дальше вглубь церкви.
В тесной донельзя комнатке горел уютный рассеянный свет. В небольшое окошко с полупрозрачным стеклом человек был виден лучше. Ясно доносились всхлипы и безутешные рыдания, тихие до неслышности. Они могли разорвать сердце любого, кто их слышал – столько в них было горя и терзающей изнутри боли. Хизер замерла, жалея о том, что вошла. Начала отступать назад, чтобы бесшумно выйти из кабинки, как человек за окошком вдруг поднял голову и запричитал сквозь слёзы. Женщина…
– Милосердный Господь… я пришла сюда просить прощения. Я знаю, что меня очень скоро казнят за то, что я сделала, и готова пойти на смерть с радостью и умиротворением. Но, пожалуйста, подари мне чуть-чуть Твоего вечного прощения…
Плач стал громче, он перебивал слова, отчаянно рвался сквозь их ряды, наполняя деревянную кабинку терпким ароматом страдания. Воздух словно накипал, мягко выталкивая Хизер наружу, но она оставалась на месте. И по-прежнему страшилась вобрать в грудь воздуха.
– Я хочу… так хочу видеть своё дитя у Твоих золотых врат. Смею ли я попросить Тебя о том, чтобы ты отправил меня не в ад, а в чистилище? Позволь мне… позволь искупить свои грехи там. Я буду гореть в огне искупления и буду счастлива, несмотря на боль…
Кто она? Хизер только слышала голос, неуверенный и дрожащий, и видела силуэт с худыми острыми плечами. Кажется, уже немолодая. Господи, что она сделала?
– Прости меня за мои деяния, – женщина начала плакать навзрыд; Хизер разбирала слова с огромным трудом. – Спаси душу моей бедной убитой дочери. И… прошу Тебя, позаботься о душе той девушки, чью жизнь я забрала…
Она пришла просить искупления. Просить у Бога, который питался людской ненавистью. Мог ли этот Бог дать ей то, что она хотела?
… о душе той девушки, чью жизнь я забрала…
Наверное, мог. Бог мог отнять у неё боль и страдания, обрекая на то самое «вечное счастье», о котором так любила рассуждать Клаудия. Но стало ли бы бедной женщине от этого лучше? Ей уже ничто не могло помочь…
– Господи, я падаю перед Тобой – Твоё дитя, трепещущее перед глазами смерти. Успокой мою замученную душу своим бесконечным милосердием…
И – с трепетом и напряжённым страхом, выговаривая по слогам:
– Пожалуйста… прости меня.
Всхлипы умолкли. Женщина в исповедальне ждала ответа, который должен был стать главным в её жизни. Ответа Бога, в которого она верила и которому она была предана даже сейчас, за несколько часов до смерти… казни.
Бог не мог ответить ей. В кабине священника еле дышала испуганная девушка с мечущейся в голове мыслью: «Что… делать?»
Сказать «я прощаю тебя» было легко. Всего три коротких слова из миллиона нужных и ненужных слов, выговоренных за семнадцать лет. Но Хизер не была уверена, что стоит их произносить. Она не имела права давать прощение от имени Господа. Так же, как не имела права промолчать и тем самым наложить на измученную женщину божью немилость.
Пауза затянулась. Тишина начинала звенеть, хлестала по разуму стальными прутьями.
– Я… – Хизер испугалась, не узнав собственный голос; но было уже поздно. – Я прощаю тебя…
И напряжение тут же спало, как сходит на нет напор потока воды, когда перед ним распахивают шлюзы плотины. Женщина расплакалась снова, теперь от облегчения и радости. Она исходила рыданиями, не пытаясь скрывать чувства, и что-то пытаясь сказать меж слёз. На сей раз Хизер не могла уловить смысл этих бормотаний. Но нет, одно слово она точно услышала, и это слово было: «Спасибо».
Теперь ей было нечего делать в этих стенах, пропахших застарелой древесиной и страданием. Женщина не собиралась выходить из кабины. Хизер с тяжестью в сердце покинула каморку, бросив последний взгляд на содрогающиеся поникшие плечи человека за окошком. Пусть никто не помешает горькому счастью той, кто получила своё спасение…
Я прощаю тебя.
С каждым шагом церковь менялась. Аккуратные обои на стенах сменялись сырыми лохмотьями неопределённого цвета, свисающими, как лоскутки содранной кожи; пол начинал размягчаться и пружинить, как желе. Хизер всё это очень не нравилось. Воздух нагревался, словно за стенами располагался небольшой крематорий – он просто пылал удушающим жаром; Хизер видела в щелях стен яркий и знойный, как летний закат, свет пламени. Скоро кончился паркет. Край багряного линолеума лежал на ржавых решетчатых пластинах, а в пяти шагах впереди темнела широкая дверь, заляпанная кровью. Слева, за тонкими, но частыми стальными прутьями, на больничной койке что-то краснело. Стараясь не смотреть туда, Хизер подошла к двери и открыла её.
И перед ней разверзлась бездна.
Она стояла на самом краю чёрного провала без дна и края, потрясенная, потерявшая способность говорить. Вдоль стены тянулась узкая полоска решетчатого пола – ровно такая, чтобы можно было идти, не боясь из-за неосторожного движения свалиться в пропасть. А за ней… за ней ничего не было. Хизер не знала, как такое могло быть; но оно было так. Под церковью Тихого Холма пряталась пропасть, доходящая до адских недр. Горячий, с запахом серы, воздух вырывался из пропасти и бил Хизер в лицо, в расширившиеся от удивления глаза. Бездна завораживала, заставляла забыть обо всём, таила в себе абсолютную истину, но не хотела им делиться. Хизер составило немалого труда разорвать чары тёмного молчания и посмотреть вдоль стены. Руки дрожали, к горлу подступала тошнота.
Я-то думала, меня уже ничто не удивит…
Дальше были двери. Много дубовых дверей, гордо висящих над пропастью и отделённых от неё только тонкой перегородкой из решетки. Решетка выглядела надёжной, и Хизер решила, что ничего страшного не будет, если она пройдётся по ней. Она двинулась к ближайшей двери, опираясь о стену. Перед глазами плясали крохотные звёздочки, улетающие за поле зрения, как только она пыталась сфокусировать на них взгляд. Нужно было смотреть куда угодно, только не вниз. Хизер, конечно же, туда и уставилась, чувствуя, как её основательно мутит от очередного общения с пустотой. Наконец она нашла выход, закрыв глаза и передвигаясь миллиметрами. Где-то на стыке веков она доковыляла до первой двери и схватилась за ручку. Дверь оказалась запертой.
Хизер не позволила захватить себя разгорающемуся разочарованию. Если не здесь, то дальше… и так, пока она не найдёт открытую дверь. Но, Господи, как неприятно было снова пускаться в бесконечное мышиное путешествие, чувствуя, как под ногами поскрипывает ржавчина, сползающая с прутьев, в ноздри бьёт кислый запах серы, волосы забиваются в глаза, а ты не можешь их откинуть, потому что боишься отлепить ладони от стены.
Вторая дверь. Тоже провал.
Это издевательство, подумала Хизер, покорно подползая к третьей двери. Она уже не надеялась, что ей повезёт, но дверь с легкостью ушла вовнутрь, едва девушка коснулась его. Через мгновение Хизер уже была внутри. Подпирала дверь спиной и остервенело убирала с лица намокшие волосы, которые щипали лоб. Только потом она начала изучать место, куда попала.
Тут было много книг, разложенных по полкам. Самих полок тоже хватало, причём некоторые этажерки упирались в потолок и ломились от груза знаний, возложенных на них. Хизер почему-то охватило любопытство, она выудила из полки первую попавшуюся книгу и открыла. Издание выглядело совсем новым – офсетная печать, мелованная бумага и чистенькие страницы, – но название вызвало у Хизер зубную боль. «ДРЕВНИЕ БОГИ ТИХОГО ХОЛМА: ИХ ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЭТИМОЛОГИЯ». Гадость. Она поспешила вернуть сокровище на место. Похоже, это была церковная библиотека, где верующие подпитывались знаниями в качестве дополнения к вере. Осмотревшись, Хизер только уверилась в этом. На полках лежали картонные коробки, украшенные Нимбами Солнца, и из них выглядывали переплёты новеньких книг, оформленных с иголочки. Все о местной религии… сколько там понаписано? У Хизер голова пошла кругом, когда она поняла, насколько глубоко стало влияние культа в городе. Раньше, во времена Алессы, они прятались по подвалам, чтобы не мозолить глаза добропорядочным горожанам. Но теперь… похоже, тут уже не осталось неверующих. Весь Тихий Холм напитался пагубным влиянием религии. Ну уж спасибо, Клаудия. Твоя заслуга.
На столе горел керосиновый светильник, будто сошедший с фильмов про старинную пору. Хизер он показался знакомым. На столе лежал лист бумаги и ручка рядом с ней, но на бумаге ничего не было не написано. В углу разложены по стопкам какие-то толстенные книги, каждая из которых вполне могла претендовать на звание энциклопедии. Керосин догорал; когда пламя сбивалось, тени на секунду начинали водить хоровод по почерневшим стенам.
Эта догорающая лампа. Эти неподъёмные книги. Хизер догадалась, отчего её беспокоит такое сильное чувство дежа-вю. Картина совпадала почти точь-в-точь с тем кабинетом, который она видела в Хилтоп-центре. Не хватало только хозяина…
За спиной тут же раздались размеренные шаги. Словно владелец прятался за этажерками и дожидался, когда Хизер посетит догадка. Человек ступал медленно, почти крадучись, но не пытался скрыть своё присутствие. Хизер не нужно было оглядываться, чтобы узнать, кто это. Осторожные, разведывающие, лисьи шажки выдавали своего обладателя с головой.
– Привет, Хизер.
Винсент держал в руках раскрытую книгу, выцветшую под действием времени. Книга разваливалась, и страницы спасало только то, что кто-то аккуратно заштопал их толстыми нитками и оклеил липкой лентой. Даже увидев девушку у своего стола, Винсент не опустил книгу – уставился на неё поверх очков, на стёклах которых отражались зелёные блики.
– Ты всегда вовремя, не так ли? – бесцветно спросила Хизер, не проявляя радости. Не было причин.
– Ты говоришь так, как будто я здесь нежеланный гость, – Винсент всё-таки убрал книгу, раздражённо захлопнув её. Хизер заметила, что на потрёпанной обложке едва различается Нимб Солнца, и едва не фыркнула. Винсент не заметил её порыва – стоял и любовался её присутствием у лампы, как художник, оценивающий своё новое творение. Хоть Хизер и разговаривала с этим человеком всего третий раз, но она почувствовала, как смертельно устала от него – от его манеры говорить недомолвками, от вечной недосказанности, щепетильности и сквозящего в каждом действии превосходства над ней.
– Кто ты такой? – спросила она без обиняков. Винсент с готовностью воззрился на неё, разыгрывая глубочайшее недоумение. – Что тебе надо?
– Ты всё ещё не поняла?
Наскоком взять крепость не удалось. Хизер устало прислонилась к столу:
– Единственное, что я поняла, это то, что ты на стороне Клаудии.
Винсент предупреждающе поднял руку:
– Я же говорил тебе, не ставь меня в один ряд с этой сумасшедшей.
– Всё равно, ты странный, – заявила Хизер и с удовлетворением увидела проскочившее под очками бешенство. Впрочем, Винсент быстро взял себя в руки, и ответ она получила в прежнем мягко-безразличном тоне:
– Нас с Клаудией объединяет то, что мы верим в одного и того же Бога. Но я не псих… в отличие от неё. Ты должна понимать разницу.
– Почему ты помогаешь мне? – Хизер с подозрением посмотрела на него. Из-за скошенного глаза создавалось неприятное впечатление, будто Винсент, разговаривая с ней, смотрит куда-то за её спину. – Может, это тоже часть вашего плана по возрождению Бога?
Винсент криво улыбнулся:
– Знаешь, Хизер, вполне обычная вещь для людей – прославлять одного Бога и при этом не забывать ссориться между собой.
– Бога… – Хизер усмехнулась, и Винсент тревожно поправил очки, сползшие вниз к носу. – А я считаю, правильнее будет называть его дьяволом.
– Как хочешь, – покорно кивнул Винсент. – Главное, чтобы ты уразумела: я на твоей стороне. Понимаешь? На твоей. Я тоже не хочу, чтобы родился Бог. Это будет…
Он остановился и растерянно посмотрел на полки с книгами, словно выискивая там нужное слово. Оно всё не находилось, и Винсенту пришлось сделать мучительное усилие, чтобы подобрать более-менее подходящее к случаю:
– … неудобно. Слишком непредсказуемо.
– Вот, значит, даже как, – протянула Хизер. Наконец-то Винсент сознался. Но даже сейчас – не до конца. Он не сказал, что боится рождения Бога – боится, что в Рае, который пророчит Клаудия, ему не будет места. Этим человеком двигал страх. Когда Хизер поняла это, вся загадочность и импозантность Винсента вдруг спала с него, как полупрозрачное покрывало, и она увидела перед собой тщедушное, напуганное, но не желающее в этом признаться существо. Хизер даже поморщилась от внезапного откровения:
– Я поняла. Ты хочешь использовать меня, чтобы я остановила Клаудию. Знаешь что?
Винсент молча покачал головой.
– Делай сам свою грязную работёнку, – Хизер выпрямилась, чтобы уйти. Суставы, успевшие затечь за короткое время, громко хрустнули.
– Мою грязную работу? – капризно возмутился Винсент и сделал шаг в сторону, загораживая ей путь. – Мою? Да ты заинтересована в этом прежде всех других!.. Ты ведь тоже ненавидишь её!
Хизер остановилась и вопросительно посмотрела на его разгорячённое лицо. А ты, бой? Под её ироничным взглядом Винсент вдруг засмутился, опустил взгляд на неубранный пол и невнятно пробормотал:
